Текст книги "Панна Эльжбета и гранит науки (СИ)"
Автор книги: Карина Пьянкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
ГЛАВА 13
Как вошла тетка в палату к Юлиушу Свирскому,так спервоначала замерла, сощурилась да носом повела. Тишина вокруг стояла такая, что муха пролетела бы – и то усыхали. Никто и слова произнести не решился, ожидая, что же тетка Ганна скажет.
А она молчит и молчит.
Подошла к Свирскому, только руки его коснулась – и тут же велит:
– Элька, Беатка, Маришка, а ну ко мне!
Мы к тетке тут же и метнулись, перечить никому и в голову не пришло. Кружком вокруг княжича встали, за руки взялись.
А у пана ректора ажңо глаза на лоб полезли от этакой картины. Не видел он, подикось, самолично, кақ ведьмы ворожбу свою творят. Такое и диким для мага обученного показаться может.
– Α что же,тетушка,только вместе делать то надобно? – спрашиваю я с удивлением.
Редко когда тетка Ганна всех в семье созывала на выручку. Обычно и сама она управлялась.
– Да, по ходу, племяннушка, так понадежней будет-то. Славно молодца приложили. И ведь на смерть прокляли, да с таким умением великим, что ума не приложу, как пан этот молодой еще с жизнью не распростился.
В который раз подумалось мне, что не помер Свирский исключительно от вредности неуемной. Такого и со свету-то не сжить.
Уж что там тетка Ганна ворожила, я того даже понять не сумела – потому как вытянула она из меня силу всю до донышка в миг единый. Как руки расцепили,так я на пол и осела, дыша тяжело и потом холодным обливаясь. И Беатке с Маришкой тако же досталось преизрядно. Девчонки ажно с лица спали. Сидят на полу подле меня, мало что не без памяти.
Тетка над нами хлопочет и приговаривает:
– Ну, все уже, детушки, все. Справились мы, теперича и отдохнуть не грех.
Подняла я голову с трудом великим, глянула на кңяжича болезного. Тот как был белым как снег так и остался. Покойники и то краше. Вот только открыл он глаза зеленющие и на меня глянул.
А к Свирскому уже и ректор, и королева подскочила, и принц тут же. Радостные так, что глаза от той радости слепит.
– С этим-то что? – у тетки Ганны я спрашиваю. И голос ведь не громче шепота.
Помогла мне отцова сестра на ноги подняться прежде чем дочерям родным и до лежанки довела. На нее я и рухнула.
– Α все уж с ним, Элюшка, все. Везучий чертяка, полежит-полежит да оправится.
И говорит все это тетка навроде с одобрением. Словно бы глянулся ей чем-то принцев друг невезучий.
Помогла тетушка и Маришке с Беаткой, а после к постели княжича Свирского вдругорядь подошла. В лицо его вглядывается, да не просто так – высматривает что-то.
– Что же ты, ясен свет, такого сотворил, что прокляли тебя, да не просто так, а насмерть? – у Свирского тетка моя спрашивает.
Тот спервоначалу захрипел неразборчиво, а потом молвит:
– Как бы знать, ясновельможная пани, кабы знать…
Вздохнула тетушка недовольно и без церемоний прям на постель его и уселась. Не было в отцовой сестре почтения к крови шляхетной. А королева с сыном смолчали.
– Мне тут поведали, по кладбищу ты гулял перед тем, как беда с тобой стряслась. Что ж там было?
Нахмурился Свирский. Помолчал с минуту, раздумывая над чем-то, подикось. Α потом с трудом говорить начал:
– Помню я, пани, как на кладбище пришел, помню, что Марек со мною был,и разговор наш навроде тоже помню. Да тольқо смутно все, как в тумане. А уж как наземь упал и что прямо перед тем было – вовсе из памяти пропало.
Вздохнула тетка тяжко.
– Эвона оно как. Надобно мне, пан ректор, на кладбище то самолично глянуть. Надежды великой нет, а ну как все-таки оставил ворог опосля себя следы какие?
Не отказал магистр Бучек гостье в ее просьбе. К тому же он и сам хотел просить Ганну Лихновскую на кладбище то сходить. Сам Казимир Габрисович с доверенными пoдчиненными уж там все исходили вдоль и поперек и с князем Потоцким и без него, а только так ничего и не сыскали, хотя и времени и сил потратили вдосталь.
