Текст книги "R.U.R. Средство Макропулоса. Война с саламандрами. Фантастические рассказы"

Автор книги: Карел Чапек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

ВОЙНА С САЛАМАНДРАМИ

Книга первая
ANDRIAS SCHEUCHZERI

1. СТРАННОСТИ КАПИТАНА ВАН ТОХА

Если бы вы стали искать на карте островок Танамаса, вы нашли бы его на самом экваторе, немного к западу от Суматры. Но если бы вы спросили капитана И. ван Тоха на борту судна «Кандон-Бандунг», что, собственно, представляет собой эта Танамаса, у берегов которой он только что бросил якорь, то капитан сначала долго ругался бы, а потом сказал бы вам, что это самая распроклятая дыра во всем Зондском архипелаге, ещё более жалкая, чем Танабала, и по меньшей мере такая же гнусная, как Пини или Баньяк; что единственный, с позволенья сказать, человек, который там живет, – если не считать, конечно, этих вшивых батаков,[40]40
  Батаки – малайская народность, населяющая центральные районы острова Суматра.


[Закрыть] – это вечно пьяный торговый агент, помесь кубу с португальцем, ещё больший вор, язычник и скотина, чем чистокровный кубу[41]41
  Кубу – группа полуоседлых или недавно перешедших к оседлости туземных племен на острове Суматра.


[Закрыть] и чистокровный белый вместе взятые; и если есть на свете что-нибудь поистине проклятое, так это, сэр, проклятущая жизнь на проклятущей Танамасе. После этого вы, вероятно, спросили бы капитана, зачем же он в таком случае бросил здесь свои проклятые якоря, как будто собирается остаться тут на несколько проклятых дней; тогда он сердито засопел бы и проворчал что-нибудь в том смысле, что «Кандон-Бандунг» не стал бы, разумеется, заходить сюда только за проклятой копрой или за пальмовым маслом; а впрочем, вас, сэр, это совершенно не касается: у меня свои проклятые дела, а вы, сэр, будьте любезны, занимайтесь своими. И капитан разразился бы продолжительной и многословной бранью, приличествующей немолодому, но ещё вполне бодрому для своих лет капитану морского судна.

Но если бы вы вместо всяких назойливых расспросов предоставили капитану И. ван Тоху ворчать и ругаться про себя, то вы могли бы узнать побольше. Разве не видно по его лицу, что он испытывает потребность облегчить свою душу? Оставьте только капитана в покое, и его раздражение само найдет себе выход. «Видите ли, сэр, – разразится он, – эти молодчики у нас в Амстердаме, эти проклятые денежные мешки, вдруг придумали: жемчуг, любезный, поищите, мол, там где-нибудь жемчуг. Теперь ведь все сходят с ума по жемчугу и всякое такое». Тут капитан с озлоблением плюнет. «Ясно – вложить монету в жемчуг. А всё потому, что вы, мои милые, вечно хотите воевать либо ещё что-нибудь в этом роде. Боитесь за свои денежки, вот что. А это, сэр, называется – кризис».

