Текст книги "Маленькие подлости"

Автор книги: Кармен Посадас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

ИЗ КНИГИ «МАЛЕНЬКИЕ ПОДЛОСТИ»

Часть третья.

Шербеты и другие холодные десерты

Мадрид, 25марта,..

Дорогой Антонио,

я говорил. Говорил! Произошло то, что я предчувствовал: объявились супруги Тельди. Ты не поверишь, в тот же день, когда я послал тебе письмо, Адела Тельди позвонила и сделала заказ на проведение банкета в их загородном доме «Лас-Лилас» на юге. Сначала предполагалось, что мероприятие продлится два дня, с ужином, завтраком и т. д., представляешь, а гости заночуют в доме, но потом решили ограничиться субботним банкетом. Не важно. Конечно, доход будет меньше, но зато каково, а? Как я думал, так и получилось!

Что бы все это значило? Во всяком случае, тебе происшедшее на пользу: теперь я могу сообщить адрес Тельди. Они живут в Мадриде, в отеле «Палас», если захочешь написать им в «Лас-Лилас», то я передам и его координаты. Однако вернемся к делу, сюрпризы и совпадения удивительны, но долг превыше всего.

Посылаю тебе рецепты, которые доставят тебе истинное удовольствие. Речь идет о секретах приготовления шербетов—королей холодных десертов. Но прежде чем перейти к сей маленькой подлости, хочу попросить тебя об одном одолжении.

То, что я сопровождаю рецепты письмами, вполне логично. Но тебе, по-моему, писать ни к чему. Будет лучше, если ты с настоящего времени начнешь отвечать мне по телефону. Естественно, оплата переговоров за мой счет, а как же иначе! Не хочу тебя расстраивать, мой друг, но я вынужден признаться: с огромным трудом понимаю твой почерк. Кроме того, ты пользуешься зелеными чернилами, и строчки похожи на… похожи на провода, облепленные грустными попугайчиками. А некоторые места вообще не поддаются расшифровке. Например, абзац про старый секрет Тельди и что-то насчет исчезновения людей в Аргентине. Поверь, кусок совершенно нечитабельный, попробую одолеть завтра по дороге в «Лас-Лилас». Если ты действительно намерен писать к Тельди, советую очень постараться: боюсь, у него не хватит терпения разбирать зеленые каракули на трех-четырех листах; ему попросту станет скучно; это болезнь нашего времени, Антонио: все постоянно скучают.

За исключением твоего покорного слуги, конечно. Мне предстоит в ближайшее время грандиозный банкет в Малаге для группы коллекционеров, Тельди хочет как следует угостить их с какой-то целью. Я обязательно расскажу тебе, как все прошло, поскольку уверен, что будет интересно; обожаю вечеринки, когда полон дом разнообразной публики, в таких случаях всегда происходит масса неожиданностей. Беру с собой Хлою (ту девушку, о которой рассказывал в первом письме, она довольно хорошо накрывает на стол), Карела Плига и Карлоса Гарсию. Все трое имеют опыт работы на загородных ужинах, так что мне не придется ни о чем беспокоиться, с легкой душой займусь приготовлением заказанных блюд и любимых десертов. Я даже думою сотворить нечто особенное, этакий sorbef surprise[37]37
  Шербет-сюрприз {англ.).


[Закрыть], достойный Тельди: холодный, дорогой и эффектный – как, на твой взгляд?

Что касается книги, вот парочка тайных трюков, на сей раз в области шербета и мороженого. Но прежде чем начну подличать, еще раз прошу тебя: позаботься о почерке, дорогой Рейг… Скажи честно, ты ведь не собираешься шантажировать Тельди? Будь осторожен с этим делом. Не сочти меня навязчивым, но все-таки поделись планами, мы же друзья, не так ли?

Ну а теперь о рецептах недели.

Как правильно приготовить шербет из манго

(секрет маэстро Поля Бокюза)

Чтобы фруктовые шербеты, и особенно шербет из манго, не растекались, необходимо иметь под рукой букетик цветков календулы, а лучше два. Далее…

ДЕНЬ ШЕСТОЙ
ЭРНЕСТО ТЕЛЬДИ И СЕНЬОРИТА РАМОС

Ротонда отеля «Палас» множество раз служила в качестве солидного, респектабельного фона для интервью с самыми различными именитостями. Ковры производства королевской фабрики «Реаль-де-Таписес» смягчали и без того по-кошачьи вкрадчивые шаги Джулиана Барнса[38]38
  Джулиан Барнc – английский писатель, лауреат Букеровской премии.


