Текст книги "Отравленный сад"

Автор книги: Карен Харпер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава шестнадцатая

«Настоящая рыжая лиса будет следующей».

Елизавета снова и снова перечитывала искусно вышитые слова, пока они не зазвенели у нее в мозгу, отдаваясь эхом: «Настоящая рыжая лиса будет следующей».

Отравительница угрожала ей с маленькой вышивки без рамы, которую нашли под трупом лисы, приколотую к цепочке распятия, когда Нед убрал из кровати тело. Он отнес мертвое животное вниз в корзине для белья, и они с Дженксом закопали его в лесу, но Елизавета оставила себе распятие и зловещее послание. Вокруг слов вился трехлистный клевер, его длинные стебли переплетались, подобно рисункам на других вышитых предупреждениях.

Какой бы изнуренной ни чувствовала себя принцесса, она знала, что не сможет этой ночью лечь в свою кровать, хотя Кэт все вымыла, вытряхнула перину и сменила простыни. Елизавета понимала, что не будет знать покоя ни здесь, ни где-либо еще, пока не выяснит, кто такая эта отравительница, и не избавит от нее мир.

Принцесса допросила всех своих людей – кроме Дженкса, совершавшего прогулку вместе с ней. Кэт, которая в такой час всегда сидела в комнате, но сегодня вышла во двор вместе с прачками, утверждала, что не видела и не слышала ничего подозрительного. Прежде чем покинуть дом, Мег была в кухне, разбирала травы вместе с поварами. Кухарка, которая у леди Корниш заведовала десертами, подтвердила ее слова.

– Ах, вы до сих пор сердитесь, что девчушки не было на месте, когда вы вернулись с разбитым сапогом, – осмелилась отозваться дородная женщина по имени Молл на вопрос Елизаветы о том, где находилась Мег. Принцессу поражало, что сплетни были хлебом насущным для слуг с нижних этажей и горничных, как в небольших особняках, так и при дворе.

– Я не рассержусь, если узнаю, что она помогала вам, – уверила Елизавета Молл, стараясь не захлебнуться в едком чесночном облаке, которое окружало кухарку. – Кстати, ваши шафрановые коржики великолепны.

– Спасибо, мэм… ваше высочество, – выпалила Молл, и ее румяные щеки расцвели еще ярче. – Да, Мег заглядывала в кухню.

– Заглядывала?

Женщина так энергично пожала плечами, что куриные грудки запрыгали на сковороде.

– Правду сказать, принцесса, сдается мне, что Мег выскакивала на конюшню к Сэму, потому как парень ни с того ни с сего начал бегать за ней, будто она ему любовного зелья подсыпала или что-то вроде того.

– Никому не рассказывай о моих вопросах, – предупредила Елизавета. – Не хочу, чтобы леди Корниш подумала, будто я недовольна тем, как все вы трудитесь на кухне.

Тонкие брови Молл взлетели до середины ее высокого лба.

– О, конечно, нет, принцесса. Я даже и не думала ни о чем таком.

К допросу главной прачки Корнишей Елизавета тоже подошла с осторожностью. Ей хотелось скрыть от Поупов всю эту историю – если, разумеется, они еще о ней не знали. Принцессу не покидала тревожная мысль о том, что Би могла по меньшей мере способствовать появлению лисицы в ее кровати. Что же касается местонахождения Неда в тот момент, когда это случилось, то актер утверждал, что выходил на короткую прогулку за ров, а остаток времени провел один в библиотеке лорда Корниша за работой над небольшой пьесой «Во славу нашей истинной королевы».

– Нашей истинной королевы Марии? – раздраженно спросила Елизавета, склоняясь над его плечом, чтобы просмотреть текст.

Ей пришлось читать при свете двух лучин, которые зажег Нед, потому что за окнами все еще бушевала гроза и солнце почти не пробивалось сквозь тучи.

