Текст книги "Навек с любимым"

Автор книги: Карла Кэссиди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Фрэнсин опять приснился тот же сон, но на этот раз она спала беспокойно. Как и раньше, она стояла на сцене, а зрители выкрикивали ее имя снова и снова. Она просто плавала в этих волнах любви, каскадом омывавших ее. И тут ее сон изменился.

Зрители вдруг умолкли, не стало слышно эха от восторженных криков. Прожектор ослеплял ее, не позволяя увидеть зрителей. Она пыталась всмотреться в темный зал. Ничего. Она была одна. Мучительное отчаяние и одиночество проникли в ее сердце.

– Фрэнни, – донесся из темноты низкий голос, – Фрэнни. – Милый знакомый голос быстро успокоил ее.

Через несколько мгновений Фрэнсин проснулась. Оставаясь в постели, она пыталась вспомнить безумные повороты сна. Больше всего ее поразило то, что голос Трэвиса, повторявшего ее имя, наполнил ее душу счастьем, не меньшим, а может быть, и большим, чем до этого восторг и восхищение толпы.

Фрэнсин перевернулась на бок, взглянула на часы и с удивлением обнаружила, что уже почти десять. Что-то я заспалась. Больше всего в жизни она ненавидела тратить время попусту по утрам, убивая его на сон, особенно в те редкие дни, когда ей не нужно было на рассвете отправляться на работу.

На душ и одевание у нее ушло всего несколько минут, а потом она сошла вниз поискать Грэтхен и Поппи. В записке, оставленной на столе, говорилось, что они уехали в город за покупками.

Фрэнсин налила себе последнюю чашку кофе, оставленную в чайнике, и уселась за кухонный стол. Она вспомнила предыдущий день и улыбнулась. Я чудесно провела время. А Грэтхен, уверена, всегда будет помнить свой самый первый карнавал.

Она надеялась, что Грэтхен забудет, какие слова прошептала напоследок Трэвису, перед тем как погрузиться в сон. Фрэнсин как раз в тот момент поднялась по лестнице, собираясь войти в спальню, и вдруг услышала, как ее дочка говорит Трэвису о том, что любит его.

Эти слова разбили сердце Фрэнсин, и все сомнения насчет того, сказать ли Трэвису правду или нет, вернулись к ней снова и стали мучить с прежней силой.

«Может, я ошибаюсь, что держу рождение Грэтхен в секрете? Нет, я не хочу признавать ошибочным решение, принятое несколько лет назад. Пусть обстоятельства у Трэвиса и изменились и ему больше не надо заботиться о родных, мои обстоятельства остались прежними. Я не могу жить без Нью-Йорка и сцены. Я поступила правильно, когда решила скрыть от Трэвиса рождение дочки», – твердо сказала она себе.

Она допила кофе и принялась мыть чашку, когда через заднюю дверь вошел Трэвис.

– Доброе утро, – сказал он. – А где Поппи? Дверь гаража открыта, но я не увидел там его грузовика.

– Они с Грэтхен поехали в город, – ответила Фрэнсин. – Хочешь немного кофе? Я могу поставить чайник.

– Нет, я сюда пришел по двум причинам. Прежде всего, мне надо одолжить у Поппи кое-какие инструменты. Мой трактор сегодня что-то забарахлил.

– Сам возьми, что тебе нужно, в сарае. Ты же знаешь, Поппи не станет возражать.

– Вторая причина, почему я пришел, – это утренний звонок Маргарет. Она собирается сегодня после обеда ненадолго заглянуть домой и настаивает на барбекю. Я подумал, что будет замечательно, если вы втроем присоединитесь к нам. Она будет рада снова увидеть тебя и познакомиться с Грэтхен.

Фрэнсин замялась. Он был очень красив в это утро, одетый в джинсы и серую футболку. Полоска грязи или масла украшала его щеку, что лишь придавало ему еще большую мужскую привлекательность.

– Я зажарю мои знаменитые ребрышки, – добавил он, словно пытаясь заманить ее.

Она засмеялась.

– Я не знала, что у тебя есть знаменитые ребрышки.

– Я выигрывал главный приз три последних года на нашей местной ярмарке. – Щеки его слегка разгорелись от гордости. – А о моем соусе ходят легенды.

