Текст книги "Эгоист (СИ)"
Автор книги: Карина Рейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Была осень, и листья всех оттенков жёлтого, оранжевого и красного покрывали землю густым ковром, в который я так любила зарываться в детстве.
Но этот вечер не был волнительно-прекрасным; вместо обычного трепета и лёгкости я чувствовала какой-то первобытный безотчётный страх, который противной ледяной коркой расползался вдоль всего позвоночника. Причиной тому были трое явно нетрезвых парней, которые плелись вслед за мной уже минут десять. Я старательно делала вид, что ничего не замечаю, и пыталась подавить неприятные ощущения: может, парни просто идут в ту же сторону, а я тут паникую раньше времени.
О том, как сильно ошибалась, я поняла позже, свернув на покрытую брусчаткой дорожку, которая заканчивалась небольшим тупиком. Дойдя до самого конца, я развернулась в обратную сторону и от ужаса застыла на месте. Они стояли напротив, с противными пьяными улыбками на лицах, которые выражали необычайную степень удовольствия. Словно охотники, которые наконец-то загнали свою жертву в угол.
Я инстинктивно пятилась, пока не упёрлась спиной в кованую ограду под три метра высотой. Если бы я была спортивной девушкой, могла бы запросто перемахнуть на другую сторону и скрыться от этих похотливых глаз, которые не оставляли вариантов для догадки, чего именно они от меня хотят. Но я никогда не интересовалась спортом, даже банальной гимнастикой, так что о побеге через ограду можно было забыть. Продираться сквозь заросли можжевельника и дикой ежевики тоже было бесполезно, потому что это не даст ничего, кроме порванной одежды и израненной кожи. Поэтому я стояла на месте, не в силах даже закричать от ужаса.
Вскоре парням надоело играть в гляделки, и они неспешно двинулись в мою сторону, заставляя моё сердце буквально выпрыгивать из груди. Во рту пересохло так, что даже язык намертво прилип к нёбу, лишая возможности позвать на помощь.
Наверно, я до конца жизни буду помнить эти противные ощущения их рук на моём теле. Я билась и хрипела, безрезультатно пытаясь вернуть голос и позвать на помощь, пока они рвали на мне одежду и мерзко ржали, подзадоривая друг друга. Когда я почувствовала прикосновения к груди, которую скрывала от их взоров только неплотная ткать белья, внутри что-то щёлкнуло, голова прояснилась, и я наконец-то почувствовала свои голосовые связки.
Не знаю, что именно меня разбудило. Быть может, это был шелест одежды, который в тишине небольшой комнаты казался оглушительно громким, или ласковые руки, которые пытались вытащить сонную меня из воды.
А, может, мой собственный душераздирающий крик.
– Ксюша! – испуганно звал откуда-то до боли родной голос Кирилла.
Я распахнула глаза.
Надо мной, всё ещё мокнувшей в уже застывшей воде, нависал парень и с неподдельным страхом вглядывался в моё лицо. Ещё пару секунд он изучал меня, а потом подхватил на руки и посадил к себе на колени, наплевав на то, что его одежда тут же промокла до основания.
Поняв, что всё увиденное было всего лишь сном, я почувствовала облегчение и громко вздохнула, прижавшись к любимому. Прежде, когда я просыпалась, в очередной раз пережив своё несостоявшееся изнасилование, было много тяжелее. Наладить душевное равновесие не помогали ни таблетки, ни поддержка родителей, ни длительные посещения психиатра. Только сейчас, в надёжных руках Кирилла я чувствовала себя в безопасности.
– В чём дело? – спросил он, поднимая к себе моё лицо.
– Кошмар приснился, – прохрипела в ответ.
Парень завернул меня в полотенце и отнёс в комнату.
– Я чуть не поседел, когда услышал твой крик. – Я верила безоговорочно. Потому что рука, которой он взъерошивал сейчас волосы, тряслась крупной дрожью. Его взгляд был настолько пронзительным, словно проникал под кожу. – Что было в кошмаре? Никогда не видел тебя такой бледной.
