Текст книги "Ягодное лето"
Автор книги: Катажина Михаляк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Габриэла! – раздался суровый и твердый голос Стефании, какого Габрыся в жизни у нее не слышала, и заставил девушку поднять на опекуншу заплаканные глаза. – Я знала людей – хороших, порядочных людей, которые убивали. Одного из таких людей я любила и вышла за него замуж. Что тебе говорило твое сердце, когда ты узнала и полюбила своего Павла?
– Что он как раз такой хороший, порядочный человек, – прошептала Габриэла, опуская голову. – И он, не колеблясь, спас мне жизнь.
– Именно. И получается, что у тебя есть слова – пусть даже и его собственной матери – против твоих ощущений и его поступков. Не ставь на нем крест – и на себе не ставь, пока не узнаешь ВСЕЙ правды. Пока не выслушаешь того, что скажет в свою защиту сам Павел. Ведь это мог быть несчастный случай, доченька. Не списывай человека со счетов так легко.
Габриэла, не мигая, смотрела на Стефанию глазами, полными слез.
– Я тебя люблю, тетечка, – произнесла она тихонько, а потом снова свернулась в клубок, голову положив на колени тети, и заснула, вся заплаканная, но все же немножко утешенная.
К сожалению, узнать правду от Павла ей не удавалось, потому что он исчез. Ни завтра, ни послезавтра, ни потом он на работе не появлялся. Добровольская позвонила Марте, сказала, что ее сын заболел и что он увольняется. Мобильный телефон Павла сообщал, что абонент временно недоступен, не говоря при этом, когда это «временно» закончится и абонент снова окажется в доступе. Габриэла угрозами и шантажом вытянула из Марты его домашний адрес, но квартира оказалась пуста. И девушка не могла понять – увезла ли его силком Добровольская или он сам прячется, сбежал, потому что правда вышла наружу. И эта неуверенность, неизвестность была хуже всего.
Габриэла больше не была счастливой.
Однако у нее оставалась любимая работа и люди, которые ее любили и которых любила она.
И Павел был жив, а значит – существовала вероятность, что рано или поздно они все-таки смогут встретиться.
Так что нет, все было не так уж плохо.
Утешая себя таким образом, она шла по зоопарку – была пятница, день ее волонтерства, которым она в последнее время слегка пренебрегала.
Она дошла до кабинета, по дороге здороваясь с работниками и посетителями, приняла два «подарка» – как обычно, это были красноухие черепашки, которых недалекие любители живности покупают у недобросовестных торговцев, а потом поражаются, что питомец не помещается в аквариум, и подкидывают их в зоопарк. И их нужно вскрывать, чтобы выяснить причины смерти. Приготовила витамины для птиц – их надо будет дать перед уходом.
И все. Теперь могла сидеть за столом с журналом в руках. На тот случай, если произойдет что-то непредвиденное и экстренное.
Санитар Войтек мыл кафельный пол в операционной, напевая довольно фальшиво «Я бабочка, бабочка я…». А Габрыся проглядывала «Гороскоп для тебя» – она питала необъяснимое пристрастие к газетным и журнальным гороскопам. Причем ведь она, конечно, понимала, что составляет их не какая-то мифическая ясновидящая Герменегильда, а вовсе даже пани редактор и что этой самой пани для их составления не нужны никакие хрустальные шары и астрологические таблицы, а нужна всего-навсего ее собственная бурная фантазия, которой у нее в избытке. И все равно – это понимание не мешало Габрысе, закусив губу, читать: «На этой неделе звезды будут благосклонны к тебе, может быть, даже сильнее, чем тебе хотелось бы. Удача в любви – познакомишься с соседом с третьего этажа! Следи за тратами, тебя ждут большие расходы (у тебя может выпасть пломба). Здоровье в порядке, можно вырезать аппендицит».
Погруженная в дебри гороскопа, она вздрогнула, когда раздался звонок телефона. Взяла трубку и услышала:
– Пани доктор, вы там?
– Там – это где? – резонно ответила вопросом на вопрос Габриэла.
– В кабинете.
– Ну так вы ведь, пан, звоните как раз в кабинет.
– А, точно. Это Славек из охраны звонит. Тут один такой… в платье.