– Ну, как я после этого могу сказать «нет»? В котором часу нам прийти и что принести? – Фрэнсин подавила в себе желание протянуть руку и стереть с его лица полоску грязи. Она знала, какой мягкой и гладкой окажется его кожа под ее пальцами.

– Около трех, и ничего не надо. Сьюзи принесет десерт, остальное обеспечу я.

– Договорились, мы придем к тебе, – согласилась она и пошла к двери.

– Передай Грэтхен, что котята ждут не дождутся встречи с ней, – сказал Трэвис и ушел.

Она стояла в дверях и провожала его взглядом. А он направился к сараю, где Поппи хранил инструменты. У него была походка уверенного в себе человека.

Он счастлив, подумала она с оттенком удивления. Он счастлив, ему нравится быть фермером, работать на земле и жить в этом маленьком провинциальном городке.

В первый раз до нее дошло, что Трэвис не был бы счастлив в Нью-Йорке. Если бы он приехал туда со мной, со временем его душа умерла бы.

Она всегда знала, что они мечтают о разном, но сознательно отказывалась размышлять о причинах столь различных стремлений. Как я могла обвинять его за то, что он последовал велению сердца, когда я сама сделала то же самое? И от этой мысли на нее снизошло успокоение, некая благодать, которая развеяла и уничтожила горечь, жившую в ее сердце.

Пока она стояла в дверях, Трэвис вышел из сарая, неся в руках какие-то инструменты.

«Я люблю его. Вчера. Сегодня. Всегда!» – вдруг поняла Фрэнсин.

Эта очевидная мысль лишила ее способности дышать и заставила обессиленно прислониться к стеклянной двери.

А еще она почувствовала, что за последние недели ее мечта изменилась. Она стала понимать, что Нью-Йорк уже не вмещает в себя всего вожделенного счастья. И даже звездной карьеры будет недостаточно для маленькой девочки, которая никогда не чувствовала себя любимой.

Об этом мне поведал мой вчерашний сон. Я верила, что рев восторженных зрителей заполнит пустоту внутри меня, но этого не случилось. И только когда Трэвис прошептал мое имя так сладко, так любяще, моя опустошенная душа наполнилась теплом.

Она отвернулась от двери. На сердце у нее была тяжесть, ей стало грустно. Но не имеет значения, как сильно я люблю Трэвиса. Он никогда не давал мне понять, что чувства наши взаимны.

Хруст гравия возвестил ей о том, что вернулись Поппи и Грэтхен. Фрэнсин вышла на крыльцо, чтобы встретить их.

Едва грузовик остановился, Грэтхен сползла с пассажирского сиденья.

– Мамочка, посмотри, что мне купил Поппи! – Она вытянулась, чтобы показать надетый на ней комбинезончик. – Это точно такой, что носят Поппи и дядя Трэвис! – гордо воскликнула она.

– Точно такой же, правда, – ответила Фрэнсин.

– Теперь я настоящая фермерская девочка, – сказала Грэтхен, засунув большие пальцы за ремень, как это часто делал Поппи.

– Я решил, что комбинезон – практичная одежда для работы, – сказал Поппи, словно купил девочке комбинезон из прагматичных соображений, а не для того, чтобы вызвать восторженный огонек в ее глазах. – Кстати, о делах. – Он сурово посмотрел на малышку: – Ты сегодня позаботилась о кроликах?

– Я сейчас же пойду к ним, – сказала Грэтхен и побежала по грунтовой тропинке.

– Возьми с собой собаку! – закричал ей вслед Поппи. – Ей полезно немного побегать.

Грэтхен остановилась и отвязала Красотку, которая возбужденно подпрыгивала и лаяла. И они вдвоем исчезли на тропинке.

– Не надо было поддаваться на ее просьбы купить ей комбинезон, – сказала Фрэнсин Поппи, когда тот вошел в дом.

– Она ни о чем меня не просила, – возразил он. – Мне самому пришла в голову мысль купить его ей. – Он несколько вызывающе посмотрел на Фрэнсин: – Я полагаю, что могу без всяких объяснений что-нибудь купить моей правнучке.

– Думаю, да, – с улыбкой согласилась с ним Фрэнсин.

Поппи немного расслабился – видно, он готовился к бою, но тот не состоялся. Он сел за кухонный стол и глубоко вздохнул.

– Я бы сказал, что эта… эта маленькая мисс Фасолинка может заговорить человека до смерти – и без всякого труда.

