Текст книги "Африканский Кожаный чулок"

Автор книги: Карл Фалькенгорст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 33 страниц)

Глава XVII
В лабиринте островов

Ниже впадения реки Черной Конго омывал целое царство цветущих островов, сильно разливаясь в этом месте и разделяясь на бесчисленные рукава, извивавшиеся по всевозможным направлениям между зелеными островками. Эти острова, сплошь покрытые роскошной растительностью, были так хороши среди глубокой безмятежной тишины, царствовавшей в этом земном раю. Теперь они высоко поднимались над водой, у самого берега обнажились даже песчаные мели, но во время приливов их сплошь заливало водой, и найти их можно было только по верхушкам деревьев, высовывавшимся из воды. Вот почему эти острова остались незаселенными, и только время от времени наезжали сюда в лодках негры на рыбную ловлю.

День, наступивший после той ужасной ночи в лагере Сагорро, был чудесный и солнечный, и птицы, свившие себе гнезда на островах, громко пели и щебетали на все лады, сверкая в ярких лучах солнца блестящими перьями. Но вдруг они целыми стаями взлетели в воздух: к одному из островов приблизилась легкая лодочка, из которой вышли на мелкий берег двое людей. Оба беглеца, ищущие себе приюта на этих забытых миром островах, знакомы нам; они искали здесь одиночества и успокоения после всех жизненных передряг, после насилия грубых и диких людей. Они выглядели усталыми и измученными: несколько последних часов, тяжелых и в нравственном, и в физическом отношении, наложили на их лица глубокий отпечаток. Покой, покой! Вот единственное желание, которое у них осталось. Покой! Добрая мать! Разве можно желать большей идиллии, чем этот уголок? Где найдете вы более тихую рощу, еще не оскверненную присутствием человека? Изумрудным ковром устлан остров и зеленый свод из ветвей раскинут над ним. Идите сюда! Протяните свои усталые члены на этом ложе, войдите под эту мирную кровлю. Сквозь ветви деревьев пробираются лучи солнца; они высушат ваши платья, согреют ваши окоченевшие от ночной сырости члены. Покой, покой! Сама природа посылает его вам здесь, где царит такая глубокая, такая благоговейная тишина, какую вряд ли можно найти где-нибудь в другом месте!

Но, несмотря на эту мертвую тишину, беглецы беспокойно идут дальше. Они похожи на оленей, которых собаки гнали на протяжении многих миль; они бежали, переправляясь через ручьи и речки, через кусты и камни, по горам и долинам, и им удалось убежать от своих преследователей; но сердца беглецов еще сильно бьются, они дышат часто и неспокойно; лес кружится перед их глазами, а в ушах еще раздается лай собак; воспоминание об опасности со всеми ее ужасами еще так живо в памяти, и, как ни тихо в лесу, они вздрагивают от воображаемого шороха.

То же испытывали Белая Борода и Моари на тихом острове и страдали еще сильнее, чем загнанные олени, так как их неотступно преследовали мрачные мысли и заботы как о своей собственной судьбе, так и о судьбе их товарищей.

Мужественные и верные товарищи их в Черном замке, готовые на все ради Белой Бороды, не знали о несчастии, постигшем их господина, и о спасении его смелым Моари, который с лихвой отблагодарил своего спасителя. Они, вероятно, до поздней ночи ждали его возвращения. Затем ими овладели, должно быть, беспокойство, страх, дурные предчувствия, и они бросились искать его в лесу; все поиски были безуспешны. А когда в Черный замок пришли иаунги, как объяснились они друг с другом? Неужели Том и Майгазин-баки подумали, что те убили их господина и Моари, и отомстили за них невинным иаунгам? А Сагорро, этот торговец невольниками и отравитель, может быть, он шел на Черный замок, чтобы разбить солдат, оставшихся без предводителя? Как тяжело и опасно было теперь положение Черного замка! И какими несчастными чувствовали себя беглецы!