Капитан ван Тох на мгновение приостановится, раздумывая, не вступить ли с вами в беседу по экономическим вопросам, – сейчас ведь ни о чем другом не говорят; но здесь, у берегов Танамасы, для этого слишком жарко, и вас одолевает слишком большая лень. И капитан ван Тох махнет рукой и пробурчит: «Легко сказать, жемчуг! На Цейлоне, сэр, его подчистили на пять лет вперед, а на Формозе и вовсе запретили добычу». А они: «Постарайтесь, капитан ван Тох, найти новые месторождения. Загляните на те проклятые островки, там должны быть целые отмели раковин», Капитан презрительно и шумно высморкается в небесно-голубой носовой платок. «Эти крысы в Европе воображают, будто здесь можно найти хоть что-нибудь, о чём никто ещё не знает. Ну и дураки же, прости господи! Ещё спасибо, не велели мне заглядывать каждому батаку в пасть – не блестит ли там жемчуг! Новые месторождения! В Паданге есть новый публичный дом, это – да, но новые месторождения?.. Я знаю, сэр, все эти острова как свои штаны… От Цейлона и до проклятого острова Клиппертона. Если кто думает, что он найдёт здесь что-нибудь, на чём можно заработать, так, пожалуйста, – честь и место! Я плаваю в этих водах тридцать лет, а олухи из Амстердама хотят, чтобы я тут новенькое открыл!» Капитан ван Тох чуть не задохнётся при мысли о таком оскорбительном требовании. «Пусть пошлют сюда какого-нибудь желторотого новичка, тот им такое откроет, что они только глазами хлопать будут. Но требовать подобное от человека, который знает здешние места, как капитан И. ван Тох!.. Согласитесь, сэр, в Европе – ну, там ещё, пожалуй, можно что-нибудь открыть, но здесь!.. Сюда ведь приезжают только вынюхивать, что бы такое пожрать, и даже не пожрать, а купить-продать. Да если бы во всех проклятых тропиках ещё нашлась какая-нибудь вещь, которую можно было бы сбыть за двойную цену, возле неё выстроилась бы куча агентов и махала бы грязными носовыми платками пароходам семи государств, чтобы они остановились. Так-то, сэр. Я, с вашего разрешения, знаю тут все лучше, чем министерство колоний её величества королевы». Капитан ван Тох сделает усилие, дабы подавить справедливый гнев, что и удастся ему после некоторого более или менее продолжительного кипения.

«Видите вон тех двух паршивых лентяев? Это искатели жемчуга с Цейлона, да простит мне бог, сингалезцы в натуральном виде, как их господь сотворил; не знаю только, зачем он это сделал? Теперь я их вожу с собой и, как найду где-нибудь кусок побережья, на котором нет надписей „Агентство“, или „Батя“,[42]42
  Батя – мировой концерн, созданный чешским обувным королем Томашем Батей.


[Закрыть] или „Таможенная контора“, пускаю их в воду искать раковины. Тот дармоед, что поменьше ростом, ныряет на глубину восьмидесяти метров; на Принцевых островах он выловил на глубине девяноста метров ручку от киноаппарата, но жемчуг – куда там! Ни намека! Никчёмный народишко эти сингалезцы. Вот, сэр, какова моя проклятая работа: делать вид, будто я покупаю пальмовое масло, и при этом выискивать новые месторождения раковин-жемчужниц. Может, они ещё захотят, чтобы я открыл им какой-нибудь девственный континент? Нет, сэр, это не дело для честного капитана торгового флота. И. ван Тох не какой-нибудь проклятый авантюрист, сэр, нет…» И так далее… море велико… а океан времени бесконечен… плюй, братец, в море – воды в нем не прибавится… кляни свою судьбу – а ей нипочем… И вот, после долгих предисловий и отступлений, мы подходим наконец к тому моменту, когда капитан голландского судна «Кандон-Бандунг» И. ван Тох со вздохами и проклятьями садится в шлюпку, чтобы отправиться в кампонг[43]43
  Деревню (малайск.)


[Закрыть] на Танамасе и потолковать с пьяным метисом от кубу и португальца о кое-каких коммерческих делах.

– Sorry, Captain,[44]44
  Прошу прощения, капитан. (англ.)


[Закрыть] – сказал в конце концов метис от кубу и португальца. – Здесь, на Танамасе, никаких раковин не водится. Эти грязные батаки, – произнёс он с непередаваемым отвращением, – жрут даже медуз; они живут больше в воде, чем на земле; женщины здесь до того провоняли рыбой, что вы представить себе не можете. Так что я хотел сказать? Ах да, вы спрашивали о женщинах…

– А нет ли тут какого-нибудь кусочка берега, – спросил капитан, – где батаки не лазят в воду? Метис от кубу и португальца покачал головой.

– Нет, сэр. Разве только Девл-Бэй, но это место вам не годится.

– Почему?

– Потому что… туда никому нельзя, сэр. Вам налить, капитан?

– Thanks.[45]45
  Спасибо (англ.)


[Закрыть] Там что, акулы?