Фрэнсин засмеялась.

– Она довольно общительная. Кстати, об общительности. Нас пригласили на барбекю сегодня днем, к Трэвису.

– Он будет делать ребрышки? – спросил Поппи.

Фрэнсин кивнула. Поппи почти улыбался.

– Хорошо. Трэвис лучше всех готовит ребрышки в этих местах.

– То же самое и он мне сказал.

На сей раз Поппи по-настоящему улыбнулся.

– Он хороший парень, Фрэнни.

Фрэнсин почувствовала, как от этих слов у нее заболело сердце.

– Я знаю, – тихо произнесла она.

Поппи долгое время не сводил с нее глаз. Потом хмыкнул и встал из-за стола.

– По-моему, мне следует немного прогуляться.

Фрэнсин удивленно уставилась на него, а дед, хлопнув дверью, вышел на улицу.

Неужели я и впрямь дура? Но разве возможно для меня счастье здесь, с Трэвисом?

В первый раз она призадумалась об этом. Может, судьба дает нам второй шанс соединиться навечно? Она закрыла глаза, на миг пытаясь представить себе, как это будет. Я буду каждое утро просыпаться в его объятиях, каждую ночь засыпать рядом с ним. Фантазии, одни только фантазии…

Может быть, пора всерьез поговорить с Трэвисом?

– Боже мой, Фрэнсин, ты выглядишь точно так же, как и пять лет назад! – воскликнула Маргарет, обнимая Фрэнсин.

Фрэнсин засмеялась.

– Хотела бы я сказать то же самое про тебя. – Она отошла назад и внимательно, с искренней симпатией посмотрела на сестру Трэвиса. – В последний раз, когда я тебя видела, ты была тринадцатилетней девочкой, да еще с ужасной стрижкой, которую сама себе сделала.

Маргарет засмеялась и кивнула головой.

– О Господи, я почти забыла ту прическу. – Она наклонилась, чтобы поздороваться с Грэтхен: – Привет, я Маргарет, младшая сестра Трэвиса.

Грэтхен засмеялась.

– Мне ты не кажешься младшей сестренкой, – воскликнула она.

– Мы что, так и будем стоять весь день? – оживленно спросил Поппи.

Маргарет засмеялась и, к удивлению Фрэнсин, поцеловала Поппи в щеку.

– Пойдемте, Поппи, я уже вынесла ваше любимое кресло. – Она подмигнула Фрэнсин и взяла старика за руку. – Трэвис ждет нас на заднем дворе.

Все вместе они обошли дом и присоединились к Трэвису. В комбинезоне и клетчатом фартуке он стоял перед выложенной кирпичом ямой, в которой жарил ребрышки.

Он помахал им рукой и просиял так лучезарно, что его улыбкой можно было растопить сугроб.

– Дядя Трэвис! – закричала Грэтхен. – Смотрите, у меня комбинезон, как у вас. – Она подбежала к нему, сгорая от нетерпения показать свой фермерский наряд.

Поппи подтащил свой шезлонг поближе к месту, где работал Трэвис.

– Она такая куколка, – заметила Маргарет.

– Спасибо. Я очень люблю ее, – с улыбкой ответила Фрэнсин. Она посмотрела на прелестную темноволосую молодую девушку. – Я так поняла, что ты будешь скоро учиться в университете Небраски?

– Да, занятия начнутся через две недели. – Маргарет показала в сторону столика для пикника, и они обе сели. – Но я уже провела там чуть больше месяца. Я не буду жить в общежитии. Мы с моей лучшей подругой снимаем квартиру, поэтому и поехали туда пораньше, чтобы устроиться на месте и найти себе работу с неполной занятостью.

– Звучит неплохо, – одобрила Фрэнсин.

– Так оно и есть. – Маргарет перевела взгляд на Трэвиса. – Хотя я скучаю по Трэвису и Сьюзи. Слава Богу, я от них недалеко и мое расписание позволяет мне, по крайней мере, два раза в месяц приезжать домой.

– Это замечательно! Очень трудно находиться далеко от дома. – Фрэнсин слишком хорошо помнила те ночи, в течение которых ее мучила тоска по дому, особенно в первое время, когда она только уехала из Купервиля.