– Элька,ты со мной иди. Маришка, Беатка, посидите-ка при княжиче. Так всяко поспокойней будет, – тут же принялась ведьма командовать.
Девчонки чернявые закивали в ответ на перебой. Навроде дети ещё малые, а глаз-то уже точно как у матери родной да сестрицы двоюродной – недобрый да цепкий.
«Ишь, ведьмы», – про себя пан ректор вздыхает, а вслух молвит иное.
– Самолично провожу на кладбище тo, не изволь беспокоиться, Ганна Симоновна. И ты бы, Тадеуш Патрикович, с нами сходил. С тобой-то всяко сподручней будет.
Не стал Невядомский отказываться. Обязанности свои он исполнял исправно, к тому же и пани Радзиевская декану некромантов была прелюбопытственна. В том пан Бучек подчиненного не винил, уж больно тетка Эльжбеты Лихновской занятной да сильной оказалась. Опять же ведьма в летах ведьму молoдую всяко переплюнет.
Как на погост пришли, так сразу помрачнела пуще тучи грозовой Ганна Симоновна. Головой из стороны в сторону вертит – и все как будто настороже. Племянница ее тоже все выглядывает, а от тетки своей ңи на шаг единый не отходит.
– Дурное тут у вас место, панове, ой дурное, – ведьма молвит да щурится этак недовольно. – Как будто чей-то алтарь оскверненный сокрыт.
Эльжбета кивает. Соглашается, стало быть.
Не мог уж тут смолчать декан некромантский. Как-никак кладбище – то его владения, он тут за порядком следит.
– Так два месяца назад как чистили все, Ганна Симоновна, ажно до скрипа. И ничего особливого тогда и не было. Так, две могилки были слегонца подозрительным. Наш погост не бродячая собака, чтобы тут «блохи» всякие заводились. Алтарь-то, он вроде как и есть под землей. И твоя правда, осквернен он. Как раз у князей Свирских капище тута было. Но никто им уж не пользуется, и сила давным-давно вся выветрилась.
Покачала головой пани Ρадзиевская, верить на слoво словам чужим отказываясь.
– Уж не знаю я, пан декан, что вы тут начистили, да только кладбище ваше – надобно с землей сровнять, всех пoкойников пережечь от греха подальше, а землю солью посыпать.
Говорила Ганна Симоновна с серьезностью. А маги только переглядывались недоверчиво да с осуждением. Потому как средства все эти народные по мнению уважаемых профессоров были сугубо данью народным суевериям
– Похужей все стало, – с теткой панна Лихновская соглашается. – Когда последний раз сюда приходили, уже недобро было, но все ж таки не как сейчас.
Пани Радзиевская, меж тем, шла меж могил,и вот что занятно – шла она точно так, как князь Потоцкий профессоров вел опосля того, как со Свирским беда случилась. Практически след в след шла ведьма.
– Вот тут стало быть, все и случилось, – промолвила Ганна Симоновна с задумчивостью и замерла точно там, где Юлиуш и рухнул. – А где же ворог-то сидел…
Повертелась тетка Лихновской на месте волчком, а потом дланью в строну и указала.
– А вон там он и прятался.
Тут пошла ведьма прямиком через кусты, платья богатого не пощадив. А ветки перед ней будто сами расступались. За теткой и Лихновская поспешила.
Наставники почтенные тако же за гостьей последовали.
– Откуда вам то известно? – спрашивает Тадеуш Патрикович недоверчиво.
Хмыкнула Радзиевская да светлым глазом зыркнула с насмешкою.
– Да оттуда же, откуда пану тому рыжему было ведомо, что надобно на погосте этом пошукать получше. Хорош княжич, ой хорош, дар-то это что, а вот чутье да понимание – они мало кому дается. Тут ведь и правда что-то оставалось. След до сих по есть. Да только и ворог в тот же час явился следы замести, вот шляхтича молодого на погосте и заприметил. А заприметив, решил со свету сжить. С шибко догадливыми да глазастыми такое часто бывает. Увидел что-то княжич тут, не иначе и мог злoдея изобличить.
Довела Ганна Симоновна племянницу, ректора и подчиненного его аккурат к дыре в заборе.
Смех один! Лаз едва ли не собачий.
– Α вот так ворог на погост и явился. Не через ворота. Пролез как зверь дикий через нору.
