Текст книги "Со вкусом Вишни. (СИ)"
Автор книги: Каролина Беркут
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Беркут Каролина
Со вкусом Вишни
Беркут Каролина
Со вкусом вишни
Все имена и фамилии в рассказе вымышлены. Любое совпадение – это чистая случайность.
Предыстория.
1941 год.
В небо взвилась ракета, вспарывая черноту душной августовской ночи. Из-за реки не смолкая грохотали автоматные очереди. В воздухе витал тяжелый запах гари. Слышались крики, взрывы снарядов, далекое равномерное гудение бронетехники.
– Ванюшка, держи крепко. Не потеряй. – Командир протянул молодому рядовому планшетку с документами. Сумка была липкой от крови. – Головой отвечаешь.
– А Вы, Максим Павлович? Как я без вас-то? – Парень взял дрожащими руками кожаную сумку-планшетку, надевая ее ремень себе на шею. – Куда мне теперь? Что делать-то?
– Уходи отсюда, Ваня. Авось и выживешь. – Максим Павлович тяжело вздохнул, зажимая рукой простреленный бок. – Я задержу наступление так долго, как смогу. На Вязьму пока не суйся. Немцы уже там. В лесах Смоленских пережди. И ни слова никому. Сам знаешь, времена сейчас такие, что доверять нельзя даже брату. За три рубля продать могут. А тут такое. Уходи, Ваня. Ты последний, кто знает про нашу колонну. Пять машин далеко уже уехали, не догонишь. Две других за лесом догорают. А восьмая машина, ну, ты и сам знаешь.
– Не брошу я Вас, Максим Па..
– Исполнять приказ! – Рявкнул командир. – Документы сохрани по возможности. Понимаешь же, что такое у тебя в руках. Если прижмёт, то в болото сумку скинь. Лишь бы фашистам не досталось ничего. А надо будет, то и сам в то болото ныряй. Если схватят тебя, Ваня, пытать будут нещадно. Умри, но немцам не сдавайся.
– Так точно, – прошептал рядовой, прижимая к щуплой груди планшетку с документами и наспех нарисованной картой. – Так точно. Умру, но фашистам не дамся.
Небо над хмурым ночным лесом дрожало и пестрило от пулеметных очередей. Ваня трясущейся рукой полез в карман брюк, доставая червонец 1924 года. Во время обстрела одна из авиабомб попала в первый грузовик, и тысячи монет разлетелись золотым дождем по лесу. Пять машин ушли на Вязьму, и об их судьбе Ваня ничего не знал. Шестая машина выгорела дотла, и была разграблена фашистами еще на проселочной дороге. А вот их грузовик...
Ваня крепче сжал в ладони монету. Их грузовик уже никто и никогда не найдет.
Без карты.
– Беги, Ванюшка, беги отсюда. Немцы рядом уже. Беги.
Глава 1.
Наши дни.
Автобус высадил меня одну на безлюдной сельской остановке и, разбрызгивая грязь, помчался по болоту, бывшему до дождей проселочной дорогой. Я помахала ему вслед одной рукой, и закинув на плечо свою дорожную сумку, стала озираться по сторонам. Сумка была тяжелая, как будто я туда кирпичей насовала, а не сарафаны, но и пачкать в грязь ее не хотелось бы. Намочить балетки тоже не вариант, они же тканевые, а тут кругом чавкающая жижа.
И ни души.
С одной стороны от дороги стеной стояли высокие смешанные деревья, преимущественно ёлки и сосны, с другой раскинулась небольшая деревушка. Дворов на пятьдесят, ну от силы шестьдесят. И то, треть из них была заброшена ещё на моей памяти. Вымирает русская деревня.
А что делать, когда работы тут нет, образования нет, даже нормальной поликлиники нет. И чего удивляться, когда вот такие, как я, молодые, настойчивые едут в большой город за впечатлениями и за лучшей жизнью. И я нисколько не жалела, что семь лет назад с родителями перебралась из нашего богом забытого села в Смоленск. А пенсия наша тут осталась, не захотели дед с бабкой всё бросать на старостях. Понятное дело – огород, куры, утки. Воспоминания. С возрастом чаще живёшь тёплыми приятными воспоминаниями, а не мечтами. Вот поэтому наши старики свой дом и не бросили.