– Да, – улыбнулась Маргарет и снова метнула взгляд на брата. – Хотя Трэвис никогда не признается в этом, но мне кажется, он страдает от одиночества.

– Почему ты так думаешь? – с любопытством спросила Фрэнсин.

– О, не знаю. Иногда, когда я говорю с ним по телефону, он такой печальный. Хотелось бы, чтобы он нашел какую-нибудь хорошую женщину, женился бы на ней и заполнил этот старый дом ребятишками. – Она пристально посмотрела на Фрэнсин. – Было время, когда я была уверена, что этой женщиной станешь ты. – Она дотронулась до руки Фрэнсин. – Мне всегда хотелось, чтобы ты стала моей невесткой.

Комок застрял у Фрэнсин в горле. Прежде чем она успела ответить, появилась Сьюзи со своим мужем, и Фрэнсин очутилась в других объятиях.

День, заполненный смехом, едой, воспоминаниями, пролетел очень быстро. Фрэнсин была потрясена не только тем, какими очаровательными оказались сестры Трэвиса, но и той явной любовью и уважением, которые они испытывали к брату.

Она спрашивала себя, насколько могла бы измениться ее жизнь, если бы у нее была семья, любящие родители, братья и сестры. Может, и у меня был бы иной выбор, если бы я выросла в любви, а не под присмотром вечно сурового, недовольного Поппи.

Она завидовала Трэвису и тому, что у него было. Пока она билась изо всех сил, пытаясь свести концы с концами и угнаться за ускользающей карьерой звезды, он построил семью… и ей отчаянно захотелось стать частью этой семьи. Не только ради себя, но и ради Грэтхен тоже.

– У тебя такой задумчивый вид, – сказала Сьюзи, присаживаясь рядом с Фрэнсин на садовую скамейку.

Они уже навели порядок после пикника и унесли мусор. Несколькими минутами раньше Трэвис организовал игру в крокет, и все, кроме Фрэнсин и Сьюзи, приняли в ней участие.

– Просто я наслаждаюсь этим вечером, – ответила Фрэнсин.

– Нет ничего лучше дня, проведенного в кругу семьи, – сказала Сьюзи.

Фрэнсин улыбнулась:

– Насколько мне известно, твоя семья скоро увеличится. Поздравляю.

– Спасибо. – Лицо Сьюзи засияло. – Мы и правда очень взволнованы этим. – Она дотронулась до своего живота, словно лаская растущего в нем младенца. – Мы с Ричардом надеемся иметь много детей. – Она посмотрела на своего мужа, красивого молодого человека, который, казалось, готов был достать для жены луну с неба.

– Похоже, Ричард славный парень, – заметила Фрэнсин.

И вновь лицо Сьюзи просияло.

– Более того. У нас с ним одна душа.

Одна душа! А у меня с Трэвисом была ли когда-нибудь одна душа? Фрэнсин посмотрела туда, где Трэвис играл в крокет. Он, смеясь, послал мячи Поппи, но они вылетали за пределы лужайки. Да, у нас с ним была одна душа, но я оказалась настолько глупой, что бросила его. Да, он простой человек. Ему всегда нужно было очень мало для счастья. Она вспомнила ночи, когда лежала в его объятиях, а он поверял ей свои мечты… и в них были и барбекю, и семья, и желание иметь жену и детей. Смогу ли я довольствоваться этим и оставить все свои стремления к славе и звездной карьере? Он недостаточно любил меня, чтобы остановить и не дать уехать много лет назад. Стали ли его чувства ко мне глубже за последние шесть недель? Возможно ли что, если я останусь здесь дольше, он больше полюбит меня и согласится прожить со мной всю жизнь вместе? Для того чтобы узнать это, мне придется отбросить свою обычную гордость.

Наступил вечер, и на лужайке растянулись лиловые тени, из-за которых играть уже было невозможно. Все собрались на заднем крыльце, чтобы насладиться мороженым домашнего приготовления и пирогом.

– Какая вкуснятина! – сказала Грэтхен, съев свою порцию и протянув тарелку за добавкой.

– Нет ничего лучше домашнего мороженого в жаркий летний вечер, – заметил Трэвис, положив ей новый шарик, после чего Грэтхен вскарабкалась к нему на колени, словно это было самым привычным для нее делом.