– Такова необходимость и ваш приказ, – сказал в свою защиту актер, поднимаясь. Елизавете показалось, что у него очень виноватый вид. – Вы говорили, ваше высочество, что эта пьеса предназначена для ирландских католиков. Взгляните, я отдельно выписал роли для вас и Дженкса. Его реплики я постарался свести к минимуму и добавил больше действия, даже короткий бой на мечах. За несколько дней отрепетируем…

– После того как Она наглядно показала, что имеет свободный доступ к моей особе, у нас больше нет времени. Пропасть, для меня безопаснее гнаться за ней, чем сидеть здесь – якобы под защитой – как, безусловно, посоветовал бы мне Сесил. Нашей труппе катастрофически недостает людей, но завтра ночью мы должны отправиться в Лидс. Если бы мы знали эти места, то выехали бы прямо сегодня.

– Завтра? Но…

– Мы с тобой способные ученики, и мне нужно чем-то отвлечься от мрачных раздумий. Дай мне мою роль, – решительно сказала принцесса и схватила лист, на который указывал Нед. – Мег говорила, что ты умеешь подражать ирландскому говору и испанской речи, так что над этим тоже поработай. Отшлифуй свои реплики, а потом, после ужина, приходи тайком в мою комнату и мы порепетируем вместе. Проклятье, я бы не пожалела целого состояния за несколько человек, которые могли бы сыграть наши роли. Я вижу, что тебя еще что-то гнетет. Рассказывай.

– Я… ничего. Я бы, возможно, кое-что подправил, дописал еще пару ролей, – сказал Нед и выхватил у нее листок.

Принцесса забрала его назад.

– Еще пару ролей? Для кого? На это нет времени. Будем справляться втроем, что бы ни случилось. Я не стану ждать, пока меня в собственной постели отравит кто-то, кто уже Бог знает как долго за мной следит. Ручаюсь, что слежка ведется по меньшей мере с тех пор, как мы с Дженксом и моим кузеном откопали тело в Уивенхо, потому что никто из них не мог рассказать отравительнице, что я надела распятие, которое мне когда-то подарила сестра, на шею несчастного Уилла Бентона, погибшего от рук убийц.

– Ваше высочество, – сказал Нед, хмурясь, как будто почти не слушал ее, – если я смогу раздобыть для нас еще несколько актеров – двух мужчин и двух юношей, – которых хорошо знаю, которые…

– Что? Но они нужны нам прямо сейчас. Они где-то поблизости?

– Если им не размозжили головы, как я… надеялся, – тяжело вздохнув, проговорил Нед.

Елизавету обрадовало, по крайней мере, то, что причина, по которой актер выглядел таким виноватым, была никак не связана с ней или Би Поуп.

– Если прикажете Дженксу скакать по дороге в Эденбридж, – поспешил добавить актер, – у него есть шанс вовремя их остановить и тайком вернуть обратно. Им понадобятся лошади, но…

– Здесь были твои старые друзья? Твой дядя? И ты прогнал их? Я слышала, что каких-то актеров отказались впустить, но решила, что это дело рук Поупа. Нед, как ты мог?

Нед покраснел; на его красивом лице застыло выражение, какое бывает у ребенка, которого поймали за поеданием леденцов.

– Они предали меня, – выпалил он, – особенно дядя. Я ничего не рассказывал вам об этом. Но месть была сладкой… такой сладкой. Я по-прежнему думаю, что с ними надо держать ухо востро, с дядей и Рэндаллом Грином, но ведь мы в отчаянном положении, верно?

Елизавета схватила его за плечи и посмотрела прямо в глаза.

– Мы успеем вернуть их и выехать сегодня ночью?

– Сегодня? Вы только что говорили зав…

– Но теперь вы вместе сможете разыграть готовую пьесу, а я тем временем осмотрюсь. Я въеду в замок вместе с двумя юношами, и никто ничего не заподозрит, если я не появлюсь на сцене, пока вы будете развлекать толпу. Пошли Дженкса за актерами, но скажи им, пусть подождут в лесу до нашего отъезда. Жаль, что они попадут под дождь, но нельзя, чтобы нас видели вместе.

Она толкнула Неда к двери.

– Скажи Дженксу, чтобы пообещал им лошадей, еду… денег. И, Нед, я знаю, что такое предательство и месть родных. Да убережет нас сегодня Господь от новых неожиданностей!

