Текст книги "Земляничный год"

Автор книги: Катажина Михаляк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Видишь, видишь, ты, дурочка?! – зашипела Иза, как только фары джипа скрылись из глаз в октябрьском сумраке. – Могла бы заполучить такого классного Витольда. Но нет, надо было обязательно цепануть его за живое, хоть он и спас нас в этой пустыне. «Приезжайте на чай с цианистым калием – с женой!»

– Откуда я могла знать?! – взорвалась Эва, в голосе ее звучали стыд и горечь. – У него же на лбу не написано: «Я вдовец!» И с чего бы это я «могла бы его, такого классного, заполучить»?!Хватит меня вообще сватать! Мне твое сватовство вечно боком выходит! Ты, может, не знаешь, что в последний раз вышло?!

Иза тут же забыла о своей злости и с любопытством закивала:

– А что? Что вышло-то? Ты же молчишь как рыба, ничего не рассказываешь!

– А то вышло, что я оказалась в постели! С совершенно чужим мужиком! С мужиком, лица которого даже не помню!

– Но ведь помнишь, наверно… ну, то-се?

– Да не помню! И это совсем не смешно! Знаешь, сколько мне нервов стоило ожидание анализа на ВИЧ?!

– Ну да… Такие случайные встречи в этом смысле, конечно, опасны… – Иза понимающе покивала, и Эва вдруг почувствовала, что и у нее злость прошла. Ее подруга жила совсем в другом мире. Для нее проблемой был именно этот потенциальный ВИЧ, а не сам факт того, что кто-то переспал с незнакомцем. Потому что таких вот случайных связей на одну ночь у Изабеллы Мачек было множество.

Нет, она не была женщиной легкого поведения – просто любила жизнь и любила получать от нее удовольствие без ограничений и вздорных условностей. Условностей и принципов, которые имели, вероятно, смысл для восемнадцатилетней девушки, верящей в принца на белом коне, но никак не для женщины после тридцати, которая знает, что принцы уже поголовно облысели, а кони сдохли.

– Но знаешь, этот Витольд… вот он, наверное, не был бы случайной связью. Он производит впечатление такого… как сказать… порядочного мужчины. Он даме обязательно в трудной ситуации поможет. И уж обязательно представится полным именем и фамилией, прежде чем затянуть женщину в постель.

– Это утешает. Правда – очень утешает и радует, – буркнула Эва, сильнее сжимая руль.

Иза даже представить себе не могла, как понравился Эве этот мужчина, который скрылся за поворотом так же неожиданно, как и появился.

И хорошо, что скрылся.

С некоторым сожалением, смешанным с облегчением, Эва перевернула эту короткую страничку своей жизни.

– Ну как вам? – с замиранием сердца спросила Эва Каролину и Анджея, склонившихся над экраном компьютера.

Вердикта она ждала с дрожью.

Конечно, эта обложка никак не могла повлиять на успех или провал книги. Она, откровенно говоря, вообще имела достаточно мало значения – вон книги известных и признанных писателей разлетаются как горячие пирожки независимо от обложек. Но в данном случае – когда речь шла о литературном дебюте – все-таки обложка тоже была очень важна. Эва была в этом уверена на все двести процентов, поэтому на обложку «Ягодки» она потратила добрых два дня работы.

И вот она отдавала свое детище на суд самого сурового судьи на свете – суд автора повести.

– Она… она необыкновенная… просто изумительная! – выдохнула Каролина из самой глубины души. Она не хотела даже самой себе признаваться, насколько, оказывается, для нее это было важно. – Она… прелестная. И волшебная… Спасибо, Эвушка.

Она поцеловала Эву в щеку и… убежала. Чтобы поплакать в укромном месте от облегчения и радости. Потому что Эва в течение последних двух недель приносила эскизы признанных графиков и художников – и все эти эскизы совершенно не совпадали с тем, что представляла себе Каролина. То какая-то абстракция в стиле Пикассо, то какие-то загробные привидения, серые и бронзовые, то минималистичный черно-белый, вполне уместный, возможно, на произведениях авангарда, но совсем не подходящий для книги о любви, солнце и радующейся жизни девушке – Габрысе-Ягодке.