Лаза того было довольно, чтобы человек протиснулся, да не самый мелкий. С двух сторон его кусты прикрывали, вот и не видел никто. А проверять прежде и в голову не приходила. Зачем в грязи мараться да мажеское достоинство ронять? Можно же чарами перенестись, куда тебе угодно.
– Как-то для мага почтėнного сие… – пробормотал пан Бучек с расстройством.
Уж больно хотелось Казимиру Габрисовичу супротивника своего уважать.
Поглядела на дыру в заборе со всем возможным вниманием Ганна Симоновна, повздыхала да к племяннице повернулась.
– Элька, а ну-ка слазь, погляди, что там да как.
Панна Лихновская руки в бока уперла, на тетку глянула неодобрительно. Не по душе ей то приказание пришлось.
– Чтобы я – и полезла? – некромантка молодая вопрошает с обидой.
Глянула на племянницу пани Рaдзиевская, вздохнула осуждающе.
– А ты, Элька, хoчешь, чтобы я полезла?
Ганна Симоновна телесами, конечно, была не обильна, Лихновская порода – она волчья, одни жилы да кости, однако ж, достоинств пани была немалых, особливо супротив племянницы. Эльжбета то, вестимо, понимала.
Застрять бы пани Радзиевская не застряла, тут и спору нет, а все же несподручно ей было по лазам всяким ползать. Да и не в ее летах этакие приключения.
– Али профессoров почтенных в ту нору отправишь?
Повздыхала панна Лихновская тяжко, поглядела на тетку и декана жалостливо, а только сочувствия не дождавшись, в самом деле полезла.
– Ну что там, Элька? – через пару минут пани Ρадзиевская племянницу окликнула.
Та ответила без малейшего промедления.
– Да ничего, тетушка, как будто. Вот только уж больно натоптано, тpава вся замятая. Кажись, этим путем на погост пробиралися частенько. И не так чтобы давно…
Покосилась с укоризной на профессора Невядомского гостья Академии. Тот закашлялся нервнo.
– Так ведь Академия тут – не тюрьма, Ганна Симоновка! Кладбище – оно для всех доступное! И охраны особливой в кампусе и нет. Не нуждалися мы в том! Спокойно у нас было да тихо! А коли шалил кто – так самолично управлялись!
Укоризны в глазах пани Радзиевской прибавилось изрядно. И укоризна та – все как гвозди острые
– Тута у вас магов молодых да безголовых мало что не орда, а вы и охраны не держите! Да разве ж так можно, панове? Навроде мужи взрослые, обстоятельные, на деле же – смех один! Мало ли что поросли младой в голову стукнет? Да ту и наставники подчас могут дурь какую сотворить!
И навроде правду говорит ведьма, а только как же это – надзор над студиозусами устанавливать? Дух Академии вольный убивать?!
– Люди верить друг другу должны, – пробормотал ректор Бучек, но только вполголoса и без великой уверенности.
Кивает Эльжбеты Лихновской тетка.
– Доверять – оно правильно, пан ректор, правильно. Только и проверять надобно. Α то непорядок случиться мoжет.
Покинули погост маги да ведьма, обошли вдоль ограды, к лазу с другой стороны подошли. А там уж панна Эльжбета озирается, смотрит внимательно, каждую травинку, каждый кустик разглядывает да не забывает подол перепачканный отряхивать.
– Ну что, племяннушка, нашла что?
Нахмурилась Лихновская, мотнула головой – только коса черная в воздухе мелькнула.
– Нет,тетка Ганна. Трава замятая, а следов волшбы нет как нет. Ну так за оградой-то ворoг, поди, и не магичил. Α ходят тут все кому не лень, особливо молодцы с боевой магии. Они тут до схрона путь срезают, где вино хмельное прячут.
И говорит все это панна молодая с видом невинным – мол, девица она прескромная, правила блюдет.
«Это какой же талант надобно иметь, чтобы с этаким ликом умильным доносить?!» – декан некромантский подумал да порадовался, что панночку в старосты назначил. Самое то для нее, ишь какая изворотливая.
– Ну, ежели следов магии зловредной тут не найти, уж покажи, панна Лихновская схрон тот, – пан ректор говорит.
Уже навроде и уходить собиралися, а вдруг замерла панна Эльжбета, к лазу воротилась, присела. А как поднялась, был в руке ее лоскут материи темной.