– Ксендз, может быть?
– Нет. Принц.
– Принц?! В платье?!
– Заграничный принц. Арабский.
До Габрыси дошло.
Ну, раз арабский – так он вполне может быть в платье и с такой круглой штукой на голове.
– Как экспонат? – улыбнулась она.
– Не-е. Он сокола принес.
Габриэла захихикала. Этот симпатичный охранник ее, наверно, разыгрывает…
– Пан Славек, что-то мне кажется, что вы вчера многовато слушали «Эй, эй, эй, соколы….».
– Да что вы, пани доктор! При чем тут песни! Тут и правда принц с охраной. И с соколом. Потому что он заболел. Вы посмотрите его птичку?
– Не буду я смотреть никакую птичку!
– Этого сокола, то есть.
Габриэла ответила не сразу. Не могла ответить – она от смеха сползала с кресла, вытирая слезы.
– По-по-посмотрю, – выдавила она наконец.
– Хорошо. У него охрана, у этого принца, четверо с автоматами.
– Тоже в платьях?
– Тоже. Так что вы уж, пани, не пугайтесь.
– Окей, – ответила она, вытирая мокрые от слез глаза. – Я уж их встречу хлебом и солью.
Славек из охраны отсоединился.
Габриэла еще с минуту смотрела на трубку в руке: да уж, у парня специфическое чувство юмора… потом она крикнула Войтеку:
– К нам идут четверо гостей с автоматами. Смотри, не пугайся.
– Отлично. Я тогда приготовлю пулемет.
– Но без приказа не стрелять!
– Есть, пани доктор!
И в этот момент, когда они расхохотались оба, дверь кабинета вдруг распахнулась и стукнулась об стену. Габриэла вскочила на здоровую ногу, глядя на влетающих в комнату громил в масках. Их было как раз четверо. У каждого автомат размером с Габриэлу. Они безмолвно осмотрели помещение, заглянули во владения Войтека, и только после этого, держа обоих обомлевших хозяев в поле зрения, один из них что-то напевно произнес.
В помещение медленно и важно вплыл пятый посетитель.
Габриэла заморгала и незаметно, но довольно чувствительно ущипнула себя за руку, но мужчина в белом платье и черной чалме на голове не исчез. Глаза его были спрятаны за темными солнечными очками, хотя погода сегодня была далеко не солнечная. Стволы автоматов опустились вниз, но бдели.
Этот последний остановился перед девушкой, стянул очки и доброжелательно улыбнулся, обнажив ряд снежно-белых зубов, цвет которых сильно контрастировал с оливковой кожей.
Итак, перед ней стоял двойник Осамы бен Ладена.
– Хэлло, – поздоровался он.
– Хэлло, – ответила она испуганно.
– Меня зовут Асмид аль Хайев. Я принц Марокко, – сообщил пришелец по-английски.
– Вот как? – по-английски же ответила Габриэла.
– Да, леди.
Габриэла распахнула глаза, хотя за толстыми стеклами очков видно этого не было.
Да уж, работникам зоопарка сегодня пришлось потрудиться: ведь они нашли пятерых темнокожих мужчин, нарядили их в белые платья и вручили им пластиковые автоматы устрашающего вида. И все это чтобы ее напугать! Ну что же, вообще-то получилось довольно забавно. Надо придумать ответную месть. Такую, как тогда, когда они заперли ее в слоновнике, где от вони просто захватывает дух.
Она сладко улыбнулась «принцу Марокко», готовая подыграть. Интересно, какой сюрприз ждет ее в конце!
– Итак, что я могу сделать для вас, дорогой принц? – спросила она по-английски с максимальной учтивостью.
– Мой сокол.
Он порылся у себя в складках платья и вытащил откуда-то из его недр с печальным выражением лица что-то, завернутое в тряпочку, и протянул Габриэле. Улыбка сползла с лица Габрыси. Соколы обычно садятся на вытянутую руку хозяина и редко позволяют завернуть себя в полотенце. Этот, однако, – вот ведь чудо! – позволил.
Потому что был мертвый.
Девушка вздернула брови.
Так.
Белые балахоны, эта штука на голове и пластиковые автоматы – это все, положим, достать не так трудно. Но вот чучело сокола? Настоящего сокола с колечком на лапке?
