Текст книги "Шотландская любовь"
Автор книги: Карен Рэнни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Теперь же мысль о том, что он может делать все, что угодно, и ни перед кем не отчитываться, очень развеселила Гордона. Да, уже через несколько недель он сможет устроить взрыв, который потрясет мир до основания.
– Что значит – он хочет печенья? – непонимающе уставилась Шона на кухарку. – Кто ест печенье в это время дня?
– Он хочет что-то наподобие лепешки, только не сладкое.
Помощница кухарки из Ратмора оказалась действительно очень искусной в кулинарных делах. В этот момент она хмуро взирала на две кадки с поднимающимся тестом.
Выпечку хлеба пришлось приостановить, дабы выполнить пожелание мистера Лофтуса. К несчастью, никто из них не понимал, что именно ему понадобилось.
– Он хочет, чтобы они были большие и пышные, и чтобы их можно было макать в подливку.
– Тогда дайте ему лепешек, – предложила Шона. – Вы можете сделать их круглой формы?
Кухарка кивнула и спросила:
– А изюм класть?
По мнению Шоны, изюм не больно-то сочетался с подливкой, поэтому она покачала головой:
– Нет. И сделайте их пряными, а не сладкими. Думаю, это его устроит.
Был еще только час дня, а Шона уже чувствовала себя изрядно измотанной. Сколько она ни пыталась вовлечь мистера Лофтуса в разговор о Гэрлохе – тщетно. Казалось, гораздо больше он думал о том, чтобы набить свой желудок.
Она поразилась, сколько всего он съел на завтрак. Очевидно, еды им хватит всего на неделю-другую, не больше. Мистер Лофтус кое-что привез с собой, не так много, как хотелось бы, но все-таки. Гордон снабдил их кормом для лошадей. По крайней мере с голоду они не умрут.
Может, у мистера Лофтуса какая-то редкая болезнь, связанная с постоянным голодом?
Сиделку его, Элизабет, она видела за сегодняшний день дважды: в первый раз за завтраком и во второй, когда та пришла за горячей водой для бритья мистера Лофтуса. Наверное, Хельмут, помимо всего прочего, исполнял также при хозяине обязанности камердинера.
Какие же они все-таки чудаковатые… Но, по правде говоря, Шона понимала, что нужно быть человеком экстраординарным, чтобы решиться купить замок. В конце концов, цена невероятно высока, да и к тому же сама идея купить замок, чтобы вернуться к своим шотландским корням, была весьма необычна.
Вопреки ожиданиям мистер Лофтус и словом не обмолвился о своих предках-шотландцах. Мириам и вовсе игнорировала старательные попытки Шоны завязать разговор. Однако если она и впрямь собирается делать вид, что Шотландия – это историческая родина ее семьи, пусть даже несколько поколений этой семьи выросло на другом континенте, тогда ей самое время начать интересоваться историей Гэрлоха.
Но нет, все внимание Мириам было приковано к Фергусу, а тот, похоже, с наслаждением грелся в лучах ее улыбок.
Это очень злило Шону.
Вот где они теперь? Где Мириам? Выслеживает Фергуса, чтобы провести в его обществе побольше времени? Или Фергус проводит для американки экскурсию по Гэрлоху?
А, не важно.
Шона прекрасно понимала, что замок продавать он не желает. Но ведь он даже не догадывается, как близки они к тому, чтобы отправиться в дом призрения. У Шоны в животе все сжималось при мысли о том, что придется зависеть от милости чужих людей, жить в крохотном домишке при церкви на Шу-стрит, получая милостыню в виде еды и угля, да еще и выслушивать бесконечные проповеди.
Эти картины не давали ей спать по ночам.
Как, скажите на милость, она будет расплачиваться с лавочниками в Инвернессе? У нее полным-полно долгов, многих кредиторов она убедила подождать еще несколько месяцев ввиду скорой продажи Гэрлоха. Но если сделка не состоится, она окажется в безвыходном положении. Даже если магистрат из уважения к титулу не посадит ее в долговую яму, она все равно будет обязана выплатить кучу долгов с процентами.
– Где сейчас мистер Лофтус? – спросила Шона.
– В библиотеке, – ответила Хелен, войдя в кухню с подносом в руках.
– А Дженни где? – осведомилась Шона о девушке-служанке.
