Текст книги "Ноа (ЛП)"

Автор книги: Карли Кин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Перевод, редактирование и вычитка: Полина (@doydxhh)

Оформление: stp_books (t.me/+m08DPkMMvntiOWYy)

Оформление обложки: 𝐒𝐀𝐕𝐁𝐁𝐎𝐎𝐊 (t.me/savvbook)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Чрезвычайная ситуация в сердце

Ноа

Я заканчиваю с переломом бедра в палате № 6 и оформляю документы для госпитализации пациентки, надеясь, что ее пожилой муж, дочь средних лет или кто-то еще сможет позаботиться о ней дома, пока она будет восстанавливаться. Конечно, я никогда этого не узнаю; я вижу пациентов, зачастую, только однажды, когда они поступают в отделение неотложной помощи.

Некоторые поступают с аппендицитом, с инсультом, с сердечным приступом, кто-то даже с желудочными спазмами, которые оказываются родовыми болями. Они приходят со сломанными лодыжками, разбитыми носами, сломанными ребрами, приходят с порезами и ушибами, грыжами и гематомами, кровотечениями из носа и наркотической комой. Иногда пациенты приходят со странными вещами – на прошлой неделе у нас был парень с лампочкой в прямой кишке – а иногда они приходят по печальным причинам, например, с младенцами, которые уснули и не проснулись. Еще слишком часто приходят пьяными, под кайфом, с суицидальными наклонностями или жертвами неприятных несчастных случаев. Слишком часто они приходят с травмами, от которых желудок выворачивается наизнанку. А иногда люди поступают уже мертвыми.

Как моя жена.

Моя покойная жена, Эбби. Ее нет уже четыре года.

Я видел ее тело после аварии. Джеймсу было неполных два года, и он поднял крик, когда мы оставили его с родителями Эбби, чтобы покататься на лыжах в долине Ханаан в честь нашей десятилетней годовщины. Но это был не самый долгий крик, потому что мама Эбби предложила ему печенье, и он очень быстро перестал плакать. В машине Эбби была так взволнована, что практически подпрыгивала на своем сиденье. Когда мы встречались, она была звездой футбола и всесторонней спортсменкой в Северо-Западном университете, но она была так занята моим обучением в медицинской школе, потом в ординатуре, а потом так занята Джеймсом, что у нее не было возможности покататься на лыжах с нашего медового месяца.

Я предупредил ее: снега было достаточно, чтобы кататься на лыжах, но не настолько, чтобы он закрывал предметы ландшафта, которые могут стать препятствием. Я предупредил ее, чтобы она надела шлем.

– Не глупи, – сказала она. – Я останусь на трассе. Ты пойдешь дальше и пройдешь промежуточный этап без меня; ты же знаешь, что мне нравится склон для кроликов.

Мы так и не узнали потом, как она с него сошла. Или как кончик ее лыжи зацепился за корень дерева под поверхностью снега, или как этот толчок мог подбросить ее в воздух и ударить о ствол дерева. Ее травма головы даже не выглядела через чур серьезной.

Она была просто мертва.

Некоторое время после этого я тоже мог быть мертв.

Но Рейчел вытащила меня из этого. Она поехала на юг в снежную бурю и ворвалась в парадную дверь моего дома (моего и Эбби, дома, который мы планировали заполнить детьми). С тех пор она присматривала за мной и Джеймсом. Она переехала ко мне и превратила комнату над гаражом, которая должна была стать моей мужской пещерой, в свою студию скульптора, и теперь она управляет моей жизнью.

Могло бы быть и хуже. У меня есть Джеймс, который является самым милым человеческим торнадо на свете, и который смотрит на меня мамиными карими глазами, когда хочет еще одно печенье. Кроме того, я знаю, что моя сестра любит нас.

А у меня есть моя работа – чинить людей. Мы берем нашу волшебную ленту, суперклей, швы и зелья, и чиним то, что можем, и в большинстве случаев это помогает.

Однако, в некоторые дни этого недостаточно. Но сегодня все хорошо. Ранее к нам поступили четыре пациента после ДТП (одно легкое сотрясение мозга, одна сломанная рука, разорванная печень, которая сразу же отправилась в хирургическое отделение, и один пойманный и отпущенный без медицинских проблем). Была пьянка и бытовуха на двоих, и Код Браун (сильный понос). Плюс маленькая старушка с переломом бедра. Сегодня никто не умер, и это действительно хорошая смена в неотложке.

