Текст книги "Загадка Кондор-Хаус"
Автор книги: Каролина Фарр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Глава 4
На следующее утро беседа с Симоной привела меня в крайнее раздражение, так как мы несколько раз спорили по поводу сцены, над которой я в тот момент работала. Мне пришлось продемонстрировать ей, что и я могу быть такой же упрямой, как и она, и напомнить, что, приступая к написанию сценария, я приняла на себя определенную ответственность и прошла через конкурсное испытание. Хотя я готова была рассмотреть предложения Симоны, ей не следовало ожидать, что я безропотно приму их в любом случае.
Ей это совершенно не понравилось, но она ничего не могла поделать, разве что воспользоваться положением владелицы контрольного пакета акций «Монтевидео, инкорпорейтед» и приказать Артуру Шиллеру отстранить меня от работы над сценарием. Но она пока не была готова к этому, хотя, боюсь, сегодня утром испытывала такой соблазн.
После бурного обсуждения я была не в состоянии сразу же приступить к написанию сцены, которая обещала стать по-настоящему хорошей, поскольку решительно придерживалась своей сценарной линии. Но сейчас я испытывала слишком сильное напряжение, оказавшись вовлеченной в утренние дебаты.
Мне было необходимо как-то направить свою работу в нужное русло. Так что вместо того, чтобы устремить взгляд на чистый лист бумаги, вставленной в машинку, я решила прокатиться на Паше. Я потрепала его по холке, когда он стремительно выскочил в ворота, которые открыл передо мной усмехающийся садовник. Конь фыркал и, казалось, хотел пуститься галопом, но я удержала его, и он пошел быстрой рысью. Мы благополучно проехали по посыпанной гравием дорожке и между деревьев, постепенно привыкая друг к другу. Великолепный, с глянцевой шкурой гнедой жеребец был немного тяжеловат по американским стандартам, но во всем остальном вполне соответствовал описанию Брюса Монро.
Мне приходилось все время контролировать его в стремлении освободиться от неволи конюшенного двора. В конце концов, опасаясь поранить его чувствительный рот, я предоставила ему почти полную свободу, только чуть придерживая, чтобы он не слишком возбудился. Но Брюсу следовало предупредить меня, насколько он быстрый, так как Паша стремительно бросился вперед, словно участник дерби в Кентукки.
Должна признаться, что не только он наслаждался бегом. Я с восторгом ощущала мощь и скорость лошади, встречный ветер бил мне в лицо, волосы развевались. Затем неохотно заставила его замедлить бег, и тогда он радостно, словно теленок, побежал ровным аллюром.
Я испытывала смущение, спускаясь в конюшню. Мне не хотелось просить Симону одолжить одежду для верховой езды после нашей утренней стычки, поэтому я отыскала джинсы в большом чемодане, который Пьетро Дакарди привез мне из Илуачи. Вместе с парой ботинок мое одеяние оказалось вполне пригодным, хотя и не совсем таким, какое носили самые модные всадницы в этом сезоне.
Конюх подобрал мне английское седло, полагаю, то, которым пользовалась Симона. Я лично предпочла бы ковбойское седло и длинные стремена, но, поскольку умела пользоваться обоими седлами, для меня это не имело большого значения.
Мы поднялись по склону между рассеянных сосен. За гребнем длинный, покрытый травой крутой склон пересекала тропа и спускалась к краю утеса, где припадали к земле не защищенные от ветра деревья. Трава с этой стороны полуострова еще не просохла после ночного тумана. И над водой залива и росшими вокруг него деревьями все еще висела дымка, хотя было уже позднее утро. К тому же с этой стороны было холоднее. Это напомнило мне о том, что здесь не Калифорния, а подступы к Канаде, где весна только-только нарождалась среди морозов и снегов мрачной зимы.
Паша фыркал, словно и он ощущал тот же холод, что и я, и явно проявлял желание повернуть назад и вернуться на другой, более теплый склон. И я, наверное, повернула бы, но сквозь дымку увидела красный автомобиль с откидным верхом, припаркованный на узкой тропе рядом с деревьями. Я мельком заметила какое-то движение среди деревьев, и любопытство побудило меня, пришпоривая Пашу, заставить его спуститься вниз.