Кстати, а где это мой дед! Обещал же встретить! И где он? Я снова повертела головой, скинув с одного плеча растрепанную русую косу. Видок после трёх часов тряски в автобусе был тот ещё. К слову о себе, зовут меня Василиса, но все друзья обращаются просто – Вася. Не очень женственно, но и характер у меня соответствует. Не нежная и не ранимая. В общем, я – это я. И прекрасно осознаю тот факт, что к категории красавиц и роковых женщин я не отношусь. Ну, собственно, и что с того? Рост у меня средний, вес, впрочем, тоже. И как-то сосредоточился он, этот вес, пониже талии. Несправедливо обделив грудь. Мой второй размер противоположный пол совсем не впечатляет. Это я о наболевшем. Но, как говорится, третий сорт – не брак. Зато у меня высокие душевные качества и меня, собственно, всё в себе устраивает. Ладно, хватит обо мне. Потом ещё что-нибудь расскажу. По ходу дела.
Сейчас уже времени нет – я услышала что-то необычное. Звук дедовского трактора разносился по деревне почти за километр, и я ещё минут двадцать стояла, ожидая, когда транспортное средство домчит до моего островка суши, окруженного грязевым болотом. За лесом, кстати, тоже болото имелось. Самое настоящее, с островками торфа, с кривыми ёлочками и берёзками, с плавучими кучами, на которые ни в коем случае наступать нельзя, и с роем вечно голодных огромных комаров. Дивное место. Мы туда по детству за клюквой бегали. Бегали, пока родители не прознали, и не надавали хворостиной по тому месту, что избрал себе центом дислокации мой лишний вес.
Пока я придавалась трогательным воспоминаниям, трактор тем временем дополз.
– Васька!
– Деда!!! – Есть такие люди – увидел, и ты уже счастлив. Мой деда такой. Я удобнее перехватила сумку, закинула её в кабину, пропахнувшую табаком и соляркой, и запрыгнула туда следом за сумкой. – Обещал же встретить!
– Дед обещал, дед встретил! – И он крепко обнял меня за плечи, от чего я уткнулась носом в дедовскую потрепанную фуфайку. Дед вообще у меня консерватор по жизни. И не смотря на времена года, фуфайку свою ни на что другое не меняет. Подумаешь, на улице июнь. Ерунда. Надену-ка я фуфайку, думает дед. И так, наверное, каждый день. Дедушку моего звали Тарас Дмитриевич, но в деревне свои называли просто – Митрич. – Отощала-то как! – Подытожил он, продолжая обнимать меня за плечи.
Это он всегда так говорит, когда бы я к ним не приехала. Типа дежурная фраза у него такая. Незыблемая, как заветы Ильича. У бабушки тоже имелась своя дежурная фраза, но это потом. Доедем, и увидите сами.
– Что нового у вас? – Я наблюдала, как деда держит двумя руками дёргающийся громадный руль. А про костыль – палка у его правой руки, отвечающая за скорость – вообще молчу. Он трясётся так, что казалось, живёт своей собственной жизнью.
– Нового? Да что у нас, у стариков, может быть нового? Всё по-старому. Хотя... Дом соседний от нас помнишь? Ближе к лесу, который.
– Это бабы Агафьи, что ли? – Я припомнила саманную низенькую постройку с резными покосившимися ставенками и кривым забором-частоколом.
– Её. – Кивнул Тарас Дмитриевич. – Продали внуки дом-то.
– Да, ладно! – К слову, померла баба Агафья ещё на моей памяти, лет пятнадцать назад, и дом её так и стоял заброшенный и никому не нужный все эти годы. Внуки сюда переезжать из города не собирались. А чтобы продавать дом, его надо было сперва приватизировать. Что вышло бы дороже, чем сам пресловутый саманный дом. – Вот это новость. А кто купил?
– А чёрт его знает! – Дед махнул рукой. – Не показывается хозяин новый. Не видали мы его.
– Это значит, вишня моя целая ещё стоит? – За домом у бабы Агафьи росла Такая вишня. Нет, даже не так. ТАКАЯ вишня. Сладкая, косточка маленькая, а сама вишенка огромная. Я каждый июнь приезжала до своих, и первым делом обносила соседскую вишню. Бабушка даже местных ребятишек гоняла от неё, чтоб мне хоть что-то осталось. Эх, жалко, что дом продали.
– Целая, – Дед усмехнулся, – Вишня уже поспела почти. Только кто ж теперь тебя туда пустит.