Я перепроверяю рентгеновские снимки перелома моей Лол, чтобы убедиться, что я ничего не пропустил, а затем вижу подпись конкретного рентгенолога, который сделал эти снимки, и моя ночь становится немного лучше, потому что прекрасная Калинда Уайт работает в мою смену. Теперь я все решил: я сбегаю в радиологию и спрошу ее о снимках. Мне не нужно этого делать, потому что она знает, что делает, и пленки ясны как день, но мне нужно хоть какой-то повод.

Я начинаю бодро шагать по коридору, напоминая себе, что мне действительно не следует этого делать. В больнице нет политики борьбы с отцовством, и, похоже, среди моих коллег всегда хватает знакомств, но Калинда намного моложе меня. Она кажется такой милой и всегда дружелюбной.

А еще у нее потрясающая задница. Она похожа на перевернутое сердце: круглая и упругая. Она так и манит потрогать ее.

Я, конечно, не делаю этого. Не хочу быть жутким гадом, а тем более домогаться на рабочем месте. Но, черт возьми, я постоянно думаю о том, чтобы прикоснуться к этой заднице.

С такими мыслями в голове и с теснотой в паху, я немного смущаюсь, когда за углом, ведущим в радиологию, вижу выходящую Калинду.

– О, привет, – говорю я и бросаю ей рентгеновские пленки. – Калинда, есть минутка?

Она останавливается, и ее щеки розовеют.

– Здравствуйте, доктор Боннер. Какие-то проблемы?

– Нет, нет, – заверяю я ее. – Просто у меня возникла пара вопросов по этому поводу, может быть, вы сможете прояснить. Как проходит ваша ночь?

– Идет, – говорит она игриво. – Я сделала что-то не так, доктор Боннер?

– Нет, вовсе нет. И зовите меня Ноа.

Она смотрит вниз и заправляет за ухо выбившийся локон своих красивых клубнично-светлых волос. Когда она поднимает взгляд, ее голубые глаза смотрят на розовые щеки.

– Что Вам нужно знать? Эм, Ноа. – И она снова краснеет.

– Ну… Я вижу некоторое истончение костей здесь, – и я указываю на снимки пациентки. – В других местах, кроме перелома. Вы видите это?

Она моргает на меня и прикусывает нижнюю губу.

– Вы же знаете, что я всего лишь рентгенолог, верно? Это вроде как выше моего уровня.

Она совершенно права. Мое оправдание, чтобы прийти сюда, довольно прозрачно. Боже, как неловко.

Я киваю.

– Мы можем переслать их лечащему врачу миссис Вайсман?

– Конечно. Вы просто распорядитесь отправить их ее лечащему врачу. Я уверена, что вы знаете…

– Ах. Точно, точно. – Я чертов идиот.

Я чертовски возбужденный идиот. За исключением того, что не все женщины меня возбуждают. Даже не те женщины, которые напоминают мне Эбби, потому что Калинда совсем на нее не похожа. Даже не сексуальные женщины, потому что доктор МакЛин, наш ординатор-ортопед и обладательница невероятно пышной груди, но она никак не возбуждает меня в сексуальном плане.

Это просто Калинда.

Черт. С таким же успехом я мог бы заняться всей этой гребаной ерундой.

– Слушай, Калинда, не хочешь как-нибудь перекусить со мной?

Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, её красивый рот открыт.

– Я бы… эм, я бы с удовольствием. – Она снова смотрит вниз, снова кусает эту сочную нижнюю губу. Теперь у меня настоящий стояк. – Но моя мама… моя семья…

Возможно, ее смущает, что я старше на пятнадцать лет. Это чертовски унизительно.

– Да, я понимаю. Я слишком стар для тебя. – Она поднимает глаза, открывает рот, чтобы что-то сказать, но я ее останавливаю. – Слушай, не бери в голову. Я не буду тебя доставать, хорошо? Мы все еще можем работать вместе.

– Док, то есть Ноа, – говорит она, протягивая успокаивающую руку. – Дело не в этом. Дело в том, что моя мама… – Она снова колеблется.

Затем срабатывает мой пейджер: поступает еще одно сообщение о ДТП.

– Извини, мне правда пора. Еще увидимся, – говорю я и убегаю.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Он пригласил меня на свидание!