Я вспомнила, что в день моего приезда Тони Ранд говорил об автомобиле с откидным верхом. Там внизу мог быть Тони. Я вспомнила его голос, его лицо и единственную белую прядь среди черных волос, припомнила его медленные, ленивые жесты, его необычайную откровенность и наш разговор о его живописи. Теперь, когда я больше узнала о нем, он стал мне понятнее. Я направила Пашу туда, где росли деревья и расстилалась дымка. Нет, это была больше, чем дымка, – густой туман, спускающийся с гор. Сквозь него я не могла рассмотреть ни другого берега залива, ни рыбацкой деревушки. Подъехав поближе, я рассмотрела, что на краю утеса растут буки, низкорослые, деформированные ветром деревья. В бурю они, наверное, хлестали воду залива с востока на запад. Со своими просоленными серо-зелеными кронами, склонившимися к западу, они росли часто и подпирали друг друга, словно многоквартирные дома в городских трущобах.
В плохую погоду здесь, наверное, очень уныло, подумалось мне. Неприятное место, где ветер завывает в кронах деревьев, а тяжелые волны бьются о камни внизу, разбрызгивая вверх по склону соленую пену.
Я направила коня мимо автомобиля, оглядываясь вокруг и ощущая какое-то странное, необъяснимое волнение, которое как я себя уверяла, никак не было связано с мыслью о том, что я могу снова увидеть Тони Ранда. Тропа справа от меня спускалась к утесам, проходя через более редкие деревья. Паше все это совершенно не нравилось. Опустив голову, он фыркал, глядя на грязную землю, и пытался повернуть назад. Он явно опасался поскользнуться, так что мне пришлось соскочить с седла, похлопать коня по крупу и дать ему кусок сахара, чтобы как-то задобрить. Тогда он дружелюбно последовал за мной, тыча мордой мне в карман, как бы прося еще сахара и мешая идти; он был прав, не доверяя скользкой тропе, а я пару раз чуть не упала из-за его подталкиваний.
Но наконец мы вышли из зарослей буков. Далеко под нами простиралось море, а край утеса порос жесткой травой. Паша снова тихо фыркнул и вскинул голову. Уши его настороженно дрогнули, когда он посмотрел направо, в сторону от того пути, куда вела нас тропинка. Я быстро повернулась и тоже посмотрела туда, застыв так же неподвижно, как он.
Мужчина в вельветовых брюках и ветровке стоял на самом краю утеса, пристально вглядываясь в море и в отталкивающие зубцы камней далеко внизу под собой. Это был Тони Ранд. В его неподвижности и сосредоточенном изучении камней и моря было что-то пугающее. Что-то нездоровое и страшное, будто он… Он стоял так близко к краю…
– Тони! Тони…
Слова невольно сорвались с моих губ. И будто тоже почувствовав надвигающуюся трагедию, в ту же секунду, когда я окликнула Тони по имени, Паша поднял голову и тревожно, пронзительно заржал.
Я поспешно сделала шаг вперед, уверенная в том, что Тони Ранд готов броситься с утеса. Он вздрогнул при звуке моего голоса и, когда конь заржал, повернулся к нам. На мгновение он покачнулся над бездной, но удержался. Теперь он был в безопасности и направился в нашу сторону.
Я стояла рядом с лошадью и ждала его там, где тропа выходила из-под буков. Мне бросились в глаза его сильная бледность и морщинки на лице, и в голову пришла странная мысль, что мне хотелось бы увидеть его улыбку, что он стал бы намного красивее, если бы удалось заставить его улыбнуться.
– Привет, Маделин, – бросил он. – Вы снова заблудились?
– Нет. Я увидела вашу машину, и мне стало интересно, кто тут может быть. На мгновение мне показалось, что вы…
– Вам показалось, что я?..
– Вот-вот упадете. – Я усилием воли попыталась удержать его взгляд, мне это удалось, но он неожиданно почти с виноватым видом опустил глаза.
– Вы напугали меня, – словно защищаясь, произнес он и добавил: – Я стоял близко к краю, когда вы окликнули меня, и повернулся слишком быстро, а затем увидел вас, стоящую рядом с Пашой.