– Убирается в столовой. Что поделывает Мириам? Возится с прической. Очевидно, погода в Шотландии плохо влияет на локоны миледи.
Шона никогда прежде не слышала, чтобы Хелен о ком-то отзывалась с сарказмом, но семейство Лофтус и святого научит ругаться.
– Ты подала ему чай?
Шона окинула взглядом поднос: пустая тарелка, чашка, блюдце и маленький заварочный чайник из китайского сервиза матери.
– Да, чаю было совсем немного – то, что осталось от завтрака. Но мистер Лофтус ждет не дождется лепешечек, таких, как пекла его бабушка.
Может, Хелен знает, чего именно хочет американец?
– Я очень долго выслушивала жалобы мистера Лофтуса. – Хелен принялась составлять посуду с серебряного подноса. – Тебе известно, что он занимается не только финансами, но и железными дорогами?
Шона покачала головой.
– Да, представь себе. И кроме того, у него еще есть две верфи, и он присматривается к землям и недвижимости по берегам Клайда.
– Значит, ему будет чем заняться в Шотландии.
– Он очень любил свою бабушку. Я так понимаю, она была красавицей и пела, как воробей.
Шона нахмурилась:
– Воробьи же не поют.
– Мистер Лофтус считает, что поют, и я не стала его разубеждать.
– Хелен, знаешь, ты просто чудо.
Та улыбнулась в ответ:
– Я привыкла выслушивать отца, он любил поговорить. Удивительно, как часто людям не хватает, чтобы их просто выслушали. Мистер Лофтус, кажется, был благодарен за то, что я со вниманием отнеслась к его словам. Очевидно, Мириам обычно просто отмахивается от него.
Она закусила губу, чтобы не сказать вслух того, что думала об этой американской фифе.
– У него есть какие-то претензии к Гэрлоху?
– О, полным-полно, – легко отозвалась Хелен, не понимая, что вгоняет нож в сердце Шоны. – Но помимо претензий, у него уже куча планов.
– Планов?
– Он собирается безотлагательно установить котел. И еще такое приспособление, как у них в Нью-Йорке. Лифт называется, – медленно проговорила Хелен. – Платформа, которая поднимает и опускает людей с этажа на этаж. Он говорит, это существенно облегчит ему жизнь.
Шона посмотрела на кухарку и села на одну из лавок у стола.
– Значит, он всерьез вознамерился купить Гэрлох?
Хелен посмотрела на нее как-то странно:
– Ну конечно. Иначе зачем бы он проделал весь этот путь?
Чтобы помучить ее, чтобы посеять в ее сердце надежду и потом погубить. Шона в ответ лишь покачала головой.
– Он ведь даже еще толком не видел замка.
– Очевидно, он восполнит этот пробел после дневного сна.
– Он спит?
А как же эти чертовы лепешки?
– Элизабет настояла на этом. Она такая милая!
Удивительно, но за несколько минут Хелен удалось выяснить больше, чем ей – за целый день.
– Я так полагаю, ты не знаешь, где Фергус?
Хелен покачала головой.
– Тогда давай договоримся, что сегодня после обеда устроим для мистера Лофтуса «большую прогулку».
А до тех пор она постарается отыскать брата. Но Шона не успела выйти из кухни – ее остановила реплика Хелен:
– Мистер Лофтус задал мне весьма странный вопрос. – Хелен поставила поднос на место, на полку, и повернулась к Шоне. – Он интересовался, нет ли у нас привидений.
– И что ты ему ответила?
Хелен слегка устыдилась:
– Знаю, так нельзя, но я сказала, что в каждом шотландском замке непременно водятся привидения. По-моему, ему очень хочется иметь собственное.
Шона молча посмотрела на компаньонку. Может, она слишком долго откладывала этот разговор. Дольше тянуть нельзя. Пришло время открыть Хелен правду.
Глава 11
– Привидения в Гэрлохе есть, – сказала Шона. – И даже не одно, а целых два.
Хелен остолбенела. Шона вздохнула и встала.
– Пойдем.
И она вышла из кухни.
Через несколько минут они с Хелен стояли в пиршественном зале. Сегодня здесь едко пахло скипидаром, льняным маслом и желтым мылом, с которым она накануне отмывала пол.
