Текст книги "Хозяин теней. 5 (СИ)"

Автор книги: Карина Демина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 8

Глава 8

На Всехсвятской улице в дом Калинина забрался неизвестный, где похитил 6 кусков холста и несколько кусков шелковой и шерстяной материи. Преступник был задержан с поличным на той же улице. Это – лишенный всех прав тульский мещанин Николай Андреев Корнилов, 24 лет, известный в воровском мире под кличкой «Лютый». Корнилов был доставлен в первую часть, а потом в сыскное отделение, для дальнейшего расследования и регистрации.

После долгого запирательства Корнилов сознался в краже. Своими «художествами» он хорошо известен сыскной полиции по части воровства со взломом.

Тульское утро [1]

Машина заглохла.

Нам позволили убраться из города, что правильно, потому как в городе нас брать – шумно и муторно, и на кой привлекать излишнее внимание? Городишко, в котором жил Савка, оказался не таким и маленьким. Тихим. Провинциальным. Вполне себе благополучным.

Площадь, окружённая каменными особняками. И улочки, протиснувшиеся мимо них же, разрезающие каменное кольцо центра на отдельные сегменты.

Городской сад.

Рынок.

И окраины, где в кипящей зелени садов скрывались домишки попроще. Здесь, на окраинах, и пахло сеном, навозом да дымами. И сами эти окраины всё тянулись и тянулись, липли к широкой полосе дороги, не способные расстаться с нею.

Но потом и они исчезли, сменившись пустотой полей. Я даже подумал было, что и вправду ошибся, что начинаю бояться собственной тени, когда потом машина заглохла.

Мотор чихнул.

Кашлянул. И заработал как-то с хрипом, стуком

– Чтоб, – Мишка матюкнулся, подёргав рычаги. – Что-то… не знаю, там как-то… сейчас гляну.

– Револьвер, – я выпустил тени, на всякий случай напомнив, что люди, конечно, это вкусно и питательно, но без разрешения никого жрать нельзя.

Хотя, чуялось, до разрешения осталось недалече.

Из машины тоже выбрался.

Дорога.

Слева – поле. И зерно наливается, клонится к земле. Пора убирать, но пока вот ветер играет колосьями. Справа… справа лесок, скорее даже перелесок узкою полосой, которую напросвет видать.

– А от города мы сколько отъехали? – я обернулся.

– Версты две, – Мишка откинул капот и замахал рукой, разгоняя пар. – Да чтоб… я же только… да быть того не может…

Тьма метнулась к леску, а Призрак нырнул в золотое море зерна. Но пусто. В округе было спокойно. Пока было спокойно. Тьма ощущала мелкие искры жизни. Зайцы, птицы и вон, кружит над желтым пшеничным морем тень сокола.

Или ястреба?

Хрен их разберёшь.

Главное, что вокруг ни души.

– Твою же ж… – а материться Мишка умеет.

Я притянул тени поближе и прищурился.

– Миш, а ты можешь снизу глянуть?

– Что?

– Пацаны крутились. Внутрь они не лезли, но вот под днище заглядывали.

И если чего-то прикрепили, то там. Братец тоже умел соображать, когда оно ему надо было. И под машину заглянул. И по тому, как выматерился, я понял, что угадал.

– Вот п-падлы, – Мишка выполз, вытащив какую-то хреновину, больше похожую на гайку, правда, от гайки тянуло силой и руны на ней поблескивали. – Это же…

Мишка перекинул гайку с руки на руку.

– Теперь поедем?

– Нет. Она… в общем, из-за этой хрени мотор перегрелся. Надо ждать, чтоб остыл… хотя толково. Особых повреждений нет, а машина встанет. Причём не сразу. Чего делать будем?

– Ждать, – я опустился на обочину.

– А потом?

– По ситуации. Верни эту хрень на место.

– Зачем?

– А чтоб не заподозрили. Если я правильно понял, нам сейчас помогать приедут.

– Возьмут на буксир и отвезут в тихое место? – Мишка покачал головой, но хреновину поставил туда, где она была. Правильно. А то если уберём, то сюрприза не получится. – Сав, вот почему, когда ты рядом, вечно какая-то ерунда приключается, а?

– Не знаю. Талант, наверное…

Ждать пришлось недолго. И облачко пыли на дороге первым увидел Метелька. Он же на дорогу и выскочил, радостно размахивая руками.

– Эй! – вопль его разнёсся по окрестностям, распугивая мелких птах. – Люди! Эй! Помогите!

