Текст книги "Леди Ева. Леди с разбитым сердцем (СИ)"
Автор книги: Карина Пьянкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
– На дарпэ[5]5
Не бойся.
[Закрыть]… – мягко произнесла я, безотрывно глядя на него. Казалось, понемногу румянец начал возвращаться на любимое лицо.
Но не стоило обманывать ни себя, ни других. Работа для меня только началась.
Из одного кармашка я достала мирру и принялась мазать лоб, шепча заклинания. Создатель простит леди Еву, когда я вновь ей стану.
Нужно, чтобы зло не нашло дорогу назад.
Прикасаясь к Мануэлю, к его лицу, я чувствовала странное, болезненное удовольствие. Никогда мне больше не доведется испытать подобного. Леди не прикасаются к джентльменам, если они не их родственники или же мужья, без перчаток. Такая радость нам недоступна.
Успокоившаяся госпожа маркиза и Теодоро устроились по другую сторону кровати, неотрывно наблюдая за тем, что я делаю. Похоже, до них все-таки дошло, что убивать я не собираюсь.
Через пару часов стало ясно, что дело движется. Дыхание молодого человека стало более спокойным и свободным, на вид он казался практически здоровым. Осталось только то, что не могли видеть чужие глаза. Сама суть злых чар. Пора было избавить и от них.
– Что бы ни делала, сидите тихо и не мешайте! – резко велела я двум гаджо подле меня и достала из-за пояса кинжал.
Блеск стали напугал обоих, но мне не было дела до чужих страхов… На столицу уже опустилась ночь, черная, безлунная. Следовало спешить.
– Меч я держу в своих руках, – произнесла я на цыганском. – И я разрублю этот узел.
И тут зеркало, висевшее на стене в комнате Мануэля Де Ла Серта, засветилось мертвенным зеленоватым светом.
– Никому не разрубить этот узел, – услышала я отчетливо глухой, будто бы потусторонний мужской голос.
Закричала истошно госпожа маркиза и все-таки упала в обморок. Будь моя воля, поступила бы также…
Бросила опустевшую чашку в зеркало я машинально, совершенно не думая. Просто с детства я знала, что именно так лучше всего поступить, если с зеркалами начинает твориться чертовщина.
– Тэ скарин ман девэл![6]6
Чтоб тебя Бог покарал!
[Закрыть]
Звучание второго языка, бывшего для меня родным, странным образом придало мне сил. Шувани я или нет, в конце-то концов?
С жалобным звоном посыпались на пол осколки, и все снова стало обычным.
– Никому, стало быть, не разрубить? – ухмыльнулась я с чувством превосходства. – Еще поглядим.
А руки мелко дрожали. Он ведь мог прийти через зеркало, тот колдун, а такие фокусы подвластны только самым могущественным колдунам.
Не так-то легко будет сразиться за жизнь любимого.
Теодоро усадил мать в глубокое кресло и принялся хлопотать над нею. Мануэля он предоставил мне и не стал ничего расспрашивать. Совсем ничего. И за это я была так благодарна ему.
Для того, чтобы прийти в себя окончательно, мне потребовалось несколько минут и пару глотков того отвара, который я приготовила для Мануэля. По-хорошему, следовало еще передохнуть, да вот беда, время уходило как вода. Я должна была спешить.
Снова пришел черед для кинжала, которым я и разрубала нити проклятия, убивавшего Мануэля Де Ла Серта. Лезвие скользило над его кожей, едва прикасаясь. Добрая сталь не сделает зла, если ее держат руки человека, желающего лишь добра.
Когда я разрезала последнюю нить, Мануэль глубоко вздохнул, вздрогнул и потом обмяк.
Я готова была упасть рядом. Силы ушли практически все.
– Мэ тут камал,[7]7
Я люблю тебя.
[Закрыть] – тихо прошептала я иберийцу, улыбнувшись. Пусть хотя бы так, на незнакомом языке, пока сам он лежит в беспамятстве, но я скажу о своей любви. Потому что невыносимо жить с такой ношей на сердце.
– Нанэ ада вавир прэ свэто.[8]8
Нет такого другого на земле.