– В замке обитают два призрака, бан тирэм, что по-гэльски означает плачущая женщина, и волынщик. – Шона улыбнулась. – Я всю жизнь мечтала их увидеть, потому что, согласно легенде, тех из Имри, кому они являются, ждет счастливая жизнь.
– И ты их видела? – вытаращила глаза Хелен.
Шона покачала головой. Сколько ночей она провела, прячась в пиршественном зале, крепко зажмурившись и умоляя хоть одного из духов появиться, – все тщетно. По правде сказать, волынщика ей хотелось увидеть больше, чем плачущую женщину, потому что она не желала подхватить от призрака печальное настроение.
Она воображала, как будет выглядеть призрак волынщика, если он решит все-таки показаться ей; как из аморфной сущности проявится фигура в изумрудно-зеленом килте и белой рубахе, с волынкой на плече и взглядом, устремленным вдаль.
Хелен смотрела на нее и явно вспоминала звуки, которые слышала несколько дней назад. Большинство людей слышали плачущую женщину, но Шоне так и не представился шанс приободрить компаньонку.
– Чушь собачья, – объявила за ее спиной Мириам. – Так у вас говорится, да? У вас, шотландцев, такие меткие сочные обороты!
– Никакая это не чушь.
Шона обернулась к американке.
– Вы должны рассказать это отцу. Вот уж он повеселится.
Мириам сегодня была в новом платье в бело-голубую полоску. Она приблизилась к Шоне, покачивая бедрами, и юбка ее при этом колыхалась от этого гораздо сильнее, чем предписывал этикет.
– Неужели вы сами верите в такие глупости?
– Шотландия – страна гораздо более древняя, нежели Америка, мисс Лофтус, – ответила Шона, после некоторых усилий вновь овладев собой. – Может, через тысячу лет и ваши соотечественники будут чувствовать нечто подобное.
– Сомневаюсь. Никогда не слышала ничего более нелепого. Привидения!
Хелен бросила на Шону предостерегающий взгляд, словно напоминая, что ей не следует игнорировать гостью или говорить Мириам все, что она о ней думает.
Возможно, жизнь ее избаловала: она всегда имела возможность высказать в рамках приличия именно то, что хотела, и тогда, когда хотела, но в этот конкретный момент такой роскоши она себе позволить не могла. Она даже не могла ответить колкостью на колкость.
Шона сдержала раздражение и изобразила улыбку. Она даже без зеркала знала, что улыбка получилась вымученная и фальшивая.
– А вашим призракам понравится, что тут будут жить американцы?
Шона очень опасалась, что привидениям Гэрлоха грядущий отъезд последних представителей клана Имри придется не по вкусу, но если Мириам так скептически настроена, то что ей ответить на подобное заявление? Даже Шона и Фергус относились к призракам с уважением. Этого требовали, конечно, не привидения, а традиция, передававшаяся из поколения в поколение с тех самых пор, как в стенах Гэрлоха в первый раз раздалось горестное пение невидимых волынок.
Шона много раз желала, чтобы этот звук служил неким предупреждением для Имри. Может быть, тогда им удалось бы каким-то образом предотвратить тот злополучный отъезд родителей в Эдинбург или смерть малышки-сестры несколькими годами ранее. Дедушка объяснял, что волынщик играет, только когда сам того хочет. И потому, заслышав отдаленные, слабые звуки волынки она останавливалась, вспоминала тот день и разговор с дедом и размышляла, что же могло вызвать к жизни эту печальную мелодию.
Этого Шона не собиралась рассказывать американцам. Пусть покупают Гэрлох, но ее воспоминания им не заполучить.
Возможно, нужно родиться шотландцем, чтобы это понять. Земля Нагорья пропитана кровью многих поколений. Предки Шоны считали свободу такой важной и необходимой, что с готовностью сражались за нее, гибли за нее и бережно лелеяли мечту о ней в песнях и легендах. Гордый народ восставал против любого гнета, и не важно, кто пытался их завоевать – другой клан, захватчики с севера или англичане.
– Мне очень жаль, что вы не верите, – сказала Шона. – Возможно, когда наши призраки вам явятся, вы поверите.
– Это было бы забавно. Представляю, как буду рассказывать друзьям, что видела шотландское привидение! А призрак будет в килте? И такой же красивый, как ваш друг Гордон?