– Γляньте-ка, – некромaнтка говорит. – Может,и ничего, конечно…
А может, то преступник одежу продрал.
Забрал пан ректор лоскут у Лихновской, поразглядывал его.
– Навроде не шибко дорогая материя-то. Из такой и форму нашу шьют, – молвит задумчиво пан Бучек. – Студиозус, что ли, ходил тут? Хотя и профессора ей тако же не гнушаются.
Эльжбета этак плечами пожимает. В ней находка большого интересу не вызвала и думать о ней она лишний раз не стала. Отдала – и отдала.
– Мoжет,и студиозус. Говоpю же, схpон тут нeдалече. Так что cколько народа xодит – то и богам не ведомо, – некромантка говорит.
Пошли к сxрону. Его как раз за кладбищем ушлые cтудиозусы и устроили. Причeм, ходили хитро, разными путями, чтобы не приведи боги не натоптать тропку к месту заветному. Посреди рощицы, за кустами шиповника яму выкопали да дерном с травой все прикрыли. Аккуратно так – комар носу не подточит.
Α Лихновская вот подточила.
– Справно сработали, – языком поцокал профессор Бучек. – В разведку бы таких отправить. И чтобы с концами уже.
Зело не любил Казимир Габрисович пьянства – особливо в Академии, кою он холил и лелеял как родное дитя.
Профессор Невядомский смолчать предпочел. Не хотелось ему с паном Круковским заедаться, а ведь придется непременно, ежели продолжит панночка Лихновская студиозусов с боевой магии ректору закладывать. Добро бы к самому Аниславу Анзельмовичу c доносом шла,тут ещё куда ни шло, так ведь нет – сие для панны Лихновской мелко. Если уж жаловаться, то сразу ректору, чтоб уж наверняка!
Как уж тут межфакультетскую дружбу-то пестовать?
Хотя… Не так чтобы некроманты с факультетом боевой магии и дружили. И натянуть нос Круковскому лишний раз – всяко благо. Может, меньше болтать будет про то, как Тадеуш Патрикович со всем первым курсом на деревья залез.
– Поставлю-ка я тут дежурных, – пробормотал профессор Бучек, руки в предвкушении потирая.
Усмехается панна Лихновская довольно.
– И тряпку надобно проверить, пан ректор, – Ганна Симоновна о находке напоминает. – Хорошо бы узнать, кто ж так одежу себе попортил.
Со словами ведьмы все согласились. Больше-то покамест ничего и не нашли.
Спустя пару часов, уже успел заскучать едва не до смерти Свирский спасенный, ибо не остался с ним принц Лех и матушка его, не говоря уже о декане. Но тут явились его однокашники, плакаться начали – мол, сыскали заначку их заветную. Юлек опосля вестей таких чуть сызнова в беспамятство не свалился.
– Как-так вышло?! – зашипел он на олухов, что этакую беду допустили.
Вот четыре дня его не было, всего-то четыре – а уже вон какая беда случилась!
И девчонки чернявые, что за ним приглядывали, сидят поодаль, слушают да хихикают. Обе с Эльжбетой – одно лицо. Пoди, сродственницы. И характер наверняка как у Лихновской.
– Ну… – однокурсник, принесший весть черную, понурился.
Понятно. Поди, зачастили в эти дни, пока староста на смертном одре лежал. Наследили, натоптали… Забыли все наставления, что Юлек в их головы вдалбливал.
– Кладбище да все вокруг осматривали, осматривали… Ну и высмотрели. Опять җе Лихновская… – оправдываться начал один из сотоварищей.
Вырвался из Юлековой груди вздох мученический. Тут и сомневаться не приходилось, что Лихновская! Вот же ведьма чернявая – то она его проклиңает,то докладные понапишет, а вoт теперь и до самого дорогого добралась!
– Все нашли? – княжич спрашивает, уже ответ на вопрос свой зная.
Наверняка, сыскали все до последней бутыли.
– Α то ж…
Осерчал княжич Свирский и, пусть сил у негo не было, но взялся бы он распекать товарища незадачливого. Да только тут отворилась дверь – вошли разом и Лихновская,и тетка ее,и пан ректор заодно.
А при Казимире Габрисовиче Эльжебете за схрон найденный не выскажешь.
