Текст книги "Дни знамений"

Автор книги: Катарина Керр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

Марха уже открыла рот, чтобы достойно ответить, но вовремя заметила знаки, которые сердито подавала ей Китта, стоя за спинами отца и мачехи.

– Он всех нас мог бы многому научить, – сдержанно сказала Марха. – Самое интересное, что он – варвар. Настоящий варвар с севера!

– Само по себе это уже привлекает публику, – Хамиль зевнул в последний раз, доковылял до костра и плюхнулся на низкую табуретку рядом с женой. – Охо-хо. Хотел бы я знать, согласится ли он войти в труппу для большего удобства. Нам бы новинка пригодилась!

– Если он настолько хорош, то с чего бы это ему делиться выручкой? – возразила Китта, тоже присаживаясь у огня. – Может, попробовать обезьянок?

– От них воняет. И они кусаются, – перебила Орима. – С ними хлопот не оберешься. Фруктами кормить и все такое. Я не желаю видеть их в своей труппе!

– Если у тебя когда-нибудь вообще будет своя труппа! – фыркнула Марха.

– Марха! – хором вскрикнули Хамиль и Китта, потом Хамиль продолжил один: – Немедленно извинись перед мачехой!

– За что?

Хамиль вскочил и занес руку для удара.

– Извини меня, Рими…

Орима что-то прошипела и сплюнула. Всем сидящим в кругу стало неловко, они отвели глаза; Хамиль снова сел на свое место.

– Пойду еще поупражняюсь…

Марха круто повернулась и быстрыми шагами ушла. По дороге к морю она раздумывала над тем, сможет ли убить Ориму и так избавиться от беды. Желание было столь сильным, что она сама испугалась.

– Это она, поверь, о могучая повелительница сил потусторонних! – воскликнул Саламандр. – Разве мог бы великий Криселло ошибиться в деле столь великой важности? Разумеется, нет! Я видел ее, повторяю, видел мою возлюбленную Алейну, возродившуюся мне на счастье!

– Не уверена, – возразила Джилл. – Со времени ее последней смерти не прошло еще достаточно много времени.

Саламандр насупился и принялся сосредоточенно разливать вино. Они сидели в лучшей из комнат, какими могла похвастаться Лувила – по меркам Джилл, настоящий дворец, по мнению полуэльфа – чуть лучше лачуги – маленькая комнатка, с полом из битой мозаичной плитки, без мебели, которую здесь заменяли подушки. Джилл взяла из рук Саламандра плоскую чашу с вином и попыталась объясниться.

– Я не хочу бередить болезненные воспоминания, – сказала она, стараясь придать своему голосу мягкость. – Но сколько минуло времени после смерти Алейны?

– Тридцать или около того. Ну, скажем, двадцать восемь.

– А сколько этой девчонке?

– Хм… пожалуй, шестнадцать будет.

– По счету Владык Предназначения это совсем немного. Хотя, конечно, возможно все – но маловероятно.

– Знаю, знаю! Но наша совместная жизнь длилась так недолго… Она должна была захотеть вернуться как можно скорее!

– Ради тебя, что ли?

Он зажмурился, поморщился и сказал чуть погодя:

– Нет. Но она так любила жизнь…

Джилл подумала, что никогда, наверно, не сможет быть объективной в подобных ситуациях. Ей, казалось, было суждено терять всякого мужчину, которого она позволяла себе полюбить, но зачем, изливая собственную горечь, портить чьи-то надежды на счастье? Он сидел, хмурясь, над своим кубком, пока странное (для него) молчание не подействовало ей на нервы.

– Ее семья живет здесь, в городе?

– Что? – он вздрогнул и поднял голову. – Ох, извини, не расслышал…

– Вижу, здорово тебя прихватило!

– Не спорю. Но я просто вспоминал, когда Алейна умерла.

Он поднялся, подошел к единственному маленькому оконцу и, перегнувшись через подоконник, стал упорно рассматривать двор. Старая беда сделала его неестественно красивое лицо вялым. Джилл ожидала долгого рассказа и обычного потока слов, но не дождалась.

– Ее семья живет здесь, в городе? – повторила она.