Потом пару дней Эва пыталась соорудить что-нибудь из фотографий с той фотосессии в Буковом Дворике – из фото Каролины с Бинго, вместе и по отдельности, в парке, в лесу, у пруда. Но все это было как-то… не то. Не было в этом того волшебства, которое сейчас Каролина увидела на экране компьютера.

– Эвка, ты умница, – прошептала Каролина. – Ты сама в это не веришь – но ты огромная умница и молодец. И я уже не только для себя – я уже для тебя хочу, чтобы эта книга имела успех. Потому что это ты – ее мать. И отец. И тетка. И соседка…

– Нет, женщина, не возражай, – твердил Анджей, везя Эву в сторону Вышкова. – Ты бледная и анемичная. Ты с этим проектом себя в гроб загонишь. Знаю, знаю! – предупредил он ее возражения. – Успех требует усилий – но не чрезмерных же! Ты же едва на ногах держишься! И что ты так долго сегодня делала в туалете? Желудок барахлит?

– Именно, – буркнула Эва. Эта забота Анджея начинала ее порядком доставать.

– Ну так это, наверное, медвежья болезнь. Но до презентации еще остается время.

Он сам заметно нервничал. И за Эву, и за Каролину. Обе его женщины вот-вот должны были выйти на новую ступень – в их жизни должен был начаться новый, очень важный период, отличительной чертой которого должна была стать книга, возглавляющая список бестселлеров. Его когдатошняя шутка: «Издашь для меня хит – домик будет твой!» – обернулась для них всех настоящим вызовом судьбе. Для него, Анджея, и для двух его девушек.

Сегодня, когда Эва отправила материалы в типографию, он поймал ее прямо в коридоре офиса, посадил в свой «порш» и погнал машину в сторону Урли, чтобы она наконец при свете дня могла посмотреть на свой отремонтированный дом и провела спокойную ночь, заснув безмятежным сном без тяжелых кошмаров о терминах, отзывах, обложках, списках шлягеров, о нем, Анджее, остановившем свой выбор на Каролине. Эва все выходные должна была думать только о своем доме, о саде (которого еще не было), о Ливце, лесе и своей меховой банде. И заниматься только этим.

– Понимаешь? – грозно спросил он, пока она медлила с ответом.

– Понимаю, – ответила она наконец.

– Дай мне слово, что не будешь думать ни о чем, связанном с издательством. Хотя бы эти дни!

– Мне что, мозг себе ампутировать?! – разозлилась Эва.

– Не-е-е, – он как-то особенным образом протянул это последнее «е-е-е». – Смотри-ка, а у тебя гость.

Гость?!

Эва аж подскочила на сиденье при виде знакомого, очень знакомого… джипа.

– Ох, проклятье… – шепнула она, в панике озираясь по сторонам. – Витольд…

– Мне стоит с ним познакомиться? – спокойно спросил Анджей, искоса поглядывая на взволнованную подругу.

– Он наш спаситель. Архитектор. Из Варшавы, – выдавила она с трудом и умоляюще взглянула на Анджея: – Ты ведь останешься на чай, да?

– Посмотрим, – ответил он коротко.

– Что ж, я оставляю Эвусю в добрых руках, – говорил он через минуту, не обращая внимания на отчаянную пантомиму упомянутой Эвы. – Вот так поневоле начнешь верить в судьбу, – улыбнулся он, с удовольствием пожимая протянутую руку Витольда, который оказался его давним, еще школьным, приятелем. – Сколько же лет мы не виделись? Двадцать? Ты когда сменил школу?

– В седьмом классе. Но тебя, зубрила, помню прекрасно! – Витольд, который внезапно превратился в хорошего старого знакомого и перестал быть подозрительным типом с большой дороги, от души похлопал бывшего одноклассника по плечу. – Это благодаря тебе я смог сдать математику с первого раза!

– Да-да, за тобой до сих пор должок, – хитро прищурился Анджей. – Как-нибудь я тебе его припомню.

– Очень надеюсь, что это не будет касаться Эвы? – Витольд опустил глаза.

– Нет, Эва у нас на выданье.

– Я тебе дам «на выданье!» – вмешалась возмущенная Эва. – Я уже как-то раз слышала такие слова. Ты меня уже как-то раз отдал в добрые руки! Может, хватит уже, а?!

Анджей внезапно посерьезнел.

