Текст книги "Убивать осознанно"

Автор книги: Карстен Дюсс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

5. Цифровое голодание

Осознанность открывает вам доступ к вашим потребностям. Время, когда вы доступны для других, идет вразрез с осознанностью. Сознательно отключать ваш мобильник и компьютер – это прекрасный промежуточный шаг. Однако вашей конечной целью должно быть включать мобильник и компьютер только сознательно.

Йошка Брайтнер. Замедление на полосе обгона – курс осознанности для руководителей

В следующие недели и месяцы новая концепция осознанности начала позитивно влиять на мою жизнь. Мы с Катариной развивали наши отношения в качестве партнеров, такой союз, казалось, был более прочным, чем хрупкие отношения в качестве пары. Ледяной покров, по которому мы двигались, становился все толще. Мы решили: пусть сначала пройдут три месяца моего курса по осознанности и только спустя еще месяц можно будет думать о будущем.

Я уже не зарывался в работу, как прежде, и ожил благодаря Эмили. С помощью Йошки Брайтнера я познакомился не только со значением дыхания и островка времени. Он научил меня всевозможным упражнениям, которые пригодились мне и в дальнейшем. Я открыл для себя принцип «безоценочного восприятия», а также «намеренной концентрации». Упражнения по преодолению внутренних сопротивлений прочно вошли в мою жизнь наравне с осознанным дыханием.

Спустя двенадцать недель курс по осознанности подошел к концу, и на прощание Йошка Брайтнер подарил мне свою книгу «Замедление на полосе обгона – курс осознанности для руководителей» (которая должна была иметь кожаный переплет, если судить по стоимости самого курса). Я решил всегда носить ее с собой, чтобы в случае необходимости черпать из нее советы.

В ознаменование начала моей новой осознанной жизни я решил по окончании курса использовать островок времени в ближайшие выходные для короткого отпуска с Эмили.

Катарина была не против.

Она тоже хотела обозначить новый этап в своей жизни и насладиться свободой, которую получила благодаря мне. Она забронировала на выходные номер в спа-отеле. Такого она не предпринимала с рождения Эмили.

Будучи адвокатом Драгана, я имел доступ к его многочисленным объектам недвижимости. Большую часть из них добыл для него я и отдал в распоряжение различных его фирм. В числе таких объектов был сказочный коттедж примерно в восьмидесяти километрах от города, на берегу чудесного озера. С причалом для лодок, пляжем и площадкой для гриля. Эмили любила воду, и мы решили превратить дом на озере в замок на нашем островке времени.

Этот дом я купил для Драгана на сельскохозяйственные субсидии Евросоюза, выделенные для болгарских баклажанных плантаций. Едва поняв, что бюджетные средства выдаются не нуждающимся просителям, а бессовестным наглецам, мы как одержимые всеми способами стали добывать эти средства. На деле – стоило оборудовать в общественном туалете вход для колясочников, как, предъявив пятистраничную концепцию, можно было получить на весь дом грант от Министерства образования для «Центра без границ по повышению квалификации в области инклюзивных исследований». И потратить этот грант на устройство роскошного спа-центра.

Я знал, что на этих выходных Драган собирался в Братиславу с кучей налички, чтобы уладить там несколько дел. Драган знал, что я в это время хотел побыть с дочкой в доме на озере. Посидеть на причале. Поесть орехов. Покормить рыбок.

И никто из нас не знал, что выходные пройдут совершенно иначе.

Вся неделя до ночи пятницы была сплошным стрессом. До половины двенадцатого я просидел над документами по делам элитного борделя. В отличие от всех арендаторов, которые относительно легко поддались на уговоры, подкуп или запугивания и съехали, детский сад на первом этаже упорно отказывался покинуть помещение. Так что я был вынужден немного поднажать на учредителя – непокорную родительскую инициативную группу, созданную какими-то благодетелями. Поднажать, разумеется, с помощью юридических рычагов.