Дивная природа этих цветущих, улыбающихся островов, эта мечтательная лесная тишь простирали им свои объятия, но это не были объятия любящей матери: острова доставляли бесчисленным стаям птиц обильную пищу, но не могли утолить голод людей, так как не имели никаких плодов. Только желто-бурый Конго, увлажнявший почву острова, сжалился, казалось, над ними: он усыпал всю береговую мель бесчисленными раковинами и точно приглашал голодных путников сесть за приготовленный для них завтрак.

Когда они вскрывали устрицы единственным оружием, которое у них было, – ножом Моари, – им ясно представлялась вся беспомощность их положения. Что значит на твоих желтых волнах, могучий Конго, белый, у которого нет грозного оружия, чтобы держать в страхе хищных негров, живущих на твоих берегах? Что может сделать он без сильного подкрепления, без больших запасов разного товара, без платков, бус и медных гвоздей?

Если бы у него даже были огнестрельное оружие и храбрые товарищи, но он был бы беден, то и тогда он мог бы умереть с голоду у ворот самого богатого города, если не предпочтет грабить. Теперь же, без оружия и друзей, что было делать Белой Бороде и Моари, таким одиноким и беззащитным? Ну что же, если такова его судьба, он умрет, и величавый Конго далеко унесет труп, куда отнес уже бесчисленные трупы негров, убитых врагами на его берегах.

– Моари, – сказал Белая Борода. – Здесь нам нельзя оставаться!

Негр утвердительно кивнул головой.

– Теперь отдохнем! – проговорил он. – Засни, Белая Борода, а вечером мы отправимся в путь: быть может, нам удастся добраться до Черного замка. Нам угрожает смерть и там, но лучше умереть от пуль вангванов, чем погибнуть здесь медленной голодной смертью. Спи спокойно, Белая Борода, а я спрячу лодку в тростниках и буду сторожить… Быть может, вангваны ищут нас!

Солнце поднялось уже довольно высоко, но на берегу зеленого острова не видно следов человеческой жизни. Лодка спрятана была в камышах, и в тени рощи дремал Белая Борода, между тем как верный Моари сидел недалеко от него и всматривался в бесчисленные разветвления Конго, пробивавшие себе дорогу к морю среди зеленых островов. Где витали теперь его мысли? Он еще раз мысленно переживал события ужасной ночи.

Недалеко от лагеря Сагорро Моари догнал Абеда и, следуя за ним на некотором расстоянии, был свидетелем дикого восторга, с каким вангваны приветствовали пленного. Кому могла прийти в голову мысль о нем, кто поверил бы, что нашелся безумец, осмелившийся один пробраться темной ночью в лагерь своего врага?

– Он спас меня из когтей леопарда! – сказал сам себе Моари. – Моя жизнь принадлежит ему!

И он исполнил свое смелое решение.

Темнота ночи и то, что все вангваны перепились, были ему очень на руку и сослужили большую службу. Сидя на высоком дереве вблизи хижины Абеда, он видел все, что происходило в лагере, и тогда же составил свой план спасения.

– Жаль только, что я бросил ружье в лесу перед лагерем! – подумал он теперь. – К чему мне теперь мои четыре патрона?!

Но затем он улыбнулся, схватил одну из раковин, открыл ее и, раскусив один из патронов, посыпал порохом устрицу и съел ее. Потом кивнул головой в знак удовольствия и поглядел на своего спящего господина.

Как бы тот удивился, если бы он предложил ему за ужином такое оригинальное кушанье, как устрица с порохом! Да, африканское обеденное меню очень разнообразно!

Наступил вечер, и на часть острова, где рано утром играл яркий солнечный свет, легли теперь темные тени. Но другие острова, лежащие напротив, еще блестели в золотых лучах заходящего солнца.

Беглецы поменялись ролями: теперь спал Моари, а Белая Борода бодрствовал около своего верного товарища.

Тихо и безлюдно было на многочисленных рукавах Конго: никто, очевидно, не пустился за ними в погоню. Вероятно, Сагорро думал, что его бывший пленник скрывается в Черном замке, и это поддерживало в Белой Бороде надежду на то, что ему удастся добраться до своих товарищей.

