Текст книги "Соглашение (ЛП)"

Автор книги: Карина Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Моё сердце сжимается. Я знаю, Линдену было непросто расти в такой семье, но родителей не выбирают. Я также знаю, что дела в семье Джеймса обстояли намного хуже. Я до сих пор не в курсе всех подробностей, но я знаю, что они жили в бедности, у Джеймса было тяжелое детство в Окленде с бездельником папашей, который пил, и мамой, державшей на своих плечах всю семью. И не раз слышала, как Джеймс говорит, что Линден родился с серебряной ложкой во рту.

– Что ж, тогда он, скорее всего, просто завидует тебе,– говорю я.

– Да, вероятно он считает, что именно так я и думаю,– говорит он. – Знаешь... Джеймс и я, мы никогда не говорили об этом. Мы никогда не разговаривали вот так, как мы с тобой сейчас. Ты знаешь меня намного лучше, чем он, Мальвинка.

– И я знаю, что тебе не все просто даётся.

– Но пока дела у Джеймса хуже, чем у меня, и между нами вражда, я всегда буду прожигателем жизни в его глазах. Думаю, Джеймс до сих пор злится из-за этого. И именно поэтому я так долго держался от тебя подальше.

Мой живот скручивает при одном упоминание о его чувствах. Я хочу, чтобы он больше рассказал мне об этом, но я не стану давить. Я не хочу быть назойливой и надоедливой девушкой, когда я даже не являюсь его девушкой.

Линден смотрит на меня:

– Я не хочу, чтобы он думал, что я забрал тебя у него. Просто было время, когда...

– Что?

Он качает головой.

– Ничего. Я просто думал, что если начну добиваться тебя, то буду слишком часто наступать ему на пятки, и тогда ссоры уже не избежать. И к тому же я не знал, что ты чувствуешь. Я думал, что я для тебя лишь друг и ничего больше, – он замолкает на секунду, добавив, – по большей части.

– По большей части?

Он усмехается.

– Да, я часто замечал, как ты смотришь на меня.

– О нет, не было такого!

Мое лицо краснеет.

– Уверен, что было. Но и ты часто ловила на себе мой взгляд, и бьюсь об заклад, тебе это нравилось. Очень.

– Неважно.

– Ты знаешь, что это правда. Но даже тогда я не стал бы рисковать нашей дружбой.

– Тогда что изменилось сейчас?

Он молча кусает губы.

– Думаю, я отрастил пару яиц.

– Рада за тебя, – говорю я, потянувшись к его ширинке, – Ты знаешь, как я люблю твои яйца.

Час спустя мы останавливаемся на подъездной дорожке у дома моих родителей. Я замираю, крепче вцепившись в руль.

– Ты... нервничаешь? – в шоке спрашивает Линден.

Я поворачиваюсь к нему.

– Я не видела своего отца с тех пор, как он ушёл от нас.

– Но он всё ещё твой отец.

– Ты тоже нервничаешь в присутствии своих родителей.

– На это есть причины.

– Ох, ладно, значит, у меня тоже есть свои причины.

Я делаю глубокий вдох и выхожу из машины. Линден делает то же самое. Он обходит машину и сжимает меня в своих крепких объятиях.

– Не волнуйся, – говорит он, прижимаясь щекой к моей макушке, а затем целует меня, – Я с тобой.

И часть моих сомнений разом уходит, словно дождь в землю. Я закрываю глаза и позволяю себе ещё немного понежиться в его объятиях. Он здесь, со мной. Моя скала.

Отпускаю его, и мы идём к двери. Обычно я не стучусь, но сейчас, думаю, это стоит сделать.

Дверь открывается, и на пороге стоит мой отец. И вдруг я забываю, что мне тридцать, мне кажется, что я тринадцатилетний подросток. Он выглядит также, высокий, загорелый, тёмно-карие глаза и властные манеры.

Но когда он видит меня, то улыбается и превращается из пугающего подозрительного отца в кого-то, кто действительно рад меня видеть.

– Моя маленькая девочка, – говорит он и выходит на крыльцо, чтобы обнять меня. Он держит меня в своих объятиях, кажется, целую вечность, и, думаю, Линдену становится немного неловко.

Наконец, он отстраняется и смотрит на меня сверху вниз.

– Ты прекрасно выглядишь.