Пылил грузовичок того непритязательного вида, который намекал на жизнь трудную и полную невзгод. Старый, заляпанный грязью, он был слегка кособок и в то же время обыкновенен для сельской дороги настолько, насколько это возможно.

Вот замедлил ход.

Остановился.

– Чего случилось, малой? – из кабины вышел мужичонка столь же обычный, как и грузовик. Даже у меня шевельнулись сомнения, потому как мало ли, кто ехать мог. В конце концов, бывают и накладки. Вон, не успели, не…

Но Тьма, крутанувшись у ног, доложила, что чует ещё четверых. И от одного ощутимо тянет силой.

Вряд ли это косцы с артефакторными косами.

– Да вот, стали чего-то, – Мишка протянул руку, которую пожали. – Закипели, а как, понять не могу. Вроде ж всё добре было.

– Бывает, – покивал мужичок. – Давай, зацеплю. Туточки недалече у кума хутор. При ём и мастерские, и сам он в этом деле…

– Так и я разбираюсь, да…

Разговор шёл неспешный, душевный разговор. А Тьма, нырнув под брезентовый полог, ещё раз пересчитала попутчиков.

Здоровые.

И с револьверами, которые не прячут даже. Но силой несёт не от них, а от ящичка, который держит при себе тощий лопоухий тип. Главное, прочие обыкновенные, а этот вон в костюмчике. И ещё нервничает, то и дело вздрагивает да порывается встать. Но потом спохватывается и плюхается на грязный ящик, поверх которого кожушок накинули.

– Да там, вона, прям сразу лежит… – мужик указал на грузовик. – Только ты уж сам. Я тут давече спину сорвал, то и ноги поднять не могу. Или вон, скажи своим, пущай подадут. Молодые, чай. Юркие.

Я Мишке кивнул.

И решительно двинулся к кабине, пытаясь для себя понять, сейчас сопровождающих упокоить или таки дождаться, пока на место прибудем? Что-то подсказывало, что тут большею частью исполнители, которые вряд ли в курсе, кому и на кой мы понадобились.

Хотя, может, и не мы.

Может, машина?

Машина – это ведь небольшое состояние. Я ведь сам с машин начинал, а чем тутошний дорожный промысел тамошнего хуже?

В кузов меня втащили и, сдавив шею, тихо сказали:

– Сиди, не дёргайся…

– Сав, – Метелька сунулся следом, и мрачный бугай ловко ухватил его за шею. А я замер. И Тьма замерла, то ли в ожидании, то ли в предвкушении. Если он решит, что Метелька не слишком нужен, то…

– Только дёрнися, – буркнул бугай, подталкивая Метельку куда-то вглубь, где его перехватили уже другие заботливые руки и усадили на ящик. Впрочем, меня тотчас впихнули рядом. А для полноты ощущений отвесили затрещину.

Превентивно, так сказать.

– Тихо мне…

– Сав? Ты что там… Савелий! – крикнул Мишка.

– Туточки они, – крикнули ему. – И ты, мил господин, тоже давай-ка сюдашечки…

– А… машина как? – отыграть растерянность у Мишки получилось.

– А за машину не бойся. Найдётся, кому за руль сесть. Ты ж давай сюда, пойдём, прокатимся недалече. Разговор к тебе имеется.

Минуты не прошло, как Мишка сел рядом. Спокойно так. А вот лопоухий вскочил и, открыв ящичек, вытянул из него наручники.

– Это же… – возмутился Мишка.

– Сиди, – велел громила и рученьку на Мишкино плечо возложил. – Это чтоб ты не магичил…

Наручники защёлкнулись на запястьях.

– От так…

– Что вам надо? – Мишка вытянулся. – Машину?

Это вряд ли. Точнее, машиной они тоже не побрезгуют, но будь дело в ней, нас бы тут, на обочине, и оставили бы. Возможно, даже живыми. А вот наручники, перевозка – это всё сложно.

По себе знаю, что бандиты – народ в целом практичный. И морочиться без причины не будет. А тут реально ведь заморочились.

Интересно.

– Чего как? – задал животрепещущий вопрос водитель грузовика.

– Нормаль. Как Сивый и сказал, пацаньё.

– Ну тогда с хера ли вы расселись? Кто эту колымагу цеплять будет?

Дальше пошёл разговор деловой, но для нас мало интересный. И людей поубавилось. Лопоухий благорозумно отодвинулся в сторону, а напротив уселся громила с мутным взглядом. От него разило перегаром и мочой, и ещё самую малость – лилиями.

