Текст книги "От греха подальше"

Автор книги: Карин Либо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

11

– Ничего, ничего, ничего! – Виктория сидела по-турецки на кровати в номере мотеля и перебирала свои карты и диаграммы. Волосы у нее еще не высохли после душа и пышными волнами падали на плечи – что особенно нравилось Роуну. На ней была одна из тех строгих хлопчатобумажных блузок, которым Виктория отдавала предпочтение – на этот раз розовая, – но девушка пока не надела джинсы. Роуну пришлось больно прикусить губу, чтобы сдержать внезапное желание и унять порыв, который заставлял его опрокинуть Викторию на кровать и целовать до тех пор, пока она не забудет о своих погодных картах и компьютерных распечатках.

С каждым днем его желание удержать девушку и быть с ней рядом усиливалось, вместо того чтобы ослабевать, как это было в отношениях с другими женщинами. Роун не понимал, что с ним происходит. Он всегда был одиночкой и никогда не нуждался в чьем-либо присутствии. Виктория заставила его думать о долгих вечерах у камина и о домашней еде. Она заставила его думать о детях.

И это пугало его.

Именно по этой причине он отказался от желания измять ее свежую кофточку. Он заставлял себя поверить в то, что сможет устоять перед ее обаянием, он убеждал себя, что мужчина должен быть сильнее любых плотских желаний. Конечно, он будет скучать, когда она уйдет из его жизни, но он непременно преодолеет это чувство. Он в это искренне верил.

– Я никогда не видела такой паршивой погоды, – произнесла Виктория, не обратив внимания на мрачный вид Роуна. При этом она взглянула на него своими огромными газельими глазами, и у него перехватило дыхание. – Боюсь, что этот худосочный торнадо может оказаться единственным, который мы увидим в этой поездке.

– Лучше такой, чем никакой. Не унывай, Ви, у нас в запасе еще три дня.

– Ви? – удивилась Виктория.

– Ну, тебе же не нравилось Вики или Вик, – объяснил он.

Она рассмеялась.

– Зови меня Вик, я уже привыкла к этому варианту моего имени. Честно говоря, оно мне даже стало нравиться.

Роун вздохнул. Она заигрывала с ним, бросая зазывающие взгляды, но он был настроен решительно и не собирался уступать ей. Это было похоже на случай с сигаретами. Ему нравилось курить, однако он мог бросить в любое время, если бы, конечно, захотел. И тут Роун вдруг осознал, что не курил уже несколько дней. Он даже не пытался купить новый блок сигарет, когда опустела последняя пачка.

– Ты уже готова завтракать? – мягко спросил он.

Она опустила голову, и его сердце сжалось. Он разочаровал ее.

– Да, только дай мне одеться и привести волосы в порядок. Я быстро.

Виктория не шутила, когда жаловалась на погоду. Роун не мог не отметить, что день выдался теплый и тихий при ярко-голубом небе. Разумеется, все еще могло измениться, однако Виктория не верила в возможные перемены, поэтому никуда особенно не спешила. Она заявила, что им следует вернуться на восток и приготовиться к тому, что новый фронт через пару дней пройдет по давно известным местам, которые метеорологи называли «Аллеей торнадо».

Готовясь в дорогу, они сменили масло в двигателе, устроили еще один пикник на природе, затем проложили на карте предстоящий маршрут, стараясь, чтобы он пролегал по наиболее живописным местам. И если бы они собирались бездельничать, то такое приятное времяпрепровождение было бы наиболее подходящим для влюбленной парочки. Но Виктория с досадой глядела на раздражающе голубое небо без единого облачка, и ее нетерпение передавалось Роуну.

Он поймал себя на том, что пристально рассматривает девушку, воображая в ярких подробностях, что он будет делать, когда они остановятся на ночь: сначала он расплетет ее косу, затем снимет с нее теннисные туфли и будет гладить ее ноги, пробираясь все выше и выше…

– Тебе скучно, – догадалась Виктория после того, как Роун в третий раз за последние несколько минут отстегнул ремень безопасности, пытаясь занять более удобное положение.

