Текст книги "Леди Ева. Леди с разбитым сердцем (СИ)"
Автор книги: Карина Пьянкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
– Лошадь может легко растоптать кошку, Ева. Вряд ли тебе придется по вкусу получить удар копытом.
В ответ я фыркнула.
– Не боюсь. Я очень ловкая кошка.
Когда наше семейство вошло в гостиную дома иберийского посла, все собравшиеся обернулись.
Удивительный контраст: тонкая, почти прозрачная Эмма в розовом и рядом я, по-цыгански смуглая, в вишневом платье. Мы не могли не привлечь внимания.
Тут же к нам подошла господин маркиз с супругой, и я отметила, как же бледная и измучена женщина. Казалось, словно бы силы покинули ее за прошедшие дни. Так мучает тревога, неизбывный страх за дорогого человека. Уж не знаю, как подобное вышло, но она знала, что ее сын на самом деле умирает.
А он, несомненно, умирал. Одного взгляда, брошенного украдкой, оказалось достаточно, чтобы понять: Де Ла Серта живет последние дни на земле. Проклятие вошло в полную силу и сводило в могилу жертву колдовства. Я сама была в шаге от смерти, как мне казалось, от ужаса и обреченности.
Наверное, собственная гибель не может испугать так сильно, как гибель любимого человека.
– Первая, что тебя так сильно испугало? – еле слышно спросил меня брат, который стоял позади как верная тень.
Я зябко передернула плечами и произнесла:
– Время подходит. Сегодня мне придется делать множество глупостей, Второй. Помоги спасти его.
– Всегда рядом. Не бойся, Первая, ты победишь. Разве может быть иначе?
Не может быть. Осталось только себя убедить в том, что это истинная правда.
Никогда прежде не доводилось мне схватываться за чью-то жизнь.
Братья Де Ла Серта подошли к нам сразу после родителей и вели себя крайне любезно, разумеется, более всего внимания уделяли младшей. Мануэль казался куда больше прежнего рассеян, взгляд его то и дело устремлялся в пустоту. На вопросы молодой человек подчас отвечал невпопад, и осанка иберийца уже не была столь же горделива, как раньше.
К шее он прикасался еще чаще.
– Как вы себя чувствует, сэр? – посчитала возможным спросить у Мануэля я.
Тот, казалось, даже не сразу услышал мой вопрос.
– Не очень хорошо, леди Ева. Должно быть, климат вашей страны слишком суров для меня, – с чуть вымученной улыбкой ответил все же на мой вопрос Де Ла Серта.
Я серьезно и внимательно взглянула ему в глаза. Не очень хорошо. Очень уж мягкое выражение для того, что по капле теряет жизнь.
– Действительно? – спросила я, демонстрируя недоверие.
– Что, слишком легкомысленное заявление для человека, которому дважды напророчили смерть? – лукаво спросил Мануэль Де Ла Серта, сверкнув белозубой улыбкой.
Хорошая попытка убедить в собственном благополучии. Разве что кожа, казавшаяся сероватой и болезненной, не давала поверить молодому человеку.
– Или вы решили сговориться с моей матушкой и замучить меня с помощью всяческих лекарей и знахарей? – осведомился Мануэль, рассмеявшись.
Эмма, прислушивавшаяся к нашему разговору со всем возможным вниманием, тут же изумилась:
– Знахарей? Но с чего маркизе звать знахарей?
Мне тоже подобное поведение казалось странным… Эта женщина не казалась мне легкой добычей для всяческих шарлатанов. Столкнись я с нею на улице как Чергэн, не стала бы и подходить к такой, как она.
– Считает, будто бы я действительно умираю и нуждаюсь в помощи всяческих колдунов, – недовольно пробормотал молодой человек, на мгновение нахмурившись. – Из вас вышла бы недурная актриса. Выступили не хуже той цыганки. Даже меня пробрало. Разве что ручку не попросили позолотить.
Да, пожалуй, я и правда произвела на семейство Де Ла Серта сильное впечатление. Да, пожалуй, мне не стоило тогда говорить ничего. Следовало промолчать. Всем было бы проще.
На мою долю выпал недовольный взгляд. Проще всего обвинить других в своих бедах.
