Текст книги "Ясновидец:"

Автор книги: Карл-Йоганн Вальгрен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Ничего этого он не слышал – он же был глух, и это радовало его. Но зато он вдруг услышал чью-то мысль: неполноценен, но с расовой точки зрения – интересен! Его порядком тошнило, и он, отыскав глазами автора этой мысли, попробовал передать тому чувство тошноты. Лицо господина в цилиндре сначало побледнело, потом позеленело, и Эркюль мысленно засмеялся, когда тот помчался к выходу, чтобы вырвать.

Вот так я и жил последний год, подумал он, в мечтах о потерянной любви, во сне без пробуждения. В бесцельных скитаниях, где реальность не больше, чем скверно намалеванный театральный задник на горизонте.

Той же зимой, но позже, в Копенгагене, он и встретил помешанную на Сведенборге графиню. Если ей верить, Сведенборг был пророком некоей новой церкви. В Лондоне он выдавал себя за Спасителя, пришедшего, чтобы дать иудеям себя распять, раздевался в общественных местах, устраивая какие-то странные омовения ног, и в более всего походившем на белую горячку припадке более суток подряд разговаривал с мертвыми. К тому же он умел читать мысли.

Графиня, понятно, предпочитала новомодное слово «телепатия» и в качестве примера рассказывала, как однажды Сведенборгу привиделся большой пожар в Стокгольме – и впоследствии выяснилось, что и в самом деле горело, но Сведенборг ведь находился в пятистах километрах от пожара! Потом следовала знаменитая история с мадам Мартевиль, чью старую расписку он нашел, побеседовав с ее покойным мужем, и как Сведенборг пил кофе с братом королевы Ульрики Элеоноры, хотя тот к этому времени был уже четверть века как мертв.

Когда графиня в юности встречала Сведенборга в Стокгольме, он в основном беседовал с духами и, будучи в трансе, совершал прогулки по загробному миру. Как-то раз, зайдя к нему, она услышала, как он оживленно беседует с кем-то по-латыни. Потом послышался смех и троекратный тост. Графиня ждала. Наконец, дверь открылась, и Сведенборг, глубоко кланяясь и пожимая руку, проводил невидимого гостя в прихожую.

– Кто это был? – спросила графиня.

– Вергилий, – якобы ответил Сведенборг, – чертовски приятный мужчина. Мы беседовали о древностях Рима.

Постепенно, как она утверждала, она переняла способности своего учителя. Если ей верить, она общалась со всеми историческими знаменитостями. Она была знакома с казненным государственным советником и врачом Струензее, и отдавала должное его стараниям ввести в Дании просвещение. Она обсуждала процессуальные вопросы с Макиавелли, военное искусство с римским фельдмаршалом Крассом, а с мало что соображающим Генрихом XIII – убийство его коронованной супруги. С покойным папой Клементом X она состояла в давней переписке, Жанна д'Арк была ей как сестра, а святая Бригитта частенько звала на пирожки. Но ближе всех, понятно, она была со Сведенборгом – с ним она вела доверительные беседы чуть не ежедневно.

Сведенборгу любила она повторять, удалось объединить монадологию Лейбница с хилозоистским учением о живых молекулах и проницательной догадкой, что некоторые люди уже в земной своей жизни тесно связаны с небесной.

Связь эта осуществляется через особые существа, Аморес, воздействующие непосредственно на человеческую душу. Чтобы не нарушать баланса и не отступать от изначально щедрого намерения одарить человека свободной волей, Господь создал и Гениев, или злых духов, находящихся в живой связи с подсознанием. Эти духи проникают в мысли и чувства человека, поясняла графиня, они становятся как бы его вторым «Я». У каждого человека есть пара ангелов-хранителей, но и пара демонов, делающих все, чтобы заманить его в пучину греха.

Духи обитают в своих мирах, причем миры эти могут быть благостными или, наоборот, демоническими, в зависимости от поведения их обитателей в земной жизни. Графиня объяснила, что в загробном мире люди выглядят точно так же, как выглядели на земле, чуточку, может, попрозрачнее и анемичнее. Они так же встречаются со знакомыми и родственниками, занимаются теми же делами, что и на земле, у них есть нации, различное вероисповедание, и живут они в таких же городах.