– Мне совсем не скучно, – оправдывался Роун. Он и в самом деле никогда не скучал рядом с Викторией. Может, только расстраивался иногда. Теперь Роун ухмыльнулся. – Просто устал после многих часов бездействия в машине. Я не привык так много сидеть без движения.

– Ладно уж. Раз мы не спешим, давай остановимся и разомнем ноги. Нет ли поблизости какого-нибудь заповедника?

Роун развернул карту.

– Миль через шесть мы выедем на Семьдесят третье шоссе, и если повернем на юг…

– Ох, Роун, ты только взгляни на это! – восторженно воскликнула Виктория.

Он поднял голову. Девушка притормозила, и он сразу понял, что привлекло внимание и вызвало восторг Виктории. На поляне, меж высоких сосен, стояла старая деревянная церквушка. Лучи послеполуденного солнца освещали ослепительно белые стены и отражались от бронзового колокола на звоннице. Ряды розовых и пурпурных тюльпанов окаймляли каменную дорожку, ведущую к входу.

Если бы не два автомобиля, припаркованных рядом с церковью, Роун решил бы, что он видит сцену из прошлого века. Он машинально потянулся за сумкой с фотоаппаратурой.

Виктория остановилась на обочине дороги.

– От такого вида дух захватывает, – произнесла она благоговейно. – Я считаю, что нам нужно сделать здесь остановку. Именно здесь. Эта картина превосходит все, что мы сможем увидеть в самом прекрасном заповеднике.

Роун выбрался из фургона. Эта маленькая церквушка, приютившаяся под сенью деревьев, пробудила в нем чувства, которые он был не в состоянии описать. Он должен был заснять увиденное чудо на пленку.

Опасаясь, что освещение изменится, он не стал устанавливать штатив и сразу приступил к съемкам.

Виктория, прислонившись к «Торнадомобилю», безмолвно наблюдала, как он работал, снимая церковь то с одного места, то с другого, меняя объективы и светофильтры.

– Ты пришлешь мне одну из этих фотографий? – спросила она.

– Конечно. Но ты должна прислать мне копию той пленки, которую похитила из моего «Никона».

Она смущенно засмеялась, а затем заговорила серьезно:

– Я должна была бы догадаться, что ты обо всем узнаешь. Но это единственные снимки, которые я взяла у тебя, и… мне они нужны. Я тоже хочу иметь что-нибудь на память о тебе.

Роун почувствовал, как сердце его сжалось. До сих пор и Виктория, и он избегали разговоров о неизбежном расставании. То, что наконец они стали об этом говорить, облекли в слова свои тревоги, сделало расставание более реальным и… близким. Он вдруг выпустил фотоаппарат из рук, и старый «Никон», словно обессилев, беспомощно повис на ремне у него на шее. Подходя к девушке, Роун собирался сказать ей что-нибудь утешительное, но так и не нашел нужных слов. Вместо этого он взял ее руку и коснулся губами ее ладони, а потом поцеловал в щеку.

Она повернула голову, подставив губы для настоящего поцелуя, но Роун не захотел целоваться. Не потому, что не желал ее больше, а просто хотел дать ей понять, что это прикосновение было больше, чем простая ласка. Таким образом он пытался выразить свою любовь и истинную благодарность за то, что она есть, что существуют и ее тело, и душа.

Она недоуменно взглянула на него, и он улыбнулся.

– Надеюсь, ты будешь помнить меня, – сказал он, – и не только как сумасшедшего племянника Амоса, который чуть не убил тебя.

Глаза Виктории подозрительно заблестели.

– Ты дал мне нечто большее, и этого я никогда не забуду, – ответила она, и голос ее задрожал.

Роун отвел взгляд, от нахлынувших чувств перехватило горло.

– Мы остановились здесь, чтобы прогуляться, так давай же гулять, – хрипло предложил он. Все еще держа Викторию за руку, он сделал быстрый шаг, резко потянув девушку за собой. Он понимал, что поступает как мальчишка, стыдясь собственных чувств и боясь их проявлять, но ничего с собой поделать не мог.

