Текст книги "Немой свидетель"

Автор книги: Карло Шефер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

11

Около полудня они свернули с Берггеймерштрассе в сторону Гейдельберг-Центра.

– От нас наверняка несет перегаром, – уныло проговорил Лейдиг.

– После Касселя слегка выветрилось, – ответил Зенф.

– После Касселя у меня все нутро горит, – сообщил Хафнер таким тоном, словно это было неопровержимым доказательством их трезвости.

Магенройтер пригласил всех в комнату для совещаний. Тойер кивнул Мецнеру, а всех остальных решил не замечать.

– К нам присоединилась группа Тойера, – начал Магенройтер, – то есть те, кто работал с первым трупом. Их присутствие здесь сейчас важнее, чем недавняя скандальная статья в газете, не во всем, на мой взгляд, справедливая. Доктор Зельтманн хочет непременно провести свою очередную пресловутую пресс-конференцию. Его не волнует, что мы пока ничего определенного не можем сообщить. Впрочем, в данный момент он у зубного врача, но дело, безусловно, срочное.

По такому несвойственному представителю министерства откровенному началу можно было догадаться, что его нервы уже на пределе.

– Личность убитого установлена – это восемнадцатилетний Рома, – доложил Мецнер. («Ишь как они без нас быстро сработали», – почему-то обиделся Тойер.) – Он называл себя «Три-Пэк», почти как «Два-Пэк», умерший рэпер. Как его фамилия на самом деле, мы пока не знаем.

– Кто его опознал? – спросил Магенройтер.

– Да многие из зоопарка. Иногда он там подрабатывал. За наличные. Директор зоопарка утверждает, что ничего об этом не знал.

Тойер отчаянно пытался не утонуть в потоке обрушившейся на него информации. При ежечасном обходе территории (его ввели после первой трагедии) около двух часов охранники обнаружили парня. Это Тойер еще уловил.

Но вскоре заснул.

Потом они оказались в своем кабинете – почти без посторонних: Магенройтер присоединился к ним без всяких объяснений.

– Возможно, это совпадение. – Тойер достиг такой степени переутомления, что уже не знал, что с ним сейчас может произойти – эпилептический припадок или кома. – Впрочем, все же примечательно, что преступник точно рассчитал время между двумя обходами. Это позволяет подозревать кого-то из людей, имеющих отношение к зоопарку.

– Значит, и в первый раз преступление мог совершить тот же человек, – заявил Лейдиг, подхватывая мысль шефа. – Значит, надо бы проверить всех…

Магенройтер перебил его:

– Поскольку, как вы могли заметить, время групп, работающих спустя рукава, подходит к концу, это, разумеется, уже делается. – (Тут Хафнер с мрачным видом выпустил несколько колечек дыма.) – Но опрошенные отвечают как обычно: смотрел телевизор, потом лег спать. Да и что важного могут сообщить люди? Не надо забывать, что, даже зная время обходов, не так-то легко перенести в зоопарк труп, если ты живешь где-то в городе. Ведь сотрудники зоопарка не живут на его территории.

– Что еще известно про парня? – спросил Тойер.

Магенройтер удивленно воззрился на него:

– Я же обо всем рассказал на совещании.

– Я заснул.

– Разумеется. Почему бы и нет. – Магенройтер вздохнул. – Это цыган, ему восемнадцать или около того, уже какое-то время он жил на Нойенгеймском Поле – спал у попугаев. Может, мне кто-нибудь хотя бы сейчас объяснит, что это значит?

Хафнер терпеливо втолковал приезжему начальнику, что парень, вероятно, ютился в одном из университетских зданий, возле вентиляционных шахт, где тепло. В таких местах скапливаются целые колонии зимующих изгоев.

Больше ничего о парне не известно. Документов при нем не было.

Примечательно то, что на снегу остались следы предполагаемого убийцы, однако лишь у живой изгороди видны пятна крови – их совсем немного. Вероятно, парень был убит в другом месте.

– Преступник другой, – сказал Тойер. – Имитатор. И горилла не выходила наружу, цыган убит не голыми руками, да и настоящее место преступления не зоопарк…

– Кто знает… – Магенройтер задумчиво покачал головой. – Возможно, у него было меньше времени, чем в первый раз… Кстати, что все вы делали у моря в такой холод?

– Купались, – буркнул Хафнер.