Например, англичане после смерти попадают в два Лондона. В одном из них, примерно там, где биржа, находится губернатор загробного Лондона и его чиновники. На западе, в Уоппинге, живут те, кто при жизни особо не грешил, но и добра не делал – так, серединка на половинку. На востоке – лучшие из лучших, а на юге, в районе Айлингтона, – интеллектуальная элита. Зато в районе Мурфилда собраны самые отпетые преступники – их туда помещают сразу после прибытия, таким образом, город постоянно очищают от всякой нечисти. Одежда лондонцев, их дома и пища ничем не отличаются от сегодняшнего Лондона, жители пьют пиво, шоколад и чай; но пунш подают только праведникам.

А где живут другие народы? спрашивал он.

Каждый народ живет, разумеется, в своей стране, отвечала графиня. Французы – в загробной Франции, пруссаки – в Пруссии. Евреи, например, живут в городе, называемом грязным Иерусалимом. На улице – мусор и грязь, вонь немыслимая. Торгуют как ни в чем не бывало, дают деньги в рост, продают драгоценные камни – как они их там раздобыли, совершенно непонятно, должно быть, с помощью каббалы. В общем, они в этом грязном Иерусалиме почти и не замечают, что оставили свое земное существование – настолько этот город похож на свой земной двойник.

Графиня с большой уверенностью утверждала, что самый скверный народ на том свете – шведы. Маленькая горстка более или менее сносных живет в Гетеборге, а разная подлая шваль, составляющая огромное большинство, попадает в вонючий конгломерат городов, включающий, кроме северного Буроса и восточного Фалуна еще и их омерзительную столицу Стокгольм.

Наиболее типичными чертами шведов, уверяла она, являются зависть, властолюбие и карьеризм. Они только и заняты тем, что охотятся за чинами, пьют самогон и совокупляются. Хуже всех дворяне. Так же как и в земной жизни, они постоянно собираются в Рыцарском замке. Божьи ангелы побывали на этих заседаниях, и быстро поняли, что эти люди совершенно неспособны отличить добро от зла. Поэтому их всех повыгоняли со своих постов, и они теперь просят на улице подаяния.

Он вспоминал все эти рассказы, пока графиня ожидала советника юстиции Конрада, а сам он спрятался в маленьком чуланчике рядом со спальней – куда, в ожидании ответа из потустороннего мира, определила его жить графиня. Он думал о Сведенборге и графине, умеющей беседовать с духами, но пока еще не овладевшей «телепатией». Поэтому они были нужны друг другу – он ей, чтобы выиграть в карты, она ему – чтобы найти Генриетту.

Советник юстиции приехал в двухкомнатную квартиру на Эстергаде только в начале одиннадцатого. Слуга, раболепно кланяясь, принял у него пальто, цилиндр, перчатки и шарф, после чего проводил его в спальню, где графиня возлежала в своей постели в окружении целебных кристаллов. Все было приготовлено для игры – ломберный столик, нераспечатанная колода карт, стул для гостя.

– Прошу извинить за опоздание, – сказал советник, – государственные дела откладывать нельзя.

– Вы прощены, дорогой Конрад, – ответила графиня, томно протягивая руку для поцелуя. – Сначала дело, удовольствия потом…

Кроме ломберного столика и стула, никакой мебели в комнате не было. На стене висели несколько натюрмортов с цветами. Изразцовая печь, маленькое окно с двойным остеклением, выходящее на задний двор, и запертая дверь в чулан.

После того как игроки поговорили немного о делах и здоровье, графиня пригласила господина присесть, после чего стасовала колоду и предложила гостю снять и раздать карты. Игра началась…

Советник юстиции получил пару в королях. Он оставил ее и прикупил три карты по десять риксталеров за штуку – они договорились о ставке заранее. В прикупе, к его удовольствию, лежал король червей.