Он поворачивается к Линдену и протягивает ему свою руку.

– Вы, должно быть, Линден. Я много слышал о вас.

– Надеюсь, только хорошее, – говорит Линден. Классический ответ.

– Она говорила, что вы пилот, – отвечает папа, и его глаза на мгновение загораются огнем, затем он опускает голову и смотрит вниз. – Ладно, проходите уже, а то мы все тут замерзнем.

Как только мой папа поворачивается и заходит внутрь, Линден награждает меня пытливым взглядом. Я знаю, ему интересно, и чувствую себя полной идиоткой, потому что просто забыла. Да, я забыла, что самолеты одно из увлечений моего отца и Нейта. Когда Нейт был ещё совсем маленький, папа брал его в аэропорт, смотреть, как взлетают самолёты. Позже у Нейта появился дистанционный вертолёт, и действительно было здорово управлял им.

Но потом его болезнь перешла в наступление, и мы всё реже стали доставать вертолёт, а в аэропорты он и вовсе почти перестал ездить. Нет, мой отец не хотел, чтобы Нейт стал пилотом, да и Нейт долго не мог определиться с выбором, ему много чего нравилось.

Думаю, именно это его огорчало больше всего. Нейт никогда не думал о себе, как о больном, даже когда ему стало совсем плохо. Он обладал поразительным оптимизмом и верил, что всё наладится. Он действительно думал, что будет жить вечно.

– Стефани, – мягко говорит Линден, беря меня за руку, – с тобой всё в порядке?

Я киваю и проглатываю комок в горле.

– Да. Просто кое-что вспомнила.

– Своего брата?

Я снова киваю. Я никогда и ни с кем не говорила об этом, и с Линденом в том числе. Я сама редко думаю о нём. Просто так легче. Когда я вспоминаю Нейта и думаю, каким бы он был сейчас и какой бы была наша жизнь, я впадаю в своеобразный ступор.

Как бы сильно ты не отталкивал и игнорировал её, боль утраты никогда не уйдёт.

Мы заходим в дом, и я сразу чувствую знакомый запах... запах дома. Куда бы ни закинула нас жизнь, место, где мы родились и выросли, всегда будет больше, чем просто крыша над головой.

Мы разуваемся, я беру Линдена за руку и веду в сторону кухни. Там мы находим маму, которая выглядит как всегда потрясающе. Её волосы убраны наверх, поверх платья надет белый фартук, а на ногах лаковые лодочки.

Я говорила, что именно мама привила мне любовь к моде? Чтобы она ни делала – ухаживала за Нейтом или играла со мной в игрушечных лошадок – она всегда была собранной и выглядела потрясающе. Даже сейчас, когда мои родители уже далеко не так молоды (маме скоро стукнет шестьдесят) она выглядит так, словно сошла со страниц Отчаянных Домохозяек.

– Привет, дорогая, – говорит она, затем видит Линдена и широко улыбается, демонстрируя белоснежные зубы. – Привет, Линден. Как добрались? Надеюсь, вы не попали в пробку.

– Отлично, – говорю я, она подходит к нам и вытаскивает стулья.

– Присаживайтесь, – отвечает она, а когда мы не двигаемся с места, добавляет, – Можете пройти в гостиную к отцу. Он только что открыл бутылку виски. Линден, ты шотландец и должно быть ты любишь виски.

– Люблю, – говорит Линден с ещё большим акцентом. За время нашего общения его акцент возымел эффект и на меня.

Моя мама ведёт нас через столовую в гостиную, где отец действительно сидит в своём кожаном кресле, потягивая тёмный напиток из хайболла (прим. хайболл – специальный стакан для виски). Он кивает в сторону дивана, и мы садимся.

Это немного странно, быть с Линденом на людях. По нашему, ну... соглашению, мы должны держать все в секрете. И теперь, когда мы вместе сидим на диване, я не знаю, что мне делать со своими руками. Мне нужен был Линден ради опоры, и я хочу, чтобы родители одобрили его, но я не знаю, как мы должны вести себя друг с другом. Мы никогда не говорили об этом.

Но Линден сразу же обнимает меня и прижимает ближе к себе. Он всё берёт в свои руки. И у меня нет никаких возражений.

Мой отец удивленно приподнимает одну бровь и смотрит на нас.