– Полковник сэр Гордон, – поправила ее Шона.
Хелен предостерегающе покосилась на Мириам, но та только улыбнулась.
Шона же явственно почувствовала, что американка сейчас нанесла ей первый удар.
– Ретивую лошадку загоняют до смерти.
– В смысле? – переспросила Хелен.
– Ничего, – смутилась Шона. – Так, одна из папиных поговорок.
Еще он говорил: «Тот, кто беседует сам с собой, беседует с дураком», – однако повторять эту реплику Шона не стала.
Проснувшись, мистер Лофтус наконец-то согласился осмотреть Гэрлох, но вначале попросил что-нибудь «перекусить» между ленчем и обедом. Ах да, и еще горячей воды. И капельку виски. И еще пару одеял: он, дескать, замерз. Шона, Хелен и Дженни только и делали, что сновали вверх-вниз с подносами. Жаль, что в замке пока не установили лифт. И жаль, что великан так и не отошел от американца ни на шаг и не предложил помощи. Очевидно, пока он не перетаскивал чемоданы хозяина и не брил его, то стоял где-нибудь неподалеку со свирепым видом. И надо сказать, великолепно справлялся с этой обязанностью.
Наконец-то объявился Фергус: Шону обеспокоило, что он сильнее обычного опирается на трость. Ее злость его явно позабавила. Что ж, пусть забавляется, может даже посмеяться, не таясь. Лишь бы не мешал сделке.
Шона вошла в небольшую гостиную, примыкающую к спальне лэрда, и обнаружила мистера Лофтуса с дочерью. Не успела она и рта раскрыть, как американец заявил:
– Я с нетерпением жду, когда начнется экскурсия, графиня. Или вы хотите что-то скрыть от меня?
– Папа, а ты разве не сказал графине, что уже имеешь полное представление о замке?
Шона посмотрела на Мириам, перевела взгляд на мистера Лофтуса, потом – на великана-телохранителя.
– Что вы имеете в виду? – спросила она.
На скулах американца заиграл румянец. Что стало этому виной – виски или стыд? И вообще – знакомо ли мистеру Лофтусу слово «стыд»?
– Я никогда ничего не покупаю, не проверив со всех сторон, графиня.
– Вы обследовали Гэрлох?
Улыбка так и застыла у нее на лице.
– Месяц назад я кое-кого сюда послал, кто сделал это вместо меня. Я не сентиментальный дурак, графиня, а деловой человек. Приступим?
Она молча вышла в коридор.
Месяц назад? Кого же он отправил с таким поручением? Сколько этот человек здесь пробыл? Почему Старый Нед ни словом не обмолвился о появлении чужака? И вообще, заметил ли Старый Нед этого чужака? Ведь этот тип должен был лазить по Гэрлоху, осматривать стены, крышу…
Она повернулась к мистеру Лофтусу:
– Откуда пожелаете начать?
– С древнейшей части замка.
– Вы ее уже видели, это пиршественный зал и малая гостиная.
Он кивнул:
– Значит, оттуда и начнем.
Вчера по прибытии он пил там виски с Гордоном, но если уж ему так хочется вновь увидеть эти помещения, она их покажет. И произнесет речь, которую готовила несколько дней.
Если только соберется с мыслями.
– И какого мнения ваш человек о Гэрлохе? – спросила Шона.
Мистер Лофтус покачал головой:
– Часть крыши требует ремонта, немного отсыревают стены в южном крыле, но в целом замок в хорошем состоянии.
В ее душе облегчение смешалось с досадой.
Значит, он послал сюда инспектора? Все ли тот выяснил? Если нет, тогда, возможно, американцам и не нужно знать всех тайн Гэрлоха.
Глава 12
Они медленно спускались по винтовой лестнице. Фергус так плотно сжимал губы, что они превратились в узкую белую полоску. Элизабет часто поглядывала на него, и Шоне захотелось сказать, что он сжимает губы не из-за боли, а из-за упрямства. Ее предупреждали, что нога у брата будет болеть всю жизнь. Уж лучше бы он согласился на ампутацию в Индии.
Впрочем, сама Шона так не думала. В конце концов, это же нога Фергуса. Но иногда, вот как теперь, она спрашивала себя, не слишком ли дорогую цену он заплатил, чтобы ее сохранить.