– Нет. Я малость порасспрашивал на рынке, прежде чем идти сюда. Она… можешь себе вообразить? Она – акробатка. Из труппы циркачей, только что приехавшей с Главного острова, – он обернулся, одарив Джилл светлой улыбкой, разгладившей лицо, но ничего не говорящей об его истинных чувствах. – Как тебе это? Слыхал я про чудные и чрезвычайные извороты вольной и властной Судьбы, но такое…

– Придержи язык! Нет ничего дурного в том, чтобы ходить и расспрашивать о девушке, но заклинаю тебя всеми богами, попытайся усвоить вот что: даже если каким-то причудливым случаем душа, которую ты знал под именем Алейны, и вернулась к жизни, это уже совсем другая личность! Ты не можешь даже приблизительно догадаться, что она собой представляет, понял?

– Ты права. Но моему израненному сердцу от этой правды не легче.

Бывали моменты, когда Саламандр раздражал Джилл до невозможности, и именно такой момент сейчас настал.

Хотя примесь эльфийской крови и придавала ему молодой вид, он все-таки был лет на пятьдесят старше самой Джилл, и изучать науку чародейства начал задолго до того, как она родилась; однако ей удалось настолько превзойти его, что теперь, хоть об этом вслух и не говорилось, старшей была, по сути, именно Джилл. Он признавал ее авторитет, как ученицы самого Невина, но не нужно было магического знания, чтобы заметить, насколько это его обижает.

– Ты сильно на меня сердита, да? – сказал Саламандр, сгоняя с лица улыбку.

– Боги! Ты обещал посвятить себя занятиям, но ухитряешься находить одно дурацкое отвлечение за другим! Теперь еще вот это! Нашел, кем увлечься – это же девочка, почти ребенок!

– В Дэверри ее сочли бы достаточно взрослой, чтобы выдать замуж года два назад!

– Здесь не Дэверри!

– Так я и знал, что ты это скажешь! Джилл, ты сердишься именно на меня, а не на все прочее? На то, что мы застряли здесь, и так далее? Уж сколько месяцев мы бродим по Бардеку, а того, что ты хочешь узнать, все нет, разве что какие-то крупицы то там, то сям…

Джилл глубоко вдохнула воздух и, подумав, признала:

– Так оно и есть. Терпение никогда не было моим главным оружием, увы…

– А теперь и преславная Лувила оказалась очередным ложным следом, дорогой без окончания, домом без дверей…

– Хватит! Довольно нанизывать сравнения. Но есть еще тот книготорговец в Индерат Ноа. Я надеюсь на него.

– Полагаю, ты вознамеришься отправиться туда немедленно?

– Подумываю об этом, честно говоря. А почему бы и нет? Ах, да, я забыла про девчонку. Полагаю, ты вознамеришься провести тут еще несколько дней, вынюхивая ее след?

– Как ты грубо все излагаешь! – он поморщился, заткнул большие пальцы обеих рук за пояс и прислонился к стене. – Но я действительно подумывал прогуляться сегодня вечером по рыночной площади. Их труппа несомненно будет работать после заката, когда станет прохладнее.

Когда настал час для представления, поначалу казалось, что боги пошлют им неплохую выручку. Привлеченные вечерней прохладой, люди собрались огромной толпой перед их помостом, наспех воздвигнутым между двумя деревьями, к которым привязали канат. Мужчины установили кругом высокие светильники, а Марха обежала их и зажгла; краем глаза она заметила в толпе немало богато разодетых горожан, несомненно, готовых бросить монетку-другую уличным артистам. Главное – отец был в хорошей форме, бодр и подвижен, он смеялся и шутил с сотоварищами, устанавливая на помосте расписной задник. И первые номера прошли успешно – Марха жонглировала, потом выступили ученики акробата, Китта со своим обычным номером – горящими факелами. Когда сделали перерыв, чтобы натянуть канат, медные монеты посыпались дождем, но Марха заметила и немало серебряных.