Сердце Фрэнсин болезненно сжалось при виде отца и дочери. Они явно были очарованы друг другом. Возможно, то, что они чувствуют друг к другу, – неосознанная тяга одинаковых генов? Хоть они и не знают этого, может, сердца их чувствуют что-то?

– Спой нам, пожалуйста, пару-другую песен! – сказала вдруг Сьюзи и поглядела на старшего брата.

– Думаю, в этом нет необходимости, – возразил Трэвис.

– Ну пожалуйста, дядя Трэвис, – попросила Грэтхен, явно обрадовавшись этой идее. – Я тоже умею петь. Мы могли бы спеть вместе.

Трэвис улыбнулся малышке, и все увидели, сколь велика его любовь к ней.

– Тебе я не могу отказать, кукленок. – Грэтхен слезла с его колен, а он встал и исчез в доме. Мгновение спустя вышел с гитарой в руках.

Трэвис сел на стул, а Грэтхен опустилась у его ног, забыв про мороженое. Широко раскрыв глаза, она следила, как он перебирал струны пальцами, извлекая сладкие, мелодичные звуки.

Фрэнсин прислонила голову к спинке стула, вслушиваясь в гармоничное звучание инструмента. Даже ночные насекомые приутихли, будто наслаждаясь прекрасными звуками музыки, заполнившими воздух.

Грэтхен придвинулась поближе и прижалась головкой к колену Трэвиса. Она не сводила с него обожающего взгляда, отчего сердце Фрэнсин разрывалось на части.

Она всегда считала, что ребенок вполне может обойтись без отца, что ее дочери достаточно материнской любви. Теперь она поняла, что ошибалась.

Трэвис запел старинную балладу, и его низкий, приятный голос омыл Фрэнсин, словно волной. Было время, когда я верила, что Трэвис может прославиться своими песнями. Я считала, что его голос сделает его знаменитым, он станет звездой. У меня же были лишь скромные актерские способности.

Теперь она поняла, как прав был Трэвис: его голос предназначен для исполнения колыбельных.

Почему-то за последние две недели его мечты стали более привлекательными для Фрэнсин. Даже больше, чем ее собственные. После целого дня, проведенного в компании его сестер, в атмосфере любви и взаимопонимания, она поняла, что он по-своему добился вершин звездной жизни и его жизнь более значима и насыщенна, чем та, к которой стремилась она.

После десяти Маргарет собралась ехать назад, в университет, а Фрэнсин к тому времени приняла окончательное решение еще до наступления ночи открыть сердце и душу Трэвису. Пришло время проверить, есть ли у нас еще один шанс попытать счастья вдвоем.

Следующими уехали Сьюзи и Ричард. Они расцеловались со всеми, потом сели в машину и укатили. Трэвис исчез в доме, чтобы отнести посуду на кухню.

– Я думаю, мисс Фасолинка тоже готова отправиться спать, – сказал Поппи Фрэнсин, показывая на Грэтхен, которая, сидя в кресле, уже клевала носом.

– Тебе не трудно будет отвезти ее домой? А я останусь с Трэвисом и помогу ему все убрать, а потом приду, – попросила Фрэнсин.

Поппи долго смотрел на нее.

– Пора, – сказал он. – Пора сказать мальчику о дочери. – Фрэнсин ошарашенно уставилась на деда. Он хмыкнул и печально покачал головой. – Я не старый дурак, за которого ты меня принимаешь, и уже много раз спрашивал себя, как долго ты будешь оставаться столь наивной. – Он отвернулся и позвал Грэтхен.

Фрэнсин смотрела вслед машине, в которой Поппи увозил Грэтхен домой. Задние огни были видны всю дорогу, они мигнули в последний раз, когда Поппи поставил машину перед домом и заглушил двигатель.

Значит, Поппи все это время знал, что Грэтхен – дочь Трэвиса. Его не удалось провести враньем про ее возраст. Она улыбнулась и покачала головой. Очевидно, Поппи не лгал, когда говорил, что от него не многое ускользает.

Она услышала веселый свист Трэвиса, доносившийся из задней двери. Он грохотал тарелками, потом пустил воду в раковину. Он явно будет счастлив, когда я скажу ему, подумала она. Он так привязался к Грэтхен за эти последние пару недель…

В первый раз страх закрался к ней в сердце, когда она подумала о том, что признается Трэвису. А обрадует ли его это известие? Пошлет ли нам судьба второй шанс обрести счастье? И где же мое будущее – неужели здесь, в Купервиле, вместе с Трэвисом? Как забавно, что пять лет назад я и представить себе не могла, что останусь жить здесь. А после моего возвращения город и его жители встретили меня с распростертыми объятиями. Возвратившись сюда, Фрэнсин ощутила чувство причастности к этому городку, незнакомое ей прежде.