Раньше, всякий раз, как мама задавала мне утром этот вопрос, я тут же начинала истерически рыдать; сейчас же у меня то ли закончились слёзы, то ли присутствие Кирилла было для меня лекарством. К тому же, он рассказал мне о том, через что пришлось пройти ему, его друзьям и родным, так почему бы мне не ответить на взаимность взаимностью?
– Три года назад, когда я ещё училась в одиннадцатом классе, меня вечером в парке чуть не изнасиловали трое пьяных парней, – тихо призналась я.
Меня трясло, потому что страх того, что Кирилл после таких новостей отвернётся от меня, был слишком велик. Его ладони, лежащие на покрывале, сжались в кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Я вся съёжилась, словно действительно верила, что он может поднять на меня руку, и непроизвольно отползла чуть дальше, не смея поднять на него глаза.
– Я четыре месяца просидела на успокоительных и практически ежедневно посещала психолога. Всё это, по идее, должно было помочь мне справиться с полученным стрессом, – продолжила, так и не дождавшись от него никакого комментария. – Но проблема в том, что мне было настолько противно, что не хотелось жить.
Его рваный вдох напугал меня, заставив вынырнуть из воспоминаний, о которых я всеми силами пыталась забыть. Я всё ещё живо помнила, как пыталась смыть с тела невидимые следы нежеланных прикосновений, с остервенением натирая кожу чуть ли не до крови.
Когда Кирилл дёрнулся в мою сторону, я испуганно отпрянула, не зная, что он собирается сделать.
– Ты не хочешь, что бы я к тебе прикасался? – нахмурился он.
На секунду мне показалось, что я задохнусь от облегчения. Я бросилась ему на шею, стиснув, что было сил, и всё-таки разревелась. Его ответные объятия были намного сильнее моих, и, хотя у меня практически трещали рёбра, я бы ни за что не попросила его ослабить хватку.
– Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это.
Так мы и просидели около получаса. Два человека, души которых были покрыты трещинами.
Я совершенно не заметила, как с меня сползло полотенце. Поняла это только тогда, когда почувствовала учащённое дыхание Кирилла и его руки, которые проворно шарили по всему телу. По идее, после такого кошмарного сна и неприятных воспоминаний я должна была ощущать отвращение, но только не с Кириллом. Он странным образом проник под кожу, стерев все негативные эмоции, которое я питала ко всем особям противоположного пола после того вечера, забрался в самое сердце и пустил там корни. И в данный момент я не чувствовала ничего, кроме желания стать с ним одним целым.
Издав тихий стон, я заползла к нему на колени и с жаром приникла к его губам, забирая его дыхание и отдавая собственное. Нетерпеливо содрала с него футболку, зашвырнув её подальше, и прижалась к горячей коже. Это было словно в первый раз: волнительное предвкушение, нетерпение и огненная страсть, которая никак не желала поутихнуть или хотя бы сбавить температуру. В этот раз я взяла инициативу в свои руки и повалила Кирилла на спину, легонько толкнув в плечи. Не спеша проложила дорожку из поцелуев от шеи до живота, как обычно делал он, и с удовольствием заметила мурашки на его коже. Было до смешного приятно осознавать, что именно я вызывала у него такие ощущения. Когда я добралась до пуговицы на его джинсах, с губ Кирилла сорвался судорожный вздох. И, видимо потеряв терпение, парень перекатил меня на спину, подмяв под себя, и принялся мстить, покрывая всё тело поцелуями, заставляя дрожать и изнывать от нетерпения. Правда, я была совсем не против такой мести.
Пока Кирилл избавлялся от одежды, мой затуманенный разум слегка прояснился, напоминая, что внизу куча друзей и наши родители, которые потихоньку становились общими…
С тихим стоном я попыталась оползти на другую половину кровати, – всё-таки некрасиво уходить, не попрощавшись со всеми. Только сбежать я не успела.