Но едва Елизавета успела произнести эти слова, как на них обрушились еще три неприятности, а она ненавидела троицу. «Смерть приходит в трех лицах», – сказал ей однажды Том Сеймур, когда они обсуждали тройное вдовство ее отца: две жены Генриха VIII были казнены по его приказу, а еще одна, сестра Тома, королева Джейн, умерла при родах. Елизавете приходилось видеть и другие примеры, и все верили этому, крестьяне и герцоги, звездочеты и священники.

Во-первых, письмо Сесила с информацией, которую она запрашивала, пришло гораздо быстрее, чем она могла надеяться. Его человек собирался оставить послание в дупле мертвого каштана, как они и договаривались, а Дженкс, к счастью, встретил его в залитом дождем лесу.

– Вот, ваше высочество, благополучно доставлено вам в руки, – задыхаясь, проговорил он, когда нашел принцессу в глубине сада. Дождь прошел, и Елизавета одиноко сидела на скамейке. – Теперь мне придется скакать в два раза быстрее, чтобы догнать людей Неда и вернуть их обратно. О, совсем забыл: человек Сесила сказал мне, что приехал из Лондона, а не из Стамфорда.

Елизавета подняла на него встревоженный взгляд.

– Из Лондона? Сесил не говорил, что собирается ехать прямо в Лондон. Впрочем, – добавила она, – ему в самом деле нужно было немедленно увидеться со своими знакомыми, а они все служат при дворе. Значит, он рядом с королевой Марией, – добавила она вполголоса, – потому что она сейчас в Сент-Джеймском дворце.

Елизавета закрыла глаза и представила кирпичный дворец, расположенный сразу за Лондоном среди полей и топей рядом с парком, просторы которого были так необъятны, что даже лес вокруг Айтема по сравнению с ним казался крошечным. Елизавета просила Марию покататься с ней верхом по Сент-Джеймскому парку в тот день, когда королева прогнала ее из Лондона, объяснив свое решение тем, что, как она выразилась, Елизавета отравлена болейновской кровью и желчью.

Дженкс поклонился и поспешил прочь, а Елизавета осталась сидеть, глядя ему вслед. Безусловно, единственной причиной, по которой Сесил мог отправиться в Лондон, не предупредив ее об этом, было его желание поскорее добраться до своих знакомых, чтобы помочь ей. Он признавался, что честолюбив, но видит свое преуспевание исключительно в ее успехе.

Взломав печать на письме юриста, принцесса встала и побрела подальше от дома, миновала солнечные часы и устало опустилась на каменную скамью, хотя та все еще была влажной после дождя. Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, действительно ли она одна, осмотрев даже окна с тыльной стороны особняка, Елизавета уставилась на первую из двух страниц. На какие бы слова ни падал ее взгляд, она не переставала видеть, слышать, повторять в мыслях: «Настоящая рыжая лиса будет следующей».

Елизавета заставила себя читать достаточно медленно, чтобы все запомнить, на случай, если ей вскоре придется уничтожить письмо. По крайней мере, на этот раз оно было написано по-гречески, а не по-латыни, что ограничивало круг возможных соглядатаев. В первую очередь Сесил передавал то, что хотел ей сообщить кузен Гарри, – значит, он тоже ни с того ни с сего оказался в Лондоне, тогда как она просила его тихо сидеть в провинции. Гарри считал, что слова Уолдгрейва об огне святого Антония могли относиться к мору, который недавно бушевал во Франции. Французы называли его feu de Saint-Antonie.

– Ржавая рожь! – перевела принцесса вслух и принялась читать дальше.

– Что это, ваше высочество? – спросила Мег, подойдя к ней.

Кэт тоже была где-то рядом.

– Садись и слушай внимательно. Сесил пишет, что огонь святого Антония не трава, а ядовитая плесень, которая может заражать ржаной хлеб. Если в Лидсе со мной что-то случится, ты должна передать друзьям Дженкса из трактира в Эденбридже, что в ржаном хлебе может таиться смертельная опасность для верных мне жителей Кента.

Мег села и, широко открыв глаза, заглянула в письмо.

