Текст книги "У дьявола в плену"

Автор книги: Карен Рэнни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Нора выпрямилась и положила коробок со спичками на каминную полку.

– Я считаю, что мы должны уехать, ваше сиятельство. Нам надо вернуться домой.

– Мой дом здесь, – сказала Давина. – Нравится мне это или нет, но Эдинбург больше не мой дом. Мой дом – Эмброуз.

Нора оглядела комнату, и по выражению ее лица было понятно, что она думает о том, что ее окружает. Но когда она заговорила… Это было ее мнение не об Эмброузе, а о ого хозяине.

– Говорят, что он делается безумным, но никто не знает, когда это может произойти в следующий раз.

– А кто-нибудь знает, почему это происходит? – спросила Давина, все еще глядя в окно, дождь перестал, но солнце так и не выглянуло из-за облаков, день остался пасмурным.

– Что вы имеете в виду, ваше сиятельство?

Давине не хотелось говорить о муже с горничной, и она только покачала головой:

– Не важно. Забудь.

– Вам надо одеваться, ваше сиятельство, – напомнила Нора.

– Да, сейчас.

Из этого окна были видны пологие холмы и леса, окружавшие Эмброуз с его идеально ухоженными газонами. Когда наступит осень и с деревьев опадут листья, отсюда будут видны обелиск и крыша Египетского дома.

Нора, однако, еще не высказалась до конца.

– Граф не очень-то любит своих слуг. Он просто обожает одиночество. Когда он нанимает кого-либо на работу, то объясняет каждому, что они никогда и нигде, ни под каким предлогом не должны рассказывать о подробностях его жизни, иначе будут наказаны.

Отвернувшись от окна, Давина посмотрела на Нору.

– И какие это будут наказания?

– Не знаю, ваше сиятельство. Очень немногие покинули Эмброуз. Здесь платят гораздо лучше, чем в Эдинбурге. Кроме того, его сиятельство откладывает для каждого немного денег на будущее. Эмброуз очень хорошее место работы, если вас не волнует, что оно странное.

Вот он – девиз ее брака. «Это хороший брак, если тебя не волнует, что он странный».

– Этот Эмброуз – загадочное место, – заключила Нора.

– Я нахожу, что это мужчины весьма загадочные существа, Нора. Я их совсем не понимаю.

– Может, мне все-таки послать записку вашей тете, ваше сиятельство?

– Нет, Нора, – твердо заявила Давина, – не надо. Если тебе здесь не нравится, я позабочусь о том, чтобы тебя отправили обратно в Эдинбург. Я с большим удовольствием дам тебе отличную рекомендацию. Я уверена, что ты без труда найдешь место работы, которое будет тебе больше по нраву.

– Мне бы не хотелось уходить от вас, ваше сиятельство. – Нора, похоже, немного обиделась. – Без вас я не уеду из Эмброуза, мисс, – заявила Нора, в первый раз не употребив новый титул хозяйки. – Меня просили заботиться о вас, и я буду о вас заботиться.

– Мне не нужно, чтобы кто-то обо мне заботился, Нора. Я прекрасно могу сама о себе позаботиться. Но я все равно тебе благодарна. Ты серьезно относишься к своему делу, и это достойно похвалы.

Но она не была щенком, которого надо спасать, или бедной подавленной женщиной с улицы. Она новоиспеченная графиня, замужем за известным графом. Она живет в великолепном дворце, и у нее множество слуг, которыми она может повелевать. Она может получить все, что пожелает. Любой ее приказ будет выполнен быстро и хорошо.

Но почему она прочла во взгляде Норы жалость?

– Ты уверена, что не хочешь вернуться в Эдинбург?

Нора лишь упрямо сжала губы и покачала головой.

– Что ж, хорошо.

Впервые эти две женщины говорили так доверительно. Однако годы, когда ее постоянно учили, как вести себя со слугами, не пропали даром и пригодились сейчас. Она высоко подняла голову и вымучила слабую улыбку.

