Текст книги "Кейн. Ветер ночи"

Автор книги: Карл Эдвард Вагнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Во всем городе, наверное, не было слышно ни единого звука, кроме этого звона мечей и свистящего дыхания. Словно повсюду в Керсальтиале время остановилось, примерзнув к месту, и только здесь, в грязной трактирной комнате с убогой обстановкой, неслось, как безумное, не поспевая за прыжками и ударами этой парочки.

Дрегар почувствовав прикосновение клинка Кейна к своей левой руке прежде, чем успел увидеть сам меч. Атакующий клинок Кейна оказался в пугающей близости, if только поспешный прыжок в сторону спас варвара от худшего. Он вдруг отметил, как будто только теперь увидел, что левая рука Кейна не устает, и колдун каждый удар наносит, как первый. На Проклятии магов начала появляться одна зазубрина за другой – по мечу била более прочная сталь и более сильная рука. Рукоять, влажная от пота, скользила в руках юноши. Кейн со своим более тяжелым мечом получил еще одно преимущество.

Тогда, нанеся сильный удар – Кейн отразил его, – Дрегар немедленно атаковал повторно, из-под руки Кейна, вывернув острие меча. Удар рассек колдуну лоб, сорвав с головы кожаную ленту. Кровь залила ему глаза, но длинные волосы тут же прилипли к ране, останавливая кровотечение, и Кейн, подавшись назад, попытался как-то отереть кровь и откинуть назад слипшиеся пряди.

И варвар ударил. Полуослепленный Кейн не смог ответить сразу, и меч Дрегара обрушился на его левое запястье. Длинный меч Кейна вздрогнул, словно рана досталась ему. Дрегар, не теряя времени, ударил снова.

Меч выпал из руки Кейна. Он еще не достиг пола, когда Дрегар, увидев, что он наконец сумел обезоружить колдуна, занес над головой Проклятие магов – для последнего удара.

Но правая рука Кейна метнулась вслед падающему оружию со скоростью, говорящей о долгих тренировках. Вывернув меч еще в полете, Кейн отразил скомканную под конец атаку Дрегара. И, не давая изумленному варвару опомниться, направил острие своего меча прямо ему под ребра.

Юноша переломился пополам, сила удара отшвырнула его к кровати. Проклятие магов выпал из бесчувственных пальцев и упал на темные дубовые половицы.

Из горла Десайлин вырвался крик невыразимой боли. Она кинулась перед раненым на колени, приподняла его голову. Коснулась дрожащими пальцами страшной рваной раны.

– Пожалуйста, Кейн! – прохрипела девушка. – Пощади его!

Кейн взглянул в ее умоляющие глаза, затем оглядел искалеченную грудную клетку варвара – и, рассмеявшись, опустил меч.

– Дарю его тебе, Десайлин, – объявил он с галантным поклоном. – И жду тебя в моей башне – если, конечно, твой юный любовник не увезет тебя, как собирался.

Кровь струилась по его руке, кровь стекала с его клинка. Он развернулся и вышел из комнаты прямо в предутренний туман.

– Дрегар, Дрегар! – причитала Десайлин, целуя его бледнеющее лицо и губы. – О, не умирай, любимый, прошу тебя! Онте, всесильный Онте, не дай ему умереть!

Слезы текли по ее лицу, она прижалась щекой к его виску.

– Ведь ты не поверил ему, ведь не поверил, правда? Ну как бы я могла заранее знать нашу встречу! Я люблю тебя! Это правда, я люблю тебя! Я всегда буду любить тебя, Дрегар!

Он взглянул на нее мутнеющими глазами.

– Сука! – сплюнул он и умер.

– Сколько раз, Десайлин? Сколько раз ты будешь еще играть в эту игру?

– Это был первый!

– Первый? Ты уверена, Десайлин?

– Клянусь!.. Хотя… как я могу в чем-либо клясться?

– И. много ли их будет еще? Сколько их будет еще, Десайлин?

– Их? Что за тьма царит в моей голове?

– Сколько раз, Десайлин, ты играла в прекрасную морскую сирену?

– Сколько их было, тех, кто тонул, устремившись на твой голос?

– Сколько живых душ утонуло ради твоих прекрасных глаз, Десайлин?