– О нет, – сказала она, пристально вглядываясь в строчки. – Нед учил меня, а я по-прежнему не могу прочитать ни слова.

В другой ситуации Елизавета могла бы рассмеяться, но сейчас просто сказала:

– Письмо написано на греческом. – И начала переводить объяснения Сесила: – «Огонь святого Антония – это черная плесень, которая поражает зерновые, особенно рожь. Она вызывает тошноту, рвоту, сильную головную боль…»

Елизавета остановилась, вспомнив о головных болях, которые в последнее время мучили ее, но это было результатом нервного напряжения. К тому же предрасположенность к таким страданиям оставили ей в наследство предки. Она не ела ржаного хлеба, а только булки из самой лучшей, белой муки. По крайней мере, с тех пор как вернулась из Уивенхо, так ведь?

– Головную боль и… – поторопила ее Мег.

– А также «резкие, беспричинные смены настроения», – с дрожью в голосе прочла Елизавета. Она страдала этим, но вряд ли из-за ядовитой плесени, нет, конечно же, нет. – «В малых дозах она применяется в медицине, что вам наверняка подтвердит ваша травница Мег…» – не подумав, перевела Елизавета.

– Сесил имеет в виду, что мне нельзя доверять! – воскликнула Мег. – По крайней мере, я могу читать его письмо между строк.

Елизавета покачала головой и продолжила:

– «Мне сообщили, что эту плесень применяют во благо после родов, чтобы помочь матке сократиться до нормальных размеров, но ее необходимо использовать в очень малых количествах, ибо малейшая передозировка может привести к смерти».

Принцесса резко вдохнула, прочтя следующий факт, который приводил Сесил, потом дрожащим голосом озвучила его для Мег.

– «Ваш кузен говорит, что слышал об эпидемии во Франции, во время которой зараженный ржаной хлеб убил тысячи людей». Тысячи, – шепотом повторила она последнее слово.

Она шлепнула себя ладонью по лбу.

– Точно! Она хочет убрать с дороги не только Болейнов – особенно меня, – но и моих сторонников в окрестностях Лидса, тысячи людей, и собирается убить их отравленной едой. Мег, позови Кэт и тотчас возвращайся ко мне, но не беги.

Не говоря ни слова, девушка повиновалась. Но еще один неприятный сюрприз помешал принцессе продолжить чтение. Нед так тихо подошел к ней со спины, что она чуть не выпрыгнула из кожи, когда он заговорил.

– Леди Беатрис, – сказал он, – вызвали к сестре в Мейдстон.

Елизавета обернулась.

– Ах, Нед. Когда?

– Примерно тогда же, когда вы нашли лису.

– Клянусь, Би подложила ее в мою постель по указанию отравительницы, а потом сбежала, чтобы ее не могли допросить. Или же они хотят нанести мне удар здесь и леди Би очистила им поле деятельности. Честно говоря, сейчас я… чувствую себя более уязвимой тут, беспомощной в ожидании… чего-то.

– Возможно, Она прислала лису, чтобы вынудить вас ехать в Лидс.

– В таком случае я отвечу Ей лисьей хитростью. Раньше я все делала ночью: выкапывала Уилла Бентона, ездила в Баши-хаус, потом в Хивер. Наше появление в Лидсе среди бела дня должно застать их врасплох. Собери-ка ты, пожалуй, костюмы и декорации, которые раздобыл, на случай, если Дженкс не найдет твоих «Странствующих актеров». Ничто не должно помешать нам выехать в Лидс этой ночью.

Не успели затихнуть шаги Неда на дорожке сада, как Елизавета позабыла о нем и сосредоточила все свое внимание на второй странице письма. Сесил вновь пытался разыскать Сару Скоттвуд, но понимал, что на это потребуется время, которого у них может и не оказаться. А еще он выяснил, что «незаконнорожденная дочь Джеймса Батлера вернулась в Ирландию после того, как ее отец умер одиннадцать лет назад на пиру, вместе со своими шестнадцатью слугами, очевидно, отравившись едой».

– Господи, спаси и сохрани, – пробормотала Елизавета и так сильно стиснула письмо у себя на коленях, что жесткие страницы захрустели в ее руке.