– Могу и попросить, – вскинула я бровь, глядя на иберийца так, словно желала заморозить его взглядом.
Но мой гнев пошел на убыль, едва только я увидела, как на мгновение молодой человек пошатнулся, словно бы его внезапно оставили все силы. Теодоро успел поддержать старшего брата. Но это мгновение слабости не укрылось ни от кого.
– Да все ли с вами в порядке? – ужаснулась наша матушка, покосившись на меня. – Сэр, вы выглядите чрезвычайно дурно. Вам не следовало остаться сегодня в постели, а не встречать гостей!
– Все это сущие пустяки, миледи, вам не стоит волноваться… – заверил мою матушку молодой человек. Впрочем, искренности в его голосе не хватило, чтобы леди Кэтрин поверила.
Стоило только Де Ла Серта отступить в сторону, чтобы выказать внимание другим своим гостям, как матушка прошептала мне.
– Ты расскажешь мне все, Ева. Даже если ваш отец опять решил скрыть от меня что-то, тебе придется поведать всю историю.
Мать говорил так вкрадчиво, что стало даже не по себе. В конце концов, не только в одном колдовстве скрывается сила.
– Я постараюсь, мама, – со вздохом отозвалась я, следуя за Эммой, которую как магнитом тянуло к иберийцам.
За мною же последовал Эдвард. Как и следовало. Он никогда не оставлял меня наедине с бедами.
– Ах, Ева… Мне так страшно! – тихо сказала меня младшая сестренка. – Ведь это все была не шутка тогда, про сон… Неужели сеньор Мануэль умрет?
Рыцаря своих грез она именовала исключительно на иберийский манер, перекатывая каждый звук на языке, будто смакуя.
– Никто не умрет, Эмма, не говори ерунды, – осадила я сестренку. Не хватало еще, чтобы она упала без чувств или сотворил нечто столь же глупое. – С чего бы ему умирать?
Младшая развернулась и уставилась на меня с возмущением.
– С того, что ты так сказала. А ты не ошибаешься. И я же вижу, что сеньору Мануэлю плохо, очень плохо сейчас. Он умирает! И сеньора Марисоль так считает, по глазам ее понятно!
Эмму тоже учили петь, как меня саму, и пусть больших успехов наша красавица не достигла, однако голос ей поставили. Ей не нужно было кричать, чтобы ее голос услышали все. Лишь немного повысить – и кажется, будто Эмма говорит слишком уж громко.
Поэтому оставалось только тихо надеяться на то, что не все разобрали, чем же так недовольна дочь лорда Дарроу.
– Младшая, ради Создателя, тише! – взмолилась я, пытаясь отвести в сторону сестру.
Но та упорствовала в своем желании быть рядом с Мануэлем Де Ла Серта. С одной стороны мне это было на руку, с другой же… Не хотелось бы мне, чтоб кто-то посторонний услышал о моих особых способностях. Это наверняка не пойдет на пользу родовой чести.
Одно дело слухи, которые всегда окружали нашу семью, и совсем иное – реальные доказательства.
– Ты же поможешь ему, Ева? – спросила меня еле слышно младшая сестра. – Помоги ему. Спаси сеньора Мануэля.
Я кивнула, не произнеся больше ни слова. В горле стоял ком. Кажется, наша глупышка действительно отдала свое сердце.
Тому же человеку, который был мне дороже всех.
В тот момент подумалось, что лучше бы обладать такой красотой, а не колдовской силой… Тогда бы я занимала то место в мыслях Мануэля Де Ла Серта, которое досталось моей сестре. Но я быстро спустилась с небес на грешную землю. Ведь именно доставшийся мне дар и позволит спасти иберийца. А Эмма может лишь лить слезы и просить меня о помощи.
– Успокойтесь, сестры, – решительно вмешался Эдвард, предупреждая дальнейшие споры, – пока кому-то не взбрело в голову подслушать, о чем же вы тут секретничаете. Собирались подобраться поближе к Де Ла Серта, так и делайте, как задумали. Но молча, умоляю.
Младшая тут же подчинилась, испуганно съежившись. Пусть она и любила Мануэля Де Ла Серта, но я была ее обожаемой сестрой, защитницей и советчицей с самого детства.
