Текст книги "Лейла. Шанс за шанс (СИ)"

Автор книги: Катерина Цвик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Видно было, что молодой офицер балагур и весельчак. Жалко было бы потерять такого клиента. Поэтому, оглянувшись и заметив, что Сэйра уже готова ответить отказом, ведь у нас и правда ничего, кроме сладостей, не было, я подпрыгнула на стульчике и быстро проговорила:

– Господин офицер! Вам как нашему первому клиенту я сделаю такой завтрак, о котором вы еще не слыхивали! Присаживайтесь. А Сэйра пока расскажет, какие напитки мы можем вам предложить.

Словив удивленный взгляд Сэйры, я, так же, как и ранее офицер, подмигнула ей и, спрыгнув со стула, побежала в кухню творить омлет с беконом, помидорами и свежим перцем. Слава Всевышнему, сейчас с овощами и фруктами проблем не было – осень на дворе. А ведь совсем скоро меню придется корректировать в соответствии с сезонностью!

Нехитрый с точки зрения любого современного человека завтрак здесь и правда оказался невиданной штукой. Яйца, конечно, готовили: и жарили, и варили. Но вот так – взбить с молоком и пожарить…

В общем, оставив немного Сэйре на пробу, я положила омлет на тарелку, украсила зеленью и, прихватив лаваш, отправилась в зал, где офицер уже, кривясь, потягивал кофе.

– Вот омлет. А кофей рекомендую попробовать с молоком, на первый раз вам должно больше понравиться. – произнесла я и метнулась за молоком.

Офицер съел все и явно не отказался бы от добавки. И я предложила ему попробовать что-нибудь из нашего основного ассортимента, и молодой человек самодовольно заявил, что перепробует все! Однако после штруделя, эклера и фирменного десерта «Лейма» передумал. Запил все компотом и сказал, с трудом вставая из-за стола:

– Спасибо, хозяюшки-ханан! Так меня еще никто не угощал, даже в столице.

После чего положил на стол целый золотой, что сильно превышало стоимость того, что он съел. Снова мне подмигнул и ушел, сыто вздыхая.

Перевести дух с этого момента нам уже не удалось – народ, наконец, пришел знакомиться…

К концу суматошного, полного работы и впечатлений дня, я могла сделать однозначный вывод: открытие удалось! «Лейму» приняли! Это было видно по довольным лицам и хорошим отзывам – завистливые взгляды и ядовитые реплики некоторых кумушек я отнесла к этой же категории. Я была не просто довольна – счастлива! Ведь у меня получилось! Несмотря ни на что – получилось! И все благодаря моим родным и близким. Все-таки мне очень повезло с ними!

Домой меня отец нес на руках. Сама я передвигаться уже просто не могла. Мама шла рядом, переваливаясь уточкой и держась обеими руками за поясницу. Было видно, что та ее беспокоит, так как временами по лицу пробегали гримасы боли. Слишком суматошным и тяжелым и для нее оказался этот день.

– Да, Лейла, навела ты шороху, – улыбаясь, признала она. Такого тут еще никто не пробовал и не видел. Ратмир, – обратилась она к отцу, – а ты видел, как округлялись глаза местных кумушек, когда они увидели, как ты говоришь, Лейла, у-ни-фор-му работников кофейни или полотенчики с вензелем кофейни? А как они удивлялись квадратным тарелочкам и прочим нововведениям! Не говоря уже о самих сладостях.

Говоря это, мама хихикала, забыв, как удивлялась и сопротивлялась всему этому сама. Сколько сил и терпения мне понадобилось, чтобы уговорить ее на все это! Ведь именно она помогала мне с пошивом формы и вышивкой логотипа.

Мы с отцом тоже улыбались и радовались, вспоминая каждый свое. Внезапно мама остановилась, ойкнула и с ужасом уставилась на нас с отцом.

– Ратмир, воды отошли… Я рожаю…

На отца в этот момент было жалко смотреть. Он элементарно растерялся и не знал, что делать: то ли бросать меня и хватать маму, то ли бежать в город за знахаркой, то ли тащить меня и дальше, то ли, то ли, то ли… На маму в этот момент тоже было жалко смотреть – она очень сильно испугалась. Врут, видимо, говоря, что второго рожать не страшно. Как видно – страшно и очень, а в этом мире так и вообще любые роды – это не только рождение ребенка, но и самой матери. Нет здесь нормальной медицины, нет!