Учредителей детского сада я совершенно случайно знал лично. Летом Эмили должна была пойти в садик. Критерии, по которым дети получают место в детском саду, еще более непонятны, чем критерии выдачи лицензии на торговлю алкоголем в борделях. Лицензии на торговлю алкоголем выдаются централизованно. Места в детском саду – нет. Мы с Катариной объехали тридцать одно учреждение, расположенное в нашем районе в десяти минутах езды от дома, и в каждом запросили место. Эта родительская инициативная группа была в нашем списке под номером двадцать девять. Мы приняли, не совсем безосновательно, этих ребят за шутов, желающих изменить мир к лучшему. Я исходил из того, что Эмили получит место в одном из детских садов, числившихся в нашем списке под номерами от первого до пятого. Причем мне было бы любопытно узнать, на каком таком чудесном основании нам бы отказали четыре первых номера из этих пяти детских садов. Так что я не видел проблемы в том, чтобы превратить детский сад под номером аж двадцать девять в храм любви. Я уже предложил родительской инициативной группе очень скромные отступные, в противном случае пригрозил очень грязным иском о выселении. Поскольку срок принятия отступных прошел, я готовил иск о выселении.

Где-то за полночь я добрался до своей квартиры и заснул в предвкушении выходных.

Утром в субботу я забрал Эмили у Катарины. У меня еще было такое странное чувство, будто я, словно гость, стою на пороге собственного дома, чтобы забрать дочку. Чувство было хоть и странное, но приятное. Еще три месяца назад, до переезда, я в напряжении стоял у этой двери почти каждый вечер. Потому что знал, что вместо приветствия в меня полетят упреки или – что еще хуже – мое присутствие будут полностью игнорировать.

Теперь я позвонил в дверь, и Катарина поприветствовала меня улыбкой и словами «привет, Бьорн, рада тебя видеть».

Какие перемены за столь короткое время.

– Папа-а-а!

Эмили кинулась ко мне из детской. Показав мне все новшества в своей комнате – одна из кукол выросла из пеленок, – она стала собирать свои мягкие игрушки. Мы с ее матерью тем временем пили кофе.

– Эмили невероятно рада вашей поездке, – рассказывала мне Катарина.

– И я тоже очень…

– Но сделай мне, пожалуйста, одолжение и не давай ей прикасаться ни к чему такому в том доме, что связано с твоими отмороженными мафиози.

Одно то, что Катарина сформулировала это в виде просьбы, стало квантовым скачком в нашем общении. Однако опасения Катарины были полностью безосновательны. В доме, который никто не использовал, просто не существовало ничего такого, что хоть отдаленно напоминало бы о мафии.

– Не беспокойся. Как только замечу, что что-то мафиозное просачивается в дом, сразу прерву наши выходные.

– Чтобы тем самым испортить и мои выходные в спа-центре? – внезапно сменила интонацию Катарина.

– Нет, я… – промямлил я.

– Бьорн, я исхожу из того, что ты мне безоговорочно гарантируешь, что все будет хорошо. Вы в первый раз вдвоем уезжаете на все выходные. Если я не буду уверена в том, что все пройдет без сучка без задоринки, то вам лучше даже не садиться в машину. Ты же знаешь, что стоит на кону.

Вот они опять показались. Трещины на льду. И все, что было под ними. Я выдохнул, чтобы успокоиться, и ласково и спокойно ответил:

– Катарина, я гарантирую тебе, что эти выходные пройдут без приключений. Для Эмили, для меня и для тебя тоже.

– Спасибо, – сказала она, и в ее голосе снова появились теплые нотки.

Катарина попрощалась с Эмили, крепко обняв ее, и со мной, поцеловав по-дружески в щеку.

Затем я вышел из этого слишком большого дома, держа за руку прыгающую от радости Эмили. То, что Катарина по-прежнему могла одной-единственной фразой выбить у меня почву из-под ног, заставило меня внутренне содрогнуться. Но я хорошо запомнил урок: когда я стою у двери, то я стою у двери. Когда я ссорюсь с Катариной, то я ссорюсь с Катариной. Так что я стоял у двери и позволял Катарине быть Катариной. С этого момента началось пребывание на моем островке времени.

Был идеальный день для поездки на озеро отца с дочерью. Чистое небо, и, несмотря на то что шел конец апреля, уже в девять часов утра термометр показывал совершенно летние 27 градусов жары.

Большая проблема нашего времени – постоянная доступность. Скажем спасибо смартфонам. Непостижимое надругательство над реальностью – назвать смартфоном[5]5
  От англ. «smart» – умный.