Мальчик-флейтист и барабанщик церемонно уселись, скрестив ноги, на краю помоста, выдержали напряженную паузу и заиграли, подготавливая публику к главному номеру программы – хождению по канату. Отирая лицо краем шарфа, Марха стояла в сторонке и наблюдала не столько за представлением, сколько за толпой. До появления Оримы она сама ходила по канату, упражнялась в этом с детства, перенимая умение от матери, и все удавалось ей блестяще. А наша Рими – просто корова, скачущая по струне, – подумала она. И тут ей на глаза попался давешний жонглер-варвар. Он держался в задних рядах зрителей. Сердце девушки екнуло, пальцы впились в бахрому шарфа, неизвестно почему – может, просто на нее подействовала красота незнакомца? Он сразу же уловил ее взгляд и ответил улыбкой. Отчаянно покраснев и коря себя за это, Марха отвернулась.

Одетая в короткую, легкую тунику поверх набедренной повязки, Орима как раз подходила к оплетенному проволокой канату, свободно висящему между двумя одинаковыми деревянными башенками, служащими для подъема и спуска; от их верхних площадок до помоста было добрых шесть футов. Обворожительно улыбаясь толпе, Орима взобралась на башенку и сделала сальто на площадке. Затем она поклонилась – по мнению Мархи, слишком угодливо, – взяла шест-балансир и соскользнула на канат. Грациозно пробежавшись до середины расстояния, она остановилась, покачивая шестом для равновесия. Толпа зашумела, раздались рукоплескания; Орима ловко повернулась и добежала до второй площадки так легко, что толпа взорвалась криками восторга. Марха ощущала злобу, как чужеродное тело, даже во рту почувствовался привкус желчи.

Орима снова спрыгнула на канат, но на какую-то долю минуты заколебалась, – мгновением дольше, чем следовало, – канат закачался, ее подбросило; она выставила ногу, нащупывая опору, но слишком поздно. С пронзительным визгом она рухнула вниз и приземлилась на четвереньки, невредимая, но разъяренная, под смех толпы. Ругаясь, Хамиль бросился ей на помощь, а акробаты поспешно высыпали на помост и принялись импровизировать какие-то трюки для отвлечения зрителей. Это не помогло. Смеясь и хихикая, выкрикривая обидные слова, толпа рассеялась, и никто не побеспокоился бросить артистам хотя бы одну монетку, на счастье.

В угрюмом молчании, стараясь не глядеть друг на друга, они загасили светильники, разобрали помост и погрузили все в фургоны, пока Орима приходила в себя под ближайшей пальмой. Марха была в ужасе, подозревая, что это ее злая воля привела к несчастью, хоть и пыталась уверить себя, что такое невозможно. К ее великому облегчению, никто не заговаривал о падении, пока не вернулись на стоянку, где Делиа и малыш Россо присматривали за шатрами. Пока мужчины распрягали и чистили лошадей, Хамиль с женщинами уныло сидел у огня. Делиа лишь коротко взглянула на них и не спросила ничего. Молчание становилось все тяжелее, и вдруг Орима, скривившись в злой гримасе, ткнула пальцем в Марху:

– Это она меня сглазила! Твоя драгоценная дочурка сглазила меня! У нее дурной глаз!

– Не пори чушь! – отрезал Хамиль. – С каждым случается упасть, рано или поздно.

– Она меня сглазила! – упрямо выкрикнула Орима и притопнула красивой ножкой.

– Заткнешься ты или нет? Не будь у тебя в голове так пусто, ты бы получше держала равновесие на канате!

– Ты свинья! Гадкая свинья!

Орима и Хамиль погрузились во взаимную перебранку с фырканьем и попреками. Остальные циркачи, возводя глаза к небу, отходили от костра подальше один за другим, пока не собрались на безопасном расстоянии, и тут уж пустились болтать напропалую. Марха побежала за Киттой; она знала, что драка закончится поцелуями, объятиями, после чего сладкая парочка удалится в шатер… об этом ей и думать было противно.

Озаренные лунным светом, подруги дошли до берега моря и долго смотрели, как пенится прибой внизу.

– Китта… – сказала наконец Марха, – как ты думаешь, ежели кому желаешь зла, это сказывается?

Китта рассмеялась, гортанно и добродушно, и смех ее был убедителен, как материнская ласка.

– Конечно же, не сказывается. А что? Чувствуешь себя виноватой маленько, а?

– Ну… теперь это глупо звучит.