Похоже, спасать положение придется мне. Последний месяц для мамы выдался суматошным, а последние дни нервными, поэтому роды начались на пару недель раньше, чем планировалось. Но это, насколько я знала, нормально. Сейчас главное – все правильно организовать.

– Отец, поставь меня уже на землю и помоги маме добраться до дома. Я побегу за знахаркой.

Непонятно, откуда у меня взялись силы, но припустила я со всех ног.

Дома знахарки не оказалось, ее муж сказал, что она еще утром уехала в соседнюю деревню и раз до сих пор не вернулась, сегодня ее ждать уже не стоит. В отчаянии я выбежала на улицу и топталась на месте, не зная, что делать дальше. Внезапно кто-то ухватил меня за плечо и развернул.

– Привет, хозяюшка! Ты что, здесь живешь? Только вот я тебя раньше не видел.

Оказалось, что ко мне обращается тот самый офицер, которого я накормила с утра омлетом.

– Нет, не живу. – Сдерживая слезы, проговорила я. – У меня мама рожает, а знахарка уехала. Уже и воды отошли!

– Нда-а… – Он почесал нос и медленно, явно раздумывая, произнес: – У нас есть полковой лекарь, только он вряд ли спец по родам – у нас некому рожать, – хмыкнул он. – Но такой лекарь явно лучше, чем никакого. Верно?

– Спасибо вам большое, господин офицер! – искренне ответила я. – Но это же роды! Кто здесь его в такой момент к женщине допустит! – в отчаянии воскликнула. Этот вопрос мы с мамой уже давно обсудили, и я точно узнала, что лекари могут лечить что угодно, кроме женских заболеваний, и не могут принимать роды. Эта привелегия полностью отдавалась на откуп необразованным знахаркам. Вот где логика?! Женщина вынашивает и рожает детей, то есть будущее, а о ней и позаботиться никто не желает. Традиции, так их рас так, те самые, о которые скорее шею свернешь.

– Это да… – все так же почесывая нос, согласился офицер, а потом как-то встрепенулся и спросил: – Но ведь у твоей матери есть подруги, которые смогут ей помочь, а лекаря мы возьмем на всякий случай… для совета.

– Спасибо, господин офицер! – воскликнула я. – Есть, есть у мамы подруга! Давайте, я сейчас за ней побегу, а вы идите за доктором и ведите его в дом купца Ратмира сына Харуфа, что за старыми городскими стенами в самом конце улицы. – А потом смутилась, что раскомандовалась офицером, и смущенно добавила: – Так быстрее будет.

– Хорошо, хозяюшка, – улыбнулся он краешком губ, – ждите, скоро будем.

На сердце немного полегчало, и я побежала к Эльмире – маминой подруги.

Имя Эльмира – самое популярное в Эльмирантии, что неудивительно, поэтому куда ни плюнь, точно попадешь в Эльмиру. Именно поэтому мамина подруга предпочитала, чтобы ее звали Мира. Раньше мама как-то мало с ней общалась, может, времени не было у обеих, а может, у Миры интереса не было, что по моим внутренним ощущениям ближе к истине. Но с тех пор, как мы переехали, и у меня прибавилось хлопот с кофейней, именно она стала маминой палочкой-выручалочкой. Я иногда даже диву давалась, насколько эта женщина вошла в нашу жизнь за последние полтора месяца. Без нее матери было бы гораздо тяжелей. И вот, кажется, нужно воспылать к девушке искренней благодарностью, только почему-то не получалось. Я и так крутила эту мысль в голове и сяк, но никак не могла обосновать причину такого своего отношения. Может, я ревновала? Не знаю.

Подбежав, наконец, к дому Миры, я остановилась, опершись на ворота, немного отдышалась, а потом закричала:

– Тетя Мира! Тетя Мира!

Войти в калитку я поостереглась – у нее во дворе в это время гуляла спущенная с цепи злющая собака Рэйка. И правильно сделала – за забором тут же раздался заливистый лай. Наконец, меня услышали и, обругав пса, спросили:

– Кто там пришел на ночь глядя?

Я узнала голос тети Миры.