– Это да. Это верно.
Так за болтовней мы и доехали до нашего двора. Деревянные ворота нараспашку, бабушка на крыльце, и стайка кур по всему двору. Сколько сюда приезжаю, ничего не меняется.
– Василиска! – Бабуля тоже крепко обняла меня. – Отощала-то как.
Это она у деда научилась. На самом деле её постоянная фразочка другая.
– А жених-то есть? – продолжила она.
Вот! Что я и говорила. Неизменный вопрос, когда бы сюда я не приехала. В мои двадцать два, я в глазах бабули – престарелая дева. И её основная цель вот уже последние три года – это выдать меня за какого-нибудь внучка своей старушки-знакомой, который немного разведён, зато имеет жилплощадь, работу и машину. Ну и детей, это в зависимости от кандидата. Наличие детей мою бабусю не смущало, главное чтобы присутствовало двустороннее внеземное чувство. И где она их только находит-то, кандидатов этих? Главное, всё время разных предлагает. Ни разу ещё не повторялась. В общем, бабуся ведёт непрестанную партизанскую войну за моё личное счастье. Я уже смирилась, не переживают, и как могу избегаю её кандидатов, дабы не травмировать их хрупкую и ранимую после развода психику. Зачем толкать людей в объятья к психоаналитикам?
– Так что жених-то? – Не унималась моя бабуся. По-любому уже приготовила для меня новых жертв. С неё станется.
Я тяжело вздохнула.
– Был жених, бабуля. Был, да сплыл.
Мы уже сидели в горнице за накрытым столом, и попивали чай из фарфоровых кружек, что бабушка бережно держит в серванте за стеклянными дверцами, и достает оттуда лишь по особому случаю. И мне очень приятно, что мой приезд в гости бабушка отнесла к такому знаменательному событию.
– Чего он сплыл-то? Женишок? – Не унималась она.
– Некрещёный был, – Я беззаботно пожала плечами. Для бабушки это весомый аргумент. А то начну сейчас объяснять, что с ним скучно, что он не самостоятельный, слишком назойливый и непостоянный, так и не поймет ведь. Витя, к слову, действительно атеист, так что тут я бабуле не соврала.
– А, ну тогда да. – Она закивала, – тогда конечно. Некрещёных нам не надобно. Может его ещё можно окрестить?
Я отрицательно покачала головой. Витёк у нас панк, и прикид у него соответствует. Там уже ничего не поможет. Только ирокез сбривать.
– Ну, ты Василиса, не расстраивайся. Не переживай. Со мною не пропадёшь. – Подбодрила меня оптимистично настроенная бабуля. – От судьбы не убежать. Ещё попляшем на твоей свадьбе, помяни моё слово, Василёк. Вот, кстати, помнишь Владимира Тереньтева? Тот, что пасеку держит. По нашей улице живёт, тудыть, к трассе ближе. Вот на днях медом нас угощал своим. Майским. Пробуй-ка с чаем.
– Ба, так женатый же он! Терентьев этот.
– Так овдовел зимою! – Бабушка придвинула ко мне оладушки и мёд, – Холостой теперича. Одинокий. Да ещё и с пасекой! И дом свой, со сруба!
Последнее вообще нерушимый аргумент для бабули. Мужик с жилплощадью. По её понятиям, это предел моих девичьих мечтаний. Надо брать и не выделываться.
– А помоложе никого нету? – Я мёд попробовала. Вкусно. Но слишком приторно, на мой взгляд. Да и одним мёдом сыт не будешь.
– А то как же. Есть и помоложе. Одноклассник твой, Степан. Но тот дурень-дурнем. Еще Игнат Петрович есть, что парниками занимается, но тебе же помоложе надо. Перебирает она ещё. На безрыбье и рак – рыба! Брать надо, что дают.
Я снова пожала плечами.
– Бабусь, можно я ещё немного сама попытаюсь. Ещё хоть разочек, но сама. Но ты этого, вдовца с пасекой, придержи для меня. Так, чисто на всякий случай. Когда запасной вариант есть, оно как-то спокойнее. И на душе приятно.
– Ты кушай, кушай, – теперь бабушка придвинула мне блины. – Отъедайся, худорба. А то такая тощая, что и смотреть-то не на что. Кожа да кости. Попытается она.