– Не совсем, – поправил его Зенф. – Собственно говоря, ходил купаться только я. Пожалуй, я должен кое-что вам сообщить, ведь оттуда может поступить запрос. – Зенф храбро изложил суть дела, не умолчав и о личных мотивах, – и это всего лишь на следующий день после первой исповеди.

Когда он закончил, Магенройтер покачал головой и длинно присвистнул:

– Боже ты мой!.. В общем, господин Зенф, я должен бы вас осудить, но не могу. И это означает… – с безнадежным видом Магенройтер встал, – что «болезнь Тойера», то есть частное расследование, повторяется вновь. И ведь даже не могу сказать, что я против. Проклятие.

– Какова, по вашему мнению, наша роль в этом расследовании? – кротко спросил шеф группы.

– Я вижу ее в том, – недобро прищурился Магенройтер, – чтобы как можно быстрее раскрыть преступление. Как только возможно – чтобы ваша мерзкая пресса, которая льет на нас помои, наконец-то заткнулась.

– Мы будем работать, пока не почернеем! – рявкнул Хафнер.

– Ну а я пойду уже… – Магенройтер одарил пфаффенгрундского простака улыбкой акулы. – Надо помешать Зельтманну давать интервью раньше времени…

– Ну ты и дурак! – мрачно сказал Тойер, когда они остались одни.

Но Хафнер не слишком опечалился такой характеристике, извлек из стола бутылочку джина, отпил добрый глоток и изрек:

– Надо признать, что наш бимбо не лишен юмора!

Тойер сидел за кухонным столом – к этому моменту он не спал уже тридцать шесть часов. Сил не было, его била крупная дрожь, но он мужественно набрал номер Ильдирим.

– Алло.

– Привет. Помешал?

– Нет.

– Ты получила мое послание?

– Да, конечно.

Он не знал, что еще сказать. Не мог придумать. И он молчал. Ильдирим тоже. Он слышал тихое потрескивание в сети и представлял себе, что он опять у моря.

Потом услышал:

– Пока, Тойер.

Под монотонные гудки ему приснился сон о том, как пара влюбленных крокодилов воркует на морзянке.

– Значит, это вы его обнаружили. – Тойер более-менее выспался, и ему снова удавался строгий взгляд.

Его оппонентом был седой неопрятный мужчина – глядя на него, трудно было представить, что он годится в охранники. Тойер ожидал увидеть бритоголового курда или крутого русского.

– Да. В два, при обходе.

Сыщик с бесполезной дотошностью отметил отчетливый швабский акцент и продолжил:

– Тогда, господин Бауэр, расскажите мне об этом. Мне важны все подробности.

Бауэр пожал плечами:

– Я подошел к обезьянам, а он там лежит во рву, вот и все.

– Почему вы вообще заглянули в ров?

– Мы так всегда делаем. После той январской истории.

Тойер кивнул – ну да, конечно.

– На снегу были следы, – сказал он и показал Бауэру фотографию. – Вот эти принадлежат убийце, а эти – ваши?

Свидетель трубно высморкался без платка и вытер ладонь о форменную куртку:

– Вы можете это определить…

– Разумеется, мы можем это определить, – сладким голосом ответил Тойер, – но вы тоже могли бы мне это сказать.

Бауэр извлек из кармана дешевые очки и изучил фотографию:

– Да, пожалуй, мои. А как вы узнали?

– Потому что на следы преступника нападало чуть больше снега, чем на ваши. Значит, он был там лишь незадолго до вас. Вы не видели его?

– Ничего я не видел. У меня слабые глаза, катаракта, скоро лягу на операцию.

Тойер откинулся назад:

– Как-то вы не подходите под мое представление о типичном охраннике. Мне всегда казалось, что у охранника должно быть хорошее зрение…

– Я подрабатываю на замене, когда кто-нибудь болеет, – объяснил Бауэр. – А так я слесарь на турбазе, ваши люди меня уже опрашивали, из-за русского. Но я не мог ничего сообщить. Поэтому я не знал и этого убитого цыгана – ведь я не работаю в зоопарке постоянно.

Корнелия, ее отец и Фредерсен сидели вместе. Кёниг все еще не мог опомниться и выглядел так, словно только что услышал все эти чудовищные новости. Его правый глаз заплыл.

– Идея неудачная, – ругался Фредерсен. – Ведь вы опять пропустили школу без уважительных причин?

– Я позвонила с дороги. Не беспокойтесь, – отозвалась Корнелия.