– Насчет этих рук ты можешь не волноваться. Витек, возможно, был не очень силен в математике, но он как никто заботился о своей матери и сестрах, когда от них ушел отец. Сколько лет тебе было, братишка, когда ты стал главой семьи?

– Да ладно, – Витольд, смущенный, покачал головой. – Дела давно минувших дней… Девчонки давно выросли, они теперь счастливые жены и матери…

– А ты?.. – начал было Анджей и замолчал, потому что его дернули за рукав. – Ну хорошо, ребята, вы тут забавляйтесь копанием ямок, а мне надо возвращаться в Варшаву. Кому-то ведь надо работать, чтобы другие могли развлекаться. Как-нибудь встретимся, попьем пива?

– Не знаю насчет пива, но обязательно встретимся, – ответил Витольд с улыбкой и проводил растроганным взглядом отъезжающий автомобиль. – Совсем не изменился, – произнес он то ли Эве, то ли себе и повернулся к ней: – Покажешь мне свой дом?

Ноябрь

Это Витольд придумал название.

– Земляничный домик, – так он сказал, стоя на поляне, утыканной маленькими зелеными кустиками, которые весной сплошь усыпаны белыми цветочками с золотым солнышком внутри. – Ты счастливица – это действительно прекрасное, удивительно место, – добавил он, и я растаяла, как ванильное мороженое, потому что ничто меня так не радует, как комплимент в адрес моего обожаемого домика. – Вот тут отличное место для пруда, – продолжал он, глядя вокруг цепким взглядом профессионального художника, который видит все вокруг таким, каким оно должно быть и будет, а не таким, какое оно сейчас. Потому что сейчас все вокруг представляло собой довольно жалкое зрелище, тем более в этот промозглый, серый ноябрьский день.

С тех пор Витольд бывает у нас часто.

У нас – это у меня и моей мохнатой банды, которая полюбила его чуть ли не больше собственной хозяйки (но все-таки не больше!). Они всегда встречают его с радостью – особенно щенки. Хотя Тося тоже к нему благоволит.

Сегодня он возвращался из Вышкова, где делал проект для нового ресторана, и решил заехать ко мне, потому что от Вышкова до Урли рукой подать. Так он говорит.

Как по мне, так пятнадцать километров – это совсем не рукой подать.

Но что толку спорить с человеком, который за рулем.

Я вообще-то тоже за рулем… местами. Время от времени выезжаю на трассу по одному маршруту: дом – магазин и обратно. А в последнее время собираюсь с духом, чтобы поехать на ближайшую бензоколонку. А то Гучик опять встанет где-нибудь посреди поля, и тогда потребуется помощь еще одного Витольда, а мне одного хватит.

Он мне нравится.

Я имею в виду Витольда (не Гучика). Он такой… прямо воплощение спокойствия. Я думаю, если бы враг стоял у ворот, он бы предложил своим славным, очень мужским голосом: «Собирай орешки про запас. И начинай копать землянку».

Потом вручил бы мне лопату, а сам пошел бы сражаться за родину.

Вот не знаю, что бы он сделал в случае конца света, но знаю точно – это было бы так же логично и продуманно, как орехи и землянка.

Сегодня утром он мне был послан, наверное, небесами, потому что желудок мой совсем прохудился. Я еле на ногах стою из-за сегодняшних приступов рвоты. Меня эта книга в гроб вгонит…

Но книга была ни при чем.

По крайней мере, Анджей искренне надеялся на это, когда ехал вслед за каретой «скорой помощи», которая забрала Эву прямо из офиса.

Она уже с самого утра выглядела неважно: неестественно бледная, глаза покраснели, пошатывалась – он встретил ее у автомата с кофе. Через час она появилась в дверях его кабинета, попыталась что-то сказать – а в следующую секунду он уже ловил потерявшую сознание девушку и бережно укладывал ее на полу, попутно вызывая «скорую помощь».

В себя она начала приходить, когда у дома раздалось завывание сирены.

Врачи измерили Эве пульс, быстренько взяли кровь на экспресс-анализ и без дальнейших раздумий повезли ее в дежурную больницу.

Анджей сидел теперь у постели дремлющей под капельницей Эвы, прижимая у губам ее безжизненную, почти прозрачную ладонь.