– Вы знаете Пашу? – удивилась я.
Он кивнул и потрепал коня по холке.
– Мы с Пашой старые приятели, – тихо произнес он. – Когда еще была жива жена, она объезжала его для Монро. Я хотел его ей купить, но Монро не продавал. Когда вы меня окликнули и я увидел вас рядом с Пашой… И мне… да, мне показалось, что время повернуло вспять и вернулось на четыре года назад.
Мне удалось скрыть смешанные чувства, которые его слова пробудили во мне, и я с беспечным видом произнесла:
– Весьма польщена! Тереза… ваша жена была такая красивая.
– Не красивее, чем вы. Хотя вы очень отличаетесь от Терезы человеческими качествами…
– Боюсь, я всего лишь еще одна блондинка. – Я взглянула на него, испытывая неловкость. – Которой к тому же лучше как можно скорее вернуться назад, если она надеется сегодня поработать.
– Над сценарием?
– Да, над сценарием. Помните, вы сказали, что публика все еще любит банальности? Ей понравится, если Симона сможет сыграть главную роль так, как мы ее планируем.
– Хорошо. В балете Симона была большой трагической актрисой. Она смогла бы стать ею и па сцене, и на экране. Даже ее злейший враг не может отрицать этого.
Я кивнула:
– Согласна. Я тоже это ощущаю.
Он бросил на меня проницательный взгляд:
– Как вам с ней работается? Наверное, трудно?
Я улыбнулась ему:
– О, я тоже могу быть упрямой. Симона постепенно усваивает это. Насколько мне известно, она еще не пожаловалась Артуру Шиллеру.
– Да, с этими темными глазами, полагаю, вы можете быть очень упрямой. Они придают вам темперамент. – Он долго изучающе смотрел на меня. – Светлые волосы, карие глаза, хорошие черты лица, чувственные губы – если бы я был настоящим художником, то, возможно, изменил бы свое решение никогда не писать портретов и попытался написать ваш, Маделин.
– Мне пора возвращаться, – сказала я, хотя в действительности мне хотелось остаться и поговорить с ним.
– Ну вот, я смутил вас, – с сожалением заметил он. – И все моя несчастная привычка говорить, что думаю. Пойду к машине вместе с вами. Это неподходящее место для Паши. Здесь слишком скользко, ему это не нравится.
– Я это заметила, – пробормотала я.
– К какому из моих высказываний это относится?
– К последнему.
Он улыбнулся:
– Когда вы меня сейчас окликнули, то назвали Тони. Теперь я редко слышу подобное обращение. Словно на мгновение открылась дверь, которая была давно закрыта.
– Наверное, это глупо, но, когда я увидела вас там, мне показалось, что вы в опасности, поэтому… – Голос мой дрогнул.
Узкая тропа заставляла нас идти близко друг к другу, а Паша брел позади. Эта близость приводила меня в смущение, как и все в нашей встрече.
– В опасности?
– Вы стояли так близко к краю утеса и смотрели вниз. Словно что-то там внизу притягивало вас… – Наверно, не стоило говорить с ним об этом. Но в своем смущении я продолжила еще бестактнее: – Вы рисковали, стоя там, Тони?
Он нахмурился и посмотрел вперед, как бы скрывая лицо от моего встревоженного взгляда.
– Кто знает? Я много раз приходил сюда прежде, писал здесь. Но никогда не испытывал ничего подобного тому, что почувствовал сегодня. Возможно, если бы вы не появились и не окликнули меня… – Он медленно перевел на меня взгляд. – Вы правы. Я смотрел вниз, что-то влекло меня. Жизнь порой становится очень одинокой для такого человека, как я. Иногда просто невыносимой.
– Но вы можете дать так много… – начала я и осеклась. Мои слова прозвучали наивно, даже эгоистично.
– Продолжайте, – сказал он, когда мы остановились на дороге у машины.
– Все это вам уже говорили прежде. Но я не то имею в виду. Не совсем то. Почему кто-то вынужден все время отдавать? И менее всего такой человек, как вы. Или такой, как Брюс Монро. Как женщины могут быть настолько эгоистичными? Забирать все, не давая ничего взамен. Ни верности, ни… настоящей любви. Они превращают жизнь в маскарад, в имитацию реальности, в нечто отвратительное.
