Текст книги "Коварная красотка"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Глава 3

Следующее утро было таким серым и грязным, что кому-нибудь следовало бы хорошенько почистить мир, прежде чем я проснусь. Дождь упорно барабанил по крыше моей машины, выбивая стаккато. Сержант Бэннистер сидел возле меня злой как черт и покрывался плесенью. Это была идея капитана Паркера, а не моя, конечно, – взять его с собой, когда я отправлюсь с визитом в личный дворец Гроссмана.

Я двигался через Вэлли-Хайтс, стараясь не замечать мигающих по обе стороны от меня фар автомобилей. Машины были разными: от безмолвно-элегантных «роллс-ройсов» до хрипло ревущих перегруженных «мерседесов». Но все они чем-то походили друг на друга – дорогие, иностранные и обязательно черного цвета. Когда мы миновали город, мой «хили» ощутил самоуверенный зуд в своей коробке скоростей и, яростно взревев, стремительно взлетел по холму к дому Гроссмана, а выражение лица Бэннистера стало еще более унылым после того, как мы сделали пару крутых поворотов.

Двойные ворота в высоченной стене блестели, словно начищенная медь, несмотря на дождь. Нос моего автомобиля остановился в пяти сантиметрах от них. Я посигналил. Сбоку вышел парень в фуражке и черном плаще, тщательно запер за собой дверь и неторопливо двинулся к машине.

– Чего надо? – спросил он грубо. Из-под фуражки выглядывало лицо однообразно землистого цвета и грязно-серые глаза.

– Видеть мистера Уолкера, – ответил я.

– Договоренность о встрече есть?

Я показал ему жетон полицейского:

– Лейтенант Уиллер, отдел убийств.

– Не знаю, примет ли он вас, – с сомнением произнес он.

– Открой ворота, а уж это я постараюсь выяснить сам, – бросил я.

– Нет. – Он покачал головой. – Вначале я должен справиться… Подождите минутку.

Я окинул его взглядом с ног до головы так, словно сомневался в его умственной полноценности.

– Сержант! – рявкнул я.

– Да, лейтенант? – хрюкнул в ответ Бэннистер.

– Даем этому парню десять секунд на то, чтобы открыть ворота, – сказал я, продолжая разглядывать охранника, – и, если он этого не сделает, мы возьмем его с собой в участок.

– Эй! – тонким голосом выкрикнул охранник. – Что я сделал?

– Ты ударил меня, пока я смотрел в другую сторону, – объяснил я. – А сержант, вот этот вот, оттащил тебя. Оскорбление действием или что-нибудь такое.

– Но я…

– Вы видели, как он ударил меня, сержант? – спросил я.

– Да ведь я… – Бэннистер наткнулся на мой красноречивый взгляд. – Да, – пробормотал он, – я видел.

– Избить офицера, надо же, – задумчиво сказал я. – Наши ребята не любят таких вещей, а у него вид достаточно бандитский, чтобы не вызвать сомнений, когда мы приведем его в участок.

Дальше слушать охранник не стал. Он бросился бегом к боковой двери, и через пару секунд ворота широко открылись. Я резко нажал ногой на педаль сцепления, и «хили» послал в его адрес насмешливый хлопок вырвавшихся газов, когда мы проехали мимо.

– Если этот парень пожалуется, что ты скажешь? – беспокойно забубнил Бэннистер. – Не очень-то хорошо все это будет звучать.

– Слушай, припаси это для доклада капитану, – посоветовал я. – Ведь ты здесь для того и находишься, разве нет?

Бэннистер слегка ухмыльнулся:

– Паркер сказал что-то насчет того, что я должен тебя притормаживать.

– Могу поклясться, что ты рассказываешь об этом всем своим девочкам, – сказал я и посмотрел на дом впереди. – Что это, черт побери? Какой-нибудь Дисней соорудил декорации для «Белоснежки» и забыл убрать с глаз долой?

Это был не дом, а нечто среднее между дворцом и замком, с башнями, бастионами и парой винтовых лестниц, так что если бы в эту минуту появился рыцарь в сверкающих доспехах на белом коне, то я решил бы, что это просто молочник. Я остановил машину в центре мощеного внутреннего двора, и мы вышли. Бэннистер поднялся вслед за мной по широким мраморным ступенькам, ведущим к парадному входу. Мы ждали, пожалуй, не больше десяти секунд после того, как я нажал звонок. Дверь открыл дворецкий.