Графиня поменяла всю сдачу, но то, что пришло, было ненамного лучше. Все, чем она могла похвалиться – пара в четверках. Что же там у советника! подумала она. И немедленно получила ответ: Три короля.

Она поняла, что блефовать бессмысленно, и спасовала, не начиная торговли.

Вторая сдача напоминала первую. Советнику везло – на этот раз у него на руках после прикупа оказались три туза. У графини – два валета, но она уже знала, что на руках у господина Конрада, и вновь спасовала.

Все последующие коны выиграл советник, но в банке, как и раньше, почти ничего не было. Потом он вспоминал – все выглядело так, как будто графиня знала заранее, что у него сильная карта.

Как-то раз, когда у него были две пары в тузах и дамах, она спасовала, даже не прикупая карт, словно понимала, что не может выиграть. Еще как-то она отказалась от игры, несмотря на то что он поменял все карты и, к радости своей, обнаружил стрит, а она прикупила всего одну карту, что наводило на мысль, что на руках у нее как минимум две пары. То, что у него на руках оказался стрит, было почти невероятно; по всей логике игры она должна была бы продолжать игру, и не просто продолжать, но открыться первой после крупной торговли.

Потом последовало несколько на удивление легких выигрышей хозяйки. Каждый раз, когда советник юстиции пытался блефовать, она открывала его или предлагала такие ставки, что он не решался продолжать. Конрад был не новичок в картах, поэтому, улучив момент, когда графиня обстоятельно сморкалась в большой носовой платок, быстро оглянулся. В комнате никого не было. Единственное место, где кто-то мог прятаться-в чулане, но чулан был настолько мал, что там не поместился бы и ребенок. К тому же он сидел так, что даже если бы там кто-то был, карты его оттуда были не видны. Карты – он с самого начала удостоверился – не были мечены, и он ни разу не слышал никаких звуков, скажем, покашливаний, или что-то в этом роде, могущих навести на какие-то подозрения.

Даже не сознавая, насколько он прав, советник сказал:

– Вы как будто видите мои карты, графиня.

– Счастье улыбается отважным, – отвечала она с загадочной улыбкой.

С точки зрения графини Тавастешерна, все шло по плану. Ее тайный помощник исправно снабжал ее сведениями, необходимыми для выигрыша очередного банка, а если карты были совсем плохими, позволявшими отделаться минимальными потерями. Эркюль Барфусс видел карты Конрада, хотя и чуточку нерезко, глазами самого советника юстиции.

Он почти спал, лежа на полу в темном чулане, наполовину погруженный в собственное сознание, наполовину – в чужое. Поглощенный мечтой о предстоящем свидании с Генриеттой, он не обращал внимания на игру, только послушно заглядывал в карты советника и отвечал на нервные запросы графини. И в результате этого замысловатого жульничества, которое могло быть раскрыто только ясновидцем вроде Сведенборга, оба игрока выиграли примерно одинаковое количество конов, разница была только в том, что Конрад выигрывал, когда банк был пуст. К полуночи он проиграл все наличные деньги.

– Что вы скажете о долговой расписке? – спросил он, вытирая с шеи струящийся пот.

– Для меня ваша безупречная честь – самая надежная расписка, – любезно сказала графиня.

И они продолжали игру, но теперь уже в долг…

В два часа ночи графиня посмотрела на стенные часы, несколько преувеличенно зевнула и предложила советнику последнюю сдачу. Советник ни секунды не сомневался, бес игры овладел им полностью, и он следовал известному закону, по которому проигрыш только стимулирует азартного игрока идти на еще больший риск.

– Согласен, – ответил он. – Если вы еще верите в мою платежеспособность.

Графиня кивнула, сняла протянутую ей колоду и сдала карты.

То, что он получил в первой руке, было выше всяких ожиданий. Тройка в тузах, дама червей и валет треф. Посомневавшись, он сохранил даму и прикупил одну карту, быстро подписав чек. К его разочарованию, пришел валет. Надо было оставить валета, подумал он, нельзя забывать о несправедливости судьбы.