Значит, миром не разойдёмся.

Тьма радостно согласилась и предложила убрать этого, мутноглазого, прямо сейчас.

– Миш, ты как? – шёпотом поинтересовался я.

– Да… норм… оно как-то… не мешает, – Мишка пошевелил запястьями. И мутноглазый вздрогнул, а потом, отмерши, отвесил Мишке оплеуху.

– Сиди! – рявкнул.

Вот, с-скотина.

Но я стиснул зубы. Рано… ещё рано. Убери его сейчас, так и остальных придётся. А как мы узнаем, куда ехать? Мишка шмыгнул носом и, подняв руку, попытался вытереть кровь с лопнувшей губы.

А ведь даже не обыскали.

Ни меня. Ни Метельку. Не воспринимают всерьёз? И хорошо.

– Да что ты тут… криворукая… чтоб тебя… и поверху… куда цепляешь! Ты ему так всю…

Мишка напрягся. Кажется, за целостность автомобиля он волновался куда сильнее, чем за собственную.

– Как поедем, – так же шёпотом сказал я. – Водитель дорогу знать будет…

А остальные нам не сильно и нужны.

Совесть, очнувшаяся было, – верно, душеспасительные Светочкины беседы о важности решения проблем мирным путём как-то всё-таки действовали – послушно заткнулась, когда я ей намекнул, что, судя по обкатанности схемы, используют её не в первый раз. А поскольку о грабежах на местных дорогах нам никто ничего не говорил, то и в городе о них не знают. А почему? Как по мне, исключительно потому, что жаловаться на грабежи было некому.

Так что…

В машину снова заглянул водитель.

– Ща поедем, – сказал он. – Гляди в оба, Мутный.

Громила кивнул башкой.

– И вы, оглоеды… – это уже донеслось снаружи. – Пискля, ты за руль, а ты, Шкеря, приглянь, чтоб Мутного не накрыло. И давайте, шибче, шибче. И закройте тамочки, чтоб, если чего…

Брезентовые шторы затянули и закрепили, избавляя нас от ненужного внимания. И Метелька прищурился, пытаясь привыкнуть к полумраку. Не он один. Заворчал мотор грузовика. И сам он затрясся, отчего рожа Мутного исказилась. В болящей его голове дрожь и тряска наверняка отзывались болью.

– Во, – вернувшийся в кузов Шкеря вытащил из-под ящика флягу. – Бушь?

– Давай…

Машина дёрнулась.

И покатили. Мутный сделал глоток из фляги и зажмурился счастливо. Да так, счастливым, и помер. Тьма одним глотком осушила огромное это тело, и оно, покачнувшись, начало заваливаться на бок. А я поморщился, потому что сила потекла грязная, какая-то… как болотная тухлая вода.

– Мутный, ты чего…

Рёв мотора усилился, и грузовик прибавил ходу, а ещё один урод завалился на спину, грохнувшись о пол. Икнул удивлённо.

И уткнулся носом в грязный, чуть присыпанный соломенной трухой пол.

– Что… – мужичок со шкатулкой попытался привстать, но машину тряхнуло и он снова плюхнулся на зад.

– Сядь, – сказал я этому лопоухому. – Сними эту дрянь.

– Я… я… – тот поднял шкатулочку. – Закричу.

– И тогда умрёшь, как они, – я поглядел на человека. В сумраке его лицо казалось неестественно длинным. – А ты хочешь жить?

– Я… я…

– Снимай. Или я сам? Но тогда ты на кой?

– Есть, – ответила Тень со свойственной ею прямотой. Вот и сложно не согласиться. Некоторые только для того и годны. Но сначала всё-таки поговорим.

Человек, всхлипнув, прижал к груди шкатулку.

– Я… не м-могу!

– Почему?

– Ключа нет!

– А где есть?

– Т-там… у К-казимира…

– Хорошо, успокойся. Казимир… кто он такой, этот Казимир? И на кой ему мы?

– Н-не знаю. Мне… мне приказывают… я так…

– Ты вообще кто?

– В-вася.

– Василий? Хорошее имя. А я вот Савелий. Это – Мишка… Миш, ты как?

– Да нормально. Погоди, сейчас, – братец что-то такое сделал, отчего браслетики щёлкнули и раскрыли.

– Это… к-как? – удивился Василий, да и не один он.

Я вот тоже удивился.