– Нет, малышка, – прохрипел Кирилл в моё ухо, опаляя своим дыханием. – Тебе не удастся сбежать от меня сегодня. И завтра. И во все последующие дни я тебе ни одного шанса не предоставлю.
Он пригвоздил меня к постели тяжестью своего тела, и моя решимость спуститься к родным с каждой секундой растворялась подобно дыму. С губ сорвался очередной стон, стоило мне только почувствовать степень возбуждения моего будущего мужа. Словно помня о моей исповеди, парень был осторожен, нежен и настолько нетороплив, что я буквально плавилась от желания.
Удовольствие яркой вспышкой рассыпалось перед глазами, вновь разбивая реальность на мелкие осколки. В голову самовольно закралась мысль: а смогла бы я подпустить Кирилла настолько близко и так беззаветно отдаваться любимому, если бы у тех отморозков получилось довести дело до конца?
– Я тебе правда не противна? – Слова сорвались раньше, чем я успела их обдумать.
Его удивлённый взгляд был бальзамом на мою израненную душу.
– С ума сошла?
– Давно уже, – с плохо скрываемой издёвкой ответила я. – С тех пор, как тебя встретила.
Парень мягко улыбнулся и закатил глаза.
– Должен заметить, что это взаимно. Но почему я должен чувствовать к тебе отвращение?
Я попыталась продумать этичный, цензурный и политкорректный ответ, но Кирилл решил не давать мне возможности открыть рот.
– Не хочу об этом думать, но… даже если бы эти подонки сделали то, что собирались, я не стал бы любить тебя меньше. В том, что случилось, нет твоей вины.
Я спряталась в его надёжных объятиях от всего мира и поблагодарила Бога за то, что Он за непонятно какие заслуги свёл меня с Кириллом, подарив абсолютно сумасшедшее счастье.
– Кстати, у тебя почти получилось, – произнесла тихо, с улыбкой.
Парень вновь навис надо мной и недоумённо нахмурился.
– Ты о чём?
– Ну, ты вроде собирался доказать, что любишь меня сильнее, чем я тебя…
Кирилл усмехнулся, и я только сейчас поймала себя на мысли, что в последнее время всё реже называю его Демоном. Должно быть, потому, что он внезапно стал моим Ангелом-хранителем.
– И почему же почти?
Я мягко обхватила его лицо ладонями и принялась покрывать его поцелуями.
– Потому что моя любовь не уступает твоей. – Ответ был тихим, словно шелест листьев. – Давай сойдёмся на том, что мы любим друг друга одинаково сильно?
Его глаза потемнели.
– И всё же я не оставлю попыток побороться за первенство.
Мои возражения он предотвратил собственническим поцелуем, который лишил меня желания вообще что-либо говорить.
14. Кирилл
Дурацкая идея с мальчишником всецело принадлежала Ксюше. Я сначала даже не поверил, когда услышал от неё о том, что мне надо «хорошенько повеселиться» перед началом семейной жизни. Это натолкнуло меня на подозрения, и я напрямую спросил, не собирается ли она запереть меня после свадьбы дома и заставить сутками напролёт исполнять супружеский долг. Девушка долго смеялась, правда, после заявила, что такая мысль ей очень даже нравится, но в итоге сказала, что таков обычай, и я не имею права его нарушать.
На мой резонный вопрос о её девичнике Ксюша отмахнулась, – мол, для девичника нужны подруги, которых у неё отродясь не было, – и она проведёт вечер за каким-нибудь сериалом. Я попытался было возмутиться – как так, ей можно сидеть дома, а мне нет? – но она заткнула меня словами о том, что мы с ней в разных условиях и с разными привычками. Короче, манипулятор она тот ещё, так что я просто согласился. Через пару часов я отчётливо понял, что мальчишник не помешает не только мне, но и моим парням, учитывая недавние события и то, что я бессовестно забил на наши совместные вылазки. Хоть так надо было компенсировать им своё постоянное отсутствие. К тому же, они ни за что не простят меня, если сие важное мероприятие не состоится. Но до него ещё надо было прожить два дня.