– Акулы и… вообще, – пробормотал метис. – Нехорошее место, сэр. Батакам не понравится, если кто-нибудь туда полезет.

– Почему?

– …Там черти, сэр… Морские черти.

– Это что же такое – морской чёрт? Рыба?

– Нет, не рыба, – уклончиво ответил метис. – Просто чёрт, сэр. Подводный чёрт. Батаки называют его «тапа». Тапа. У них там будто бы свой город, у этих чертей. Вам налить?

– А как он выглядит… этот морской чёрт?

Метис от кубу и португальца пожал плечами.

– Как чёрт, сэр… Один раз я его видел. Вернее, только голову. Я возвращался в лодке с Кейп[46]46
  Мыса (от англ. «cape»)


[Закрыть] Гаарлем, и вдруг прямо передо мной он высунул из воды свою голову…

– Ну и как? На что это было похоже?

– Башка как у батака, сэр, только совершенно голая.

– Может, это и был батак?

– Нет, сэр. В том месте ни один батак не полезет в воду. А потом оно… моргало нижними веками, сэр. – Дрожь ужаса пробежала по телу метиса. – Нижними веками, которые у него закрывают весь глаз. Это был тапа.

Капитан И. ван Тох повертел в своих толстых пальцах стакан с пальмовой водкой.

– А вы не были пьяны? Не надрались часом?

– Был, сэр. Иначе меня не понесло бы туда. Батаки не любят, когда кто-нибудь тревожит этих… чертей.

Капитан ван Тох покачал головой.

– Никаких чертей не существует. А если бы они существовали, то выглядели бы как европейцы. Это была какая-нибудь рыба или в этом роде.

– У рыбы, – пробормотал, запинаясь, метис от кубу и португальца, – у рыбы нет рук, сэр. Я не батак, сэр, я посещал школу в Бадьюнге… и я ещё помню, может быть, десять заповедей и другие точные науки; образованный человек всегда распознает, где чёрт, а где животное. Спросите батаков, сэр.

– Это дикарские суеверия, – объявил капитан, улыбаясь с чувством превосходства образованного человека. – С научной точки зрения это бессмыслица. Чёрт и не может жить в воде. Что ему там делать? Нельзя, братец, полагаться на болтовню туземцев. Кто-то назвал эту бухту «Чертовым заливом», и с тех пор батаки боятся ее. Так-то, – сказал капитан и хлопнул по столу пухлой ладонью. – Ничего там нет, парень, это ясно с научной точки зрения.

– Да, сэр, – согласился метис, посещавший школу в Бадьюнге, – но здравомыслящему человеку нечего соваться в Девл-Бэй.

Капитан И. ван Тох побагровел.

– Что? – крикнул он. – Ты, грязный кубу, воображаешь, что я побоюсь твоих чертей? Посмотрим!

И он прибавил, поднимая со стула все двести фунтов своего мощного тела:

– Ну, нечего терять с тобой время, когда меня ждёт бизнес. Однако заметь себе, в голландских колониях чертей не бывает, если же какие и есть, то во французских. Там они, пожалуй, водятся. А теперь позови-ка мне старосту этого проклятого кампонга.

Означенного сановника не пришлось долго искать: он сидел на корточках возле лавчонки метиса и жевал сахарный тростник. Это был пожилой, совершенно голый человек, гораздо более тощий, чем старосты в Европе. Немного позади, соблюдая подобающее расстояние, сидела на корточках вся деревня, с женщинами и детьми, ожидая, очевидно, что её будут снимать для фильма.

– Вот что, братец, – обратился капитан ван Тох к старосте по-малайски (с таким же успехом он мог бы обратиться к нему по-голландски или по-английски, так как достопочтенный старый батак не знал ни слова по-малайски, и метису от кубу и португальца пришлось перевести на батакский язык всю капитанскую речь; капитан, однако, по каким-то соображениям считал наиболее целесообразным говорить по-малайски). – Вот что, братец. Мне нужно несколько здоровых, сильных, храбрых парней, чтобы взять их с собой на промысел. Понимаешь, на промысел.