– Не знаю. Малыш сказал, что сила вкусная. Попросил разрешения вытянуть. Я и разрешил. А оно вот, – Мишка снял браслеты. – По ходу, он полностью заряд выпил…

– В-вы кто⁈ – Василий сглотнул.

– Охотники мы, – я выдернул Тьму, позволив ей на миг воплотиться в мире яви. Фокус этот, показанный Татьяной, у меня получался через раз, да и сил жрал немеряно.

Но оно того стоило.

Василий посерел.

Побелел.

И начал заваливаться на бок.

– Стоять, – уйти в бессознанку я ему не позволил. – Позже помрёшь. Если сотрудничать не будешь.

Я дёрнул за лацкан пиджака, возвращая Василия в состояние физического равновесия. И пару пощёчин отвесил, для ментальной стабильности.

– Рассказывай. Давно таким промышляете?

Давно.

Четвёртый год уж пошёл.

Причём промысел этот был… своеобразным. Машины? Дело не только в них, хотя, конечно, и они шли в работу, как я и предположил. Но основная добыча – люди.

Люди, которых нужно было доставить на хутор.

А куда они потом с хутора пропадали, об этом Василий знать не знал и ведать не ведал. Его задача вовсе была простой – доставить шкатулку с подавителем силы и нацепить оный на мага, одновременно активировав. Собственно, если бы не необходимость переводить артефакт из спящего состояния в рабочее, то и нужды в Василии не было бы.

На большее искры его дара не хватало.

– А откуда они узнали, что Мишка – маг?

– Так… Сивый сказал. Что поедет маг и при нём – двое пацанов. Чужаки. Тут никогошечки. И гербов нету. Стало быть, надо брать… маг слабый, но для дела сгодится.

Мишка насупился.

Не нравится ему быть слабым магом. Но мне другое интересно. Кто такой Сивый? И вариантов ведь немного. Точнее два всего, потому как соседку я, подумавши, исключил. Вот не похожа она на вражеского агента. А вот городовой, тот вполне себе. И главное, Мишка ведь и руку ему жал, и документы показывал, и стоял куда ближе, чем к соседке.

Как и к поверенному.

И кто?

А главное, на кой?

– Для чего сгодится? – уточнил мой братец. Но Василий только головой затряс, потом в плечи втянул и жалобно проныл:

– Не знаю! Меня вот… меня заставили! я играл! Проигрался! Долги были! Большие! И всё. Думал, что конец. Сивый, он ведь не нянькается. Он, если чего, то сразу и вот!

Сразу и вот.

– И когда привезли, я… я на всё готовый был! А он мне ручку пожал и глянул, и так, мол, дарник? А я чего? Я кивнул. Только ж дара этого – три капли. Я ж ничего-то так и не умею! Ну, силу сливать только… и ещё по-малости. А он мне, мол, с артефактами дело имел? А я чего? Я ж имел! Я ж даже в подмастерьях ходил одно время… – Василий шмыгнул носом. – Мамка думала, что выучуся, мастером стану… а я вот…

– Играть полез, – я сопоставил факты.

– Ага… я ж не сам! Это ж оно вот! Прям… вот ажно руки крутит, – произнёс он, кажется, успокоившись. Верно, осознал, что убивать его не будут.

Прямо сейчас, конечно, и не будут, а там посмотрим. Хотя… решение я уже принял.

– Я б выиграл и всё! И мамке б дом справил! И долги бы… с долгами как? А тут вот…

– И что ты делаешь? – прервал поток слов Мишка.

– Ничего!

– Так уж и ничего?

– Ну… в камушки силу заливаю. Ну, в те, которые в артефактах.

– А артефакты откуда?

– Не знаю! Сивый привозит.

– И что за они?

– Ну… так-то… глушак, который на машину кидают. Там, конечно, помаятся надо. Он здоровый. И залить с одного разу ну никак. Я прямо так Сивому и сказал, что на него дня три надо.

Маг из Василия и вправду был никудышный. Сомневаюсь, чтоб нам под капот поставили что-то действительно мощное.

– Ещё в перстенечки…

– Какие?

– Ну, такие… ну, чтоб силу показвали. Сивый их своим людям даёт. А те, стало быть, с человеком поручкаются и видно, дарник он или чего ещё. Только видно не особо, там слабенький сам перстенек. И раза на три перезаливки хватит, а потом камень сыплется. Но Сивый новые приносит.

– И много их?