– Сэр? – Это было произнесено с безупречным английским выговором.

Я сказал ему, кто мы такие и что мы хотим видеть Уолкера.

– Может быть, вы войдете, джентльмены?

Он слегка поклонился и, когда мы были уже внутри, в прихожей, взял наши шляпы. Затем он провел нас к двойным дверям, прекрасно отделанным тиковым деревом. Они по-театральному эффектно открылись, и дворецкий объявил наши имена с некоторым сомнением в голосе, будто мы были наследные принцы экс-короля, приехавшие, чтобы поспорить за еще теплую корону.

Комната, в которую мы попали, служила кабинетом: ряд шкафчиков для картотеки у стены, в углу – массивный диван, а в центре – огромный письменный стол, затянутый сверху кожей. Возле окна стоял человек и смотрел на улицу. Он медленно повернулся к нам, и я отметил скромный, но очень дорогой костюм и надменное выражение лица.

– Да? – отрывисто бросил он.

Это был крупный мужчина с плечами лесоруба и бочкообразной грудной клеткой. Его коротко стриженные густые черные волосы были уже заметно тронуты сединой. Глаза, прежде голубые, настолько поблекли и выцвели, что казались почти бесцветными. Сероватая кожа глубокими складками обвисла вокруг рта, истончив верхнюю губу и нисколько не нарушив очертаний нижней – полной и пухлой, выступающей вперед. Я понял, что дворецкий успел сообщить ему, кто мы такие, даже если этого не сделал сторож-привратник, поэтому не было смысла повторять все еще раз.

– Я хотел бы задать вам несколько вопросов, мистер Уолкер, – начал я.

– Я не Уолкер, – холодно произнес хозяин кабинета. – Я Гроссман, Мартин Гроссман.

Я ощутил некоторое разочарование – беседа с обладателем десяти миллионов не сильно отличалась от беседы с владельцем десяти долларов.

– Но я хотел поговорить с Уолкером, – сказал я. – Может быть, ваш дворецкий плохо слышит?

– Это я велел привести вас сюда, – ответил Гроссман. – Уолкер еще не вернулся из Нью-Йорка. Возможно, я смогу вместо него ответить на ваши вопросы, лейтенант.

– Сомневаюсь, – с сожалением сказал я.

Его рот плотно сжался.

– Мне кажется, ваше поведение граничит с грубостью, Уиллер!

– Это ложное впечатление, но можете не извиняться. – Я тепло улыбнулся. – Скоро вы заметите, мистер Гроссман, что я нравлюсь вам все больше и больше.

Помедлив минуту, он решил пропустить эту дерзость мимо ушей.

– Уолкер – мой личный секретарь. Вы вполне могли бы мне сказать, по какому поводу вы здесь.

– Речь идет об одной девушке. Ее зовут Лили Тил. Она исчезла.

– Она подруга Уолкера?

– По-видимому, да, – ответил я. – Она работала в ювелирном магазине «Уэринг». Уолкер явно был ее поклонником: когда приходил в магазин, всегда требовал, чтобы она его обслуживала.

Губы Гроссмана скривились в презрительную усмешку.

– Ну, это весьма слабый довод, лейтенант. Обращаться за помощью к одной и той же продавщице в магазине – разве это не самое обычное дело?

– Возможно, – допустил я.

– И это единственная причина, заставлявшая вас возлагать на Уолкера ответственность за ее исчезновение?

– Я вовсе не говорил об ответственности. Я просто предположил, что он мог бы помочь вам. Дать нам какую-то ниточку.

– Уверен, что нет, – оборвал меня Гроссман. – Поэтому, если позволите, я бы…

Двойные двери внезапно распахнулись, и в комнату торопливо вошел худощавый человек в очках без оправы.

– Мартин, – нетерпеливо произнес он высоким голосом. – Ты должен подписать этот договор с телеграфной службой, прежде чем… – Он резко остановился, вдруг увидев нас с Бэннистером.

– Уолкер? – быстро осведомился я.

– Да. – Он снял очки и уставился на меня. – Кто вы?

– Лейтенант Уиллер, отдел убийств, – отрекомендовал я. – Вы летели на сверхзвуковом реактивном самолете?

– Что? – спросил он, хлопая глазами.