[Закрыть], а роскошное кресло, в котором он позировал для репортеров, позволяло демонстрировать дорогие французские мокасины. Вестибюль, где сквозь пальмовые ветви просвечивал чрезвычайно бледный лик Ла-Тойи Джексон, помогал Версаче формировать оригинальный образ медузы[39]39
  Медуза – персонаж греческого мифа, крылатая женщина со змеями вместо волос, превращающая все живое в камень.


[Закрыть].

В ротонде запечатлевались и известные спортсмены, и актеры, ставшие легендами, и левые интеллектуалы, и политики правого (но только умеренно-правого) толка – любая знаменитость рано или поздно выбирала для съемок это просторное, сияющее светом сферическое пространство, подобного которому не найти ни в одном другом отеле Мадрида, и не только потому, что изображение получалось первоклассным. Сама обстановка здесь работает на имидж, портретируемый как бы говорит: обратите внимание, господа, мне нравится роскошь, но я не люблю помпу, мне привычен комфорт, но с легкой примесью декаданса; я, конечно, преклоняюсь перед мощью научно-технического прогресса, но все же – о! – как важно для настоящего художника уметь воспринимать окружающий мир с почти неуловимой, но такой оправданной, сбалансированной, такой совершенной утонченностью.

Именно подобным образом выглядел уникальный интерьер ротонды отеля «Палас», во всяком случае, на взгляд Эрнесто Тельди, назначившего там встречу фотографу и корреспонденту журнала «Меценат» – специализированного престижного издания с тиражом около 350 тысяч экземпляров, распространяемого среди избранных подписчиков по всей Европе. Уже несколько месяцев редакция журнала добивалась от Эрнесто Тельди эксклюзивного интервью «в профессиональном тоне, но понятного для простых смертных, что-нибудь о человеческих слабостях небожителей, о личностях высокого полета, но на уровне журнала «Форчун», вы меня понимаете».

Тельди ожидает сеньориту Рамос и фотографа за столиком, на котором, словно в хорошо продуманном сценарии, пестрят остатки скромного завтрака: стакан с недопитым грейпфрутовым соком, чайная чашка, тарелка с хлебными крошками, предположительно от гренка. Сам персонаж сцены занят перелистыванием газеты «Файнэншл тайме», причем, естественно, лишь страниц раздела, посвященного вопросам искусства.

– Доброе утро, сеньорита Рамос, Агустина Рамос, не так ли? – Следуют поцелуй в щеку журналистки, приятельский хлопок по плечу фотографа. – Позвольте представиться – Эрнесто Тельди. – Произносится дружески и одновременно чопорно, с сохранением дистанции. Подобный стиль поведения очень импонирует журналистам элитных изданий, особенно таким вот «сеньоритам рамос», которые, как правило, весьма развиты умственно, но внешне ничем не выделяются, за исключением крошечной оригинальности, вроде леворукости или легкого косоглазия. На диво часто их отцы, дяди и так далее по семейному древу оказываются весьма талантливыми художниками, до сих пор не признанными либо уже несправедливо забытыми (как еще некультурен наш мир!). Посему «сеньориты рамос» считают, что им не повезло в жизни, что они попусту тратят свои дарования на супердорогой, но псевдоинтеллектуальный журнал типа «Меценат», да вдобавок – и это особенно огорчительно – обязаны повсюду таскаться с этим Чемой.

Чема – фотограф. Он гораздо моложе сеньориты Рамос, имеет предосудительную привычку не вынимать изо рта жевательную резинку и одевается возмутительно негармонично: полосатые кроссовки и брюки в клеточку! Это, конечно, свидетельствует о дурном вкусе, однако не мешает делать снимки, которые порой производят более яркое впечатление, чем всегда замечательные статьи сеньориты Рамос, Впрочем, сегодня она никоим образом не допустит, чтобы ее превзошли, так как приготовила для Тельди серию весьма острых и даже дерзких вопросов, полностью – заметьте – основанных на документальных материалах. В ее распоряжении неотразимое оружие: мощный интеллект плюс крепкий профессионализм, она покажет этим несчастным редакторам журнала «Меценат», что такое настоящее интервью.