– Господин Кёниг. – Фредерсен смерил его презрительным взглядом. – Я не рассчитываю на то, что вы проявите снисходительность к моим склонностям. Но судьба свела нас вместе, поскольку ваша дочь…

– Тише, – простонал Кёниг. – Я уже знаю, что сделала моя дочь.

– Ты могла бы держать рот на замке! – Фредерсен гневно повернулся к Корнелии. Она ответила ему пустым взглядом.

– Я считаю, – бесстрастно сказала она, – что Анатолию тоже было бы лучше промолчать.

Фредерсен сжал кулаки, но ничего не сказал. Так было правильней.

– Во что я вляпался? – простонал Кёниг и потянулся к пистолетам, лежавшим на столике. – Какое отношение я имею ко всему этому?

– Со вчерашней ночи самое непосредственное, – заявил Фредерсен. – Положите пистолеты. Они заряжены.

Корнелия обдумывала, как бы ей побольнее уязвить обоих мужчин, но ей ничего не приходило в голову. Она засмеялась и долго не могла остановиться.

– У преступника огромные ноги. – Лейдиг пытался выделить главное из постоянно поступающей информации. – Обувь почти пятидесятого размера.

– Это уже кое-что. – Тойер бесцеремонно полез за сигаретой в хафнеровскую пачку. – Значит, надо пошарить в соответствующих обувных магазинах.

– В остальном все, как обычно, можно так сказать. – Зенф держался, но было видно, что это ему дается с большим трудом. – Преступник прорезал дыру в ограде турбазы. Пожалуй, им нужно выделить деньги на монолитную стену.

– Про парня есть что-нибудь еще? – спросил Тойер. – Настоящее имя, например?

Как по заказу, в кабинет вошел коллега Шерер и кивнул, здороваясь со всеми.

– У нас совещание! – рявкнул Хафнер, но его слова остались без внимания.

– Мальчишку звать Альберт Туркан, – доложил Шерер, – семья живет в Людвигсхафене. Отец имеет судимость, оба брата тоже. Две недели назад после скандала он ушел из дома. Домашние не объявили о его пропаже, потому что только обрадовались. Теперь, после сообщения по радио, они соизволили отозваться. Коллеги выслали снимок, братья приедут на опознание…

Тойер просматривал бумаги, бормоча под нос:

– Удар нанесен сзади справа… Спасибо, Шерер…

– Если я не попаду вместе с вами в газету…

– Вали отсюда, Шерер, – любезно ответил Хафнер.

Они покинули Центр лишь поздно вечером. Тойер решил отправиться домой по Берггеймерштрассе. К нему присоединился Лейдиг.

– По-моему, мы скоро найдем его, – проговорил Тойер. – За много лет это первое расследование, где все идет гладко. Кто-нибудь непременно видел случившееся и сообщит об этом. Кто-то рассчитался с маленьким засранцем и думал, что ловко сработал. Если бы это звучало не так цинично, я бы сказал, что человек в роли убийцы нравится мне больше, чем обезьяна.

– Может, преступник один и тот же? – предположил Лейдиг.

– Чепуха. – Тойер возвысил голос. – Тогда он и в первом случае взялся бы за молоток!

Лейдиг послушно сменил тему:

– У меня не идут из головы ваши слова о жестикулирующей горилле. Я снова пошарил в Сети, звонил специалистам. Честно признаться, даже сегодня днем.

– Брось ты глупостями заниматься, Лейдиг. В следующий раз я скажу, что крокодилы могут общаться между собой при помощи азбуки Морзе или…

– Нет. Нет. Вы были правы.

Тойер остановился так неожиданно, что на него налетел какой-то пенсионер и выругался.

– Богумил еще в Вене, до того как его продали в Гейдельберг, в самом деле находился в группе приматов, которую некий доктор Хамилькар обучал языку жестов. Программа была приостановлена, а этот Хамилькар живет теперь в Брюсселе, у него имеется собственная страничка в Интернете…

Тойер удивленно покрутил головой:

– Давай сначала воспользуемся обычными методами расследования. Иногда они тоже дают результат.

12

Три-Пэка знали не только в зоопарке. Некоторые садоводы и арендаторы с Нойенгеймского Поля звонили в полицию и жаловались на больший или меньший ущерб, замеченный ими в последнее время.