Калинда

Я выхожу из автобуса и поднимаюсь в квартиру. Когда открываю дверь, Коллин на кухне занят тем, что перекладывает яйца из сковороды в тарелки. Когда он видит меня, его взгляд меняется с панического на более спокойный.

– О, хорошо, – говорит он. – Ты можешь проследить, чтобы Кэндис сделала прическу? Потому что я не против приготовить завтрак, но не умею заплетать волосы. Кроме того, у меня сегодня тест по AP Government, и мне очень нужно время, чтобы еще раз просмотреть свои конспекты.

Наш брат Кори, которому десять лет, заходит на кухню.

– Ням, яичница. Где мама?

Это, конечно, прям вопрос на миллион долларов. Это также причина, по которой я не решалась устроиться рентгенологом в больницу, а не в какую-нибудь хорошую специализированную клинику в центре Ричмонда со сменами с 9 до 5 и часом на обед. Но, как оказалось, клиник с собственным радиологическим отделением не так уж много, так что или больница, или ничего. Новички не могут выбирать себе смену, только техники со стажем могут попросить дневные смены.

Коллин гримасничает, хватая вилку.

– Спит. – Он ловит мои поднятые брови. – Эй, по крайней мере, она дома.

– Хотя бы так, – бормочу я.

Когда я была ребенком, было так много случаев, когда она не приходила домой ночью. Всегда был какой-то мужчина, или какой-то бар, или какая-то вечеринка. Она приходила на следующее утро, говорила, что уже встала для того, чтобы принести нам пакет молока или покурить, но мы-то знали. Моя учительница в первом классе заметила, что я продолжаю приходить в школу в одной и той же одежде, и кто-то позвонил в CPS.

Затем последовала череда приемных семей: некоторые хорошие, некоторые плохие.

Я провела несколько лет, бегая вокруг, как дикий ребенок, в надежде привлечь мамино внимание, но этого так и не произошло. Я никогда не была ей также интересна, как новый мужчина или следующая бутылка Wild Turkey.

К тому времени, когда я училась в средней школе, я начала строить планы на будущее. Я планировала серьезно заниматься своим образованием, чтобы вытащить себя своих братьев и сестер из этой дыры. Я бросила возиться с мальчиками и травкой, подтянула оценки. Это заняло некоторое время, потому что я одновременно работала в розничной торговле и фастфуде, но в прошлом году я получила степень младшего специалиста и начала работать рентгенологом. А мама уже два года как вышла из реабилитационного центра, и мы все ждем, что хоть что-то изменится.

Весной Коллин закончит школу. Малышам десять и восемь лет, и у них всегда буду я, поскольку никто из нас не может рассчитывать на маму.

Кэндис подходит к столу в джинсах и фиолетовом свитере, волосы собраны в неуклюжий хвост.

– Привет, малышка, – говорю я ей. – Хочешь, я сделаю тебе прическу?

– Можно мне хлопья?

– Да, но съешь и фрукты, – говорю я ей. Я достаю щетку из сумочки-рюкзака и вынимаю резинку из ее длинных каштановых волос. – Вот, дай мне только пригладить этот маленький хвостик. Вот так, теперь ты выглядишь красиво.

– А мама придет сегодня в школу? – спрашивает она, берет ложку, которую Коллин кладет перед ней, и начинает крошить чири-бобы.

– Зачем ей приходить в школу? – спрашиваю я. Черт, я так устала. Эти двенадцатичасовые смены явно выматывают меня.

Кэндис удивленно смотрит.

– Сегодня у нас праздник. Кори и я в нем участвуем.

– В школе есть программа, – объясняет Кори. Он доел яичницу и теперь запихивает вещи в рюкзак. – Первоклассники и второклассники поют, а потом мой класс ставит сценку по истории.

– Звучит неплохо. Скетч о чем?

Он смотрит на меня недоверчиво.

– Об истории. Да.

– Тебе лучше не быть таким грубым в школе – говорю я, но он уже идет по коридору, чистить зубы.

Тихо, потому что мама спит. Разбудить ее, когда она с вечеринки, все равно что разбудить дракона: нужно избегать любой ценой.

Я подхожу и смотрю на календарь на стене, где я написала свой рабочий график. Мама тоже должна записывать свое расписание, но половина времени в Waffle House не дает ей расписание заранее, а вторую половину она забывает выполнить. Но на этой неделе? Она записала его.