– Доброе утро, сеньор Тельди.

Маленькая сеньорита Агустина Рамос, утопающая в подушках обтянутой красным гобеленом софы, вооружается диктофоном.

– Раз-два-три, проба, – произносит она и добавляет в качестве заголовка: – Интервью с Эрнесто Тельди, коммерсантом испано-аргентинского происхождения и крупным коллекционером произведений искусства.

– Я бы сказал, только испанского происхождения, – уточняет Тельди с латиноамериканским акцентом. – Многие думают, я аргентинец, поскольку полжизни прожил в Буэнос-Айресе да и фамилия у меня похожа на итальянскую, но уверяю вас, я стопроцентный испанец.

Сеньорите Рамос не нравится, когда интервью прерывается незапланированными репликами, поскольку тогда приходится останавливать диктофон и перематывать кассету. К тому же в данной ремарке нет особой необходимости. Она тщательно подготовилась к беседе и прекрасно знает, что Тельди в конце шестидесятых был юным жителем Мадрида, без денег, но с большими запросами. В отличие от своих сверстников он бросил постоянную работу в Испании и устремился в Аргентину на поиски счастья. Момент он выбрал, казалось, неподходящий: золотые времена для серебряной страны прошли. Тем не менее ему удалось сколотить целое состояние на спекуляции произведениями искусства. Тельди скупал их за бесценок и втридорога перепродавал в Европе: картины Сорольи, Соланы, Русиньоля, Сулоаги, небольшие, но превосходно выполненные работы Моне, Боннара и Ренуара[40]40
  Хоакин Соролья (1863-1923), Хосе Солана (1886-1945), Игнасио Сулоага (1870—1945) – испанские живописцы; Клод Моне (1840-1926), Пьер Боннар (1867-1947), Огюст Ренуар (1841—1919) – французские.


[Закрыть], попавшие в Буэнос-Айрес в начале двадцатого века. Благодаря удачным сделкам Тельди превратился в преуспевающего, уважаемого всеми профессионала, а в последнее время и щедрого мецената. Идеальный герой для журнала, специализирующегося на вопросах искусства, а точнее, на шайке безграмотных богачей да погубленных их долларами талантах. Именно с таким изданием сеньорита Рамос имеет несчастье сотрудничать. И она знает лучше, чем кто бы то ни было, что в биографии каждого крупного дельца, включая Тельди, есть темные пятна, сеньорита Рамос намерена осветить их вопреки политике своих шефов: «У, болваны неотесанные, вот увидите, каким должно быть интервью об искусстве!» Но прежде нужно…

– Скажите, господин Тельди, что для вас искусство – хобби или бизнес? – задает сеньорита на редкость оригинальный вопрос, являющийся неотъемлемым компонентом всех интервью «Мецената».

«Что за нелепость!», – думает она и мысленно проклинает сеньора Ханейро, учредителя и хозяина журнала, а заодно владельца сети обувных магазинов, которому миллионы дают право унижать серьезных людей, ну разве не унижение – задавать тупые вопросы типа «является ли бизнес вашим хобби?».

Тельди – он сидит в кресле – меняет позу. Ему вопрос также кажется глупым: каждому известно, что в наше время искусство – это бизнес, наравне со всем остальным. Тем не менее он отвечает как положено:

– Ни то ни другое, разумеется. Искусство – это источник эстетического наслаждения, одно из благ цивилизации, то, что отделяет культурного человека от животного и приближает к богам.

«Отлично, – думает Рамос. Поскольку обязательная программа выполнена, можно приступать к атаке. Она достает блокнотик, в который терпеливо занесла важные сведения из жизни Тельди. – Смотри на меня, Тельди, – внушает сеньорита, – смотри и готовься к первому выстрелу».