– Я что-то пропустил? – спрашивает он.

Да, наверное, это потому, что тебя не было рядом несколько лет, хочу сказать я. Но не говорю. Я здесь не ради этого.

Я чувствую на себе взгляд Линдена. Когда я ничего не говорю, он поворачивается к моему отцу и говорит, – Да. Однажды утром я проснулся и понял, что жизнь слишком коротка, чтобы быть просто друзьями с такой девушкой, как ваша дочь.

Мой отец не выглядит особо впечатленным, он поворачивает голову и кричит в сторону кухни, – Дорогая, ты никогда не говорила мне, что у Стефани и шотландца роман.

– У них нет романа, они просто друзья, – кричит моя мама в ответ.

– Нет. Они определённо не просто друзья.

И как бы в подтверждение Линден кладёт руку мне на колено и крепко сжимает.

Раздается стук каблуков моей мамы, и через несколько секунд она появляется в дверях, уставившись на нас со смесью шока и удивления.

– Хорошо, – говорит она, – Стефани, думаю, нас следовало бы предупредить.

– Зачем? – спрашиваю я, ненавидя то, как люди реагируют на нас.

Она кладет руку на талию.

– Одно дело приготовить ужин для тебя и твоего друга, и другое – для тебя и твоего парня.

– Он не…– говорю я, а затем останавливаюсь. Линден смотрит на меня в ожидании, но я молчу. Я знаю, он не мой парень, но в некотором смысле для меня он намного больше, чем этот жалкий термин. Я облизываю губы и поворачиваюсь к маме, – Мне действительно жаль, что я не предупредила. Но Линден будет счастлив поужинать с нами, что бы ты ни приготовила.

Я слышу его хихиканье и аккуратно толкаю его локтём в живот.

Остальная часть вечера проходит довольно гладко. Мы сидим с отцом и обсуждаем последние новости, а когда разговор заходит о родителях Линдена, начинается большая дискуссия о политике Великобритании и прочем дерьме. Я знаю, Линден ненавидит это. Когда люди узнают, что его отец был послом, они начинают относиться к нему по-другому. Это глупо, потому что я уважаю Линдена за то, что он делает, а не за то, кем являются его родители. Я уважаю его за то, что он старается добиться всего сам, без чьей-либо помощи.

Между тем во время ужина я безуспешно стараюсь понять, что же, чёрт возьми, происходит между моими родителями. Они стараются вести себя как счастливая семья, тогда как на самом деле выглядят как двое несчастных подростков, обращаясь друг к другу с приторной вежливостью. Должно быть это действительно мило, но часть меня не верит в этот спектакль.

Когда после ужина отец приглашает Линдена выйти на веранду покурить, я благодарна ему за шанс побыть наедине с мамой.

Но прежде чем поговорить с ней, мне приходится пережить допрос с пристрастием.

– И когда же судьба свела вас вместе? – спрашивает она, убирая последнюю тарелку со стола. Моя мама всегда сама убирала и мыла посуду, так что было бесполезно предлагать ей помощь.

– Несколько недель назад, – отвечаю я на её попытку закинуть удочку.

Она складывает руки на груди и прислоняется спиной к барной стойке.

– У тебя с ним всё серьёзно?

Я закатываю глаза.

– Мам, я не знаю.

Она несколько секунд изучает моё лицо.

– Да, ты действительно не знаешь. Почему ты скрывала это от меня?

Я улыбаюсь.

– Я ничего не скрывала от тебя, мама. Это что-то новое. Всё так сложно. Я действительно не знаю, кто мы друг другу на самом деле.

– Вы спите вместе.

– Мама, – предупреждаю я.

– Надеюсь, вы предохраняетесь.

– Мама, – повторяю я, – Пожалуйста. Мне тридцать. Я знаю о таких вещах. Сейчас ты начнёшь говорить мне, что я должна быть осторожна, потому что мальчики думают только об одном.

– Нет, я не хотела говорить тебе этого, – отвечает она, складывая в ящик кухонные полотенца, – потому что я вижу, что для вас это значит намного больше.

Я ничего не говорю, но часть меня радуется, что она заметила это.

– Но, – продолжает она, – я также вижу, как вы осторожны друг с другом. Это хорошо, но не позволяйте, чтобы это встало между вами.