– Да не, дюжина обыкновенно. Думаю, ему почтою присылают. Так-то он, конечно, мне не говорил…

И правильно. Я бы этому тоже ничего не сказал бы.

– … но вот каждого третьего числа он новую коробку приносит, чтоб я, стало быть, заряжал. А сам старые собирает и тоже, видать, отправляет куда, потому как по пересчёту. Понимаете?

– Не очень, – ответил Метелька.

– Ну, там, как-то одного разу Вихрастый… это из возчиков один, который на Сивого работает, он перстенек-то потерял. Ну как потерял, шлюха спёрла. Вихрастый перебрал где-то и вот… а она спёрла, значится. И дело-то житейское. Бывает. И сам-то перстенек – не бог весть какой артефакт. Я ж знаю. Я ж три года в лавке горбатился! Научился худо-бедно разбираться… – это уже было сказано с гордостью. – А Сивый прям с лица сбледнул! И орать стал. И за кнут. Вихрастого отходил, а потом полетели шлюху искать. Ну, нашли, само собою… вот…

– И чего сделали.

– Не знаю! – а глаза-то забегали, стало быть, врёт.

– Врёт, – сказал я тихо.

– Да пришиб её Сивый! Сперва выпытывал, кто заказ дал на Вихрастого. Небось, боялся, что не просто так перстенёк она стянула. Она и верещала. А меня смотреть заставил! И прочих! За науку. Вихрастый с той поры и не пьёт. Ну, почти. А девку там, на хуторе, и прикопали. С остальными…

Сказал и осёкся, сообразив, что сболтнул лишнего.

– Я… я так-то… не знаю ничего! Моё дело малое. Ехать, куда велено… делать, чего сказано! Я ж так… это всё он… это Сивый. Вы у него спросите… вы…

– Спросим, – пообещал я и, переглянувшись с Мишкой, дал разрешение Тьме.

Может, не очень человеколюбиво, но это дерьмо в живых оставлять не стоит. Сдаст ведь.

– Может, просто уедем? – спросил Мишка, глядя, как заваливается на спину Васька. – Водителя остановим. Мотор уже остыть должен бы. Этих подчистим и уедем?

Мысль была, конечно, привлекательная, но…

– Не, – качнул я головой. – Если у этого Сивого связи, то твои данные он вытащит. И сам к нам явится. А оно нам надо?

Паспорт-то Мишкин переписали, для оформления дома. А там и адресок значился, пусть не дома, но отделения, при котором мы все числились. Так что найти нас чуть сложнее, чем там, где всем компьютеры заправляют, но тоже вполне реально.

Мишка подумал и согласился, что не надо.

Вот и я о том же.

Чистота – залог здоровья. Так что сперва на хуторе этом уберемся, а потом и дальше поедем.

[1] «Тульское утро», газета беспартийная, прогрессивная и общественно-литературная; № 112 за 15 (28) июня 1914 г

Глава 9

Глава 9

Не единожды уже доводилось мне слышать жалостливые истории о тяготах жизни, что толкнули обвиняемого на преступный путь. Нам говорили о слезах его матери и сестёр, предлагая разделить с ними горе. Однако разве не большее горе испытывают иные матери и сёстры, жёны и дети? Родичи тех, кто стал жертвой этого сильного и здорового молодого человека, из всех дорог, открывавшихся перед ним, волею своей выбравшего разбойную…

Из обвинительной речи прокурора на открытом процессе.

А ехали долгёхонько. И по ощущениям заложили приличного такого круга, верно, хутор, на который нам нужно было попасть, расположился в другом направлении. Возвращаться через город разбойнички не рискнули, что верно: грузовик с машиной на буксире внимание точно привлечёт. А там, если родня явится пропавших искать, то расспросы последуют.

И вспомнит кто-нибудь чего-нибудь не такого.

И в целом-то просёлочными оно спокойнее.

И нам тоже.

Тела мы отволокли в сторону. Мишка убрал наручники в коробку, которую спрятал за ящик, а вот в ящики и заглянули, так, порядку ради. Нашли пару мешков, полупустую бутылку с мутной вонючей жижей и свёрток с бутербродами.

– А ничего, – Метелька разлепил куски хлеба и принюхался. – Сальце… вроде не порченое. С чесночком.

– Вот как вы можете это есть? – Мишка поморщился.

– С аппетитом, – я принял кусок и Мишке предложил. – Будешь?

– Тут покойники, между прочим, – пробурчал он, но от доли не отказался. – Господи, до чего я докатился!