– Пять минут тому назад вы еще были в Нью-Йорке, – пояснил я. – Вы только что поставили скоростной рекорд, перелетев от океана до океана.

– Очень смешно, лейтенант! – холодно сказал Гроссман. – Мой секретарь занимался крайне важным делом, и я не хотел отрывать его, но…

– Извини, Мартин. – Уолкер внезапно сник. – Я не знал, то есть я даже предположить не мог…

– Это теперь не имеет значения. – Гроссман несколько раздраженно передернул плечами. – Раз ты здесь, ты можешь остаться. Пропала продавщица из магазина «Уэринг», и лейтенант, видимо, думает, что знаешь почему.

– Я? – Уолкер вновь надел очки и уставился на меня. – Почему я должен что-то знать об этом?

Меня как-то несправедливо отстранили от участия в этом диалоге, поэтому я вмешался:

– Девушку звали Лили Тил. Вы всегда обращались к ней, когда приходили в магазин.

– А, Лили! – протянул он неопределенно. – Надеюсь, ничего серьезного не произошло, – исчезла, вы говорите?

– Да, и с тех пор прошло больше недели, – спросил я. – Но я уже устал пересказывать эту историю. Ответьте просто: встречались ли вы с ней за пределами магазина?

– Я? – заморгал он. – Зачем это мне могло понадобиться?

– Я мог бы объяснить, если хотите, – сказал я, – но мы все здесь взрослые люди и… – Я еще раз взглянул на него. – Хотя ладно, пусть так. Ничего нет предосудительного и преступного в том, чтобы встречаться с девушкой вне работы, пойти с ней в кино, в ресторан обедать, ну там… куда еще вы водите девушек?

Голова его затряслась.

– Это немыслимо! – возмущенно воскликнул он. – Чтобы я – я! – волочился за какой-то продавщицей!

– Вы могли просто гулять, – устало проговорил я. – Вы уверены, что никогда не встречали ее нигде, кроме магазина?

– Конечно! Я просил ее обслуживать меня по одной-единственной причине – она была расторопна и квалифицированна. Мне это нравилось. Мне вообще нравится расторопность, и я всегда поощряю ее в людях.

– Вас удовлетворил этот ответ, лейтенант? – спросил Гроссман скучающим тоном.

– Есть еще пара вопросов, – сказал я и вновь посмотрел на Уолкера. – Где вы были в ночь на пятнадцатое, субботу?

– Вы что, требуете от меня алиби? – выпалил он, захлебываясь.

– Алиби для чего? – ухмыльнулся я.

– Но, как я понимаю, это время, когда исчезла девушка. Это просто возмутительно.

– Воздержитесь от ваших шуток, лейтенант, – металлическим голосом произнес Гроссман. – Посмотрим, что скажет о них окружной прокурор.

– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнил я Уолкеру. – Где вы были?

– Я был здесь, в этом доме!

– Может кто-то подтвердить это?

– Я могу, – сказал Гроссман. – Или моего слова вам недостаточно?

– Ну, – скромно улыбнулся я, – вы ведь не станете винить меня в этом, правда? После того как вы солгали мне, что мистер Уолкер в Нью-Йорке, мои сомнения понятны, не так ли?

Под серой кожей проступила легкая краснота, особенно на щеках.

– Убирайтесь вон! – тихо сказал он.

– Что?

– Вон! – повторил он все так же тихо. – Или я вас вышвырну!

– Я лейтенант полиции, Гроссман, а не лакей, – рыкнул я. – Со всеми вашими деньгами и этим сахарным дворцом вы, может, и кажетесь большой кочкой на ровном месте нашему серому обывателю, такому, как Уолкер, но в моем списке вы всего лишь еще один свидетель, дающий ложные показания.

– Я никому этого не позволю! – задыхаясь от ярости, проговорил он. – Ты… ты – идиот из полицейской конторы! Когда в следующий раз захочешь поговорить со мной или моим секретарем, Уиллер, ты будешь разговаривать только через моего адвоката!

Он вдавил палец в кнопку под крышкой письменного стола, и через пять секунд на пороге появился дворецкий.

– Эти… люди… уходят, – тонким голосом сказал Гроссман. – Если они будут отказываться, вызовите охрану и выведите их вон. Всю ответственность я беру на себя.