– Хотя я тебя вполне понимаю, малышка. Ну, не суши душу из-за этого. Она шлепнулась, потому что поспешила, и все тут, – Китта глубоко вздохнула. – По крайней мере, мы заработали хоть что-то на хлеб…

– Но как же мы доберемся до дома? На этом гадком островке нет другого города, кроме дурацкой Лувилы, а тут народ не захочет снова любоваться, как скачет наша корова!

– Ох, девочка, что за язычок у тебя! Прямо жало!

– Но я же права!

Китта что-то проворчала себе под нос.

– Ты что? Разве нет?

– Насчет публики. Я бы не назвала Рими коровой. Верно сказал твой отец, всякий может упасть.

– Я никогда не падаю! За то она меня и ненавидит. Знаешь, чего я боюсь? Что она нажмет на отца, и тот продаст меня работорговцу. Тогда появятся денежки на переезд для вас всех. Думаю, за меня много дадут…

– Да уймись ты! Что за чушь ты несешь! Твой отец ни за что на такое не пойдет!

– Возможно. А вот она попробует.

Китта промолчала красноречивее целого свитка ответов.

Наутро Марха встала поздно. Она делила палатку с Киттой и Делией, но они обе уже давно проснулись и ушли. Их постели, аккуратно свернутые, были уложены в углу, и горячее солнце пробивалось сквозь полотно. Снаружи доносились голоса, смех и дружеские перебранки, обрывки песен и притворно-сердитой божбы – обычный шум циркового лагеря.

Девушка оделась, взяла костяной гребень и, выбравшись под открытое небо, принялась раздергивать спутанную массу своих кудряшек, жмурясь от яркого света. Все были на ногах и при деле, только отца и Оримы не видать. Почивать изволят, – подумала Марха и скорчила гримаску.

– А, вот и ты! – окликнула ее Китта. – Возле костра есть свежий хлеб в корзинке, поешь!

Они устроились на куче хвороста – Марха завтракала, а Китта рассказывала:

– Я поговорила с Винто. Его беспокоит отсутствие заработка. Твой отец намекал, что-де у него не хватит денег полностью расплатиться с акробатами.

У Мархи вдруг похолодело в животе.

– Но если он не выдаст им все жалованье, они нас оставят! У них хватит своей сноровки, чтобы прожить!

– То-то и оно. Я подумала, не замолвишь ли ты словечко перед отцом, ты-то ведь еще можешь на него повлиять!

– Если я что-то скажу, корова скажет прямо противоположное, лишь бы помычать!

– Марха! – возмущенно одернула ее Китта, но тут же горестно скривилась, признавая свою неправоту. – Ну, может тогда мне лучше поговорить? Мне как-то довелось сесть на мель с одной труппой, много лет назад, и я чертовски хорошо помню… Слишком хорошо. И не хочу… – она снова заколебалась. – А ну-ка погляди! Уж не наш ли это ловкач-варвар?

Жонглер подъехал к их стоянке на красивом – и, наверно, очень дорогом – сером мерине. Голова его была покрыта широкополой кожаной шляпой. Он спешился возле самого круга шатров, минуту постоял, осматриваясь, и повел коня прямо к кухонному костру; циркачи, сидевшие вокруг, повскакивали, приветствуя его. Сердце Мархи бешено заколотилось, когда он отвесил всем общий поклон, лениво и грациозно – так он был гибок и красив!

– Доброе утро всем вам, – провозгласил он с широкой усмешкой. – Меня зовут Саламандр, и я хотел бы переговорить с главою вашей труппы. У меня есть к нему деловое предложение.

– Хм… видите ли, он еще не выходил из шатра, – промямлила Китта. – Но вот-вот проснется!

Саламандр посмотрел на небо, видимо, проверяя положение солнца. Винто и Китта обменялись многозначительными взглядами, исподтишка оценивая стоимость его нарядной одежды и конской упряжи.

– Вообще-то я его дочь, – сказала Марха. – Может, изложите ваше дело мне?

– И впрямь, вы можете выручить меня. Я хотел бы выяснить, куда вы намерены далее отправиться, поскольку по всем признакам сей город более не представляет для вас изобильного поля деятельности.

Винто и Китта снова переглянулись, почти испуганные.

– Ну… Мы пока не определились. Скорее всего, вернемся на Главный остров, но точно не знаю.