Поехать в среду с утра в универ у меня не вышло: у родителей в фирме назревали очередные проблемы с клиентом, – по крайней мере, так сказал по телефону отец, – но я не хотел отпускать Ксюшу совершенно одну, поэтому без зазрения совести попросил парней присмотреть за ней. В мой адрес тут же посыпался шквал недовольства по поводу моей гиперопеки, но я пропустил всё это мимо ушей.
Пока ехал в «Альфа-Консалтинг», мой телефон буквально начал разрываться сообщениями от Ксюши, которая кипела праведным гневом на меня за то, что приставил к ней «нянек». Мол, она уже давно не маленькая девочка, чтобы за ней таскались четверо надсмотрщиков. Я рассмеялся: надо будет взять на вооружение эту фразочку, чтобы побесить парней.
Подъезжая к нужному зданию, я сразу заметил у входа два тонированных чёрных внедорожника и нахмурился, предчувствуя недоброе: клиентами родителей были, конечно, не последние люди города и области, но это было как-то слишком круто. Да ещё напрягали четыре шкафа-охранника по тонне веса каждый, словно нереально дорогих тачек для солидности было мало.
В приёмной сидела молоденькая секретарша Полина, которая обычно провожала меня плотоядными глазами, однако сегодня лишь удостоила нервным взглядом. И что-то подсказывало мне, что вряд ли это связано с тем, что я женюсь; таких, как она, не останавливают преграды в виде жены и уж тем более невесты.
О том, насколько всё плохо, я начал догадываться, когда увидел выражение лиц трёх из четырёх присутствующих, потому что у охранника оно было непроницаемым, как и положено по долгу службы. Мать была белее мела, а отец плотно сжал губы, и я видел, как от напряжения ходили ходуном его скулы. Четвёртым человеком был, очевидно, один из клиентов компании, и от его мощной фигуры волнами исходили уверенность и властность. Он среагировал на моё появление, слегка повернув голову в мою сторону, давая мне тем самым возможность узнать его. Владимир Громов, или Гром, как его прозвали конкуренты за тяжёлый характер и разрушительную силу, с которой знакомились все, кто переходил ему дорогу. Не знаю, в чём именно помогал ему отец, но он ни за что бы не подставился, и дело тут не в том, что когда-то они учились вместе: только дурак рискнёт связываться с Громовым.
Громов окинул меня взглядом, словно спрашивая, какого хрена я здесь делаю. Его внушительный вид призван был нагонять на людей страх, но я таких за свою жизнь повидал немало, так что всего лишь вопросительно приподнял бровь. Что-то не нравится? Отлично. Где дверь – ты знаешь.
Понимающе хмыкнув, он повернулся обратно к родителям.
– А сын-то весь в отца, не так ли, Роман? – Отцовское прозвище явно резануло родителю слух – вон как поморщился. – Такой же высокомерный, каким был ты в его годы.
– Я бы предпочёл поговорить о цели твоего визита, Гром, – мрачно парировал отец. – Или ты о студенческих годах ностальгировать прикатил?
Громов прищурился.
– Ну что ж, о делах – так о делах. – Он сложил руки на коленях. – Хоть мы с тобой давно прекратили общение и расстались уж точно не по-дружески, я тебе не враг. Если бы хотел навредить – навредил бы. И хотя ты вполне обоснованно считаешь меня сукиным сыном, я вовсе не беспринципная мразь. Я вышибаю из конкурентов дух только за дело и никогда не наношу удар в спину, – предпочитаю видеть выражение ужаса на их лицах.
Отец мрачно хмыкнул.
– Не сомневаюсь. И если ты приехал не разборки устраивать, может, скажешь уже, чего хочешь?
– Я хочу помочь, – на полном серьёзе заявил Громов.
Недоумение на лице отца застыло каменной маской.
– Помочь? Как именно?
– Хочу предложить свои услуги там, где я действительно хорош – выбить дерьмо из твоих конкурентов.
Теперь я тоже мало что понимал. Конкуренты у нас, конечно, были, куда же без них, но никто не угрожал нам настолько, чтобы у родителей возникло желание «нанять киллера».