– Ба, если я сейчас начну блины и оладушки кушать, грудь всё равно не вырастет. – Я развела руками. – А то, что вырастет, и сейчас уже не маленькое.
– Так я тогда капусты приготовлю.
Я рассмеялась.
– Не растет грудь от капусты, я уже пробовала. И квашенную и тушеную, и сырую даже грызла. Сказки это всё.
– А кто говорит, что её есть надобно? – Бабушка тоже хитро усмехнулась. – Листы подложим, куда следует. Для объёму. Ну не хочешь листы, можно ватки подложить. И варенья понесёшь Терентьеву, на гостинец. Скажешь, я за медок передала.
– БА! – Я аж привстала со стула. – Я сама как-нибудь. Ладно?
– Так пасека же! И дом со сруба.
В общем, спорить было дальше бесполезно. И я только кивала, выпивая вторую кружку чаю. Потом третью.
– Вася, – позвал меня со двора дедушка, – иди-ка сюда, там к тебе Степан пришёл. Однокашник твой. Говорит, что-то срочное. Уже минут десять мнётся у калитки.
Степан. В памяти остался нескладный подросток, с которым я раньше сидела в местной школе за одной партой. Никак не привыкну к этому бугаю, в которого он вырос. И как узнал-то, что я сегодня приезжаю? Не иначе следил.
Парень стоял у крыльца и переступал с ноги на ногу. Нелепейшее зрелище. Нерешительный бугай. Я усмехнулась, но осталась стоять на ступенях.
– Стёпка! Я так рада тебя видеть! – Натурально произнесла, правдоподобно.
– Чего это? – Удивился верзила.
– Так ты ж мне денег должен! Забыл, как занимал на семечки и на сигареты в мой прошлый приезд? – Парень от меня попятился. А я разве не говорила, что память у меня хорошая, ничего никуда не записываю, и так всё помню, что надо. И что не надо.
– Мой главный долг – это долг перед Родиной! – Нашёлся парень. – И я его уже отдал.
– Да ладно, – я улыбнулась уже искренне, – выкладывай, чего припёрся на ночь глядя? Надо чего? Или ты так, расчувствовался и истосковался. Или ты просто мимо шёл? Колись.
– Так это, Вась, парень есть у тебя?
Я артистично закатила глаза к небу. Они тут что, все сговорились что ли? Или у меня на лбу что-то нехорошее написано?
– Говори прямо, чего тебе от меня надо? – Я уперла руки в бока, стоя на ступенях крыльца, чтобы быть выше Стёпки. – Парня нет. Денег больше не займу.
– Заладила, денег, денег. У меня может проблема самая, что ни на есть, серьёзная. Душевная. А ты только о деньгах и думаешь. Вот что город с людями делает.
Заинтриговал. Я вся обратилась в слух, пусть выкладывает свою проблему. Послушаем.
– И? – подтолкнула я его к откровениям и напялила умное лицо.
– Мне девушка нужна. Срочно. – Стёпка замялся. – Ты согласная?
– Во-первых, нет. – Я с трудом сдерживала рвущийся наружу смех. – Во-вторых, зачем мне это надо? Да и ты ж вроде за Настей со школы бегал. Думала, у вас всё срослось давно. К ней и иди со своими проблемами. Я-то тут причём?
– Дык, в этом-то и вся беда. Анастасия меня игнорирует до сих пор. Смеётся только. И я решил, что приревнует она меня, и всё у нас сразу наладится. А что бы приревновала, мне девушка нужна. Для вида только. Ничего серьёзного.
Вот ведь действительно дурень-дурнем. Бабушка ничуть не уменьшила его интеллектуальные способности. Я стояла, глядела на него и старалась не рассмеяться. Не выходило.
– Ну, Вася, ну тяжело тебе, что ли? Под руку пройдемся с тобой у Настениного дома, и всё. Разве я много прошу? Ну, пожалуйста. Ну, ты же всегда мне помогала! Помнишь, как я у тебя всё время физику списывал на задней парте? И химию. Да и с математикой тоже. Всегда ты одна меня выручала.
На жалость давит, гад. Вот же выпало счастье, с большой буквы Ж. И отказать как-то неловко, вроде для дела же просит. Не просто так. Я вообще по природе своей истинный гуманист, и не могу без боли в сердце наблюдать за страданиями своих собратьев по разуму. Тут я Стёпе льстю бессовестно. Но опустим.