[Закрыть]
На мгновение ресницы молодого человека дрогнули, и я поняла, что пора уносить ноги, пока и правда не очнулся. Благодарность, которая причитается цыганке за помощь, мне была без надобности. А другой я и не получу.
– Жив, – коротко бросила я младшему брату своего любимого. – Жив и жить будет. Поспит – и будет здоровей прежнего. Зеркала убрать. И пусть в церковь сходит.
Сказав это, я принялась собирать свой нехитрый скарб. Следовало как можно быстрей возвращаться. Домой ли, в табор ли – разницы нет. Не только Мануэлю Де Ла Серте требовалось поспать для полного выздоровления. Мне – тоже.
Когда я уже стояла в дверях комнаты, Теодоро меня окликнул.
– А как же плата?
Я сперва даже не поняла о чем речь идет. Плата? За что мне брать плату? За то, что спасла того, кто дороже мне собственной жизни? Да ускорь это лечение, сама бы приплатила.
– Какая плата, молодой господин? Судьба это была. Судьба привела к порогу. За такое денег не берут. Да и к чему мне твои деньги?
Маркиз Де Ла Серта обнаружился в коридоре. Оказывается, все то время, которое я провела в спальне его сына, он просидел рядом с дверью, пусть и не решился войти внутрь. Больше всего мужчины боятся собственной беспомощности, когда близким больно…
– Назови плату, цыганка, – потребовал он, разглядывая меня так, что стало не по себе.
В ответ я рассмеялась и ответила:
– Какие же упрямые. Не нужна плата. Потом дорога сведет – может, и припомню.
Умница Эдвард всю ночь дожидался сестру в той же подворотне, где и высадил меня перед визитом в дом Де Ла Серта в облике цыганки. Когда я появилась, он не произнес ни слова жалобы или упрека.
– Измучилась, Первая, – только и сказал близнец, крепко обнимая. – Как все прошло?
Я устало опустила голову на его плечо.
– Измучилась, Второй. Ты бы только знал, как… А он жить будет. Ведь твоя Первая сильная шувани…
Эдвард погладил меня по спине.
– Самая сильная… Поехали домой. Отцу наверняка будет любопытно, как все прошло. Да и Эмма, думаю, все рыдает по своему благородному идальго… То есть… Прости…
Со вздохом отозвалась:
– Да не извиняйся. Глупости это все… Забудется.
А если и нет, то это будет только моей болью. Незачем мучить остальных. Если Де Ла Серта полюбил Эмму, а Эмма полюбила его, то так тому и быть. Кто я такая, чтоб мешать?
– Домой, Второй. Нам нужно домой.
С отцом я, разумеется, не поговорила. Стоило только залезть по плющу в мою спальню, как я поняла, что если не лягу спать в ту же секунду, то просто упаду. Сил едва хватило на то, чтобы стянуть цыганскую одежду и спрятать. Не хватало еще, чтобы кто-то из слуг увидел мой уличный наряд. Слухи тогда точно пойдут…
В сон я погрузилась как в ласковую теплую воду, которая обнимала, ласкала, успокаивала. Усталость же лежала каменной плитой на груди.
Привиделся мне, разумеется, Мануэль Де Ла Серта. Кто еще мог присниться влюбленной девушке, как не тот, кому она отдала сердце? Он сидел под деревом, а я была черной кошкой, что наблюдала за ним издалека.
На душе стало спокойно и легко. Оказывается, последние дни я жила, сама не осознавая, как меня мучил страх за его жизнь. А теперь все хорошо. Пусть моя любовь все также мучает, пусть он все также не видит меня.
Разбудили меня уже к обеду, причем очень настойчиво подошли к этой проблеме.
– Вставай, Первая, вставай, – упорно тряс меня за плечо брат, хотя я и пыталась прятаться от него под одеялом. – Просыпайся, ленивая ведьма! Де Ла Серта должны приехать!
От удивления я даже проснулась.
– Мануэль же должен еще спать! – выпалила я, садясь на постели.
Ну не мог же человек, который едва ли не при смерти лежал, уже на следующий день встать на ноги и отправляться в гости.
– Ненавижу иберийскую энергичность… – простонала я, понимая, что придется подниматься с постели.
Эдвард рассмеялся.
– Это не иберийская энергичность, похоже, а твоя, Первая.