Метис переводил, а староста в знак понимания кивал головой; после этого он обратился к широкой аудитории и произнес речь, имевшую явный успех.

– Вождь говорит, – перевёл метис, – что вся деревня пойдёт с туаном[47]47
  Господином (малайск.)


[Закрыть] капитаном на промысел, куда будет угодно туану.

– Так. Скажи им теперь, что мы пойдём добывать раковины в Девл-Бэй.

Около четверти часа продолжалось взволнованное обсуждение, в котором приняла участие вся деревня, а главным образом – старухи. Затем метис обратился к капитану:

– Они говорят, сэр, что в Девл-Бэй идти нельзя.

Капитан начал багроветь.

– А почему нельзя?

Метис пожал плечами.

– Потому что там тапа-тапа. Черти, сэр.

Лицо капитана приобрело лиловый оттенок.

– Тогда скажи им, что, если они не пойдут… я им зубы повыбиваю… я им уши оторву… я их повешу… я сожгу их вшивый кампонг… Понял?

Метис честно перевёл все, после чего снова последовало продолжительное и оживленное совещание. Наконец метис сообщил:

– Они говорят, сэр, что пойдут в Паданг жаловаться в полицию и скажут, что туан им угрожал. На это есть будто бы статьи в законе. Староста говорит, что он этого так не оставит.

Капитан И. ван Тох из лилового стал синим.

– Так скажи ему, – взревел он, – что он…

И капитан говорил одиннадцать минут без передышки.

Метис перевел, насколько у него хватило запаса слов, и после новых, хотя и долгих, но уже деловых дебатов передал капитану:

– Они говорят, сэр, что готовы отказаться от жалобы в суд, если туан внесёт штраф непосредственно местным властям. Они запросили, – метис заколебался, – двести рупий. Но этого, пожалуй, многовато. Предложите им пять.

Краска на лице капитана начала распадаться на отдельные тёмно-коричневые пятна. Сначала он изъявил намерение истребить вообще всех батаков на свете, потом снизил свои претензии до трехсот пинков в зад, а под конец готов был удовлетвориться тем, что набьёт из старосты чучело для колониального музея в Амстердаме. Батаки, со своей стороны, спустили цену с двухсот рупий до железного насоса с колесом, а под конец упёрлись на том, чтобы капитан вручил старосте в виде штрафа бензиновую зажигалку.

– Дайте им, сэр, – уговаривал метис от кубу и португальца, – у меня на складе три зажигалки, хотя и без фитилей…

Так был восстановлен мир на Танамаее. Но капитан И. ван Тох отныне знал, что на карту поставлен престиж белой расы.

Во второй половине дня от голландского судна «Кандон-Бандунг» отчалила шлюпка, в которой находились следующие лица: капитан И. ван Тох, швед Иенсен, исландец Гудмундсон, финн Гиллемайнен и два сингалезских искателя жемчуга. Шлюпка взяла курс прямо на бухту Девл-Бэй.

В три часа, когда отлив достиг предела, капитан стоял на берегу, шлюпка крейсировала на расстоянии приблизительно ста метров от побережья, высматривая акул, а оба сингалезских водолаза с ножами в руках ожидали команды.

– Ну, сначала ты, – сказал капитан тому из них, кто был подлиннее. Голый сингалезец прыгнул в воду, пробежал несколько шагов по дну и нырнул. Капитан стал смотреть на часы.

Через четыре минуты двадцать секунд приблизительно в шестидесяти метрах слева показалась из воды бронзовая голова; с непонятной торопливостью, словно цепенея от страха, сингалезец судорожно карабкался на скалы, держа в одной руке нож, а в другой – раковину.

Капитан нахмурился.

– Ну, в чём дело? – резко спросил он.

Сингалезец все ещё цеплялся за скалы, не в силах вымолвить от ужаса ни слова.

– Что случилось? – крикнул капитан.

– Саиб, саиб… – прохрипел сингалезец и, тяжело дыша, рухнул на песок. – Саиб, саиб…

– Акулы?

– Джины, – простонал сингалезец, – черти, господин. Тысячи, тысячи чертей!