Да уж, ребята действительно постарались на славу.
– Он умер, – сказала она по-английски, кивая головой и глядя на птицу.
– Я знаю, – ответил принц.
– Мне очень жаль.
– Спасибо.
Он по-прежнему держал мертвую птицу в руке перед глазами Габриэлы, потом положил ее на стол.
– И?..
– И?..
Неожиданно в разговор вмешался Войтек:
– Габриэла, скажи ему «Sleep in the room» («Спи в комнате»), – зашептал он.
Она автоматически повторила:
– Sleep in the room, – а потом спохватилась: – Зачем я это должна говорить?!
– Так это же означает по-английски «спи спокойно», разве нет?!
Санитар прикрыл кончиком полотенца чучело птицы и с поклоном произнес эту фразу, прежде чем Габриэла успела что-либо произнести:
– Sleep in the room.
– С ним?! – по-английски воскликнул гость, с изумлением и страхом глядя на полотенце.
– Нет, нет! – до Габриэлы наконец дошло, и она теперь с трудом сдерживала смех. Ей начинала нравиться эта шутка. Мужчина прекрасно вошел в роль.
Она положила ладони на сверток и торжественно и печально произнесла по-английски:
– Покойся с миром!
– О да, конечно… – с уст гостя слетел вздох облегчения.
Снова наступила тишина. Габриэла стояла, вежливо улыбаясь «принцу Марокко», Войтек с интересом разглядывал автомат ближайшего к нему громилы в белом платье, сокол был мертвый, принц чего-то ждал, а четверо его товарищей не спускали с девушки глаз и ожидали дальнейших приказов.
– Ну что ж, – Габриэла решила все-таки заканчивать с этим розыгрышем – он явно затянулся, – дашь мне пострелять?
Она протянула руку к ближайшему автомату. И…
В две секунды она оказалась обездвижена: руки ее были выкручены назад, лицом она лежала на столе.
Она искренне расхохоталась:
– Ну ладно, хватит, хватит! Чего вы хотите? Конфет на Хеллоуин? Но у меня только косточки от запора для медведей.
Ни один из пришедших не промолвил ни слова в ответ.
Войтек, который стоял около стены, а в живот ему упиралось дуло автомата, совсем не расположен был смеяться.
– Габриэла… они настоящие… – выдавил он из себя.
– Чего? Я не слышу – у меня лицо вдавлено в столешницу.
– Этот принц и эти автоматы… они настоящие… – произнес он погромче.
– Серьезно? И сокол тоже? – она с недоверием покосилась через плечо на птицу. – Ну хорошо, раз настоящие… Я буду послушная, обещаю!
Ее запястья освободили.
– Мой принс хотели знать, пошто умрет, – вдруг заявил один из тех, кто ее обезвредил.
Габриэла пожала плечами:
– Понятия не имею. Это он пусть посмотрит в хрустальном шаре.
– Пошто фалькон умрет.
– Фалькон? Так фалькон УЖЕ умер, – ответила она, распрямляясь и тряся руками.
– Да он хочет знать, от чего сдох этот птиц! – рявкнул Войтек, переводя нервный взгляд с одного автомата на другой.
– А-а-а… тогда добро пожаловать на вскрытие.
Габриэла хотела было уже пройти в соседнее помещение, но ее внимание привлек взгляд одного из охранников. Он смотрел прямо на ее газету, на раздел «Гороскоп для тебя».
– Я их люблю, – сказала она по-английски с чувством. – Да. И я девственница.
– Ноу, – простонали сразу пять мужских голосов.
– Да, именно!
– Ноу!
– Да! Я девственница!
– А я принц, – заявил по-английски один из охранников, выходя вперед и выкатывая грудь.
– Правда? Еще один принц?! – обрадовалась Габриэла.
– Ноу, один и единственный принц Марокко.
– Вау! Восхитительно! А кто следующий? – и она, не выдержав, все-таки расхохоталась в голос. – Вы просто молодцы, – она похлопала другого охранника по плечу, – и тексты у вас отличные. Ага, надо же по-английски! – и она перешла на английский. – Итак, вы единственный принц?
– Да, именно, – ответил он уверенно.