Я замерла, пытаясь вникнуть в смысл сказанного. Но он упорно ускользал.
– Похоже, ты не только вылечила своего ненаглядного, ты еще и отдала часть своих сил. Ох уж эта любовь, Ева…
Тело и правда казалось тяжелым, неповоротливым, слишком неповоротливым, даже с учетом прошедшей ночи и изнурительного ритуала, который я провела. Выходит, действительно отдала любимому все, что только могла.
– Поторопись, Первая. Иначе придется сказать, что ты больна… И тогда еще неизвестно, до чего додумаются Де Ла Серта на этот раз.
Тут брат был совершенно прав. Следовало поторопиться и как можно быстрее выйти к гостям, желательно при этом не выглядя, как покойница.
Я редко пользовалась косметикой, разве что пудрой пыталась облагородить чересчур смуглое лицо. Получалось немного выбелить лицо, но более светлая кожи и не прибавляла красоты. Однако на этот раз пришлось и румяниться, чтобы выглядеть не настолько измученной.
Сборы с помощью няни Шарлотты заняли не более десяти минут. Только ей я позволяла к себе прикасаться. Никому другому больше попросту не доверяла.
– Эк, тебя, детка, приложило-то… – неодобрительно вздыхала няня, укладывая мне волосы. – Измученная все… Смотреть жалко. Ради кого так над собой измывалась?
Из груди вырвался усталый вздох.
– Лучше и не спрашивай.
Няня бы наверняка не одобрила того, что я схватилась с явно куда более старым и опытным колдуном ради мужчины, который на меня и не смотрит. Для полуграмотной прислуги бывшая служанка моей матери была на диво практичной особой. Хотя, вероятно, это свойство всех ведьм.
А Шарлотта Дэвис, в девичестве Уилкинс, была именно что ведьмой. Пусть ее силы не были равны моим, или моего батюшки, однако, и она могла довольно многое.
– Точно того не стоит, – мрачно заявила мне няня. – Не тот ли это охламон, который сейчас пьет чай в гостиной с твоею сестрой? Когда у нас последний раз был, так на тот свет смотрел, а тут куда что девалось… Ну и чего ради ты все затеяла, раз смотрит на леди Эмму, а? Мужчины не заслуживают, чтоб из-за них так мучились.
Еще несколько дней назад я готова была согласиться… Сейчас…
– Неужели любовь всех делает глупыми, няня? – спросила я, глядя на себя в зеркало.
Смотрела на отражение – и не узнавала. Куда девалось вдруг привычное спокойствие, которое так редко меня покидало? Почему я сама себе казалась потерянной?
– Сильная – да. Если кровь горит, то уж бесполезно к разуму взывать. Все одно не откликнется.
А кровь горела…
– Побольше нужно пудры наложить, душа моя, – вздохнула няня, закончив с волосами. – Ты словно еще черней за эту ночь стала. Вот уж цыганка, так цыганка.
В гостиной действительно обнаружились оба Де Ла Серта в компании моих брата и сестры. Матушка пока задерживалась.
При моем поведении иберийцы, как и требовали приличия, поднялись на ноги.
Я отметила, что Мануэль и правда выглядит прекрасно, ни следа того недомогания, которое он перенес всего лишь день назад. Впору было гордиться собственным искусством.
– Леди Ева, рады вас видеть, – поприветствовал за двоих разом меня Теодоро. – Надеюсь, вы не слишком сильно переживали за моего брата?
Вопрос показался мне крайне двусмысленным. В подобных случаях я предпочитала не замечать подтекста.
– Разумеется, сэр, я сильно волновалась за здоровье вашего брата. Но теперь, как я вижу, он в полном порядке.
Сказана фраза была с такой чопорной интонацией, что у меня самой от нее заболели зубы. Эмма и Эдвард, конечно же, поняли, как сильно я переигрываю… Но только они.
– Дорогая Ева, джентльмены говорят, что сеньора Мануэля спасла настоящая цыганская гадалка! – с едва заметной долей лукавства произнесла сестра.
Разумеется, она поняла, кем же была так удачно подвернувшаяся колдунья.
– Именно так, – подтвердил Теодоро Де Ла Серта, снова устраиваясь на диване.