– Их поглощали тени, всегда готовые принять твою жертву, их тела уносились в ад с каждым отливом. Сколько раз, Десайлин?

– Я не помню…

Глава седьмая
ОН ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ

– Ты знаешь, что он должен умереть.

Десайлин покачала головой.

– Это слишком опасно.

– Гораздо опаснее оставлять его в живых, – мрачно возразил Маурсел. – Из всего того, что ты мне нарассказала, я понял только одно: он не даст тебе уйти. Да и бегство наше не будет похоже на бегство жены от жирного бездельника-нобиля. Сети колдуна раскинуты дальше, чем те, что плетет Орейха. Что пользы будет удрать из Керсальтиаля, если вся нечисть Кейна бросится за нами в погоню? Даже в море они нас легко настигнут.

– Но они могут нас и не найти, – неуверенно возразила Десайлин. – Океан велик, а на воде не остается следов.

– Он отыщет нас с помощью своих колдовских трюков.

– И все же это очень опасно. Я вообще не уверена, что Кейна действительно можно убить! – В волнении она стиснула переплетенными пальцами горло и принялась расхаживать взад-вперед; губы ее были плотно сжаты.

Маурсел сердито наблюдал, как она теребит свой драгоценный ошейник. В Керсальтиале можно было встретить весьма причудливо одетых девушек – тем более причудливо, чем красивее они были сами, но Маурсел готов был поклясться, что это украшение – не причуда, и Десайлин, вероятнее всего, не снимает его даже на ночь.

– Ты никогда не избавишься от этого рабского ошейника, пока жив Кейн, – проворчал он, высказывая свою мысль вслух.

– Я знаю, – тихо сказала девушка, и нечто большее, чем страх, промелькнуло в ее глазах.

– Но теперь у тебя есть руки, которые могут убить его. – Маурсел демонстративно сжал огромные кулаки.

Губы красавицы дрогнули, но она промолчала.

Ночные звуки гавани разносились далеко по воде. «Туаб» тихонько покачивался на мелкой волне, поскрипывая и вздыхая под несильным ветром. Часовой мерил шагами палубу, вновь набранная команда отдыхала в кубрике от дневных трудов. В каюте капитана в такт покачиванию судна мерцал огонек лампы, отбрасывая тени то в один угол, то в другой. Освещенная каюта казалась девушке единственным уцелевшим островком света в бескрайнем океане тьмы.

– Кейн любит тебя, – продолжал Маурсел с каким-то упоением. – Он не желает слышать о том, что ты его ненавидишь. С другой стороны, он уж как-то очень небрежно тебя сторожит. Он позволяет тебе стоять у него за спиной, и ему просто в голову не приходит, что однажды ты воткнешь ему кинжал под левую лопатку.

– Да, это правда. – Голос ее звучал как-то странно.

Маурсел сжал ее плечо и повернул заплаканным лицом к себе.

– Я не понимаю, почему ты до сих пор этого не сделала. Боялась?

– Да. Я безумно боюсь Кейна.

Он выругался и взял ее за подбородок. Ошейник, этот символ власти Кейна над девушкой, раздражал его, и он грубым жестом сорвал его с шеи девушки. Она взметнула руки, закрывая оголившуюся кожу, но он успел увидеть синие страшные пятна.

Он снова выругался.

– Это Кейнова работа?

Она кивнула, глаза ее были по-прежнему дики – то ли от страха, то ли от возбуждения.

– Он держит тебя, как рабыню, так что ты даже вздохнуть всей грудью не можешь – и у тебя не хватает духу на убийство или хотя бы на ненависть за все то зло, что он тебе причинил?

– Это неправда! Я всем сердцем ненавижу Кейна.

– Тогда перестань трястись! Что еще худшего может этот дьявол сделать с тобою?

– Я просто не хочу твоей смерти, понимаешь?

Капитан мрачно усмехнулся.

– Ну, если ты хочешь остаться у него рабыней лишь потому, что тебе не хочется моей смерти, тогда, конечно, дело того стоит! Да ведь только смерть-то может прийти не за мной, а за Кейном – если мы хорошо сыграем. Ну? Давай попробуем – ради свободы для тебя и любви для нас обоих.

– Я попытаюсь, Маурсел, – пообещала она, не смея отвести взгляд. – Но я не смогу этого сделать одна.