«Что ты наделал, кретин! Что ты с ней сделал! – ругал он себя на чем свет стоит. – Уже давно надо было понять, проклятый эгоцентрик, что она себя работой уморит. Она уже несколько недель еле на ногах стоит, худая и без конца бегает к унитазу тошнить, хоть и уверяет всех, что все в порядке, что это просто стресс… А ты, конченый ты идиотина, вместо того чтобы…»

– Поздравляю! – вдруг нарушил ход его мыслей голос врача, который как раз вошел в комнату.

Анджей поднял голову, веки Эвы затрепетали.

– Поздравляю вас! Вы скоро станете отцом!

Обратно Анджей ехал на своем золотом «порше» на автомате. Где надо – тормозил, где надо – поворачивал, переключал скорости, пропускал фуры. Но все его внимание было приковано к съежившейся на пассажирском сиденье Эве.

Когда врач, принявший его за любящего мужа, объявил им эту новость радостным голосом, Анджей сначала остолбенел, а потом расхохотался. Но смех тут же замер у него на губах, потому что шепот Эвы:

– Нет, нет, этого не может быть, нет, нет… – превратился в отчаянный вопль.

Доктор выскочил из палаты как ошпаренный, а Анджей остался один на один с шокированной и впавшей в отчаяние девушкой. Совершенно растерявшись, он мог только молча обнимать ее. Пока она его не оттолкнула.

И вот она сидела в машине рядом с ним, на первый взгляд – совершенно спокойная. Только по щекам, не останавливаясь, текли слезы. И она даже не пыталась их вытирать.

– Эва… – начал Анджей и откашлялся, потому что голос отказывался повиноваться ему. – Это… – Он хотел спросить, не Витольд ли отец ребенка, но потом вспомнил, что Эва познакомилась с Витольдом каких-нибудь пару недель назад и, зная принципы, которых она придерживалась… хотя, видимо, не так давно она от этих своих принципов отступила.

– Эвусь… – снова попробовал он: он должен был задать этот вопрос. – Ты… тебя… обидели?

Она бросила на него короткий взгляд и покачала головой.

Анджей вздохнул с облегчением: он нашел и убил бы гада, который посмел дотронуться до его сестренки без ее согласия и обидеть ее.

– Это кто-то, кого я знаю? – продолжал он спрашивать, пытаясь вытащить ее из того состояния апатии, в котором она пребывала.

Но она только еще крепче обхватила себя за плечи и отвернулась к окну.

– Эвушка, – мягко напомнил он, – ты ведь мечтала о ребенке.

При этих его словах она буквально застонала – словно от физической боли.

Да! Мечтала! С детства, всю жизнь она мечтала стать мамой. Счастливой матерью – и счастливой женой. Она мечтала об этом! О теплом, уютном доме, о любящей семье, о муже, детях, собаке и коте. Мечтала, да! Пан К. ребенка не хотел – все говорил, что «еще рано». Ну да – для нее, Эвы, рано. А вот для молоденькой соседки – прямо в аккурат. А потом это «еще рано» превратилось в «уже поздно». И Эва осталась одна – без семьи, без дома и без желанного малыша.

Неужели ей грозит судьба ее матери?!

Одинокая женщина с дочерью на руках, которую «пригрел» вдовец с тремя детьми: кухарка, уборщица, иногда – любовница и всегда – прислуга за все…

И неужели тому комочку, маленькому, который сейчас зрел в ней, в ее утробе, предстояло так настрадаться в жизни, как ей самой?

Ну нет. Ну нет. Она не позволит этому случиться… она не сделает этого ни с собой, ни с ним…

– Слушай… – Это снова был Анджей. Да что ему надо? Почему он не может просто оставить ее в покое?! Проклятый, вонючий, эгоистичный самец – такой же, как все остальные! А он продолжал: – Мы что-нибудь придумаем. Ты только… пожалуйста… не делай ничего плохого… ничего, что нельзя было бы исправить… без моего ведома, ладно? Эва?

Без твоего ведома?!

Да кто ты такой есть, вообще-то говоря, чтобы я тебя слушалась и ставила в известность?! И где ты был, когда я водкой глушила боль и любовь к тебе, а?! Возвращайся к своей Каролине, а меня оставь в покое!

На самом деле она не сказала ни слова.