– Ты же добрая. – Продолжал уговаривать меня Степан. – Ну, Васенька. Пожалуйста. Ради великого счастья. Моего.
Вот действительно говорят, хуже дурня может быть только дурень с инициативой. Разве нормальный бы такое учудил? Да и я не лучше, раз обдумываю его предложение.
– Поможешь? – Настаивал Степан. – Мне больше никто не поможет, одна надежда на тебя. – И парень испустил стон умирающего лебедя. Чёрт. И как после этого его послать? Придётся жертвовать своим душевным спокойствием и благополучием, ради старой престарой дружбы.
– Допустим, я соглашусь, и что я с этого буду иметь?
Действительно, не за просто же так я тут буду под руку с кем попало по улице шастать. Любое дело должно быть подкреплено вознаграждением. Ну разве я не права?
– Хочешь я тебе банку варенья вишневого, бабушкиного, с того года осталось, принесу. Последняя банка. Без косточки. Последняя, Вася.
Знает, ведь на что давить. Как облупленную, знает. За банку вишневого варенья я на всё готова. В рамках приличия, разумеется.
– Ладно. Только варенье вперед. А то вдруг кислятина.
– Василиса, – в двери появилась бабушкина фигура, – Там деду спину прихватило. Пойдём, настойку мне сверху достанешь.
Я помахала на прощание Стёпке, и поспешила за настойкой для притирок. Бабуля её всегда в разные труднодоступные места прятала. Настойка ведь на спирту, а если к деду приходил дядя Петя, то это всё. И если что-то алкоголесодержащее было на видном месте, одеколон там или настойка, то дядя Петя это немедленно, под любым предлогом, вымогал. И выпивал. Сколько лет знаю дядю Петю, столько он и выпивает. И ни разу ни чем не болел. А вот дедушка у меня не пьющий, а спину иногда хватает.
– Где настойка на этот раз?
– За антресолью, сверху самовар, видишь? – Бабуля указала рукой вверх. – Вот за ним, родимую и припрятала.
Я подставила табурет, и выудила из-за пузатого самовара бутылку чего-то мутного и вонючего. Матерь божья!
– То, что надо! На кедровых скорлупках настаивала, на красном перце да на полыни.
– И дядя Петя ЭТО будет пить, если найдёт? – Я недоверчиво повертела бутыль в руках, – Это же даже на вид не съедобно. Да и запах... Фу.
Бабуля философски промолчала.
За окнами тем временем совсем стемнело, по телевизору шёл какой-то концерт отечественных звёзд, и моя пенсия с энтузиазмом ему внимала. А я задумчиво вертела в руках капустные листы. А что? Может быть, их действительно прикладывать нужно было, а не есть? Попробовать, что ли? Ничего же не потеряю.
– Митрич! – Дверь входная со стуком распахнулась, – Митрич! Там такое дело! Трактор твой на ходу?
– Трактор-то на ходу, – бабуля оторвалась от голубого экрана. – Дед барахлит. Чегось там у вас стряслося на ночь глядя?
– Так машина застряла на дороге. – Пояснил незваный гость. – Вытягивать нужно.
Я так сразу и не поняла, кого это к нам принесло. То ли Игнат Петрович пожаловал, то ли старший сын председателя – Анатолий. Так сразу и не разобрать.
– Уже больше часа буксует. Дорогу после дождей размыло всю. Машина увязла. Сама не выедет, тут трактор твой нужен. – Продолжал мужик.
Дед стал подниматься с дивана, но охнул, и тут же схватился за перевязанную пуховым платком поясницу.
– Дедуля, лежи спокойно. Пока бальзам животворящий не подействует. А я тем временем на тракторе сгоняю, куда им там надо. Не впервой ведь. – Предложила заботливая я.
А что? Права у меня есть. С дедом с малых лет в кабине катаюсь.
– О, Василиска! – Меня заметили и приветливо кивнули. А я так и не вспомнила этого мужика, стоящего в дверях.
– Здрасьти, – тоже кивнула ему я.
– Давно приехала?
– Сегодня.
– А с трактором управишься-то? – Недоверчиво спросил вечерний гость. – Или кого из мужиков позвать?
Вот за что я люблю своего деда, так это за безграничную веру в меня. И в мои нераскрытые таланты.
– Она у меня с детства трактор водит, – проговорил он. – Иди Василиса, только ты это, соляру не переводи там почём зря.
