Текст книги "От греха подальше"
Автор книги: Карин Либо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
7
Некоторое время Виктория озадаченно размышляла над странным поведением Роуна. Если бы она знала его не так хорошо, то подумала бы, что в последнюю минуту он просто струсил. Но она не могла представить себе Роуна Каллена – мужчину, повидавшего ураган и извержения вулканов, собиравшегося переплыть в бочке Ниагарский водопад, – испугавшимся чего-либо, тем более обычного прыжка с вышки со страховкой из резинового каната, привязанного к ногам.
Однако, без всякого сомнения, она увидела в его глазах страх, даже панику.
Тем временем погода стала меняться, и Виктория заставила себя не думать о Роуне. Какое ей дело до его страхов? Пора заниматься работой.
Ожидаемый эпицентр сильнейших гроз сместился с севера к востоку, и девушка направила машину к небольшой возвышенности, которая казалась настоящим холмом среди равнинного Канзаса. Там можно разместить удобный наблюдательный пункт за зарождающимся торнадо, а также проследить путь его передвижения.
Виктория съехала с шоссе, заглушила двигатель, открыла дверцу и вышла, с удовольствием подставляя лицо свежему дуновению легкого ветерка.
Роун молча последовал за ней. Он опять достал сигарету, закурил, сделал пару затяжек и, брезгливо морщась, выбросил.
– Кажется, за всю поездку ты не выкурил до конца ни одной сигареты, – заметила она, надевая шапочку с большим козырьком, чтобы защитить глаза от солнца.
– В последнее время сигареты перестали мне нравиться, – ответил он, пожимая плечами, и, отойдя подальше, стал возиться со своим оборудованием.
Виктория чувствовала, что у него нет настроения и ему не хочется поддерживать разговор, и тоже решила молчать. За эту способность вовремя замолчать, а не сотрясать воздух бессодержательной болтовней ее высоко ценил Амос. Но сейчас она с трудом сдерживала себя, чтобы не расспросить Роуна о причине его плохого настроения.
И все же она сумела заставить себя сделать вид, что ничего особенного не происходит, огляделась вокруг и сразу почувствовала, как расслабляюще и умиротворяюще действуют на нее теплое солнце и легкий ветерок. С небольшого возвышения во все стороны до самого горизонта открывался вид на равнину. Слегка волнообразные поля создавали бескрайнюю палитру желтого, зеленого и коричневого цветов во всех возможных оттенках с редкими белыми пятнами фермерских домиков. Неброская красота сельской местности не оставила безразличным и Роуна. Он делал снимок за снимком, пробуя разные линзы и фильтры. Эти снимки отражали природу не столь богатую и волнующую, какая обычно представлялась читателю на страницах «Нэйшнл джиогрэфик», но если бы ему удалось передать тончайшую гармонию света и красок…
Взгляд Виктории слишком часто останавливался на Роуне. Она вынуждена была признаться самой себе, что ей хочется смотреть на него и что это ей более интересно, чем глазеть на проплывающие в небе облака и удлиняющиеся послеполуденные тени. Не подозревая о том, что его разглядывают, Роун двигался с изяществом и ловкостью прирожденного спортсмена, иногда опускаясь на одно колено для большей устойчивости камеры или просто вглядываясь в горизонт; при этом в выражении его лица сквозило явное внутреннее смятение, непонятное Виктории.
Ее душа рвалась к нему и, против ее воли, тело тоже вдруг страстно возжелало близости с ним. И для этогообъяснений не требовалось. Она все еще не могла забыть его поцелуя. С необыкновенной яркостью всплыла в памяти настойчивость его губ, требовательная ласка его теплых, сильных рук.
По телу разлилась волна возбуждения, словно поцелуй этот и сейчас был явью, и она сделала над собой героическое усилие, чтобы отвлечься от соблазнительных мыслей. Что толку мечтать о Роуне? Она уже решила для себя, что не допустит ни увлечения, ни тем более близости с ним, и была намерена твердо соблюдать данное себе слово. Она не надеялась понять его, не собиралась влиять на его необузданное, часто направленное на самоуничтожение поведение, на что так рассчитывал Амос, отправляя их вместе в эту экспедицию. Но она всегда чувствовала себя неуютно рядом с теми, кого не понимала и чье поведение нельзя было предугадать – хотя бы в общих чертах. Сама жизнь довольно рискованная штука, потому не стоит искать лишних приключений – так искренне считала Виктория.