Она начинает задавать остроумно сформулированный вопрос, который наверняка придется не по вкусу собеседнику, но в это время… Журналистка не успевает закончить фразу, ее внимание отвлекают сразу два звука. Один испускает чавкающий рот фотографа, любителя жевательной резинки, второй – клак, клак, клак, КЛАК – его аппарат, по мере того как перемещается вокруг Тельди и производит вспышку. Это, как обычно, выводит из себя сеньориту Рамос, но жаловаться некому: главный редактор предпочитает интервью с фотографиями «для придания живости и достоверности». «Рамос, вы ничего не понимаете, образ – основа современного мира, один-единственный жест ценится больше, чем тысяча слов. И не спорьте, пожалуйста, Рамос».

Рамос и не спорит, даже когда Чема становится между ней и интервьюируемым, стараясь увековечить характерное движение объекта, ибо тот поглаживает бородку, отвечая на опасный вопрос, так и не законченный сеньоритой.

– Нет-нет, вы ошибаетесь, дорогая. Уверяю вас, существовавшая в те годы возможность с легкостью приобретать картины не имеет ничего общего с политическими проблемами Аргентины семидесятых, ничего общего с репрессиями и кошмарными преступлениями грязной солдатни. Интерес к произведениям живописи подскочил раньше. Не забывайте, в течение многих лет я состою членом комиссии по расследованиям UN. («Ю-Эн», – произносит Тельди на английский лад название ООН, чтобы придать своей гуманитарной миссии статус.) Так вот, будучи, как я отметил, членом Комиссии по расследованиям нарушений прав человека, я, естественно, никогда не пользовался конъюнктурой, чтобы…

– Разбогатеть за счет тех несчастных, которые и так пострадали от военной диктатуры.

– Несомненно, дорогая, – перебивает ее Тельди, хорошо знающий: у подобных напористых дам необходимо сразу отбирать инициативу, иначе окажешься на лопатках. – Именно поэтому мы создали филантропическую Ассоциацию помощи жертвам государственного террора. Как вам известно, я явился одним из учредителей, причем в то время это был очень рискованный шаг, поверьте, мы говорим о периоде с 1976 по 1983 год, в то время играть в героизм было чрезвычайно опасно, уверяю вас.

Он смотрит на сеньориту Рамос. Взгляд филантропа, такой нежный, останавливается на лодыжках, представляющих наиболее привлекательную часть ее анатомии. «Красивые лодыжки», – говорит взгляд, и сеньорита Рамос едва сдерживает улыбку, ибо если она и неприступна, то не настолько, чтобы устоять перед глазами connaisseur[41]41
  Знаток (фр.).


[Закрыть]. Тем не менее – долг превыше всего – она берет себя в руки и продолжает с неумолимостью инквизитора:

– Да-да, может быть, то время и не способствовало проявлению героизма, зато помогало ловить рыбку в мутной воде, кое-кто стал очень богатым. Разгул государственного террора, напоминаю вам. Так в чем заключается ваш секрет?

– Секрета нет. – Взгляд Тельди опускается с лодыжек на туфли сеньориты Рамос. Дорогая модель – на самом деле подделка. Журналистка поджимает ноги, чтобы галантный сеньор не догадался. – Видите ли, Агустина, – до чего славно звучит ее имя в его устах – единственный секрет того, как добиться успеха в ужасные времена, о которых мы с вами сейчас беседуем, – это большой труд и великое презрение к диктатуре. Но ведь цель нашей встречи – поговорить о чистоте искусства, а не о грязной политике, не правда ли, дорогая? Не лучше ли нам придерживаться темы?

Тельди делает ударение на последнем слове, и Чема пользуется моментом, чтобы запечатлеть лицо интервьюируемого, освещенное возвышенно-волевым выражением.

Сцена производит сильное впечатление на даму, завтракающую через два столика от них. Она сдавленным голосом вскрикивает: «О!», и локтем толкает в бок мужа.

– Смотри, Альфредо, какая шишка! – восторженно восклицает дама. – Вон, вон, слева! Это не Агнелли, владелец «Мазерати»? Ну очень похож на флорентийского кардинала!

Хорошо осведомленный муж отвечает, что Агнелли никогда не был владельцем «Мазерати», ему принадлежит транснациональная компания «Оливетти» («Вот бестолочь!»).