Когда Эмма прошла чуть вперед, брат раздосадовано прошептал мне на ухо:
– Мануэль, конечно, хороший малый, но, хоть убей, я не пойму, почему обе мои сестры подпали под его чары. Что в нем такого, Ева, если уж и тебе отказал разум?
Я лишь пожала плечами.
Что такого было в Мануэле Де Ла Серта? Ясная улыбка, от которой словно бы становилось светлей? Черные глаза, которые, казалось, заглядывают в самую душу? Голос, одновременно и глубокий, и звонкий?
Будто бы это заставило меня замереть при виде иберийца и понять, что это именно он.
– Любовь – это просто рок, Второй, – наставительно пояснила я, продолжая идти вслед за близнецом. – Для нее нет и не может быть причин. Она приходит и не спрашивает разрешения. Словом, когда твое сердце дрогнет при виде чьих-то дивных глаз, ты поймешь меня.
Сам Эдвард пусть и родился со мной в один день, не познал еще иной любви, кроме родственной. Среди дам он имел определенный успех, но сам неизменно оставался к ним холоден.
Матушка шутливо говорила, что в семье растет еще один настоящий лорд Дарроу, который будет беречь свое сердце от светских кокеток со всем возможным тщанием.
Батюшка даже в пору своего долгого вдовства, который был перед женитьбой на нашей матери, сторонился связей с женщинами. И не только из-за беспокойства о приличиях. Несмотря на то, что внешне отец очень похож на мать-цыганку, ни капли огня в кровь ему это не добавило. И Эдвард родился точно таким же.
Брат шутливо толкнул меня локтем.
– Сколько самодовольства оттого, что у тебя появилась причина рыдать по ночам.
Я возмущенно покосилась на него.
Еще чего не хватало! Лить слезы. Дарроу не плачут. Тем более из-за любви!
– Я не рыдаю по ночам.
Мое недовольство не произвело на брата совершенно никакого впечатления. Мой второй знал, как сильно я люблю его и не сомневался, что я спущу ему любую вольность, любую шутку.
– Ну, так начнешь. Несчастная любовь, как говорят, этому очень способствует, – улыбнулся Эдвард, беря меня под руку.
А потешаться над несчастьем сестры не стоило. Не стоило…
– Давай, скажи это еще громче. Ведь не все еще знают, что холодная как лед Ева Дарроу теперь горит жарче соломы.
До компании молодых людей, к которой присоединились сыновья посла, оставалась пара шагов, и, пользуясь секундами, которые мы провели в зыбком уединении, брат шепнул:
– Зато ты пришла в себя, цыганская ведьма. А то выглядела так, будто он уже умер.
Верно. Пришла в себя. Вновь почувствовала твердую почву под ногами.
Эдвард легко влился в беседу, с азартом обсуждая лошадей и собак. Я же предпочла помалкивать, лишь изредка роняя слова одобрения. В лошадях я разбиралась не хуже всех этих джентльменов, а то и лучше. Дядя Лойза учил меня всему. Цыган лошадь должен уметь и объездить, и вылечить… И, конечно, украсть.
Воровать я не пыталась, но подойти могла к самому злому коню.
Чернота, оплетавшая Мануэля Де Ла Серта, становилась все гуще, казалось, с каждою секундой. А сам молодой человек все больше бледнел, пусть и старался не подавать виду, как ему на самом деле плохо.
Гордец. Ничем не покажет слабости до самого конца. Пока поздно не станет.
Теодоро рассказал, с каким возмущением старший брат выставлял за порог приглашенных матерью докторов и различных знахарей.
– Я совершенно здоров. И хватит с меня уже предсказаний смерти! – не стал сдерживать возмущения проклятый, косясь на меня с подозрением. – Я не собираюсь платить мошенникам за то, что они предскажут мне гибель!
Теодоро громко рассмеялся.
– А той цыганке все-таки заплатил!
Заплатил… Я попросила, чтобы мне просверлили дырочку в той монете, что дал за предсказание цыганской колдунье иберийский джентльмен, и носила ее теперь на шее как медальон. Вряд ли когда-то еще я получу от этого человека хоть что-то.