Родитель нахмурился и озвучил нашу с ним общую мысль:
– Обоснуй.
Громов поднялся и неторопливо направился к панорамному окну.
– Тебе что-нибудь говорит фамилия Черский? – спросил он наконец.
Черский, Черский… Фамилия казалась мне смутно знакомой, но воспоминания о человеке, которому она принадлежит, ускользали как вода сквозь пальцы. Подобно заевшей пластинке фамилия вертелась в мозгу, вызывая неприятное ощущение беспомощности и непонятной тревоги. Все те несколько минут, которые отец так же, как и я, пытался вспомнить, перед моими глазами начал вырисовываться какой-то призрачный фантом, то темнея, то бледнея, в зависимости от того, насколько близко я был к разгадке.
И всё же меня озарение накрыло первым; оно, словно прорванная плотина, сметало всё на своём пути, оставляя после себя только гнев, ненависть и целую тонну горечи и болезненных воспоминаний. Неудивительно, что я не сразу понял, о ком речь: память надёжно похоронила всё, что хоть каким-то боком было связано со старшим братом.
Черский Артём Леонидович. Владелец консалтинговой компании «Мегаполис» – второй по размеру после нашей. Конкурент номер один.
Человек, которому четыре года назад Никита продал свою часть акций компании родителей.
Акций, которые мы так и не смогли вернуть.
Я всё ещё отчётливо помнил те два адски жарких месяца, которые мы с отцом потратили на то, чтобы вернуть их. Но Черский словно коршун вцепился в наши активы и не соглашался их вернуть ни за тройную цену, ни за уверения в том, что Никита вообще не имел права их продавать, потому что отец и мать всё ещё руководят компанией. По указу отца распоряжаться своими долями компании мы с братом могли только после их с матерью официального ухода «на покой». А это значит, к Черскому акции попали незаконно.
Единственное, чего мы смогли добиться – негласного договора о том, что акции будут лежать в банковской ячейке Черского, который будет считаться нашим неофициальным партнёром и не притронется к ним и пальцем.
Но если на нашем пороге объявился Громов, да ещё с такими угрозами в адрес Черского, значит, последний своё обещание не сдержал.
– О, судя по всему, до твоего отпрыска дошло, о ком идёт речь, – мрачно хмыкнул Громов.
Я напомнил отцу период времени, о котором наша семья старательно пыталась не вспоминать последние четыре года, и родитель ожидаемо побагровел от гнева.
– Что именно ты знаешь?
Громов наконец отлепился от окна и развернулся в нашу сторону.
– Пару дней назад я прижал за яйца одного из его деловых партнёров; так, мелкая сошка, задолжал мне пару миллионов – не рублей, естественно – и он в качестве процентов за долг поделился со мной информацией о том, что Черский ищет лазейки и пытается подгрести ваши акции под себя.
От гнева перед моим взором повисла кровавая пелена.
– И ты, блять, после этого заявляешь, что сердце матери болит за нас обоих?! – вспылил я, обращаясь к родителям. – А ты! Тоже хороша! Вздумала жалеть эту мразь! Ему вот похер сейчас абсолютно, что здесь происходит, хоть рухни это здание к чертям! Прощение он просить припёрся… Толку от его извинений теперь?! Наворотил дел – до конца жизни за ним теперь дерьмо разгребать…
Лицо отца застыло с непроницаемой маской, а мать беззвучно заплакала. Понимаю, что, скорее всего, веду себя как законченный мудак, но совершенно не чувствую себя виноватым за эти слова, вот ни капли!
Пару секунд стояла тишина, а после по офису пронёсся раскатистый хохот Громова.
– Даже ДНК-тест не нужен, чтобы понять чей ты сын! – усмехнулся он, открыто глядя мне в глаза. – Точь-в-точь Роман на пятом курсе института! – Через пару секунд веселье оставило его, и он посмотрел на отца. – Но вот доля правды в его словах есть – дерьма вам хватит с лихвой. Я так понял, твой старший сын продал свою часть Черскому добровольно?