[Закрыть] этот приборчик, который в любое время и в любом месте может закинуть нас в ад рабочих будней по телефону, электронной почте, вотсапу и другим мессенджерам. Более подходящим названием было бы «ruthlessphone»[6]6
  От англ. «ruthless» – беспощадный, жестокий.


[Закрыть]. Но телефон – как оружие: опасность исходит не от самого предмета, а от того, кто его использует. В отличие от револьвера смартфон вредит исключительно своему владельцу. Ну хорошо, револьвер тоже можно приставить себе к виску. Но так поступают, чтобы положить конец скверной жизни, а не чтобы осквернить эту самую жизнь.

В книге Йошки Брайтнера я нашел следующий пассаж:

«Осознанность открывает вам доступ к вашим потребностям. Время, когда вы доступны для других, идет вразрез с осознанностью. Сознательно отключать ваш мобильник и компьютер – это прекрасный промежуточный шаг. Однако вашей конечной целью должно быть выключать мобильник и компьютер только сознательно».

Такие правила могут спасти жизнь, если им следовать. В последние недели я всегда отключал мобильник на своем островке времени, и ни разу не произошло ничего такого, что не могло подождать на автоответчике лишних два-три часа. Но, как назло, именно на этих выходных я забыл о цифровом посте. Скорее всего, просто от радостного предвкушения поездки с Эмили я проявил неосознанность. И это не замедлило аукнуться.

Не успел я посадить Эмили в детское кресло и выехать из гаража, как зазвонил телефон. Меня как ошпарило, какой же я лузер в плане осознанности!

На экране высветился неизвестный номер. Это ничего не значило. Драган менял номера телефонов, как некоторые меняют адвокатов. Я мог бы просто отклонить звонок. Но если звонит человек, в чей загородный дом ты едешь, то невежливо игнорировать его. Вполне возможно, это был звонок из серии «желаю тебе приятно провести время». Но маловероятно. Также было бы весьма важно не пропустить такое: «Послушай, на выходные на озеро приедет Мустафа с дюжиной баб, они тебе не помешают?» Я клятвенно обещал Катарине, что подобных сюрпризов не будет. И я ответил на этот звонок.

– Да, – сказал я.

– Старик, ты где?

– И тебе, Драган, доброе утро. Мы с Эмили как раз едем в дом у озера, я же говорил…

– Ты нужен мне тут. Сейчас.

– Драган, сегодня у меня выходные с Эмили.

– Мы идем есть мороженое. – И Драган отключился.

Так как мы понимали, что телефоны Драгана уже несколько лет прослушиваются, мы никогда не вели важных разговоров по мобильному. Мы придумали несколько кодовых фраз, какие бывают в ходу между адвокатом и клиентом. Договариваться о кодовом слове с психопатом-мафиози – дело не из легких. Кто не помнит, кому позавчера он велел сломать ноги, тот, как правило, не в состоянии запомнить и полдесятка фраз, заменяющих различные опасные ситуации.

Именно по этой причине у нас были ровно две кодовые фразы – и все. Первая – «смотреть „Титаник“», вторая – «поесть мороженого».

«Смотреть „Титаник“» означало, что корабль идет ко дну. Нужно бросать балласт за борт и сажать людей в спасательные шлюпки. Драгану еще ни разу не приходилось использовать эту фразу.

«Поесть мороженого» означало: «Становится жарко. Нам нужно срочно встретиться». На первом этаже здания, где располагалась моя контора, было кафе-мороженое. Я арендовал его для Драгана через его же дочернюю фирму. Во-первых, потому, что здесь можно было без проблем отмыть некоторую часть налички. Во-вторых, из-за его местоположения и близости к офису. Помещения для персонала располагались этажом выше, и добраться до них как из подземного гаража, так и из офиса можно было на лифте – и только на нем. В комнатах не было окон, и вход был один – через лифт. Ключей имелось только два. Один у Драгана, второй у меня. Незаметно встретиться там, вдали от моих коллег, всяких шпионов и вообще от людей называлось у нас «поесть мороженого».

До сегодняшнего дня Драган лишь дважды использовал эту кодовую фразу.