– О чём ты говоришь?

– Я знаю, это довольно сложно, как ты говоришь, переступить черту дружбы и стать любовниками. Но так начинаются самые крепкие отношения.

– Верно. Но они также, как и все, могут закончится.

– Это правда, – напевает она, – Но дело того стоит. Тем более, вы становитесь всё старше.

– Опять, мам, мне всего лишь тридцать.

– Я знаю, знаю. Прекращай напоминать мне, сколько тебе лет, это заставляет чувствовать себя старше, – она закрывает ящик и вздыхает. – Когда ты молод, ты видишь мир в чёрно-белом цвете. Становясь старше, ты понимаешь, что все в жизни серое. Это касается и любви.

– Сейчас ты говоришь обо мне и Линдене или о себе и папе?

Она улыбается сама себе и это делает её ещё более утончённой.

– Твой отец и я пережили настоящую чёрную полосу. На самом деле, она всегда была чёрной. Если бы не ты и твой брат, в особенности твой брат, мы бы давно развелись. Но мы держались ради вас. Жизнь была не на нашей стороне. Поэтому, когда пришло время, твой отец ушёл от меня.

Я с трудом стараюсь переварить эту информацию. Всё своё детство я думала, что мои родители безумно любят друг друга, просто потому что они мои родители и так должно быть. Оказывается, я понятия не имела, что происходит на самом деле. Теперь я знаю.

– Я знаю, тебе не просто это понять, – продолжает она, – но ещё труднее все объяснить. Но я знаю, это то, что должно было случиться. Я не могла принять это, потому что скучала по твоему отцу. Потому что я на самом деле любила его. Я игнорировала его, потому что не желала рисковать вновь. Думаю, он тоже не желал делать этого, поэтому так долго и не общался с нами. Но когда в один прекрасный день он позвонил мне, я подумала, что возможно постепенно мы сможем принять его обратно.

– И... это ты называешь постепенно? Поэтому он не живёт здесь?

Она кивает.

– Он приходит ко мне несколько раз в неделю. Мы ходим на свиданья. Это... довольно приятно. И это в новинку для меня. Наши друзья не понимают нас, но это действительно то, что нам нужно. Все в жизни серое. Иногда это происходит с человеком, от которого ты меньше всего ожидал чего-то подобного. Иногда этот человек твой муж. Иногда он, в конце концов, твой лучший друг.

Пока я обдумывала это, возвращаются папа с Линденом. От них пахнет сигарами, и я люблю этот запах. Пока Линден снимает ботинки, папа подходит к маме и с любовью целует её в щёку. Она отмахивается от него фартукам, что-то бормоча о вони в комнате.

Что же, мои мама и папа встречаются. Друг с другом. Это худший сценарий из всех возможных.

На обратном пути в город я по большей части молчу. Потерялась в собственных мыслях. Думаю о том, что возможно я больше не должна осторожничать с Линденом. Может быть, нам стоит серьёзно пересмотреть наше соглашение. А может, мы уже давно отошли от него? Мы делаем это потому что хотим пожениться? Вдруг идея выйти за него замуж, потому что мы пообещали это друг другу несколько лет назад, кажется мне неправильной.

Я хочу Линдена, потому что влюблена в него. И это единственная причина, по которой я могу сделать это.

Всегда наблюдательный Линден выключает радио, и мы слышим лишь гул автомобиля.

– Так что, надеюсь теперь я твой парень, – говорит он.

Я отвечаю ему полуулыбкой.

– Извини. Я не знала, что сказать.

Он хмурится, выражение его лица становится серьёзным.

– Не извиняйся. Я был бы рад быть им.

– Правда?

– Да, – говорит он, – несмотря на то, что это звучит немного по-детски, тебе не кажется?

– Хорошо, думаю, мы могли бы представляться любовниками. Я имею в виду, мы ведь они и есть, правда?

– И на приёмах это будет выглядеть так «Ох, Дживс, не хотели бы вы познакомиться с моей любовницей Стефани»?

Я хихикаю.

– Да, звучит не очень.

– Так что, остановимся на парне?

– Согласна.

– И ты теперь моя девушка, – он берет меня за руку, подносит её к губам и поочередно целует каждый пальчик. – Но на самом деле ты моё всё. И нет ничего, что могло бы изменить это.