– Тетя Мира, это я, Лейла! Мама рожает, а знахарка в деревню уехала…

Та сразу поняла, зачем я пришла:

– Подожди меня, я сейчас платок накину, и пойдем.

Мира – вдова и мать той самой вредной девятилетней Руниры, которая прозвала меня лягушкой. Живут они вместе с родителями погибшего, как когда-то у Малики, мужа. Девушка она видная, и я не удивлюсь, если какой-нибудь вдовец и к ней скоро присмотрится.

Она вышла быстро, Рунира хотела пойти за ней, но та не позволила. И слава Всевышнему! Мне сейчас не до глупых детских пререканий, которые непременно последовали бы. Я вспомнила еще об одном человеке, который мог бы сейчас помочь. И почему я не сообразила сразу? Видимо, от стресса, или потому что ассоциировала эту женщину не с мамой, а с кофейней.

– Тетя Мира, давайте еще зайдем за тетей Сэйрой?!

Она быстро и остро на меня глянула и строго сказала:

– Она сейчас, небось, убирает тот бедлам, что остался после сегодняшнего открытия. Да и зачем ее беспокоить? Сами справимся, незачем там столько народу.

И так она это уверенно сказала, что я даже была склонна согласиться, но, тряхнув головой, отмела нелепость этих слов:

– Мама рожает! Какая уборка?! Тем более нам по дороге. – И побежала вперед, оставляя Миру позади.

Сэйре ничего даже говорить не пришлось. Увидев запыхавшуюся и всполошенную меня, она сразу же обо всем догадалась.

– Малика?

– Ага.

– Вот как чувствовала, что ей совсем скоро срок придет, но надеялась, что все же не сегодня… – причитала она, вбегая в дом, чтобы предупредить мужа, что уйдет.

По дороге я быстро рассказала что и как произошло, не забыв упомянуть, что скоро к нам должен подойти и лекарь. Мира на это недовольно поморщилась:

– Я и сама справлюсь, нечего там делать мужчинам!

Я не стала ей говорить, что она не лекарь и даже не знахарка, чтобы так уверенно это заявлять, а лишь проговорила:

– Он не будет заходить в комнату к роженице, но сможет помочь советом.

– Вот и правильно, – поддержала Сэйра. – Пусть на всякий случай будет поблизости. Я до сих пор помню, как рожала Айлу. Тогда тоже знахарки поблизости не оказалось. Думала все, отжила свое, но Всевышний миловал. И если бы в тот момент за стеной сидел хоть завалящий лекарь, я бы не так сильно переживала.

На это девушка лишь фыркнула:

– Очень удивлюсь, если твой отец позволит постороннему мужчине даже войти в дом!

Я промолчала, но про себя подумала, что отец не так глуп, чтобы отказываться даже от такой медицинской помощи.

Так и произошло. Когда я рассказала ему о том, что на подходе полковой лекарь, он лишь благодарно кивнул и, не обращая внимания на возмущенное шипение Миры, провел женщин к маме. Меня внутрь не впустили – сказали, что еще слишком мала.

Что ж, не очень-то и хотелось. Вернее, хотелось, но было страшно, особенно когда мама стонала. В этот момент очень помог профессор, который взял меня за плечи и отвел в кухню, где уже сидели Малик и Кирим с Ромичем. Отец остался у двери спальни и расхаживал из стороны в сторону. Заставить его хоть немного успокоиться и присесть не смог даже проф.

В скором времени пришел офицер с лекарем, и я поняла, что совершенно не представляю, как представлять их отцу. Но они решили эту проблему сами: офицер назвался бароном Саргайлом Веренским, капитаном эльмирантийской армии, а лекарь – Хорвусом, сыном1010
  Человек не благородного происхождения может приставлять к своему имени слово «сын», но это обязательно только при официальном представлении. А вот благородный человек должен после имени указать место, чьим хозяином является: например, барон Саргайл Веренский – то есть барон Саргайл, управляющий Веренском. При приобретении других земель этот титул уже не меняется. Если же такой приставки нет, значит данный индивид – один из младших сыновей барона, находится на службе государству и собственного надела еще не имеет.


[Закрыть] Вуркаса. Их приход помог отцу немного успокоиться. Мужчины засели в зале, куда я принесла им чай, кофе и сладости, к которым притронулся разве что лекарь. Хотя у них профессия такая, если постоянно находиться в напряжении, то никаких сил ни моральных, ни физических не останется.