И все же он решился, отдал валета и взял еще одну карту, положил за другими, чтобы не сразу смотреть, и начал медленно разворачивать их веером. Ему потребовалось немалое самообладание, чтобы ни взглядом, ни неосторожным жестом не выдать своей радости – на руках у него был фулл-хэнд – три туза и две дамы. Только бы удалось заманить графиню в длительную торговлю, подумал он, тогда есть шанс хоть частично отыграться…

Графиня с первой сдачи ничего не получила, она оставила короля пик и прикупила четыре карты. Произошло почти невероятное – пришли три остальных короля, на руках у нее было каре. Она, естественно, знала от своего тайного помощника, что у советника на руках. Она приготовилась купить еще карту, что было, конечно, чистой формальностью, и приступила к осуществлению своего плана.

– Дорогой господин Конрад, – сказала она. – Я хочу проявить щедрость. Прежде чем прикупить последнюю карту, я хочу дать вам возможность отыграть все, что вы проиграли. Вы ужасно нервничаете. И я убеждена, что вам будет трудно объяснить вашей супруге, куда делось столько денег.

Она сделала продуманную паузу, заодно переспросив Эркюля, уверен ли, что на руках у советника именно те карты, что он сказал.

– Я предлагаю вам шанс отыграть все за одну игру, – сказала она.

Советник глядел на нее с недоумением.

– И что вы предлагаете мне поставить? – спросил он. – Долговую расписку на такую же сумму?

– Моя щедрость, правда, сопряжена с определенным риском для вас…

– В чем он состоит?

– Пустой чек.

– Пустой чек?! Вы хотите меня разорить!

Графиня вздохнула.

– Вы игрок, – сказала она. – Вы можете отказаться от моего предложения, и мы продолжим играть, как и раньше. Но можете и согласиться, поскольку оно азартно. Я не знаю, что у вас на руках, но вы только что прикупили последнюю карту, так что сильной комбинации до этого у вас не было. И я сейчас прикуплю карту, но в том-то и смысл, что я делаю вам свое предложение до этого. Я ставлю две тысячи… и вы открываете меня вашим незаполненным чеком… Считайте, что это лотерея. Все или ничего!

Советник сомневался. У него был не просто фулл-хэнд, у него был убийственный, едва ли не самый сильный фулл-хэнд. Он попробовал представить, на что она надеется. – Стрит? Масть? Если она открывается с фулл-хэндом, он выиграл: три туза у него. Совершенно невероятно, чтобы у нее было каре – она поменяла сразу четыре карты и теперь меняет еще одну. Простые расчеты показывают: он должен выиграть. Но в глубине души он понимал, что графиня была права, дело здесь не в расчетах, дело в азарте.

На верхней губе выступили капли пота. Он слизнул их и кивнул – еле-еле, почти незаметно.

– Согласен, – сказал он наконец. – С условием, что вы прикупаете последнюю карту за две тысячи.

И, пока хозяйка отсчитывала деньги в банк, он подписал открытый чек, с трудом проглотив слюну Он трясся от волнения, в животе возник спазм, перешедший в тошноту, так хорошо знакомую азартным игрокам, когда речь идет о чем-то крупном, неважно, касается это покера или государственных дел.

Графиня откинулась на подушки. Она посмотрела на последнюю карту, хотя могла этого и не делать – пришел валет.

– Если хотите открыться, положите чек в банк, – напомнила она, – но еще не поздно отказаться…

Но советник отказываться не собирался. Он пододвинул чек к банку и выложил на столе свой фулл-хэнд. Графиня прокашлялась.

– Я только что разорила вас, – сказала она, открывая королевское каре.

Все эти часы, покуда шла игра, Эркюль мечтал, как он увидится с Генриеттой Фогель. Неужели это возможно – с помощью духов отыскать исчезнувшего человека? Но надежда, как известно, постоянный спутник несчастных. Великий Сведенборг, думал он, что там ни говори, был странным человеком. И, может быть, это и правда – у каждого есть ангел-хранитель.