Моари проснулся и лежал некоторое время с широко открытыми глазами, глядя на верхушки деревьев, раскачивавшиеся над его головой. Вдруг он быстро вскочил на ноги и воскликнул:

– Нашел! Теперь я знаю, как нам спастись! Путь не близкий, но зато верный. Держась правого берега Конго, мы минуем лагерь араба и высадимся на берег, чтобы, сделав большой крюк, добраться до соляных деревень. Иаунги – наши друзья. Если даже мы отдохнем в дороге два часа, то и в таком случае доберемся до соляных деревень после рассвета, а я не могу заблудиться в этом лесу, потому что хорошо знаю его. Тогда мы вернемся в Черный замок не одни, а с нашими друзьями. Право, это самый верный путь, Белая Борода, так как на реке Черной нас, наверное, увидят, а ведь не можем же мы по очереди ссужать друг друга моим ножом в борьбе с неприятелем!

– Я сам думал как раз об этом единственном способе спастись! – возразил Белая Борода. – Всякий другой путь опаснее.

– Ну, так едем же! – вскричал Моари. – Хорошо было бы с последнего острова окинуть взглядом устье Черной реки и лагерь Сагорро, пока еще не зашло солнце. Меня тянет в лес; там есть и грибы, и термиты, и гусеницы, там можно хоть голод-то по крайней мере утолить, так как эти устрицы, несмотря на приправу из пороха, все же слишком водянисты. Теперь, после того как я выспался, хочется-таки чего-нибудь поесть!

Белая Борода взглянул на Моари, который, несмотря на печальное положение, в котором находился, был в самом хорошем расположении духа: он все еще радовался тому, что удалось освободить своего господина.

– Белая Борода, – вскричал он. – Еще одно! Если мы придем в Черный замок с иаунгами, то отомстим арабу и уничтожим это чудовище. Ты видел двадцать вакуссов, Белая Борода; все это братья мои, и они жаждут вырваться на свободу. Они сделаются самыми верными твоими слугами. Поверь мне! И в военное время они тоже помогут тебе. Разве их военный танец не был чудесным?

Белая Борода, ты сам знаешь теперь, как тяжело носить железные цепи, как тягостно, когда все двадцать человек, скованных вместе, зависят друг от друга в каждом своем движении. Неужели же, Белая Борода, вакуссы останутся еще невольниками, когда мы с тобой гуляем на свободе?

– Идем, друг Моари! – вскричал Белая Борода. – Я освобожу всех этих несчастных, как ты освободил меня! Я хочу этого, Моари, так как знаю по собственному опыту, как тяжела железная цепь рабства! Итак, в путь!

Челнок снова закачался на волнах Конго, и гребцы стали переезжать с одного острова на другой. Тщательно исследовали они каждый изгиб реки и не встретили, на свое счастье, ни одной лодки. Даже рыбаков не было видно. И в этом не было ничего удивительного: слух о войне на берегах Черной реки должен был далеко распространиться по окрестностям. Местные жители всех деревень шумно радовались тому, что страшные ружья белого и араба начали, наконец, соперничество друг с другом. Самое заветное их желание, наконец, исполнилось, но они еще боялись выступить на тропу войны. Они хотели обождать, кто окажется победителем; для себя же желали они одного, чтобы все чужеземцы погибли во взаимной вражде друг с другом. Негры были обмануты в своих ожиданиях: Белая Борода был, по-видимому, их другом, и вдруг пришло известие, что он сжег их храм и убил вождей. Что могли знать негры о причинах этой войны? В данный момент Белая Борода представлялся им не в лучшем виде, чем арабы, убивающие негров или продающие их в рабство. Вот почему местное население избегало близко подходить к берегам Черной речки, и лодка Белой Бороды могла спокойно переезжать с острова на остров, не боясь встретить кого-нибудь.

– Скоро будет уже последний остров! – сказал Моари, который умел ориентироваться в этом лабиринте и указал на маленький островок. За ним открывается широкий вид на Конго, так что можно будет окинуть взглядом деревню Крокодила и лагерь араба.

Он повернул лодку к этому острову, но вдруг стал прислушиваться.

– Что это за звуки, Белая Борода? – спросил он с удивлением.

Но Белая Борода ничего не слыхал.