Прихлебывая чаек, он и попросил:

– Деточка, позови ко мне, пожалуйста, одну из женщин, что помогает твоей матери.

Я кивнула и тут же отправилась за Сэйрой. Звать Миру, с ее отношением к лекарям, не имело никакого смысла. Когда вошла, мама как раз отдыхала после очередной схватки, выглядела уставшей и перепуганной. Мира вытирала пот с ее лба.

– Тетя Сэйра, вас лекарь зовет. Он ждет в зале.

– Хорошо, пошли, – ответила та, освобождая пальцы из маминого захвата.

– Да-да, сейчас. Вы идите, а я немного с мамой побуду.

Я видела, что Мира хочет выставить меня за дверь, как, впрочем, и Сэйра, поэтому быстро подбежала к кровати и сама сжала мамины пальцы.

– Я не помешаю! Пожалуйста!

Женщины как по команде уставились на маму, но та, вопреки их ожиданиям, ответила согласием:

– Пусть останется. Когда Лейла рядом, мне спокойнее, – и слабо мне улыбнулась.

– Мамочка, все будет хорошо! – начала я свою жизнеутверждающую речь, когда Сэйра вышла из комнаты. Мира недовольно поджала губы.

В этот момент маму скрутила новая схватка. И я на автомате, как не раз видела в фильмах в родном земном двадцать первом-то веке, начала говорить:

– Дыши, мама, дыши! Сейчас все пройдет. – Как нужно дышать правильно, я себе представляла смутно, но старалась говорить уверенным голосом, стараясь вселить эту уверенность и в маму. – И тужься! Вот так, как будто хочешь сходить по большому. – Откуда эта мысль ко мне пришла, я уже и не помню, то ли знакомая рассказывала, как рожала, то ли где-то умудрилась вычитать. – И ноги, ноги в коленях сожми и расставь по шире. Вот! Ну чего ты так перепугалась, как будто Мамука и не ты родила?!

– Я. Только тогда я не знала, как это больно! И не так боялась последствий, – захныкала мама, у которой схватка уже закончилась.

– Ничего, немного помучаешься, и он вылезет на свет Божий, нечего бояться. Ты, главное, о себе подумай, чтобы не помереть ненароком. Сама знаешь, какие осложнения у женщин после родов бывают! Тогда-то и помирают чаще, чем во время родов, – невозмутимо толкнула речь Мира, а у меня аж в глазах потемнело от злости.

Так вот кто ей последние полтора месяца про эти самые последствия так усердно втолковывал! То-то я стала замечать, что у мамы в глазах все чаще стали появляться грусть и какая-то обреченность. Это ж на что она мою мать программирует?

Но возмутиться я не успела. Это за меня сделала Сэйра, вошедшая в комнату с ворохом пеленок и ножницами.

– Не говори глупостей, Мира! – строго сказала она, сверкнув глазами. – Иди лучше в кухню и принеси кипяченую воду!

Кипя от негодования, я обняла совсем павшую духом маму:

– Не слушай ее! У нас за стенкой настоящий лекарь сидит, он рассказывал, что в столице много раз принимал роды у женщин, и ни одна не умерла! – самозабвенно начала я сочинять. – Да-да! – видя в маминых глазах недоверие, смешанное с робкой надеждой, я поспешила сделать вброс новой информации. – Там нет таких сильных предубеждений против лекарей, и самые богатые дамы предпочитают рожать именно с ними, а не со знахарками! Так что не переживай! Все будет хорошо!

Эта речь немного приободрила маму, но ненадолго. Новая схватка и новый приступ боли вызвали слезы на ее глазах.

– Еще немного – и я возненавижу этого ребенка! Мне кажется, он специально меня мучает!

– Не говори глупостей! Ты представляешь, как моему братику сейчас самому там страшно и больно?! Он-то целых девять месяцев провел в тепле и уюте у мамы в животике, а теперь его лишили воздуха и выталкивают куда-то в холод и неизвестность!

Мама снова захныкала:

– Но почему же так больно?! В первый раз и то не так было!

На это я не знала, что ей ответить, поэтому просто положила руку на живот и почувствовала слабый ментальный отклик, полный страха.