Я очень надеюсь, что это правда.

ГЛАВА 17

ЛИНДЕН

– Что, черт возьми, на тебе надето? – спрашивает Стефани, замерев в дверях собственной квартиры.

Она уставилась на меня так, будто я пришелец с другой планеты.

Если бы я им был, то определенно бы был с планеты акул.

Как в «Сан-Хосе Шаркс» (прим. «Сан-Хосе Шаркс» профессиональный хоккейный клуб, играющий в НХЛ).

Я решил, что будет здорово утроить ей свидание-сюрприз, когда она сказала, что никогда не была на игре «Акул». Раньше я почти всегда ходил на хоккей с Джеймсом, думаю, это будет весьма неожиданно.

Но на данный момент она озадачена тем, почему я одет во все голубое и поверх моей головы надет плюшевый талисман «Акул».

– Хоккей! – объявляю я и протягиваю ей билеты. – Мы едем на игру «Акул», Мальвинка.

Она поднимает бровь, все еще глядя меня.

– Я молилась о том, чтобы ты это сказал.

– Пойдем, – говорю я, раскидывая руки в стороны, – развлечемся. Ты всегда хотела пойти.

Она продолжает смотреть на меня. Я вздыхаю и снимаю маску с головы.

– Хорошо, это поможет?

Она улыбается и выходит в коридор, чтобы поцеловать меня. Сегодня ее губы ощущаются особенно мягко, а ее язычок особенно смело. На вкус она невероятно свежая и сладкая, как и на запах.

Одна секунда и я становлюсь твердым.

– Знаешь, с этой акульей головой могло получиться что-то веселое, если ты снизойдешь до ролевых игр.

Она прикусывает нижнюю губу, от чего я шумно выдыхаю.

– Единственное, на что я готова в плане игр – это чтобы ты привязал меня к кровати, – мурлычет она.

Да. Боже, да.

Неожиданно, хоккей кажется мне глупой затеей.

– Знаешь что? Акулы могут подождать. Мы можем посмотреть на их игру в другой день.

Она улыбается и на мгновение кладет свои руки мне на грудь, прежде чем оттолкнуть меня.

– Ни в коем случае, мы едем в «Сан-Хосе», – говорит она, и ее глаза блестят. Стеф поворачивается и идет обратно в квартиру, чтобы захватить сумочку, после чего закрывает за собой дверь и говорит, – Пошли.

У меня вырывается стон разочарования, но это не имеет значения. Мы вернемся к ней позже, и уж тогда я ей точно займусь. Возможно, маска акулы нам еще пригодится.

Я везу нас вниз по шоссе в «Сан-Хосе», обычно эта дорога не занимает много времени, только если вы не застряли в пробке, как мы. Иногда мне кажется, что весь город съезжается сюда, когда начинается хоккейный сезон. Во время каникул дела обстоят не лучше. Я вспоминаю прошлый День Благодаренья (который я провел со Стефани и ее родителями), мы точно так же застряли в пробке, когда похоже каждый решил, что непременно должен поехать в торговый центр, чтобы закупиться подарками. Люди, Рождество длится, по меньшей мере, три недели, зачем делать все в один день?

За прошедший месяц многое изменилось. Я наконец-то отпустил ситуацию с Надин, и это помогло мне начать по-настоящему наслаждаться счастьем со Стефани. Вообще-то, Надин сама облегчила мне задачу. В конечном итоге она осталась в той квартире, что я снял для нее, но при этом оставила работу секретаря в нашей компании. Не знаю, где именно она сейчас живет или работает, но мой босс сказал, что это правильный шаг для неё, и мне ничего не оставалось, кроме как поверить ему.

Это было тяжелым испытанием, но все закончилось, и я ни на секунду не жалею об этом.

– А помнишь, ты мне рассказывал про C&C? – внезапно спрашивает меня Стефани, пока мы медленно ползем вперед черепашьим шагом. – У тебя хотя бы раз такое было?

Я в шоке смотрю в её сторону. Боже, какая же она все-таки удивительная.

– Да, – отвечаю я.

– Что ж, думаю, это может сделать стояние в пробке более интересным. – Она горячо улыбается мне и кладет руку на мою промежность.

– Прямо сейчас? – я не могу поверить, что даже не сомневаюсь в том, но… – Вокруг нас полно машин.