Все заинтересованно начали перешептываться. Пусть цыгане и не были в диковинку в столице, бродячий народ ходил свободно, однако же мало кто из благовоспитанных леди и джентльменов ходил в табор. А кто и ходил, подчас не признавался в том жадном интересе, который пробуждали чужие песни, яркие наряды и… колдовство, которого чурались гаджо.
– Цыганке? – восторженно переспросила мисс Хантингтон, теребя в руках платочек.
Рыжие волосы, но счастливая, ни единой веснушки на белоснежной коже. Сколько сил она потратила на то, чтобы поцелуи солнца не проступали на лице… Красивая, пусть и не слишком умная. Но лишний ум – лишние несчастья.
Она в табор ходила. И даже не таила этого, считая, что такое увлечение придает ей определенного шарма. Ходила к цыганам со старшим братом, так что подобные приключения скорее добавляли девице флер эксцентричности, чем разрушали репутацию. Мисс Хантингтон была до крайности падкой на гадания, и ни тетка Шанта, ни я, когда оказывалась в таборе, ни отказывали ей в просьбе разложить карты.
– Ну да. Мне сказали, она… шу…
– Шувани? – произнесла диковинное для гаджо слово мисс Хантингтон с улыбкой.
Мануэль Де Ла Серта кивнул.
– Верно. Кажется, так она о себе сказала.
Девушка засмеялась высоким хрустальным смехом, который завораживал многих джентльменов лучше любого приворотного зелья.
– Молодая или старая, сэр? – уточнила девица, наверняка желая блеснуть своими познаниями в жизни этой части столицы.
– Молодая, лет восемнадцати-двадцати на вид, хотя по цыганам сложно понять.
Мисс Хантингтон охнула.
– Надо же! Чергэн! Она редко выходит. Вы удачливый. Но… вот ужас!.. Она ведь правда не ошибается! И если уж она нагадала смерть…
От опасности молодой человек отмахнулся, а вот личность гадалки его заинтересовала, сама не пойму, почему.
– Чергэн? Так вам и имя ее известно?
Разумеется, мисс Хантингтон не отказала себе и другим в удовольствии поведать все, что ей было только известно о цыганской ведьме.
– Конечно, известно. Всякая цыганка гадает, но не каждая зовется шувани. Она и вылечить может, и проклясть, и даже приворожить, как говорят… Только вот не привораживает. Ее сами цыгане уважают. И сколько она мне ни гадала – все сбывалось. До последней мелочи.
Мануэль задумался о чем-то.
– Возможно, тогда мне следует съездить именно к ней, раз уж моя матушка так желает, чтобы в моем благополучии удостоверился кто-то, мнящий себя колдуном или же ведьмой, пусть это хотя бы будет хорошенькая цыганка, которой так верят здешние молодые леди.
Брат едва удерживался от смеха.
Ну как же, Чергэн вдруг и сочли хорошенькой. Цыганку в ярких платьях предпочли благородной леди… Ирония.
– Если вам только удастся с нею встретиться, – вздохнула мисс Хантингтон. – Чергэн считается в таборе важной персоной. Она племянница самого барона. Выходит она нечасто и постоянно где-то пропадает. Чужака к ней могут попросту не подпустить.
Красивую легенду обо мне придумали в таборе. И никому в голову не могло прийти, что, когда Чергэн нет в таборе, она проводит время в какой-нибудь столичной гостиной.
– Ну, думаю, у цыган можно купить все, в том числе и сведения об их таинственной колдунье, – пожал плечами молодой человек. – Это будет неплохим приключением среди благопристойной скуки вашей благословенной страны.
Вот только Чергэн не желает быть для кого-то приключением. И найти ее можно только в том случае, если она того сама хочет.
Все рассмеялись над шуткой сына посла, но сам он не сумел насладиться ею в должно мере. Судя по всему, у него закружилась голова.
Должно быть, ему поистине мучительна эта слабость. Мануэль Де Ла Серта явно не привык к телесной немощи.
Как же помочь иберийцу так, чтоб никто ничего не заподозрил. И в первую очередь он сам… Задача будет явно непростой. Быть может, следует воспользоваться идеей самого Де Ла Серта? Если от проклятия молодого джентльмена избавит цыганская знахарка, то все встанет на свои места.
Решено.