– Слушаю, сэр. – Дворецкий вежливо улыбнулся и сделал приглашающий к дверям жест. – Пожалуйте сюда, джентльмены.

– Ваше английское произношение просто с ума меня сводит, – сказал я, проходя в дверь. – Итон?

– Совершенно верно, сэр. – Слабый блеск на мгновение появился в его глазах.

В бюро мы вернулись уже около полудня. Я был голоден, так как все утро провел на ногах, и потому сразу же отправился обедать в ближайшую закусочную. Появился я где-то во втором часу, и меня уже ждала приятная новость: Паркер немедленно хочет видеть меня в своем кабинете. Открыв дверь, я сразу обнаружил сидящего там Бэннистера, и это отнюдь не было для меня неожиданным.

Паркер сердито взглянул на меня:

– Сержант Бэннистер дал мне полный отчет о том, что случилось сегодня утром, Уиллер.

– Я так и подумал, что вы захотите вначале расспросить его, и поэтому решил пока перекусить, – сказал я.

– Ты угрожал сторожу фальшивым арестом и побоями, если привезешь его в участок, – жестко продолжал Паркер. – Затем ты оскорбил самого Гроссмана. Назвал его лжецом и даже хуже. Потом то же самое ты проделал и в отношении его секретаря Уолкера. В своем ли ты уме, Уиллер?

– Луис Тил задала мне этот же вопрос, – задумчиво произнес я. – Вы полагаете, со мной что-то неладно?

– Ты ведь не думаешь, что Гроссман все это так оставит, правда? – не отвечая мне, говорил Паркер. – Завтра он поднимет такой трезвон – достанется не только мне, но и окружному прокурору. Вполне возможно, что одна из его газет сочинит завтра какую-нибудь впечатляющую историю о грубости и жестокости полиции или еще чего похуже!

– А что будет сейчас? – спросил я.

– А сейчас дело Лили Тил вернется в отдел розыска пропавших, как ему и положено, – сказал он. – И как это мне в голову могло прийти доверить его тебе! Ты уткнулся в одну-единственную версию – Уолкер. А это всего лишь слухи, ничем не обоснованные. Но ты ведь вцепился именно в них! Так уже было прежде – в федеральном деле! Все кончено, Уиллер, пойми ты это своей дубовой башкой!

– Я прекрасно вас слышу, – заметил я.

– Так вот, – он несколько умерил свой пыл, – следствие по делу Тил закрыто, по крайней мере в нашем отделе. И тебе следует о нем забыть, Уиллер, это приказ. И Бэннистер здесь находится только потому, что я не доверяю тебе. Он присутствует как свидетель, чтобы подтвердить мои слова. Попробуй только еще раз сунуться к Гроссману или Уолкеру, и я уволю тебя в ту же секунду. Хорошо ли ты это слышал?

– А как же, – сказал я. – Вы орете как десять миллионов козлов.

Лицо Паркера несколько покраснело.

– Тебе лучше выйти отсюда, Бэннистер, – отрывисто бросил он. – А я тем временем открою лейтенанту пару вещей, которые ему следует о себе знать.

– Слушаю, капитан, – нервно выговорил Бэннистер. Он быстро вскочил со стула, торопливо прошел через комнату и осторожно прикрыл за собой дверь.

Я в ожидании закурил сигарету. Паркер улыбнулся.

– Ну как я сыграл? – спросил он. – Заслужил «Оскара»?

– Несомненно, – ответил я. – Но есть ли в этом какой-нибудь смысл?

– Да кто его знает. – Лицо Паркера сразу приняло обычное выражение. – У тебя-то какие планы, Эл?

– Шериф назвал мне имя некоего Бенни Ламонта. И у меня есть надежда, что я достаточно разозлил Гроссмана, чтобы он послал этого типа ко мне.

– Не стоит слишком на это рассчитывать, – с сомнением произнес Паркер. – У него солидная репутация.

– Так что же мне остается – уволиться?

– Может, нам всем придется уволиться, – сказал он. – Лейверс достаточно популярно объяснил тебе, что ты можешь рассчитывать только на самого себя? В случае чего козлом отпущения будешь именно ты.

– Он объяснил мне ситуацию очень хорошо, – подтвердил я. – Если ваш Ламонт не появится, то я тогда, пожалуй…

– Не надо, не говори мне. – Паркер сделал предостерегающий жест. – Я ничего не хочу об этом знать!