И она должна работать в смену с 16:00 до полуночи, но никак не может успеть на собрание ПТО. Ну, просто отпад. Придется идти мне, вместо того, чтобы попытаться выспаться перед следующей двенадцатичасовой ночной сменой.

И честно? Я не уверена, как мне вообще удастся выспаться, учитывая, что доктор Ноа Боннер пригласил меня на свидание сегодня утром.

Доктор Боннер! Пригласил меня! На свидание! Меня!

Парень, в которого я была влюблена, потому что он великолепен, и такой милый. Он всегда смотрит мне прямо в глаза и вежливо со мной разговаривает. Многие врачи очень высокомерны, но не он. Это очень сексуально – видеть, как он командует в палате, полной медицинских работников, в процессе спасения чьей-то жизни, но после того, как все успокоилось, он снова джентльмен.

Кроме того, этот человек чертовски красив. Иногда он выходит на пробежку в конце смены, перед тем как принять душ в раздевалке и пойти домой, и даже иногда он бегает без рубашки. Господи, помоги мне, когда я впервые увидела его точеный пресс и то, как мышцы его живота сужаются в V над бедрами, мне пришлось серьезно уговаривать себя не хватать его за шорты, стягивать их и отсосать его член.

Черт. При одной мысли о том, что он бежит без рубашки, мне сразу становится жарко и влажно между ног.

Я встряхиваюсь и заканчиваю собирать ланчи: четыре PBJ на пшеничном хлебе, два для Коллина, потому что он все время голоден. По одному детскому апельсину и три пакета с закусками, полные магазинных кренделей, и этого будет достаточно. Детям уже пора на автобус. Я целую всех на прощание – круглую влажную щеку Кори, все еще пахнущую мятой от зубной пасты, более круглую щеку Кэндис, подозрительно не пахнущую мятой, и худую коричневую щеку Коллина, где у него растет несколько темных волосков.

А потом я могу развалиться на кухонном стуле и снова думать о докторе Ноа Боннере. Его темные волнистые волосы, темно-карие глаза, искрящиеся в улыбке, красивые губы. Этот стройный торс бегуна, сильные ноги. Эта чёртова буква V, ведущая вниз к шортам.

И он пригласил меня на свидание!

Я флиртовала с ним, в сдержанной манере, в течение нескольких месяцев. Я ничего не могу с собой поделать. Но почему, почему я не сказала "да"?

Я могу корить себя. Но правда в том, что этот мужчина заслуживает кого-то по-лучше меня: умнее, красивее, опытнее, образованнее. Есть миллион девушек, с которыми он мог бы быть, например, девушек, у которых нет трех младших: братьев и сестер, а еще родителей, злоупотребляющих наркотиками, о которых тоже нужно заботиться. Если бы мне было наплевать на него, или если бы я все еще была неразборчивым подростковым ловеласом, я могла бы просто согласиться на ночь и на то, что это может стать лучшим трахом в моей жизни.

Но Ноа Боннер может разбить мне сердце, просто уйдя.

Я вздохнула и напомнила себе, что если у него все серьезно, он спросит еще раз.

Черт. Теперь мне остается только ждать и смотреть.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Программа ВОМ

Ноа

Когда я возвращаюсь домой, как обычно, измотанный, после ночной смены, Рейчел уже собирается отвезти Джеймса в школу, бряцая ключами, говорит:

– Слава Богу, ты дома. Джеймс, проси лучше своего папу.

Джеймс не поднимает глаз от того места, где он с напряженной сосредоточенностью завязывает шнурки, пока не затянет последнюю петлю.

– Вот так, – говорит он, довольный, и натыкается на мои ноги, заставляя меня изменить положение, чтобы удержаться в вертикальном положении. Мой сын достаточно крепкий, хоть и маленький, мальчик. – Папа, приходи сегодня вечером в школу на родительское собрание, пожалуйста.

Я тянусь вниз и поднимаю его, слегка кряхтя от усилий. Он становится таким большим.

– Будет что-то особенное?

– Ага. Я собираюсь петь.

– О? Только ты?

– Нет, мой и другие классы. Так ты сможешь прийти?

Врывается Рейчел.

– Ноа, я обещала пойти на открытие галереи Шелби сегодня вечером. Встреча есть в календаре – и в том, что висит на стене, и в семейном приложении.

Я отодвигаю Джеймса, чтобы проверить свой телефон.

– О, точно. – Из-за всего этого обычного хаоса в «Скорой помощи» и отвлекающе сексуальной Калинды Уайт я даже забыл посмотреть. – Да. Да, я прийду.