– Понятно. Мы с моей спутницей также совершенно не представляем, куда двигаться дальше, понимаете ли, и я подумал, что…

Он умолк, завидев, что Хамиль вылазит из шатра. Поднявшись на ноги, он покачнулся и зашатался так сильно, что Марха кинулась к нему и поддержала, понимая, что он болен, и ужасаясь безжизненной тяжести его тела, привалившегося к ее плечу. Люди заговорили наперебой, но она не прислушивалась.

– Батюшка, что с тобой?

Вместо ответа он усмехнулся, лукаво, с намеком, и медленно перевел глаза на дочь, – осоловелые глаза, едва заметные под набрякшими веками. От него исходил смолистый запах, напоминающий ладан. Марха застонала, поняв, что это такое. Земля у нее под ногами качнулась и поплыла.

– Снова этот белый дым, да? Ох, отец, ты же обещал… – выкрикнула она, отталкивая его.

– Ого! – он покачнулся и осел на землю – Ты, злая зверушка!

– Как ты мог! О… это она, я понимаю, она тебя… Она доставала для тебя это зелье! Будь она проклята!

Люди уже бежали к ним. Марха вырвалась и нырнула в отцовский шатер. Рими, голая, стоя на четвереньках, отчаянно скребла землю в дыре на грязном полу, пытаясь засыпать торчащую из нее трубку. Марха вцепилась ей в волосы, приподняла и хлестнула по лицу. Женщина завизжала, как поросенок, и попыталась ответить тем же, но руки ее не слушались.

– Гадина! Ах ты, грязная помойная гадина! – Марха ударила ее снова. – Ты давала моему отцу дурман! Я потащу тебя к архону! Я тебя прикончу!

Скуля и ругаясь, Рими пыталась вырваться. Марха уже вцепилась ей в горло, когда Китта схватила ее саму сзади за локти. Из могучих рук богатырши вырываться не стоило.

– Делиа, пусть эта шлюшка оденется, и вышвырни ее отсюда! – распорядилась Китта, вытаскивая наружу Марху. – А ты, юная госпожа, пойдешь со мной.

Акробаты столпились вокруг Хамиля, засыпая его вопросами. Китта доставила Марху к костру, где стоял Саламандр, изучая потухшие угли так, словно они его и впрямь очень интересовали. Акробаты, по одному, по двое, высказав все, что думали о Хамиле, расходились в разные стороны. Марху сотрясали рыдания, от горя или от ярости, она не смогла бы сказать. Ледяной голос Китты подействовал, как холодный душ:

– С ним и прежде такое случалось, не так ли?

– Много лет назад. Но он обещал бросить, и держался. Ведь именно из-за этого моя мать ушла от него!

– И оставила тебя с ним? – не поверил Винто.

– Он меня не отдал. И обещал бросить, обещал… Она с трудом сдержала слезы и подняла взгляд.

Китта, подавленная, отвернулась, тряся головой. Винто, запустив руки в волосы, уставился в землю и замолчал.

– Ладно, – сказал он наконец. – Мне очень жаль тебя, малышка Марха, но мы с ребятами будем отделяться. Мы и сами по себе сумеем заработать на обратный путь до Главного острова, а там уж что-нибудь придумаем. – Он повернулся к Китте и добавил: – Вы с Делией, ежели хотите, присоединяйтесь!

Китта, покусывая губы, задумалась, потом посмотрела на Марху:

– Только если ты поедешь с нами, девочка. Я тебя здесь не оставлю!

Марха не в силах была сказать ни слова, словно язык у нее распух и прилип к небу, и только немо смотрела в лицо подруги.

– Ах ты, маленькая сука, гадюка ядовитая! – выкрикнула Рими, подойдя к ним, – уже одетая и облаченная невесть откуда взявшимся достоинством. – Лучше убирайся с ними! Думаешь, я соглашусь с тобой иметь дело после этого?

Марха не нашла слов для ответа.

– Заткнись, – вмешалась Китта. – Пусть ее отец сам скажет, что он думает.

– Отец будет петь под ее дудку, – еле выдавила Марха шепотом, не узнавая собственного голоса. – Если они вместе курят, он будет слушать только ее. Из-за этого он потерял первую жену, он это помнит…

Она снова заплакала, по-детски всхлипывая, презирая себя за слабость. Сквозь слезы она увидела, как Рими злобно пялится на нее, выпучив глаза, лицо ее плыло, словно темная луна. Марха вскинула руки и шагнула к мачехе; но тут кто-то крепко обхватил ее и удержал; это был варвар-жонглер.