– А тебя никто и не просит делать это одной. Могу я проникнуть как-нибудь в башню Кейна?

– Туда не проникнет и армия, если этого не захочет Кейн.

– Слыхал, – отмахнулся капитан. – Но я – не армия. Я – могу туда войти? Наверняка у колдуна есть тайный лаз для ночных выходов.

Она решительно сжала кулаки.

– Я знаю один. Если только тебе удастся войти так, чтобы он тебя не почуял… Нюх и слух у него звериные.

– А вот если ты расскажешь мне обо всех ловушках и засадах, которые там наверняка есть, – сказал ей капитан очень тихо, – и подскажешь, когда можно застать Кейна врасплох. Если ты в состоянии время от времени ускользать из башни, то уж я там как-нибудь пройду.

Десайлин кивала его словам, страха в ее глазах поубавилось.

– В башню можно проникнуть, когда Кейн занят колдовством. От этого его оторвать невозможно. Как раз недавно он начал новую ворожбу и провозится с ней до исхода завтрашней ночи. А потом разыщет меня и заставит разделить с ним плоды его трудов.

Маурсел оживился.

– Ого! Ну, это будет его последнее путешествие в ад – мы сошлем его туда навечно. Что ж, отлично. Я завтра с утра прикажу людям грузиться, а послезавтра мы будем готовы к отплытию. Значит, завтра ночью, Десайлин. Тебе следует остаться рядом с ним. Если он увидит меня прежде, чем я ударю, – погоди, пока он развернется ко мне, чтобы убить. И тогда вгони ему в спину вот это!

Он протянул ей тонкий изящный кинжал, вынув его из ножен над изголовьем кровати.

Словно зачарованная его речью и блеском стали, вертела Десайлин в руках смертоносную игрушку.

– Я попробую. Во имя Онте, я попробую сделать все, как ты сказал!

– Он должен умереть, – повторил Маурсел. – Ты знаешь: он должен умереть.

Глава восьмая
ИСПЕЙ ПОСЛЕДНЮЮ ЧАШУ…

Туман, родившись где-то в истоке мира глубоко под Керсальтиалем, выполз по невидимым скважинам и щелям, окутав город, заполнив широкие мощеные улицы, обвив колоннады портиков. Лишь надменные башни, обдуваемые верхним ветром, избежали его душных объятий. Рожденный двумя стихиями, воздухом и водой, он вился и плыл, влекомый третьей стихией – огнем, он был словно воплощение четвертой стихии – земли, плакавшей тысячами глаз. Огни улиц и площадей светились тусклыми золотыми шарами сквозь плывущую дымку, словно плыли сами, и город напоминал гигантское мрачное болото, где плывут над топью неверные огоньки.

– У тебя нынче какое-то странное настроение, Десайлин, – заметил Кейн, зажигая огонь под плоской широкогорлой чашей.

Она двинулась прочь от узкого окна-бойницы.

– Тебе оно кажется странным? Удивляюсь, что ты заметил. Бессчетное множество раз говорила я тебе, что мне противны твои колдовские опыты, и

столько же раз ты не обращал на это ни малейшего внимания.

– Все, что исходит от тебя, для меня важно и дорого, Десайлин. Извини. Твое присутствие здесь необходимо. Я делаю то, что должен делать.

– И это тоже? – почти взвизгнула она, указывая на искромсанный труп девочки-подростка.

Кейн проследил ее жест. Боль исказила черты лица колдуна, он сделал какое-то движение руками и почти пролаял то ли фразу, то ли длинное слово из коротких звукосочетаний.

В распахнутый ставень вползла тень и окутала труп. В ее колеблющейся тьме детское тельце пропало без следа. Затем исчезла и сама тень, только ветер донес шорох гигантских крыльев, когда чудовище улетало.

– И ты думаешь, я забуду, из чего ты готовишь то мерзкое снадобье, которое каждый раз заставляешь меня пить?

Кейн нахмурился и молча уставился на фосфоресцирующую жидкость, исходящую паром в небольшом тигле.

– На тебе случайно нет ничего железного, Десайлин? Цвет изменился. Я просил тебя не приносить железа, когда я занимаюсь этим колдовством, ты помнишь?

Холод клинка, спрятанного под туникой, обжег ей тело.

– Я помню, Кейн. На мне только мои кольца.