Родитель вместо ответа махнул рукой, чем вызвал у меня новый приступ раздражения.
– Подробности передачи акций нам не известны, – буркнул в ответ вместо отца. – Мы и узнали-то об этом случайно, когда Черский по дурости похвастался. Всегда знал, что его болтливый язык подведёт его под монастырь, но для нас это к лучшему.
– Если он действительно купил эти акции, да ещё с распиской от Никиты, боюсь, у вас будет мало шансов на их возвращение. Вы пробовали поговорить с Никитой? Выяснить подробности?
Я презрительно хмыкнул.
– До или после того, как он попытался меня подставить? – Слова лились из меня непрекращающимся потоком желчи, которая копилась целых четыре года и наконец прорвала кордоны. – Дай-ка подумать… Не-а! Как-то не возникало желания видеть рожу человека, предавшего тебя, которого ты всё это время считал своей семьёй!
Громов подошёл ко мне вплотную и просканировал с головы до пят. Испуга я не испытывал, но чувствовал себя словно на приёме у врача, а точнее, тот самый момент при осмотре, когда тебя просят раздеться…
– А ты мне нравишься, парень, – с одобрительной улыбкой хмыкнул он.
– Вообще-то, я уже занят, – хмыкнул так же в ответ. – У меня свадьба через пару дней.
Добродушный смех Громова на секунду разрядил обстановку.
– Поздравляю, коли так! Твой отец любовь всей своей жизни тоже рано встретил… – При этом лицо у Громова на мгновение приобрело болезненный вид, но этого хватило, чтобы я понял, что это именно та тема, из-за которой они с отцом оборвали связи. – Ну да ладно, посмеялись и хватит. А теперь серьёзно: в первую очередь вам необходимо выяснить все обстоятельства, при которых состоялась эта «продажа» акций Черскому и в какую именно «цену» она обошлась твоему старшему брату.
Я уже собирался было возразить, что не стану даже смотреть в сторону этого сукиного сына – не в обиду матери было сказано – но Громов меня перебил.
– Делать это надо не через Никиту. Да и не через Черского тоже, тот вам точно ничего не скажет, потому что это не в его интересах. Нужно найти «третье лицо».
– Какое ещё «третье лицо»? – не понял я.
Кажется, теперь весь разговор Громов решил вести со мной, раз уж отец отказывался идти на контакт…
– При подобного рода продажах/передачах/обменах всегда присутствует кто-то третий; тот, кто в случае надобности сможет стать свидетелем заключения сделки. Черский ведь не дурак, должен был подстраховаться на случай, если Никита решит пойти на попятную.
В его словах был смысл. Но каким образом искать этого свидетеля?
– Да это всё равно что найти иголку в стоге сена! – не согласился я. – Черский мог выбрать в качестве подстраховки кого угодно.
– А вот тут ты ошибаешься. Любого «левого» человека можно подкупить, а значит, и информацию он может предоставить тому, кто больше заплатит. Выходит, этим третьим должен быть тот, кто верен исключительно Черскому, и ни за какие бабки не согласится его сдать. Но при этом такой человек должен быть незаметным, чтобы попасть под подозрение в последнюю очередь.
Я мог лишь нахмуриться, потому что в отличие от экономики и даже психологии сыскное дело – это явно не моя сфера деятельности. Да и отцу далеко до следователя или хотя бы детектива. И это наталкивало на мысль о том, что Громов ехал сюда, будучи стопроцентно уверенным в том, что нам будет нужна его помощь.
– Какой вам резон во всём этом? – подозрительно прищурившись, спросил я. – Мы, конечно, благодарны за наводку, но что это значит лично для вас?
Громов уставился в пол.
– У меня есть две причины. Во-первых, не люблю, когда хороших людей пытаются смешать с дерьмом, – выплюнул он и вновь посмотрел на отца. – Это кажется притянутым за уши, но я наслышан о твоей честности и безупречной репутации, Роман, и, хоть ты и не просил, не могу позволить всё испортить этому мудозвону. Во-вторых, я помню, с чего именно начался наш с тобой конфликт, но это не меняет моего отношения к тебе. Потому что я перестал быть твоим другом, но ты моим – нет.