– Что мне всегда чертовски приятно, – ответил я, – так это чувствовать, что у меня есть настоящие друзья.

– Естественно. – Паркер вновь улыбнулся, но как-то неохотно. – Мы с Лейверсом – парочка самых верных твоих приятелей: когда ты провалишься в глубокую яму, мы тотчас окажемся рядом, чтобы побыстрее закопать тебя, не дав даже рта раскрыть!

Глава 4

Я пришел домой около пяти и поставил на вертушку «Хмурое воскресенье». Мог ли я устоять против этой мелодии? Пара глотков виски, и пластинка кончилась. Тогда я прослушал «Индиго» Эллингтона, просто так, для разнообразия. Дело в том, что, когда Дюк играет свои блюзы, вся моя тоска разом проходит и я ничего не чувствую, а только слежу за рукой великолепного дирижера, отмечающей движением вниз ударные доли такта.

Примерно в шесть кто-то зазвонил в дверь, и я пошел открывать.

– Уиллер? – бесстрастно спросил меня пришедший.

– Да.

– Мое имя Ламонт, – сказал он. – Бенни Ламонт. – Он уперся ладонью мне в грудь и мягко втолкнул в комнату. – Надо поговорить. – Пинком ноги он закрыл за собой входную дверь и мечтательно улыбнулся. – Выпить у тебя есть?

Рука его соскользнула с моей груди, набрала воздух между пальцами, лениво пощупала его, потерла и исчезла в кармане пальто. Двумя секундами позже она вновь показалась на свет, и если в ней и было что-то смертоносное, то не страшное – пачка сигарет.

Он был не очень высок и болезненно худ – прекрасно сшитый костюм подчеркивал его худобу, и я подумал: что он делает вместо того, чтобы есть? Его каштановые волосы выглядели безжизненными и вполне соответствовали лицу – белой как мел коже и мертвенным глазам, похожим на дырки, выжженные сигаретами в листе рисовой бумаги. Тонкие, как лезвие ножа, губы разошлись в улыбке, открыв крупные белые зубы – казалось, ему требовалось собрать все силы, чтобы удержать их в деснах и не дать вывалиться.

– А чего бы ты хотел выпить, Бенни? – вежливо осведомился я. – Ты не возражаешь, если я буду звать тебя Бенни? А ты можешь называть меня «лейтенант Уиллер».

– Я согласен выпить то же, что и ты, Уиллер, – ответил он. – И ты можешь называть меня Бенни.

– Я пью виски со льдом и капелькой содовой, – сказал я.

– На мне можешь содовую сэкономить, – поморщился он. – А ты тут неплохо устроился: музыка, диски и все такое. Я знавал когда-то даму, которая с ума сходила по этим дискам.

– Ну и что же с ней стало? – Я на миг оторвался от приготовления напитков. – Какова мораль сей басни?

– Откуда я знаю? – Он пожал своими узкими плечами. – Она и в самом деле свихнулась, но мне-то что за дело – после того, как вмешались парни в белых халатах.

Я протянул ему стакан.

– А ее, случайно, звали не Лили Тил?

Опять на мгновение показались выступающие вперед зубы.

– У тебя, Уиллер, в мозгу всего одна извилина: кто о чем, а ты все о своем. Ладно, я тоже хотел об этом поговорить. Зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем ты так стараешься приплести Гроссмана к делу этой пропавшей девицы?

– Потому что полагаю, что он в нем замешан.

Ламонт неторопливо плюхнулся в близстоящее кресло.

– Я проделал дальний путь ради этого разговора, – сказал он. – Так что давай не будем прикидываться шлангами, а?

– А кто прикидывается-то?

– Ты, – решительно бросил он. – Что у тебя есть против Гроссмана? Хочешь доказать – он важная шишка, а ты еще важнее? Чем крупнее люди, тем суровее ты их наказываешь? Или не можешь вынести, когда обнаруживаешь, что крепкий парень, к тому же полицейский, не в силах с чем-то справиться?

– Весь этот психоанализ я получаю бесплатно, – спросил я, – или ты назовешь цену? Может быть, мне лечь на кушетку и рассказать тебе о том, что все в моей жизни изменилось с той поры, как я задушил девушку, жившую по соседству?