– Мамочка, он чувствует тебя и ему тоже очень страшно. Подумай лучше, как ты его любишь, как оберегала все эти долгие девять месяцев! Подумай и пообещай себе и ему, что вы справитесь, что просто не можете не справиться, ведь вы вместе прошли такой долгий путь, чтобы сейчас сдаться!

Новая схватка, но уже совсем другой настрой.

– Ну же! Тужься! Давай!

Раздавшийся крик младенца, мамин плач облегчения и радостный возглас Сэйры «Мальчик!» слились для меня в один звук. А потом я поняла, что тоже плачу. Плачу от счастья, усталости и высвободившегося после пережитого страха облегчения. Это ведь я перед мамой старалась выглядеть уверенной, а на самом деле боялась за нее с малышом ничуть не меньше.

Сэйра обрезала и перевязала пуповину и положила новорожденного маме на грудь:

– Послед вышел полностью, так что осложнений быть не должно. Молодец, Малика, ты хорошо потрудилась, – ласково глядя на мать и дитя, проговорила Сэйра. – А теперь давай мы позаботимся о мальчугане…

После чего забрала малыша, обмыла теплой водичкой и запеленала. Потом также быстро женщины помыли и переодели маму, перестелили постель и уложили ее отдыхать.

– Отдыхай, Малика, ты заслужила. – Держа мальчика на руках, проговорила Сэйра. – Лейла, Мира, пойдемте! Дадим роженице отдохнуть.

Она вышла показать уснувшего малыша отцу. Я поцеловала маму и тоже пошла на выход, когда услышала:

– А я пока посижу рядом с Маликой. Первые сутки после родов самые опасные. Я прослежу, чтобы у нее не поднялась температура.

Мама на это лишь слабо, но благодарно улыбнулась Мире:

– Не нужно, Мира. Иди отдыхай, уже скоро рассвет, ты тоже устала.

Я же в этот момент для себя решила, что если она все же останется в комнате, то и я никуда отсюда не уйду. Но Мира, вопреки моим ожиданиям, с мамой согласилась и вслед за мной вышла из комнаты.

В доме, несмотря на поздний, хотя скорее, уже ранний час никто и не думал спать. После того как малыша определили в колыбельку, отец выставил на стол лучшее вино, женщины принесли закуски, и все принялись праздновать – в одном помещении, на чем настоял пьяный от счастья и совсем чуть-чуть от вина отец. Лишь маленький Мамук, скрутившись калачиком, заснул на диване. Глядя на него, я вдруг ощутила, как сильно устала. Веки налились свинцом и, присев с ним рядом, я также скрутилась калачиком и начала уплывать в сон. Где-то на периферии сознания слышались тосты и радостный смех. А потом кто-то с непривычным мужским запахом с примесью пороха поднял меня на руки, отнес в мою комнату и положил на кровать. Дальше я отключилась окончательно…

***

Лиза сидела на краешке парапета моста и смотрела на весенний паводок. Было жутко и немного тревожно, но наполняло какой-то мощью и даже радостью.

Внезапно ее кто-то окликнул.

– Девушка! А, девушка! А что вы там делаете? Поверьте, не случилось ничего такого, чего нельзя было бы поправить!

Лиза с удивлением обернулась и увидела щуплого молодого человека, который вышел из машины и с расширившимися от тревоги глазами смотрел на нее.

– С чего вы решили, что что-то произошло? – удивилась Лиза. – Я просто смотрю на воду.

– Да? – Молодой человек заметно удивился.

– Точно вам говорю, – улыбнулась она в ответ. – Буйство стихии в чистом виде. Сами посмотрите!

Она взмахнула рукой и показала на воду.

В этот момент она что-то увидела в воде.

– Не может быть… Смотрите, там человек! Ребенок! Да что же это такое? – Воскликнула девушка, не в силах оторвать взгляд от мелькавшей под мостом макушки, которая с угрожающей скоростью неслась вперед, то пропадая, то вновь появляясь над водой.

Молодой человек подошел поближе и, побледнев, сказал:

– А я плавать не умею.

– А я умею, но здесь же так высоко…

– Мама! Мамочка! – еле слышно донеслось снизу.