– Вот что еще, – сказал Лейдиг и отложил листок в сторону, – семья Бишоф лишь теперь обнаружила, что их садовый домик обчищен полностью – кто бы сомневался. Но ведь мертвый вор – идеальный способ для получения страховой суммы.

– А цыган – идеальный вор, – желчно добавил Тойер. – Может, нам просто проверить тех жителей Поля, кто не направит никаких жалоб? Что там дальше?

Зенф потянулся, словно кот, и сказал:

– Мамаша с турбазы, то есть управляющая, хотела о чем-то сообщить. – Он взглянул на часы. – Скоро должна прийти.

– Но почему она не могла нам позвонить?

– Понятия не имею.

– Что там с обувью очень большого размера?

Хафнер закашлялся. Как ни странно, это бывало с ним крайне редко.

– Чертова простуда, – заговорил он, отдышавшись. – Но уже иду на поправку. Вечером я теперь выпиваю перед сном две бутылки теплого пива.

– Обувь большого размера, – напомнил Тойер.

– Да-да. Самый близкий из таких магазинов находится в Мангейме, так они уже целую вечность не продавали пятидесятый размер. В Ольденбурге есть фирма, торгующая обувью нестандартного размера по каталогу. Их единственные клиенты из Гейдельберга – два игрока из УСЦ.

Тут Зенф вопросительно посмотрел на остальных и терпеливо выслушал возмущенную тираду Хафнера, упрекавшего его, что он уже «больше года живет в городе» и до сих пор не знает знаменитый Гейдельбергский баскетбольный клуб, который был первым в Германии в начале семидесятых. Сегодня он, впрочем, сильно сдал, но виной этому потоки капитала, с которыми он – как «вечный социал-демократ до последнего вдоха сигаретного дыма» – будет бороться!

– Ладно, – вмешался, наконец, Тойер. – Проверим господ баскетболистов. Есть что-нибудь еще?

Хафнер покачал головой:

– Проверять не нужно. Они в Швейцарии, их бывший тренер упал там в расселину. Конечно, я могу пролистать все немецкие справочники, но это довольно долго.

– Не надо. – Тойер вздохнул. – Это слишком просто.

В дверь постучали.

– Войдите!

Хозяйку турбазы Тойер представлял себе дородной матроной. Вошедшая женщина относилась скорей к числу тех, кого Хафнер, лишенный даже начал воспитания, именовал «воинствующими лесбиянками». На голове короткая щетина, крашенная хной, черные джинсы, кожаная куртка, серое от курения лицо. Пфаффенгрундец тут же скорчил мрачную физиономию.

– Шук. Добрый день. Я управляющая молодежной турбазой.

Тойер молча предложил ей стул.

– Вероятно, вас интересует, почему я решила поговорить с вами лично. Ах, это вы! – Она взглянула на Лейдига. – Мы познакомились на следствии по делу убитого мальчика из Северной Германии. – Лейдиг кивнул. – В газете я прочла, что вы холостяк. Я презираю холостяков.

– Я тоже, – устало ответил Лейдиг. – Можете мне поверить.

– Надеюсь, вы пришли сюда не для того, чтобы критиковать моих сотрудников? – Тойер обнаружил, что и его голос звучит не очень энергично.

Шук горько улыбнулась и ответила:

– Нет, конечно. Итак, к делу. – Она набрала в грудь воздуха. – Я тут не одна. За дверью сидит моя сестра. Она думает, что я пришла давать свидетельские показания по поводу магазинной кражи. Ничего лучшего я не придумала. – Ее лицо изменилось, агрессия уступила место глубокой печали. – К сожалению, я не исключаю, что этот цыган на ее совести. Но, с другой стороны, я не могу себе это представить. Словом, судите сами.

В кабинете стало очень тихо, даже Хафнер отложил очередную сигарету.

– Моя сестра изучала политику и занималась спортом. Простите, ваш коллега только что курил. Можно и мне?

– Официально нет. – Тойер улыбнулся. – А так – пожалуйста.

– Благодарю. – Она курила «Мальборо лайт», а он ожидал «Ротхендле». – Спорт во всем и виноват. Три года назад она получила травму головы, и после комы это был уже другой человек. – Она затянулась сигаретой. – Да, она моя сестра, но в то же время моя сестра уже мертва.

– Как это? – осторожно поинтересовался Тойер.

– У нее разум ребенка. Иногда, редко, она размышляет как прежде, и это самое печальное.

– Каким спортом она занималась? – спросил Хафнер.