– Спасибо, Нора. На этом все.

Нора повернулась и вышла, не обернувшись и не сказав больше ни слова. Давина смотрела, как она открыла, а потом закрыла за собой дверь. Куда она пошла? Наверное, на кухню, чтобы найти новую подругу, которая выслушала бы ее жалобы на свою хозяйку. А может быть, пошла на половину, где живут слуги.

Это было странно, но Давина вдруг позавидовала Норе. Она бы поменялась ролями с этой молодой девушкой, которой и в будущем не уготовано ничего иного, как быть у кого-нибудь в услужении. Все же она не страдала от отсутствия подруг, а с ее лица почти не сходила улыбка. Нора радовалась жизни, и Давина вдруг поняла, что она действительно по-хорошему завидует этой девушке.

Давина опять повернулась к окну. У облаков были какие-то рваные края, будто это были вырванные из книги страницы. Если бы все эти облака соединить вместе, они были бы различными оттенками серого цвета, как лоскутное одеяло.

Верхушки деревьев качались на ветру. Видимо, снова приближалась гроза, и возможно – еще большей силы. Декоративные кусты и цветы в саду клонились под порывами ветра. Потом пошел небольшой дождь, а через минуту хлынул ливень, принесший одновременно запах пыли и свежего воздуха.

Барабанный стук дождя заглушил все остальные звуки. Потоки воды стекали с крыш. Небо стало почти черным, тучи спускались все ниже.

Это не был приятный английский дождик. Это была шотландская гроза. Буря, призванная научить излишне доверчивых людей быть более внимательными к переменам погоды. Неожиданно молния ударила в верхушку дерева, словно это Бог ткнул пальцем, чтобы доказать свое могущество. Раскат грома сопровождался каким-то пронзительно высоким звуком, будто это вопило дерево, разрываемое на две части.

Давине показалось, что сегодняшняя гроза как нельзя лучше соответствует ее настроению, словно природа или Бог понимали, что она чувствует, и аккомпанировали ее эмоциям звуками ветра и грома.

Когда она была маленькой девочкой, такие дни казались ей волшебными. Небо раскалывалось и превращалось в нечто мощное, внушающее благоговейный восторг. Она припоминала, как ребенком сидела посреди своей кровати, скрестив ноги и закрыв глаза, и упивалась разгулом стихии, бушевавшей за стенами ее надежной гавани – родительского дома. Ее никогда не пугали ни оглушительные раскаты грома, ни ослепительные вспышки молний. Могущество природы увлекало ее больше, чем страх перед ней.

Позже она осознала, что такое страх, и научилась бояться. Не гроз, а другого – того, что случалось внезапно, и было ей неподвластно. Что предотвратить было не в ее силах.

В ожидании неминуемого визита Тереза смотрела на себя в зеркало и собиралась с силами. Еще минута, и служанка войдет, чтобы сообщить ей, что приехал Гэрроу Росс.

Она послала ему записку, приглашая к себе на обед. Они уже были знакомы – он присутствовал на свадьбе Давины. Они тогда сидели рядом. А теперь и вовсе стали родственниками.

Сегодня она будет флиртовать напропалую и смеяться, как школьница. Благодарение Богу, что этот человек считает себя необычайно красивым. Просто неотразимым. Она уже заметила это во время свадебного обеда.

Роль ей предстояла нелегкая. Прошло уже много лет с тех пор, как она в последний раз была в постели с мужчиной. Как женщина притворяется, что получает удовольствие? Жаль, что у нее нет знакомой, с которой она могла бы посоветоваться. Эта мысль заставила ее улыбнуться. Она представила себе, какой это могло вызвать скандал. Наверное, еще больший, чем тот, причиной которого была Давина.

Как Тереза и думала, служанка постучала к ней в дверь.

– Пригласи мистера Росса в гостиную и предложи ему виски. Я сейчас же спущусь к нему.