– Хорошо, – говорит Рейчел. – Давай, маленький шеф, обними папу еще раз и поехали.

Маленькие руки Джеймса тепло и яростно обнимают меня за шею, затем я опускаю его на землю.

– Рейч, ты никогда не думала о том, чтобы просто позволить ребенку ездить на школьном автобусе?

Она усмехается.

– Этот школьный округ довольно смешанный в плане демографии, брат. Ты действительно хочешь, чтобы он ездил в автобусе с нецензурно выражающимися подростками?

Мое лицо, вероятно, показывает всё отвращение к этой идее. Он еще слишком мал, чтобы запомнить все слова из трёх букв, которые он обязательно выучит к тому времени, когда сам станет подростком.

Рейчел смеется и открывает дверь.

– Я так и думала. Пока!

– Пока! – повторяет Джеймс, а затем они уходят.

Я так устал, и все, чего я хочу, это душ и постель. По привычке я принимаю душ быстро, не более пяти минут, и после беглого вытирания полотенцем падаю на кровать, закрываю глаза, готовясь заснуть, но, как обычно, мой мозг решает устроить экскурсию по вчерашней ночной смене. Он кружится среди крови, разорванных мышц и рентгеновских снимков, ненадолго останавливается на Калинде Уайт, снова кружится среди кафельного пола и яркого света, и снова останавливается на Калинде.

Ее аквамариновые глаза. Клубнично-светлые локоны, розовые щеки, широкая улыбка. Эта сексуальная попка в форме перевернутого сердечка.

Я мгновенно напрягаюсь. Не планируя этого, скольжу рукой вниз, чтобы обхватить член и сжать его.

Калинда.

Каково это, когда ее руки на моем члене вместо моих собственных… Каково это – иметь ее под собой, стонущую от удовольствия, погружаясь в нее снова и снова… Горячая, сладкая, влажная, тугая…

Думая о ее пышном теле и милой улыбке, мне не нужно много времени, чтоб кончить. Последняя мысль перед тем, как я вытираюсь полотенцем и погружаюсь в сон, заключается в том, что я должен спросить ее снова. Ее красивый рот говорит нет, но в ее глаза говорят да.

Будильник на телефоне звонит в пять часов вечера. Я потягиваюсь, чувствуя, как моя проснувшаяся древесная масса бьется о простыни, и думаю о том, чтобы снова подрочить на мысли о голой и желающей меня Калинде Уайт в этой постели.

Но моя дверь распахивается, и это Джеймс.

– Папочка? Ты уже встал?

Похоже, я всегда встал, когда думаю о Калинде, язвительно заметил я, хотя это уже меняется. Нет ничего лучше, чем маленький мальчик в комнате, чтобы погасить хорошую эрекцию.

– Да, приятель. Дай мне минутку, чтобы сходить в ванную и одеться, хорошо? – Я откидываю простыни и встаю с кровати.

– Ого, – говорит Джеймс. – Твоя сосиска действительно большая – Он смотрит вниз на себя. – У меня маленькая.

Я скрываю улыбку.

– Ну, ты же маленький человек. Когда ты станешь больше, твоя сосиска тоже станет большой.

Он идет за мной в ванную и болтает о школе и о том, как его класс готовился петь на собрании сегодня вечером.

– И я прекрасно знаю слова, папа. Я не забываю ни одного.

– Молодец. Как думаешь, мне лучше побриться?

Он пожимает плечами.

– Тетя Рейчел готовит на ужин спагетти и фрикадельки.

– Отлично, я голоден, – я подхватываю его на руки и несу на кухню, мы оба смеемся.

***

Позже я нахожу место на деревянных трибунах начальной школы Хоупдейл, оглядывая разношерстную толпу людей в крошечном спортивном зале. Мамы в штанах для йоги или в деловой одежде, папы в хакисах и рубашках на пуговицах или в рубашках с вышитыми на кармане именами. Бабушки в брюках с эластичной талией. Учителя в рабочей одежде. Я рад, что выбрал свои самые мягкие джинсы и фланелевую рубашку вместо хорошо поношенной футболки Linkin Park.

Одна из бабушек случайно задевает меня своей сумочкой, проходя мимо меня, и от этого она пошатывается. Я протягиваю руку, чтобы поддержать ее, и она цепляется за мою руку, пока не занимает место в ряду надо мной. Она благодарит меня, я говорю, что это не было проблемой, и мы обмениваемся улыбками. Когда я поворачиваюсь обратно к переднему ряду, она там: Калинда.