Шук направила на него горький взгляд:

– Боксом. Женский бокс набирает популярность.

– Верно, – кивнул Хафнер и с интересом посмотрел на огненную щетину на голове посетительницы.

– Первым, разумеется, сестру оставил ее друг, – продолжала Шук. Теперь Хафнер выглядел смущенным, даже растерянным. – Наши родители умерли. Я не могу надолго забирать ее к себе. Она живет в Неккаргемюнде, в пансионате, но, конечно, часто бывает у меня, немного помогает на турбазе по хозяйству. Ей нравится быть полезной, во всяком случае, мне так кажется. Была она здесь и в тот день. И видела, как один из наших слесарей прогнал парня. Ее реакция была на первый взгляд смешной: в сознание прорвалось какое-то воспоминание о боксе.

– А во время гибели первого подростка она тоже была там? – спросил Тойер.

– Нет… – Шук прикусила зубами костяшку пальца. – Подумать только, уже второй!.. Заниматься тем, чем я занимаюсь, можно лишь тогда, когда ты любишь молодежь, а тут два трупа за квартал…

– У вас слесарем работает Бауэр, так? – Тойер пытался вернуть ее к теме беседы. – А он сказал, что никогда не видел цыганского парня.

– Бауэр – что-то вроде помощника слесаря на почасовой оплате. Прислан к нам биржей труда. Правда, держится так, будто главнее всех. В апреле он, к счастью, уйдет. У нас двое настоящих слесарей… Короче, сестра вдруг начала тогда орать: «Ступай следом, справа-слева, приканчивай его», еще что-то в том же роде. Как раз приехала новая группа – досадно. – Шук схватилась за лоб.

– Ну да, – осторожно сказал Тойер. – Но такие слова… травмированной спортсменки, бывшего боксера…

– К сожалению, это еще не все. – Она закурила еще одну сигарету. – На турбазе у меня есть маленькая служебная квартира; я пользуюсь ею не всегда, лишь когда задерживаюсь допоздна. В тот день я как раз задержалась: заболели две сотрудницы, пришлось помочь. Так что мы остались ночевать там. А постоянно я живу в родительском доме в Нойенгейме. Так вот. Когда она ночует у меня на турбазе, спим мы на двуспальной кровати. Ночью, часа в два, я проснулась – ее не было. Меня это не встревожило – иногда она бродит по ночам. Через полчаса она вернулась – ужасно взбудораженная. Только и повторяла: «Злой парень умер. Злой парень умер». Мне бы сразу позвонить в полицию, но я не решилась. И вот теперь я тут. – Она тяжело вздохнула. – Может, это все-таки не она.

– У нее обувь пятидесятого размера? – спросил Тойер.

– Нет, а что?

– Потому что мы обнаружили следы, скорее всего следы преступника, такого необычного размера.

Шук подумала и вздохнула:

– К сожалению, это не снимает с нее вины до конца. У нас как-то был постоялец с такими большими ногами, он забыл свои ботинки, и нам не удалось их отослать – адрес на формуляре плохо читался. Вот они и стоят у нас – так сказать, трофеи.

– Почему вы решили, что ваша сестра могла их надеть? – спросил Лейдиг.

– Это такие спортивные ботинки, иногда она, что-то вспоминая, ходит в них, запинаясь. Во мне эти ботинки вызывают неприятные чувства: не люблю вспоминать, как моя сестра потеряла рассудок.

– Можете пригласить сестру сюда? Я буду очень осторожен.

Шук кивнула и пошла к двери.

Сестра была светленькая, хорошенькая, миниатюрная, суровый вид спорта почти не отразился на ее внешности, но лицо было пустым, глаза бессмысленными.

– Фрау Шук?

– Вот фрау Шук! – воскликнула она и показала на сестру. – А я просто Бабси!

Тойер откашлялся:

– Ну хорошо… Бабси. Кхе. Твоя сестра помогла нам сегодня… поймать вора. Да, вора. Злого. Но, раз уж ты здесь, мы подумали, что ты, пожалуй, тоже нам поможешь…

– Вы насчет того убитого, того цыгана? – Она склонила голову набок и улыбнулась. – Теперь он на небе!

– Да, конечно. – Тойер ощущал невыносимую усталость. Как опрашивать такую свидетельницу? Он не хотел оказаться в нелепом положении и неуверенно спросил: – Знаешь ли ты что-нибудь о… тем случае?