– Ох, расслабься, там темно, – говорит она. – С моей стороны обочина, водитель позади нас не сможет увидеть то, что мы делаем, так как на багажнике твоего джипа колесо, а тот, кто впереди, видит только твои фары и того, кто находится рядом с тобой… Ну, давай надеяться, что они занимаются своими делами.

Смотрю на машину рядом с нами. Двое мужчин среднего возраста, одетые как Мишки Джерси (прим. Мишки Джерси – профессиональная хоккейная команда, основанная в Бостоне, штат Массачусетс, США), ослы, против которых мы сегодня играем. На самом деле, я даже не против, устроить им шоу.

Она сдавливает меня сильнее, а затем расстегивает ширинку, спуская трусы. Кончик моего члена вырывается на свободу, и я замечаю, что на нем уже блестит капелька смазки.

– Идеальный член, – бормочет она, обхватив меня пальцами, и сильно сжимает.

Бляяя. Воздух с шипением покидает мои легкие, я закрываю глаза, но тут же открываю их, прежде чем оказаться в бампере машины перед нами. Слава Богу, у меня хватило ума не обкончаться от страха.

Не уверен, если ли в этом сейчас смысл, но я не собирался её останавливать. За тридцать лет мне никогда не делали минет в движущимся транспорте. Да, бывало я ехал, и кто-то на пассажирском сидении щупал меня, но это было еще в школе.

Тогда думал, что это круто, но это ничто по сравнению с тем, что происходит сейчас.

Стефани поглаживает меня вверх и вниз, уверенно держа в своей руке, после чего она целиком вынимает мой член из трусов, не забыв про яйца. Я напрягаюсь в ожидании.

Сделав немного длиннее ремень безопасности, она наклоняется и берет меня в рот, сжимая яйца в ладони. Я веду войну против век, которые отчаянно хотят закрыться. То, что мы делаем, довольно опасно, но я не хочу ее останавливать.

Я сжимаю руль и первый раз благодарю Господа Бога за то, что купил джип с автоматической коробкой передач. Голова Стефани движется вверх-вниз, я запускаю свободную руку ей в волосы и тяну.

– Ты страстно желаешь этот член, детка, не так ли, – бормочу я, опуская ее голову ниже, пока не чувствую миндалины в ее горле. – Ты любишь сосать его и то ощущение, когда моя сперма скользит вниз по твоему горлу. Да, это моя девочка. Вот так, вот так.

Она продолжает. Губы, язык, её рот и руки работают в унисон, моя сперма и ее слюна – лучшая смазка. Я становлюсь еще тверже, пульсируя от желания освободиться. Все машины вокруг нас останавливаются, и мы застываем среди моря красных огней. Я быстро переключаюсь в режим парковки, прежде чем снять ногу с тормоза.

Это случится сейчас.

– Соси, соси его, детка – говорю я, пытаясь глотнуть свежего воздуха. – Так, да, хорошая девочка.

Я словно попал под грузовик, только мне хорошо, даже лучше, чем хорошо. Оргазм ударяет в меня жесткими спазмами, из-за которых мои пальцы впиваются в ее голову. Тяжело дыша, я бормочу ругательства себе под нос. По мне прокатывается теплая волна чистейшего удовольствия, и я едва ли чувствовал себя более живым. Никогда прежде секс не приносил мне такого удовольствия.

Вот дерьмо.

Она убирает прочь свой сладкий ротик, оставив влажный след, и засовывает мой отработанный член обратно в штаны.

– Ну, это было весело, – говорит она, вытирая рот тыльной стороной ладони, и смотрит на меня с улыбкой.

Я не могу найти слов и просто киваю. Затор начинает двигаться, и я переключаю свое внимание на дорогу, медленно ползя вперед. Решив убедиться, что мне хватит места, я бросаю взгляд на машину рядом с нами и вспоминаю, что это фанаты Бостонских Мишек.

И, судя по их широко распахнутым ртам, они только что стали свидетелям нашего небольшого шоу.

Я быстро опускаю окно и, высунув средний палец, кричу им «Мишки, отстой!», после чего подрезаю их и быстро вклиниваюсь в поток.