Он серьезно посмотрел на меня:
– Похоже, вы многое узнали после нашей прошлой встречи.
Когда я ничего не ответила, поскольку мне нечего было сказать, он кивнул.
– Вы знаете, что Монро был мужем Симоны. Вы знаете о Терезе. Что еще вы знаете обо мне, Маделин?
– Приехав в Кондор-Хаус, я узнала, кто вы. Одна из горничных говорила о вас. Вы всегда были моим любимым писателем. Я прочитала все, что вы опубликовали. Я знала о Терезе, потому что так интересовалась вами, что следила за тем судебным делом… Так что, когда я поняла, что вы и есть Антони Ранд, романист, я вспомнила то дело и улики против вас.
– Понятно, – медленно произнес он. – И вы согласились с версией газет и с тем, что пыталась доказать полиция? Будто я убил Терезу?..
В его глазах появилось враждебное выражение, почти разочарование.
Я покачала головой и решительно заявила:
– Нет, не согласилась. Я всегда поддерживала официальный вердикт, вынесенный следствием. Ничего не было убедительно доказано. У меня даже не появилось уверенности в том, что найденное тело принадлежало… вашей жене.
– Несмотря на то что мы с экономкой опознали ее?
– Вы были расстроены. Иначе и невозможно. Но были другие люди, которые знали ее так же хорошо, но не смогли опознать, например Харви Сангер, не так ли?
Он помедлил, положив руку на дверцу автомобиля, и медленно, не глядя на меня, произнес:
– Это было тело Терезы, я хорошо знаю. Конечно, я был взволнован… да. Но они нашли именно Терезу.
– Но как вы можете быть уверены? – запротестовала я. – Говорят, она была чудовищно изуродована, так что опознать было практически невозможно…
– Это была Тереза. Я уверен в этом. Так же, как уверен в том, что ее смерть не была результатом несчастного случая, как решил следователь. Мою жену убили! Я знаю это так же твердо, как и то, что найденное тело принадлежало ей…
Он сел в машину и закрыл дверцу.
Я смотрела на него, похолодев от его слов. Откуда он мог знать, если только…
– Теперь вы не так во мне уверены, Маделин? – с горечью бросил он. – Вы пришли к такому же выводу, как и полиция и все прочие, слышавшие мои утверждения.
– Тони, я…
– Что ж, я не могу винить вас. У меня нет доказательств, только моя интуиция. Суд не принимает ее во внимание. До свидания, Маделин…
Внезапно завелся мотор, и Паша, напуганный его ревом, изо всех сил дернул поводья, встав на дыбы.
– Тони, подождите! Тони…
Он даже не оглянулся, когда автомобиль с откидным верхом, буксуя и кренясь, двинулся по извилистой грязной дороге. Я сердито посмотрела на Пашу глазами, полными слез.
– Зачем ты это сделал, Паша? Мы же знаем, что он не мог никого убить. Никого. Не правда ли?
Конь посмотрел на меня блестящими смышлеными глазами и ткнул меня в руку, нетерпеливо перебирая ногами. Но автомобиль почти скрылся из виду.
– Теперь мы не сможем его догнать, как быстро ты ни бежал бы, – укоризненно пробормотала я. – Он уехал…
Садясь в седло, я испытывала чувство утраты, почти отчаяния. Если бы Паша не нервничал, возможно, мне удалось бы убедить Тони, что я по-прежнему верю ему, задержать его и уговорить объяснить, что он имел в виду.
Паша внезапно вздрогнул, тяжело задышал, раздувая ноздри, насторожив уши, пристально вглядываясь в верхнюю часть склона туда, где росли деревья. От неожиданности я потеряла стремя и чуть не упала. Ловя ртом воздух и нащупывая ногой потерянное стремя, я одновременно вглядывалась в ту сторону, куда был направлен его слух. Сосны росли там гуще. Переезжая через гребень, я объехала эту густую поросль. Там я не замечала никакого движения. Тони Ранд уехал по дороге, которая проходила по менее крутому склону вдоль края хребта.