«Хотя Батлеры служили Тюдорам, – прочла она дальше, – ваш августейший отец не давал указаний расследовать обстоятельства его смерти – третье оскорбление, нанесенное их семье вашими светлейшими родителями. Дочь Батлера и ее мать – долгое время бывшая любовницей Батлера, но в конце концов отвергнутая им, – уезжали в Ирландию на какое-то время, но это было до того, как Батлера отравили. Мать умерла там, но дочь вернулась и даже служила при дворе, правда в скромной должности пчеловода принцессы Марии».

Елизавету снова охватила дрожь, но она продолжила читать: «Где она сейчас, выяснить не могу; подобно Саре Скути, она исчезла. Однако я слышал, что дочь Батлера – ее христианского имени я тоже пока не выяснил – пострадала от вспышки оспы при дворе и на ее лице на всю жизнь остались шрамы, причем такие глубокие, что в былые времена она постриглась бы в монахини и носила бы вуаль…»

Елизавета оторвалась от письма. Яд в пище. Пчеловод. Вуаль. Огонь святого Антония и отравленная лисица в распятии, которое ей когда-то подарила королева Мария. И жужжание – кишащая угроза ее жизни…

Она попыталась удержать закрытыми ворота памяти, попыталась даже зацепиться за обещание Господа из ее любимого псалма, прошептав: «Окружили меня, как пчелы сот, и угасли, как огонь в терне: именем Господним я низложил их»[18]18
  Псалом 117.


[Закрыть].

Но даже это не спасало от страха самой быть низложенной. Словно в трансе, Елизавета поднялась и медленно пошла на угол разоренного морозом сада, все ближе и ближе к ульям леди Корниш и к самой большой – и самой неприятной – неожиданности.

В тот день ей было одиннадцать лет, и она несказанно радовалась возвращению ко двору после многочисленных болезненных для нее ссылок, в которые отправлял ее часто менявший жен отец. Шестая супруга короля, Екатерина Парр, была любящей мачехой для всех троих детей Генриха и являлась посредником между ними и их вспыльчивым и все более нездоровым отцом. Королева Екатерина поощряла их обучение и относилась к ним с нежностью и теплотой.

Младшему брату Марии и Елизаветы, Эдуарду, уделяли больше всего внимания, поскольку он был наследником. Однако комнаты Елизаветы находились совсем рядом с апартаментами королевы в лондонском дворце Уайтхолл, а Марии позволялось иметь свою маленькую свиту, в том числе пасечницу, которая одновременно была травницей.

Марии к тому времени исполнилось двадцать восемь лет, и, к сожалению, она все еще была не замужем.

Состоявшей при ней девушке было двадцать. Она поставляла вкуснейший мед на стол королевы и иногда собирала для Марии душистые букетики и цветочные гирлянды. Пасечница казалась угрюмой и тихой, но временами говорила с веселым задором и пела посреди своих цветов и ульев.

В теплые дневные часы Елизавета часто сидела в саду и читала вместе со своей гувернанткой Кэт Чамперноун – так ее звали, пока она не вышла замуж за Джона Эшли. Но в тот день Елизавета захлопнула «Метаморфозы» Овидия и отправилась бродить по дорожкам сада одна. Она миновала солнечные часы – ее отец любил солнечные часы – и журчащий фонтан, окрашенный в белое и зеленое – цвета Тюдоров. За пристанью для барок широко разливалась и сверкала на летнем солнце бурливая Темза.

В тот жаркий послеполуденный час косые тени заскользили по земле, когда из-за кустов бирючины, служивших живой изгородью, вышла пасечница принцессы Марии. Она сжимала что-то в затянутой в длинную перчатку руке. Вокруг нее жужжало множество пчел.

– Ах, – сказала Елизавета, – ты меня испугала. Я не сразу узнала тебя в этой вуали и накидке.

Она удивилась тому, что девушка не сделала даже попытки присесть перед ней в реверансе. Мария позволяет ей такие вольности? Пасечница заговорила.

– Мой отец, – сказала она как ни в чем не бывало, – всегда шутил, что лицо – самое дорогое, что у меня есть, как и у моей мамы, поэтому я всегда остерегаюсь укусов.