Она была готова. Она выглядела отдохнувшей и привлекательной, хотя ее, возможно, выдавал взгляд – слишком напряженный, но этого и следовало ожидать.

За корону и империю. Странно, но эта мысль почему-то нисколько ее не вдохновила.

Глава 13

На следующее утро Давина проснулась с таким чувством, что у нее появилась цель.

Она всегда гордилась тем, что ей нравится учиться, узнавать что-то новое. Ее часто занимали открытия, о которых она читала в книгах. Поэтому сегодня она наметила себе два направления для исследования – Египет и Маршалл. Если эти направления время от времени пересекаются – тем лучше. Она не намерена оставаться в своей комнате, как послушная жена. Но и вести себя так, как мать Маршалла, она тоже не будет.

Она достала один из последних дневников Джулианы, и он раскрылся на той странице, которую она читала прошлой ночью.

«Сегодня был хороший день. Боль не такая сильная, так что если я сосредоточусь на чем-нибудь другом, то, возможно, смогу поверить, будто я вынашиваю ребенка.

От опухоли мой живот округлился так же, как это было, когда я была беременна Маршаллом. Тогда я и не подозревала, что те дни были такими безмятежными. В то время я была больше озабочена, не оттолкнет ли Эйдана мой внешний вид. Были и другие проблемы, которые мучают каждую будущую мать. Что, если я совершила какую-нибудь ошибку и нечаянно навредила своему ребенку? Кто у меня будет – мальчик или девочка? Если родится мальчик, не будет ли это означать, что у Эйдана не останется больше причин возвращаться домой из Египта? Выполнив свою долю обязанностей, он будет свободен и осядет в своей любимой стране.

Ответы появились очень скоро. Думаю, я была хорошей матерью. Маршалл вырос преданным сыном, замечательным человеком. Я просто благоговею перед его успехами. Я так им восхищаюсь, что иногда мне приходится напоминать себе, что это я его родила, я дала ему жизнь.

Однако, как бы я ни притворялась и ни старалась думать о лучших временах, сейчас я не беременна. Но мне надо рассказать своему ребенку об этой огромной тайне. Хотя мое время близится к концу, я не могу похвастаться самообладанием. На самом деле я могла бы даже признаться, что сегодня мне еще более страшно, чем два месяца назад, когда я узнала свой диагноз.

Несчастья бывают у всех. Церковь хотела бы, чтобы все мы поверили, что наша судьба – страдать, чтобы мы больше ценили приближение райской жизни. Но сейчас рай кажется очень далеким и недружественным местом. Я бы предпочла остаться в Эмброузе.

Что касается Эйдана, я его не позвала. Я боюсь, что, если я это сделаю, он не приедет, и я пойму, что вся наша жизнь была притворством. Этого я не вынесу…»

Давина закрыла дневник, положила его в ящик тумбочки, встала с постели и подошла к окну.

Воздух казался тяжелым и влажным. На горизонте были видны отсветы солнца, но вблизи тучи все еще висели низко и были почти черными.

Настроение Давины было почти таким же – под стать непогоде. Мощеный двор был покрыт лужами. Солнце быстро высушит их, если, конечно, опять не начнется гроза.

Газон между Эмброузом и Египетским домом, наверное, мокрый, так что ей придется надеть прочные башмаки. А платье? Она наденет что-нибудь новое, но удобное.

Она была твердо намерена найти цель своей новой жизни.

Маршалл видел, как она спускается с холма, не обращая внимания на грозовые облака. Если бы он был честен, он признался бы себе, что предвкушает встречу с ней. Он был уверен, что та женщина, которая накануне явилась в Египетский дом, не станет довольствоваться тем, чтобы сидеть взаперти в Эмброузе.

С того самого момента, как он ее увидел, он понял, что она другая.

Он уставился на пресс-папье, но вместо него видел лицо Давины. В глубине души он был рад ее неожиданному вторжению в его жизнь. Его привлекало, что она была упрямой, самоуверенной и желающей все делать по-своему. Но другая часть его существа не желала соглашаться на этот фарс, называвшийся браком.