– Ясное дело, – сказала она и с сияющей улыбкой взглянула на сестру. – Разве я тебе еще не говорила?

Шук покачала головой.

– Там был черт! – засмеялась Бабси. – Черт, я видела!

Тойер грустно посмотрел на хозяйку турбазы, та лишь пожала плечами.

– Вы откуда? – довольным тоном спросила Бабси, обводя всех взглядом. – Вы все здешние?

– Те трое из Гейдельберга, а я из Карлсруэ, – ласково сообщил Зенф.

Она кивнула:

– Тогда те трое – Беате Вебер, а ты… ты… ах, я не знаю никого из Карлсруэ, ах, извини.

Тойер поднялся со стула:

– Спасибо, ты там очень помогла.

13

– Слушай, – тихо проговорила Ильдирим. – Мы с Тойером в последнее время не очень ладили, ты это поняла. Теперь ты поправилась, и, думаю, мы скоро поедем. Да?

Она сидела на софе, обняв своего кукушонка и прижавшись щекой к щеке Бабетты. Внезапно она почувствовала влагу на своем лице. Девочка плачет? Или долгий дождь проточил крышу?

– Я не выдержу, если вы расстанетесь, – прошептала Бабетта. – Я хочу жить в семье. С вами.

Ильдирим поплакала вместе с девочкой, с удивлением обнаружив, что внутри нее, оказывается, накопилось напряжение, которое только и ждало разрядки. Они ревели, всхлипывали, сморкались. Носы у обеих покраснели. Восхитительная картина!

После слезной оргии Ильдирим все-таки не удержалась и напомнила девочке, что та постоянно фыркает и всем своим видом показывает, какими нелепыми она считает своих приемных родителей.

Бабетта авторитетно возразила, что в переходном возрасте так бывает и должно так быть.

– Потом я опять стану хорошей, – пообещала девочка. – Мы проходили по биологии.

Тойер выслал людей, чтобы сравнить спортивные ботинки с предполагаемыми следами преступника, и вызвал к себе обоих слесарей.

Ботинки пропали. Шук не могла объяснить, где они.

Дело было к вечеру, сыщики сидели у себя в кабинете, усталые, но никак не готовые прекратить работу. Тойер больше старался не думать о своей слепой коричневой мозаике, однако вместе с ботинками к картине добавились два больших фрагмента – и тут же пропали.

– Парадоксы! – воскликнул он. Никто не реагировал.

– Я тут поинтересовался, кто же не жаловался на кражи цыгана, – заговорил Зенф. – Скорее ради шутки. Из владельцев садовых участков только у фрау Швейгер вроде бы все в порядке.

Лейдиг уныло хмыкнул:

– Чего искать – только надрываться, мы ведь знаем, что это был черт. А бедная Бабси не могла тащить через зоопарк восемнадцатилетнего парня.

– Не могла, – согласился Тойер. – И все-таки, может быть, постараемся что-нибудь извлечь из ее слов?

– С таким же успехом мы могли бы побеседовать с гориллой, – буркнул Хафнер.

Тойер и Лейдиг переглянулись.

– Она была на улице, – сказал Зенф, – и могла что-нибудь увидеть. Или сделать…

– Или не могла… – Тойер вздохнул. – А мы проверяли сады как возможное место преступления?

Лейдиг пробежал глазами несколько листков.

– Нет, – сказал он. – Пока только зоопарк и в округе. Еще турбазу. Как раз теперь, когда пропали ботинки, кое-что говорит…

– В общем, мы не нашли никаких следов самого преступления ни в зоопарке, ни на турбазе, ни где-то поблизости.

– Тогда место преступления может находиться где угодно, – вмешался Зенф. – Кто-то убил его, положил в машину…

– Ты забываешь, – перебил его Тойер, – что парнишка шуровал на Нойенгеймском Поле – у нас нет никаких данных, что он бывал где-то в городе. И, возможно, среди тех людей, которые теперь заявляют о кражах, настоящих или мнимых, найдется и тот, кто застиг его на месте преступления. Пожалуй, – усмехнулся Тойер, – в таком случае я бы не стал жаловаться в полицию…

– С утра пораньше я зайду на участок этой фрау Швейгер, – сказал Зенф. – Мне нужно немного ознакомиться с местностью – как приезжему…

– Мы мальчишку не видели. – Слесарь Шустер слегка нервничал. – К той истории мы не имеем никакого касательства.