– Конечно. Принцесса Мария сегодня не здесь?

– Конечно, – нараспев и почти с насмешкой повторила она слова Елизаветы и подошла ближе.

Елизавета улыбнулась тому, как пчелы, точно крошечные дрессированные собаки, повсюду следовали за ней, отскакивая от вуали и садясь на плечи.

– Принцесса Мария наблюдает за королевой, – проговорила девушка, когда Елизавета уже почти потеряла нить ее мысли, – потому что она сама будет королевой.

– Принцесса Мария?

Очень странно и неприятно было разговаривать с человеком, не видя его лица.

– Только если она выйдет замуж за иностранного короля. После нашего отца будет править наш брат, а потом его дети, – объяснила Елизавета.

Девушка помотала головой; ее вуаль закачалась.

– Ваша сестра должна быть королевой, как ее мать. Моя семья верой и правдой служила ее семье… и Тюдорам тоже служит. Мы ирландцы Батлеры, герцоги Ормонд. Ты слышала о нас, не так ли? Обо всем, что мой отец делает для Тюдоров, несмотря на оскорбления, которые позволяли в его адрес такие выскочки, как семья твоей матери.

Даже в юные годы принцесса не терпела, когда ей грубили. Как она смеет разговаривать с дочерью короля Генриха в таком тоне, а также утверждать, что ее ирландские родственники – важные особы и совершали великие дела? Елизавета слышала, что эта девушка родилась вне брака, так кто она такая, чтобы хвастать? И все же воспоминания о тяжелых временах, когда ее тоже объявили незаконнорожденной, заставили Елизавету хранить молчание.

– Твоя мать, Болейн, – продолжала пасечница, – заняла рядом с королем место матери принцессы Марии, хотя была обещана в жены моему отцу.

Тут Елизавета настороженно попятилась, ибо девушка начала приближаться к ней с протянутой рукой. При дворе знали, что говорить о происхождении Елизаветы запрещено. И хотя несколько лет назад юной Бесс пришлось получить пару оплеух, благодаря могуществу отца – а теперь и благосклонности королевы Екатерины – вокруг нее за последнее время выросла защитная стена. Но от этой девушки веяло чем-то непостижимым и жутким.

Елизавета оглянулась. Где все люди? Где Кэт? Почему никто не пришел за ней?

– Я ждала момента, чтобы показать тебе кое-что, если ты думаешь, что когда-нибудь ты будешь королевой вместо принцессы Марии, – сказала девушка, еще дальше вытягивая затянутую в перчатку руку и разжимая пальцы.

Сначала Елизавета ничего не увидела, но потом заметила одну-единственную крупную пчелу. Насекомое сонно кружило на месте. Вместо того чтобы бежать – принцессы никогда не убегают, – Елизавета стояла и завороженно смотрела, как молодая, скрытая под вуалью пасечница усаживает большую пчелу ей на плечо и поднимает вверх вторую руку, как будто дает кому-то сигнал.

– Она королева, – сказала девушка. – Смотри, что случится, если посмеешь слишком много о себе возомнить.

Пчел, лениво натыкавшихся на одежду пасечницы, вдруг как будто стало гораздо больше. Они кинулись прямо Елизавете на плечо. Насекомые покрыли ее рукав, корсет и капор. Ее шею и лицо. Они все прибывали, с оглушительным жужжанием роились возле ее ушей, а принцесса стояла неподвижно, онемев от страха.

Елизавета ждала укусов, помощи, чего-нибудь. Вечность проходила и сменялась новой вечностью. Мохнатые тельца и проворные лапки покрыли ее плотно зажмуренные глаза, ее рот. Она умрет здесь. Ей хотелось кричать, бежать, но она была в ловушке. Принцесса затаила дыхание, боясь, что насекомые пролезут ей в ноздри или в уши. У нее кружилась голова, ее тошнило. В висках пульсировала боль. Беспомощная. Загнанная. Проклятая. Она дрожала всем телом.