Они проехали поворот на Жадов, потом свернули к Урли.

Еще совсем чуть-чуть, пару минут – и она будет у себя, в своем милом домике, и там…

А дальше она не знала, что будет делать.

– Эва… если будет нужно… ты, пожалуйста, имей в виду… я готов дать этому ребенку свою фамилию. Я его признаю своим.

Она впервые за все это время прямо взглянула на него.

Он смотрел на дорогу, а на лице у него была написана такая решимость, которая очень не помешала бы сейчас ей самой.

– Только не делай ему… не делай ничего с собой. Ладно, Эвусь?

Эва вытерла глаза дрожащей ладонью.

– Ты что же, готов рискнуть любовью Каролины, беря на себя ответственность за мой грех?!

В ее голосе звучала горькая ирония, но и это было лучше, чем недавнее немое отчаяние.

– Ну какой такой грех-то, слушай! – нервно ответил он. – Мы же не в Средневековье все-таки живем, а в двадцать первом веке. Так ты этого боишься? Осуждения?

Эва снова уставилась в окно.

Про осуждение она пока не думала. Она вообще с того самого момента, как услышала радостный голос врача, могла думать только об одном: что скажет мама?! Как она перенесет это падение дочери? Как перенесет то, что дочь повторяет ее судьбу? Нет, не будет ни криков, ни долгих раздумий – мама скорей всего просто умрет от отчаяния, потому что именно этого она больше всего и боялась с момента рождения Эвы: что ее дочка проживет свою жизнь так, как она сама. Как подстилка у ног нелюбимого и нелюбящего мужчины.

Но…

Как Анджей заметил, сейчас все-таки двадцать первый век. Матери-одиночки существуют сегодня в обществе на тех же правах, как и счастливые замужние дамы. И несчастливые тоже. Справляются. Наверное…

– Ты же не одна, – Анджей схватил ее за плечо и силой повернул лицом к себе. Они стояли у дома. – Ты не утонешь. Не пойдешь на дно. Я не допущу этого. Я тебя люблю как родную сестру и буду заботиться о тебе как о сестре.

Она прикоснулась к его руке и пожала в знак молчаливой благодарности.

– Я справлюсь, – сказала она довольно уверенным голосом.

– Я знаю, Эва, – он улыбнулся с облегчением. – Ты со всем справляешься сама уже много лет. Иногда надо позволить другим позаботиться о тебе. Я, Каролина, твоя мама… Ты не одна – ты помнишь об этом? Тебе не придется в одиночку сражаться с целым миром. Просто скажи.

– Я не знаю, кто это был, – выдавила она из себя страшное признание. – Я пошла на вечеринку, напилась и очнулась в гостиничном номере уже… после. Я даже лица его не помню!

– Значит, все-таки это было насилие! – пробормотал Анджей, сжимая в бессильной ярости кулаки. Так использовать женщину, когда она находится в бессознательном, по сути, состоянии, – это не укладывалось у Анджея в голове! – Когда это было? – В голосе его теперь звучали бешенство и презрение, но, к чести его нужно заметить, презрение не к Эве, а к тому мерзавцу, который это сотворил.

– Неважно, – уклонилась она от ответа. – Важно, что…

– Но он же мог тебя чем-нибудь заразить! – он снова с трудом удержался от крика.

– Нет. Я про-проверилась, – прорыдала она. – Я знаю, знаю, я идиотка, безответственная идиотка, но… я действительно ничего не помню! – и она снова начала тихонько плакать.

– Ладно, оставим это, – Анджей уже говорил спокойно. – Теперь тебе нужно заботиться о себе. У тебя низкий уровень сахара в крови, а это может быть опасно и для тебя, и для ребенка. Нужны лекарства, хорошее питание, полноценный отдых, – он перечислял все это с той же интонацией, что и врач два часа назад. – Эвка, да ты меня слушаешь? – резко оборвал он сам себя, потому что она опять куда-то уплыла. – Ты можешь впасть в диабетическую кому, если не будешь выполнять все рекомендации! Я бы хотел, чтобы с тобой кто-нибудь жил здесь. Может быть…

– Я буду о себе заботиться, – теперь в ее голосе он услышал холод. – И ты не имеешь права никому об этом рассказывать. Никому! А особенно – своей сладкой Каролине, понял? Ты узнал об этом случайно («и слава богу, что узнал!» – подумал про себя Анджей), но не ты сообщишь эту чудную новость миру.