Он надавил кулаками на глаза.

– Сплошь черти, господин!

– Дай-ка раковину, – приказал капитан и открыл её ножом; в ней покоилась маленькая чистая жемчужина. – А больше ничего не нашел?

Сингалезец вынул ещё три раковины из мешочка, висевшего у него на шее.

– Там есть раковины, господин, но их стерегут черти… Они смотрели на меня, когда я срезал раковины…

Его курчавые волосы от ужаса встали дыбом.

– Саиб, саиб, здесь не надо!..

Капитан открыл раковины. Две оказались пустыми, а в третьей была жемчужина величиной с горошину, круглая, как шарик ртути. Капитан ван Тох смотрел то на жемчужину, то на сингалезца, распростёртого на земле.

– Слушай, ты! – нерешительно сказал он. – Не попробуешь ли нырнуть ещё разок?

Сингалезец безмолвно затряс головой.

У капитана И. ван Тоха так и чесался язык разразиться бранью, но, к своему удивлению, он заметил, что говорит тихо и почти мягко:

– Не бойся, братец. А как выглядят… эти черти?

– Как маленькие дети, – прошептал сингалезец. – У них сзади хвост, господин, а ростом они – вот такие. – Он показал рукой сантиметров на сто двадцать от земли. – Они стояли вокруг меня и смотрели, что я делаю… Их было много-много…

Сингалезец весь дрожал.

– Саиб, саиб, не надо здесь!..

Капитан ван Тох задумался.

– А что, моргают они нижними веками или как?

– Не знаю, господин, – пробормотал сингалезец. – Их там… десять тысяч!

Капитан оглянулся на другого сингалезца: тот стоял метрах в полутораста и равнодушно ждал команды, охватив плечи руками; впрочем, когда человек голый, то куда же ему девать руки, как не на собственные плечи? Капитан молча кивнул ему, и маленький сингалезец прыгнул в воду. Через три минуты пятьдесят секунд он вынырнул, цепляясь за скалы трясущимися руками.

– Вылезай! – крикнул капитан, но, приглядевшись внимательнее, помчался, прыгая по камням, к этим отчаянно цепляющимся рукам; трудно было поверить, что такая массивная фигура может выделывать подобные пируэты. В последний миг он поймал сингалезца за руку и, пыхтя, вытащил из воды. Потом положил его на камни и отёр себе пот со лба. Сингалезец лежал без движения; одна голень у него была ободрана до кости, по-видимому, о камень, но других повреждений не обнаружилось. Капитан приподнял ему веки и увидел только белки закатившихся глаз. Ни раковин, ни ножа при нем не было.

В этот момент шлюпка с экипажем подошла ближе к берегу.

– Сэр, – крикнул швед Иенсен, – здесь акулы!

Будете продолжать промысел?

– Нет, – ответил капитан, – подъезжайте сюда и заберите обоих.

– Посмотрите, сэр, – заметил Иенсен, когда они гребли обратно к судну, – как здесь сразу стало мелко, отсюда тянется ровная отмель до самого берега, – показал он, тыкая веслом в воду, – как будто под водой какая-то плотина.

Только на судне маленький сингалезец пришел в себя; он сидел, уткнув подбородок в колени, и трясся всем телом. Капитан отослал всех прочь и уселся против него, широко расставив ноги.

– Ну, выкладывай! – сказал он. – Что ты видел?

– Джинов, саиб, – прошептал маленький сингалезец; теперь у него задрожали даже веки и вся кожа на теле пошла мелкими пупырышками.

Капитан ван Тох сплюнул.

– А… как они выглядят?

– Как… как…

Глаза сингалезца опять начали закатываться. Капитан И. ван Тох с неожиданным проворством дал ему две пощёчины – ладонью и тыльной стороной руки, чтобы привести его в себя.

– Thanks, саиб, – прошептал маленький сингалезец, и зрачки его снова выплыли из-под век.

– Тебе лучше?

– Да, саиб.

– Были там раковины?

– Да, саиб.