Наши глаза встречаются, и на ее лице расцветает улыбка, такая же удивленная, как и моя собственная. Она направляется прямо ко мне, и я отодвигаюсь, чтобы освободить место. Почему она здесь?

– Хей, – говорит она, вставая в мой ряд. – Привет, Ноа. – Она садится рядом со мной. – Мои младшие брат и сестра сегодня в программе.

Ах. Братья и сестры.

– А мой сын в полном восторге от того, что будет петь, – говорю я ей, не в силах сдержать своего веселья. – Он одарил меня предварительным прослушиванием в машине. Вся поездка сюда была одним безостановочным исполнением The Rainbow Connection, ты можешь себе это представить?

– Ты шутишь? – говорит она, ухмыляясь. – Мы слушали ее весь ужин.

– Кто это мы? – Не могу поверить, я же никогда не спрашивал ее о семье.

Она смотрит вниз, ковыряясь в кончиках пальцев. У нее короткие, но красиво накрашенные ногти винного цвета, которые отлично смотрятся с ее темно-серой футболкой с длинными рукавами и выцветшими скинни джинсами. Проходит минута, прежде чем она снова поднимает на меня глаза.

– О, моя семья, – произносит она отстраненно, таким тоном, который говорит, что факты вовсе не отстраненные. – Моя мама и ее дети. – Она пожимает плечами, и все в языке ее тела говорит о том, что она делает лучшее из того, что не очень хорошо. – Моя младшая сестра Кэндис, с буквой К. Вообще-то, у нас у всех имена на букву К. – Она снова улыбается, и на этот раз немного мягче, чем обычно. – Кэндис учится во втором классе. Кори – в четвертом. Еще есть Коллин, он выпускник средней школы. А потом я. – Ее плечи втянуты, но она расправляет их и поднимает подбородок. – Так у тебя есть сын?

Я рассказываю ей о Джеймсе.

– Ему шесть. Он очаровательный, милый и забавный, а он сводит меня с ума. Насколько я могу судить, – говорю я, – это абсолютно нормально. – Она немного смеется, но ее брови сведены вместе. – Я вдовец, – говорю я. – Джеймсу было почти два года, когда умерла его мама.

Она задумчиво кивает. Мы сидим там вместе на невероятно скучной деловой встрече по сбору средств. Я не могу перестать думать о ее рте, улыбке, теле. Я не могу перестать думать о том, какой бы она была подо мной.

Но потом первоклассники и второклассники встают, чтобы спеть, и я очень строго говорю своему члену, чтоб он завязал и успокоился, для того, чтобы я мог насладиться песней. Так и есть. Я наслаждаюсь. Джеймс поет всем телом – покачивая головой, подпрыгивая на коленях – и это так восхитительно, что я жалею, что Эбби не может быть здесь, чтобы увидеть это.

После того, как четвероклассники показали нам короткую сценку о Джордже Вашингтоне, собрание прекращается, и Джеймс направляется ко мне, буквально перепрыгивая через Калинду, чтобы запрыгнуть мне на колени. Я укоряю его за манеры, и он извиняется, подставляя свою шелковистую темную голову под мой подбородок.

– Ты так похож на своего отца, – говорит она ему, и он застенчиво улыбается.

Когда Калинда представляет мне своих братьев и сестер, мне кажется интересным, что они не похожи друг на друга. Кори, десяти лет, высок для своего возраста и уже сложен как медведь, с текстурированными темными волосами и внушительным носом, который еще не успел вырасти. У Кэндис длинные шелковистые прямые каштановые волосы и голубовато-серые глаза, и она такая же кокетка, как и Калинда. Они обе очаровательны.

Кори просит мороженого в награду за то, что запомнил все свои реплики, и тут к группе подходит высокий подросток с всклокоченными волосами и кожей цвета кафе-о-лайт. Красавчик, несмотря на прыщи, но он их перерастет.

– Я принес продукты, – говорит он Калинде, – и вот твоя кредитная карточка. Ребята, пойдемте, а то мороженое растает. – Он начинает торопливо выпроваживать остальных детей за дверь.

Калинда оглядывается на меня через плечо.

– Это Коллин, – говорит она, – и мне пора идти. Рада была тебя видеть.