Чулан был очень тесным, но даже тут, вдоль стен, имелась небольшая Сведенборгиана – дневник сновидений, Arcana Caelestia[23]23
  Arcana Caelestia – небесные мистерии (лат.).


[Закрыть] и «Божественное провидение». Как же это будет, когда он увидит Генриетту? Он даже не мог представить себе этот момент. После всех этих лет ее образ, постоянно овеваемый его любовью, превратился в видение из сна. А может быть, она кого-то встретила. Может быть, ее даже нет в живых. Но в его фантазиях все было не так – она по-прежнему ждала его, так же как и он сам никогда не переставал любить и искать ее, она была еще красивее, чем прежде, и любовь ее в одно мгновение должна оправдать всю его жизнь.

Итак, не замечая, что игра кончилась и советник юстиции Конрад в шоке покинул двухкомнатную квартиру на Эстергаде, проиграв все свое состояние, он продолжал мечтать о ней, согреваемый пламенем надежды. Ему приснился приятный сон, как он с помощью духов находит Генриетту на какой-то сельской дороге в Голландии. Весна, цветет сирень. Их окружают счастливые люди, и девочка выглядит точно так, как много лет назад в Кенигсберге – так красива, что не находится слов. На ее плече сидит какой-то дух, и она занята беседой со Сведенборгом. Он бросается к ней, зная, что с момента их расставания не прошло ни секунды…

Он проснулся уже далеко за полдень – дневной свет проникал сквозь трещины в стенке чулана. Он попытался открыть дверь, но она была заперта. Он начал стучать, но никто не шел.

Пройдут еще сутки, прежде чем привратник чисто случайно найдет его мечущимся в лихорадке в темном чулане, полумертвым от жажды.

Квартира была пуста. Исчезли сочинения Сведенборга, мебель, карты и целебные кристаллы.

Когда привратник выпроводил его, ругаясь, на улицы ледяного Копенгагена, он утешал себя только мыслью, что он все еще жив. Жизнь, думал он, моя единственная надежда. Только сама жизнь, только время поможет мне найти Генриетту.

* * *

Он скитался еще многие годы. Сотни и тысячи километров прошел он: северные широты, леса, реки и забытые Богом берега. Неважно, какой карте он следовал, путь ему диктовало горе.

В городах он побирался, выставлял напоказ, не стыдясь, свое уродливое тело, лежа на паперти, протягивал прохожим нищенскую свою миску, удерживая ее пальцами ноги. Что за чудовище, слышал он их мысли, как должна была грешить его мать, чтобы Бог послал ей такое наказание…

Он мысленно смеялся. Он не верил в их Бога. Для таких, как он, богов не было. Интересно, как бы они выглядели – по его образу и подобию?

Спрятавшись в багаже, он доехал на дилижансе в город, расположившийся в бесконечной бранденбургской степи, – Берлин.

В лавках он внушал приказчикам, что где-то пахнет дымом, так, что они сломя голову мчались на склад – проверить, не горит ли; или что их кто-то зовет, так что они начинали вертеть головой, пока он засовывал под рубашку хлеб или кусок сыра. Он заставлял их выбегать на улицу – им казалось, что сейчас вдруг мимо их лавки проедет королевский кортеж, будил в них забытые воспоминания, погружал в решения загадок или арифметических задач, вызывал нестерпимое желание поехать к морю, похитить женщину, начать новую жизнь в колониях. Они погружались в такую глубокую задумчивость, что он мог забрать всю кассу, и никто бы этого не заметил.

Он понял, что его дар – это оружие. Он мог заставить людей влюбиться без памяти, забыть о времени и пространстве, расплакаться в три ручья без всякой на то видимой причины, от горя, ведомого только им и ему и проникающего в мельчайшие их капилляры. Иногда он наполнял их души беззвучной музыкой, удивительными гармониями, так что они закрывали глаза от наслаждения.

В винной лавке его схватили на месте преступления, когда он пытался стащить кувшин дженевера.[24]24
  Дженевер – голландский крепкий спиртной напиток.