Пчелы кишели и жужжали у нее на руках, на каждом длинном пальце, которые так нравились людям. Елизавета уронила книгу. Но ни одна пчела из этой гудящей, роящейся черной массы не укусила ее. И тут у Елизаветы появилась надежда на спасение – она услышала вдалеке голос сестры.

– Десма! Десма Ормонд! Где ты?

Мучительница рассмеялась и тронула Елизавету за плечо.

– Я здесь, ваше высочество. Иду!

Если она уйдет, пчелы тоже улетят? Если кто-то пройдет мимо и закричит или начнет отгонять их, что тогда произойдет? И если принцесса Мария увидит, что сделала ее пасечница, накажет она ее или похвалит?

Вскоре Елизавета получила ответы на свои вопросы. Она не смела открывать глаза, но услышала голос сестры ближе – короткий смешок и короткое восклицание: «Ой!» Должно быть, Мария увидела ее, осажденную насекомыми. Позовет ли она на помощь? Знала ли она об этом заранее?

– Сейчас я не стану выпускать в тебя их яд, Болейн, – проговорила пасечница тихим зловещим голосом где-то совсем рядом. – В конце концов, ты и так уже полна отравы.

Десма Ормонд отвернулась, и пчелы, мгновенно оставив свою жертву, все до единой ринулись за маткой, перекочевавшей на перчатку пасечницы. Елизавета слышала, как на посыпанной гравием дорожке затихали ее шаги – и шаги еще одного человека. Мария все видела, но просто посмеялась и ушла.

Елизавета стояла посреди сада, привалившись к колючей живой изгороди, и дрожала. Потом ее колени подогнулись, и она повалилась на землю. Принцесса закрыла лицо трясущимися руками. У нее по коже побежали мурашки. Неужели что-то настолько дикое и ужасное только что произошло с ней на самом деле?

По крайней мере, пчел больше нет. Елизавете хотелось, чтобы этого не было. Если она не станет ссориться с сестрой – и никогда не расскажет Кэт или королеве, что натворила эта незаконнорожденная ирландка, – она сможет спрятать это глубоко-глубоко в себе, точно так же, как боль из-за потери матери и ненависти отца, который не единожды называл ее «ты, отродье Болейнов!»

– Ваше высочество, ваше высочество, что случилось? Вам плохо?

Над ней склонялось лицо Кэт, но не молодое, а испещренное морщинами и обрамленное седыми волосами. И кто-то еще был рядом, ее собственный юный образ, возникший из тумана памяти. Нет, это Мег, Мег Миллигру.

Елизавета увидела, что стоит на коленях в глубине садов Айтем Моута, возле ульев леди Корниш, которые гудели, теперь приглушенно, как мысли у нее в голове. Письмо от Сесила лежало на земле. Не было ни тюдоровской живой изгороди, ни ярко-зеленых стягов, ни дворца Уайтхолл. И пчел, покрывавших ее тело, словно вторая кожа, тоже не было. Елизавета так сильно задрожала, что ее тело затряслось.

– Я… я знаю, кто Она такая, – прошептала принцесса. – Отравительница. И почему Она хочет моей смерти.

Кэт и Мег помогли ей встать. Лицо Елизаветы было влажным, несмотря на сухой морозный воздух. Нет, не может быть, чтобы она плакала. Но сознание ее порядком затуманилось, и она похлопала себя по щекам, чтобы стряхнуть оцепенение.

– Сесил назвал ее имя? – спросила Мег.

Девушка подняла письмо с земли, и они с Кэт усадили принцессу на скамью.

– Нет, но я вспомнила. Она носит вуаль не только потому, что раньше разводила пчел, а теперь не хочет, чтобы ее узнали.

Сесил говорит, что Она изуродована оспой. Раньше Она была красавицей, но теперь обречена всю жизнь ходить в вуали.

– И она винит в этом вас? – спросила Кэт с таким же недоумением, какое было написано на лице Мег.

– Не в этом. Но она ненавидит меня. Ее зовут Десма Ормонд, или Батлер, или как ей теперь угодно себя называть. Помнишь ее, Кэт? И еще, – добавила Елизавета, чуть не подавившись словами, – раньше она служила моей сестре… а может статься, служит и поныне.