Его компаньон, по фамилии Мюллер, тоже не самой редкой, кивнул:

– Мы вообще тут ни при чем!

Тойер после беспокойной, а значит, короткой ночи массировал себе затылок. До боли.

– Никто вас не обвиняет. Фрау Шик сказала только, что вы один раз прогнали мальчишку. Конечно, я заинтересовался.

– Хозяйка неправильно нас поняла. Ее при этом и не было! – Мюллер с беспокойством покосился на Хафнера. Тот кивнул. – Но ясно же: Шусти…

– Шусти? – У Тойера зазвенел голос.

– Мы знаем друг друга со школы, – пояснил Мюллер Хафнеру. – Но только до седьмого класса, там он остался на второй год, а потом совсем вылетел. Шусти был абсолютно левый – левая половинка жопы! Не только в политическом смысле.

– Сам-то! – вякнул Шустер.

– Ты мазал соплями мое полотенце, когда мы плавали!

– Не ври!

– Точно!

– Хватит чепуху молоть. Я понял из слов фрау Шук, что она видела вас обоих, потом и сестра тоже… – прервал их Тойер.

– Что? Моя сестра? – Шустер сжал руки. – У меня нет сестры!

– Послушайте меня! – с грустным видом вмешался Мюллер. – Дело было так. Бауэр – он ненавидит весь мир, терпеть не может иностранцев – прогнал цыгана. Мне рассказала повариха, и еще про то, что сестра управляющей, бедняжка, так кричала. Ну и тогда я пошел к хозяйке и рассказал ей, что я его прогнал. Потому что… Я все сказал. – Он опустил глаза.

– Бауэр… – с удовольствием произнес Тойер, когда они остались одни. – Значит, хотел нас перехитрить? И раз я теперь знаю, что он видел парня, в дело снова вступит катаракта… Ладно, придется с ним немножко поговорить. Теперь мы подождем, что нам сообщит Зенф про садовые участки. Где Лейдиг? Надеюсь, не в Шветцингене?

– Вы ведь сами недавно послали его к Магенройтеру. Чтобы он доложил ему о положении дел! – напомнил Хафнер.

Тойер покрылся потом.

– Забыли? Обо всем? – без всякого милосердия спросил Хафнер.

Тойер молча кивнул.

– Я никогда не помню, как ложился в постель, – утешил его коллега. – Это нормально.

Вошел Лейдиг, за ним двигался Магенройтер.

– Меня осенила идея! Как раз когда я рассказал все господину Магенройтеру, меня осенило! У меня идея! – возбужденно заявил Лейдиг.

– Неужели у тебя появилась идея? – лукаво поинтересовался Хафнер.

– Да, именно. – Лейдиг неуверенно взглянул на Магенройтера. – Или все это полная ерунда?

– Мне интересно, как господин Тойер отнесется к вашей идее, – ответил Магенройтер не без грозной нотки в голосе.

– Короче, – сев на стул, начал Лейдиг, – Бабси, эта несчастная спортсменка, называла ведь всех нас, гейдельбержцев, «Беате Вебер», то есть именем нашего бургомистра…

– Я знаю, как зовут нашего бургомистра, – зарычал Тойер. – Что дальше?

– Бабси когда-то изучала политику! Вероятно, оттуда и обрывки воспоминаний… Для Зенфа она не нашла никакого политика, помните?

Хафнер кивнул:

– Для Карлсруэ это типично. Безликий городишка мелких чиновников.

– «Это был черт», – она так сказала, – возможно, Эрвин Тойфель?[12]12
  Фамилия премьер-министра федеральной земли Баден-Вюртемберг (до 2005 года). Тойфель переводится на русский язык как «черт», «дьявол».


[Закрыть] Возможно, она имела в виду, что преступник был из Швабии?

Тойер встал, сел, прокашлялся и неожиданно громко воскликнул:

– Бауэр ведь шваб!

– Кто такой Бауэр? – спросил Магенройтер. – Впрочем, большое спасибо, господин Лейдиг, что вы мне не сказали, что Эрвин Тойфель премьер-министр.

– Уже недолго ему осталось, – добавил Хафнер. – Его собственные черные[13]13
  Прозвище членов Христианско-демократической партии (ХДС), к которой принадлежит и Тойфель.


[Закрыть] скоро его прихлопнут. Извиняюсь, но это так.