Мистер Лофтус все время ворчал. Левой рукой он держался за перила, справа ему помогал телохранитель.
Никто не веселился и даже не выказывал особого желания к этой экскурсии. Даже Хелен, взявшая на себя роль миротворца в их компании, не улыбалась. Они проследовали по коридору, но не успели войти в пиршественный зал, как послышался громкий стук в заднюю дверь.
Шона пошла открывать. Хельмут, мистер Лофтус, Мириам, Элизабет, Хелен и Фергус гуськом потянулись за ней.
На пороге стоял Гордон. Послеполуденный ветер разметал его волосы, в голубых глазах играли смешинки. Он был одет в строгий черный костюм и белоснежную рубашку.
На секундочку – всего на секундочку – сердце Шоны екнуло. Семь лет назад она бы быстро огляделась и, привстав на цыпочки, поцеловала бы его, пока никто не видит. Но сейчас вместо этого усилием воли изобразила улыбку:
– Вы?
Уголки его рта дрогнули, как будто Шона сказала что-то смешное.
– Простите, если явился не вовремя, – сказал он, глядя ей за спину.
Шона вспомнила о приличиях.
– Нет, что вы. Я просто собиралась показать гостям Гэрлох.
Он вдруг расцвел в улыбке, и ее охватила дрожь от воспоминаний. Сколько раз он вот так же улыбался ей, с таким же неподдельным восторгом. Однако на этот раз он улыбался не ей.
– Ах, сэр полковник Гордон!
Мириам подошла и встала рядом с Шоной.
– Полковник сэр Гордон, – поправила ее Шона.
– Просто Гордон.
Он собирался войти, несмотря на то что Шона все еще стояла в дверях, преграждая ему путь.
Шона нехотя отступила, освобождая дорогу.
Мириам улыбнулась, как кошка, учуявшая сметану. Кошка, которая надеялась помурлыкать, потереться головой о ногу – и получить вожделенное угощение. Но нежность кошек, как известно, длится недолго, когда они захотят уйти, их уже ничем не удержишь.
Как долго Мириам будет лапочкой?
Ее отношение к Мириам Лофтус превратилось в стойкую неприязнь. Шону до невозможности бесили каждая застенчивая реплика, каждый взгляд из-под трепещущих ресниц, которые она адресовала Гордону.
Шона всегда считала, что Гордон не поддается таким глупым уловкам, но, очевидно, ошиблась. Он, склонив голову набок, слушал Мириам, которая говорила нарочито тихо, чтобы никто, кроме него, не мог слышать ее слов. Со стороны казалось, что она делает это намеренно, чтобы у других создалось впечатление, что они беседуют о чем-то тайном и интимном.
– Ты так и не сказал, зачем пришел, – обратилась к Гордону Шона.
– Я хотел поговорить с Фергусом. – Он посмотрел сначала на нее, потом на ее брата. – Но это может подождать.
Шона сделала глубокий вдох, поморщилась от зарождающейся головной боли и, развернувшись, направилась в пиршественный зал. Плевать ей на все, пусть Гордон с Мириам, если хотят, шепчутся в пустой прихожей.
Мистер Лофтус ведь в состоянии сам позаботиться о репутации дочери?
Шона поймала на себе взгляд Элизабет, та не скрывала своего сочувствия. Уж если Элизабет поняла, что она разозлилась, значит, ей и вправду плохо удается скрывать свои чувства.
– На стенах вы можете видеть щиты, – указала Шона наверх, когда все собрались в пиршественном зале. – Первое письменное упоминание об участии клана Имри в боевых действиях относится к 1314 году. Тогда мы сражались на стороне короля Роберта против англичан в битве при Баннокберне[3]3
Сражение при Баннокберне (23–24 июня 1314 г.) – одно из важнейших в череде англошотландских войн XIII–XVI вв. Победа в этой битве принадлежит шотландцам.
[Закрыть], а в 1333 году – участвовали в сражении при Халидон-Хилле.[4]4
Битва при Халидон Хилле (19 июля 1333 г.) – одно из сражений за независимость Шотландии. Шотландская армия потерпела поражение, в результате чего страна на время попала под власть Англии.