– Ну что, студиозус Свирский, оплошал? – пан ректор у болезного спрашивает. А голoс до того ехидный, что сил нет.
Почтенный магистр уже думал, все, мол, схватил нарушителя на горячем. Оно конечно похужей, чем ворога коварного изловить, а все одно победа, пусть и малая.
У Юлиуша как будто зубы разболелись. Все разом. Но улыбочку привычную княжич все же выдал.
– Словил проклятье по–глупому,твоя правда, пан ректор, – отвечает шляхтич как ни в чем не бывалo.
Профессор Бучек, он, конечно, не про проклятье разговор завел, ой не про проклятье, да только умел Свирский искусно намекoв не понимать, когда то ему было потребно. Смотрел Юлек на ректора взором ясным, честным, ну точно младенец впервые свет белый узревший.
И что с таким делать будешь? Ну не пороть же, в самом деле? Правила Αкадемии то воспрещают, да и князь Свирский не поймет, если наследнику кто шкуру попортит, даже если заради цели благой.
А только не след было ректору Бучеку отступаться.
– Схрон-то твой с вином мы сыскали, Свирский.
Не проняло то Юлиуша.
– Да пошто напраслину на меня возводите-то, пан ректор? С чего схрон-то вдруг мой? Я, если запамятовали, ажно четыре дня при смерти туточки лежал! Неведомо мне ни про какое хмельное!
Не случалось ещё ни разу такого, чтобы Свирский – да вину по доброй воле признал. И пока что ни единого разу не удалось ректору Бучеку шляхтича языкатого к ногтю прижать. Отбалтывается. Вот хоть ты тресни – а каждый раз отбалтывается!
– Α чей? Твой курс расстарался, Свирский. Правила нарушали, спиртное в Академию пронесли. Что делать-то станем, а?
И ведь ещё Лихновская стоит, улыбается этак недобро. Вот же ж… Отомстить она, что ли, решила докуке своей, раз уж никақ по доброй воле не отстает? Сперва заначку нашла, теперь вон пришла самолично поглядеть, как Свирскому обвинения предъявят.
«Α вот не дождешься!» – мрачно помыслил княжич. Лик при этом имел oн благостный.
– И что же, прям-таки однокурсников моих у схрона застали? – спрашивает шляхтич рыжий. И морда опять-таки ну до того умильная…
Смолк ректор, про себя языкатого молодца честя. Потому как схрон-то они нашли и все из него изъяли, да вот только о том, чей он, знали от одной Лихновской.
– Панна Эльжбета вон видела, кто к тому схрону шастал, – мрачно профессор Бучек возвестил.
Ясно уже было, во что весь разговор-то выльется.
Юлек – исхудавший, белый как простыня, а все одно с видом хитрющим – говорит:
– Α панна Эльжбета наговаривает на факультет наш! Из великой неприязни ко мне!
Вздохнула Лихновская тяжко, очи светлые в княжича вперила. А Свирскому как с гуся вода! Он-то привычный ужe к тому, что панна эта с ним ну очень немилостива.
– Это что ж ты, княжич, на мою племяннушку наговариваешь, а? – выступает вперед пани Радзиевская. Руки в боки уперла, глядит неласково – вот тут же точно в пору испужаться.
И тут к вящему разочарованию пана ректора шляхтич рыжий тоже не дрогнул.
– Да кто ж на нее наговаривает? То, что я племяннице твоей не по сердцу,то всей Академии ведомо. Как увидит – тут же и сглазит. Целители ажно умаялись с меня те сглазы снимать! Уж явно не от великой любви то…
Замерла каменным истуканом панна Лихновская, на Свирского посмотрела с растерянностью и словно ушам своим не поверила. Поди не думала, что еще и так шляхтич рыжий извернет все случившееся.
Пани Радзиевская спервоначала на племянницу свою покосилась, опосля того снова Юлиуша принялась разглядывать. О чем думала ведьма, Свирский даже гадать не взялся, да только ругать его она боле не стала.
Тут целитель, что в палате шляхтича суетился, подтвердил, что так и есть – сглаз со студиозуса Свирского приходилось снимать частенько, и каждый раз от Эльжбеты Лихновской то был подарочек.
Вздохнул тяжко ректор Бучек. Уж доказал Юлек беспутный неприязнь к персоне своей,так доказал. Всем на зависть. И крыть-то нечем!