Но Кейн уже был весь поглощен процессом перегонки и не услышал ее последних слов. Внутри алой чаши что-то булькало, закипало, вспыхивало огненным светом, отбрасывая кровавые блики на стены башни. Наконец большая радужная капля повисла на конце выводной трубки. Кейн быстро подставил под нее кубок.

– Что же ты не требуешь, чтобы я выпила это, Кейн? Или те цепи страха, которые ты наложил на меня, еще достаточно крепки?

Он скосил на нее удивленный взгляд, и, хотя это могло быть и просто игрой теней, ей показалось, что в этом взгляде есть и усталость, и боль. Словно все неисчислимые столетия, что прошли мимо Кейна, не задев, разом вдруг легли ему на плечи.

– Тебе непременно нужна эта игра, Десайлин?

– Мне нужно только одно: быть свободной от тебя, Кейн.

– Ты любила меня когда-то. Все возвращается, ты полюбишь меня снова.

– По твоему велению? Ты глуп, если надеешься на это. Я ненавижу тебя, Кейн. Убей меня или держи при себе, пока я не состарюсь и подурнею. Я умру, переполненная ненавистью к тебе.

Он вздохнул и отвернулся. От его дыхания вздрогнуло пламя.

– Ты останешься со мной, потому что я люблю тебя, и красота твоя останется при тебе навсегда, Десайлин. Когда-нибудь ты поймешь. Ты никогда не задумывалась об одиночестве бессмертия? Это бесконечное изгнание. Изгнание человека, который никогда нигде не знает покоя, чья тень оставляет руины, где бы он ни прошел. И в каждом триумфе – падение, а каждая радость – мимолетна. Его царства рушатся, его песни забываются, его любовь обращается в прах. Дни и ночи напролет с ним лишь царство пустоты – скелеты в мантиях памяти, и больше никого… И так ли преступно для такого человека пытаться всеми силами удержать при себе то, что он любит? Даже если силы эти темнее ада. Сотни цветов завянут и погибнут – разве преступно желать сохранить красоту хотя бы одного цветка? Даже если цветок ненавидит садовника – разве тот сможет поднять руку на своего подопечного?

Но Десайлин не слышала Кейна. Она, не отрываясь, смотрела на гобелен, на цветущем лугу которого не шелохнулся пока ни один цветок. Услышал ли Кейн скрип потайной двери? Нет, он говорит о чем-то, весь поглощенный своей мыслью.

Сердце ее забилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Маурсел уже стоял за гобеленом: сощурясь, она могла разглядеть его. Сумеет ли он подобраться к Кейну незамеченным? Кинжал под одеждой жег ее, как раскаленный уголь. Она осторожно пододвинулась к Кейну, заслоняя собой Маурсела.

– Ну вот, напиток готов, – сказал Кейн, внезапно выходя из своей меланхолии. Ярко-янтарные капли горели на дне кубка. – Пей скорее.

– Я не буду снова пить этот яд.

– Пей, Десайлин. – Его глаза снова подчинили ее своей воле. Словно в бесконечно повторяющемся кошмаре Десайлин поднесла кубок к губам, чувствуя, как вязкая жидкость касается ее языка.

Свист летящего кинжала рассек тишину. Хрустальный кубок тысячью осколков брызнул из ее ослабевших рук.

– Нет! – дико крикнул Кейн. – Нет! Нет!

Он в немом ужасе уставился на маленькую лужицу на полу.

Выпрыгнув из своего укрытия, Маурсел кинулся к Кейну, рассчитывая вонзить тесак в сердце чародею прежде, чем тот обернется.

Беда капитана была в том, что Кейн ожидал визита гостя не человеческой расы, а увидел всего лишь моряка с тесаком. Оскалясь, колдун развернулся к вторгшемуся в святая святых – и Маурсел оторопел от выражения искренней радости на лице колдуна.

Нырнув под удар тесака, Кейн схватил Маурсела за запястье – и поскольку он сделал это левой рукой, тесак выпал из руки капитана, зазвенев по камням, а сам моряк взвыл от боли. Длинные пальцы Кейна сомкнулись на его бычьей шее. Маурсел беспомощно лупил колдуна по чему попало здоровой рукой, извиваясь изо всех сил, но Кейн с хохотом поволок его обратно к гобелену, удерживая за шею и слегка придушив.