Он сунул сигарету в угол рта, зажег ее и оставил свободно болтаться, будто предназначал ее для кого-то другого.

– А может, ты хочешь чего-нибудь до примитивности простого, Уиллер? – ровным голосом спросил он. – Я знаю, у меня есть такая дурная привычка – я всегда усложняю ситуацию. А ты, может, хочешь чего-нибудь очень обыденного, простенького, например денег?

– Допустим, что так, – сказал я заинтересованно. – Сколько можешь ты мне предложить?

– Ну, цена тебе ломаный грош, – ухмыльнулся он.

– Предположим, мне пригрезилось, что между исчезновением дамы и поддельным императором сахарного дворца существует связь. Почему тогда оно все так, скажи на милость?

– Что «почему»?

– Почему, если цена мне ломаный грош, Гроссман забеспокоился и прислал тебя сюда?

– Да ему просто интересно стало, – выпалил Ламонт. – Когда такой парень, как ты, наезжает на него без всякой причины, ему интересно узнать зачем. Это же Гроссман, – он постучал пальцем по своему виску, – это голова!

– А ты, Бенни? – поинтересовался я. – Ты кувшин?

– Я тоже голова, – он улыбнулся, – а еще любитель выпить. – Он с надеждой протянул мне пустой стакан.

Пока я готовил ему виски со льдом, он наблюдал за мной через свои две дырки.

– Я не отстану от Гроссмана, Бенни, – сказал я, подавая ему наполненный стакан, – пока не буду абсолютно убежден, что его и Лили Тил ничто не связывает. Так и передай.

– Передам, – небрежно ответил он. – А кто дергает за веревочку? Кто за тобой стоит?

– Никто, – ухмыльнулся я. – Пустота вокруг меня начиная с сегодняшнего утра так стремительно разрастается, что я не вижу на ринге даже рефери.

– Значит, ты сам по себе, один в поле воин? – Он опорожнил стакан и, оставив его на подлокотнике кресла, поднялся. – Может, это и так. Ты давно уже выкидываешь такие коленца, одинокий волк из бюро шерифа.

Он направился к двери.

– Благодарю за виски, Уиллер.

– Я страшно разочарован, Бенни, – сказал я, следуя за ним. – Никаких скрытых угроз, никаких «оставь это дело, или…» и все такое? Я надеялся, что ты хотя бы припугнешь меня скорыми похоронами.

Он открыл дверь и шагнул в коридор, моргая от дыма, попавшего ему в глаза из-за окурка, все еще висящего в углу рта.

– Я уже сказал, что Гроссману это все просто любопытно. И я ему сообщу, что ты всего лишь легавый, который сам не знает, что делает.

– И что потом?

– Проблем не будет, Уиллер, – на миг сверкнули его хищные зубы. – Мы что-нибудь придумаем, если понадобится. – Он потер воздух между пальцами, будто разминал его на мелкие кусочки. – Обязательно придумаем, не беспокойся!

Я закрыл за ним дверь, вернулся в комнату и поставил диск Фрэнка Синатры «Полетим со мною вместе». Фрэнку не нужно было просить меня дважды: я пристегнул привязные ремни раньше, чем он успел зафрахтовать самолет.

Около восьми вечера зазвонил телефон, и требовательный женский голос спросил:

– Лейтенант Уиллер?

– Именно. А кто это?

– Луис Тил. Я хотела узнать, очень ли вы заняты сейчас, лейтенант?

– Абсолютно свободен, – заверил я ее.

– Очень хорошо. – Теперь настойчивость в ее голосе приобрела несколько иной характер, он стал хрипловато многообещающим. – Сижу совсем одна в квартире и подумала, что нам, наверное, стоило бы еще раз поговорить о моей сестре. Я встретила вас тогда не слишком дружелюбно – это все проклятая мигрень, она всегда ужасно действует мне на нервы. Понимаете?

– Я готов, Луис, – серьезно ответил я. – Дайте мне полчаса.

Потребовалось ровно двадцать восемь минут, чтобы добраться до ее дома в Гленшире. Она широко открыла дверь, приглашая меня войти:

– Входите же, лейтенант!

Теперь она выглядела иначе, совсем не так, как в первый раз. Волосы, правда, как были, так и остались рыжевато-золотистого цвета, все же остальное преобразилось совершенно. Вместо элегантного свитера и юбки, восхитительно обрисовывавшей бедра, на ней было скромное белое платье, наглухо закрытое, с широкими рукавами. По подолу шли голубые цветы. Лицо без косметики. Луис Тил олицетворяла саму невинность.