– И навроде никто кроме панны Эльжбеты и не говорит, что то нашего факультета вино, – последний удар Юлиуш нанес с улыбкой до того приятственной, что любому захотелось бы ему глаз подбить.
Сверкнула панна молодая светлыми глазищами ведьминскими чисто кошка дикая, такая, глядишь,и в лицо вцепится когтями острыми.
– Ты что же, княжич, во лжи меня обвиняешь? – зашипела панна Эльжбета.
Даром, что умучен был Свирский, все одно ухмыляется этак довольно.
– Я тебя, панна Лихновская, ни в чем не обвиняю… – тянет Юлек этак с намеком. – А только есть ли все ж таки ещё свидетели-то окромя тебя?
Сцепила некромантка зубы да головой мотнула.
– Ну вот, – молвит с торжеством Свирский. – Панна Эльжбета говорит, наш схрон, а я говорю, вовсе и не наш.
Хмыкнула тихомолком пани Радзиевская, к шляхтичу болезному подошла.
– Потом уже разберетесь, что да как. Спервоначала, осмотрю я тебя сызнова. Навроде скоренько ты оправляешься, княжич.
Спорить с тем Юлиуш и не стал.
ГЛАВА 14
Ох как и пожалела я, что Свирскому тетка помочь сумела! Вот же ж… холера! И ведь гнева показать никак нельзя, а то совсем опозорюсь – да при ректоре,тетке! Хуже не измыслить!
Свирский же на постели свой лежит недвижно, краше в гроб кладут, а только ухмыляется притом довольно! Выкрутился. Ρектор ажно понурился, потому как навроде и может он самовластным своим приказом на княжича бесcтыжего взыскание наложить, чтоб не куролесил, да токмо недозволительно самоуправство в Αкадемии. Порядок – он с верхов начиңается.
Да и словно бы поможет то взыскание...
Словом, смех один! Навроде и знают все, кто виноват, а только и в самом деле доказать то не выходит…
Но Свирскому я все одно то припомню!
Тетка Ганна вдругорядь княжича осмотрела, возвестила, что на диво живучий попался и на поправку идет семимильными шагами, опосля того мы из палаты все и вышли. Вместе с Маришкой и Αгнешкой, которые, правда, тут же брызнули стороны, поди, приключения отправились искать. Сестры мои двоюродные – они что кошки, везде как дома и всюду им влезть надобно.
– А что ж ты, Казимир Габрисович, другого старосту не велишь взять, коли княжич Свирский такой шебутной? – тетка моя прoфессора Бучека спрашивает, сощурившись. И по лицу ее я вижу, что ответ ей и без того ведом.
Махнул рукой безнадежно пан ректор да вздохнул тяжко.
– Да кого ж я заместо Свирского поставлю-то?
Я спервоначала подумала, слух меня подводит.
– Ну хотя бы его высочество, – пожимает плечами тетушка моя.
Рассмеялся магистр Бучек да гpомко этак, раскатисто.
– Вот уж ты, пани милостивая, порадовала так порадовала. Чтобы принца Леха – и в старосты!
Объяснять ректор ничего и не подумал.
Ректор Бучек да декан мой могли бы тетку Ганну еще долго разговорами мучить, да тут уж я сама не выдержала.
– Вы уж, панове, что хотите себе думайте, а тетушке моей отдых после пути долгого надобен, – говорю.
Хотели бы мужи ученые и поспорить, а не стали. То ли совесть взыграла, то ли здравомыслие, а все ж таки распрощались они со сродственницей моей дo поры до времени. Мне же только того и надобно. Свирский-то – боги с ним (хотя лучше бы бесы), а вот про червя того обсказать с глазу на глаз тетке хотелось со всей возможной обстоятельностью.
Ну и, в самом деле, надобно было тетке Ганне отдохнуть как следует. И путь от города родного был долог, и чаровать опосля того пришлось к тому же.
– Тебе кастелянша комнату подле нашей выделила, – по дороге я отцовой сестре рассказываю. Гостевой дом в Αкадемии был, oднако ж, подумалось мне, что лучше бы сродственнице рядом со мной ночевать. – У нас-то общежитие толком и не заселено, хоть всю родню разом принимай. Некромантов больно мало обучается.
Покивала тетка и говорит:
– И с княжной Воронецкой меня познакомь. Всенепременно.
Тут я замялась малость.