Разве не так следует поступать настоящим мужчинам? Они должны уметь скрывать свои чувства и переживания, отметая всякие сантименты, решительно рубить голову дракона. Он взглянул на свою грудь, где на сегодняшней футболке красовалась надпись, посвященная недавнему землетрясению в Калифорнии: «МЕНЯ ЭТО СОВЕРШЕННО ПОТРЯСЛО».

Эта фраза полностью соответствовала его теперешнему настроению, и он, не раздумывая, спросил:

– Виктория, тебе не приходило в голову, что мы могли бы видеться и после этой поездки? – Он не знал, откуда взялись эти слова. Он определенно произнес их необдуманно, но они точно исходили из глубины его сердца. Уже в течение нескольких дней его преследовала мысль о необходимости продолжить отношения с Викторией, хотя он все еще напрочь отметал подобную возможность. Видимо, в его сознании давно зрело решение относительно их общего будущего.

Викторию его вопрос застал врасплох, и она не сразу нашлась, что ответить. Роун же почти пожалел о своем импульсивном поведении. Может, она, в отличие от него, не считала счастливым время, проведенное вместе с ним?

Но она вдруг сказала:

– Я думала, что это не подлежит обсуждению. Я имею в виду то, что ты от рождения привык странствовать по всему свету, а я провинциалка, занимающаяся изучением погоды в захолустном Лаббоке… Ты непоседа, а я вросла корнями в эту землю…

– Я не все время провожу в командировках, иногда и у меня бывает отпуск. Кроме того, существуют телефон, почта и факс. – Роун не мог поверить, что он произносит вслух эти слова, но он в самом деле надеялся на продолжение их связи. Он, Роун Каллен, беспокойный дух и непостоянный любовник, который исчезал, как только женщина пыталась привязать его к себе, сегодня переживал тяжелые мгновения. И это пугало его.

А Виктория опять медлила с ответом.

– Да, такое приходило мне в голову, – признала она. – В любом случае мы могли бы попробовать…

– Может, у нас ничего не получится, – сказал он.

– И это доставит нам больше огорчений, чем радости, – добавила она.

– Но ты права, мы должны попробовать. – Он сжал ее руку. Пора было прекратить эту беседу. Ему требовалась передышка, чтобы привыкнуть к мысли об их новых отношениях. Это выглядело так… рассудительно и скучно, словно они вдруг стали умудренными жизнью стариками. Но тогда почему его переполняет ощущение свершившегося чуда?

Приближаясь к церкви, они услышали смех и детские голоса. Заинтригованные, они свернули с дорожки и обошли церквушку вокруг. Судя по воздушным шарикам и гирляндам из гофрированной разноцветной бумаги, во дворе в самом разгаре было какое-то торжество. Около дюжины детей и две молодые женщины увлеченно играли на свежем воздухе.

Роун инстинктивно поднял фотоаппарат и сделал несколько снимков. Он не задумывался над тем, какому журналу сможет предложить эти фотографии, ему просто хотелось запечатлеть этот день, короткий отрезок времени, когда он оказался на распутье, размышляя о жизни и женщинах – особенно об одной из них. Теперь, когда он точно знал, что его общение с Викторией не подходит к концу, а только начинается, все стало выглядеть по-иному. Воздух казался свежее, солнце горячее, краски окружающего мира ярче. Его наполняло удивительное чувство удовлетворения.

Одна из женщин, руководивших празднеством, заметила их и подошла, приветливо улыбаясь.

– Здравствуйте, меня зовут Дебби, – любезно представилась она. – Вы кого-нибудь ищете? Может, я смогу вам помочь?

– Нет, мы проезжали мимо… – начал Роун. – …и увидели церковь, она чудесна, – добавила Виктория. – Мы не хотим мешать вам…

– Ну что вы! Вы совсем нам не мешаете, – сказала женщина. – Мы отмечаем день рождения одного из ребят нашего детского сада. А вы профессиональный фотограф? – Она указала на фотоаппарат Роуна.