Гостиная, залитая неярким светом, выглядела очень уютно. Когда мы вошли, Луис взяла меня за руку и повела к дивану.

– Я так рада, что вы пришли, лейтенант. – Для пущей выразительности она крепко сжала мою руку. – С тех пор как исчезла Лили, я постоянно ощущаю, что мне здесь кого-то не хватает.

– В качестве замены Лили? – поинтересовался я.

Она вздрогнула и придвинулась ближе, прижавшись ко мне бедром. Ощущение было такое, словно вот-вот сплавятся два раскаленных куска металла.

– Мне очень жаль, что я была такой грубой, – бормотала она. – Вы ведь простите меня, правда? Простите?

– Девушки для того и существуют, чтобы их прощали, – с трудом проговорил я. – Во всяком случае, и для этого тоже.

– Хотите выпить? – предложила она с ослепительной улыбкой. – Сама не пью и все время забываю, что у других людей иные привычки! Там, в баре, есть немного виски.

– Спасибо, – отозвался я. – Я приготовлю.

– Нет, не беспокойтесь! – Она вскочила с дивана так, будто я сказал что-то неприличное. – Позвольте мне сделать это для вас.

Она стремительно пересекла комнату и приготовила мне виски. На обратном пути она сделала крюк и, подойдя к окну, постояла там мгновение, глядя на улицу.

– Вы ждете кого-нибудь еще? – спросил я. – Вам следовало бы предупредить меня, что будут гости.

– Нет. – Она вернулась и вновь села рядом, протянув мне стакан. – Это оттого, что я сильно нервничаю всю неделю. Мне постоянно кажется, что за мной следят.

– Это и правда так?

– Я ни разу никого не видела, – грустно улыбнулась она. – Но я все равно проверяю – на всякий случай.

В стакане, который она принесла, оказалось чистое виски. Я выпил содержимое в три глотка, плотно зажмурив глаза, решив, что было бы неприлично требовать лед и содовую у девушки, которая сама никогда не пьет.

– Тебе надо немного расслабиться, солнышко, – сказал я. – Побереги свои нервы, успокойся.

Луис не торопясь наклонилась ко мне, и я обнял ее за плечи. Глубоко вздохнув, она взяла мою руку и положила себе на грудь.

– Зачем бы я стала тебя звать, милый, на ночь глядя, если бы не хотела расслабиться? – прошептала она.

Голова ее откинулась так, что губы оказались всего в нескольких сантиметрах от моих. Я поцеловал ее и вновь почувствовал прикосновение паяльной лампы. Ее ноготки впились мне в грудь. Через минуту она тихо застонала, затем медленно оторвалась от меня. Мгновение она смотрела мне в лицо блестящими глазами, грудь ее рывками поднималась, натягивая тонкую ткань платья.

– Погоди секунду, – глухим голосом проговорила она. – Нам не нужны наблюдатели!

Луис подбежала к окну и задернула шторы.

– Так лучше, милый! – Она стояла передо мной, медленно покачивая бедрами. – Встань-ка, а?

Я поднялся. Луис подошла совсем близко и, взяв мои руки, поднесла их к вороту своего платья.

– Хорошее платье, мне нравится, – озадаченно сказал я. – И ткань просто великолепная…

– Рви его, руками рви, – хрипло произнесла она. – Сорви его с меня, милый!

– Платье красивое, – засомневался я. – Может, сделаем по старинке и просто расстегнем «молнию»?

– Рви! – Язык плохо ее слушался.

Наш спор мог продолжаться бесконечно долго, но времени для этого совсем не было. Я захватил пальцами ворот платья и рванул. Ткань разошлась сверху почти до самого низа, во всяком случае больше чем до середины. Луис резко дернула плечами, и остатки платья упали к ее ногам. Под ним оказалась белая комбинация, щедро украшенная по низу атласом и тесьмой. Блеск в ее глазах стал ярче.

– Рви! – задыхаясь, выговорила она.

Теперь у меня уже был опыт; две тонкие бретельки на плечах разорвались почти без труда, и комбинация опустилась на пол рядом с платьем. Теперь на Луис остался лишь белый, низко вырезанный бюстгальтер, гармонирующий с маленькими прозрачными трусиками, тоже отделанными атласом и тесьмой.