Капитан И. ван Тох с большим терпением и обстоятельностью продолжал пристрастный допрос. Да, там черти. Сколько? Тысячи и тысячи. Ростом с десятилетнего ребенка, саиб, и почти совершенно чёрные. Они плавают в воде, а по дну ходят на двух ногах. На двух, саиб, как вы или я, но при этом раскачиваются на ходу – туда-сюда, все время туда-сюда… Да, саиб, у них руки, как у людей… нет, когтей у них нет никаких, скорее похожи на детские руки. Нет, саиб, рогов и шерсти на теле нет. Да, хвосты есть – почти как у рыбы, только без плавников. А головы большие, круглые, как у батаков. Нет, они ничего не говорили, только как будто чмокали… Когда сингалезец срезал раковины на глубине приблизительно шестнадцати метров, он почувствовал как бы прикосновение маленьких холодных пальцев к своей спине. Он оглянулся; «их» столпилось вокруг него несколько сотен. Несколько сотен, саиб; они плавали или стояли на камнях и смотрели, что делает сингалезец. Он выронил и нож и раковины и поспешил выплыть на поверхность. При этом он наткнулся на нескольких чертей, которые плыли над ним, а что было потом, он уже не знает, саиб.

Капитан И. ван Тох задумчиво глядел на дрожащего маленького водолаза. «Этот малый, – сказал он себе, – теперь уже ни на что не годится; пошлю его из Паданга домой, на Цейлон». Ворча и пыхтя, отправился он в свою каюту. Там он высыпал из бумажного мешочка на стол две жемчужины. Одна была крохотная, как песчинка, другая – величиной с горошину и отливала серебристо-розовым. Капитан голландского судна фыркнул себе под нос и вынул из шкафчика ирландское виски.

К шести часам вечера он снова приказал подать шлюпку и отправился в кампонг, к тому же самому метису от кубу и португальца. «Тодди»,[48]48
  «Тодди» – пальмовая водка.


[Закрыть] – сказал он, и это было единственное произнесенное им слово. Он сидел на веранде, крытой гофрированным железом, держал в толстых пальцах стакан из толстого стекла, пил, отплевывался и, прищурившись, поглядывал из-под косматых бровей на тощих кур, которые клевали неизвестно что на грязном вытоптанном дворике под пальмами. Метис остерегался вымолвить хоть слово и только наполнял стакан. Мало-помалу глаза капитана налились кровью, и пальцы стали плохо повиноваться ему. Были уже сумерки, когда он встал, подтягивая брюки.

– Собираетесь спать, капитан? – вежливо спросил метис от чёрта и дьявола.

Капитан ткнул пальцем в пространство.

– Хотел бы я посмотреть, – сказал он, – какие такие есть на свете черти, которых бы я ещё не видал. Эй ты, где тут этот проклятый северо-запад?

– Там, – показал метис. – Куда вы, сэр?

– В пекло, – хмыкнул капитан И. ван Тох. – Загляну в Девл-Бэй.

В этот вечер и начались странности капитана И. ван Тоха. Он возвратился в кампонг только к рассвету и, не проронив ни слова, отправился к себе на судно, где просидел, запершись в своей каюте, до вечера. Это ещё никому не показалось странным: «Кандон-Бандунг» должен был погрузить кое-что из благодатных даров острова Танамасы (копра, перец, камфара, каучук, пальмовое масло, табак и рабочая сила). Но когда капитану вечером доложили, что все товары погружены, он только засопел и произнес:

– Шлюпку. В кампонг.

И опять вернулся только с рассветом. Швед Иенсен, который помогал ему подняться на борт, спросил его просто из вежливости:

– Значит, сегодня отплываем, капитан?

Капитан резко обернулся, словно его укололи в зад.

– Тебе-то что? – огрызнулся он. – Занимайся своими проклятыми делами.

В течение целого дня «Кандон-Бандунг» в полной бездеятельности стоял на якоре в полумиле от берега Танамасы. Вечером капитан выкатился из своей каюты и сказал:

– Шлюпку. В кампонг.

Тщедушный грек Запатис уставился на него одним слепым и одним косым глазом.