Нужно прежде всего лишь попросить Эдварда уговорить Мануэля отправиться в цыганам уже завтра. А сама я этой ночью уйду в табор и стану дожидаться дорого гостя там.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – прошептал мне на ухо Второй. – По глазам твоим вижу, что да.
– Вам несомненно нужно увидеться с той колдуньей! – воскликнула Эмма, не скрывая волнения. – Если уж и ваша матушка на этом так настаивает!
Горячность младшей всех очаровала. Хорошеньким девушкам прощается многое.
А сам виновник переполоха глядел на мою младшую даже с какой-то нежностью. У меня не было никакого сомнения в том, что он будет просить руки Эммы. Или же его брат, который также оказался пленен северной красавицей.
Родители, разумеется, не дадут разрешения, пока младшая дочь так молода. Но Эмме не вечность будет шестнадцать лет. А действительно влюбленные мужчины могут ждать. Долго ждать.
Другое дело, влюблена ли по-настоящему сестренка в южного красавца. Обманулась же я, в конце концов, в ее годы в своих чувствах к Феликсу Грею. Приняла восторг и уважение за любовь.
– Не волнуйтесь так, несравненная леди Эмма, – мягко улыбнулся Мануэль, чуть наклоняясь в ее сторону, словно бы к девушке его притягивал огромный магнит. – Разумеется, я посещу эту вашу ворожею, если на то ваша воля. Я не имею сил ни в чем отказать вам.
На лице сестры расцвела робкая и смущенная улыбка, которая сделала ее еще красивей. Я понимала, почему братья Де Ла Серта так расположены к ней.
Сама сестра так наслаждалась этим легким флиртом, что даже позабыла о том, что над головой ее черноглазого рыцаря нависла смертельная опасность.
Дальнейшая беседа протекала ровно и беззаботно. Дамы говорили о нарядах и развлечениях, джентльмены сыпали комплиментами и пытались ухаживать за леди. Без кавалера осталась только лишь одна я, но и я не осталась без внимания. Эдвард не бросал свою Первую.
– Леди Ева, вы так молчаливы. Когда на вас смотришь, кажется, будто вы замерзаете, – не удержался от колкости Теодоро Де Ла Серта, хитро поглядывая на меня исподлобья. – Сложно представить кого-то менее похожего, чем вы и ваша младшая сестра.
Эмма звонко рассмеялась.
– Но мы действительно не похожи с дорогой Евой. Она пошла в нашу бабушку-иберийку. И лицом, и нравом, – выпалила сестра, не подумав. Или же напротив, подумав. Ведь Эмма прекрасно знала, кем на самом деле была наша бабушка со стороны отца.
Де Ла Серта оживились.
– Так у вас в роду были иберийцы?
Если можно считать за иберийцев цыган, которые кочевали, в том числе, под благословенным южным солнца.
– Были! – подтвердила младшая.
Хотя бы ей хватает ума придерживаться официальной версии, и не упоминать про цыган.
– И что же роднит вашу очаровательную сестру с иберийцами? – осведомился Мануэль, поглядывая на предмет своей страсти с явным недоверием.
Разумеется, невозможно поверить, будто меня что-то роднит с этим южным народом.
– Многое, – заявила Эмма с полной уверенностью. – Вы просто не знаете нашу Еву. Она такая смелая, решительная.
И матушка всегда говорила, что от моего дурного характера будут одни беды.
– Поверим вам на слово, несравненная, – не стал спорить с Эммой Мануэль.
Он уже составил обо мне свое мнение и не собирался от него так просто отказывалась. Меня, скорее всего, сочли холодной рыбой, не представляющей ни малейшего интереса. Но рыбой с хорошим приданым и очаровательно сестрой.
Эдвард же и вовсе нашел множество общих тем с южанами. Обычно так и возникает мужская дружба. Женщинам нужно делить тайны для крепкой дружбы, а мужчинам достаточно делить увлечения.
Госпожа маркиза упорно не отпускала от себя нашу матушку. Не то, чтобы маме это было не по нраву, но я видела по некоторым приметам, что нашей родительнице слегка не по себе. Кто в нашей семье и отличался истинной сдержанностью, так это мама. Прочитать леди Кэтрин не мог никто, кроме, пожалуй, меня, старшей дочери, и нашего отца. Но у папы было преимущество в прожитых годах.