– Да, да! – продолжал Моари. – Должно быть, это борются вдали бегемоты, но только плеск слишком правильный.

Он усердно заработал веслами.

– Разве ты до сих пор ничего не слышишь, Белая Борода? – спросил он, когда они уже причалили к острову.

– Похоже на то, точно тяжелый молот ударяет за много миль о раскаленное докрасна железо наковальни.

Белая Борода прислушался. Теперь и ему казалось, что он слышит какие-то звуки, доносящиеся издалека, но затем все снова стихло, так что даже Моари успокоился. Но вдруг он вздрогнул. Что это были за звуки? То не было фырканье или сопение, не было похоже ни на удары молота, ни на завывание ветра. Ни человек, ни животное не могли производить этих звуков, но они не доносились и с неба.

– Те-те-ту-те-ту! – доносилось издалека, и даже Моари, несмотря на всю свою храбрость, начал дрожать всем телом. Он взглянул на Белую Бороду. Тот также слышал этот отдаленный шум, и каждый звук, доходивший до его слуха, заставлял сильнее биться сердце в его груди. О, этот шум был для него небесной музыкой, восторженным гимном, проносящимся над тихим лабиринтом островов! Моари заметил радость на лице своего господина и вскричал:

– О, скажи скорей, не волшебные ли это чары?

Но Белая Борода не отвечает, хотя Моари на этот раз отгадал. Он внимательно слушает эти звуки, чтобы удостовериться, что он не ошибся, что это действительно появился на Конго, спустя долгое время, великий волшебник-пароход и совершенно неожиданно принес ему помощь.

Наконец-то показывается, ныряя между островами, удивительное, величавое сооружение, из труб которого вылетают облака дыма.

– Мы спасены! – вырывается у Белой Бороды, и он бросается на шею своему другу. – Идем скорее, выедем навстречу пароходу, а то иначе он проедет мимо, не заметив нас!

Но Моари стоит на берегу, точно оцепенев от ужаса, и так как страшный пароход приближается все ближе, то он бросается на землю и издает стоны, полные отчаяния. Никакие силы в мире не могли бы его теперь заставить выехать навстречу этому чудовищу.

– Разве ты хочешь здесь остаться, чтобы пришел Сагорро и убил тебя? – старается уговорить своего товарища Белая Борода. – Разве ты не хочешь пойти со мной к моим друзьям, которые дадут нам оружие и накормят нас?

Но ни просьбы, ни приказания не помогают, и Белая Борода не желает напрасно тратить время. Он хватает без церемонии негра и силой тащит его в лодку; затем гребет по направлению к пароходу, делает знаки и зовет. Пароход меняет курс: с борта увидели беглецов!

Четверть часа спустя Моари сидит на корточках в углу палубы парохода. С трепетом смотрит он на чудовище, которое пожирает огромные поленья, изрыгает клубы дыма и пара, и непрерывно стонет и гудит.

Белая Борода узнает между тем важные известия. Широкий Конго уже не дикая, никому не принадлежащая река: на берегах его основано государство Конго, и эти приветливые, любезные господа – чиновники в этом государстве, которые и здесь также основывают станции, а тем, которые стояли здесь и раньше, оказывают помощь. С полным участием осведомляются они о судьбе Черного замка и обещают помощь. Да, теперь можно будет насаждать культуру в сердце этой темной и дикой части света! Молодое государство будет хорошим противовесом против арабов на своих восточных границах!

И радостно берет Белая Борода предлагаемый ему стакан вина и выпивает за здоровье того прекрасного человека, который включил Конго в мир цивилизованных людей – за здоровье Леопольда Второго, короля Бельгии и главы государства Конго, к подданным которого будет причислен с этой минуты и Белая Борода.

Сагорро и его вангваны уже утром после той ужасной ночи покинули лагерь и уехали на своих длинных челноках вверх по Конго; негры с берегов Конго последовали за ними, и таким образом окрестности Черного замка очистились от враждебно настроенных соседей. На берегу же, на том месте, где прежде был лагерь араба, стояли густыми толпами иаунги и дожидались грандиозного зрелища – отъезда парохода, который хотел ехать еще дальше, до водопадов Стэнли, то есть до границы, выше которой Конго перестает быть судоходным. В стороне от других стоял Моари и держал за руку маленькую Питти.