– Хотя тебе, моя голубка, и будет весьма приятно исцарапать рожу этой красотке, но сие занятие весьма невыгодно, а также является напрасной тратой времени и сил. Дурманное зелье вцепится в нее покрепче твоих ногтей, только чуть погодя.

Рими, ругаясь, как матрос, развернулась на каблуках и удалилась. Марха вывернулась из объятий жонглера и отерла лицо рукавом. Когда она огляделась, Хамиля нигде не было видно, однако по тому, как целенаправленно двигалась Рими в сторону пальмовой рощи на краю караван-сарая, можно было догадаться, что он прячется именно там. Винто со своими акробатами, Китта и Делиа, даже Саламандр – все они смотрели на Марху, словно на больную, готовую испустить дух.

– Тебе нельзя с ними оставаться, – сказала Китта. – Просто нельзя. Не знаю, что с тобой может случиться, но…

– Я могу предположить, – проворчал Винто. – Она уже не ребенок, Китта! Она должна знать правду. Скажи, как по-твоему, много ли пройдет времени, пока этот кабан, этот выродок-отец заставит Марху и Рими продавать себя, чтобы доставать зелье?

У Мархи снова земля поплыла из-под ног, но она знала, что должна сделать. Саламандр мягко положил ей руку на плечо, но она стряхнула ее.

– Нам стоит заняться упаковкой, – резко сказала Марха. – Винто, ты можешь взять одну лошадь с повозкой в счет невыплаченного жалованья, – голос ее срывался, но она заставила себя успокоиться. – Может, имеет смысл скинуться деньгами, тогда нам хватит на отъезд отсюда сегодня же!

Китта с шумом выдохнула воздух и мысленно возблагодарила Владычицу звезд.

– Если не возражаете, я хотел бы присоединиться к вам, – сказал Саламандр. – Мы можем путешествовать все вместе. Не желаете ли проследовать со мною в гостиницу и выпить вина? Там мы можем обсудить и, так сказать, выносить наши планы.

– С удовольствием, – ответил Винто. – О деньгах потом поговорим. Сперва давайте уйдем из этой вонючей дыры!

Шли медленно. По дороге Мархе вдруг припомнилась гадалка. Добрая удача, смешанная с несчастьем, так она говорила? Ну, несчастье уже разразилось, а где же удача?

В гостинице, где остановился Саламандр, дородный хозяин застонал и принялся заламывать руки, обнаружив, что компания бродячих циркачей ворвалась в общую залу, но жонглер распорядился подать вина и пирожков, и вино оказалось на диво хорошее. Когда все уселись на подушках вокруг круглого столика и завязался неловкий поначалу разговор, Марха заметила, что Винто уже полагается на опыт Саламандра; и разные другие мелочи убеждали девушку в том, что рано или поздно этот странный жонглер станет главою всей труппы.

– Как тебе нравятся эти перемены? – шепнула она на ушко Делии.

– Нравятся, не нравятся… Знаешь, если Китта признает эту идею подходящей, я тоже соглашусь. Что ты думаешь об этом жонглере?

– Право, не знаю. Он ужасно красивый…

– Ага. И он явно привык брать ответственность на себя. Помнишь, он обмолвился, что у него есть спутница. Интересно, какая она из себя?

Марха так расстроилась, что чуть не заплакала. Она совсем не подумала, что такой мужчина, куда бы ни явился, будет обязательно окружен толпой женщин, и потому он ни за что не заметит такую неуклюжую девчонку, как она.

Новость о том, что Саламандр сделался главою труппы акробатов, принес Джилл хозяин гостиницы, который прибежал к ней, как только подал заказанное вино. Тряся толстыми щеками и беспрестанно всплескивая руками, он причитал, кланяясь:

– Там их, почитай, с десяток! И они все бесперечь воры! И у меня нет для них комнат! Не знаю, о чем ваш… ваш друг себе думал…

– Думал? Думать ему не свойственно. Успокойтесь. Я спущусь вниз и разберусь сама.