Я нехотя проникся к нему уважением и невольно представил на его месте любого из моих парней, которые – в этом я был уверен – повели бы себя так же, случись подобное со мной.
Отец буравил бывшего друга недовольным и недоверчивым взглядом, но я мог объективно оценивать ситуацию. Как Гром и сказал, если бы он хотел нас уничтожить, то уже сделал бы это. К тому же, если это подстава, то какая-то слишком уж хитровыебанная и совершенно абсурдная, так что я не видел причин не доверять ему и взял всю ответственность на себя.
– И как вы собираетесь помогать нам, если мы согласимся? – спросил напрямую.
– Кирилл… – начал было отец, но я остановил его взмахом руки.
– Я мог бы задействовать свои силы и связи, чтобы найти «третье лицо» и узнать, как всё было на самом деле – исключительно по старой дружбе. Ну и, может хоть таким способом усмирю своих внутренних демонов.
Я прожёг взглядом отца, пообещав себе, что вечером обязательно устрою ему допрос на тему того, почему они с Громом прекратили общение.
На инстинктах я протянул ему руку, интуитивно чувствуя, что этому человеку можно доверять, и Громов тут же за неё ухватился, кивком подтвердив, что берётся за «дело». Кинув прощальный взгляд на родителей, он и его амбал покинули офис, а за ним и компанию.
– Какого чёрта ты решил, что можешь принимать такие серьёзные решения?! – взвился отец.
Я хмыкнул.
– Ну не знаю… Может потому, что ты и двух слов связать не мог с тех пор, как Громов переступил порог твоего кабинета?
Родитель отвернулся.
– Ты ничего не знаешь… – мрачно протянул он.
– Да! Я нихера не знаю, потому что ты молчишь как чёртов партизан на допросе! Удивляюсь, что ты сегодня позволил мне присутствовать здесь! Какого хрена?! Ты вообще в курсе, что я имею отношение не только к твоей семье, но и к компании тоже?!
Отец устало провёл ладонью по лицу.
– Ты несправедлив, сын.
– Разве? Единственное, что я знаю, это то, что когда в твоей компании происходит очередной пиздец, ты тут же просишь меня о помощи, но при этом забываешь рассказать предысторию, поделиться деталями и спрогнозировать последствия! – Я стиснул пальцами переносицу, потому что череп начал раскалываться. – В общем, я не собираюсь сейчас выяснять с тобой отношения, но вечером у нас состоится серьёзный разговор, и я советую тебе не юлить в этот раз и припомнить всё, что ты «забыл» рассказать.
Развернувшись, я вышел в коридор, хлопнув напоследок дверью, и направился на выход, не видя перед собой ничего из-за головной боли и гнева. Единственное, о чём я сейчас жалел – что я не единственный ребёнок в семье.
За собственными мыслями я совершенно не заметил, что возле моей машины меня поджидают. Только когда опущенный взгляд наткнулся на пару начищенных до блеска чёрных ботинок, я поднял глаза и столкнулся с изучающим взором Громова.
– Спешишь, сынок, или сможешь уделить мне немного времени? – спрашивает меня.
Вопрос был задан серьёзным тоном, но на слове «сынок» он как будто бы запнулся от мягкости.
Кинув автоматический взгляд на часы, я понял, что на последнюю пару тащиться смысла уже не было. Просто написал парням в общем чате сообщение с просьбой отконвоировать Ксюху домой и отключил к чертям телефон. Если разговор действительно будет серьёзным, не хочу, чтобы кто-то мешал.
Без лишних вопросов сел в машину Громова и приготовился слушать.
– Прокати-ка нас немного, Вадим, – вежливо попросил он водителя.
Я открыто уставился на него.
– Так о чём вы хотели поговорить?