– Не бойся, – говорил он, – это пароход, который мы с Белой Бородой привели сюда, чтобы прогнать вангванов. Смотри, теперь он сейчас отчалит от берега.

Раздался пронзительный свисток, и оба вздрогнули, – как маленькая Питти, так и большой храбрый Моари; но он сейчас же овладел собой и засмеялся что было силы, чтобы скрыть страх.

– Не бойся! – внушал он маленькой Питти. – Смотри, я тоже не боюсь! Гляди, как вода высоко поднимается брызгами, как вздымается кверху белый пар. Жаль, что пароход так скоро уходит от нас! И видишь, у этих людей наше знамя – голубое знамя с золотой звездой.

Еще долго смотрели иаунги на редкое зрелище и стояли на берегу долго после того, как пароход скрылся за цепью зеленых островов; затем они поплыли на челноках на свою новую родину.

Моари не шутил на этот раз, когда виделся и беседовал с иаунгами: у Белой Бороды была для них готовая деревня, в которую те могли хоть сейчас переехать.

И они, действительно, поселились в покинутой деревне Пантеры, как вассалы Черного замка, который, точно птица феникс, возродился в обновленном виде из пепла, в который был обращен.

Но маленькая Питти не ушла с иаунгами в их новую деревню, а отправилась с Моари в Черный замок; она уже не принадлежала больше к племени иаунгов, как и Мета – к племени балубов: Моари купил у иаунгов, согласно их обычаям и переговорив предварительно с Белой Бородой, ту дичь, которую он когда-то нашел в своей западне для буйволов, и воспитание девочки поручено было Мете. У Моари была своя хижина и свой клочок поля, и он сделался оседлым гражданином государства Конго, так что мог теперь обзавестись и женой. В скором времени должна была состояться и свадьба. Балубы из Черного замка тоже высмотрели себе нескольких девушек из племени иаунгов, и так породнились между собой мало-помалу вакуссы, балубы и иаунги. Все радовались этому, и только одна Тумба вздыхала и печалилась: благодаря смешению народов балубы потеряли свою самостоятельность, обычаи их стали понемногу предаваться забвению, и курение конопли из общей трубки было оставлено.

– И он допускает все это! – говорила она себе. – А между тем он – наш Кассонго и должен знать права и обычаи балубов. Правда, и то сказать, – прибавляла она после некоторого размышления, – он, верно, обо всем забыл в море духов!

И она отправлялась к берегу реки, чтобы позаботиться о своих крокодилах. Теперь в стране было совсем мирно и спокойно, и никто не должен был дрожать за свою жизнь в окрестностях Черного замка.

Белая Борода добился своей цели.

Глава XVIII
Сагорро

Саванны по берегам реки Моари снова лежат голые и выжженные; снова движутся по ним, крутя, мрачные столбы из пепла, похожие на привидение, и жалобно завывает ветер, напевая печальную песню.

И снова тянется через саванны караван. Знамя, развевающееся впереди, разорвалось и потемнело от времени; едва можно различить красный полумесяц на белом фоне, и напрасны были бы усилия прочесть рассказы о победах, которые были когда-то написаны здесь.

Слова этих великих деяний так быстро бледнеют со временем! Ветер и дождь смывают надписи в течение одного года. Это знамя не произведет никакого эффекта в Ниангве, и будут только насмехаться над ним. Арабы станут кричать:

– Как прилежно ты писал, Сагорро! Правда, масса названий деревень, которых мы не знаем, и многие победы, про которые ты написал здесь, вызывают удивление. Но где же плоды этих побед, Сагорро? Где же слоновая кость из храмов, где невольники из преданных огню деревень? Неужели вся страна между Ниангве и шумными волнами Конго так бедна? Приди же сюда, Сагорро, ты, который хотел сравнивать себя с Типпу-Тибом; расскажи нам о своих геройских подвигах и выпей при этом хорошенько для храбрости, чтобы легче было фантазировать и сочинять небылицы. А сосчитал ли ты проценты, которые требует от тебя твой кредитор? У тебя не нашлось среди многих битв времени заняться этим делом! Так послушай же, как вырос теперь твой счет. Мы все отлично знаем его: Типпу-Тиб привез его с собой из Занзибара. Посчитай-ка, Сагорро! А где же твой верный друг Абед? Почему он не заботится о твоих делах? «Белый волшебник убил его»! Ах, Сагорро, расскажи нам эту страшную сказку!