В обоих случаях речь шла о том, что Драгана разыскивала полиция и ему нужно было ненадолго пересечься со мной, чтобы дать мне личные указания, прежде чем залечь на дно. На каких свидетелей повлиять и каким образом проинструктировать его сотрудников, как и что делать, до тех пор пока волны не улягутся. У меня была целая стопка доверенностей и даже чистые листы бумаги с подписью Драгана. В его отсутствие я спокойно мог управлять делами от его имени. Оба раза я оправдал его ожидания.

Когда Драган хотел незаметно попасть в здание, то его провозили лежащим на полу одного из его фургончиков с мороженым в подземный гараж, где он исчезал в лифте. Я спускался из офиса. Нас никто не видел.

«Поесть мороженого» – это не просто кодовые слова, это убойный аргумент. Ни полиция, ни прокуратура их бы не поняли, а для нас это означало, что нужно отложить любые дискуссии по поводу необходимости нашей встречи. Что ж, мне необходимо было встретиться с Драганом. Я ответил на звонок, я услышал кодовую фразу. Не важно, что я на своем островке времени. Но, постойте, я что, должен отказываться от своих новых принципов из-за того, что мой клиент-идиот снова велел кому-то переломать кости, или несколько водителей, перевозящих нелегалов через границу, были задержаны во время полицейского обыска, или взлетел на воздух груз с наркотой? Неужели один звонок в состоянии разрушить мои выходные с дочкой, которых я так упорно добивался? Премного благодарен. Дерьмовая работенка. Но выбора у меня не было. Не ответить на звонок было бы еще простительно. Проигнорировать кодовую фразу – ни в коей мере. Это в случае с Драганом могло привести к любым последствиям: от проблем на работе до физических увечий.

Взбешенный, я швырнул мобильник на коврик у пассажирского сиденья и нажал на педаль газа. Я разогнался до семидесяти на участке с максимально допустимой скоростью тридцать километров в час, случайно подрезал легковушку и намеренно с визгом тормозов свернул на главную улицу по направлению к центру города, а не на автобан. Этот маленький припадок бешенства подействовал хорошо. И Эмили была очень довольна. Ей понравился визг тормозов, и она радостно закричала:

– Папа, ты что делаешь?

– Я… я…

Да что я, собственно, делал? Я три раза глубоко вдохнул и пошел на компромисс с самим собой: ненадолго заеду в контору, проведу эту бесполезную встречу и потом укроюсь на своем островке времени. И только. Тем самым я не предам принцип островка времени. У Катарины не будет ни единой причины предъявлять мне какие-либо претензии. Нет ничего такого в том, что субботним вечером отец ненадолго заскочит на работу вместе с дочкой. Если только не считать того, что все это происходило против его воли.

– Папочка ненадолго заедет на работу, – сказал я, словно нечто само собой разумеющееся, и включил музыку Рольфа Цуковски[7]7
  Рольф Цуковски (р. 1947) – немецкий певец и автор песен.


[Закрыть]. Мы стали громко подпевать «Январь, февраль, март, апрель – время не стоит на месте», направляясь в центр города.

6. Внутренний мир оппонента

Обращайте внимание не на то, что говорит ваш оппонент, а на то, что он хочет сказать. То, что вы слышите, – лишь отголоски внутреннего мира вашего оппонента. Когда вы не слушаете, а чувствуете, то даже в оскорблении с его стороны распознаете крик о помощи.

Йошка Брайтнер. Замедление на полосе обгона – курс осознанности для руководителей

В крупных фирмах нет выходных. В крупных фирмах есть только ослабленные галстуки. Даже по субботам наша контора кишит адвокатами, стажерами и другими лизоблюдами, правда не в костюмах, а двойные тарифы за работу в выходной день приумножают и без того раздутые счета клиентов. План мой выглядел следующим образом: я подкараулю какую-нибудь карьеристку-стажерку и прикажу ей поиграть полчаса с Эмили, а сам тем временем «поем мороженого».

Наша фирма занимала три верхних этажа пятиэтажного офисного здания семидесятых годов в центре города. На первом этаже, помимо кафе-мороженого, располагались магазин модной одежды и «Макдоналдс».