Ну вот – наконец она была самой собой!

– Я сама сделаю это, когда буду готова. А сейчас я куплю себе лекарства, сварю себе бульончик и буду холить и лелеять себя так, как ни одна самая заботливая нянька в мире не справилась бы. А подумаю обо всем этом потом…

– Ты можешь мне обещать?..

– Не буду я тебе ничего обещать! – упрямо ответила она.

Уже входя в калитку, она снова обернулась к нему.

– Спасибо, Анджей, – в ее голосе, однако, не было даже отзвука благодарности. – За твое предложение признать ребенка своим. Это было очень великодушно с твоей стороны.

Почему-то это прозвучало как пощечина.

Эва осталась одна. Наедине с невеселыми мыслями…

Итак, она беременна.

Да нет, не может этого быть! Как она могла?..

Неожиданно до нее дошли слова Анджея: «Ведь ты мечтала о ребенке. Ты справишься. Ты не одна!»

И она улыбнулась.

А еще это его дурацкое предложение.

Да какой нормальный мужчина хотел бы стать отцом чужого ребенка?! При этом, разумеется, не любя его мать?

Эва покачала головой.

Снова слабая, несмелая улыбка тронула ее губы.

А ведь это правда: она хотела малыша больше всего на свете, даже, наверное, больше, чем собственный дом. И теперь у нее и домик есть… и – под сердцем она носит ребенка…

Она прошла в свою комнату, где у окна стоял компьютер, залезла в интернет, нашла в поисковике страничку для беременных – и аж задохнулась от восторга.

Если верить информации, собранной на форуме, ее бусинка была сейчас уже ростом целых два миллиметра! Еще пару недель – и станет видно, как бьется крохотное сердечко!

– Маленький мой… – прошептала Эва, кладя руку туда, где, по ее представлениям, этот «маленький» находился. – Я тебя буду очень любить, обещаю. Мне только нужно немножко привыкнуть. И у тебя будет все, чего у меня не было. Нам нужно найти тебе папу. И как можно скорее!

Словно по заказу зазвонил мобильник. Эва потянулась за трубкой, взглянула на экран – и нахмурилась, видя, чье имя там высветилось.

Витольд.

Вот уж кого ей совсем не хотелось бы в это впутывать.

Он был слишком хорошим человеком, чтобы так его обманывать. Лучше пока просто прятаться от него, а потом… потом Эва представит ему своего жениха – отца ребенка.

И вот теперь ей нужна была Изка. Ее идеи и ее решительность в деле сватания подруги.

Первый раз в жизни Эва не будет сопротивляться этому сватовству.

В понедельник Эва пришла на работу как ни в чем не бывало. Может быть, только чуть более отдохнувшая, чем обычно (хотя утром она немало времени провела в обнимку с унитазом) и чуть более веселая.

На полный тревоги вопрос Анджея: «Как ты себя чувствуешь?!» – ответила, что замечательно, – и это была правда. Ну, не совсем правда – кое-чего до «замечательно» ей все-таки не хватало. Но от отчаяния не осталось и следа, что вызвало у ее шефа и друга в одном лице вздох глубочайшего облегчения.

Он звонил ей чуть не каждые два часа вчера и уже пару раз сегодня утром, но одно дело слышать уверения в том, что все хорошо, и совсем другое – увидеть это собственными глазами.

– Лекарства принимаешь?

– Принимаю, – ответила она.

– Уровень сахара контролируешь?

В ответ она показала ему исколотый палец.

– Между прочим, это больно!

– Ничего. Зато не впадешь в кому.

– А может, и зря. Может, я бы тогда проспала эту проклятую премьеру, из-за которой вообще спать перестала, – вздохнула Эва.

– А ты переставай не спать. «Ягодка» сегодня вышла в хиты продаж «Эмпика». За две недели до премьеры! – произнес Анджей, глядя в расширившиеся от удивления глаза подруги, глаза, которые сначала были полны недоверия, сомнения, а потом наполнились сумасшедшей радостью. Она бросилась ему на шею, и он ее крепко обнял. – Ты добилась, Эвка! Ты просто чудо, девочка моя…

– Не помешаю? – раздалось от двери.