– Спокойно, Паша, – пробормотала я.
Я чувствовала, как конь начал дрожать подо мною. Он снова тяжело задышал, еще более испуганно; казалось, он готов был броситься бежать, но не знал куда.
И тут я увидела движение – похожие друг на друга, как близнецы, два животных из семейства кошачьих, рыжевато-коричневые и смертельно опасные, бросились из тени деревьев в нашу сторону.
Гепарды!
Я резко дернула за повод, отчаянно пришпоривая коня, хотя его и не надо было подгонять. Он рванулся так быстро, что я потеряла оба стремени этого глупого английского охотничьего седла, представлявшего собой всего лишь кожаную подушку подо мной. Мир словно закружился вокруг меня с головокружительной быстротой, и я на мгновение отчетливо увидела обоих гепардов. Они приближались к нам – более крупный Заид бежал чуть впереди. Я не могла неправильно истолковать их намерения, и, хотя Паша стремительно бросился прочь, я вспомнила, что гепарды пробегают три ярда за то время, когда самая быстрая лошадь пробегает два.
У нас с Пашой не было надежды спастись. Никакой надежды. Мы пропали.
А затем после первого же большого скачка Паша поскользнулся на влажном склоне и упал на бок. Я стала валиться еще раньше. Возможно, это спасло меня, и я не оказалась пригвожденной к земле его телом, со сломанной ногой. Я приземлилась довольно благополучно, все еще отчаянно цепляясь за повод и тяжело дыша после падения.
Мы оба с трудом вскочили и осмотрелись. Бежать было слишком поздно. Гепарды уже почти нас настигли. Кажется, я отпустила поводья, но точно не помню. Я встретилась с хищниками лицом к лицу, безоружная. Если это выглядело мужеством или отчаянием, то только потому, что больше ничего не оставалось. Они бежали так быстро, что их очертания расплывались у меня перед глазами. Паша встал па дыбы и принялся бить копытами. Он злобно заржал. Я слышала подобное злобное ржание от жеребцов на конном заводе в Кентукки…
Эти ужасные звери приближались молча, припадая к земле. Вдруг в самый последний момент я услышала пронзительный своеобразный свист, раздавшийся с вершины гребня. Гепарды тоже услышали его. Они неохотно отступили, попятились от нас, словно марионетки, которых потянули за веревочки.
Я схватила повод и потянула, пытаясь сдержать вставшего на дыбы разъяренного коня. Он постепенно притих, хотя весь дрожал, а когда я обернулась, ощущая, как мурашки бегут по всему телу, гепардов рядом не было; вновь набрав невероятную скорость, они повернули на тропу, ведущую к краю утеса.
Я не могла поверить, что они действительно убежали. Близкая к обмороку, я машинально вскарабкалась в седло, с усилием выпрямилась, ощущая, что Паша дрожал так же сильно, как и я. Он был весь взмылен и, когда я отдала команду скакать прочь, сразу же подчинился.
Когда мы миновали покрытый грязью участок, конь удлинил шаг и я позволила ему бежать под углом к гребню, молясь о том, чтобы эти ужасные кошки-охотницы нашли себе другую жертву среди буков или действительно оказались под контролем. Я оглянулась, когда мы перебирались через гребень холма, и меня снова охватил ужас… Гепарды покинули край утеса и стояли теперь на дороге в том месте, где чуть раньше был припаркован автомобиль с откидным верхом, глядя нам вслед. В это короткое пугающее мгновение я не увидела никакого движения среди деревьев над ними. Затем гребень холма скрыл их от меня, а вдали показался Кондор-Хаус. Я склонилась вперед, побуждая Пашу бежать быстрее.
Мы галопом влетели в открытые ворота – до этого я не позволяла ему уменьшить ход. Он понемногу успокаивался, когда я вела его по двору к конюшням, но я не чувствовала себя в безопасности до тех пор, пока конюх не закрыл за нами тяжелые ворота конного двора.
Мне было что сказать Симоне по поводу ее гепардов! Я соскочила с коня и ослабила подпругу. Паша стал дышать ровнее, повернул голову, чтобы ткнуть меня мордой, но замер и тихо заржал.