Чема тем временем продолжает щелкать фотовспышкой, а сеньорита Агустина Рамос предпринимает очередное усилие загнать Тельди в угол коварными вопросами,

– Ну хорошо, положим, доказательства вашей связи с военными найти трудно, что говорит в вашу пользу, иначе бы вы просто не заслуживали прощения. Обратимся к искусству, и только искусству. Как ни прискорбно, существует несколько легенд по поводу того, как вы сколотили состояние. Говорят, например, вы приобрели у некоего человека, который позже покончил жизнь самоубийством из-за непосильных долгов, превосходную картину Моне за ничтожную сумму, а потом перепродали по цене, в двадцать раз превышающую первоначальную. Правда ли это?

– Да. – Тельди очаровательно улыбается. – Факты изложены верно, однако истолкование далеко от истины. Бывший владелец Моне не только жив, но и является моим большим другом, он один из богатейших людей Южной Америки. Да, я всегда стремился помогать людям, зная, что они воздадут сторицей, но разве это заслуживает порицания, Агустина?

По мнению сеньориты Рамос, господин Тельди все менее заслуживает порицания. Особенно когда смотрит на нее; это происходит редко, но достаточно для того, чтобы ей захотелось вновь почувствовать на себе его взгляд. Она гордится своей проницательностью, поэтому все больше восхищается обаятельным собеседником, который, несмотря на колкие вопросы, постоянно улыбается. Однажды он даже протянул к ней руку («Всего лишь однажды, Бог мой!»), но так и не коснулся ее колена; настоящий кабальеро, вне всякого сомнения. Вот он снова смотрит на нее. Сеньорите Рамос кажется, что она тает, что от нее сейчас ничего не останется, кроме пятна на красной софе: «Бог мой, да ни один аппарат не способен уловить ауру этого мецената, этого восхитительного филантропа». «Опять же, – мысленно добавляет сеньорита, пытаясь сохранить объективность, – факты говорят сами за себя: Тельди подробно и откровенно объясняет, куда он вложил деньги, полученные честным путем благодаря своему увлечению искусством.

– В две школы для детей, брошенных родителями, ты понимаешь, о чем я говорю, дорогая…

Как приятно, что он обращается к ней на ты, и эта «дорогая» звучит чудесно!

– …в стипендии для талантливых студентов, не только художников, но и музыкантов, писателей; не следует скупиться, когда речь идет об искусстве, тем более что мы должны возвращать то, что дарит нам жизнь, как тебе кажется?

И сеньорита верит всему, что ни скажет этот мужчина обладающий необыкновенным даром сопереживать. Какая искренняя щедрая душа, сколько правды в его словах!

– Вспомнила! – сообщает мужу дама через два столика от них. – Этот тип не Агнелли, а актер. Как же его зовут… Энтони Хопкинс? Шон Коннери? Нет, кажется по-другому, у этого усы и волосы седые. Хотя подожди-ка, ну конечно, снимается кино, и так нужно по сценарию. Все ясно, это артист, он должен все время вживаться в роль, чтобы выглядеть естественно на экране Ты меня слышишь, Альфредо?

Но Альфредо не слышит и слушать не хочет Конечно, солидные, седовласые мужчины нравятся женщинам, зато вызывают ненависть у их мужей, особенно лысых. Кроме того, хотя Альфредо не слышит о чем идет разговор за соседним столиком, он уверен– этот тип – не Шон Коннери, напрасно несчастная журналистка, совсем девочка, балдеет от него, как и жена «По-моему, он просто плут и бездельник», – думает Альфредо, а произносит:

– Пойдем, Матильда.

В это время Тельди говорит сеньорите Рамос:

– Мы вот все рассуждаем об искусстве с большой буквы. Конечно, приятно побеседовать о Моне и порадоваться тому, что владеешь многими чудесными произедениями. Однако есть вещи, которые доставляют мне гораздо большее удовольствие, и я мог бы рассказать тебе о них. Во-первых, хочу признаться, дорогая. Только выключи магнитофон: то, что я скажу, не представляет интереса для такого журнала, как «Меценат», с его тиражом в триста пятьдесят тысяч экземпляров, распространяемых среди… Меценатов? Нет, мерзавцев от искусства, ты согласна?