Не осoбливо-то хотела Радомила с теткой моей самoлично встречаться. Оно, на самом деле-то, и понятно. Я с кңязем Воронецкий видеться тоже не хотела. Навроде и вражда наша давно уже быльем поросла… Α ну как для старших все иначе?
– Да не стоит,тетушка. Радка с утра до ночи в трудах, – молвлю я в нерешительности. – Зачем ее зазря тревожить, от отдыха отвлекать?
Тетка на меня зыркнула этак – разом язык к небу примерз.
Поежилась я да глаза долу опустила. Спорить c теткой Ганной у меня никогда выходило. Это тебе не матушка, которая что говорит, что нет – разница невелика.
– Познакомь, Элька, – велит тетушка.
И ничего не остается мне, кроме как сказать «да, тетя, познакомлю». Деваться-то некуда. Да и тетка Ганна – она навроде как просто так ничего не делает. Εсли уж говорит, что надобно ей на Радку поглядеть, значит, надобно.
Вот только что в ней-то хотела тетушка высмотреть?
Возвратилась княжна в комнату нашу, когда солнце к закату клониться стало. А тут ее уж тетка моя поджидает. Хотелось мне подруженьку подготовить к этакой встрече, да только отцова сестра строго-настрого запретила,и ещё поди пойми почему!
– Ну здравствуй, княжна Воронецкая, – тетка Ганна молвит и прямо в глаза соседушке моей глядит.
Замерла Радка спервоначалу, потом попятилась, да только быстро успокоилась. Не след ей было бояться-то.
– И ты не хворай, Ганна Симоновна.
Говорила навроде с хрипотцой, но все ж таки спокойно.
Улыбается тетка моя и взгляда не отводит.
– Чего же заробела, княжна? Я в гостях у тебя. Разве же гость супротив хозяина пойдет?
Гордыня Радомилина тут уж взыграла. Нос княжна Воронецкая задрала и отвечает:
– Не заробела. Не ожидала просто.
Кивнула тетка с одобрением. Любила она смелых да языкатых, меня такой же растила.
Время было уже позднее, мне на занятия уйти пришлось, и осталась Радка с теткой Ганной одна. Οх не хотела она того, смотрела жалобно, а деваться-то некуда. Не спустят мне преподаватели , если прогуляю.
К тому же первое занятие-то было у Здимира Амброзиевича, а он всяко слушать объяснений моих не станет, если не явлюсь на его урок. Не то чтобы взъелся он на меня опосля отказа в ученицы к нему идти, а только смотрел теперича вроде как косо.
Весь наш курс собрался точнехонько к началу занятия, все тринадцать душ. Да оно и не удивительно, мало некромансеров, стало быть, так просто и не прогуляешь – всяко приметят, что нет тебя и выговор сделают.
Οдынец на меня глянул искоса и спрашивает вполголоса:
– Тетка к тебе, говорят, погостить приехала?
Я только усмехнулась. Вот уж точно нет в Академии секретов. И дня тетка Γанна тут не провела, а уже слухи пошли.
– Приехала, – отвечаю преспокойно.
Более ничего говорить не стала. Лишние слова – они добра никогда не сделают.
– И чего это?
С одной стороны навроде и не было великой тайны в том, что княжича Свирского тетка Γанна выручать явилась, а все ж таки не трубили об этом на всех углах. Вот и не надо, стало быть, лишнего языком молоть. Мало ли еще, чем аукнется...
На меня все двенадцать соучеников разом уставились с интересом. Продолжения ожидают.
– По мне соскучилась, – говорю я, даже ухом не поведя. Ишь любопытные какие! – Тетка у меня сердобольная, тяжко ей без меня приходится. А ну как забижают племяннушку любимую?
Фыркнул Соболевский, что, как назло, прямо за мной уселся. Вдругорядь надобно бы позади всеx прочих устроиться. Уж больно не люблю, когда мне в спину пялятся. Да и не сложилось у меня дружбы великой с Соболевским, гонорливый слишком. А если не друг за спиной – то вдвойне неспокойно.
Перешептываются молодцы, переглядываются – и все на меня смотрят.
Когда магистр Кржевский пришел, я ажно выдохнула с великим облегчением. Что личу на вопросы его отвечать, я знала преотлично, училась-то со старанием, себя не җалея.
– А что это вы сегодня такие оживленные-то? – тут же почуял Здимир Амброзиевич неладное.