И вот теперь она стояла здесь, посреди Канзаса, и разглядывала небо. Облака быстро плыли в вышине, сбивались вместе, сливались и выстраивались в огромные кучевые башни, вершины которых, казалось, уходили в бесконечность. Иногда вдалеке вспыхивали молнии. Она удовлетворенно улыбнулась – предсказания о надвигающейся грозе сбывались.
Внимание Виктории привлекла небольшая группа облаков. Там, в отдалении от других атмосферных волнений, которые могли бы отнять часть энергии, зарождалась гроза. Виктория стала наблюдать именно за этими облаками.
Роун, как она успела заметить, тоже обратил внимание на этот участок грозового фронта.
– Что ты думаешь об этом? – спросил он с энтузиазмом, впервые прозвучавшим в его голосе с тех пор, как они покинули Барриклоу.
– Выглядит обещающе, – ответила она. – Видишь, какие симпатичные завитушки появились на верхушках облаков? Они похожи на цветную капусту. Это хороший признак. Вообще-то нам бы не мешало сесть в машину и подъехать поближе.
– Так и сделаем. – Роун мгновенно уложил свое имущество в фургон и уселся на пассажирское сиденье. Движения его стали более быстрыми и оживленными. Виктория даже понадеялась, что он наконец забыл о тягостных мыслях, которые до сих пор преследовали его, портя настроение. Ей не нравилась его угрюмая серьезность.
А ведь вот как бывает. Еще совсем недавно, когда они только познакомились, она была готова многое отдать за то, чтобы он был чуточку посерьезнее. Теперь же, наоборот, ей не хватало его поддразнивающего, насмешливого тона. Он даже слишком хорошо держал свое обещание вести себя, как настоящий джентльмен.
Она вытащила из-за спинки своего сиденья карту Канзаса и протянула ее Роуну.
– Нам нужно оказаться к северо-востоку от грозы, чтобы она двигалась на нас.
– Ты хочешь, чтобы не мы, а она нас преследовала?
– Правильно. Мы больше увидим, уходя от грозы, чем гоняясь за ней. Но ты не волнуйся. Если мы узнаем направление ее движения, то всегда успеем убраться с ее пути.
– Я не волнуюсь, – сказал он с кривой усмешкой. – Как еще далеко до нее?
– Миль десять-пятнадцать…
Он смотрел в карту, разложенную на коленях.
– Через пару миль должен быть поворот вправо, на шоссе К-22. Затем, если поедем по проселочной дороге… да, мы не ошибемся.
– Как обозначена эта дорога? – спросила Виктория.
– На карте это сплошная черная линия. Дальше к северу переходит в пунктирную, но я не думаю, что мы заберемся так далеко.
– Там есть другие дороги? Нельзя лишать себя возможности маневра.
– Что-то не видно. Здесь вообще мало дорог, и расстояния между ними довольно большие.
Она вынуждена была согласиться. Широко раскинувшиеся пространства сельскохозяйственного Среднего Запада обеспечивали прекрасную видимость, но эти же пространства славились отсутствием разветвленной дорожной сети. Виктория потеряла здесь не одну интересную грозу, когда случалось, что стихия шла в одном направлении, а дорога вела совсем в другом.
Ну что ж, в этом случае они постараются сделать все, что от них зависит.
Когда они выехали на шоссе К-22, Виктория увидела, что грозу преследуют не только они с Роуном. Впереди двигался телевизионный фургон из Уичита. Вскоре она заметила позади и «Блэйзер» Джеффа Хоббса.
– Похоже, мы здесь не одни, – удивился Роун.
– А я и не мечтала о том, что мы окажемся здесь в гордом одиночестве, – задумчиво отозвалась Виктория. – Любой дилетант, смотревший погодный канал, узнал достаточно, чтобы оказаться поблизости. А уж совсем нет вопросов, какую грозу наблюдать. «Наша» будет самой сильной.
По мере приближения к грозовому фронту небо становилось все темнее, а ведь прошло всего несколько минут с тех пор, как они съехали с холма. Виктория включила видеокамеру, установленную на приборной доске. До этого спокойные и размеренные радиоголоса взволнованной скороговоркой сообщали о месте нахождения эпицентра грозы, о скорости и направлении ее движения, а также о выпадающем следом граде размером с горошину.