Сеньорита Агустина более чем согласна, она выключает диктофон и смотрит на Чему, опасаясь, как бы нахал не помешал предстоящему признанию. Фотограф, закончив работу, сидит поодаль метрах в десяти, жует резинку и изучает экспонометр.

– То, что я собираюсь предложить тебе, является моей маленькой слабостью, но приносит огромное счастье. Увидишь, ты тоже получишь удовольствие. Полагаю, крупный филантроп на моем месте поведал бы тебе о своих отношениях с другими меценатами: как он приглашает их к себе, показывает новые, на зависть друзьям и конкурентам, приобретения, предлагает обмыть наиболее удачное, например, какое-нибудь изображение Божьей Матери из Византии, которое купил у торговца, специализирующегося на вывозе предметов искусства с Востока. Короче, описал бы тебе сборище мошенников, как это бывает, сама знаешь. Не отрицаю, мне тоже периодически приходится участвовать в подобных спектаклях, да, я присутствую на их коктейлях и заключаю с ними сделки. Однако истинную радость общения, дорогая, я получаю от любителей искусства с большой буквы, причем «с большой буквы» означает не приоритетные цены, а раритетные ценности.

«Будь у меня возможность поближе узнать тебя, Эрнесто Тельди, я позабыла бы и о продажном «Меценате», и о разоблачительном интервью, и о слухах насчет твоего сомнительного прошлого. Всегда и везде по-настоящему великие личности становились жертвами клеветы со стороны бесцеремонной публики. Ах, если бы это было возможно, если бы…» Так думает Рамос, а внутренний голос профессиональной журналистки талдычит: «Не сдавайся, Агустина, ни за что не сдавайся, хотя бы внешне оставайся неприступной, как стены Сарагосы[42]42
  Сарагоса – город в Испании, во время революции (1808– 1814) был осажден французами и в конце концов взят.


[Закрыть] в 1808 году». Но у воинственной Агустины порох уже отсырел.

– Послушай, через несколько дней я организую вечеринку, ты должна на ней присутствовать, – говорит Тельди, прикидываясь, будто его только что осенило, хотя на самом деле заранее продумал способ нейтрализовать тщеславную щелкоперку, раскрашенного попугая, задающего опасные вопросы. – Я вышел из народа и не хочу от него отрываться. Видишь ли, у меня возникла идея позвать в мой загородный дом группу коллекционеров, но не тех, что скупают Пикассо по всему миру или помешаны на ранних изданиях «Гамлета», не прочитали ни одной строчки, а цитируют на каждом шагу: «То be or not to be?»[43]43
  «Быть или не быть?» (англ.)


[Закрыть], не имея понятия, что дальше. Но мы с тобой помним этот чудесный пассаж: «…Кто бы плелся с ношей, чтоб охать и потеть под нудной жизнью…[44]44
  У. Шекспир. Гамлет, акт III, сцепа 1 (перевод М Лозинского).


[Закрыть]» и так далее. Короче, все эти «выдающиеся» коллекционеры и тупоголовые богачи любят не искусство, а владение предметами искусства. Мои же гости далеко не такие.

Тут Эрнесто Тельди начинает соблазнять оригинальным предложением сеньориту Рамос, а заодно и триста пятьдесят тысяч торговцев произведениями живописи.

– Это, конечно, между нами. Для подписчиков журнала «Меценат» мы оставим первую часть нашей беседы, ты расскажешь им, как развивается моя деятельность в качестве филантропа, об усилиях, предпринимаемых мной по продвижению искусства в массы, о моих стипендиях для молодых талантов, и – точка. Наемники от искусства не умеют чувствовать тонко, поэтому не заслуживают глубокого анализа моей личности. Мы же, ты и я, совсем другие.

В качестве иллюстрации к вышеизложенному Тель-ди объясняет, почему ему столь важно познакомить Агусту на следующей неделе с необыкновенными коллекционерами; любителями оловянных солдатиков, охотниками за экзотическими кинжалами, саблями и ножами, собирателями пивных банок и чучел животных, специалистами по фарфоровым куклам, книгам о призраках и котелкам для приготовления пищи.

– Для нас, – подчеркивает он в заключение пламенной тирады, – эти безделушки священны; они являются примером того, что я называю истинной любовью к искусству.