Я только кивнула.
Трактор стоял у раскрытых ворот, а на сидении лежала неизменная дедова фуфайка. Я поёжилась от вечернего прохладного ветерка, и за неимением ничего иного, влезла в дедушкин наряд. Теперь и от меня несло табаком и топливом на всю кабину. Невспомненный мужик тоже забрался в салон нашего транспортного средства. В тесноте, да не в обиде, как говорится.
– Ну, показывай, куда ехать. – И я на максимальной скорости, десять километров в час, понеслась той же дорогой, что и в обед ехала с дедом. – Небо уронит ночь на ладони, нас не догонят, нас не догонят. – Напевала я, а мой пассажир посмеивался в кулак.
***
М-да.
Машина не просто увязла, окопалась со всех сторон, и буксовала на днище. Да и непросто машина, а какой-то джип. В темноте так сразу и не определишь, что за марка, да я и из трактора не собиралась выходить и проверять, тут грязища кругом, а я в новых балетках.
– И чего он сюда сунулся? – Я кивнула на иномарку. – Дорога же лучше есть, по этой даже местные не ездят.
– Так и не местный это. – Я, наконец, опознала в своём собеседника Толика, сына председателя, по чуть заметному говору. Он продолжил, – Навигатор у него эту дорогу показал, он здесь и свернул. Думал, раз у него джип, то он везде проедет. Недооценил мужик русские дороги. Был бы на ниве, может и проскочил бы, а на иномарке, – и Толик махнул рукой, жестом показывая, что ничего у импортной машины на наших дорогах не выйдет.
– Понятно. В гости, что ли к кому-то приехал?
– Неа, говорит, жить тут будет. – Толик усмехнулся, – Это он дом бабы Агафьи выкупил.
– Понятно, – повторила я, не сбавляя скорости. Наконец, мы подъехали достаточно близко.
– Вася, сдавай задом, – мой пассажир выпрыгнул в ночь, и я услышала булькающий звук при его приземлении. – Щас трос к машине привяжем, как миленькая из ямы выплывет.
Ага. Именно выплывет. У машины суетилось еще несколько людей, видимо водитель и двое местные. В темноте я их естественно не признала, и совсем не расстроилась. Из кабины я слышала, как Толик, нечеловечески ругаясь, мастерил трос от машины к моему трактору.
– Вася, трогай, – крикнули мне, когда манипуляции с веревками были закончены. И я поволокла неопознанный джип по направлению к деревне. Место назначения я уже знала. Соседи будем. В кабине трясло, поддувало и скрипело – я разогнала свой "ужас, летящий на крыльях ночи" до предела. Километров пятнадцать в час неслась. Трактор тарахтел, плевался и дёргался.
– Стой, – прокричали мне из джипа, когда мы выехали на твердую почву.
Я остановила сельский вездеход, и наблюдала, как водитель выбирается из джипа и идёт ко мне.
– Василий, верно? Держи за труды. – И мне протянули бумажную деньгу.
– Не надо, – резко отрезала я, и в темноте увидела удивленное, перемазанное местным чернозёмом, лицо.
– Я был уверен, что за рулем Василий. – Новый сосед опешил.
– Василиса. – Я заправски поправила ворот у дедовой фуфайки. И подмигнула растерянному мужику. Пусть знает, какие у нас девки в русских селеньях. И трактор водят, и табаком пропахли.
– Станислав. – Отчего-то представился новый сосед. И уже по-другому посмотрел на меня. Как-то внимательно, что ли. Мне этот взгляд не понравился.
– Бывай, Станислав. – Я резко захлопнула дверь своего вездехода, и понеслась к дому.
Джип, естественно, меня обогнал.
Пока я добралась, пока припарковала во дворе трактор, пока сняла фуфайку и уложила её на законное место, и пока закрыла ворота, новый сосед успел в своём домике свет включить и даже умыться.
– Я уже было подумал, что меня преследуют, – пошутил он, подходя к нашей калитке и показывая на трактор. – Соседи значит. Зайти можно?
– Заходи. – Я пожала плечами.
– Неловко вышло. – Мужчина остановился у калитки, и я отметила, что у него широкие плечи. Остальное в темноте не разглядеть. – Не люблю быть должен. Как я могу расплатиться за помощь?
Я злорадно усмехнулась.
– Денег не надо. Натурой давай.