– И сейчас вы сделаете мне «хэнде хох» этим калашом, да?
– Что есть «хэнде хох» и «калач»? – удивился он довольно натурально.
– Ладно, неважно, – Габриэла махнула рукой, забирая птицу со стола.
Они пошли за ней все впятером, а если считать Войтека, то вшестером.
Последний подавал девушке какие-то тревожные знаки, но у Габриэлы запотели очки, и она не очень хорошо видела. Вскрыв сокола, она торжествующе вытащила из его желудка… кольцо. Золотой перстень с голубым переливающимся камнем.
И снова послышался вздох сразу пятерых мужчин.
Габриэла повертела в руках находку, чтобы как следует рассмотреть, как заправский ювелир.
Золотой или не золотой, а он был очень красивый.
Она протянула его первому принцу, но тот отшатнулся и указал на второго принца.
– Я всего-навсего охранник, – умоляюще проговорил он по-английски.
– А, точно. А вы – ведь вы принц один и единственный, – Габриэла обратилась на английском ко второму.
– О да. А вы, моя леди, вы… – голос у него упал.
– Даааа?
Вдруг «единственный принц» завернул останки сокола в полотенчико, склонился в поклоне и… поспешно вышел. За ним последовали и остальные. Габриэла осталась в пустой комнате с кольцом на ладони и довольно глупым выражением лица.
– Господи Иисусе, что это было? – она вопросительно взглянула на Войтека, но тот, такой же ошарашенный, только покачал головой.
– Они были настоящие, – только и смог он произнести.
– Настоящие? Правда, что ли? То есть все эти платья, автоматы и все это? И принц, и… кольцо?!
Он только кивал головой, а Габриэла бессильно опустилась на стул.
Но уже через пару секунд вскочила.
– Да ну, что ты! Это кто-то нам розыгрыш устроил!
– Вообще это совсем не похоже на розыгрыш, – Войтек выразительно указал глазами на переливающийся камень в перстне.
– Да стекляшка небось с рынка. После работы заскочу в ювелирку, оценю это чудо. Вот увидишь, что там меня на смех поднимут! Увидишь!
Ювелир оценил кольцо в двадцать тысяч долларов.
И при этом почему-то совсем не смеялся.
– И что мне с ним теперь делать, тетя? – Габриэла заняла свою излюбленную позу – головой на коленях у тети – и вертела в пальцах кольцо. – Может быть, он, этот принц, просто забыл его забрать вместе с соколом своим?
Стефания слушала, не произнося ни слова. Ей было абсолютно все равно, каким образом попал к Габриэле этот перстень и что она с ним сделает: отдаст обратно или оставит себе. Лишь бы вот так всегда гладить волосы своей любимой девочки, искрящиеся золотом в свете ночника.
– От ювелира я сразу отправилась в марокканское посольство, но там сказали, что принцев у них в Марокко полно и нужна какая-то более полная информация об этом моем, а я ведь ни имени, ни фамилии не запомнила. А когда начала описывать: такой в белом платье, с черным ободком на голове, в солнечных очках и с автоматом под мышкой – они начали смеяться… а потом, когда отсмеялись – и я их понимаю, сама бы с удовольствием посмеялась вместе с ними, если бы в ладони это вот чудо не держала, – так вот, когда отсмеялись, попросили меня оставить им свой номер телефона. Мол, позвонят, когда найдут «моего принца» – так они выразились, понимаешь, тетя?
– Я думаю, – начала тетя Стефания медленно, – что если бы этот человек хотел найти и вернуть себе кольцо – он бы это сделал. В зоопарке знают, где тебя искать. И мне не кажется, что он про кольцо просто забыл, забирая своего любимого сокола. Мне вот кажется, что это он так заплатил за вскрытие.
– Двадцать тысяч долларов?! За вскрытие?! В таком случае это самое дорогое вскрытие, которое я когда-либо делала, – Габриэла покачала головой. – С другой стороны – они там, в этом Марокко, спят на деньгах и купаются в золоте. Что для принца какой-то там перстенек! Так ты думаешь – я его могу оставить себе?
– Думаю, да. Ты ведь даже ходила в посольство. И ты его не украла, а это подарок – так его и воспринимай. Тем более он такой красивый… – тетя поднесла кольцо поближе к глазам. – Что это за камень? Сапфир?