Красная мгла застилала капитану глаза, звон в ушах рвал барабанные перепонки. Кейн убивал его медленно, наслаждаясь его беспомощностью.

И вдруг Маурсела отпустили.

Кейн как раз выгибал ему спину, намереваясь сломать позвоночник, когда Десайлин изо всей силы вонзила свой кинжал в плечо чародею. Кровь брызнула ей на руку. Прежде чем Кейн успел отшатнуться от удара, кинжал сидел в нем по самую рукоять.

Десайлин вскрикнула – одним рефлекторным движением локтя он отбросил ее на каменный пол. С упорством кошки она поползла к осевшему у стены Маурселу – полузадохшемуся, но живому.

Страшно выругавшись, Кейн всей тяжестью навалился на свой рабочий стол, обрушив при этом большую часть колдовских инструментов. Опрокинувшийся перегонный куб вспыхнул на полу синезеленым пламенем.

– Десайлин, – в изумлении выдохнул он. Кровь потоком лилась у него по груди и руке, но опасен он был не менее, чем раненый тигр. – Десайлин!

Что-то тяжелое влетело в окно с отвратительным чмокающим звуком. Кейн выкрикнул длинную непонятную фразу.

– Если ты убьешь его, на этот раз убьешь и меня! – кричала Десайлин, заслоняя собой капитана, который очнулся уже настолько, что пытался встать на четвереньки.

– Оставь ее в покое, колдун! – прохрипел он, скосив глаз на свой тесак, по-прежнему лежавший посреди обломков алхимической лаборатории. Слишком далеко. – На ней нет никакой вины, кроме той, что она любит меня и ненавидит тебя! Ты можешь убить и ее, и меня, но не заставишь ее полюбить тебя!

– Так, еще один, – сказал Кейн неожиданно спокойно и горько. – Ты дурак. Знал бы ты, скольких я уже убил – таких же дураков, как и ты, спасавших Десайлин от коварного чародея. Это ее любимое развлечение. С самого первого дурака… Просто игра. Ее забавляет то многообразие способов, которыми я могу вернуть ее назад. И я потакал ей, раз ей так хотелось. Но она не любит тебя.

– Тогда почему она воткнула кинжал тебе в спину? – Отчаяние придало Маурселу мужества. – Она ненавидит тебя, колдун, – и любит меня! Ты не в силах даже разглядеть чувства женщины, не то что направить их! Ну так убей меня и будь проклят – но ее любви ты все равно не получишь!

Лицо Кейна превратилось в маску нечеловеческой муки, голос стал странен и страшен.

– В таком случае – убирайтесь! – прошипел он. – Убирайтесь отсюда – вы оба! Я отдаю тебе твою свободу, Десайлин. Капитан, я отдаю тебе ее любовь! Забирай свое сокровище и выметайся из города! Не стоит благодарности!

Переступив порог потайного хода, Маурсел сорвал кожаный ошейник с Десайлин и швырнул его Кейну под ноги.

– Забирай свой рабский ошейник! – крикнул он. – Довольно того, что на ее шее остались следы от твоих поганых лап!

– Ты дурак, – повторил Кейн тихо.

– Как далеко мы теперь от Керсальтиаля? – прошептала Десайлин.

– В нескольких лигах, если по прямой, – ответил Маурсел сжавшемуся у него под боком дрожащему комочку.

– Я боюсь.

– Не дури. Мы разделались с Кейном. Скоро рассвет, мы уплываем все дальше и от Керсальтиаля, и от всего, что в нем осталось.

– Тогда прижми меня к себе крепче, любимый. Мне так холодно.

– Морской ветер холоден, зато чист, – улыбнулся капитан. – Он уносит нас на всех парусах к новому берегу.

– Я боюсь.

– Тогда прижмись ко мне крепче.

– Кажется, теперь я вспоминаю…

Но морской волк уже спал. Крепким, безмятежным сном – последним безмятежным сном в своей жизни.

На рассвете он проснулся в объятиях трупа – безобразного, полуразложившегося трупа девушки, которая двадцать или двести лет назад повесилась в городском парке от несчастной любви.