[Закрыть]
В детстве она пересчитывала вывешенное на стенах оружие и спрашивала отца, в самом ли деле они сражались более ста раз за последние триста лет, на что он со смехом отвечал, что на самом деле – в два раза чаще, учитывая вражду с Макдермондами, длившуюся почти семьдесят лет.
– В 1715 году наш клан выступил против англичан при Шерифмуре[5]5
13 ноября 1715 г. в сражении при Шерифмуре английскими войсками было окончательно разгромлено восстание якобитов.
[Закрыть], а в 1745 году мы воевали с ганноверцами при Престонпанс, Фолкирке и Куллодене. Их вождя сослали во Францию, где он и умер: первый и единственный лэрд Имри, упокоившийся в чужой земле.
Фергус чуть было не стал вторым.
– Наш дедушка в составе Гвардейских гренадеров в 1815 году бился с французами при Ватерлоо. Фергус поддержал традицию боевой славы, отправившись в Крым и Индию.
Мириам каким-то образом удалось устроиться между Фергусом и Гордоном, и теперь она, словно слабоумная, улыбалась им обоим.
Шона подавила приступ раздражения и продолжила:
– Самая древняя часть Гэрлоха представляла собой башню квадратной формы. Стены здесь достигают шести футов в толщину. Некогда эту крепость снаружи окружала галерея, с которой открывался вид на озеро и на дорогу, ведущую на запад. Через сто лет после основания к Гэрлоху пристроили северное крыло, второй этаж и лестницу.
Мистер Лофтус явно умирал от скуки, Мириам гораздо больше внимания уделяла Фергусу и Гордону, нежели истории Гэрлоха.
– В 1787 году достроили третий этаж и южное крыло. В замке имеется тридцать пять комнат для слуг, двадцать семь спален для гостей, двадцать комнат для членов семьи, пять гостиных, музыкальная комната, несколько помещений для хранения и приготовления пищи и довольно много хозяйственных построек во дворе.
– Всего сто пятьдесят комнат, если не считать хозяйственной постройки, – заметил мистер Лофтус.
– Их мы тоже считаем как отдельные комнаты.
– Почему? Они же не являются частью Гэрлоха.
– Это не важно. Они тоже считаются.
До Шоны дошло, что все, о чем она тут разглагольствует, мистеру Лофтусу давным-давно известно. Он изучил историю замка, а если кто-то собирал для него информацию и о состоянии самого здания, то возможно, он знает внутреннее устройство Гэрлоха даже лучше ее.
– Гэрлох – один из самых древних домов Шотландии, – заметила Шона.
– Я думал, самый древний Данробин, – удивил ее мистер Лофтус.
– Вы прекрасно осведомлены, мистер Лофтус.
– Чем больше я знаю, тем удачнее мои сделки, графиня.
– Данробин – единственный замок, который превосходит Гэрлох размерами. В нем сто восемьдесят комнат.
– Ваши предки хотели их превзойти?
– Думаю, они просто хотели, чтобы Гэрлох был превосходным, – с улыбкой ответила Шона.
Мириам скользнула по ней взглядом. Хельмут, к удивлению Шоны, явно пребывал в восторге от ее рассказа, как и Элизабет. Фергус ни на кого не обращал внимания, даже на Мириам. Он напустил на себя такой демонстративно равнодушный вид, что Шона безошибочно поняла: он на нее сердится.
Но у нее нет иного выхода. Она должна это сделать.
– В 1845 году клан Имри нанял сэра Чарлза Барри, архитектора палаты общин, для реконструкции Гэрлоха. В библиотеке до сих пор хранятся его чертежи и рекомендации. Он хотел добавить украшения на башни…
– Но у вас кончились деньги, – перебил ее мистер Лофтус.
– Именно. У нас кончились деньги.
Шона решила, что лучше всего будет отвечать на американскую прямоту прямотой. Надо сказать, что, признав наконец правду, она испытала некое облегчение. Иначе зачем бы еще ей понадобилось продавать Гэрлох? Ради веселой жизни в Лондоне? Или ради кругосветного путешествия?
– Замок очень древний, – произнес Гордон, обращаясь к Мириам, которая не сводила с него влюбленного взгляда. – В Гэрлохе повсюду можно увидеть следы истории. Например, вон там. – Он указал на зарубку на деревянном полу прямо возле камина. – Это Фергус, размахивая дубинкой, попал себе по ноге. Мы играли в войну.