Вероятно, Марисоль Де Ла Серта подталкивала мать к разговору о замужестве Эммы. Матушка же не собиралась поднимать эту тему ближайший год как минимум. Но и резко осадить новую знакомую было непозволительно, все же она супруга посла дружественного государства.
Да и молодые Де Ла Серта были, с какой стороны ни посмотри, удачной партией даже для дочери лорда.
Когда я решилась подойти к матушке, то услышала в первую очередь:
– Дорогая Марисоль, я бы ни на мгновение не задумалась, заведи вы этот разговор о Еве. Моей старшей дочери двадцать. Возраст, подходящий для того, чтобы выйти замуж и жить своим домом. Но Эмма избалованный ребенок, любимица всей семьи. Она может вообразить, что готова пойти к алтарю… Но это не значит ничего.
Дорогая? Неужели между моей неприступной матерью, истинной леди, и иностранкой так быстро и легко завязалась дружба? Или это просто отношения двух матерей, которые хотят устроить союз своих детей?
Я взглянула на маркизу. Та на мгновение поджала губы.
– Леди Ева милая девушка, несомненно. Думаю, она найдет подходящего супруга и будет счастлива в браке, но мои дорогие мальчики не нашли в ней того, чего желают увидеть в своих избранницах. Она… Словом, не стоит говорить о вашей старшей дочери.
Горькая пилюля. Но нужно проглотить ее и улыбаться дальше.
Стоило мне оказаться рядом с женщинами, как разговор тут же прекратился.
– Леди Ева, я еще не сказала, как хорошо вы сегодня выглядите, – достаточно сердечно улыбнулась мне хозяйка дома. – Это мое упущение.
Я позволила себе мягкую улыбку.
– Благодарю вас, госпожа маркиза, право, мой внешний вид не стоит таких комплиментов. Скажите, как здоровье вашего сына? Он держится так бодро… Но…
Марисоль Де Ла Серта мгновенно побледнела.
– Вы тоже заметили? Ах, но он так упрям, твердит, будто бы прекрасно себя чувствует и отказывается принимать докторов… Я так волнуюсь… Но мужчины Де Ла Серта все ужасно упрямы. Если уж что-то вбили себе в голову, то ничего не поделаешь… А тут еще эти дурные предзнаменования. Сны… И цыганка эта… Вы же наверняка слышали об этой колдунье, уж не помню, как ее зовут, но все отзываются о ней с каким-то странным благоговением. Меня так смущают эти ваши развлечения…
Маркиза решила не упоминать о том, что и сама колдунов пыталась привести к упрямцу-сыну. Двойная мораль, как она есть…
Я хотела что-то ответить… Но из того конца гостиной, где я некоторое время назад находилась, раздались крики.
«Вот оно!» – поняла я и с неприличной поспешностью бросилась назад.
Мануэль Де Ла Серта лежал на полу без чувств.
Эмма рыдала на плече у брата.
До всех иных мне дела не было…
Одного взгляда, брошенного на любимого, хватило, чтобы понять: сутки, не более того.
– Господи, что с ним! – ужаснулась госпожа маркиза на иберийском, и принялась раздавать распоряжения слугам, а после пришел черед для того, чтобы выпроводить и гостей.
Молодой человек так и не приходил в себя. Да и не смог бы… Тут уж и не поможешь ничем, я не сомневалась.
– Что будем делать? – тихо спросил Эдвард.
Размышляла я недолго. Все же заявить о своем даре чужим я не могла… Не имела права выдать себя.
– Чергэн к больному пустят, – тихо отозвалась я. – Маркиза уже и так пыталась привести к сыну колдунов. И о цыганской шувани она знает. Поспешим домой.
Время утекало как песок сквозь пальцы, нельзя было терять ни единой секунды. Поэтому я не стала ни объясняться с матерью, ни успокаивать рыдающую сестру. Следовало как можно скорее оказаться дома и снова принять облик цыганки.
– Я довезу тебя на лошади до дома Де Ла Серта. Мы успеем, не волнуйся, – заверил меня Эдвард.
Мы должны были успеть.
– Только бы тебе не попасться на глаза знакомым с цыганкой за спиной, – усмехнулась в ответ я.