Видели бы вы лицо этого типа. Ни один мускул на его умытой физиономии не дрогнул, только глаза стали удивлёнными, расширенными, и внимательно на меня смотрели. Затем взгляд стал оценивающим. И тонкие губы чуть изогнулись, обозначив улыбку. Или даже ухмылку.
О, вот действительно говорят, что у мужиков у всех одно на уме!
– Эй, ты чего там удумал? Маньяк что ли? – Я рассмеялась. – Вишня у тебя за домом растёт. Думаю, двух вёдер будет вполне достаточно. Только я сама рвать буду. А то ещё неспелой мне подсунешь. Договорились?
– Договорились, – выдавил ошарашенный мужик. И снова никак не изменился в лице.
– Вот и чудно.
– Василиса! – На крыльцо выплыла моя бабушка, – Ну где ты там, золотко? Чай уже стынет.
– Вот, соседа нового привезла. Станиславом звать, не знаю, как по батюшке.
– Марья Семеновна, – кивнула ему бабуля. – Может, чаю с нами попьёте?
– В другой раз. – Мужчина выдавил улыбку. – Времени нет. Я только приехал.
– Я у него уже два ведра вишни выманила, – похвасталась я, поднимаясь по ступенькам крыльца в дом. Без фуфайки ночью было прохладно. Да и стоять в компании незнакомого мужика мне не нравилось. А вдруг действительно маньяк? Ну, мало ли. К тому же, после предыдущих трёх кружек бабушкиного чаю, мне не терпелось уединиться в помещении со странным названием 'Ж'.
– Только Вы Василисе собирать вишню не дозволяйте, – предупредила моя заботливая бабуся. – Знаю я, как она это делает. Одну в ведро, десяток в рот.
– Ба!
– А чего? Он у нас человек новый, не просвещённый ещё. Предупредить надобно. А то так совсем без урожая останется. Знаю я тебя.
И я увидела, как новый сосед криво усмехнулся.
***
Было дивное июньское утро. И если серьёзно вдуматься, то у студентов после сессии, все летние утра – дивные. И я собирались отоспаться в это утро часиков примерно до трёх. Дня. И потом весь вечер совсем ничего не делать. И так каждый день. Да, у меня были глобальные планы на лето.
Но не в это утро.
Я проснулась с петухами. Нет, даже не так. Я проснулась от петухов. Они голосили на все лады, хрипло и надрывно. На всю деревню. Это только в фильмах петухи кричат красиво. На деле это просто ужас, как пенопластом по стеклу, только хуже.
Я неохотно поднялась и начала собирать себя в кучку. Руки действовали на автомате по отработанной за студенческие годы схеме. А ведь спала бы и спала, если бы не петухи.
Строя коварные планы мести, я складывала свою постель, составляя египетскую пирамиду из подушек разной величины. И сверху кружевная тюль. Как-то так. У бабушки всё равно красивее получается. Но я старалась.
Бабуля уже суетилась у плиты, и на кухне пахло чем-то сдобным и печёным.
– Рано ты поднялась. Спала бы ещё. – Улыбнулась мне бабуля.
– У вас тут выспишься, – я кивнула на курятник, что дед недавно достроил. – Петухов развелось. И все кричат, как резаные.
– Василиса! – Басом проголосили у нашей калитки.
– Чего-то Степан к нам зачастил? – Бабушка выглянула в окно, отодвинув кружевную шторку. – Второй раз уже. Неужто в женихи набивается?
Я пожала плечами, не желая выдавать хитроумный Стёпкин план.
– Может и набивается, – многозначительно выдавила я. – Бабуль, где там мои обещанные капустные листы?
Бабушка только махнула на меня рукой.
– И без листов вон Степка сюда захаживает. Значит нормально всё.
– Василиса, – снова басом прокричал бугай.
– Чего орешь? – Я выбежала на крыльцо. – Варенье моё принёс?
– Вот! – Парень протянул мне свою ношу.
– Хорошо. – Я сцапала у него литровую баночку. Как говорит моя мама – заговорить зубы и обобрать я умею с малых лет. – А точно без косточки?
– Обижаешь.
– Ладно. Когда под руку идти будем-то?
– Можно хоть сейчас. – Стёпка пожал огромными плечами.
Ну что с него взять? Нетерпеливый ты наш. Время терять не хочешь, а придётся.