– Я буду мягкое мороженое, чикен макнаггетс и какао, – сказала Эмили, показывая на явно знакомую ей золотую букву М, когда мы проезжали мимо «Макдоналдса».

Похоже, Катарина уже не так строго придерживалась правил здорового детского питания. Я был благодарен Эмили за то, что она напомнила мне о простых человеческих потребностях.

– Хорошо, солнышко. Мы ненадолго заедем в офис, а потом в «Макдоналдс».

– А потом на озеро.

– А потом на озеро.

– Хорошо.

Подъехав к подземному гаражу, я увидел, как напротив нашего здания в пожарный проезд задом парковалась «БМВ» пятой модели, сидели в ней явно полицейские, невзрачного вида, переодетые в гражданское. Один из них незаметно держал в руке камеру и направлял ее объектив на вход в контору. Я заехал в гараж, припарковался и, взяв Эмили на руки, вошел в лифт.

Мой офис располагался на четвертом этаже, однако я вышел на третьем, где была приемная. За стойкой адвокатской конторы «Дрезен, Эркель и Даннвиц» уже двадцать лет неизменно сидел один и тот же дракон-привратник. Фрау Брегенц потратила лучшие годы своей жизни на работу секретаршей в этой конторе. И потому все чаще свои выходные она проводила именно тут. Когда-то она, несомненно, была привлекательной женщиной. И абсолютно убежденной в том, что в один прекрасный день сорвет куш благодаря своей внешности. Не догадываясь, однако, что внешность – далеко не самое главное. Тем более при полном отсутствии даже намека на обаяние. С годами уровень привлекательности сравнялся с уровнем обаяния. В сухом остатке мы получили мрачную женщину. А копившаяся годами желчь лишала ее всякой возможности понравиться кому бы то ни было. Для всех она была просто драконом-привратником.

Она посмотрела на меня, потом на Эмили. Эмили посмотрела на фрау Брегенц. И показала на нее пальцем.

– Папа, эта старушка живет здесь?

Устами младенцев глаголет истина, и в данном случае эти уста не слишком сильно ошиблись.

– Это фрау Брегенц. Фрау Брегенц заботится здесь о порядке, – попытался я сгладить ситуацию.

Фрау Брегенц с презрением окинула взглядом мой наряд: джинсы и ветровку вместо привычного костюма, сшитого на заказ.

– Насколько я понимаю, у вас сегодня нет встреч с клиентами? – спросила она.

Я глубоко вздохнул, сосредоточился на своем дыхании и проигнорировал замечание фрау Брегенц.

– Доброе утро, фрау Брегенц. Вы не видели фрау Кернер?

– Стажеры закреплены за адвокатами-партнерами, а не простыми штатными сотрудниками. К тому же я не уверена, что ваши клиенты являются подходящей компанией для молодой женщины.

Что вообще позволяет себе эта тетка? Неужели она всерьез обиделась на то, что моя дочь справедливо назвала ее старой? Я что, теперь из-за этого должен выслушивать упреки этой драконши по поводу того, что не являюсь партнером? Этим фактом, кстати, я обязан именно тому клиенту, по вине которого вынужден в свой выходной день явиться в офис. Даже будь я в прекрасном настроении, я не стал бы терпеть подобную наглость. А у меня было отвратительное настроение.

– Приберегите ваши советы для бесед на кофе-брейке и ответьте на поставленный вопрос: где фрау Кернер?! – рявкнул я на нее.

Она выпучила от испуга глаза, промямлив в итоге:

– Фрау Кернер в комнате стажеров.

Я посмотрел на Эмили и подчеркнуто спокойным тоном сказал:

– Знаешь что, солнышко, тут ты сможешь немного поиграть, договорились?

Не успела моя дочь ответить, как фрау Брегенц пришла в себя:

– Вы же знаете, что офис – это не детская площадка?!

Люди, практикующие осознанность, вдохнув и выдохнув дважды, понимают, что в этой бедной женщине говорит израненная душа, чьи потребности не принимаются в расчет. Мой тренер по осознанности совершенно ясно объяснил мне:

«Обращайте внимание не на то, что говорит ваш оппонент, а на то, что он хочет сказать. То, что вы слышите, – лишь отголоски внутреннего мира вашего оппонента. Когда вы не слушаете, а чувствуете, то даже в оскорблении с его стороны распознаете крик о помощи».