ВЕСТНИК КОНАН КЛУБА
Лин Картер
НА ДАЛЕКОМ ОСТРОВЕ

Глава первая

МОРЯ, НЕ НАНЕСЕННЫЕ НА КАРТЫ

Красное солнце тонуло в огненной равнине темных вод Яхензеба-Чуна – Южного моря. Солнце ярко сверкало, подпалив западный край неба, и на фоне светила неясно вырисовывался вдали остров Зоек – густо заросший, черный, таинственный.

С полудня пиратская галера «Черный Ястреб» дрейфовала против ветра в обширной лагуне, где большие волны взбивали снежную пену о вытянувшийся дугой рыжевато-коричневый берег. Сейчас, с приближением ночи, поднялся холодный ветер. Он грохотал ветвями деревьев-папортников, стоявших зеленой стеной за полосой изогнутого влажного песка. Ветер налетал и бился в алых парусах стройной, быстроходной черной галеры, швырял волны на острый нос судна – голову дракона.

Гости этих мест промокли и замерзли. На передней палубе галеры под укусами ветра, кутаясь в морской плащ, дрожал первый помощник. Он был высоким, массивным зингабалийцем с тяжелым небритым лицом и выбритой головой. Золотые серьги сверкали в его ушах, когда он вздрагивал от порывов ветра. Стоял конец шамата – первого месяца осени, но приближение зимы уже чувствовалось в порывах ветра.

Челим кивнул капитану.

– Однако сигнала нет. Парень пропал, – печально проговорил он.

Капитан «Черного Ястреба» ничего не ответил. Влажный ветер поймал и развернул его черный плащ, словно крылья. Под плащом он был полуголым. Его бронзовое тело вздувалось мускулами, словно у молодого гладиатора. Черные и густые, как грива вандара, не знавшие гребня волосы разметались по широким плечам, обрамляя суровое, бесстрастное лицо, широкоскулое, чисто выбритое.

Сейчас капитан казался угрюмым. Под сдвинутыми черными бровями сверкали, похожие на львиные, странные золотистые глаза. Лишь немногие из рожденных в городах могли выдержать взгляд этих угрюмых, сверкающих глаз, и лишь немногие могли выстоять против него в битве. Вопреки холодному ночному ветру прекрасное тело капитана покрывали лишь ремни – одеяние лемурийского воина, тяжелый изукрашенный кушак на бедрах и алая набедренная повязка. Он был варваром из холодных северных земель, лежавших по другую сторону гор Моммара, и для него этот вечер казался знойным.

Для пиратов Таракуса, для своих приятелей, капитанов Красного Братства, он был Конгримом с «Черного Ястреба». Но на самом деле звали его Тонгор.

– Заблудился или убит, – низким голосом проворчал капитан. – Лишь один Горм знает, что за звери скрываются в этих джунглях. И может быть, там есть дикари… Я слышал, капитаны рассказывали странные истории о таких островах.

– Я тоже, – пробормотал первый помощник, и если он и немного вздрогнул при этих словах то, наверное, от укуса холодного ветра.

Эти моря не были нанесены на карты, и ни на одной карте не найти было и этого острова. Немногие осмеливались заплывать так далеко в неизведанные западные воды. Жирные купцы Турдиса и Тсаргола цеплялись за побережья Ковии и Птарты, а пираты рыскали только там, где было кого грабить, – неподалеку от больших городов.

Но Тонгор с «Черного Ястреба» отправился бы за такими сокровищами и в пасть ада, а не то что на остров Зоек, где они были спрятаны, если, конечно, старые легенды – правда.

Где-то в темном сердце непроходимых джунглей лежало богатство – редкие огненные жемчужины Кадорны, на которые на базаре Таракуса можно было купить целое королевство. И капитан «Черного Ястреба» хотел добыть эти сокровища пусть даже, если понадобится, острием меча. В полдень судно корсаров подошло к заросшему джунглями острову, отыскало лагуну, и на берег высадился доброволец, чтобы выяснить, нет ли здесь враждебно настроенных дикарей. Безрассудный молодой Кантор Кан выиграл жребий, брошенный на костях, и высадился на берег. Уже несколько часов пираты высматривали его сигнал. С какой неожиданной угрозой столкнулся смешливый молодой воин? Пираты не могли дольше ждать.

Тонгор равнодушно тряхнул гривой волос.

– Челим, собери десант, и пусть бросят якорь. Спустить все паруса… Фульвио!