– Это, братец, жизнь, – хлеб был чуть влажным, сало определённо пересолили, но в целом всё складывалось неплохо. – Обычная жизнь обычного человека… ещё скажи, что не нравится.

– Да как бы… не знаю, – Мишка сел к покойникам спиной. – С одной стороны наличие титула и рода за спиной даёт ощущение… стабильности, что ли? И согласись, что у аристократов есть свои преимущества.

– Эт да… будь на машине герб, хрена бы два сунулись, – говорил Метелька с набитым ртом, но вполне понятно.

– Зато сунулись бы другие, – отозвался я.

Не, ну а чего? Везти везут, а ехать молча как-то не интересно. Там, в кабине, вряд ли услышат. И грузовичок дребезжит, и мотор рычит. Не до подслушивания.

– Тоже верно, – вздохнул Мишка. – Мне порой начинает казаться, что той, прошлой жизни, и не было вовсе. Что выдумал я её. Или вот примерещилась. Слышал, что с людьми бывает, особенно после серьёзных травм. Что начинают они воображать, а то и вовсе погружаются в фантазии, в них и обитают.

– Это ты у Николя проконсультируйся, – Метелька подхватил крошки. – А чесноку не пожалели, однако…

– Боюсь, тогда слишком многое придётся открыть…

– Скучаешь? – я как-то прежде не особо интересовался. Да и в целом чужие душевные терзания – это скорее к Светочке, которая и выслушает, и утешит, и светом своим обнимет, от депрессии излечивая. А я что? Я только и могу, что соврать, будто всё наладится.

И то не слишком правдоподобно.

– По матушке, – он помрачнел.

А ведь Мишке тяжко.

Может, даже тяжелее, чем нам всем. Он ведь к совсем другой жизни привык. Пусть не любимый, но всё одно признанный.

Он с малых лет знал, что он не просто так, а аристократ. Жил в достатке.

Слуги там.

Охрана.

Положение какое-никакое. Жизненные перспективы опять же. А потом выясняется, что ни положение, ни перспектив, и вообще всё будущее пошло по…

– Карп… не говорил ничего? – знаю, что мой братец имел с ним беседу. И была мысль подслушать, но как-то… не решился, что ли?

Неправильным показалось.

Будто бы я ему то ли не доверяю, то ли ещё что.

– Ничего нового. Полицию… скажем так. Полиция предпочитает не вмешиваться во внутренние дела родов. Карп Евстратович сумел добыть заключение врача, но…

– Есть сомнения, что в нём правда?

– Да.

– А сам как думаешь?

– На сердце она не жаловалась. Да и знала бы, что я жив. Она была сильнее меня. В плане способностей. И связь нашу ощущала. У неё не было причин уходить.

А вот у нынешнего главы рода Воротынцевых причины избавиться от Мишкиной матушки имелись. Пусть даже с призрачными шансами на власть, но потенциальный раскол в ослабевшем роду – это не то, с чем новоявленный глава смирится.

– Мстить будешь?

– Сначала думал, что всем… вырежу под корень, – Мишка вцепился во влажный хлеб. – Почему мы перед отъездом не поели?

– Потому что спешили, – напомнил я. – А теперь?

– Теперь… знаешь, я ведь понимаю, почему они так. И это разумно. С точки зрения сохранения целостности рода. Власти. Воротынцевы за последние месяцы и так лишились нескольких предприятий.

– Не знал.

– Я присматриваю. Читаю газеты. В биржевых сводках чего только не напишут. Как понимаю, у рода не хватает сил удержать всё. Кое-что отдают новым союзникам. Кое-что теряют. Но это мелочи. А случись раскол, всё было бы куда серьёзней.

Киваю.

Власть, она такая, в ней без сантиментов надобно.

– Но не прощу. Можно было бы иначе. В монастырь. За границу… даже в закрытое поместье. Можно было бы иначе!

– Найдём, – обещаю.

– И убьём?

– Ну… сам решишь.

– Боюсь, что духу не хватит. Честно… Сав, а тебя не пугает?

– Что?

– То, что ты настолько легко к этому относишься.

– К чему?

– К людям. Вон, троих убил. И не говори, что это не ты. Ты в том числе. Я теперь больше понимаю, но… ты убил и спокоен. Сидишь вот. Хлеб кушаешь. Нас везут куда-то. И там тоже будут люди, которых ты убьёшь.

– И тебя это волнует?