Мысли о Нью-Йорке потеряли для нее всякую притягательность. Единственное, что ее теперь интересовало, – это Трэвис и его отношение к ней. Значит, мое будущее здесь? Есть только один способ выяснить это. Глубоко вздохнув, она открыла заднюю дверь и вошла в кухню.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Это был один из тех дней, которые особенно любил Трэвис, – день семьи и друзей, смеха и тепла.

Как пойдет его жизнь после того, как Фрэнсин и Грэтхен уедут в Нью-Йорк? Он и понятия не имел, что в жизни его была такая пустота до того, как они вернулись домой и заполнили это пространство вокруг него.

Трэвис не замечал этого раньше, когда растил Маргарет и Сьюзи, но теперь, когда Сьюзи вышла замуж, а Маргарет уехала из дома, он так сильно страдал от одиночества, что даже визиты к Поппи не могли его успокоить.

Он повернулся, услышав скрип открывающейся задней двери, и одарил Фрэнсин ослепительной улыбкой.

– А где остальные? – спросил он.

– Уехали. Поппи забрал уставшую малышку домой. А я решила, что будет справедливо, если останусь и помогу тебе все убрать.

– Это хорошо. Я терпеть не могу мыть посуду. – Он вытер руки, передал губку Фрэнсин, потом, уселся за стол и показал ей на раковину.

Фрэнсин засмеялась.

– А я ожидала, что ты будешь немного сопротивляться, – сказала она и принялась за дело.

– Но только не тогда, когда дело доходит до мытья посуды, – ответил он и прислонился к спинке стула, радуясь тому, что она решила остаться. – Какой был чудесный день, правда. – спросил он, размышляя о том, испытывает ли она такое же волшебное ощущение единства, как и он.

– Да, правда, – согласилась она.

– Как насчет чашки кофе? – спросил Трэвис, вставая. – Я мигом сварю новый.

Я хочу, чтобы она осталась, молил он Бога, хочу, чтобы сидела со мной за столом и мы обсуждали бы предстоящий день, как супруги. Пусть этот волшебный миг продолжается.

– Я бы не отказалась.

Через несколько минут кофе уже булькал в стеклянном кофейнике, распространяя по всей кухне божественное благоухание. Фрэнсин поставила в посудомоечную машину последнюю тарелку, когда Трэвис налил им по чашке свежесваренного кофе.

– А почему бы нам не выйти во двор? – предложил он. – Так жаль упускать такую чудесную ночь!

Он пошел впереди, и они вместе уселись на качели. Аромат духов Фрэнсин витал в воздухе, как нежный запах какого-то цветка. Трэвис подавил в себе волну желания, от которого у него едва не перехватило дыхание.

Он наблюдал, как она пила свой кофе, потом перевел взгляд на ночное небо.

– Мне кажется, в Небраске звезды висят ниже, чем в любом другом месте на земле, – тихо произнесла она.

Трэвис улыбнулся.

– Помнишь, когда мы были маленькими, мы верили, что светлячки – это упавшие с неба звезды?

Фрэнсин рассмеялась, и от этого переливчатого смеха к сердцу его подступил ком.

– О Боже, я и забыла про это. – Она вздохнула. – В Нью-Йорке редко увидишь звезды. Из-за всех этих огней рекламы начинаешь думать, что звезды исчезли навсегда.

Оставайся здесь. Сердце Трэвиса жаждало произнести эти слова. Оставайся здесь, где звезды всегда живут на небесах. Оставайся и стань частью моей жизни. Он отпил кофе, заставляя себя молчать.

Даже если я раскрою перед ней свою душу, это ничего не даст. Я знаю, что она вернется назад в Нью-Йорк, снова начнет гнаться за своей мечтой, которой и так уже отдала почти всю свою жизнь… Ее грезы вечно будут стоять между нами.