Назойливые мрачные мысли! Они оживляют в памяти Сагорро прошлое, то, что он испытал в последние месяцы с той ужасной ночи на берегу Конго.

– Если бы только Абед был жив! – говорили вангваны, когда на них напали негры и они, всегда остававшиеся прежде победителями, должны были отступить.

Если бы наш Абед был жив, пленные не убегали бы у нас так часто: он умел держать людей в строгости. При нем был порядок!

Разбойники горевали по умершему, точно он был их военачальник. Сагорро чувствовал себя внутренне уязвленным и униженным этим, но молчал, потому что ему не оставалось ничего другого, как молчать.

У него сохранилась по крайней мере хоть слоновая кость: но однажды арьергард отстал от каравана, и под утро явилось двое вангванов с известием, что на арьергард напали негры и похитили слоновую кость! Это был самый чувствительный удар, потому что Сагорро потерял половину всей слоновой кости и теперь должен был вернуться в Ниангве бедняком. Тень Абеда преследовала его шаг за шагом. Быть может, то была месть неба?

– Сагорро! – услышал он голос ехавшего рядом с ним вангвана. – Не здесь ли мы встретили тогда караван проклятого белого чародея, погубившего нашего Абеда?

Сагорро не ответил. Абед, всегда Абед! Люди его только и говорили, что об этом ненавистном негре, который не брезговал обделывать общие дела даже с людоедами!

– Оставьте же в покое этого негодяя! – думал он про себя. – Он получил по заслугам!

К каравану приблизился разведчик.

– Сагорро, – сказал он, – вакуссы не обстроились на старом месте: оно стоит пустое и поросло сорной травой. Нам придется расположиться лагерем на том же холме, на котором мы останавливались в тот раз, когда шли позади Белой Бороды.

– Гм! Так мы попадем в самые лапы леопардов! – вскричал другой вангван.

– Будем идти тесным строем! – вмешался третий. – Иначе эти хищные звери оставят у нас на лбу такой же след, как у этого черта Моари.

– Пускай бьют барабаны, чтобы леопарды обратились в бегство! – закричал четвертый.

– Ни за какие сокровища не стану я рыскать по лесу! – сказал еще один вангван.

– В нем могут скрываться и негры!

– Молчать! – крикнул Сагорро. – Я первый войду в лес. Трусость – плохое украшение для мужчины.

– О, Сагорро, так многие из нас погибли уже! – возразил ему один из вангванов. – Сосчитай-ка нас. Нас всего двадцать пять, а из пятисот пленных едва ли осталось и восемьдесят.

– Вчера в ночь убежали последние вакуссы, и надо быть осторожным! – говорил другой.

– Пусть храбрые идут вперед! – сказали остальные вангваны.

– О, трусы! – вскричал один, желавший, чтобы его причислили к храбрым. – Разве вы не знаете, что глупые негры нападают только на открытых местах? В лесу всего безопаснее. Да и как можно сражаться среди такого густого кустарника? Тогда вакуссам пришлось бы обратиться в обезьян, чтобы стрелять в нас с высоких деревьев! Но ведь это только шутка! Мы могли бы тогда застрелить их, как попугаев. Но лес уже близок. Бейте же в барабаны, чтобы испугать леопардов! – И он мало-помалу отстал, пропустив товарищей вперед.

Мрачный и неприветливый лес стоял черной стеной. Ветераны Сагорро пошли медленнее.

Понятно, что после многих битв, в которых принимали участие вангваны, остались в живых те, которые умели лучше других оставаться позади и отличались большей легкостью ног, так что смело могли бы быть рекомендованы как скороходы.