Виктория наблюдала, как бурно клубится грозовая облачность, как зловещая нижняя кромка начинает вращаться, и интуиция подсказала девушке, что вот-вот они увидят зарождение торнадо.
– Мне нужна дорога на север, – сказала она, пытаясь унять волнение. То, что происходило, было для нее настоящим испытанием. Сможет ли она в отсутствие Амоса, который всегда действовал на нее успокаивающе, сохранить хладнокровие в стрессовой ситуации? Еще ни разу она одна не охотилась за торнадо.
– А вот и дорога, которую мы ищем, – произнес Роун спокойно, хотя в голосе его сквозило сдерживаемое возбуждение. – Она чуть впереди. Видишь, где поворачивает телевизионный фургон?
– О да. Ты мне это уже говорил.
Роун не ответил, занятый разглядыванием в окно огромной, как стена, тучи. Он был явно ошеломлен открывшимся его взору зрелищем.
– Значит, мы наконец увидим торнадо, – еле слышно произнес он.
– Думаю, да. Все не могут ошибаться, – добавила Виктория, указывая рукой вперед.
И действительно, найти место для стоянки на обочине дороги оказалось довольно сложным делом, но Виктория проворно втиснула свой фургон между двух криво припаркованных автомобилей. Не теряя времени, она сняла со щитка видеокамеру, вытащила откуда-то сзади сиденья штатив и выскочила из машины. Следуя за ней, Роун тоже спешно готовил свое оборудование. Вокруг все суетились, доставали оборудование, устанавливали камеры и готовились к съемкам. Телеведущий тщетно пытался заставить кого-нибудь дать ему интервью, в то время как его оператор уже снимал грозу.
Виктория установила свою камеру впереди фургона, откуда и собиралась снимать грозу, Роун же отошел от нее на несколько шагов в сторону и начал делать фотоснимки, вооружившись своим старым «Никоном» с невероятно длинным объективом. По другую сторону дороги, у самого забора, одинокая корова с любопытством взирала на происходящее.
Наблюдатели уже начинали сетовать, что и на этот раз, возможно, ничего не выйдет, как из высокой тучи вдруг появилась воронка. Поначалу нерешительный, тонкий, веретенообразный смерч потянулся к земле, коснулся ее и взметнул небольшой клуб пыли.
Сердце Виктории неистово заколотилось. С ней такое случалось всякий раз, когда она наблюдала за торнадо, а ведь за последние годы повидала их десятки. На этот раз смерч, по ее оценке, образовался в двух милях от них и двигался почти строго на север, в то время как наблюдатели расположились к востоку от его предполагаемого пути. Трудно было найти более подходящее место для съемок, чем то, которое они сейчас занимали.
Узкая, конусообразная воронка, казалось, светилась изнутри и пульсировала от вершины до основания. Напряженная тишина воцарилась среди наблюдателей, когда торнадо, продолжая движение, стал подбрасывать вверх столбы забора с такой легкостью, словно это были зубочистки, и вывернул с корнем несколько деревьев, попавшихся у него на пути.
Вдруг всем показалось, что смерч остановился. Обеспокоенная Виктория просунула голову в открытое окно фургона, чтобы послушать радио. Радиолюбители сообщали, что гроза, прекратив движение на север, резко повернула к востоку. Это означало, что смерч направляется прямо на них.
Видимо, не одна Виктория услышала последнее сообщение, потому что на площадке вдруг возобновилась суета, послышались громкие голоса, обменивающиеся замечаниями и возражениями. Почти единодушно было решено, что пора подавать сигнал к отступлению, против чего Виктория не возражала. Пусть смерч и был пока еще на безопасном от них расстоянии, но она не собиралась рисковать. Схватив камеру, она поспешно водрузила ее обратно на приборную доску и оглянулась, ища взглядом Роуна.
Молодой Каллен в это время стоял позади своей камеры, вслух комментируя происходящее для звуковой дорожки видеофильма.
– Роун, нам немедленно нужно уезжать, – громко позвала его Виктория.
Кое-кто уже запускал двигатель, собираясь поскорее покинуть общую стоянку.
Роун повернулся и удивленно взглянул на Викторию. Он был явно сбит с толку.