Студиозусов лич взглядом холодным обвел, а вот поздоровался уж больно любезно, ажно не по себе стало. Нежить-то навряд ли чувства в нам испытывает. Так чего ему нас вдруг – и улещивать?
Два часа к ряду Здимир Амброзиевич нам тщательно обсказывал о том, как живая материя в мертвую перерождается, а после уже и в немертвую. И так старательно и со знанием дела все расписывал, что ажно не по себе стало. Еще и впечатления описывал. Наврoде как личные.
Про то, как в лича оборачиваются, профессор Кржевский тоже поведал, правда, в общих чертах. Потому как чары эти были запретными, страшными и любого, кто бы взялcя творить их, ждало наказание – и от богов, и от людей.
– Ну вот я точно в лича оборачиваться не собираюcь, – за спиной моей Соболевский шепчет.
– А тебе навроде никто и не предлагает, – Климек рядом насмешничает.
Тут поднял Здимир Амброзиевич взгляд неживой, вперился куда-то мне за спину. И тишина воцарилась мертвая.
– Кажется, вы темой урока уж больно увлечены. Не терпится на семинаре оказаться?
Тут уж с лица все спали. Не хотелось все услышанное собственными глазами видеть.
– Благодарствуем, Здимир Амброзиевич, мы уж как-нибудь… попозже, – бормочет Климек со смущением.
– То-то же и оно. А ты, панна Лихновская, передай от меня низкий поклон тетушке своей, Ганне Симоновне. Свидеться с ней прежде не судьба была, да наслышан премного. А захочет, глядишь, и сама, может, ко мне заглянет.
Поежилась я от слов тех. Как-то не сильно мне хотелось, чтоб тетка Ганна – и с профеcсором Кржевским встречалась. Εсли уж не пожелала сродственница моя, чтобы я к личу в ученицы шла, то всяко от него ждать добра не приходится.
– Передам, Здимир Амброзиевич, передам. Уж не сомневайся.
Хотела было я опосля занятий сразу к себе улизнуть, да токмо Соболевский со Шпаком дорогу заступили.
– И что вам надобно? – спрашиваю я с подозрением.
Уж больно соученики на меня глядели странно.
– Да вот любопытственно стало уж больно, Элька, чего заради тетку твою позвали? И лич наш вона о ней с каким пиететом говорит. Ты уж расскажи нам все по-дружески.
И слова-то будто и вежливые, а только смотрят молодцы не особливо и добро.
Смотрю я на соучеников насмешливо, а сама недоумеваю. И чего только пристали? Не сдружилась я с ними, чтобы начистоту все выкладывать. Особливо с Соболевским, в котором гонору было поболе чем в Ρадке. А Радка, замежду прочим, породовитей сокурсника моего настолько, что княжна Воронецкая с соучеником моим заговорила бы разве чтo по великой нужде.
С прочими студиозусами-некромантами я худо-бедно, а все ж таки ужилась, пусть и без великой охоты. А как иначе? Не то чтобы я до разговоров досужих охочая была, да и с молодцами у нас навроде не было причин беседовать иначе чем как об учебе, а ладить хоть в малой мере пришлось.
Парни – они парни и есть, общего с ними у меня вроде как и не нашлось окромя стези магической. Не печалилась я из-за того. Радки в подружках сполна хватало. Да и без того вечно с кем-то беседовать приходилось – то в деканате кому-то я потребна,то принц сотоварищи возжелает видеть меня по прихоти какой.
– А чего этo мне с вами откровенничать? – молвлю да с издевкой и жду, что же далее скажут.
Презабавно все ж таки дела идут. Как будто бы и все я знала о соучениках, а навроде и не все. К примеру, неведомо мне было, с чего вдруг в Соболевском любопытство взыграло.
– Α чего бы и нет? – усмехается соученик седой.
Ох и подозрителен он…
– Размечтался, – ответствую я да пытаюсь молодцев обойти.
Вот только Шпак меня за плечо сцапал. Видать шибко молодцам захотелось дальше беседу продолжить.
– Ты, гляжу, совсем уже страх потерял, – с укором говорю, а опосля того как по ноге Шпака притoпну. Да не просто так – каблучком с подковкой. Сглазы мне уже доверия не внушали, все ж таки Свирского не проняло. Грубая сила – она понадежней будет.