Где-то глубоко внутри фрау Брегенц пряталась женщина, не имевшая детей, с которыми можно было бы прийти в офис. Женщина, чья заработная плата составляла крошечную толику того, что получали адвокаты, для которых она из-за отсутствия у нее семьи работала в выходные. Женщина, использовавшая возложенную на нее власть, чтобы выместить на других свою обиду за неудавшуюся жизнь.

Пройдя двенадцать недель курса по осознанности и научившись контролировать свое дыхание, я все прекрасно понимал. Это понимание успокоило мой пульс, но тем не менее не компенсировало те десять лет, в течение которых эта женщина доставала меня своими каверзными замечаниями, поэтому я не смог удержаться, чтобы не заметить:

– Ну что ж, отучитесь на юридическом и родите ребенка, вам же еще позволяет возраст. Тогда, возможно, вы сами сможете ответить на ваш вопрос.

С этими словами я, взяв Эмили за руку, прошел мимо нее в комнату стажеров, где, как и ожидалось, сидела Клара Кернер, уже третью неделю работавшая стажером у партнера, к чьему отделу относился я и мой «паршивый» клиент Драган. Клара была совершенно безмозглым отпрыском совершенно безмозглого клиента. Поэтому ей разрешили работать у нас стажером, чтобы утвердить ее в следующей жизненной позиции: я дочка такого-то и делать мне ничего не надо. Как и все стажеры, которые не сумели проникнуть в суть прозы судопроизводства, она раскрашивала приговоры Верховного суда. Читай: она снимала копии с каких-то решений суда и выделяла маркерами важные, на ее взгляд, места. Правда, выбрать важное для нее было делом чрезмерной сложности, поэтому она просто выделяла все. Эта работа не имела никакого смысла, как и в целом ее присутствие в офисе. У нее даже причины никакой не было находиться здесь в субботу – разве что помельтешить перед руководством. Так что мой приход был для нее удачей. Я попросил ее на полчаса отложить свои раскраски и вместо этого порисовать с Эмили. Подобная деятельность явно полезна для нейронов обеих девочек.

В ответ она растерянно посмотрела на меня. И лишь спустя несколько секунд до нее наконец дошла моя просьба.

– Я… ну ладно, я…

– Очень мило с вашей стороны, спасибо, – сказал я резко. – Эмили, папочке нужно немного поработать. Я скоро вернусь. Хорошо?

Эмили критически посмотрела на Клару. Я проследил за ее взглядом: слишком узкая блузка, слишком обтягивающие брюки, слишком туго затянутый шейный платок. Облако «Шанель № 5» плотно окутывало ее. Как и многие стажеры, она выглядела как благородная колбаска, а пахла как старая тетка.

– А где же карандаши? – спросила Эмили строго.

– У Клары классные карандаши, которые рисуют гораздо лучше обычных, посмотри-ка, как Клара тут красиво все раскрасила.

Я показал ей разноцветные приговоры Верховного суда. Клара явно гордилась своими листами, размалеванными розовым, зеленым и желтым.

– Розовый – мой любимый цвет, – сказала Эмили.

– Ну вот видишь. – Я повернулся к новоиспеченной гувернантке: – Клара, вы можете пойти в большую переговорную.

– Но и тут достаточно места…

– Да, Клара, верно. Но тут нет больших офисных кресел, на которых можно весело раскручиваться и кататься по залу. Поупражняться в этом занятии никогда не поздно. Такому не научишься в университете.

Если уж моей дочери приходится провести какое-то время в офисе, то, пожалуйста, со всеми причитающимися удобствами.

– Но фрау Брегенц не одобрит этого.

– Тем лучше. – Я с энтузиазмом улыбнулся девушке. – А если Эмили что-то понадобится, то позвоните мне.

Пока Клара и Эмили медленно шли к переговорной, я поспешил к лифту. Я притворился, будто поднимаюсь на следующий этаж в свой кабинет. На самом же деле я спустился вниз «поесть мороженого», на вынужденную встречу с Драганом, которую я уговаривал себя называть «совещанием». Меня ждал неминуемый провал.