– Сейчас не пойду. – Серьёзно сказала я. – Тут подготовиться надо. Прическу там сделать, каблуки. А то кто ж тебя, героя-любовника, ревновать-то будет, к не расчесанной и не накрашенной?
– Тогда в обед. – Предложил мой кавалер. – Настя в обед дома будет. Я точно знаю.
Ага. Бедняга. Наверное, как и раньше, у её дома целыми днями околачивается.
– Ладно. В обед, так в обед. – Великодушно согласилась я.
И вернулась в дом, где уже на столе лежали свежие булочки с маком и заливисто свистел пузатый чайник на плите.
– Чего это Степан с утра хотел?
– Вот, варенья мне принёс. – Я поставила на стол банку, ещё пока не отработанную. – Вишнёвое. Моё любимое.
– Ой, Степан, ой вертихвост. – Бабуля руками всплеснула. – Ещё на прошлой неделе Настасье прохода не давал. У дома караулил. А тут на тебе. Ты смотри, Василиса, не серьёзный он. Ветреный. Вот Владимир Терентьев, то другое дело. Тот мужчина степенный, и пасека своя, и медок.
– И дом со сруба. – Добавила я, и рассмеялась. – Бабусь, ты мне уже столько про этого пасечника рассказала, что я почти в него влюбилась. А варенье мне Стёпка просто так, по старой дружбе принёс. Ничего личного. Не волнуйся за меня, Степан – герой не моего романа.
***
– Рецидивист! Как есть! – На весь магазин рассуждала продавщица Людочка. – Я как глаза его серые увидела, сразу всё и поняла. Рецидивист он и есть.
– Кто на этот раз? – Ехидно спросила я, осматривая нашу сельскую лавку.
– О, Василиса, не прошло и года! – Продавщица переключилась на меня. – А ты к нам как, на совсем? Или как обычно?
– Пока вишня не поспеет. – Я изобразила улыбку. – Так что там про рецидивиста? Я пропустила что-то интересное?
В магазине, кстати, народу было человек шесть, и все ждали продолжения душещипательного рассказа.
– Новенький у нас поселился, – объяснила мне Людочка. А то вдруг я не знаю. – Сегодня с утра заходил, за спичками и за хлебом. А у самого глаза холодные, внимательные. По всем углам глазами своими пошарил, как будто высматривал он что-то. Подозрительный тип.
– Может от властей скрывается? – пропищала какая-то бабуська с авоськой. – Чего б его сюды принесло? Скрывается рецидивист энтот.
– Маньяк он, – вставила я. – Маньяк. Не иначе. – Уж чего-чего, а фантазии у меня с избытком. Это я ещё не всё выдала. Но для начала пока и этого достаточно.
– Маньяк, – подхватила эта же бабуська, не отличаясь самостоятельностью в мышлении. – Уголовник и Вор в законе.
– Рецидивист, – подытожила Людочка, и протяжно вздохнула.
Вот так в деревне сплетни и рождаются. Конечно, а как вы хотели? Произошло невиданное для нас событие – обычно люди съезжают отсюда в город, разбегаются кто куда, а тут всё наоборот. Городской одинокий мужик, на большой машине. Ключевое слово – одинокий. Местные дамочки, типа Людочки уже потеряли покой.
Я усмехнулась. Бедный сосед. Хотя, с его наклонностями... Может и не бедный.
От магазина я шла счастливая, с подготовленной прической, и с боевым макияжем, в коротком джинсовом платьице и в калошах. Ну не каблуки же одевать в такую грязь. Ну, в самом деле. Вот как всё просохнет, тогда да. А сарафанчик короткий в меру, ну чтобы не травмировать общественное мнение. Но достаточный, чтобы подстегнуть к ревности одну юную особу.
Степан снова нерешительно мялся у моей калитки.
– Готов, красавец ты наш? – я протянула ему руку с идеальными короткими чёрными ноготками. – Веди. Буду варенье отрабатывать. Отыграем нашу сельскую мелодраму, как по нотам.
– Чего это мелодраму? – Не понял Степан.
– Ну ладно, – я ухмыльнулась, – пусть будет психологический триллер с порнографическим уклоном.
Стёпа, как обычно ничего не понял. Но я, за школьные годы, к этому уже привыкла.
– Ты, это, улыбайся хоть. – Прошипел он. И стиснул мою ладошку своей лапищей.