К тому времени, как мы приезжаем на игру, я чувствую необыкновенное воодушевление от пережитого адреналина и Стефани. Я ограничиваюсь одним пивом, но покупаю ей вина по заоблачной цене, и мы болтаем про «Акул» вплоть до третьего тайма. Она даже не против, когда я одеваю шляпу в виде акулы и пускаюсь в пляс после каждой забитой шайбы.

На самом деле, иногда она смотрит на меня так, я не могу описать как именно, но это заставляет мое сердце биться сильнее. Я чувствую тепло, которое согревает меня до костей, и его эпицентр – в моей груди. Я хочу поймать её взгляд и удержать его навсегда, чтобы в холодный, пасмурный день чувствовать себя таким же живым, как сейчас

Иногда, задаюсь вопросом, люблю ли я ее.

И не знаю, как долго я смогу притворяться, что это не так.

Сразу после начала третьего тайма, начинается эта проклятая «Камера Поцелуев» под рекламой «Dentyne» (прим. «Dentyne» – марка жевательной резинки), и после того, как две пары неловко отказываются, камера останавливается на нас.

Ага. Наши лица появляются на огромном экране, который видят все болельщики.

Я пожимаю плечами и смотрю на Стефани. Она застенчиво улыбается мне, стараясь не смотреть в сторону камеры. Я кладу руки по обе стороны от ее лица и страстно целую ее. Мол, я действительно сделал это. Если вы хотите что-то сделать, сделайте это хорошо.

Несколько человек около нас аплодируют и свистят, но потом все вновь переключаются на игру.

Вечером того же дня, после того, как Акулы побили Мишек в овертайме, мы едем к ней и падаем на кровать. Мне больше не хочется ничего обсуждать и меня это не волнует. Все, что я хочу – быть внутри нее, чувствовать каждый сантиметр ее мягкого, теплого тела. Мы это мы, какая разница, какие чувства мы испытываем друг к другу, когда нам так хорошо. Чертовски хорошо.

– Думаю, я теряю себя, – шепчу я после того, как мы возвращаемся к реальности. Наши обнаженные тела тесно переплетаются, я держу её за руку. Мое горло сжимается, когда я пытаюсь снова заговорить.

– Каждый раз, когда внутри тебя или просто рядом с тобой, я все больше теряю себя.

Я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на нее. Она смотрит на меня огромными, влажными глазами, в которых я замечаю то, чего так отчаянно желал все это время.

– Боюсь, что рассыплюсь на части и тебе придется собирать меня по кусочкам, – говорю я ей, – Пожалуйста, будь нежной со мной.

Не знаю, почему я думал, что она посмеется над моими словами, но она этого не делает. Быть может, потому что это правда, и она это знает. Она протягивает руку и исследует мои губы кончиками пальцев. Они пахнут сексом. Они пахнут раем.

– Линден, – хрипло говорит она, – Пожалуйста, будь со мной нежен.

В груди что-то щелкает, и это чувство вырывается на свободу.

Я люблю ее.

Черт возьми, я так сильно ее люблю.

– Обещаю, – говорю я и прижимаю её к себе. Я считаю удары ее сердца, прежде чем мы оба засыпаем. В моих снах нет ничего кроме тепла и света.

***

Следующим утром я подвожу Стефани до работы. Я знаю, что-то изменилось в наших отношениях, вскрыт еще один слой. Воздух между нами пропитан нежностью, она сквозит в каждом взгляде, в каждом прикосновении. Это заставляет чувствовать себя более уязвимым, чем хотелось.

Я иду в тренажерный зал и провожу несколько часов, разрабатывая мышцы на ногах и руках перед завтрашним полетом. Закончив, я еду в «Лев», чтобы немного прийти в себя и выпить пинту пива.

Джеймс и Пенни оба здесь. Я рад видеть Пенни, не знаю почему. Я практически не разговаривал с Джеймсом последние пару недель, точнее, со Дня Благодарения. Я не появлялся в баре, потому что не хотел вылезать из постели Стеф.

Должен признаться, я чувствую себя виноватым. Я просто откладывал неизбежное, боясь оказаться в неловкой ситуации. Не хочу, чтобы мои отношения с Джеймсом изменились. Но это так, и я не могу быть единственным, кто это чувствует. Теперь то, что я тайно сплю со Стефани уже почти шести недель, кажется мне неправильным. Это ощущается как ложь, будто я специально обманываю Джеймса, и это не хорошо.