– Я сделаю это сам.
Брюс Монро выходил из конюшен. Я видела, как он нахмурился при виде Паши, поняла, о чем он подумал, и поспешно сказала:
– Его нужно обтереть.
– Вижу. – Он подошел и погладил Паше нос, прежде чем посмотреть на меня. – Неужели было необходимо так гнать его? Я думал, вы будете добрее по отношению к коню. – Он оборвал фразу и внимательно посмотрел на меня. – Вот это да! Вы упали?
Я почти забыла о своем падении. Посмотрев вниз, я обнаружила, что моя одежда сплошь покрыта грязью, словно я валялась в ней, Паша тоже был в грязи.
– Паша испугался и повернулся слишком быстро, – сказала я. – Он упал вместе со мной.
Монро нахмурился:
– Я же предупреждал вас, что у него нежный рот.
Я сердито посмотрела на него:
– Я прекрасно помню, что вы говорили мне, Брюс. Он хороший конь. Я ни за что не причинила бы ему вреда. Но если вы так беспокоитесь о Паше, вам следует поместить проклятых гепардов Симоны в клетку и держать их там!
Он с удивлением посмотрел на меня, держа Пашу под уздцы:
– Какое отношение имеют гепарды к состоянию Паши? Они спят где-то в саду. Право, Маделин, кошки Симоны становятся вашей навязчивой идеей.
– Гепарды напали на нас с той стороны хребта, – с возмущением бросила я. – Наверно, они нас растерзали бы, если бы кто-то не свистнул и не отозвал их. Больше не говорите мне, что они безвредны. Заид и Фатима убийцы. Злобные обученные убийцы! Паша пришел в ужас, я тоже. Он пытался сражаться с ними, но шансов у него не было. Затем кто-то свистнул из зарослей, они отбежали от нас и принялись искать, кого бы еще убить.
Он продолжал удивленно смотреть на меня и недоверчиво молчал.
– Пойдите посмотрите, там ли они, если мне не верите, – сказала я.
Он нахмурился:
– Так вы говорите, кто-то свистнул им?
– Да. Но это был не обычный свисток. Он звучал почти как… ну, как флейта.
– Это свисток масаев, – задумчиво произнес он. – Именно так Заида и Фатиму дрессировали. У Симоны есть свисток масаев. Я подарил его ей. Вы видели там Симону? Среди зарослей?
– Я никого не видела, – заявила я. Меня снова начало трясти. – Когда они свернули в сторону от нас, единственное, о чем я могла думать, это как можно скорее удрать оттуда. Гепарды побежали по тропе, ведущей к краю утеса, а мы бросились прочь и потеряли их из виду.
– Я поговорю об этом с Симоной.
– Не беспокойтесь! Я сама поговорю.
– Наверное, она не видела вас, – оправдываясь, пробормотал он. – Кошки на кого-то охотились – на зайца, койота или оленя, потеряли его след и… – Он оборвал себя на полуслове. – С вами все в порядке?
– После того как меня сбросили с лошади и напугали до полусмерти? О да. Все в порядке, благодарю вас, – с горечью бросила я.
– Я пойду с вами в дом и дам что-нибудь выпить. Похоже, это вам необходимо.
– Нет, лучше позаботьтесь о Паше, – возразила я. – Он это заслужил, а я сама найду что выпить, спасибо.
– Маделин, мне очень жаль, – сказал он. – Но я сомневаюсь, что кошки могли напасть на вас. Я видел их спящими на солнце на лужайке не более получаса назад. Симона была в гостиной…
– Принимая во внимание скорость, с которой эти твари бегают, за полчаса они способны преодолеть двадцать миль. А у Симоны есть машина. Она сказала, что обожает кровавые виды спорта, – я начинаю понимать, что она имела в виду.
Я резко, почти грубо отвернулась от него и пошла по открытому, обнесенному высокой стеной двору к боковой двери дома. Мне необходимо было выпить. Я быстро пересекла холл, направляясь к гостиной. Там было тихо. Шторы задернуты, защищая комнату от яркого утреннего солнца. Я нашла в баре бренди и соду и налила себе. Руки мои по-прежнему дрожали, и горлышко бутылки нервно позвякивало о стакан, я не могла ее удержать, как ни старалась.