И тут все переменилось. Привычный сон, в котором я каждый раз видела последние минуты своей прошлой жизни, изменился. Я поняла, что сейчас снова в том моменте. Именно я теперешняя, а не та девушка Лиза, которой я была тогда. Только теперь я не на мосту, а в реке, которая несла меня с огромной скоростью куда-то прочь, в бездну. Единственное, что я могла в этот момент сделать, это прокричать «Мама, мамочка!»

С этими словами на устах я и проснулась. Сердце бешено колотилось, а губы беспрестанно повторяли:

– Мама… мамочка…

Не особо думая, что же я в этот самый момент делаю, я подхватилась с кровати и бросилась к той, о ком сейчас болело сердце – к маме.

В комнате, в которую я вбежала перепуганной птичкой, в свете послеобеденного солнца полулежала мама и, улыбалась, отпивала напиток, которой ей только что заботливо вручила Мира. Рядом в колыбельке посапывал малыш. Идеалистическая картина, призванная вызвать чувство умиления и спокойствия. Только почему-то у меня подобное чувство не проснулось. Возможно, виной всему был тот сон, который сегодня так разительно отличался от того, к которому я за эти годы уже так привыкла. Возможно, вызванное им же напряжение и отчаяние, однако, не осознавая себя до конца, я подбежала к кровати и, запрыгнув на нее, крепко обняла маму, стараясь притушить набежавшие на глаза слезы и то чувство непоправимости и одиночества, что охватило меня совсем недавно.

Стараясь не расплескать на меня жидкость, мама попросила Миру подержать кружку и погладила меня по голове.

– Ну что ты, Лейла? Что случилось? Тебя кто-то обидел?

Я уже хотела сказать, что нет, никто не обидел, и что это мое состояние просто от дурного сна, но в это мгновение Мира взяла меня за руку и сказала:

– Лейла, отпусти маму, ей неудобно, и нужно выпить укрепляющий настой.

Меня окатила ненависть, холодная и тщательно скрываемая.

Ненависть к Малике, которая умудрилась отхватить себе такого выгодного мужа. И пускай это выяснилось лишь сейчас, но кого это интересует? Я, такая красивая, умная и хитрая, не смогу найти здесь такого выгодного жениха. Их много, только кому нужна нищая вдова с ребенком?

Ненависть к этой малявке Лейле, которая возомнила себя непонятно кем и уже в пять лет заставила отца открыть ей собственный гостиный двор – эдакую песочницу, где она тешит свое эго и выдает чужое за свое. А как же иначе? Кто вообще может поверить в тот бред, что эта семейка так самозабвенное несет о ее талантах?

Ненависть к этому молокососу, который сумел-таки выбраться на свет, не убив при этом свою мать.

А ведь тогда все вышло бы просто замечательно!

Но больше всего меня снедала ненависть к Ратмиру. Потому что это именно из-за него мне приходится совершать то, что навсегда отвернет от меня лик Всевышнего. Но все это лишь слова! Слова, которые говорят все проповедники в храме. Сколько вокруг ходит воров и убийц? И что? Живут они уж точно получше меня, еще и уважаемыми людьми считаются! Так что отвернувшийся лик я как-нибудь переживу. Я хочу пожить богатой и красивой жизнью. Хочу красивые наряды из дорогих тканей, хочу заморские диковинки, хочу рабов, которые будут выполнять любую мою прихоть, хочу… хочу… хочу…

И для этого всего пару раз нужно дать выпить этой удачливой свиноматке Малике настой розовой ружанки с большой концентрацией левмы и хвеи – отличное средство для вызова внутренних кровотечений, да она просто истечет кровью! Мне о нем рассказала еще моя бабка, которая таким образом дважды устраивала свою личную жизнь. Ведь это так естественно: умереть после родов. Вроде бы родила, и все хорошо, но осложнения, осложнения…Знахарки не знают, как с этим справиться, а вдовец будет рад перепоручить заботу о ребенке хоть кому-нибудь! И так кстати подвернувшаяся подруга жены станет благословением небес! А после этого заставить его на себе жениться – дело времени…

Все это пролетело в моей голове так, будто это были мои мысли и желания. Горечь подступила к горлу, понадобилось несколько секунд, чтобы немного прийти в себя и осознать, что это не мои желания, не мои мысли и не мои устремления в жизни! Всевышний, что со мной только что произошло?!