– Да, мэм, – ответил Роун. – Я внештатный фотограф нескольких журналов.

– Он снимает для «Ньюсвик» и «Нэйшнл джиогрэфик», – горделиво сообщила Виктория, и то, что она хвастается им, доставило Роуну неожиданное удовольствие.

– Ну, тогда, может быть, вы сделаете несколько фотографий виновника нашего торжества? – спросила женщина с озорным огоньком в глазах. – Я забыла сегодня свой фотоаппарат. Мы, правда, не можем заплатить вам, но зато у нас сколько угодно мороженого и тортов.

Тут дети, подошедшие послушать, о чем говорят взрослые, закричали хором:

– Сфотографируйте меня! И меня! И я тоже хочу! – Большинству из них не было еще и шести.

– Конечно, сфотографирую, почему бы нет? – согласился Роун. Он вставил в «Никон» новую пленку и принялся снимать детей, следя за тем, чтобы не пропустить ни одного, даже самого робкого малыша. Роун заснял всю пленку, вынул ее из фотоаппарата и протянул Дебби. – Ну, а где обещанное вознаграждение? Я рассчитываю отведать моего любимого шоколадного торта, от мороженого тоже не откажусь.

Дебби отрезала ему солидный кусок торта и украсила сверху целой горой ванильного мороженого. Роун сел на складной металлический стульчик рядом с Викторией, которая уже пробовала свою порцию мороженого, и принялся за торт.

– Ты просто молодец, – похвалила она его.

– Еще бы. За торт и мороженое я готов на любой подвиг. Кроме того, я уже проголодался. Впрочем, я слишком давно работаю свободным фотографом, чтобы пренебрегать любой оплатой.

Когда Роун покончил с тортом и мороженым, он удовлетворенно вздохнул, отодвинул тарелку, встал и пошел прогуляться по двору. Его внимание привлекло странное темное пятно, нависшее прямо над горизонтом и проглядывающее сквозь деревья, окружающие церквушку. Он заметил его, посмотрев вверх, чтобы получше разглядеть шпиль храма, четко вырисовывающийся на фоне ярко-голубого неба. Возможно, странное пятно было лишь оптическим обманом, возникшим из-за жары, но Роун почему-то отнесся к нему серьезно и позвал Викторию, чтобы она сама поглядела на удивительную тучу.

– Х-м… – вот и все, что она сказала.

– Тебе не кажется, что нам следует проверить, что это такое? – спросил Роун.

– Вряд ли это что-нибудь интересное, – решила она после коротких раздумий. – За весь день не поступало никаких данных, указывающих на грозу или осадки.

Роун не настолько доверял данным, как Виктория.

– Давай-ка все-таки проверим. – Он скучал и ему хотелось заняться хоть каким-то делом. Они попрощались с участниками торжества и вернулись к фургону. Роун проложил маршрут к таинственному затемнению над горизонтом, и они тронулись в путь.

– Это не похоже на что-то серьезное, – неоднократно повторяла Виктория, прослушивая радиолюбительский диапазон и ища подтверждение тому, что видели ее глаза.

– А мне все это кажется серьезным, – не сдаваясь, возражал Роун. По мере приближения к странному темному пятну обстановка становилась все более тревожной. Прямо у них на глазах образовывались кучевые облака – высокие, вихревые башни, со срезанными верхушками, похожими на классическую «наковальню». Роуну вспомнились рассказы Виктории о том, что такие облака были верным показателем зарождающегося торнадо.

– Атмосферный вихрь! – заявила она наконец. – Классический атмосферный вихрь, сейчас мы увидим хобот! Но этого не может быть! Для этого нет оснований! Никто не говорит об этом ни на одном из диапазонов. Я хочу сказать, что нечто подобное должно быть зарегистрировано на радаре. – Когда они достигли вершины холма, она съехала на обочину дороги и остановила машину. – Мы можем наблюдать отсюда. Я собираюсь получить новые данные.