– Меня волнует, что тебя это почти не волнует! – Мишка всё-таки не сдержал эмоции. – Это… это не нормально. Мне случалось убивать, но каждый раз это тяжело. А поначалу я и вовсе… ощущение такое, будто душу наизнанку. А ты вот…

– А я вот… – сижу и думаю, что ж ему-то сказать, чтоб не слишком врать. Мишкина логика понятно. Он, конечно, не трепетная барышня и судя по тому, как на болотах работал, знает, с какой стороны за ножа взяться. Но то ли благородная натура мешает относится к этим делам проще, то ли сам он от рождения нежный.

– А он просто по голове удареный, – влез Метелька. – И мозговая горячка была. Так что едва не померши. И потом ещё… там… ну… то одно, то другое… мне ещё когда бабка говорила, что когда человека смерть поцелует, тогда он вроде как её бояться перестаёт. Что своей, что чужой. У нас жил на деревне один. Тихий был мужик. Но бабка не велела к нему подходить. Он, мол, из таких вот, целованных. И стало быть, ему что помирать, что убивать – разницы нету. Тогда-то не особо поверил. Бабка ж такая, она про каждого найдёт, чего сказать. А потом уже… когда и сам… Ну, когда там, в деревне, мёрли, тогда страшно было. Особенно по-первости. А после пообвыкся. Думал, что тоже сгину, а нет… когда ещё своих хоронил, то внутрях всё прям переворачивалось. Попереворачивалось и облеглося как-то. Злость вот оставалась, но это уж потом, на тётку мою… вспомнить-то смешно. А теперь вона… мертвяки? Что мертвяки. От них беды нету… и убить? Ну убили этих. Так сами виноватыя. Другия будут? Ну так тоже не с гостинцами встретят. Как они к нам, так и мы к ним. А маяться? На кой оно?

– Пожалуй. А я тогда… я ведь тоже едва не погиб. Хотя… наверное, это всё-таки другое.

И Мишка задумался.

Умный он. Оттого и беды все. А теория хорошая. Вот её в дальнейшем и будем придерживаться.

– По ходу, приехали, – заметил Метелька, облизывая пальцы. А грузовик и вправду замедлил ход. – Или нет…

– Свернули куда-то, – я опустился на пол. Машину потряхивало, и дребезжание усилилось. – Дорога не особо. Вона, колдобины…

И подтверждая мои слова, грузовик подпрыгнул.

Заскрипел.

И ещё сильнее сбросил скорость. Вот мотор фыркнул, останавливаясь.

– Погоди, – я придержал Мишку, который напрягся. – Сейчас… посмотрим.

Призрак просочился под брезент, чтобы ловко забраться на крышу. С крыши ему виднее. А вот Тьма растеклась под днищем. Мельком подумалось, что зря люди думают, будто теням дневной свет вреден. Вполне себе вон неплохо чувствуют.

Хутор?

О да, ощущение, что донельзя знакомый хутор. Я уже бывал на похожем. Вон, частокол высится, и такой, добротный, из крепких брёвен выложенный. Ворота, которые за нами закрывали, тоже не из фанерки. Этакие и тараном с ходу не возьмёшь. У охранника, который створку тянет, ворота прикрывая, за плечом ружьишко, а на поясе – кобура. Рядом второй крутится.

И наш знакомец тут же.

– Проблемы? Да какие проблемы… – он потянулся, упёршись ладонями в спину. – Ох ты ж, никак взаправду застудил. Вчерась прихватило, я на ночь скипидаром, думал, отпустит, а оно вона… надо будет баню опосля растопить, а то ж спасу нет, ноет и ноет. Сивый приехал?

Из Мишкиной колымаги выбрался усатый тип в клетчатой рубашке.

– А ничего машинка, – сказал он. – Даром, что неказистая, но идёт ровненько…

– Сивый к ночи будет, – откликнулся охранник и тоже к машине подошёл. Поглядел, поцокал языком. С умным видом и под днище заглянул. – Ржавая она…

– Да это поверху, а так-то ничего. Пороги вот чуть, но пороги – ерунда, главное, что внутри, а там…

– Мутный! Чего вы там… выходите!

– Небось, опять нажрались, – хмыкнул второй охранник, который у ворот остался. И главное, обрез свой тоже под рукою держал.

Сторожится.

Чует?

– Сейчас полезут, – сказал я Мишке. – Во дворе…

Тьма метнулась к сараю.

Скотина.