Раздался бой барабанов.

Сагорро бросил презрительный взгляд на своих солдат и по узкой тропинке вошел в лес. Что было делать вангванам? Оставаться навсегда в этих пустынных саваннах? Один за другим набирались они мужества и шли за своим вождем, и под звуки барабанного боя продвигались вперед жалкие остатки некогда грозной разбойничьей армии. Проходить через африканские леса – нелегкое дело, так как на каждом шагу встречаются препятствия. Вот ручей пересекает лес; он не широк, но кто знает его глубину? Не придется ли строить мост в этой лесной глуши?

Сагорро исследует дорогу. Ему неприятно в этом дремучем лесу: эти вечные зеленые сумерки, насыщенный влагой воздух, эта роса, падающая крупными каплями… все живо напоминает ему леса по берегам Конго, где он пережил так много вместе с Абедом, где они поклялись во взаимной дружбе; это напоминает те леса, где росли деревья, из коры которых Сагорро приготовил свою чудесную жидкость. И здесь, в этом мрачном лесу, тоже растут эти деревья, которые одни только и были виной всего его несчастья, так как погубили Абеда. Ему хотелось как можно скорей выбраться из этого леса, уйти от этой неприятной полутемноты, в которой ему было жутко.

– Строить мост? Вздор! Зачем терять время?

И Сагорро прыгает в воду. Высоко подняв оружие, плывет он на другой берег. На середине ручья вода только по грудь. Итак, вперед, вангваны, вперед, рабы, за вашим господином – он стоит уже на противоположном берегу. Один за другим входят воины в воду; вот половина их уже около Сагорро. Он торопит остальных, кричит:

– Вангваны…

И вдруг умолкает и хватается правой рукой за грудь, где чувствует боль: это вонзилась в тело стрела, и кровь обагрила его белую одежду.

Крики раздаются на обоих берегах ручья, и сыплется град стрел – сверху, справа, слева. Это вакуссы нападают на своего врага в лесу; они уже не так глупы, чтобы подставлять себя в открытом месте под пули вангванов.

Сагорро поднимает ружье, но глаза его тщетно ищут врага: только на секунду показывается здесь или там рука или голова и затем сейчас же скрывается. Враг остается в засаде. Сагорро стреляет наудачу, вангваны следуют его примеру. Двадцать шесть выстрелов гулко отдаются в лесу с такой силой, которая должна была бы испугать всех негров на земном шаре. Но вакуссы не обращаются в бегство. Сыплется новый дождь стрел, и, по-видимому, лучшие стрелки метят в Сагорро, потому что ему приходится вынимать стрелы из бедра, из плеч… Вангваны разбегаются, и сам Сагорро поворачивается спиной к своему врагу. Его отряд рассеялся. Он бежит с половиной воинов к деревням вакуссов, а остальные вангваны убегают назад в саванны. Но прежде, чем ему удается скрыться из виду неприятеля, четвертая стрела попадает ему в спину, и вместе с болью он чувствует на этот раз, что его сердце бьется так, точно готово выпрыгнуть из груди, а ноги отказываются служить. Он шатается, падает, и дыхание останавливается у него в груди. Потом он понимает, что вакуссы смочили свои стрелы ядом. И этот яд от тех же самых деревьев, на которые он не мог сегодня смотреть без содрогания. Яд действует быстрее, если он свежий и попал в кровь. Сагорро отлично знает это. Глаза его с отчаянием смотрят кругом. Но над ним наклоняется только дикое лицо вакусса, и начинается новый – и последний – припадок.

– Абед, Абед! – зовет он и падает без чувств, чтобы никогда более не просыпаться.

* * *

Толпа воинов, вооруженных луками и стрелами, окружила тело Сагорро.

– Вот он, – сказал вождь, – тот желтолицый, который обманул нас и предал огню нашу деревню, а людей наших убил или взял в неволю. Вот он, назвавший себя братом белого! Вакуссы, мы отомстили за себя этому человеку, который был хуже кровожадных леопардов. Оттащите его за границу нашей земли, так как этот хищник не стоит того, чтобы найти в ней свой последний покой!