Мануэль последовал примеру брата. Мне же выделили место подле Эдварда.
– Довольно эффектная особа, нужно признать, эта… Чергэн? Никак не могу запомнить имя. Эти цыганские прозвания такие странные. Интересно, что оно значит?
Звезда. Меня в таборе величали звездой.
– Должно быть, – пожал плечами Второй. – Никогда не задавался подобным вопросом, если быть до конца честным. Но так все же расскажите, что же произошло после нашего ухода?
Любопытство моего брата было неподдельным, ведь расспросить меня ему пока так и не удалось.
– Стоило только гостям разойтись, как эта самая Чергэн возникла на пороге нашего дома, – начал свое повествование Теодоро Де Ла Серта.
Все собравшиеся замерли, ожидая продолжения. Даже я. Интересно, что же увидел молодой ибериец. Что произошло, мне и так известно, но вот что же он понял…
– С порога цыганка потребовала, чтоб ее отвели к больному. Матушка была так напугана, что пустила незнакомку, не зная о ней ничего, кроме имени. Да и то назвала сама колдунья. И стоило ведьме войти, как она сама пошла через весь дом напрямик к комнате брата. Клянусь, ни разу не спросила дороги!
Эдвард усмехнулся.
– Я бы посоветовал вам внимательней проверять слуг. Может, кто-то просто проболтался. Шарлатаны любят такие фокусы, чтобы производить впечатление.
Брат любил демонстрировать показательное неверие во всяческие колдовские ухищрения. Это была его любимая шутка.
Мануэль поморщился.
– Я сам был склонен к подобному скепсису, однако теперь мое самочувствие прекрасно, а ведь еще вчера все думали, что придется вызывать священника. А что вы скажете, леди Ева? Вы ведь разгадываете сны.
Как и следует девице строго воспитания, я потупилась и заявила:
– Не думаю, что было благоразумно впускать цыганку в дом. Надеюсь, ничего не пропало после ее визита.
В гостиной повисло нехорошее, напряженное молчание. Кажется, благодарность, которую спасенный испытывал к безродной шувани, перевешивала даже предубеждение против бродячего племени.
Попытался все исправить Теодоро Де Ла Серта.
– Да на этой цыганке было столько золота, что красть ей явно было без надобности! Как рождественская ель, право слово!
– А что же было потом? – вновь увела разговор в сторону исцеления проклятого Эмма.
Я подняла взгляд. Мануэль разглядывал меня так, словно я была его кровным врагом.
И это только из-за того, что я посмела заговорить о возможной корысти цыганской девушки? Моему недоумению не было предела.
– А потом Чергэн вытащила какие-то травы, потребовала жаровню и котел и принялась варить какое-то зелье. Даже не знаю, что она туда положила, но могу заверить, дамы, что ни невинных младенцев, ни кровь, и лягушачьи лапы ведьма не использовала. Я лично следил!
От улыбки удержаться не удалось. А Эдвард с сестрой так и вовсе расхохотались в голос, уж больно уморительную гримасу состроил младший сын маркиза, когда говорил о рецепте колдовского напитка. Я вообще отметила, что он куда более открытый и веселый, чем старший брат.
Почему только мое сердце выбрало Мануэля?
Это, в конце концов, просто жестоко…
– Матушка тоже присутствовала. И она попросила, чтобы ей дали напоить зельем Мануэля. Вот тут и произошло странное: стоило только матери приложить чашку с напитком к губам брата, как тот захрипел. Клянусь, в тот момент я решил, что на одного брата у меня станет меньше.
Я и сама так решила.
– Но тут цыганка взялась сама за дело – и брату стало лучше. Я глазам своим не поверил, клянусь! Потом девушка начала шептать какую-то тарабарщину, мазать Мануэлю лицо. Уж не знаю, что это были за слова, может, она просто в любви признавалась… Но как бы то ни было, а действовало!
Как же хорошо, что няня Шарлотта припудрила меня так сильно. Не так заметен смущенный румянец. Ведь и правда признавалась в любви. Разве что чуть позже. Как можно было не признаться?
Мануэль шутливо толкнул брата локтем.
– Ну, ты ведь у нас красавец, а цыганка молодая и не слепая. Могла и признаться, почему нет? Да и почему тогда платы не взяла? – рассмеялся Теодоро.