– Посмотрите, кто пришел – говорит Пенни, когда вхожу в бар. Она сидит за стойкой, на своем обычном месте. Я пододвигаю стул и сажусь рядом с ней, поймав взгляд Джеймса, пока тот обслуживает клиента. Он кивает мне, но не улыбается. Вообще-то, он выглядит немного раздраженным. Я очень надеюсь, что это связано не со мной.

– Привет, сладкий кексик, – говорю я ей.

– Сладкий кексик?

Я пожимаю плечами.

– Почему бы и нет? Что плохого в сладком кексике?

Она поджимает свои красные губы и смотрит на меня сквозь очки.

– Зависит от того, на диете ты или нет. Где ты был, незнакомец?

– Повсюду, – говорю я уклончиво. – Как ты себя чувствуешь?

– Не достаточно пьяной.

– Ну, сейчас всего лишь пять по полудню.

– Ты шотландец, кто ты такой, чтобы говорить мне такое?

– Хороший вопрос. Пожалуй, мне тоже следует начать.

Я жду, пока у Джеймса появится свободная минутка, и машу ему рукой.

– Привет, тупая башка, – говорю я

Он смотрит на меня, не моргая. – Тупая башка?

– Меня он назвал сладким кексиком, – бормочет Пенни в свой бокал.

Я хмурюсь, глядя на него в ответ.

– Не говори мне, что ты обиделся.

– Не знаю, мужик, я не видел тебя целую вечность. Думаю, ты бы мог быть повежливее.

Он вынимает из холодильника «Anchor Steam» (прим. «Anchor Steam» – пивной напиток), достает дешевое вино с нижней полки, ставит все это передо мной и уходит в другую часть бара.

Я смотрю на Пенни.

– Что не так с его задницей?

Она шумно выдыхает.

– Ну, даже не знаю, что тебе на это сказать. В последнее время он и со мной ведет себя крайне воинственно.

Я не рад это слышать. Мне нравится Пенни. Я наклоняюсь вперед и киваю ей. Она выглядит уставшей, возможно, даже плакала.

– Черная полоса?

Она быстро кивает, ее подбородок немного дрожит, но ей удается взять себя в руки.

– Да. Надеюсь, это просто черная полоса.

– Хорошо, главное, что вы вместе, уверен, все будет хорошо, – замечаю я и чувствую себя лучше, искренне веря в то, что говорю.

– Я не знаю, – говорит она и наклоняется ближе. Я чувствую запах виски и понимаю, что на самом деле она уже изрядно пьяна.

– Если бы я попросила тебя, ты бы сказал мне правду?

Не уверен, что это хорошая затея. Но все же я киваю.

– Конечно.

– Джеймс мне изменяет?

Моя голова резко дергается назад.

– Нет. Изменяет тебе? Нет. В смысле, я ничего об этом не знаю.

– Ты уверен?

– Ну, в последнее время мы мало общаемся, ты же знаешь, но я уверен, что Джеймс не обманщик. Он слишком нежный для всего этого дерьма. Он проболтается тебе из чувства вины, если что-нибудь сделает. Карма и все такое, для него это важно.

– Хорошо, – тихо говорит она и возвращается к выпивке.

– Что заставило тебя так думать? – спрашиваю я, потому что мне любопытно. Джеймс всегда отличался своей преданностью. На самом деле, он такой преданный, что это порой заставляет тебя думать, будто ты обязан ответить ему тем же.

– Не знаю…просто я чувствую. Как будто есть кто-то еще.

Мое сердце пропускает пару ударов.

– Да?

– Да. Можешь назвать это женской интуицией.

Я должен быть осторожен в своих словах. Не хочу, чтобы она подумала кое о ком, если еще не подумала. Я имею в виду Стефани.

– Разве паранойя не то же самое?

Она смотрит на меня.

– Нет, не то же самое. Я просто не думаю, что он все еще любит меня.

– Так ты думаешь, что все дело в новой девушке?

– Я не уверена. Но сейчас что-то определенно изменилось.

Ее глаза осматривают потолок, думаю, она старается не заплакать, но потом она хлопает пустым стаканом от виски по стойке и говорит.

– Черт побери. Разве это не то, что все девушки говорят в фильмах сороковых, когда узнают, что их парень им изменяет?