– Если не ошибаюсь, ты был за англичан, – улыбнулся Фергус, – а я – за короля Роберта Брюса.
Он что, собирается показывать им памятные места по всему Гэрлоху? Казалось, воспоминания распускаются в воздухе, как цветы, дразнят ее. Вон там, в нише, окно. Однажды Гордон задернул занавеску, утащил ее туда и поцеловал, в то время как Фергус находился в той же комнате. Вон в том дверном проеме она стояла и смотрела, как он идет к ней. В тот год он вернулся из школы. Глаза его смотрели очень серьезно. Отец отослал его в Королевскую военную академию в Вулидже, и она скучала по нему до боли. Отголоски той тоски Шона чувствовала и сейчас.
Гордон был особенным. Он принадлежал ей.
Смех Мириам развеял чары прошлого и рывком перенес Шону в настоящий момент. Теперь же Гордон ей не принадлежит, а она не принадлежит ему, да и прошлое давно позади. Здесь и сейчас ее положение весьма неприглядно, и если она хочет как-то это исправить, ей пора прекратить все эти глупости. Нужно сосредоточиться на главном.
– Отец, ты уже говорил графине, какое новое название придумал для замка?
– Новое название? – переспросила Шона.
Фергус подошел и встал рядом. Шона положила руку ему на плечо, давая тем самым знак, чтобы он молчал. Она прекрасно знала, что он мог сказать. Гэрлох – древнее имя, прославленное в веках, известное по всему Нагорью. Переименовать замок – все равно что совершить святотатство.
– Лохсайд, – провозгласил мистер Лофтус.
Шона улыбнулась и, крепче сжав руку брата, посмотрела на него. Он ответил на ее взгляд: глаза его сверкали гневом.
– Жаль, – вмешался Гордон. – Я бы сохранил прежнее название, Гэрлох. Оно уникально. Я знаю по меньшей мере три дома с названием Лохсайд.
Мистер Лофтус кивнул. Шона так и не поняла, соглашается он с Гордоном или нет.
Она разрывалась между благодарностью к Гордону за его попытку отстоять название замка и раздражением из-за того, что он вообще сюда заявился. Она остановилась где-то посередине, на глухом возмущении, но скрытом за натянутой улыбкой.
Элизабет, кажется, тоже испытывала что-то подобное. Она улыбалась натянуто, лицо ее оставалось непроницаемым. Неужели сестер милосердия обучают не выдавать своих истинных чувств? Либо так, либо у Элизабет природная способность скрывать все свои мысли под очень приятной безобидной улыбкой.
– Вы планируете жить здесь круглый год? – спросил Гордон.
– А вы? – спросила Мириам.
Несносная женщина.
Гордон, к счастью, не ответил, только улыбнулся. Мириам улыбнулась ему в ответ. Какие все вдруг стали любезные, подумать только!
У Шоны скручивало живот, но не от голода. Все шло наперекосяк, начиная с неожиданного приезда американцев и заканчивая вот этим молчаливым неодобрением Фергуса.
– А вы? – Мириам обратилась к Фергусу. – Вы собираетесь остаться в Инвергэре?
Шона предостерегающе посмотрела на него. Но брат ее проигнорировал. Отвечая, он смотрел на сиделку.
– Не знаю, мисс Лофтус. Некогда я мог рассказать о своих планах. Сейчас времена изменились.
Не говоря ни слова больше, он развернулся и решительно проследовал к двери. Он не оглядывался и потому не видел, как смотрит ему вслед Элизабет.
– Продолжим? – ворчливо проговорил мистер Лофтус.
Шона обернулась и увидела, что на нее смотрит Гордон.
Он всегда умел молчать, глядя вот так, прямо и уверенно, как будто впитывал все происходящее, чтобы осмыслить позже. Отчасти эта привычка сформировалась потому, что он являлся единственным сыном генерала и не имел права говорить, пока не прикажет отец. Отчасти это было заложено в самой природе Гордона. Он тщательно анализировал ситуацию, в уме разбирая ее на детали и снова собирая.
«Зачем ты пришел? Хочешь полюбоваться на мое унижение? Как я торгую родовым гнездом?
Шона Имри Донегол, графиня Мортон, как низко ты пала. Доставит ли это удовольствие Гордону?»