– Уезжать? Почему?
– Потому что мы находимся на пути торнадо.
– А я думал, что он движется на север.
– Он сменил направление. Быстрее бери свою камеру и поехали.
Роун огляделся вокруг – массовый исход был в самом разгаре. Взгляд молодого человека остановился на одной из машин, потрепанном «Фольксвагене», которая, судя по всему, и не собиралась трогаться с места.
– Вон те парни остаются, – показал он рукой на «Фольксваген».
– Джон Хиггенботам и Дейв Диворс, – сказала Виктория неодобрительно. – Студенты-метеорологи из Техасского политехнического. Они не понимают, что делают. Посмотри на вмятины от града на их машине. Это говорит о многом.
– Хм, – уклончиво буркнул Роун, подошел к камере и направил объектив на разворачивающееся перед ними зрелище. – Всего несколько минут. Пока еще нет непосредственной угрозы.
– Пока нет, но скоро будет. Пойдем, Роун, мне не нравится, что мы так близко от торнадо.
– Успокойся, у нас еще масса времени, – рассеянно сказал он.
Почти все машины уже уехали. Даже телевизионный фургон отправился на поиски более безопасного наблюдательного пункта. Ветер резко усилился, неся пыль и сухую траву. Викторию охватила дрожь при воспоминании о том, как однажды она стояла на пути такого же неистового ветра.
– Роун, нам пора! – Она начинала сердиться на него за то, что он ее не слушал. – Мы должны ехать, иначе нас убьет.
– Еще минуточку.
Виктория видела, как студенты стали упаковываться, сопровождая свои сборы воодушевленными возгласами и гиканьем. Это подстегнуло и ее. Возможно, Роун не понимал опасности, но она-то ее прекрасно знала.
– Роун! – Она встала перед его камерой и закрыла рукой объектив. – Или ты сейчас же садишься в машину, или я уезжаю без тебя! – Ей пришлось кричать, чтобы он услышал ее через вой ветра, но она и так не смогла бы говорить с ним спокойно. Она не помнила, чтобы когда-либо сердилась до такой степени.
Ни слова не говоря, он схватил камеру, штатив и остальные принадлежности и нырнул в фургон, лишь на долю секунды опередив поток дождя, обрушившегося на них.
Виктория уже сидела за рулем. Ей пришлось повозиться с ключом, прежде чем удалось вставить его в замок зажигания. От нетерпения и тревоги она слишком резко попыталась запустить двигатель.
– Полегче, Вик, ты его зальешь.
– Помолчи, – зло огрызнулась она. – Я умею водить машину.
Но она была слишком возбуждена, расстроена и напугана, чтобы совладать с собой, и повторила ошибку. Двигатель завелся, мощно взревел и тут же заглох.
– Проклятие!
Теперь ее уже всю трясло, но Виктория заставила себя убрать ногу с педали газа и медленно, мягко повернуть ключ. Двигатель чихнул, завелся и опять заглох.
После трех попыток фургон все же тронулся с места. Но было уже поздно. За исключением коровы, которая теперь бегала взад и вперед за забором, только они оставались еще на пустынном участке проселочной дороги. Все давно отправились на юг, но торнадо, зависнув на мгновение, двинулся поперек дороги, перерезая путь фургону Виктории. Отступать было некуда, оставалось ехать строго на север, и девушка припомнила, что где-то там находится грунтовая дорога.
Она сдала назад, развернулась, включила переднюю передачу и выровняла машину. Роун без напоминания пристегнул свой ремень, и Виктория вдруг сообразила, что сама она забыла пристегнуться. К черту ремень! Если торнадо сомнет фургон в лепешку, ремень ей вряд ли поможет.
Асфальт вскоре сменился гравием, затем простым грунтом. Потом дорога исчезла вовсе, окончившись у берега ручья.
Роун посмотрел в заднее стекло.
– О черт. Он идет прямо на нас. – В его возбужденном голосе вдруг послышались нотки беспокойства.
– А ты как думал?!
– Ну и что мы будем делать?
Она выключила двигатель.
– Ничего. Фургон – наше единственное укрытие, поэтому мы будем сидеть здесь и молиться, чтобы смерч нас не убил.
Мелкий град забарабанил по крыше фургона.