Габриэла качнула головой:
– Голубой бриллиант. Очень-очень редкий. Поэтому это кольцо и стоит так дорого. И к тому же оно очень старое… Я его буду носить. На счастье, – решила она, впервые надевая кольцо на средний палец.
Размер подошел идеально – как будто кто-то купил это кольцо специально для Габрыси.
Она с удовольствием разглядывала свою руку, которая неожиданно, украшенная этим необычным кольцом, стала выглядеть крайне аристократично.
Стефания нежно обняла девушку.
– Завтра пойдем по магазинам. Купим тебе платье такого цвета, – предложила она.
Габриэла открыла было рот и начала говорить:
– Завтра же…
Но тут же закрыла рот обратно. Она до сих пор не рассказала тете об этом шоу в Большом зале, на которое ее пригласили.
– Ладно, – тут же поправилась она. Голубое платье и это кольцо на пальце должны придать ей смелости. Может быть, даже организаторы шоу, убедившись в том, что на самом деле она слишком красивая для них, исключат ее из числа участников.
Ничего подобного.
Габрысю вместе с четырьмя другими участницами сразу провели в гримерку, там переодели в бесформенное, неопределенного цвета платье, в котором она выглядела словно ведьма, которую ведут на костер. Волосы, которые она помыла с утра, собрали в такой тугой пучок, что у Габрыси глаза на лоб лезли в буквальном смысле этого слова, и красивый макияж стерли, и красивое ожерелье сняли. И только кольцо ей позволили оставить – после короткого, но упорного спора.
В двенадцать часов, в субботу, двенадцатого июня вся Польша приникла к своим телевизионным экранам, чтобы в первый, но не в последний раз увидеть участниц широко разрекламированного шоу «Чудовище и красавица». В этот вечер их должны были представить публике – только представить. Потом их отправят в клинику, где над их превращением будут работать специалисты по женской красоте.
Атмосфера вокруг программы была роскошная. К Дворцу культуры подъезжали лимузины ВИПов, которые по красной дорожке, сияя улыбками, проходили внутрь. Просто вручение «Оскаров», ни больше ни меньше! Шоу вели самые популярные ведущие, а сцена была украшена просто вопиюще роскошно – она тонула в золоте, пурпуре и редких цветах, являя собой иллюстрацию к сказкам Шахерезады. Оперная дива пела арии из «Кармен» и «Аиды», на снежно-белом коне проехался по сцене принц из сказки, который должен будет короновать победительницу в конце, потом зрителям в зале и у экранов телевизоров представили специально созданный для этого случая мюзикл «Гадкий утенок». А потом произошло то, чего все так ждали.
Пять избранниц.
Пять Чудовищ.
Девушки вышли на сцену.
Говоря откровенно, они вовсе не были такими уж чудовищами, как можно было представить себе по названию программы. Так думали все, пока на сцену не вышла, а вернее – не проковыляла Габриэла…
– О господи боже мой, это же Габрыся!
Стефания Счастливая аж подпрыгнула в кресле. Ее приятельницы, которых она пригласила на чашку чая, онемели, широко раскрытыми глазами уставясь в экран телевизора.
– Э-э-это Габрыся? – семидесятилетняя Ванда сокрушенно покачала головой. – Во что это она одета? В мусорный мешок?! Так одеться на такое шоу?! И почему она так выглядит? Она же на самом деле симпатичная девушка, а тут…
– Помолчи, Ванда, я тебя прошу, – Стефания могла только шептать. Она вытерла глаза, которые стремительно наполнялись слезами. – Моя маленькая девочка… я и подумать не могла, что она так сильно себя не любит…
– Анка, Анка, ты видела? – кричала Юлия, подруга Габриэлы еще со времен начальной школы, в телефонную трубку. – Так и я ж не знала ничего! Совсем! О господи – Габуля в телевизоре! Ее будут превращать в красавицу! Да не плачь ты, я тебе поплачу. Но почему же она мне даже не написала ни словечка?! Я ее убью, когда вернется!