– Не понимаю, зачем тебе сейчас нужны данные, – запротестовал Роун. – Я хотел сказать, что не понимаю, зачем тебе подтверждение того, что и так видно невооруженным глазом?

– Но должны же быть определенные показатели, некие предвестники, – пробормотала она, проигнорировав его замечание. – Я пропустила что-то важное.

Роун выбрался из фургона и начал устанавливать свою видеокамеру на штатив. Если Виктория желала играть с компьютером в то время, как у них прямо на глазах разворачивалась буря, то это ее дело. Он собирался заснять на пленку все, во что бы этони вылилось.

Ветер усиливался, и облака бешено закручивались по краям. Небо стало черным, с каким-то странным зеленоватым оттенком. Ничего подобного Роун прежде не видел. Надвигалась гроза – необычная, зловещая.

Когда Роун заметил слоистое облако, похожее на вращающееся кольцо, оно уже оторвалось от основной массы. Нетрудно было догадаться, что сейчас произойдет нечто невероятное. Виктория рассказывала ему о таких облаках.

Роун заглянул в открытую дверцу фургона.

– Вик, лучше иди сюда и взгляни на это. Я думаю, сейчас появится торнадо.

– Это невозможно, – сказала она, не отрывая глаз от карты, которую чертил принтер компьютера. – Торнадо никоим образом не может образоваться при этих условиях.

– Я не собираюсь спорить с твоими данными, – произнес Роун с нетерпением, – но не изволишь ли ты высунуть нос и взглянуть на это?

– Секундочку. Я только проверю еще одну вещь. – Она начала нажимать кнопки на клавиатуре компьютера.

Роун всплеснул руками. Женщина категорически отказывалась прислушиваться к нему. Хорошо, пусть она отгораживается от действительности рамками компьютерного анализа, но он ни за что не пропустит лучшее атмосферное представление в своей жизни. Он убедился, что его видеокамера в автоматическом режиме снимает происходящее, и начал щелкать своим «Никоном». В небе уже вспыхивали зигзагообразные молнии, которые перескакивали с облака на облако, а иногда ударяли в землю. Угрожающе грохотал гром.

И тут он увидел это. Сердце вдруг бешено заколотилось, готовое выскочить из груди. Черное вращающееся кольцо выбросило зловещий извивающийся жгутик, который достиг земли, словно бечевка, болтающаяся перед носом игривого кота. Вскоре второй жгут присоединился к первому, а затем третий. Они закружились, оплетая друг друга в жутком танце, и, поднимая клубы пыли, начали засасывать внутрь, перемешивая все, что смогли поднять, пока не образовался один, подобный дьяволу, торнадо.

Роун смотрел на темный движущийся столб, завороженный мощью стихии. Этот торнадо был явно не похож на другие. Он был больше, зловещее, смертоноснее, но находился на значительном расстоянии от них. Роун не думал, что им с Викторией грозит опасность. Пока еще нет. Он не хотел выглядеть паникером, но и не собирался совершить ту же ошибку, что при первой встрече с торнадо. Возможно, он и испытывал благоговейный трепет перед мощью этого смерча, однако не был настолько ошеломлен, чтобы уступать дьяволу дорогу задолго до того, как тот станет угрожать их жизни.

По мере приближения торнадо менял форму и цвет. Сначала это была серая тонкая колонна, но, вобрав в себя пыль и обломки каких-то предметов, она превратилась в толстый конусообразный столб и потемнела, словно копоть над бушующим пламенем.

Когда Роун услышал рев торнадо и почувствовал уколы поднятых ветром песчинок, он решил, что ждать больше нельзя – пора отступать. Быстро собрав аппаратуру, он засунул ее в багажник фургона, затем снова заглянул к Виктории.

Держа в руке трубку сотового телефона, она распекала кого-то за то, что наблюдение за торнадо не осуществлялось должным образом. Одновременно Виктория поспешно перебирала пачку своих карт, видимо, все еще разыскивая тот неуловимый предвестник, который пропустила.