Забинтованная рука все еще болела. Это было напоминанием и предупреждением – вот что может случиться, если он позволит себе расслабиться.

Она предложила ему что-то вроде дружбы, ведь он так одинок! Демоны не предлагали дружбу. Они вселяли в него только ужас.

Он спустился по черной лестнице в нижнее помещение и решил подождать ее там. Когда она вошла, она не стала сразу же звать его, а задержалась на мгновение, словно собираясь с духом, перед статуями и расставленными на полках канопами – древнеегипетскими вазами.

Маршалл не шевелился, не желая пугать ее. Ее интуитивная сдержанность странным образом напомнила ему самого себя. Когда он находился в состоянии крайнего напряжения, он всегда пытался контролировать свои чувства. Наверное, решил он, с ней происходит то же самое. Что заставляет ее стоять так тихо? Может быть, она сердится? Нет, вдруг понял он. Это страх. И он устыдился этой мысли.

Он сделал несколько шагов и увидел, что она напряглась еще больше. Почему? Что-то подсказало ему, что он должен знать причину.

Она повернула голову, и ее взгляд безошибочно нашел его фигуру среди статуй.

– Вам известно, что Столетняя война на самом деле продолжалась сто шестнадцать лет? – спросила она, огорошив его своим вопросом.

– Должен признаться в своем невежестве, – ответил он и подошел к ней.

– Один из египетских фараонов правил дольше всех в истории. Вы это знали? Вторым по продолжительности правления был король Франции Людовик XIV, правивший с 1643 года по 1717-й. Это очень интересно, не так ли?

– Вы никогда не устаете учиться и узнавать что-то новое?

Отвечая ему, она смотрела не на него, а на стоящую перед ней статую.

– Этот вопрос мне задавали и раньше. И всегда точно таким же тоном. Будто знания – это нечто, что отмерено человеку лишь в ограниченной степени. Разве так плохо стремиться узнавать больше? – Она окинула его взглядом. – К несчастью, некоторые мои знания не имеют практического применения. Я могу лишь думать, что я это знаю. Например, что такое семь чудес света. Вы можете вообразить себе разговор между современными людьми, где была бы затронута эта тема?

Он улыбнулся, и она кивнула:

– Вот видите.

– И какие же это чудеса?

Она нахмурилась:

– Вы решили меня подразнить?

– Может быть, и мне хочется их узнать. – Его улыбка становилась все шире.

– Хорошо. – Она начала перечислять. – Первое – это египетские пирамиды в Гизе. Второе – висячие сады Семирамиды в Вавилоне. Третье – статуя Зевса в Олимпии, четвертое – Колосс Родосский. – Она взглянула на него. – Это огромная бронзовая статуя на острове Родос, воздвигнутая в честь бога солнца Гелиоса.

– Так. Это уже четыре, – сказал он, не переставая улыбаться.

– Пятое чудо света – храм Артемиды в Эфесе. Почему-то это мне всегда трудно вспомнить. Шестое – мавзолей в Галикарнасе, а седьмое – маяк в Александрии. – Она гордо вздернула голову, и ее губы растянулись в торжествующей улыбке.

Он зааплодировал ей, а она присела в глубоком реверансе.

– Если я каким-то образом позволил вам подумать, что осуждаю вашу любознательность, прошу меня извинить. У меня не было такого намерения. На самом деле я не могу не восхищаться этой чертой вашего характера, тем более что меня, как и вас, обвиняли в том же самом всю мою жизнь. Правда, в моем случае я не могу признать эти обвинения логичными, поскольку я, будучи графом Лорном, был еще и дипломатом, которому положено все знать.

– А я всего лишь Давина Макларен. – Через секунду она поправилась с улыбкой: – Давина Макларен Росс.

– Графиня Лорн, – добавил Маршалл.