– Вот черт, это же наша Габрыся! Наша Габрина в телевизоре! – Марта поднесла ладонь к губам. Сын ее с интересом уставился туда, куда показывала другая рука. – Вот же наивная, доверчивая дурочка – в этом сраном шоу! Они ей голову задурили, наврали с три короба… ох, бедная… Надо выпить…
«О боже, Габи! – охнул в душе Павел. – Моя Габрыся. В… чем? В шоу «Чудовище и красавица»? Но для меня ты ведь и так самая красивая. Ты даже не знаешь, какая же ты красивая, какая у тебя прекрасная душа. Во что же ты вляпалась, девочка?!»
Добровольская подскочила к журнальному столику, схватила пульт. Экран погас. Павел взглянул на телефон, из которого мать вытащила сим-карту, потом на нее саму. Впервые в голубых глазах сына плескалась настоящая ненависть.
– Подожди, подожди, давай досмотрим до конца, – полуголая девица выпуталась из объятий любовника. – Это что-то потрясающее! Смотри – из уродов будут делать красавиц, – шептала она, не отрывая глаз от экрана, словно загипнотизированная.
Оливер театрально вздохнул, склонил голову на плечо и, поскольку другого выхода не было, тоже уставился в телевизор. При виде пятой претендентки на титул он негромко присвистнул:
– Нет, нет, не может быть! Вот уж не думал, что пани адвокат на такое способна! Мало того, что она изуродовала себя почти до неузнаваемости, так еще и ноги себе поломала – и все только, чтобы попасть в это шоу?!
– Мать твою! – Малина опустилась на подлокотник кресла, не веря своим глазам. Потом встала на отказывающиеся слушаться ноги и подошла к телевизору ближе, кончиками пальцев дотрагиваясь до экрана. – Черт… не верю… – шептала она, смертельно побледнев. – Не может быть. Этого не может…
На экране как раз показывали крупным планом лицо пятой участницы шоу. И Малина узнала в ней… себя.
Конечно, она выглядела отвратительно – в этом бесформенном платье, с убранными в дурацкий тугой пучок на затылке волосами и в мерзких очках, которые Малина терпеть не могла еще с детского сада – ведь она тоже такие носила в детстве! Сейчас-то она предпочитала линзы, а иногда надевала дорогие очки в изысканной тонкой оправе, чтобы придать себе значительности. Одевалась она со вкусом, волосами ее занимался лучший парикмахер в столице, но… если бы она себя запустила – она бы вполне могла выглядеть именно так, как та, что стояла сейчас на сцене.
– Габриэла Счастливая, – прочитала она замерзшими губами подпись под изображением. – Ей двадцать восемь лет. И родилась она – вот черт! – двадцать пятого мая в Варшаве.
Все, все совпадало.
С экрана робко улыбалась Малине ее сестра-близнец.
Габрыся о том вечере помнила немного. Перед выходом на сцену она как следует выпила успокоительного и чувствовала себя буквально как мишка-коала на самой верхушке эвкалиптового дерева: ветер качает дерево, а она, вцепившись всеми четырьмя лапами в ствол, качается плавно вперед-назад, вперед-назад… Дааа, отличная у коал жизнь.
Кто-то выпихнул ее на сцену.
На сцене ее тоже качало – только теперь она была чайкой на морском корабле, который бросало по волнам. Жизнь чайки тоже неплоха: буль-буль, кач-кач… а откуда-то сзади музыка звучит.
Кто-то стянул ее со сцены и поставил в угол.
Теперь она ощущала себя матросом на мачте. То есть матросом на тонущем корабле. На самом кончике мачты корабля, который разлетелся на пятьдесят тысяч кусочков. Напрягая зрение, она пыталась найти равновесие, но у нее не получалось.
Нет, мишкой-коалой быть определенно лучше.
– Ну, девочка, – кто-то ткнул ее в плечо так сильно, что она свалилась со своего эвкалипта. – Твое здоровье! Что-то мне подсказывает, что ты выиграешь.
Габрыся вылезла из высокой австралийской травы, приняла из рук незнакомого пингвина бокал шампанского и залпом выпила, про себя слегка недоумевая, откуда в Австралии мог взяться пингвин. А потом ее совсем качнуло…
Телефон звонил не переставая.