Только теперь Роун наконец собрал все кусочки головоломки, которую представляла для него Виктория. Со всей своей радиоаппаратурой и фантастической программой анализа она воображала, что способна контролировать атмосферные процессы. Ей казалось, что, накапливая знания, она сможет точнее прогнозировать погоду. Опираясь на эти знания, она считала, что сможет предвидеть любое развитие событий и ничто не станет для нее неожиданным, как это было с торнадо в ее детские годы.

Теперь она просто не в состоянии была осознать горькую правду о том, что ветер и дождь не всегда подчиняются человеческой логике.

Понимая необходимость срочно привлечь ее внимание, Роун выхватил трубку у нее из руки.

– Что ты себе позволяешь, – возмутилась она.

Он сгреб в кучу кипу компьютерных распечаток.

– Леди, ваши данные ломаного гроша не стоят, не спорьте со мной! – Он швырнул бумаги в распахнутую дверь фургона, и ветер подхватил их, унося, словно конфетти.

– Роун, ты сошел с ума?

Он обхватил ее руками в талии, поднял с сиденья и вытащил из фургона.

Она споткнулась, но он поддержал ее.

– Роун… – начала было протестовать Виктория, но тут она наконец увидела это. Ее лицо посерело, глаза стали большими и круглыми, словно блюдца. Она уставилась на огромный, черный, крутящийся и несущий смерть столб, оказавшийся так близко к ней. – О Боже…

Роун не стал больше медлить. Он запихнул ее обратно в фургон, с шумом захлопнул дверь и, обежав вокруг, взобрался на водительское место. Она, должно быть, рассердится на него за такое грубое обращение, но он поступал так только потому, что спешил поскорее выбраться отсюда, избежать смертельной опасности.

Благодарение Богу, она не вытащила ключ из зажигания. Забыв пристегнуть ремень безопасности, он запустил двигатель и резко развернул машину.

Виктория моментально нагнулась над консолью, отделяющей два передних сиденья от остальной части салона, куда затолкал ее Роун.

– Куда ты едешь?

– Прочь от этой штуки, – сказал он, указав рукой назад. – Ты специалист, тебе и определять, куда движется торнадо, и подсказывать мне, что делать, чтобы оказаться как можно дальше от него. – Роун понимал, что он ведет себя грубо, но лучше уж так, чем показать, как он чувствует себя в действительности. Впервые в жизни он по-настоящему испугался. Неужели он выжидал слишком долго, прежде чем осмелился объявить Виктории об опасности?

Неужели они оба погибнут, так и не поняв, что, возможно, предназначены судьбой друг другу?

Страх – не только за жизнь Виктории, но и за свою собственную, за их будущее – был для него новым чувством, хотя, возможно, он просто забыл его. Страстное желание жить внезапно охватило Роуна. Такого он не испытывал многие годы.

И он захотел, чтобы так было все время. Захотел до боли в сердце.

Вскоре он подъехал к развилке дорог.

– Куда теперь, Виктория? – потребовал он.

– Направо. – Он уже начал поворачивать, когда она положила ему на плечо руку. – Нет, подожди. Церковь!

– Что?

– Торнадо движется прямо на церковь, а я не слышу предупредительных сигналов. – Она изо всех сил сжала его плечо, ее пальцы больно впились в тело. – Они не слушают радио. Они не получат сигнала тревоги и не заметят приближения торнадо. Там же полно деревьев, которые скроют от них смерч, пока торнадо не подойдет к ним вплотную. О Роун, там же дети! Они страшно испугаются, может, даже погибнут! Мы должны предупредить Дебби.

Роун подумал, что стихия вряд ли разрушит церковь, к тому же они уже отъехали на несколько миль, и с его стороны было бы весьма опрометчиво возвращаться на путь смертоносного торнадо, лишь бы потакать прихотям Виктории. Внезапно проснувшийся инстинкт самосохранения советовал Роуну убегать подальше, но он не мог спасать собственную жизнь, бросая на произвол судьбы детей, играющих на церковном дворе. Он не мог допустить несчастья, пусть даже угрожающая детям опасность возникла в воображении Виктории.

Не колеблясь больше ни секунды, он повернул налево.