Он отбросил в сторону грустные мысли, не желая размышлять более о том, что не в силах изменить. В тот момент он просто хотел наслаждаться мгновениями рядом с нею, исключив горькие воспоминания прошлого и мучительные видения будущего, в котором для него все равно не было места.

Он положил руку ей на спину, и она прильнула к нему, как делала тысячи раз прежде. В этой близости не было ничего интимного, просто удовольствие от доверия и глубокой дружеской привязанности.

– Маргарет и Сьюзи такие милые, Трэвис. Ты для них много значишь, – сказала она.

Он печально улыбнулся, и боль пронзила его сердце.

– Мне только жаль, что мамы нет и она этого не видит. Она бы могла гордиться ими. – Он крепче сжал ее плечи. – И я знаю, что и твоя мать гордилась бы тобой.

Фрэнсин снова вздохнула, нежно пощекотав своим дыханием его шею.

– Я хотела бы лучше помнить родителей, – сказала она. – Меня пугает, что с каждым прошедшим днем мои воспоминания о них становятся более расплывчатыми и слабыми и в один прекрасный день я могу даже не вспомнить, как они выглядели. Раньше временами я была рада, что не помню их, потому что просто с ума сходила по ним.

– С ума сходила? – удивленно поглядел на нее Трэвис.

– Они бросили меня. Именно так я чувствовала. – Она покачала головой и грустно улыбнулась. – Я понимаю, что это глупо, но я была очень зла, не только потому, что они ушли и никогда не вернутся, но и потому, что они оставили меня с человеком, не способным любить.

Какой-то миг она молчала, потом продолжила:

– Поппи никогда не говорил со мной о них. Мы никогда не вспоминали их, ни разу за все те годы, что я прожила здесь.

Трэвис молчал, инстинктивно понимая, что она должна выговориться, но его заинтриговали эти новые черты ее личности, та часть ее души, которую она никогда не открывала перед ним раньше.

За все годы их дружбы они ни разу не говорили о ее родителях. Эта тема была для него запретной.

– Расскажи мне все, что ты о них помнишь, – попросил он.

Фрэнсин села и посмотрела на звезды.

– Немного, какие-то бессвязные эпизоды – вот все, что я помню. Например, запах любимых духов матери и как ее руки гладили меня по голове. Я помню смех папы. У него был громкий, оглушительный смех, который я обожала.

Она поглядела на Трэвиса, и голубые глаза ее заволокла пелена от невысказанных чувств.

– Фрэнни… что с тобой? – спросил он.

Она допила кофе, потом поставила чашку на землю.

– Когда растешь без родителей, в сердце навсегда остается пустота, не так ли?

Трэвис подумал о своем отце, который умер, когда ему было пятнадцать лет, потом о смерти матери – тогда ему только исполнилось двадцать два. Это, без сомнения, оставило пустоту в его сердце, которую трудно было восполнить.

– Да, но такое случается довольно часто.

– Ужасно – держать ребенка вдали от родителей, если они оба живы, – сказала она.

Трэвис почувствовал какой-то странный дискомфорт. К чему она клонит? Что же происходит у нее в голове?

– Фрэнсин, о чем ты говоришь?

Она встала, повернувшись к нему спиной.

Он видел, как напряглось ее тело. В душе у него росла тревога.

– Поговори со мной откровенно, Фрэнсин, – сказал он, поставив чашку на землю рядом с ее.

Она повернулась к нему лицом, не смотря, однако, в его глаза. Вместо этого она поглядела вдаль, словно не находя в себе сил смотреть на него.

– Грэтхен твоя дочь, Трэвис.

Ему показалось, что она говорит на иностранном языке. Какой-то миг слова не доходили до него, и он с трудом смог привязать их к реальности.

Грэтхен моя дочь? Но как это может быть? Что собирается сделать Фрэнсин? Он нервно сглотнул.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он хриплым и напряженным голосом.

– Ей не три года. Ей четыре. Она была зачата в ночь накануне моего отъезда в Нью-Йорк. – Она посмотрела ему в глаза. – Она твоя дочь, Трэвис.

Радость переполнила его сердце. Куколка моя… моя дочь, моя малышка. Ничего удивительного, что я чувствовал с ней такую связь!

Но тут же злость перехлестнула радость, от нее у него стало тесно в груди: он понял, как много неповторимых дней детства Грэтхен прошло мимо него. Нет, они не прошли мимо. Их у меня отняли. Их украла Фрэнсин.