Гордон предложил руку Мириам, и они направились к дверям, словно это он проводил экскурсию, а не Шона.
Гордону хотелось одновременно и пойти за Фергусом – в конце концов, он приехал к нему, – и остаться с Шоной. По мере того как разворачивалось действо, ее поведение все больше и больше его завораживало. Даже в юности ее отличала некоторая заносчивость. Он называл это гордостью Имри. Теперь же она буквально лопалась от этой гордости. Гордость ее переполняла. Она задирала подбородок так высоко, как будто заявляла миру: я графиня Мортон, ведите себя соответственно! На лице ее отражались по очереди раздражение, грусть – и потом та глубочайшая сдержанность, которой он от нее ждал.
Однако руки у нее дрожали.
Она не владела собой настолько, насколько стремилась это показать. Почему? Разве перспектива продажи Гэрлоха ей не по душе, как он прежде думал? Или ее просто бесит его присутствие?
Свободной рукой он коротко пожал ей плечо – в знак поддержки. На мгновение ему показалось, что вот сейчас она обернется – но нет, она отпрянула, не глядя на него.
Вид бешено бьющейся жилки у основания ее шеи доставил ему удовольствие.
В этот момент он твердо решил, что не уйдет, даже если ему придется выслушивать мисс Лофтус. Навязчивые женщины его раздражали, а мисс Лофтус была навязчива, как рыбка-прилипала. С тех пор как они вышли из пиршественного зала, она ни на секунду не отпускала его руку, и Шона давно обратила на это внимание.
Хорошо. Вот еще одна причина, чтобы остаться.
– Вы когда-нибудь надеваете килт, Гордон? – поинтересовалась Мириам.
Шона нахмурилась, перехватила взгляд Элизабет и согнала следы всех эмоций с лица. Но в следующий миг снова неудержимо нахмурилась.
– Килт и мундир – это моя форма, мисс Лофтус. Так что мне часто приходилось его носить.
– Прошу вас, зовите меня Мириам, – сладко улыбнулась она ему.
Шона ошибалась, сравнивая Мириам с кошкой. Нет, она больше похожа на голубя. Эдакий маленький хорошенький голубок с округлой белой грудкой, глазами-бусинками и любопытным взглядом. Голубок, который вертит головкой на толстенькой шее. Голуби не ходят – они вышагивают. И Мириам не ходила, а вышагивала, красуясь. Сейчас у нее не было возможности сильно раскачивать бедрами, чтобы юбки обнажали щиколотки, – она льнула к Гордону. Так и прижималась грудью к его плечу. А он смотрел на нее так, будто каждое ее слово – сокровище, которое нужно беречь и лелеять.
Шона заметила улыбку на губах Элизабет – и ее бросило в жар.
Она Шона Имри Донегол, графиня Мортон. И она не обязана терпеть такое поведение.
Нет, обязана.
Ей вдруг сделалось невыносимо грустно. Захотелось найти какой-нибудь уголок, свободный от воспоминаний, и спрятаться там, захотелось выскользнуть из собственной кожи и перестать быть собой. Груз прошлого давил на нее с такой силой, что она готова была упасть на колени.
Но выбора у нее не было, а потому она провела мистера Лофтуса и остальных по маршруту через кухню, кладовую для мяса, буфетную, оружейную и зимний сад. Кабинет мистер Лофтус уже осмотрел, так что туда они не пошли. Шона отперла дверь библиотеки Гэрлоха – ею она тоже невероятно гордилась.
Первая книга появилась здесь, когда замку было лет двадцать. Любознательный сын лэрда хотел выучиться на священника, но, не имея такой возможности, занялся самообразованием. Он жаждал просвещения для своего клана. Он же раздобыл Библию, богато украшенную монастырскими клириками, и установил ее на почетном месте – на медной подставке на отдельном маленьком столе.
Эта комната одна стоила тех денег, которые Шона запросила за Гэрлох.
В библиотеке теперь содержалось более тысячи томов. Шона знала точное количество – тысяча сто шестьдесят три, – потому что самолично составляла полный каталог книг. С тринадцати лет до лета того года, когда умерли ее родители, Шона должна была каждую свободную минуту тратить на выполнение этой задачи. На Фергуса возложили обязанность переписать все оружие в замке, не только то, что висело на стенах, но и то, что клан Имри накопил за века.