– Вы сказали это так, будто с титулом мне была передана власть. Но так ли это?

Ему достаточно было улыбнуться.

– Если бы я задала вам некий вопрос, почувствовали бы вы, что должны ответить?

– В интересах научного знания?

– Нет. Потому что я графиня Лорн.

Он кивнул:

– Разумеется.

– Тогда почему вы не приходите ко мне?

Она опять это сделала. Он смотрел на нее, пораженный ее смелостью.

Что, черт побери, ему на это ответить?..

– С какой целью вы сюда пришли? – спросил он вместо ответа.

– Я пришла, чтобы узнать все о Египте, – ответила она, решив сказать ему правду. – Мне не позволено быть женой, и я поняла, что перекрашивание моих апартаментов не займет всю мою жизнь. Миссис Мюррей определенно возражает против моего вторжения в дела дома, считая, что это ее поле деятельности. Следовательно, мне ничего не остается, как учиться.

– В Эмброузе очень хорошая библиотека.

– Зачем мне учиться по книгам, если в Эмброузе есть музей? Я не стану женой, которую заточили в башне, Маршалл.

Вот так. Опять ее знаменитое упрямство, которым она когда-то так гордилась.

– Это не сказка, Давина.

– Вы думаете, что я этого не понимаю? – Она неожиданно почувствовала приступ веселья. – Я не принцесса, а вы, Маршалл, не принц.

Она уставилась на стоявшую перед ней статую. Древний египтянин, размером больше, чем в натуральную величину, восседал на троне с таким видом, будто мог осудить ее на смертную казнь, если бы был живым. Ей захотелось схватить молоток и треснуть его по большому пальцу на этой каменной ноге.

Потом она взяла со стола черепок какого-то сосуда и удивилась тому, что краски, нанесенные на терракотовый фон, все еще были видны – бледно-голубая, некогда бывшая ярко-синей, и бледно-желтая, когда-то оранжевая.

– Вы были здесь вчера, когда я пришла, чтобы найти вас?

Не сразу, но он все же ответил:

– Да.

Она кивнула в знак того, что ждала именно такого ответа.

Сколько же красоты было в этом доме! Ее внимание особенно привлекла одна маска, освещенная неожиданно пробившимся лучом солнца.

– Она золотая? – спросила Давина, осторожно прикоснувшись к краю маски.

– Да. – Он схватил ее руку и сжал.

Ну разумеется! Маске было несколько тысяч лет, а ее прикосновение, каким бы легким оно ни оказалось, могло повредить драгоценному предмету древней культуры.

– Она похожа на человека с рогами барана. А у этой, – она показала на статую женщины, выполненную из слоновой кости, – кошачья голова.

Справа от нее стояла статуя юноши с замысловатой прической, прижимавшего к груди крест, будто защищаясь. Статуя рядом изображала женщину в золотом одеянии, преклонившую колено. Она протягивала руки, а за спиной у нее были зелено-голубые крылья с красными точками. Над головой было красное кольцо, подпираемое двумя золотыми рогами.

– Исида, – пояснил он, правильно истолковав ее смущение, – богиня плодородия.

Куда бы она ни смотрела, везде ее взгляд натыкался на что-то невиданное и необычно интересное, начиная от столов, которые, казалось, были сделаны из золота, и кончая сплетенными из тростника стульями, украшенными цветными рисунками. Саркофаг в форме обезьяны соседствовал с другим саркофагом, в котором находился мумифицированный ибис – священная птица египтян. Рядом с золотым сосудом в красных и зеленых полосках высилась ваза, из которой торчала длинная палка.

– Когда-то это был веер из павлиньих перьев, – пояснил Маршалл, коснувшись палки.

– Я никогда не видела ничего подобного. Даже на Всемирной выставке.

– Многие из выставленных там предметов были всего лишь точными копиями.

– А эти нет? – удивилась она.

Он покачал головой:

– Это все приобретения моего отца. Он любил Египет.