[Закрыть] Хозяин схватил его и начал звать полицию. Эркюль внушил ему внезапный нестерпимый зуд, так что тот упал у его ног, крича от ужаса, раздирая руки до крови и моля Господа о прекращении его мук. Эркюль ушел, опьяненный своей властью над людьми.

Осенью город был полон слухами. Суеверные жители рассказывали о некоем колдуне, пришедшем, дабы свергнуть Гогенцоллернов, о бесчисленных ведьмах, посылаемых дьяволом в наказание Пруссии за преступления во время Семилетней войны. Поговаривали, что Сатана является в образе прокаженного карлика, но никто пока на Эркюля пальцем не указывал.

В салоне легендарной мадам Мендельсон на Вильгельмштрассе он сидел в капитанском кресле с завязанными глазами и описывал людей в комнате, откуда они явились, кто они, читал их тайные мысли. Офицеры дивились, когда он писал их имена на грифельной доске, женщины краснели, когда он говорил об их кавалерах, а один генерал-лейтенант пристыженно выскочил из салона – Эркюль заговорил о фальшивых векселях, выданных им родственнику. От него прятали различные предметы, и он описывал их форму и цвет так, как будто держал их в руках; люди приходили в изумление от его карточных трюков и мнемонических фокусов.

Как-то раз он написал на доске стих и победно осмотрелся. Некий господин поблизости от него вскрикнул от удивления. Это был поэт Шамиссо – не ранее чем этим утром он в состоянии полного отрешения сочинил эти строки и все еще думал о них.

Слухи о ясновидящем распространились очень быстро. К Рождеству в салон мадам Мендельсон набивалось столько народа, что она была вынуждена устраивать билетные лотереи. Тогда ему это надоело, и он исчез.

Тоска гнала его все дальше. Везде, где бы он ни оказался, Эркюль обшаривал мысли встречных в надежде найти хоть какую-то память о девушке, но все было тщетно.

В веселых кварталах Гамбурга он растратил все свои сбережения. Он замечал, что девушки еле сдерживают брезгливость, вспомнил заведение мадам Шалль и понял, что судьба повторяется.

Он написал на бумажке ее имя и всем показывал, но никто о ней ничего не слышал. Он потихоньку читал их мысли, но ничего не находил, кроме потерь, пустоты, стыда – они глушили эти чувства вином и опиумом. В отчаянии он купил себе несколько недель нежности. Когда деньги кончились, его выкинули на улицу.

Ночи напролет он бродил в портовых кварталах. Девушки шарахались от него, как от зачумленного, сутенеры плевали ему вслед. Иногда его били. Он спал с бродягами в закоулках порта. Сквозь сон он слышал их сны. Это были странные личности – моряк, искатель приключений, человек, всегда появлявшийся в окружении роя желтых бабочек, сумасшедший ясновидец, сбежавший после того, как понял, что они одного и того же поля ягоды. Он чувствовал, что скоро умрет, только не знал, когда и где.

Еле живой, он вернулся в Берлин. Выглядел он страшно, его принимали за призрак. Он ничего уже не ждал от жизни, знал только, что она скоро кончится. Смерть – это долг, который платят только один раз.

Он как будто стал невидимым. Его почти не замечали. Он спал на кладбищах – он уже мог слышать мертвых. Он был слишком слаб, чтобы просить подаяния. У него появились голодные галлюцинации – мысли, которых не было, или они были слишком далеко – он не должен был бы их слышать. Его посетил Юлиан Шустер. Инквизитор дель Моро произнес по-латыни речь на его могиле. Графиня Тавастешерна смеялась над ним со своих сведенборгских небес. Он видел, как ангел вышел из экипажа, остановившегося рядом с канавой, где он лежал. Сквозь смертную пелену увидел он платье белого атласа, зонтик в руке, желтые шелковые перчатки до локтей; сияющий неземным светом ангел склонился над ним и, не открывая рта, прошептал:

Эркюлъ… это и в самом деле ты?

И он почувствовал, как жизнь возвращается к нему, источник этой жизни был за пределами его понимания, за пределами Вселенной – это была она. девушка, которую он искал всю свою жизнь.