Я подняла глаза на Миру и поняла, что только что повторилось то же самое, что происходило со мной во время приготовления того знаменательного ужина, когда профессор-таки признал мои таланты. Тогда, после того как я прикоснулась к Ромичу, меня унес водоворот чужих эмоций и воспоминаний. Но то были совсем другие чувства, и я не сразу поняла, что они были не моими. Да что там не сразу?! Только сейчас! Теперь же все встало на свои места. И я, наконец, смогла понять, почему, несмотря на все хорошее, что делала для нас эта женщина, я не могла относиться к ней так, как она вроде бы заслуживала. Неужели я и вправду чертов эмпат?

Немного прибитая этим осознанием и все еще мучимая отголосками той душевной грязи, что скопила в себе Мира, я не сразу осознала, что та прямо сейчас собралась убивать мою маму!

УБИВАТЬ. МОЮ. МАМУ!

Как ошпаренная, я подпрыгнула на кровати и завопила:

– Отец! Отец!

От моего крика все вздрогнули, малыш проснулся, а в комнату ворвались отец с Киримом. А я вдруг, поняла, что не знаю что сказать. Правду? А как я ее объясню? Как я объясню им всем, что знаю планы Миры и что она прямо сейчас собиралась сделать? С какого перепугу им всем верить маленькой девочке, которая ни с того ни с сего начинает обвинять лучшую подругу матери в страшных вещах? Я в отчаянии закусила губу и решила, что все равно скажу. И пусть думают что хотят, но эту гадину я больше к матери не подпущу.

– Отец… – наконец решилась я, – эта женщина пытается напоить маму отравой.

Отец, замерший в это время на середине комнаты и судорожно пытающийся понять откуда исходит опасность, уставился на меня в нескрываемом удивлении. Потом перевел взгляд на Миру.

Наверное, будь у нее больше опыта в этих делах, ей удалось бы быстрее взять себя в руки. Однако вспыхнувшую в ее глазах панику и мелькнувшую там же ненависть она скрыть не смогла. Вернее, смогла, но не сразу. И этого хватило, чтобы отец мне поверил… ненадолго. Потому что пару мгновений спустя эта интриганка сделала скорбное лицо и запричитала о том, как несправедливо ее обвинили в ужасном! И кто? Девочка, для которой она так старалась стать старшей наставницей! И в чем? В том, что она собиралась совершить страшное и неугодное Всевышнему дело! А ведь это всего лишь укрепляющий отвар! Слезы покатились из глаз Миры полноводным потоком. Она сделала несколько шагов, пытаясь покинуть комнату, и как бы ненароком споткнулась и разлила компрометирующую ее жидкость. Расплакалась с новой силой и, уже ни на кого не обращая внимания, кинулась вон из комнаты.

К моему немалому удивлению, Кирим ее не выпустил. Он схватил ее за руку уже у самых дверей и спокойно, но твердо проговорил:

– Госпожа Мира расстроена, ей нужно прийти в себя. Пойдемте, я отведу вас в комнату, где вы сможете это сделать.

После чего вытащил злополучную кружку из ее другой руки и очень аккуратно, но настойчиво повел женщину прочь. Из коридора послышались вопли пришедшей в себя Миры:

– Отпусти меня, презренный раб! Как ты смеешь прикасаться ко мне своими грязными руками?! Ратмир, что творится в этом доме?!

Вопли потихоньку стихли, в колыбельке, немного посопев, снова уснул малыш, а мы с отцом продолжали смотреть друг другу в глаза. Наконец, не выдержала Малика:

– Лейла, что только что произошло? Зачем ты обвинила Миру в таких страшных вещах? Никогда прежде я не замечала за тобой такой жестокости. – растерянно проговорила мама.

– Малика, постой. Я думаю, сейчас Лейла нам все объяснит. – А потом он обратился ко мне: – Лейла, ты понимаешь, что выдвинула страшные обвинения? И без должных доказательств это выглядит… отвратительно.

А я смотрела то на отца, то на мать и не знала, что им ответить. Что бы я сейчас им ни рассказала, все будет выглядеть неправдоподобно и даже дико.

В этот момент в комнату в компании только что проснувшегося лекаря вошел Кирим:

– Господин, я подумал, что лекарю стоит осмотреть госпожу и, возможно, кружку с остатками отвара.