И тогда расследование помчалось, будто омнибус со сломанными тормозами на горном склоне Анд. Такое сравнение, достойное завзятого полиглота, пришло в голову Тойеру, и он не мог от него избавиться несколько часов.

Зенф обнаружил взломанный садовый домик, подозрительные признаки борьбы, следы спортивных ботинок возле ежевичной посадки, а фрау Швейгер – в ее двухкомнатной квартире в Виблингене. Тупая как пробка, недавно овдовевшая, она пока еще была готова составить счастье для своего избранника. На этот раз им оказался небезызвестный следствию Бауэр.

Бауэр сидел напротив Тойера с непроницаемым лицом. Хафнер и остальные устроились в разных углах кабинета. В том числе и Магенройтер. Тойер видел их лишь боковым зрением: он сосредоточился на подозреваемом.

– Нам уже известно почти все, господин Бауэр. Мы даже можем не справляться с записями… – Все же Тойер взял несколько распечаток и прочел: «Родился в тысяча девятьсот сорок пятом году в Хейльбронне в семье судетских изгнанников. Профессия – автомеханик. Член НПГ. Бездетный брак. Жена умерла в восемьдесят пятом. Затем повышенная активность в среде правых экстремистов… Переезд в Мангейм в начале девяностых». Вероятно, партийное задание, – поднял Тойер глаза на Бауэра. – Однако такой специалист по конспирации, как вы, разумеется, этого не признает. Возможно, вы поддерживаете контакты с Деккертом?[14]14
  Гюнтер Деккерт (р. 1940) – правоэкстремистский немецкий политик.


[Закрыть] Возможно, с правым блоком в общине Вальдхоф-Мангейм? В любом случае этого достаточно, чтобы заинтересовать следствие. Почему вы, кстати, не служили в бундесвере? Зато вас видели на нелегальных занятиях военно-прикладными видами спорта! И даже пару раз задерживали. Правда, долго вы на тех занятиях не продержались, поскольку вы, якобы нечаянно, ранили в зад южноафриканского студента. Так вас за глупость выбраковали, как пятидесятилетнего идиота?

– Федеративная республика – не государство, – заявил Бауэр. – Так что и армии у нее нет. Германский рейх никогда не переставал существовать. И в военно-медицинских комиссиях всегда были и есть люди, которые придерживаются этого мнения.

– Кто бы сомневался. – Тойер откинулся назад. – Но вас не по этой причине не взяли в армию, а потому, что вы избили до полусмерти гражданина Ливана. Два года условно, переезд в Гейдельберг в середине девяностых. С тех пор вашу жизнь в основном финансирует государство, которого нет.

– Я охотно беру еврейские деньги, – насмешливо заявил Бауэр, – когда при этом не должен пожимать еврею руку.

– Но ведь вы не захотите взять себе в адвокаты Хорста Малера?[15]15
  Хорст Малер – известный немецкий адвокат, главный идеолог немецкой леворадикальной группировки Фракция Красной Армии, на счету которой несколько громких терактов.


[Закрыть] – Тойер всей душой ненавидел этого грязного прохвоста.

Бауэр молчал, однако упрямства в нем поубавилось. Тойер это заметил.

– Вы провалились по своей глупости, – сказал он, – хотели исправить то, что натворили, но не вышло. На этот раз вы проиграли. Если вы чистосердечно признаетесь, возможно, это произведет хорошее впечатление. Не исключено, что вы пойдете по статье «убийство по неосторожности».

– Всякий нормальный человек будет в шоке, если внезапно увидит, что кто-то разоряет его собственность. Разве нет? – фальшиво скроив лукавую мину, спросил Бауэр.

– Непременно, – подтвердил Тойер. – Даже если это не ваша собственность, а фрау Швейгер.

Бауэр помедлил, открыл рот, закрыл его снова, потом нехотя признался:

– Это сделал я. Цыган забрался в наш сад, в наш садовый домик, сел своей грязной задницей в мое кресло.

– Образованием он не мог похвастаться, – добавил Зенф. – Иначе бы он снял картинки: Геббельс, Геринг и Ади собственной персоной.

– Я только хотел взглянуть, все ли в порядке, зимой мы редко там бываем. Перед моим дежурством в зоопарке…

– Как вам удалось получить две таких работы? – Магенройтер не мог заставить себя сохранять спокойствие, и Тойер прекрасно его понимал. – Охранника в зоопарке и помощника слесаря на турбазе…