Друзья и знакомые Габрыси все сочли своим долгом высказать свое мнение о ее безответственном поступке. Не все. Вообще-то возмущались ее поступком меньше половины звонивших. А вторая половина сыпала словами восхищения и восторга и удивлялась, как она отважилась на такое. Радовались и поражались, что она не только втайне от всех подала заявку в это шоу, но и что осмелилась выйти в этом кошмарном виде на сцену! И это на глазах миллионов зрителей! Более уродливой она быть не могла…
– Ты выиграешь, вот увидишь! – верещали полные хороших намерений ее поддержать голоса в трубке, и Габриэла зажмуривалась и стискивала зубы от безнадежного ужаса.
Ну вот, сделала из себя посмешище на всю Польшу.
Тете Стефании она все выплакала еще тогда, в вечер шоу, хотя, будучи на этот раз в стельку пьяным мишкой-коалой, должна была бы упасть без чувств в кровать и уснуть мертвецким сном. Но она чувствовала себя такой виноватой…
– Они забрали у меня то симпатичное голубое платье, что ты мне купила, – плакала она, – стерли макияж, волосы скрутили в этот пучок, от которого у меня глаза из орбит повылезали, очки запотели так, что я толком и не понимала, где я нахожусь. А потом еще сказали мне надеть этот гадкий ботинок, в котором я выгляжу как колченогая калека! И выпихнули на сцену.
Девушка совсем расклеилась.
– Габуся, – тетя обняла свою воспитанницу изо всех сил, – но, может быть, все это не такая уж плохая идея? Может быть, они и правда сделают из тебя…
Она умолкла на полуслове, смущенная тем, что хотела сказать. Но ведь она прекрасно знала всегда, что ее любимица, ее дочка страдает в шкуре уродца. Что она хотела бы бегать, как все, прыгать, как все, ну или хотя бы передвигаться без костылей.
– Я тебе скажу – на моих подруг ты произвела неизгладимое впечатление, – продолжила Стефания. – И мы будем тебя проталкивать изо всех сил. Тысячи смсок пошлем, когда будет голосование. Вот что.
– Правда? – Габриэла подняла на тетю глаза, полные слез.
«Ты такая красавица», – хотела сказать тетя, глядя в ее золотые глаза, но ответила только очень решительно:
– Правда, Габрыся. Это подарок судьбы. Для нас всех.
Габрыся почувствовала, как огромный тяжелый камень скатывается с ее души. Тетя не сердится на нее ни за то, что скрыла от нее все это, ни за голубое платье. А если Стефания на нее не сердится – можно жить дальше.
Вот если бы еще Павел позвонил…
– Нужно его найти! – горячилась Габриэла, идя по улицам Варшавы.
Вообще-то ей сейчас положено было быть в зоопарке, вычесывать страуса или кормить страдающего зубной болью тюленя рыбой, нафаршированной антибиотиками, но она решила прогулять.
Кто ищет пропавших? Детектив. Значит, ей надо сначала найти хорошего детектива.
Она зашла в интернет-кафе, залезла в Интернет – и через минуту у нее уже было несколько адресов. Один из них прямо вот совсем рядом, буквально в паре минут ходьбы, и поэтому через пять минут Габриэла уже деловито карабкалась на четвертый этаж семиэтажного дома.
Детектив Малейчук выглядел совершенно обычно. Жилистый, лысеющий мужчина в очках в роговой оправе на горбатом носу, указательный палец желтый от табака. И поразительная розовая рубашка, расстегнутая на шее. И еще толстая чешская золотая цепочка. Он моментально смешался бы с любой толпой, и Габриэла вряд ли узнала бы его при следующей встрече.
Нельзя сказать, что поразило Габриэлу больше: его вид в целом или эта рубашка, но факт в том, что, вместо того чтобы притвориться, что ошиблась, и на голубом глазу сказать что-нибудь типа «Ой, простите, я дверью ошиблась – мне на самом деле к бабушке, она этажом выше живет!» – она встала как вкопанная на пороге прокуренного помещения, вытаращив глаза на детектива.
– Какие у тебя проблемы, девочка? – поинтересовался тот.
Ну вот, еще и голосок детский, как у героя мультфильма!
– Мне нужно кое-кого нанять, – прошептала Габриэла.