Больше всего в тот момент я была благодарна матери. Она молчала.
Ближе к закату у ворот особняка иберийского посла появилась молодая шувани Чергэн в цветастых юбках, алой блузе и повязанном на голове платком. На шее переливалось золотое ожерелье, надетое по такому особому случаю.
Цыгане говорят «Бедный – считай, что вор», а воровкой я не была, и намеревалась показать это хозяевам дома. Меня ни купить, ни продать.
Вышедший лакей сперва растеряно разглядывал меня, словно не веря своим глазам.
Ну, нужно признать, что я была действительно колоритным персонажем.
– Чего тебе, девушка? – наконец, нашелся слуга.
Я высокомерно хмыкнула и сказала:
– Скажи хозяевам, что Чергэн пришла. Сами поймут зачем.
Ждать на крыльце пришлось еще полчаса. И за это время я извелась свыше всякой меры. Что они могут обсуждать так долго, когда сын умирает? Мануэлю не так долго осталось… А работа предстояла длинная.
А что если меня все-таки меня все-таки не пустят? Внутри все сжалось. Он же умрет тогда…
В тот момент я была готова молиться кому угодно, лишь бы меня пропустили внутрь, дали видеть Мануэля.
Когда ко мне вышла сама маркиза, я едва не выдохнула от облегчения. Выставлять бы меня отправили слугу, не хозяйку дома. Вероятно, отчаяние Де Ла Серта было столь велико, что победило и родовую спесь, и то боязливое презрение, которое обычно вызывали цыгане.
– Вы действительно Чергэн, девушка? – неуверенно спросила женщина.
Мне показалось, будто она постарела за прошедшие часы.
Взгляд у женщины был затравленный, словно у попавшей в капкан волчицы. Если б ей дали возможность, она бы отгрызла себе лапу, только бы весь творящийся вокруг нее кошмар прекратился.
– В таборе так кличут, – кивнула я, горделиво выпрямившись. Пусть смотрит и видит, к ней явилась не нищенка за подаянием. – К больному веди, хозяйка. Время-то на исходе.
В холле обнаружилось препятствие в виде господина маркиза. Тот был красным от гнева и явно не желал пускать неграмотную колдунью к наследнику.
– Ты ума лишилась, Марисоль! Это… существо… и пускать к нашему сыну! – заговорил он на иберийском.
Тут уж мое терпение кончилось, и я с возмущением напустилась на мужчину. На его родном языке.
– А у тебя что, сыновья лишние, что одного уморить не жалко?! Ничего не помогает, но и меня пускать не желаешь?! Прочь поди! А то сам рядом с ним в могилу ляжешь! Зачем пришла – все сделаю!
– Создатель милосердный… – донеслось сверху.
На шум вышел Теодоро Де Ла Серта, который глядел на меня как на сошедшую с небе Пресвятую деву.
Я гордо вскинула голову и, оттолкнув опешившего от подобной наглости маркиза, пошла вверх по лестнице. В этом доме я никогда прежде свободно не бродила и изучить расположение комнат не могла, но дорогу к Мануэлю нашла бы и с завязанными глазами. Я чувствовала его, как слепые чувствуют ласку солнечных лучей.
Позади раздались проклятия. Господин маркиз быстро опомнился.
Теодоро молча пошел рядом со мной, не указывая дороги, но и не мешая. Словно он выжидал чего-то. Чуда? Если так, будет ему чудо. Дверь в спальню старшего брата, правда, он открыл мне сам и даже галантно пропустил вперед.
Мануэль лежал на спине, прикрытый покрывалом, и выглядел так, словно бы уже умер. Дурное дело. И воздух в комнате был душным, застоялым, словно бы действительно покойник в доме…
Костлявая уже пришла. В изголовье сидела, приглядись – увидишь.
– Окна отвори, пустоголовый! – первым делом велела я. – Вели мне поставить жаровню, котелок с водой и глиняную чашу. И шевелись быстрей, если жизнь брата дорога.
Дивное дело, но благородный джентльмен споро принялся исполнять указания безродной цыганки. Когда он окна открывал, руки дрожали, как у старого пропойцы. Сердце кольнуло жалостью. У меня тоже были родные… И я не знала, как бы выдержала, случись с ними что.