Эмма делано округлила глаза.
– Действительно не взяла денег за лечение?
На мою долю выпал лукавый взгляд исподлобья.
– Ни гроша, Создателем клянусь! – подтвердил удивительное бескорыстие шувани Теодоро Де Ла Серта. – Сказала, что такова судьба, и денег поэтому брать нельзя. Ничего не понимаю в обычаях этого племени, но, признаюсь, эта девица меня просто заворожила. Не в каждой леди встретишь такую гордость и достоинство.
– Ах, как же это романтично!
И не каждая леди способна отвести беду.
Мне показалось, что брат мною в тот момент гордился, как и Эмма. Легко сохранять достоинство, сидя в роскошной гостиной. Куда сложней делать это, когда цветные цыганские юбки метут мостовую.
– И это все, что делала колдунья? – спросила младшая с жадным любопытством.
Мы со Вторым редко говорили при ней о нашем тайном мастерстве. Эмма родилась бездарной, и мы старались не ранить ее чувства этим фактом.
– О, леди Эмма, еще она словно бы что-то резала на брате кинжалом! – округлив глаза, поведал Теодоро, как главный очевидец событий.
Второй Де Ла Серта, узнав о такой пикантной подробности, побледнел и возмущенно спросил на иберийском брата:
– Вы что, позволили подойти ко мне цыганке с кинжалом в руке?! А что если бы она меня просто зарезала?!
Мы переглянулись с братом, деля на двоих свое безмолвное веселье. Вся романтика образа разбилась об оружие в руках шувани. Что же, хотя бы старший сын маркиза Альяло отличается исключительным здравомыслием. Муж для Эммы со временем из него получится вполне недурной.
Жаль, не для меня…
– Ну не зарезала же, – легкомысленно откликнулся Теодоро. – И вообще, эта особа производила очень приятное впечатление! Не стоит так переживать, братец.
Мануэль закатил глаза и пробормотал проклятие в адрес безалаберного родственника.
– В любом случае, следует найти девушку и хотя бы спасибо ей сказать, – решил проявить в очередной раз благородство старший Де Ла Серта. – Я никогда не верил в подобную чертовщину… Но она все-таки спасла меня. И должна получить награду.
Долго же ему придется искать Чергэн по табору. Мне даже любопытно стало, что же ему наболтают цыгане, чтобы объяснить постоянное отсутствие одной из своих шувани.
– Ну… Подарок, может, и примет… – пожала плечами Эмма, изо всех сил стараясь не смотреть в мою сторону. – Цыгане странные. Никогда не знаешь, что творится у них в голове на самом деле.
Что творилось у меня в голове? О, все просто. Я пыталась понять, почему про эпизод с зеркалом, пожалуй, самый важный во всей истории, Теодоро Де Ла Серта не произнес ни единого слова. Сам ли так решил или выполнял всего лишь указание своей матери?
В любом случае, там, похоже, все куда сложней, чем мне показалось на первый взгляд. Ведь и я сама сказала Марисоль Де Ла Серта странные вещи, о которых ничего не знала…
Чутье подсказывало, что в прошлом славного иберийского семейства притаилась какая-то тайна, и, скорее всего, именно из-за нее жизнь старшего сына семьи находится под угрозой.
Ах, почему же в те редкие минуты, когда на меня снисходил дал прорицания, мне давали лишь урывки сокрытой истины?
– Вы так молчаливы и грустны сегодня, леди Ева, – соизволил обратить взор черных глаз на меня Мануэль Де Ла Серта.
Я даже вздрогнула от неожиданности, когда он заговорил со мною.
Молчалива и грустна? А я думала, что просто медленно засыпаю. Слишком много сил у меня ушло этой ночью. Чрезмерно много. И теперь тело мстило. К тому же, напряжение и страх за благополучие любимого отступили, оставив после себя опустошение.
Мне требовался отдых. И как можно больше.
– Вовсе нет, сударь, просто дурно спала. Я всегда в добром расположении духа, – любезно отозвалась я, даже изобразив вялое подобие улыбки.
Ужасно хотелось зевнуть. Но леди не зевают, тем более, при гостях. Как и не делают еще тысячи иных вещей.