К этому моменту несколько кувшинов уже были пущены по кругу и опустошены, и теперь компания, развалившись на подушках вокруг стола, хихикала и болтала немножко слишком громко. Остановившись в дверном проеме, Джилл присмотрелась к Саламандру. Тот прямо-таки сиял от сознания собственного великодушия и корчил из себя радушного хозяина в стиле лордов Дэверри.

Напротив него сидела хорошенькая девушка, которая не сводила с него глаз с таким выражением жаркого влечения и печали, словно и в самом деле любила его в прошлой жизни.

– А, Джилл, вот и ты! – вскричал Саламандр. – Составь нам компанию! Друзья мои, знакомьтесь: это Джиллиан из Брин Торэйдик, странствующая собирательница знаний, которая оказала честь мне, недостойному, взяв меня с собою на поиски редких манускриптов. Она исполняет особое поручение ученых жрецов Умглэйда, таинственного, волшебного острова в отдаленных землях!

Труппа откликнулась на этот каскад вздорной болтовни благоговейным молчанием, мужчины повскакивали, стали кланяться, женщины склонили головы, кроме Мархи, которая просто уставилась на Джилл. Седоволосый человек, сидевший рядом с Саламандром, предложил Джилл свое место, но она попросила его не беспокоиться.

– Мне нужно только перемолвиться с Саламандром, – сказала она. – Пара слов, не больше. Мне обычно хватает пары, во всяком случае.

Укол заставил его поморщиться. Тем не менее, он встал и последовал за нею во двор, где можно было переговорить наедине. Джилл присела бочком на краю фонтана и укоризненно сказала:

– Я хотела путешествовать спокойно!

– О да, да, конечно. Я помню, ты что-то такое говорила. Но в большой компании нам будет безопаснее.

– Я что-то не слыхала ни о какой опасности! Саламандр вздохнул и присел рядом с ней.

– Давай начистоту, – Джилл перешла на деверрийский язык, чтобы их точно никто не мог понять. – Ты это затеял из-за девчонки, ведь так?

– Не только!

Она приподняла одну бровь.

– Джилл, им необходима моя помощь! Глава их труппы просадил все денежки на белом зелье, и они застряли тут, далеко от родного дома, без надежды заработать еще хоть ломаный грош…

– Сердце у тебя большое, вместит целый мир, да и язык длинный, всюду достанет. Я уверена, что этот приступ человеколюбия вызван все-таки девчонкой!

– Нну… в общем, да. – Он сунул руку в воду и стряхнул капли. – Нну… – он вскинул голову, одарив Джилл одной из своих сияющих улыбок. – Но если ты хочешь снова посетить того книготорговца в Индерат Ноа, нам в любом случае нужно вернуться на Главный остров, и пересечь его отнюдь не гостеприимные пространства. Почему бы им не поездить вместе с нами?

– О, в самом деле! И девушке будет, конечно же, лучше под твоим присмотром, чем на вольной воле?

Саламандр взял ее руку и поцеловал.

– Прими мою великую благодарность, о повелительница сил потусторонних!

Джилл выдернула руку и вскочила, мотнув головою. Она досадовала более на свою снисходительность к нему, чем на его желание добиться снисхождения. Однако позже, услышав историю Мархи, вынужденной скитаться по свету вместе с одурманенным отцом и его молодой ревнивой женой, она решила, что все сделано правильно: девочке лучше оставаться с ними. Конечно же, члены труппы согласились с этим. Поздно вечером, когда хозяин гостиницы нехотя подал им обед, а потом нашел каждому по комнате, Джилл вышла во двор подышать прохладным воздухом, и Китта с жестяным фонариком в руке отыскала ее там.

– Я хотела поблагодарить вас за то, что вы позволили Саламандру взять нас к себе. Если бы он не предложил нам деньги вперед, чтобы добраться до дому, уж не знаю, как бы мы выкрутились!

– По сути, он решил все это сам, но я не возражаю.

– Ой, да что вы! – Китта гортанно рассмеялась. – Всякому же понятно, что решение принимаете вы, сколько бы слов ни тратил он, а он, Владычицей звезд клянусь, слов тратит бессчетно! Я рада, что мы успеем увезти Марху, пока она не передумала и не вернулась к отцу!