Каролина стояла на пороге, не зная, что ей делать: войти или, может, захлопнуть за собой дверь и убежать в туалет, чтобы прямо тут, при всех, не расплакаться невзначай. Дружба дружбой, но все-таки Эва в объятиях Анджея – это было для нее как-то слишком.

Он, однако, спокойно подошел к Каролине и показал ей листок бумаги с результатами продаж «Эмпика». А вручив ей этот листок, стал с интересом наблюдать уже за выражением лица автора «Ягодки».

– Получилось?! – прошептала Каролина, не веря своим глазам.

Он кивнул и через мгновение крепко обнимал еще одну счастливицу, чья мечта воплотилась в жизнь.

– Пока еще ничего не известно, – поспешно предостерег он восторженных девушек. – Все еще может измениться. Но мои приятели в издательских кругах с самого утра звонят мне с более или менее завуалированными поздравлениями. Бестселлер «Эмпика» за две недели до премьеры – это просто небывалый успех. Ты станешь настоящей звездой! – Он засмеялся, приподнял Каролину и закружил в воздухе.

Она запищала, словно маленькая девочка, и высвободилась.

– Эва…

Но Эвы в помещении уже не было.

Она выскочила за дверь, когда Анджей обнял Каролину. А теперь злилась на себя и вытирала мокрые глаза.

– Какая же ты дура! У него есть Каролина, а у тебя есть Кроха. И это вполне справедливо. Ведь тебе надо привыкнуть и спокойно смотреть на то, как они обнимаются, милуются и целуются! Но… может быть, завтра. Да. А сегодня – сегодня нужно пойти к Анке из бухгалтерии и спросить, что можно сделать с твоими волосами, чтобы они все-таки стали похожи на прическу современной нормальной женщины, а не на нечесаные патлы Золушки перед превращением в тыкву.

Глядя на экран зазвонившего мобильника, она застонала:

– О нет! Витольд…

Он снова звонил. А она снова не брала трубку.

Просто она пока не знала, не представляла, как прекратить это знакомство. Какой найти повод, причем значимый и приличный повод, чтобы он исчез из ее жизни раз и навсегда. В простое: «Ты меня раздражаешь, мне с тобой скучно, отстань, не хочу тебя видеть!» – он не поверит. Да и правильно сделает.

Потому что на самом деле Эва очень хотела его видеть. Часто. Как можно чаще. Но…

Но и ничего.

– Не падай духом, – бормотала она самой себе, бредя по коридору. – Тебе нужно думать о ребенке. А сантименты все закончились…

– Эвка! А ну-ка стой! – услышала она вдруг голос Каролины.

И через секунду Каролина догнала ее.

– Господи, не делай так больше никогда! Зачем ты исчезаешь, когда я хочу тебя обнять, поцеловать и поблагодарить? Только потому, что меня обнимал и целовал Анджей, да? Тот самый Анджей, который буквально за секунду до этого точно так же целовал и обнимал тебя?! Или была другая причина? – Каролина стояла, тяжело дыша, опираясь на стену.

– Была. Хоть верь, хоть не верь, – ответила Эва мягко. – Я исчезла, потому что… потому что у меня сегодня свидание. И я должна сделать что-то с собой… конечно, до божества мне далеко, но мне нужно добиться хотя бы уровня одной из сестер Золушки.

Каролина посмотрела ей прямо в лицо, внимательно и слегка прищурившись, потом отвела упавшую прядь волос с ее лица и заложила за ухо, провела кончиком пальца по брови девушки и задумалась, все так же, не отрываясь, глядя на подругу, как слегка чокнутый ученый смотрит на объект своих экспериментов.

– А можно я? – спросила она наконец.

– Что ты? – испугалась Эва.

– У нас были курсы визажистов. Ну, знаешь, визаж, макияж, все такое. Если ты мне разрешишь, я бы над тобой поработала. Не на один раз, не на одно свидание – я бы вообще твой образ изменила по жизни. Мне еще раньше хотелось тебе это предложить, но я боялась, что ты обидишься… – Улыбкой Каролина пыталась смягчить щекотливость ситуации.