Де Ла Серта пробормотал «холодная рыба» и продолжил легкомысленный флирт с Эммой. Смотреть на это было попросту мучительно.
– Тебя отвести наверх, Первая? – заметил мою усталость и мои муки Эдвард, ласково прикасаясь к руке.
Я благодарно кивнула и прошептала.
– Да. Больше уже не выдержу… Не хочу…
Не хочу видеть, слышать, знать… Пусть делают, что пожелают. Мне нужно просто немного поспать.
– Прошу простить нас, господа, – окликнул братьев Де Ла Серта мой Второй. – Еве придется нас покинуть.
Судя по взглядам, грустить без меня никто не собирался. Пусть и попрощались мы с показной сердечностью.
Брат довел меня до дверей спальни, а после того вернулся в гостиную, чтобы продолжать присматривать за младшей. Сыновья посла, разумеется, джентльмены… Но красота сестры так совершенна, что лучше не надеяться на чужое благородство.
Да и мне безумно не хотелось, чтоб между Эммой и Мануэлем произошло хоть что-то. Пусть подобный исход и был неизбежен.
Сны мне снились беспокойные, странные, я видела то самое зеркало, видела, как оно, разбитое мною, собиралось из кусочков. И слышала голос… Тот самый голос, что так напугал Марисоль Де Ла Серта. Голос раз за разом твердил «Никому не разрубить этот узел».
А я чувствовала, как на моей шее затягивается то самое жемчужное ожерелье.
Сон и явь переплелись, смешались… Я уже не могла отличить одно от другого.
Создатель, неужто я не просто спасла Де Ла Серту, а еще и забрала себе его смерть?
Холодные, как лед, жемчужины прикасались к коже… И это было самое омерзительное ощущение из тех, что мне доводилось чувствовать в своей жизни…
Вряд ли я когда-то снова буду надевать жемчуг.
– Ты не разрубишь этого узла, цыганка. Я получу того, кто мне обещан, – произнес голос. И ожерелье лопнуло.
Я проснулась в темноте, не решаясь лишний раз вдохнуть, шелохнуться.
Какое счастье, что с самого детства я завешиваю на ночь зеркала…
Он знает обо мне, тот, кто проклял Мануэля Де Ла Серта. Знает, и готов схватиться с противницей за того, кого считает своею добычей. Радовало только лишь, что этот колдун, похоже, не подозревает, будто пошедшая против его воли цыганка не совсем цыганка.
На следующее утро меня навестил и отец, который до этого милостиво позволил мне отдохнуть. Я и так ждала его. Вряд ли лорд Дарроу мог пожелать удовольствоваться теми обрывками информации, которыми обладал Эдвард.
– Ева, ты выглядишь измученной, – отметил отец, сразу как только вошел. – Ты не должна делать подобного для чужого человека.
Подозреваю, что он еще мягко выразился.
Папа сел подле меня на кровати и ласково погладил меня по голове.
Всхлип я удержала в последний момент. Он уже готов был вырваться из горла. Рядом с отцом я всегда чувствовала себя вновь слабым ребенком.
– Он мне не чужой, папа…
Отец вздохнул.
– Бедный ты мой ребенок…
Сколько бы лет мне ни исполнилось, я все равно останусь для родителей любимой маленькой девочкой и никак иначе.
– Я все надеялся, что ты сказала правду о том, что не испытываешь чувство к Мануэлю Де Ла Серта… Пусть твоя мать и сразу заявила, что ты влюблена в него. Пора бы уже привыкнуть, что Кэтрин редко ошибается, когда дело касается детей.
Маме все известно… А я наивно считала, будто только Эдвард узнал о моей склонности к сыну иберийского посла. Матушка лет с пятнадцати не вмешивалась в нашу Эдвардом жизнь, отдав все на усмотрение отца. Ее внимание и требовательная, местами даже суровая, забота целиком доставалась Эмме. Не потому что нас не любили, сердце леди Кэтрин Дарроу было достаточно большим, чтобы в нем хватило время всем детям.
Просто нас с братом сочли достаточно взрослыми, чтоб работать на благо семьи под началом отца.
Однако, как оказалось, матушка не упускала из внимания никого и ничего.