Немного подумав, отец благодарно кивнул старому слуге и обратился к лекарю:

– Хорвус-аха, не могли бы вы осмотреть мою жену и кружку, что держит в руках мой раб? Возможно, вы сможете определить, какой настой в ней был.

– Да, конечно, Ратмир-аха, – с поклоном ответил тот и без лишних вопросов подошел к маме. Лекарь отодвинул ей нижнее веко, пощупал пульс, положил руку на лоб, определяя температуру, и немного поспрашивал о самочувствии. – Малика-ханан отлично справилась со своей тяжелой задачей, и сейчас ей нужен лишь отдых. Никаких проблем, способных вызвать ухудшение ее состояния, я пока не вижу. А с чего, собственно, вышел такой переполох? Я слышал, кричала Мира-ханан…

– Я обязательно отвечу на ваш вопрос, но не могли бы вы определить, что здесь было? – отец протянул ему взятую у Кирима кружку.

– А! Так вот откуда запах, который я уловил, когда прошел в комнату…

– Да, Хорвус-аха, совсем недавно здесь пролили это снадобье, – отец указал на лужу, которую еще не успели убрать.

– Поня-я-ятно… – задумчиво протянул лекарь. – Давненько я не слышал такого насыщенного запаха этой травки. Видите ли, это по сути совершенно безобидный ингредиент, но если используется в очень малых долях, так как имеет несколько очень неприятных свойств, если заваривать ее в большом количестве.

Отец нетрепливо перебил:

– Каких же?!

Лекарь нахмурился и, немного пожевав губу, ответил:

– Видите ли, я не могу разглашать подобные сведения, так как они могут принести потенциальный вред в будущем… Да и сама эта травка встречается так редко, что, специально не задаваясь целью, заварить ее в больших количествах практически невозможно… – развел он руками.

– И тем не менее совсем недавно отвар из этой, как вы выразились, безобидной травки был предложен моей жене в качестве укрепляющего средства! – явно скрывая обуревающие его чувства, возразил отец.

Лекарь снова задумался, вертя в руках злополучную кружку:

– У меня есть два варианта: первый – просто произошла ужасная ошибка из-за незнания свойств этой травки, ведь в малых дозах она и правда используется в общеукрепляющих отварах; и второй… – он немного помялся, но все же произнес, – вашей жене целенаправленно хотели причинить вред. – И тут же затараторил: – Но я слабо в это верю, так как подобные свойства трав изучаются в специализированных лекарских институтах! И даже знахаркам подобные сведения никогда не передаются. Разве что кто-то случайно узнает…

– Я вас понял, – оборвал его отец. – Но все же хочу знать о том, что только что угрожало моей жене.

Лекарь вновь ненадолго задумался и решительно тряхнул головой:

– Хорошо, но я расскажу об этом только вам, и вы пообещаете, что эти сведения больше никуда не уйдут и не будут использованы вами в личных целях.

Отец кивнул и сделал жест, приглашающий лекаря перейти для разговора в другое место. Я же осталась с недоумевающей мамой наедине. Что ей сказать? Как объяснить свои действия? Я не представляла.

– Лейла? – тихо, но требовательно позвала мама. – Объясни – что только что произошло?

Мне оставалось только тяжело вздохнуть и ответить так, чтобы минимизировать вред от своих объяснений:

– Понимаешь, мне приснился сон, что ты в опасности. Я не понимала, откуда она исходит, но с каждой минутой тревога становилась все сильнее. – я запнулась, понимая, что ступаю на очень тонкий лед. – А потом пришло понимание, что мне нужно тебя спасти! Спасти немедленно, прямо сейчас! И тогда в моей голове отчетливо прозвучало «Проснись». И я проснулась и тут же побежала к тебе. Здесь, рядом с тобой, показалось, что все мои страхи – это лишь дурной сон. Но когда Мира взяла меня за руку и попросила от тебя отойти точно так же, как во сне, внутри меня прозвучал голос, и пришло понимание: «Эта женщина хочет отравить мою мать». – Я провела раскрытыми ладонями вдоль лица и сомкнула их под подбородком1111
  Данный жест – аналог того, как христиане крестятся.


[Закрыть]. – И я не могла смолчать! Никак не могла! Понимаешь?