– Здесь все очень красиво, но нет ничего живого.

Он не ответил, и она задала ему вопрос, который ее мучил все это время:

– Как вы поранили руку?

– Я не помню. Примите это на слово.

– А вам не страшно, что вы не помните, как это произошло? – Она внимательно на него посмотрела. Белки его глаз были красными, лицо – осунувшимся. – Вы поэтому избегаете меня? Из-за того, что боитесь, что такое может случиться, когда я буду рядом? – произнесла она.

Он молчал. Но когда он заговорил, он повторил то, что ей уже было известно.

– Я говорил вам, что наш брак не будет типичным. Теперь вы знаете почему.

– Потому что вы безумны? – Она вздохнула. – Я думаю, что здесь что-то не так, но пока не знаю что. Но я не верю, что вы сумасшедший.

– Или Дьявол из Эмбоуза?

– Тогда мы с вами пара, не так ли? – Она вдруг почувствовала себя легко. – Я – грешница из Эдинбурга.

Наконец-то ей удалось его расшевелить. Ей показалось, что он хочет что-то сказать. Но он молчал.

– Если мы не знаем друг друга, – сказала она, – исправьте ситуацию. Расскажите мне о себе.

– А курс будет называться «Маршалл Росс»? Вы хотите, чтобы я раскрыл все секреты?

– Почему бы и нет? А я бы рассказала о своих…

Она вдруг осеклась, потому что ее осенила такая странная мысль, что она уставилась на него в недоумении.

– В чем дело, Давина?

Она покачала головой, почувствовав себя глупо.

– У меня их нет. – Она помолчала. – У меня вообще нет никаких секретов. Я никогда ничего не скрывала ни от отца, ни от тети. Возможно, я всегда была слишком разговорчивой и откровенной и постоянно все о себе рассказывала. У меня никогда не было тайника, где я хранила бы что-либо от посторонних глаз. У меня не было даже детских секретов, которыми я могла бы делиться с подругами. А о моем позоре знает весь Эдинбург, так что, думаю, у меня нет секретов.

– Как же нет? Есть. Вам уже очень многое известно о графе Лорне. Многие в Эдинбурге были бы более чем счастливы узнать то, что знаете вы.

– А что я о вас знаю, Маршалл? Что вы великолепный любовник? Подозреваю, что это известно немалому числу женщин. Что еще я знаю?

Он покачал головой, но не стал комментировать ее заявление. А ей так хотелось, чтобы он что-нибудь сказал и она могла бы остаться здесь. Пока они разговаривают, между ними завязываются более близкие отношения. Может, дружба, и это лучше, чем быть просто любовниками.

Давина попыталась сократить расстояние между ними до минимума.

– Посмотрим, что я знаю о вас…

Он стоял не шевелясь, и она провела пальцами по его лицу. У него был широкий лоб. Ресницы были длинными, брови – густыми. Щеки были немного впалыми. Прямой, с горбинкой, нос был не слишком острым. К его губам она возвращалась снова и снова, проводя пальцем по упругой нижней губе и неулыбчивому контуру верхней.

На этом ее исследование не закончилось, хотя было бы, наверное, безопаснее поступить именно так. Ее пальцы скользнули вниз по его шее к широким плечам. Потом она прижала ладонь к его груди и почувствовала, как гулко бьется его сердце. Далее на пути ее пальцев оказались его руки – сгибы локтей, сильные запястья и тыльная сторона ладоней.

Ей хотелось почувствовать его всего: провести пальцами по ребрам, запустить руку под рубашку и ощутить тепло его тела.

Но она отступила. Ее щеки пылали.

Желание окатило их обоих, и если бы он стал это отрицать, она назвала бы его лжецом.

– Возможно, я действительно кое-что о вас знаю, – наконец сказала она и не узнала своего голоса.

Более мудрая женщина ушла бы. Но последняя неделя показала, что там, где дело касалось Маршалла Росса, мудрости Давине явно не хватало.