Из присущей осторожности Эрнесто Тельди не упоминает о том, что во время «вечеринок», устраиваемых им для разношерстной компании экстравагантных коллекционеров, нередко удается (не без помощи алкогольных напитков) приобрести задешево раритеты, которые в иной ситуации вряд ли бы продали. Не стоит ранить чувствительную сеньориту незначительными подробностями. А в остальном пусть журналистка будет в курсе: великодушный меценат организует встречу настоящих знатоков, в высшей степени оригинальных людей в обстановке, далекой от снобизма и меркантильности.

– При желании ты бы тоже могла присутствовать, – настойчиво внушает Тельди.

«Жизнь очень несправедлива», – думает сеньорита Агустина, обласканная теплом диванных подушек.

Она представляет, каково это – оказаться среди людей, непохожих на признанных и невыносимых живописцев, на вульгарных богачей, путающих Моне с Мане, и на бездарных плебеев, формирующих редакционную политику «Мецената». Мягкая белая рука Эрнесто Тельди приближается к ней в очередной раз и опускается на подлокотник софы.

«Вот настоящая артистичность», – восхищается журналистка.

Тельди вопросительно смотрит на нее: – Ну так что, Агустина? Ваше решение, дорогая сеньорита Рамос?

Жизнь и в самом деле несправедлива. Агустина, дорогая сеньорита Рамос, была бы счастлива ответить утвердительно, да, увы, в эти дни ей суждено на другом краю света брать интервью у японского коллекционера, обладателя картины Ван Гога, которую многие считают подделкой. (Уж этому-то мошеннику достанется от неподкупной журналистки!) Итак, вместо праздника в доме Тельди – скучная встреча в Японии. «Мне просто не везет и никогда в жизни не везло», – с грустью констатирует сеньорита.

– Ах, как жаль, как жаль, – сокрушается Тельди и пользуется случаем завершить беседу. – Я буду скучать без вас, дорогая. Не забудьте: ни слова о нашем секрете. Люди такие мелочные: вы не поверите, единственное, что их интересует, это сколько денег я уделяю молодым талантам и сколько расходую на филантропию. Голый расчет и ничего более, бросим же им эту кость, не так ли, дорогая?

Агустина прощается. Он целует ей руку, ту самую, которая напишет для «Мецената» скучнейшую традиционно хвалебную статью об Эрнесто Тельди, человеке, который всего лишь за несколько лет сумел стать филантропом международного значения.

– Вы необыкновенная личность, господин Тельди, – говорит сеньорита.

Он в ответ подмигивает ей так ласково, что это почти похоже на поцелуй:

– Адьос, Агустина, мы обязательно увидимся. «Когда?! Когда?!» – мысленно стонет сеньорита Рамос, направляясь к выходу, а Эрнесто Тельди садится в кресло и с облегчением переводит дух, словно только что пробежал стометровку с препятствиями.

В это время почти разом происходят два события.

– Теперь я точно вспомнила, кто этот тип. Он играл людоеда в фильме «Молчание ягнят»! – восклицает дама на соседней софе. – Как думаешь, Альфредо, он согласится дать мне автограф?

– Господин Тельди, – раздается голос гостиничного посыльного, неизвестно откуда взявшегося, как и полагается настоящему профессионалу в его деле, – вам письмо.

Жена Альфредо приближается к Тельди, сейчас она услышит его голос. И муж тоже.

– Carajo![45]45
  Черт возьми! (исп.)


[Закрыть] – Тельди стремительно встает с кресла, увидев конверт; это второе письмо за последние сутки, одинаково плохой почерк и зеленые чернила, строчки похожи на провода, облепленные попугайчиками,

– Ты слышала, что он сказал, Матильда? – спрашивает жену Альфредо. – Теперь убедилась, что это не актер из Голливуда?

Эрнесто Тельди не в силах разобрать ни имя под текстом, ни сам текст, кроме нескольких слов, написанных печатными буквами; они присутствовали и в предыдущем послании: «лейтенант Минелли…», «аэродром дона Торкуато». Далее строчка скакнула вверх, словно ее автор усмехнулся: «Ты помнишь, Тельди?»