– Может, нам надо перебраться глубже в салон, подальше от окон, – предложил Роун, впервые проявив некоторое понимание обстановки.
«Неужели он не боится?» – подумала Виктория, вцепившись пальцами в сиденье и пытаясь унять дрожь во всем теле.
Ветер ревел неистово, сотрясая фургон, потоки дождя и града обрушивались сверху, создавая впечатление, будто они с Роуном очутились под гигантским водопадом. Им здорово повезет, если отделаются одними только разбитыми стеклами. Пожалуй, Роун прав, предлагая перейти глубже в салон.
Роун уже опустил свое сиденье и с ловкостью кота перебрался через него, а затем помог Виктории. К ее досаде, у нее это получилось менее грациозно, и она упала на колени к Роуну. Он обхватил ее за талию и придержал, пока она не нашла себе опору. Как ни была она сердита на него, теплота его прикосновения показалась ей бодрящей в эту минуту опасности, и она пожалела, что ей пришлось отстраниться.
Град тем временем стал крупнее, размером с двадцатипятицентовую монету. Прыгающие вокруг градины напоминали воздушную кукурузу, но барабанили по фургону с грохотом, похожим на очереди крупнокалиберного пулемета. Поток дождя и града стал сплошным, и Виктория, взглянув в заднее стекло, не увидела торнадо. Но это вовсе не означало, что его там не было.
Оглушительный раскат грома потряс фургон, и Виктория больше не смогла сдержать своего испуга. Часто и прерывисто дыша, она дрожала и, чтобы унять дрожь, обхватила колени руками. Она снова чувствовала себя двенадцатилетней девочкой – беспомощной, охваченной ужасом.
Рука Роуна легла ей на плечо.
– Успокойся, Вик, с нами ничего не случится. Я уверен, что это не так страшно, как тебе кажется.
«Слова воистину невежественного болвана», – захотелось ей сказать. Он и в самом деле не имел понятия, какая опасность им угрожала. Но, как ни странно, ей понравилось, когда его руки крепко обняли ее. Ей захотелось прильнуть к его широкой груди, уткнуться лицом в мягкую ткань футболки, унять свои страхи, растворившись самой в запахе сильного мужского тела.
Именно это она и сделала. Когда град достиг размеров мяча для гольфа, грохот ударов по крыше стал невыносимо оглушительным и ветровое стекло начало трескаться, она перестала думать о своем поведении. Виктория страстно пожелала поверить в миф о том, что сильные мужские руки способны защитить ее от опасности. Роун покрепче прижал ее к себе и погладил по волосам, бормоча всякую успокаивающую бессмыслицу.
– Я не знал, что ты так испугаешься, – сказал он, когда она перестала дрожать. – Зачем ты преследуешь грозы, если их так страшно боишься?
– Я делаю это не из любви к острым ощущениям.
– Тогда зачем? – опять спросил он.
Она помедлила с ответом. Ей было приятно в его объятиях, и рассказ о том, о чем он хотел узнать, мог разрушить это ощущение безопасности и покоя. Тут она вспомнила, что он был виноват в том, что с ними случилось: ей бы не понадобились его ободрение и утешение, если бы они выехали вовремя, пока путь к отступлению еще не был отрезан. Теперь уже не имело значения, хочет она рассказывать ему эту проклятую историю из своей жизни или нет. Но она должна была это сделать, должна дать ему понять, как близко от беды они очутились. И она решилась, заговорив негромким, несмотря на шум ливня, голосом:
– Однажды весенним вечером, когда мне только-только исполнилось двенадцать, у нас случился торнадо. Совершенно неожиданно. Мы ничего о нем не знали, пока не услышали предупреждения по радио. Мне пришлось в грозу выбежать из дому, чтобы предупредить отца. Он распахивал поле на тракторе и ничего не знал. Я уже была в нескольких сотнях шагов от отца, когда что-то ударило меня по голове. – Она проглотила подступивший к горлу ком и продолжала: – Видимо, какой-то летевший обломок, может, ветка дерева, я так и не узнала, что это было. Не успев добежать до отца, на несколько секунд я потеряла сознание, а когда очнулась, трактора не было. Моего отца тоже нигде не было.
Роун ничего не сказал. Единственным признаком того, что он вообще слушал ее рассказ, было легкое посапывание.