Несмотря на мой вопрос молчал Громов довольно долго, не то собираясь с мыслями, не то не зная, с чего начать.
– Как я понял, тебе не известна причина нашей с твоим отцом размолвки, – начал он. – Но, даже если ты спросишь его об этом, я не уверен, что он сможет рассказать тебе правду.
– Он не лжец и никогда им не был! – процедил я сквозь зубы.
Я мог быть какого угодно мнения о своих родителях, но другим людям говорить о них подобную херню не позволю.
– Не переживай, я вовсе не это имел в виду, – усмехнулся Гром. – Просто некоторым людям свойственно… слегка приукрашивать или искажать детали. В любом случае, ты всегда сможешь узнать его версию произошедшего и сделать свой вывод на основе наших с ним ответов.
В принципе, так я и собирался сделать. Я кивнул, разрешая ему начать свою исповедь.
– Как ты уже знаешь, мы с твоим отцом были не разлей вода, когда учились в институте. О блате и привилегиях тогда речи не шло, мы всего добивались своими силами, и представительницы прекрасного пола вешались на нас отнюдь не за деньги или дорогие побрякушки. Увлечения у нас были общими, а вот девчонок мы чётко делили, установив твёрдое правило: на девушку друга не заглядываться. Четыре года подряд всё шло превосходно, а на пятом курсе наша идеальная система отношений дала сбой. И всё из-за твоей матери.
От услышанного у меня отвалилась челюсть. Она-то здесь при чём?
– Кира перевелась в нашу группу в первом семестре последнего года обучения. Не знаю, что у неё случилось на прежнем месте учёбы, мы никогда не спрашивали об этом, но я влюбился сразу, едва её увидел. Твой отец тогда проходил практику в какой-то престижной фирме, объявился через полтора месяца после перевода Киры. Наши с ней отношения на тот момент были достаточно серьёзными, так как и чувства оказались взаимными, но твоего отца это не остановило. Про правило о девчонках он благополучно «забыл», между нами начали разгораться ссоры, которые с каждым днём становились всё более масштабными, пока однажды мы не подрались и не разругались в хлам. Я постоянно ходил мрачный и злой, на Киру начал незаслуженно рявкать, и уже после я понял, что сам непроизвольно толкал её своим неадекватным поведением в объятия лучшего друга. Она, конечно, тоже хороша: клялась в вечной любви, а сама променяла меня на Романа. Через пару месяцев они поженились, а ещё через пять у них появился ребёнок. Вот только по срокам ничего не сходилось, потому что он, как и положено, родился девятимесячным. Я сложил два и два и заявился к ним домой за ответами. Повздорили мы тогда знатно, но отпираться они не стали. В общем, как я и предполагал, Никита оказался моим сыном.
После этих слов я понял, что это и есть та истинная причина, по которой Громов предложил отцу свою помощь… Нить разговора я потерял ещё после слов о нестыковках в беременности; уже тогда мой мозг начал посылать тревожные сигналы о том, что скоро запахнет жареным. В общем и целом, так оно и вышло. Но мне было до смешного приятно осознавать, что у нас с Никитой хоть и был общий родитель, он стал от меня чуточку дальше, и это было охренеть как здорово.
– Отрадно знать, что мы с ним имеем хоть какие-то различия, – хмыкнул я. – Вот если б ещё и мать призналась, что на самом деле усыновила его, было бы вообще охренительно. Без обид, но Никита – та ещё мразь.
Громов усмехнулся.
– Это я уже понял. И я вовсе не ослеплён своей любовью к сыну, поэтому вижу, что он за человек и без твоих комментариев.
– Почему вы простили отца?
Он на пару минут задумался.
– А что изменил бы мой гнев или ненависть? Кира вряд ли бы вернулась ко мне, да и Никиту мне навещать не запрещали. Правда, и ему не сказали о том, что я его отец…
– То есть, он не в курсе? – Мои брови поползли вверх.
Я припомнил, что Громов и правда иногда появлялся в нашем доме «обсудить дела» с отцом, но тогда даже представить не мог настоящую причину его визитов.