– Ребята, – прокукарекал он, – наш старик или завёл там девчонку, или совсем спятил.

Швед Иенсен нахмурился.

– Тебе-то что? – огрызнулся он на Запатиса. – Занимайся своими проклятыми делами.

Потом он сел с исландцем Гудмундсоном в маленькую шлюпку и стал грести по направлению к Девл-Бэю. Они остановились за скалами и начали тихонько ждать, что будет дальше. По берегу залива расхаживал капитан; казалось, что он кого-то поджидает, время от времени он останавливался и как-то странно цыкал: тс-тс-тс.

– Смотри, – сказал Гудмундсен и указал на море, ослепительно сверкавшее в багряном золоте заката.

Иенсен насчитал два, три, четыре, шесть острых, как лезвие, плавников, двигавшихся по направлению к Девл-Бэю.

– Господи! – пробормотал Иенсен. – Ну и акул же здесь!

То и дело одно из лезвий скрывалось, над волнами взвивался хвост, и в воде начинало что-то сильно бурлить. Капитан И. ван Тох вдруг неистово заметался по берегу, изрыгая проклятия и грозя кулаками в сторону акул. Наступили короткие тропические сумерки, и над островом всплыла луна; Иенсен взялся за вёсла и приблизился к берегу на расстояние одного фарлонга. Капитан сидел на скале и цыкал: тс-тс-тс. Что-то шевелилось вокруг него, но что именно – нельзя было различить.

«Похоже на тюленей, – подумал Иенсен, – только тюлени ползают иначе».

«Это» выплывало из воды между скалами и топало по берегу, раскачиваясь из стороны в сторону, как пингвины. Иенсен бесшумно погрузил вёсла в воду и подъехал к капитану на полфарлонга. Ага, капитан что-то говорил, но сам чёрт не разобрал бы, что именно; видимо, по-малайски или по-тамильски. Он размахивал руками, как будто бросал что-то этим тюленям (но это не были тюлени, как убедился Иенсен), и тараторил не то по-китайски, не то по-малайски. В этот момент весло выскользнуло у Иенсена из рук и шлепнулось в воду. Капитан поднял голову, встал и сделал шагов тридцать к воде; блеснул огонь, раздался треск: капитан палил из браунинга прямо по шлюпке. Почти в то же мгновение в бухте зашумело, забурлило, послышался плеск, словно в воду прыгала тысяча тюленей. Но Иенсен и Гудмундсон уже налегли на вёсла и погнали свою шлюпку за ближайший выступ с такой быстротой, что только ветер свистел в ушах. Возвратившись на судно, они никому не обмолвились ни словом. Да, северяне умеют молчать! К утру вернулся капитан; он был хмурый и злой; но не произнёс ни звука. Только когда Иенсен помогал ему подняться на борт, две пары голубых глаз обменялись холодным пытливым взглядом.

– Иенсен, – сказал капитан.

– Да, сэр.

– Сегодня отплываем.

– Да, сэр.

– В Сурабае получите расчёт.

– Да, сэр.

И все. В тот же день «Кандон-Бандунг» вышел в Паданг. Из Паданга капитан И. ван Тох отравил своему правлению в Амстердам посылку, застрахованную на тысячу двести фунтов стерлингов. И одновременно – телеграфную просьбу о годичном отпуске: настоятельная необходимость ввиду состояния здоровья и тому подобное. После этого капитан слонялся по Падангу, пока не нашёл человека, которого искал. Это был дикарь с Борнео, даяк, которого английские туристы нанимали иногда, чтобы полюбоваться своеобразным зрелищем охоты на акул; даяк работал ещё по старинке, вооружённый одним только длинным ножом. Он был, по видимому, людоед, но имел твёрдую таксу: пять фунтов за акулу, кроме харчей. На него было страшно смотреть: обе руки, грудь и бёдра ободраны кожей акулы, а нос и уши украшены акульими зубами. Звали его Шарк.[49]49
  Акула (от англ. shark)


[Закрыть]

С этим даяком капитан И. ван Тох отправился на остров Танамаса.