– Пошевеливайся! – прикрикнула я, пытаясь скрыть за злостью отчаянный страх, и начала раскладывать травы.
– Меч у меня в руках и разрублю этот узел, – прошептала я.
Когда я заполучила все требуемое, в комнату сына пришла и сама маркиза. Гнать ее прочь я не стала, она мать, все равно в стороне не удержишь.
– Ты спасешь его, девушка? – тихо спросила она, глядя, как я развожу огонь.
Хотела бы я и сама знать. Все эти дни я твердила, что спасу, смогу… Но, глядя на Мануэля Де Ла Серта, я испытывала один только ужас. То, что забирало его, было сильным, могущественным.
– Молись, хозяйка, – бросила я, ставя котелок на огонь.
Марисоль Де Ла Серта не верила в мое искусство, но готова был вцепиться в любую соломинку, если это поможет вырваться из пучины отчаяния, куда она погружалась. Через некоторое время место рядом с матерью занял и Теодоро.
Мне присутствие посторонних не мешало. Цыган – это всегда в какой-то мере еще и актер. Публика никогда не может вывести нас из равновесия.
Пока вода закипала, я шептала над ней, прося всех духов, что покровительствуют мне, не оставить в тяжелый час и свою слугу, и того, кого любит она.
Когда я принялась бросать травы в котелок, Мануэль внезапно застонал, хотя до этого лежал как покойник в гробу.
Хороший знак. Колдовство начато.
Над отваром я уже принялась шептать наговоры от беды, от лихих людей, от чужого зла. Батюшка в такой ситуации не пользовался бы ничем, кроме собственных рук, он был достаточно силен и умел, чтоб напрямую управлять силами. Я же – нет. Впрочем, с проклятием такой силы отец бы и не стал связываться. Слишком сильное, слишком глубоко вросло. Да папа и с любым иным проклятием не захотел бы дела иметь. Даже собственное – и то снять не сумел когда-то…
Снять дурное колдовство – это вам не наложить, тут все куда сложней и тоньше.
Через час наговор лег на отвар, и я ясно увидела переплетения нитей силы в напитке.
– Сама выпей сперва! – внезапно подала голос маркиза.
В каждом слове сталь и угроза.
Я изумленно взглянула на нее.
– Вот только затем и пришла, чтоб и так уже мертвого травить, – бросила я презрительно и даже не подумала делать, как она велела. – Сиди тихо, гаджо, и не мешай!
Вдруг будто откуда-то изнутри вырвались странные, словно бы и не мои слова:
– Только дурак под руку лезет, когда за ним прибирают! А ведь за тобой прибирать приходится!
Марисоль Де Ла Серта медленно осела на пол. Нет, не чувств лишилась. Просто ноги подломились, поди. А я и сама не понимала, что же сказала ей и почему.
Я налила отвар в глиняную чашку и подсела к кровати больного.
Мануэль словно бы почувствовал что-то: открыл глаза и вновь тихо застонал.
– Чш… Чш, миро камло,[4]4
Мой любимый
[Закрыть] – принялась успокаивать его я, сама удивляясь, сколько ласки вдруг проступило в голосе. – Выпей и станет легче, не больно.
На какой-то момент мне показалось, будто он услышал, но нет. Также и пребывал в беспамятстве.
– Мне… Мне дай, я сама его напою! – внезапно взмолилась маркиза, и отказать матери я не смогла, вручила чашку.
В конце концов, я все сделала, сделала как нужно, разницы, кто именно напоит молодого человека, не было.
Оказалось, была.
Стоило только капле напитка коснуться губ Мануэля, как она захрипел.
– Ах ты, ведьма! – со страхом, яростью и отчаянием напустилась на меня женщина, но мне некогда была объясняться.
Быстро отняла чашку, пока она ничего не сотворила и оттолкнула хозяйку дома одним решительным движением.
Условие было сложным. Не только видеть проклятие могли не все. Не все могли и лечить. Из-за сочувствия матери Мануэля, я едва не погубила его самого… Никогда бы себе не простила этого.
Я быстро заняла место возле больного и принялась поить его сама. Боялась, что и сейчас ему станет дурно, но из моих рук больной принял все.
Облегченного вздоха удержать не удалось.