– Да, капитан? – худой, сморщенный маленький воришка отделился от штурвала, держась настороже.

– Подготовь отряд для высадки и посмотри, чтобы все были хорошо вооружены. Когда будете готовы, спустите баркас. Мы высаживаемся.

Глава вторая

СМЕРТЬ В ПОРЫВАХ ВЕТРА

Через четверть часа под визг лебедок баркас уже раскачивался над бортом галеры. Десантный отряд Фульвио спустился по линям, чтобы занять места на скамьях, – пестрая толпа головорезов, которые выглядели компанией, собранной со дна полудюжины городов запада. Здесь был толстый, круглолицый уроженец Ковиана с холодными глазами и кроткой улыбкой. За пояс он заткнул зазубренную саблю. И смуглый черноволосый тюранец – подлый и грязный, с пестрым платком, надвинутым на самые брови. Драгоценности сверкали на его грязных пальцах. В баркас село несколько человек с рыжевато-коричневой кожей и миндалевидными глазами – уроженцы Кордовы, которые нежными голосами нараспев проклинали своих супруг, поигрывая пальцами на рукоятях кинжалов. Некоторые из пиратов носили рабские клейма, а некоторые – клейма преступников. Все были покрыты шрамами многих битв, как на земле, так и на море. Большая часть их была мерзавцами, но до смерти преданными Тонгору и к тому же храбрыми воинами, готовыми последовать за своим капитаном, куда бы он их ни повел, и служить ему до последней капли крови.

С галеры спустили баркас, и пираты, оттолкнувшись от черного корпуса корабля, взялись за весла. Лодка полетела по волнам и вскоре ткнулась носом во влажный берег. Сапоги заскрипели по гладкому песку. Моряки вытащили баркас еще дальше, туда, где его не могли достать волны. Почти стемнело, когда пираты подошли к плотной стене зелени. Луна не поднялась, и теперь свет затухающих углей заката засверкал на обнаженных саблях и в широко раскрытых глазах встревоженно оглядывающихся моряков.

Джунгли были густыми, черными и неподвижными. Слишком безмолвными! Джунгли на таких островах обычно наполнены ревом вандаров, криками речных поа. Но тут все молчало, словно умерло.

Тонгор первым почувствовал опасность, витавшую в воздухе. Пираты были уроженцами городов. Их чувства притупились от вони и шума убогих улочек, где они выросли. Но Тонгор сохранил острое чутье рожденного в диких землях – суровых пустынях морозного севера, где прошла его юность. Выживший в суровых северных землях, он научился нюхать ветер, как кот джунглей, прислушиваясь к любому тихому шепоту, читая ночь, словно следы зверя.

Пока пираты пробивались через густую стену джунглей на опушке, холодный ветер стих. Вокруг стало темно. Воняло гниющей листвой, скисшей грязью, удушливой парфюмерией цветов джунглей. И что-то еще было в воздухе.

Запах смерти…

Взгляд странных золотистых глаз Тонгора метался из стороны в сторону. Капитан пиратов высматривал притаившуюся во мраке опасность. Его широкий валькарский меч был уже обнажен. Тонгор шел впереди, пробираясь по джунглям бесшумно, как кошка.

Через четверть часа пираты нашли тело.

Его нашел Фульвио. В непроницаемом мраке джунглей худой одноглазый маленький разбойник едва не проскочил мимо. Его пронзительный крик поднял тревогу. Тонгор протиснулся к Фульвио сквозь густые кусты. Тело лежало вытянувшись под возвышающимся над ним деревом джаннибара. Пираты вытащили труп на открытое место, и боцман – седой старый тарданец по имени Тад Новис, – стянув накидку со своего фонаря, осветил лицо мертвеца тусклым лучом пламени свечи.

Это был Кантор Кан!

– Боги! Капитан, я почти наступил на него в темноте. Я был слеп, как ксат! – дрожа, жалобно завизжал Фульвио. Остальные пираты сгрудились вокруг, перешептываясь. Один из них приглушенно вскрикнул от удивления, когда свет фонаря осветил лицо молодого воина.

Тонгор ничего не сказал, но челюсти его плотно сжались. На теле воина не было никаких отметин, никаких ран. Но он оказался мертв, как камень, и выражение его застывшего лица было ужасным… он казался страшно испуганным.