И толстая оплывшая женщина, которая елозила граблями по проходу. Дом… дом стоял за спиной. Тоже крепкий, добротный. Но к нему позже пойдём.

– Мутный… чтоб тебя! Опять? Я предупреждал. Если ты опять нажрался, то будешь с Сивым объясняться…

Полог зашевелился, стало быть, сейчас полезут.

Я дёрнул Призрака. Встречу надо подготовить. Вот того, что за главного тут, убивать пока не надо. Чуется, знает он куда больше покойного ныне Васеньки.

– Мутный, падла ты…

Человек щурился, пытаясь разглядеть хоть что-то, но после яркого солнца полумрак, царивший в кабине, казался непроницаемым. И человек, подтянувшись, влез внутрь.

– Нажрались… вот что за люди… эй, – он пнул ближайшее тело и потом, словно вдруг заподозривши неладное, открыл было рот, чтобы закричать.

Не успел.

Мишка умел двигаться очень быстро. И бил точно, аккуратно. Тело он попридержал, не позволив грохнуться на пол. Уложил со всем почтением и проворчал:

– Вот с чем приходится возиться, а?

Вопрос сей остался без ответа.

– Петрович? – охранник, который у ворот, явно что-то чуял, если обрез переместил. – Петрович, ты…

Умер он в одно мгновенье, так и не успев нажать на спусковой крючок. Несколько мгновений он ещё держался на ногах, и этих мгновений хватило, чтобы убрать второго, который вместе с усатым склонился над мотором Мишкиной машины, что-то обсуждая.

Впрочем, и усатый протянул не дольше.

– Раз-два-три-четыре-пять… – пробормотал я.

– Чего? – Мишка перевернул лежащего.

– Ничего. Связать бы надо, чтоб не ушёл. И дальше идти, пока тревогу не подняли.

Не подняли.

Не успели.

Раз-два-три… в голове всё крутилась дурацкая детская считалочка. И не то, чтобы она имела смысл, но эти вот, раз-два-три…

Раз. И обычный сон становится вечным для четвёрки, что устроилась в сарае, на копне душистого сена. Только револьвер выпал из ослабевших пальцев – какой идиот вообще спит на сене с оружием? – и покатился, чтобы нырнуть в копну.

Два.

И ещё один, что на кухонном столе разобрал старую винтовку и что-то там пытался сделать. Я так и не понял, что. Но явно же – не мирный обыватель.

А если так, то и совесть мучить не станет.

Три.

Тени выбираются на задний двор. Здесь тоже крылечко. А ещё люди. Кто-то на крылечко оперся. Кто-то привалился к стене, смалит сигаретку, пуская сизый дым и переговариваясь с соседом. Мирная картина.

Почти.

Я придерживаю Тьму, потому что в происходящем надо разобраться. На пятачке утоптанной земли крутится мальчишка, пытаясь уйти от удара. Он скачет то влево, то вправо, судя по всему – давно. Он вспотел, и пот, смешавшись с пылью, облепил и лицо, и драную рубаху, и волосы.

– Танцуй! – приказ отдаёт низкий человечек с характерным разрезом глаз. И змеёю вьётся кнут в смуглых пальцах его, играет, касаясь босых ног мальчишки, заставляя того шипеть и прыгать.

– Шибче! Шибче! Горыныч, что-то он у тебя слабо пляшет! – хохочет тип с сигареткой. И Горыныч тоже скалится, позволяя пленнику перевести дух

Он явно опытен.

Он знает, что загнать человека легко, но тогда и забава закончится. А ему охота веселья. И не только ему. Здесь, на пятачке между сараями, я насчитал пятерых. Ну, кроме паренька.

Или это амбары?

Никогда не понимал разницы. Главное, что пятачок этот тих и далёк от глаз начальства. И потому никто не помешает забаве.

Ну, разве что мы.

Мальчишка останавливается.

– Эй, благородие… вы б в ножки поклонилися, чтоб по-вашему, по-вежливому…

А мальчишка непростой. Пусть в пыли и грязный донельзя, дышит тяжко, но выражение лица такое, упрямое. Главное, даже не это. Главное, что я вижу зеленоватый туман, что окутывает тощую эту фигуру.

Дарник?

Целитель, если не ошибаюсь?

– Или вон пляши… пляши, давай! Горыныч! Дай жару!

И змея хлыста устремляется к ногам, чтобы ужалить. Не опасно, но болезненно, а ещё с обманчивой неспешностью, которая даёт пленнику надежду уйти от удара.