В неожиданном приступе инстинкта самосохранения она сделала шаг назад – к двери. И тут дверь открылась и втолкнула Габрысю внутрь.
– Привет, Стасик, – услышала Габрыся знакомый голос. Повернулась и… замерла на месте. От изумления и непонимания.
Перед ней стояла… она сама. Точная копия.
Женщина в идеально скроенном голубом костюме, с волосами, уложенными рукой мастера, в элегантных фирменных очках, а прежде всего в изящных туфельках – и без костылей! Она встала в коридоре и уставилась на Габрысю с таким же выражением шока на лице, с каким Габрыся пялилась на нее.
– Я… я вас знаю, – наконец произнесла женщина слабым голосом. – Вы выступаете в этом новом шоу.
Габриэла подтвердила, пламенея от смущения. Женщина отвела глаза, обошла вокруг Габриэлы и уселась напротив детектива.
– Погоди, Малинка, – сказал тот, кого она назвала Стасиком. – Эта дама с каким-то делом пришла. Прошу, прошу, проходите, может быть, кофейку или чаю?
Габрыся поблагодарила, села рядом с незнакомкой. Она пыталась смотреть на детектива, но глаза против воли все время возвращались к ее двойнику.
«Значит, так я буду выглядеть после метаморфозы?!» – с восхищением думала она. В таком случае она не имеет ничего против! И против гладких, с безупречным маникюром рук – тоже ничего не имела. Правда, не очень представляла себе, как такими руками убирать навоз в конюшне, – но это не суть – уж как-нибудь.
– Слушаю вас, – детектив расположился в глубоком кресле, глядя на Габрысю с ожиданием.
– Значит, так, – она откашлялась, повернулась к нему, – у меня есть приятель, друг, примерно моего возраста, он находится под надзором и его опекун – его мать.
Малина взглянула на девушку с внезапным интересом. Взрослый мужчина – и под надзором? Это может быть интересно…
– В подростковом возрасте он убил брата, – тут Габриэла тяжело вздохнула, а у Малины заблестели глаза. – Потом он был в психбольнице, это мне его мать рассказала, и поэтому избежал колонии, но его признали недееспособным. И это продолжается до сих пор. Пару дней назад я потеряла с ним контакт. Телефон не отвечает, квартира пустая, на работу он не пришел. Я подозреваю, что за всем этим опять стоит его мать, потому что накануне она нас застала…
Габриэла замолчала.
– В интимной обстановке? – домыслил детектив.
– Нет. Мы квартиру красили.
У обоих – и у детектива, и у Малины – брови взлетели на лоб.
– Она его забрала с собой, и больше я Павла не видела.
Детектив некоторое время размышлял, потом достал блокнот.
– Мне нужно как можно больше информации: имя и фамилия пропавшего, адрес, номер телефона, портрет, а лучше фотография – все-все, что вам кажется нужным и важным и что может помочь в поисках. Может быть, у него где-нибудь родственники в Польше или друзья, о которых он как-нибудь упоминал?
Габриэла покачала головой. Ничего такого она не могла вспомнить – Павел никогда не говорил о родственниках и друзьях. Да он до недавнего времени вообще не говорил!
Это она тоже рассказала детективу.
– Я попытаюсь найти его историю болезни в архиве психиатрической больницы, – вмешалась вполголоса Малина, которая до этого молча слушала всю беседу. – Я, если вы позволите, пани, покопаюсь в прошлом этого мужчины, – обратилась она к Габриэле. – И да, простите, я забыла представиться: меня зовут Малина Богачка, я адвокат по трудным и безнадежным делам.
Она по-мужски пожала Габрысе руку, удержав ее ладонь в своей несколько дольше, чем принято при обычном приветствии.
«Моя сестра, – подумала Малина, глядя в скрытые за толстыми стеклами очков глаза девушки. – Моя сестра-близняшка…»
Габриэла улыбнулась, стараясь скрыть смущение.
– Простите, пани адвокат, но… мне, вероятно, не хватит денег и на детектива, и на адвоката.
– Пустяки, я могу поработать и на общественных началах, – Малина махнула рукой, а пан Стасик во второй раз за сегодня выпучил глаза и вздернул брови от крайнего изумления: он еще никогда не слышал, чтобы адвокат Богачка работала бесплатно!