– Рвать? – с надеждой спросил я.

Должно быть, она забыла сказать мне, что теперь настал ее черед, – руки ее вдруг вцепились в мое лицо, острые ногти сдирали со щек полоски кожи, а сама она начала верещать не своим голосом.

Боже правый! Как же могут визжать женщины – голос ее звучал на одной ноте, где-то на уровне верхнего до, и с такой громкостью, что куда там моей вертушке.

Пока я гадал, что, черт возьми, заставило ее так быстро переменить намерения, входная дверь широко распахнулась и в комнату ввалилась команда полицейских. Первым ко мне подскочил лейтенант Хэммонд.

– Сексуальный маньяк, да? – прошипел он, и в следующее мгновение сокрушительный удар кулаком в челюсть сбил меня с ног, отбросив в другой конец комнаты.

Я ударился спиной о стену и сполз, усевшись на пол. Но долго сидеть мне не пришлось. Меня сразу же грубо схватили, подняли на ноги и, заломив руки за спину, защелкнули на запястьях наручники, после чего вытолкали из квартиры и запихнули в ожидавшую внизу патрульную машину.

Похоже, мне суждено было отработать в участке ночную смену, а потом еще и дневную.

На следующее утро в кабинете капитана Паркера состоялся разговор. Он был коротким и деловым, хотя присутствовало при этом довольно много народу. Конечно, тут находился сам Паркер, а также Лейверс, кроме того, два моих старых дружка – лейтенант Хэммонд и сержант Бэннистер. Последним по порядку, но отнюдь не по важности был окружной прокурор Лидерсон.

Несмотря на краткость, разговор оказался весьма непростым. Начался он с доклада Хэммонда о том, что накануне вечером, примерно в восемь пятнадцать, им позвонила Луис Тил. Дежурным оказался Хэммонд, он и принял вызов. Девушка была перепугана, поскольку, по ее словам, я звонил ей полчаса назад, сообщил, что направляюсь к ней и что лучше ей быть посговорчивее, когда я приду, а не то я позабочусь, чтобы из-за исчезновения сестры у нее возникли серьезные неприятности.

Хэммонд посоветовал ей использовать в качестве сигнала шторы и, захватив с собой пару человек, взял под наблюдение окно квартиры, устроившись на противоположной стороне улицы. Когда шторы закрылись, наблюдавшие вломились в комнату – и тут Хэммонд дал краткое описание того, как выглядела Луис Тил, когда они вбежали.

Паркер спросил, что я могу на это сказать.

– Это было подстроено, – объяснил я, – меня заманили в ловушку. Луис Тил позвонила мне сама и попросила приехать к ней. Она сама предложила мне разорвать на ней платье, а потом разыграла всю сцену до последней детали – царапая мне лицо и истошно вопя, так как знала, что Хэммонд и его ищейки караулят за дверьми.

Окружной прокурор Лидерсон, не скрываясь, зевнул.

– Зачем ей было это делать? – спросил он своим скрипучим голосом.

– Затем, что Гроссман надавил на нее, – холодно сказал я. – Неужели это не понятно! Он сам или его «мистер защитник», то есть Ламонт. Гроссман стоит за делом об исчезновении Лили Тил, и ему не нравится, что я подобрался к нему так близко. Поэтому он и организовал этот спектакль.

Лейверс покачал головой, скорее сожалея, чем сердясь:

– Но это же смешно, Уиллер!

– Ну и выдумки, – фыркнул Паркер. – Мог бы сочинить что-нибудь получше!

– По-моему, этот человек болен. – Лидерсону было явно скучно. – Он маньяк. Его нужно показать психиатру.

– У нас нет никаких оснований сомневаться в том, что произошло в квартире этой девушки, – сказал Лейверс. – Мне противно даже думать об этом!

Паркер кивнул:

– Девушка не будет подавать в суд. Она не хочет огласки, и, честно говоря, я тоже. Учитывая предыдущие заслуги Уиллера, а также понимая, какой ужасный урон понесет наш отдел, если это грязное дело станет достоянием гласности, полиция тоже воздержится от возбуждения уголовного дела.

– А вы получили одобрение Гроссмана? – бросил я ему со злостью.