– А я и не знала, дорогуша, что вы любите тайком выпить бренди, – лениво произнес голос, владелица которого явно забавлялась.
Я вздрогнула и пролила немного бренди. Симона стояла в открытых стеклянных дверях, ведущих из холла, и насмешливо смотрела на меня. Она казалась спокойной и невозмутимой в своих широких брюках и кремовом кашемировом свитере. Косметика в совершенстве. Ни одного волоска в беспорядке. Она выглядела так, словно все утро не выходила из дому, и я с негодованием подумала, что она хотела заставить меня в это поверить.
– В данный момент мне действительно необходим бренди, – огрызнулась я.
Она пожала плечами.
– Если наша утренняя беседа все еще беспокоит вас, забудьте о ней, Маделин, – сказала она. – Я готова согласиться, чтобы вы писали сцену так, как предложили. Полагаю, нам следует кое в чем уступать друг другу… Я поднялась в вашу комнату, чтобы сказать вам об этом, но вас там не оказалось. Брюс сказал мне, что вы отправились на конную прогулку… – Она подошла поближе и оборвала себя на полуслове. – Но вы вся в грязи! Так вот почему вам было необходимо выпить! Паша сбросил вас? Мне кажется, Брюс сказал, что вы умеете ездить верхом.
Я смотрела на нее, раскрасневшись от гнева, и изумлялась, как она может быть настолько бесстыдной.
– Хочется знать, насколько хорошо ехали бы вы, если бы кто-то натравил на вас пару гепардов. Паша упал вместе со мной, пытаясь бежать от них.
Она нахмурилась:
– О чем вы говорите, Маделин? Заид и Фатима в саду. Если вы заехали туда, значит, сами напрашивались на неприятности.
– Может, ваши гепарды сейчас в саду, но недавно они были в лесу. И охотились! Я это точно знаю, потому что они охотились на меня.
– Глупости! – решительно заявила она. – Наверное, Паша учуял нечто такое, что напугало его.
– Я видела гепардов, Симона, – твердо ответила я. – Они гнались за нами, спустившись по склону холма из зарослей, собирались напасть, но в последний момент вы свистнули, и они повернули в сторону. Если это была шутка, я не нахожу ее смешной!
Симона с изумлением посмотрела на меня:
– Так вы считаете, что я была там? Послушайте, дорогая, если то, о чем вы рассказываете, действительно произошло, вам, пожалуй, пришлось бы гнать лошадь всю дорогу к дому. Полагаю, вы так и сделали. Вот почему вы настолько расстроены сейчас.
– И вы меня обвиняете в этом? – возмущенно спросила я. – Конечно, я скакала так быстро, как только могла.
– В этом не было необходимости. Эти гепарды – домашние животные, не более опасные, чем охотничьи собаки. Но если гепарды действительно были там и я с ними, как мы могли вернуться домой, чтобы вы нас не заметили? От края хребта до наших ворот простирается открытая местность. Нам пришлось бы проехать мимо вас, чтобы добраться сюда первыми. Только слепой мог нас не увидеть.
Я была в смятении, и это просто не приходило мне в голову. Тут Симона взяла надо мной верх. Я выпила глоток бренди и обдумала ее слова.
– Должна признаться, что мыслю недостаточно ясно, Симона, – сказала я. – Но гепарды ваши. Они подчиняются вам. Фатима ходит за вами, как собака, и выполняет любой ваш приказ.
– У вас, похоже, истерика, – заметила она. – Я сегодня никуда не выходила из парка.
Она достала сигарету из сафьянового портсигара, лежавшего на столе, и спокойно зажгла ее.
– Вы как-то сказали мне, что обожаете кровавые виды спорта!..
– Я обожаю гепардов. И это не секрет. Они прекрасны, когда охотятся. Грациозные и в то же время смертельно опасные. Их скорость изумляет, а свирепость зачаровывает меня. Я признаю все это. Но…
– Однако кто же еще мог охотиться с ними сегодня? – перебила я. – У кого, кроме вас, есть… свисток масаев?