– Ева, надеюсь… ты не пыталась его приворожить? – осторожно поинтересовался батюшка.
Думаю, выражение лица у меня лица у меня было очень уж возмущенным, потому что папа быстро добавил:
– Не обижайся, моя милая, порой женщинам отказывает всяческое благоразумие, когда речь заходит об их сердце…
Да… Как когда-то оно отказало Эбигэйл Грей, в девичестве Оуэн, племяннице отца. Эту историю до конца мне никто не рассказывал. Вероятно, чтобы уберечь репутацию миссис Грей и то уважение, которое я к ней испытывала… Но и того, что удалось выведать у старших, оказалось достаточно, чтобы у меня не имелось сомнений поводу того, кто поколебал веру отца в рассудительность молодых девушек.
– Я никогда бы не обиделась на тебя, папа. И также я бы никогда не поступила так дурно с человеком… человеком, которого люблю.
Ну вот, слово и сказано. Теперь моя семья, вся, за исключением разве что Эммы, уведомлена о том, что я безнадежно влюблена.
Надеюсь, это не слишком отразится на отношении родных. Менее всего я хотела, чтоб меня жалели.
– Эмма… – начал было отец.
Закономерно. Моя дорогая сестра, которая также без ума от молодого человека.
– Получит Мануэля Де Ла Серта, если того пожелает, – спокойно произнесла я.
Кто я такая, чтоб вставать на пути чужой взаимной любви? К тому же, это моя родная сестра. Разве есть у меня хоть что-то, чего бы я не отдала ей?
– Но ведь не о моем сердце ты пришел поговорить, папа?
В любовных делах отец мало что смыслил, и если бы действительно целью его визита был разговор о моих чувствах, он бы пришел вместе с мамой. Или вовсе отправил ее в мою комнату одну.
– Что же случилось в доме посла? – ожидаемо спросил мой родитель.
Вот теперь я его узнавала. Сперва – дело.
– Теодоро Де Ла Серта ведь поведал далеко не обо всем?
Я кивнула, подтверждая правоту отца.
– Тот, кто проклял Мануэля, пытался вмешаться, когда я снимала проклятие. Хотел войти в комнату через зеркало.
От этого воспоминания до сих пор становилось не по себе. У него бы хватило сил, чтоб раздавить меня. Наверняка.
Взгляд отца стал очень напряженным. Лучше него никто не понимал, что именно означает подобная способность. Сама я пока так и не смогла освоить этот прием. И возможно, мне никогда не будет подвластны путешествия через зеркала.
– И что же сделала моя мудрая дочь? – осведомился отец с полуулыбкой.
Похоже, он подозревал, что мой способ был… достаточно необычным.
– И что же сделала моя мудрая дочь?
– Разбила зеркало, – просто ответила я. – Очень действенно, как оказалось.
Папа расхохотался и снова погладил меня по голове.
– Узнаю повадки твоей матери. Она также не чуралась простых и действенных способов решения проблем.
Иногда мне безумно хотелось, чтобы отец рассказал о том, что же происходило до свадьбы моих родителей… Какой же была моя мать в молодости, в моем возрасте.
– Но это еще не все, дочь? Было ведь что-то еще. Я по твоим глазам вижу.
От папы никогда не удавалось ничего утаить, даже если на то было желание.
– Мне показалось… Показалось, будто маркиза знает о происходящем куда больше, чем показывает… Она испугалась сильней меня, когда началась чертовщина с зеркалом. Словно знала, чего бояться.
Госпожа Де Ла Серта совершенно точно вела себя странно. Но если я не ошибаюсь, и ей действительно известно что-то, почему она ничего никому не рассказала, когда опасность для жизни сына стала уже очевидной?
– Как бы то ни было, – вздохнул отец, – молодого Де Ла Серта прокляли в моем доме. И поэтому это стало моим делом. Да и обе мои дочери по нелепому стечению обстоятельств влюблены в несчастного… Ну, заодно следует уберечь отношения с Иберией от неминуемой катастрофы, если все же наследник маркиза Альяло умрет на территории нашего государства по чужой злой воле.
Как легко для лорда Николаса Дарроу оказалось вписать происходящее в свою систему мира. Порой я даже завидовала этому его свойству. То, что для меня стало трагедией, ежесекундным страданием, для папы обернулось рутиной.