Его глаза наполовину вылезли из глазниц и остекленели, вытаращившись, словно он не мог поверить в существование чего-то столь ужасного. Его чуть разомкнутые губы в ужасном оскале обнажили зубы. Черты лица исказились в гримасе страха, вызывая ужас у тех, кто теперь смотрел на него.

Тад Новис осторожно ощупал холодный труп, но ничего не обнаружил. Он угрюмо взглянул на капитана, словно отвечая на его вопросительный взгляд.

– Выглядит необычно, – сказал он низким голосом. – Похоже, парень умер, сильно перепугавшись. На нем нигде нет ран.

Пираты зашептались, испуганно озираясь. Вокруг возвышались черные джунгли. Некоторые моряки сжали в кулаках защитные амулеты и маленькие образа, вырезанные из камня, висевшие на их шеях на цепочках или кожаных ремешках.

Тонгор взял фонарь и стал исследовать место, где обнаружили Кантора Кана. Луч света открыл еще кое-что, более таинственное, чем человек, умерший от страха. Кантор Кан, прежде чем смерть забрала его, пальцем нацарапал четыре слова на голой земле… Но эта надпись казалась еще более загадочной.

– Остерегайтесь… света черной луны, – мрачным голосом прочитал капитан.

– Капитан, давайте вернемся на корабль и подождем, пока станет светло, – заскулил Фульвио. – Одни боги знают, что это означает, но мне не нравится, как звучит это предупреждение.

– Ерунда, – возразил Тонгор. – Пошли дальше.

Пираты стали пробираться дальше по черным джунглям, оставив труп у дерева джаннибар. На обратном пути они похоронят своего товарища, если сами останутся в живых. Но вежливый, веселый Кантор Кан никогда больше не рассмеется. Таинственная смерть, настигшая его в черных джунглях острова Зоек, поджидала и пиратов, притаившись в безмолвной ночи.

Глава третья

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ НА МОНОЛИТЕ

Над краем мира встала луна. Огромная золотистая луна Лемурии залила джунгли шелковистым светом. Теперь стало легче прорубаться через стену зелени с помощью сабель, ятаганов и каваров Чашана с закругленными концами. Но пираты быстро устали. Они задыхались от зловоний гниющей растительности. Их искусали насекомые. Витиеватые лианы хватали их за ноги, заставляли спотыкаться. Пираты скользили по грязи, сыпали проклятиями, ворчали на листья, усеянные иголками, впивавшимися в голые руки и царапающими в кровь лица.

Моряки уже далеко забрались в джунгли. Но вот деревья отступили, и перед пиратами открылись вонючие болота черной грязи и гниющих стволов. Змеи толщиной с бедро взрослого человека скользили, словно ручейки ртути, по стволам поваленных деревьев, и на берегах болота виднелись следы чудовищного поа.

Тонгор дал сигнал сделать привал. Люди тяжело опустились на землю, вытирая вспотевшие лбы грязными тряпками, глотая теплое вино из кожаных бутылей, радуясь возможности дать отдых разболевшимся ногам. Но валькару передышка была не нужна. Его железные мускулы казались неутомимыми. Один он мог идти вперед намного быстрее. Оставив костлявого маленького Фульвио старшим, Тонгор отправился дальше на восток, двигаясь по краю болот и не теряя бдительности.

Эту штуковину он не заметил бы, если бы не лунный свет. Огромный столб серого, покрытого лишайником камня торчал под небольшим углом из влажной земли. Корни гигантского лотифера оплели каменную колонну, наклонив ее вбок. Чистый золотистый лунный свет освещал покрытый плесенью монолит.

Тонгор остановился. Значит, люди обитают на этом острове смерти и безымянного, скрытого тенями ужаса… или когда-то обитали, потому что надписи на камне были древним вариантом иероглифического письма. Острием кинжала Тонгор сцарапал корку лишайника, открыв глубоко вырезанные иероглифы. Язык, на котором была сделана эта надпись, Тонгор выучил во время одного из своих путешествий несколько лет назад. Тогда он побывал в разрушенном, заброшенном городе в северной пустыне. Там он видел такие же письмена. Молодой валькар не заканчивал никаких школ, но жизнь искателя приключений заносила его в самые таинственные уголки континента