Она замолчала, не вполне уверенная в том, что хочет рассказать ему все подробности этой страшной истории. Но разговор отвлекал ее от того, что происходило за окнами фургона, и она продолжила, пытаясь не думать о том, что, возможно, зря открывает ему свою тайну:
– Когда потрясение от гибели отца прошло, меня охватила настоящая ненависть к метеорологам, которые не предупредили нас вовремя о надвигающемся торнадо. А потом я начала задаваться вопросом, почему смерч унес моего отца, но не тронул меня. Все это превратилось в настоящую одержимость. Я хотела знать все о торнадо и прежде всего научиться предсказывать его рождение. Я надеялась, что мои старания однажды спасут кому-то жизнь. Но независимо от того, сколько гроз я наблюдала – а это уже не один десяток, – я каждый раз вспоминаю тот день, то чувство беспомощности и страха…
Он погладил ее плечо.
– Мне очень жаль.
Она отвергла его попытку утешить ее.
– Я не ищу жалости. Ты хотел понять, поэтому я тебе рассказала.
– Кроме всего прочего, я понял, что ты очень смелая.
– О, только не надо таких слов.
– Нет, это действительно так. Допустим, я способен совершать множество отважных поступков, но только потому, что я не боюсь. Ты же, наоборот, побеждаешь собственный страх, значит, ты в сотню раз смелее меня.
– Меня совершенно не волнует, считают ли меня смелой или нет. – Она подумала, а потом добавила: – И такая между нами разница. Причем большая.
– Ты думаешь, что я готов на безумства лишь потому, что хочу казаться смелым? – спросил он удивленно.
– А разве это не так?
Он лишь покачал головой, ничего не возразив.
Гроза прошла, и теперь мелкий дождь мягко стучал по крыше «Торнадомобиля». Ветер стих, раскаты грома отдалились. Опасность миновала, и к Виктории вернулось присущее ей благоразумие и самообладание. Она подняла голову с плеча Роуна, театрально отстранилась и, схватив попавшийся под руку дорожный атлас, шлепнула его по руке.
Он посмотрел на нее, открыв рот от изумления.
– Это за что?
– За то, что из-за тебя нас чуть не убило!
– Ты хочешь сказать, что это я вызвал торнадо?
– Я хочу сказать, что, если бы ты сел в машину, когда я тебя первый раз позвала, – произнесла она более спокойным тоном, – мы бы поехали на юг и вовремя ушли бы с пути торнадо.
Он попытался улыбнуться, но у него не получилось.
– Ну, стоит ли так расстраиваться? Ведь в конце концов ничего страшного не случилось…
– Не смей говорить со мной таким снисходительным тоном. Ты обещал Амосу и мне тоже, что будешь во всем слушаться меня. Ты не сдержал обещания. А если ты думаешь, что ничего не случилось, – она повернулась, отодвинула боковую дверцу фургона и спрыгнула на землю, – то можешь полюбоваться: вся крыша во вмятинах, ветровое стекло треснуло. А я обещала Амосу беречь «Торнадомобиль».
Роун вылез из фургона и внимательно осмотрел повреждения.
– Эти вмятины – как боевые шрамы. Насколько я помню, дядин старый пикапчик был весь покрыт вмятинами.
– Сегодня – другое дело.
– Почему?
– Это можно было предотвратить.
– Ты хочешь извинений? Ты ведь к этому клонишь?
Они стояли под слабым дождем, уставившись друг на друга.
– Извиниться было бы неплохо, – сказала она спокойно.
– Ладно, извини. Я думал, что ты перестраховываешься.
Его извинение явно не были самыми трогательными из тех, которые когда-либо слышала Виктория. Но у нее создалось впечатление, что ничего другого, кроме этой скупой фразы, она от него не дождется.
– Замечательно, – сказала она, обходя фургон и открывая дверцу со стороны водителя. – Давай-ка поедем отсюда.
– Куда? – спросил он.
– В Лаббок. Твоя карьера преследователя гроз закончилась.
Когда они достигли участка дороги, где прошел торнадо, Виктория сбросила скорость, и Роун впервые увидел вблизи разрушительные последствия стихии. Широко раскрытыми глазами он смотрел из окна машины на вывороченные с корнями деревья, опрокинутый забор… и мертвую корову в канаве.