Ни капли патетики. Только практичность и здравый смысл.
– Ты умница, Ева, что явилась в дом Де Ла Серта под личиной цыганки. Так они никогда не доберутся до правды. А ты получишь свободу маневра и в качестве Чергэн, и в качестве благородной леди. Хорошо, что свои похождения ты настолько тщательно скрываешь.
А если бы не скрывала, то пришлось бы от них попросту отказаться. Навсегда. Или же отказаться от жизни леди Евы.
Батюшка меж тем продолжал:
– Меня изрядно смущает, что Теодоро не обмолвился ни едином словом о происшествии с зеркалом. Этот молодой человек болтлив сверх всякой меры и не стал бы что-то утаивать…
Я была полностью согласна с этими словами.
Теодоро Де Ла Серта, казалось, попросту не мог закрыть рот даже на пару минут. К тому же ему явно было присуще самолюбование, и звуками своего голоса младший сын посла наслаждался.
– Госпожа маркиза, вероятно, просветила сына, о чем следует помалкивать. А Мануэль и вовсе знает обо всем только со слов матери и брата… – задумчиво произнес отец.
Я кивнула, соглашаясь с подобным предположением. Теодоро… Он вовсе не производил человека, способного вести тонкую игру. Скорее уж он был просто придворным фатом.
Мануэль казался куда более серьезным… и глубоким. В нем я с первого взгляда почувствовала характер и волю.
– Значит, нам следует как можно больше внимания уделить не только сыну, но и матери… Жаль, допросить ее с пристрастием не получится… Этот дипломатический иммунитет подчас такая утомительная вещь.
Папа управлял тайной канцелярией его величества, и в силу своей должности привык действовать жестко, временами даже жестоко. Увы, подобное не было дозволено в отношении семейства иностранного дипломата. А сама мысль о том, чтобы расшаркиваться перед кем-то, приводила отца в уныние.
– Очаруй эту даму, Ева, – требовательно посмотрел мне в глаза отец. – Войди к ней в доверие. Стань наперсницей и советчицей… Словом, покажи, что ты истинная дочь своей матери. Я хочу, чтобы ты знала о Марисоль Де Ла Серта все, что только можно узнать.
Сложная задача… Очень сложная, учитывая, что речь идет об иностранке, чьи обыкновения и привычки разнятся с теми, что приняты у меня на родине. К тому же госпожа маркиза годится мне в матери, и это тоже изрядно сокращает количество точек соприкосновения…
– Быть может, лучше попросить о чем-то подобном матушку? – предложила я, сомневаясь в собственных силах. – Тем более, что они уже приятельствуют…
Папа мрачно нахмурился.
– Я не желаю так рисковать матерью. Не забывай, что они с Эммой самые беззащитные члены нашей семьи. Я и вы с Эдвардом наделены даром, владеем оружием… Мы способны дать отпор. Твоя мать и младшая сестра же могут лишь надеяться на чью-то помощь, если попадут в беду. Да и моя дорогая супруга… Словом, ты знаешь свою маму, за ней закрепилась репутация умной, в некотором смысле, даже слишком умной женщины.
Озвученные аргументы показались мне достаточно убедительными, чтобы согласиться.
Я, и правда, куда лучше могу позаботиться о собственной безопасности. Впрочем, все равно задача передо мною встала не из легких. Если я попытаюсь сойтись ближе с маркизой, то наверняка вновь пойдут слухи о том, что я мечтаю носить фамилию Де Ла Серта. И пусть даже слухи эти будут совершенно правдивы… все равно хотелось избежать их.
На следующий день я не нашла ничего лучшего, как сбежать от своих раздумий и переживаний в табор. Все можно было отложить. В том числе и мой визит к Марисоль Де Ла Серта.
Среди цыган я чувствовала успокоение, свободу, там сердце даже ныло на порядок меньше.
Тетя Шанта первым делом выспросила у меня, как все прошло. После того, как я закончила свою историю, моя воспитательница, кажется, осталась довольна тем, как справилась ее ученица. Однако ни советовать что-то, ни объяснять старая шувани не стала. А я в свою очередь не решилась расспрашивать.