Он встал и подошел к Фрэнсин, остановившись в нескольких дюймах от нее.

– Как ты могла? Как ты могла скрывать это от меня?

Та умоляюще протянула к нему руки.

– Трэвис, я была уже в Нью-Йорке, когда поняла, что беременна.

– Но почему ты не позвонила мне? Не написала и не рассказала? Я имел право знать.

Горькие слова вырвались у него, заставив ее съежиться. Почувствовав боль в сердце, он отошел от нее.

Она резко вскочила и глубоко вздохнула.

– Да, у тебя было право знать, но в то время существовали другие причины, из-за которых я тебе об этом не рассказала.

– Какие у тебя могли быть причины? – резко спросил он.

И снова она отвела от него взгляд, словно не могла говорить, глядя ему в глаза.

– Ты всегда был честным человеком, Трэвис. Я знала, что ты будешь настаивать на том, чтобы мы поженились. В то время ты заботился о своей матери и пытался поставить на ноги сестренок. И меньше всего тебе нужна была еще одна ответственность… дополнительная обуза.

– А кроме того, я стал бы настаивать на том, чтобы ты вернулась сюда, – горько добавил он. – Тебе пришлось бы расстаться со своей мечтой.

Она слегка кивнула головой, словно эта мысль причинила ей боль.

– Может, и это сыграло роль. Я уже не уверена.

Долгое время никто из них не произносил ни слова. Она стояла перед ним, сломленная и слабая, надеясь на пощаду. Трэвис боролся с растущим внутри его гневом, который смешивался с гордостью и ликованием.

Грэтхен моя. Она родилась с моими генами, она продолжательница моего рода.

– Трэвис… мне так жаль, – прошептала Фрэнсин и положила ладонь ему на руку.

Он отдернул руку.

– Жаль? – Сердце его сжалось от тоски. – Ты хоть представляешь, как обделила меня? Я не держал ее, новорожденную, на руках. Я не видел ее первых шагов. Все этапы ее драгоценного детства для меня навсегда утеряны.

Рыдания, сдавившие ей горло, мешали говорить. Однако Трэвиса не тронули эти чувства, он был слишком переполнен своими.

– Трэвис, я пыталась сделать так, чтобы всем было лучше, потому что я любила тебя.

Трэвис засмеялся, сурово и с горечью.

– Любовь? Фрэнсин, ты даже понятия не имеешь, что означает это слово.

Слезы затуманили ему взор, и он неловко отошел от нее. Ему надо было остаться одному, чтобы оценить то, что он только что узнал.

– Разве ты не понимаешь, что наделала? – скептически спросил он. – Как ты могла провести столько лет со мной и не понять, насколько для меня это важно? Разве я не говорил тебе, как мне хочется иметь семью, детей…

И снова им овладели эмоции, настолько глубокие и тяжелые, что он не в силах был говорить. Он проглотил ком в горле, прогоняя набежавшие слезы.

– Ты держала в руках мою мечту все эти пять лет, и держала ее от меня вдали. Это не любовь, Фрэнсин. – Он помолчал немного, потом продолжал: – И я не знаю, смогу ли простить тебя за это.

– Мне так жаль, – тихо сказала она.

Потом поколебалась немного, словно хотела что-то добавить, но, ничего не сказав, повернулась и ушла, исчезнув в ночной тьме.

Не надо мне было говорить ему. Несколько минут спустя, когда Фрэнсин уселась возле окна в своей спальне, в полной темноте, слезы заструились у нее по щекам, она проклинала себя за то, что сказала ему.

«И я не знаю, смогу ли простить тебя за это» – слова Трэвиса эхом отдавались у нее в голове, и сердце ее болезненно сжималось.

«Разве я смогу остаться здесь и видеть, как он будет назначать свидания другим женщинам, а возможно, и женится? – печально думала она. – Я не смогу вынести, когда он начнет строить свою жизнь, в которой не будет для меня места. Без Трэвиса мне здесь нечего делать. Лучше я вернусь в Нью-Йорк и продолжу борьбу за свою мечту, из-за которой когда-то уехала отсюда. Здесь для меня ничего нет. Поппи никогда особенно обо мне не беспокоился, а теперь я даже лишена и любви Трэвиса. Что ж, может, мне удастся найти счастье в Нью-Йорке».