Она вздрогнула и внезапно вцепилась мне в руку с такой силой, что ее ногти впились в мою кожу. Я сбросила ее руку.
– Не отрицайте этого! – сердито воскликнула я. – Именно свисток масаев отозвал гепардов от меня. А у кого еще, кроме вас, в этих краях мог оказаться свисток масаев?
– Откуда вы знаете? – злобно спросила она. – Что вообще вы можете знать о подобных вещах?
– Масаи, дрессировавшие Заида и Фатиму, пользовались такими свистками, не правда ли?
Я рассерженно потерла руку и пристально посмотрела на нее. Если даже она не охотилась с гепардами, то знала, кто охотился.
– Брюс рассказал вам об этом?
– Да, он. Когда я поведала ему о гепардах и о свистке, с помощью которого кто-то отозвал их от меня, он упомянул свисток масаев и сказал, что подарил вам его.
Она кивнула. Вся кровь, казалось, отхлынула от ее лица, а вместе с ней исчез и гнев. Она равнодушно бросила:
– Да, Брюс дал мне свисток, когда привез сюда гепардов. Но я не пользуюсь им – предпочитаю командовать только голосом. Сомневаюсь, что они станут реагировать на свисток теперь.
– Реагируют, – с чувством заверила я ее. – И поверьте мне, я этому очень рада.
Она долго оценивающе смотрела на меня, затем довольно спокойно сказала:
– Думаю, вам лучше подробно рассказать мне о том, что произошло, Маделин. Не упуская ни единой детали, будто я слышу обо всем в первый раз.
И я рассказала ей все, что помнила, заново переживая все ужасные моменты…
Она медленно кивнула, когда я закончила.
– Да, они обычно так и бегут, бок о бок, Заид чуть впереди. Он всегда ведет, всегда нападает первым. Затем на добычу сзади набрасывается Фатима, пока он отвлекает внимание жертвы. И они отворачиваются, когда их натравливают на кого-то – на оленя или лося, на того, кто привлекает их больше, чем просто добыча…
– Или на человека, – содрогнувшись, добавила я.
– Но если бы их на кого-то натравили, вы бы увидели. Я знаю это место. Они загнали бы животное в заросли буков и убили. Вы должны были что-то увидеть или услышать.
– Они бежали прямо на нас. Их отозвали в самый последний момент. Они побежали по тропе к краю утеса. Переезжая через холм, я оглянулась – они вернулись к дороге и стояли там около зарослей буков, глядя мне вслед.
– Значит, они упустили добычу, за которой их послали, – нахмурившись, сказала она. – Странно. Обычно от них никто не ускользает. – Она с подозрением посмотрела на меня. – А что вы там делали? Это место не для конных прогулок.
Я не сразу смогла ответить ей – ужасная мысль пришла мне в голову. Если они только на время отвлеклись на нас с Пашой, кого же тогда их послали убить? Ведь там на краю утеса стоял Тони…
– Что вы там делали, Маделин? – нетерпеливо спросила Симона.
Внезапно я ощутила радость оттого, что не упомянула при ней имени Тони. Возможно, потому, что я знала о ее неприязни к нему, но теперь у меня появилась другая причина. И она пугала меня.
Я заставила себя небрежно пожать плечами и произнести:
– Я заметила тропинку между буками. Она показалась мне похожей на верховую тропу, и я пошла по ней. Я вела Пашу под уздцы, так как тропинка была мокрой и скользкой и, похоже, не понравилась ему. Увидев утесы, я повернула назад. Не люблю высоты – у меня кружится голова… Вернувшись на дорогу, я села верхом, Паша почувствовал гепардов, затем и я увидела, как они выскочили из подлеска под соснами. Остальное я вам рассказала. Послушайте, я очень устала, все тело словно окостенело и болит. Я хочу подняться наверх и принять горячую ванну.
Она нахмурилась:
– Думаю, сначала нам следует кое-что выяснить. Пойдемте в библиотеку. Свисток масаев хранится там в витрине вместе с другими вещами. Витрина давно уже не открывалась.
Выйдя в холл, она повернула к библиотеке. Поколебавшись, я последовала за ней. Она поверит, когда увидит, что свистка там нет. Я заставлю ее присматривать за гепардами…