«Ну да, а сейчас я прямо радуюсь-радуюсь, – мрачно подумала Эва. – Одно дело – просто попросить подругу помочь, а совсем другое – когда тебе вслух и в глаза говорят, что ты никакая. Как-то все это подозрительно выглядит… Впрочем, глупости. Каролина предлагает это мне из жалости – уж кому-кому, а ей конкуренции с моей стороны ждать смешно. Ей-то зеркало не должно по утрам врать, чтобы убедить, что она «сегодня вполне себе ничего» – она и после бессонной ночи вполне может участвовать в конкурсе «Мисс Польша». Ну то есть могла бы, будь у нее свои волосы… Какая же ты подлая, Эва Злотовская! Стыдно! Так что давай-ка, попроси у нее мысленно прощения, потому что, слава богу, вслух ты, конечно, таких мерзких слов никогда не скажешь, и прими протянутую руку помощи!»

– А это не будет больно? – спросила Эва совершенно неожиданно.

– Что? – удивилась Каролина.

– Брови выщипывать – не больно?

Это было больно.

Поговорка «хочешь быть красивой – терпи!» приобрела теперь для Эвы новый смысл, потому что до этого момента никаких мазохистских наклонностей она в себе не чувствовала. А ведь выщипывание, то есть, пардон, «коррекция» бровей ни в какое сравнение не шла с восковой эпиляцией ног…

– Не-е-ет! – кричала Эва в полный голос. – О господи, больно-то как! Не дамся! Вторую не дам! Буду так и ходить – с одной волосатой ногой! – Она попробовала оттолкнуть Каролину, но та была непреклонна.

– Ты должна ощутить эту боль, чтобы потом насладиться результатом в полной мере! – уговаривала Каролина, накладывая горячий воск на другую ногу Эвы.

– Прекрати! Я не разрешаю! Все, что угодно – только не надо снимать кожу мне с ног! Я буду бриться станком! Или электробритвой! Каждое утро! Только – неееееет! Ох, черт его дери, да что ж так больно-то?! – причитала Эва, вытирая глаза.

– Не верю в твои обещания, – с улыбкой садиста ответила Каролина. – Бриться ты будешь раз в два-три дня максимум, а потом вообще бросишь и снова зарастешь, а я хочу тебя всегда видеть красивой. А если сейчас потерпишь – потом привыкнешь, и тебе понравится. А теперь – бикини… – внезапно сменила она тему.

– Что-о-о? – выпучила глаза Эва. – Ты же ведь не имеешь в виду…

– Ага, именно это я и имею в виду! Снимай трусы!

– Никогда! – взревела Эва не своим голосом и выскочила из туалета в чем была – неглиже. Каролина догнала ее уже в коридоре и силой утащила обратно.

– Я пошутила! Пошутила насчет бикини! Теперь давай займемся твоей кожей…

Через пару минут Эва блаженствовала.

Шоколадная масочка… тихая музыка… приглушенный свет… запах карамели… Никто никогда не окружал ее такой заботой и роскошью, как сейчас Каролина.

– Ты не будешь против, если мы изменим твой цвет волос? «Дикая слива» – слишком агрессивный цвет для твоего типа.

Это был следующий пункт программы.

– Да-а, она довольно агрессивно лезет мне на лицо.

Эва никак не могла до конца разобраться в том, какие эмоции вызывает у нее эта искренняя заинтересованность Каролины: благодарность или… чувство унижения?

– Я тебе немножко волосы подровняю как раз… – не дожидаясь ответа, Каролина потянулась за ножницами. Она трудилась довольно долго, в полном молчании, прикусив губу, потом наконец отложила инструмент в сторону, повернула Эву лицом к себе и пару секунд внимательно вглядывалась в ее лицо.

– Ну, – вздохнула она с облегчением. – Теперь ты выглядишь как человек! А теперь – красим, – скомандовала она и взяла в руки пузырек с краской и кусочки фольги. – Сделаем тебе осеннюю головку.

«Осеннюю головку? – сонно думала Эва, не сопротивляясь действиям Каролины. – А зачем мне эта «осенняя головка»? Для кого я вообще делаю этот новый «лук»? Ведь он все равно… Ох, да забудь ты о нем вообще! Тебе нужно найти отца для Малыша! Хоть бы и обманом и силой! О, снова кто-то звонит… Витольд…»