– Что… – Роун хотел что-то спросить, но в горле у него так пересохло, что он был вынужден прокашляться, чтобы заговорить снова. – Что случилось с коровой?
Виктория пожала плечами.
– Наверное, бедняжку ударило чем-то тяжелым, а может, подняло в воздух…
Роун почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. Если бы он задержал отъезд еще на несколько минут, может быть, даже на несколько секунд, их могла бы постичь участь этой коровы…
– Виктория, я… Я действительно очень виноват. Я совершенно не представлял себе всей опасности торнадо. Кроме того, я не проявил ни малейшего уважения к твоим знаниям, твоему…
– Самоуничижение тебе не поможет, Роун. Я везу тебя обратно в Лаббок.
Он не мог обижаться на нее за такое решение.
– Тебе необязательно везти меня так далеко. Просто высади меня где-нибудь, и я сам доберусь до Лаббока. Тебе не придется прерывать свою погоню за торнадо.
– Я не могу одна заниматься этим, – сказала она упавшим голосом. – Может, через несколько дней Амосу станет лучше, и мы сможем совершить еще одну поездку, прежде чем закончится мой отпуск. Если, разумеется, будет за чем гоняться. Как бы то ни было, Амос вряд ли будет доволен, если я высажу его любимого племянника на пустынной дороге.
«И это, наверное, единственная причина, которая мешает ей немедленно избавиться от меня», – размышлял Роун. Он действительно все испортил и только потому, что чересчур увлекся грозой, ее красотой и величием. Он просто не мог оторваться от этого захватывающего зрелища.
Когда же он стал столь эгоцентричным? Плохо было уже то, что он почти уговорил Викторию прыгнуть с вышки с резиновой страховкой на ногах, но того хуже оказалось его поведение во время грозы. Он проявил полнейшее пренебрежение к жизни своей и Виктории. За это он заслуживал самого сурового наказания.
Они молча слушали, как на разных радиочастотах возбужденные голоса обсуждали торнадо, который продержался на земле более двенадцати минут и нанес значительный ущерб посевам зерновых, хотя никто серьезно не пострадал – не считая коровы, но о ней знали пока только Виктория и Роун. Прозвучали также обрывки разговора о еще одной обещающей торнадо грозе в нескольких милях к западу, но если Виктория и слышала, то предпочла проигнорировать эти сведения.
– Голоден? – отрывисто спросила она.
– Конечно, – ответил он, хотя на этот раз не чувствовал голода.
– Проедем еще пару миль на север и найдем какой-нибудь ресторан, где точно не наткнемся на моих коллег. Я что-то не расположена к светской болтовне.
– Конечно, поступай, как считаешь нужным.
В течение получаса она не проронила ни звука. Роун знал, что она злится на него, но и подозревал, что Виктория немного смущена своей минутной слабостью и признаниями, которыми с ним поделилась.
– Кто-нибудь еще знает, что ты боишься торнадо? – неожиданно спросил Роун, прерывая молчание.
– Амос пару раз видел, как я теряла контроль над собой, но никогда не задавал вопросов.
– И я должен последовать его примеру, верно?
– Сделай одолжение.
Они въехали в небольшой городок, названия которого Роун толком так и не узнал, и Виктория припарковала фургон на стоянке возле мотеля с рестораном по соседству.
– Наконец-то мы съедим кусок мяса, – проворчала она, выходя из машины.
Роун почувствовал, что гнев ее немного улегся. Он решил не рисковать – не дразнить и не подлизываться к ней, чтобы еще больше не испортить ей настроение. Рано или поздно она сама перестанет злиться, если он, конечно, не даст ей новых поводов для обиды. Ему казалось, что она не из тех, кто способен долго сердиться.
– Да, было бы неплохо отведать здесь аппетитный бифштекс, – оживленно проговорил Роун, вовсе не думая о еде.
Официантка проводила их в дальний угол ресторана и усадила за маленький столик подальше от входа. Не открывая меню, Виктория заказала самый маленький кусок говядины, который подавали в этом ресторане, и вареный картофель. Роун сказал, что он будет есть то же самое. Но когда спустя несколько минут блюда появились на столе, он понял, что не сможет проглотить и кусочка нежной, сочной говядины. Впервые за долгие годы он потерял аппетит. Он знал, что не заслужил традиционного для охотников за торнадо вознаграждения.