– Семейные узы нелегко порвать, а она еще так молода!

– Да… – Китта опустилась на облицованный плиткой край фонтана. Даже сидя она могла глядеть прямо в глаза стоящей перед нею Джилл. – Она дитя, но мудрое не по летам… во многих отношениях, скажем так. Когда речь идет о других…

Джилл ждала продолжения, не уверенная, куда та клонит. Китта, нахмурившись, следила за колышущимися на воде бассейна отблесками огня от фонарика.

– Видала я такое прежде, – сказала она наконец. – Молоденькая девочка и красавец парень оказываются в одной труппе. Порой кончается плохо – плохо для нее, во всяком случае. Я хочу внушить ей хоть малость благоразумия. Так что вы не беспокойтесь, она не натворит глупостей с вашим мужем.

– Что? – Джилл засмеялась. – Уверяю вас, Саламандр мне вообще никто! Ну, можете считать его самое большее моим братом!

– А! Ну, тогда задача наполовину упрощается.

– А какова же вторая половина?

– Не хотелось бы мне увидеть Марху беременной и брошенной.

– Он такого не сделает. Трудно поверить, но хоть он и выглядит самовлюбленным типом, способным уйти, не оглядываясь, в душе он не таков. Ему можно доверять – он ведет себя с женщинами намного честнее большинства мужчин.

– Значит, беды не будет? – Китта задумалась надолго, потом улыбнулась. – Ну, теперь мне стало легче. Мне бы очень не хотелось видеть, как дитя уйдет от одной напасти, чтобы напороться на другую!

Китта забрала фонарик и ушла; Джилл осталась в темноте, наслаждаясь прохладой. Луна, еще почти полная, прошла уже зенит и клонилась к западу. Серебряный свет каплями росы ложился на разбросанные деревья, мерцал на струях фонтана. Джилл залюбовалась этой игрой света, и тут вдруг лучи его уплотнились, образуя некую фигуру, словно дым над угасающим костром. Сперва Джилл подумала, что это духи из Вольного народца затеяли игру в струях воды; потом она заметила, что луч почти осязаемого света вращается, растет, тянется ввысь, пока не приобрел вид серебряного столба, высотой футов десять и четыре в поперечнике. Внутри столба проявились смутные очертания живого существа, похожего на эльфа, сияющего, не столь плотного, как вода, но плотнее, чем лучи света.

Джилл подняла руки до уровня груди, ладонями вперед, и произнесла приветствие Владыкам воды, думая, что перед нею кто-то из них. Но вот очертания прояснились, и Джилл разглядела эльфийскую женщину, странно знакомое лицо с серыми глазами под гривой светлых, серебристых волос.

– Даландра! Как ты… – Джилл от удивления не находила слов.

Одетая в обычную эльфийскую рубашку и кожаные штаны, Даландра казалась вполне материальной, хотя и парила в воздухе над водою бассейна. Джилл никогда прежде не видела ее так отчетливо. На шее у Даландры висел на золотой цепочке большой аметист, искусно ограненный – так показалось Джилл. Она могла различить отдельные завитки ее локонов, складки одежды, даже неясное подобие пейзажа за ее спиной – зеленый луг и одинокое дерево. Но когда женщина заговорила, голос ее прозвучал лишь в мозгу Джилл.

– Что ты делаешь здесь?

– Пытаюсь выяснить значение слова, начертанного на кольце с розами. Помнишь? Родри Майлвад носил его.

– Конечно, помню. Потому-то я и искала тебя, – она нахмурилась, взглянув на что-то, невидимое для Джилл, у себя под ногами. – Я хотела узнать, что ты делаешь именно в Бардеке?

– Ты знаешь, где я нахожусь? Но как?

– Я вижу, что тебя окружает, и картина совпадает с тем, что мне рассказывали об островах. Но не отвлекай меня вопросами, времени мало, говори по существу!

– Есть сведения, позволяющие думать, что кто-то из твоих родичей бежал на юг после Великого пожара, и кое-кто, быть может, до сих пор живет далеко на юге. Я нашла карту, понимаешь ли, на которой указаны острова за Анмардио, и записи, свидетельствующие, что эльфов видели в Бардеке. Вот я и прибыла поискать их.