Текст книги "Принцип Пандоры"
Автор книги: Кардин Клоуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Саавик молча шагала за ним, болезненно переживая возвращение в прошлое и борясь со своими противоречивыми эмоциями. Ровное бормотание Спока, констатирующего открытия, не отвлекало от охватившего ужаса, от проснувшейся жажды мести. Еще один толчок сотряс горы. Спок прекрасно осознавал опасность, но было слишком поздно отправлять Саавик назад.
Тропинка резко повернула направо, и впереди обозначился еще один тоннель. Спок выключил фонарь. Темнота кончилась. На повороте большая вывеска запрещала использование лучевого оружия, а стены тоннеля излучали свой собственный свет, мерцая и переливаясь резными красками. Внезапно он почувствовал, что Саавик рядом нет. Она оказалась впереди, освещенная мерцающими огнями, зажавшая в ладони сверкающий нож.
– Саавик! Нет!
Она вошла в мерцавший круг и исчезла.
– Саавик, вернись! Я приказываю тебе!.. – ее нигде не было. Спок бросился бежать, но внезапно остановился при виде открывшейся ему картины: в том месте тоннель расширялся до размеров огромной пещеры, со всех сторон огороженной стальной сеткой из колючей проволоки, – некая площадка, освещенная тем, что хранилось внутри.
Ящики. Ряды за рядами, впаянные в стены выше, чем позволял видеть его рост. Каждый ящичек на своем месте, освещенный собственным переливчатым сиянием.
Но Саавик здесь не было. Он попытался сканировать, но впопыхах нажимал неверные кнопки. Глядя вперед, в конец сверкающего тоннеля, он заметил вдруг несколько зияющих дыр в одной стене. Они не были заложены кирпичами. Спок проверил время по временному трикодер-хронометру: пятьдесят одна минута с момента, когда он выходил на связь. Сейчас корабль, должно быть, уже где-то на условленном месте, прилетел, чтобы выполнить работу, ради которой «Энтерпрайз» отправился на эту операцию. Какой бы мучительный импульс ни послал Саавик в этот лабиринт, оставалось надеяться, что интуиция приведет ее к выходу с противоположной стороны.
– Саавик!
Ответа не последовало. Никакого выбора. Он определил направление выхода и продолжил путь.
* * *
Поймали. На плече внесли внутрь. Бросали, точно неодушевленный предмет, хватали безжалостными руками, мерзкие ненавистные стражники… Боль, раздирающая грудь, текущая изо рта и носа кровь…
Поймали? Нет, ее не поймали! Часть сознания Саавик все еще продолжала задавать вопросы, в то время как воспоминания полностью захлестнули мозг.
Боль. Резь в глазах, пытающихся смотреть и наблюдать: движущаяся куча, бряцание металлического пояса, промелькнувшее лезвие… Ноющие руки, тянущиеся вперед, напряженные дрожащие пальцы – перед ней сверкающее лезвие ножа! Боль, от которой кружится голова. Она соскальзывает с плеча и подает на землю. Стражники ругаются, не заметив, как она покатилась к ножу, точно мячик, и спрятала его в тряпке, опоясывающей талию и бедра. Острые мысы ботинок вонзаются ей в бок. Смех, проклятья, ее поднимают… Все тонет в кровавой мгле…
И вот она снова здесь – в этой ловушке, где стены имеют глаза, где огни кружат, точно пыль на солнце, снова в этом месте, где невозможно спрятаться, но она пыталась укрыться, кружась в этом, сводящем с ума, свете, чувствуя, как в горле клокочет кровь. Саавик оглянулась и увидела, что она одна. Не двигайся, не сейчас, ни единого звука… нет, это было уже после, после того, что она сделала. Словно старая рана, болезненно охватил стыд. Сердце тяжело ухало, подгоняемое страхом, а сознание, казалось, охвачено плотным кольцом безумия. В далекой реальности кто-то кричал – голос, которого здесь не должно было быть. Она знала, что ей нужно отозваться, но с каждым шагом крик становился все пронзительнее, поглощая ее собственный голос, растаптывая ее… Все возвращалось назад. Стучали ботинки, звали голоса – смерть преследовала ее в этих звуках, в этих узких, освещенных мерцающими огнями лабиринтах… Пусть оно никогда не увидит меня… Пусть оно не услышит меня… Пусть оно…
Оно… Выжило!
Саавик вздрогнула, кровь застыла в ее жилах.
Это… Существовало. Оно все еще было здесь. И сейчас она почувствовало его присутствие рядом, оно ждало ее в темноте, в конце огненного лабиринта.
* * *
– Саавик! – приучая глаза к полумраку, Спок проходил коридор за коридором, не переставая звать девушку. В тусклом свете виднелись какие-то машины: канистры, измерительные приборы, генераторы шахт, находящиеся глубоко под землей и связанные с поверхностью подземными трубами. Он предпринял было попытку перейти через весь этот механический хлам, но тут же передумал: времени почти не оставалось, даже если бы тонкие лестницы и выдержали вес его тела. И еще что-то беспокоило Спока.
Справа, почти рядом, на высокой платформе, стоял смертоносный ящичек; еще несколько штук было нагружено на небольшую тачку, а внизу, внутри самой шахты, все еще светились квадратные ячейки, заряженные геотермальной энергией подземной коры. На этом месте коридор резко обрывался, а дальше было какое-то запустение и беспорядок, похожий на остатки колонии наверху; впереди чернело большое углубление, напоминающее огромную пещеру. Вдоль одной стены громоздилась целая свалка оборудования, какие-то непонятные механизмы, стеклянные колбы… а ниже – сплошной массой… тела.
Десятки тел. Таинственно застывшие, неестественно изогнутые, освещенные тусклыми мерцающими огоньками ячеек. Спок направился к ним, и сердце его практически остановилось. Он внезапно понял, что именно увидит в ячейках, когда подойдет поближе. Луч фонаря резал темноту, трикодер привычно потрескивал. Мгновение – и Спок лицом к лицу встретился с ужасом, который таил в себе Хэллгард: опытные камеры. Подопытные объекты. Ряды за рядами…
Давным-давно здесь были вулканцы – эти несчастные члены экипажей «Персептора», «Крайтериона», «Константа» и «Дайверсити». Мужчины и женщины, ученые и политики, улетевшие с родной планеты так много лет назад. Теперь они больше не были пропавшими без вести…
* * *
Саавик осторожно кралась вдоль стен пещеры, и перед глазами оживали, становились явью картины из прошлого: кляцкающие машины и огненная шахта, возле которой постоянно что-то стучало. Вокруг работающего генератора столбом поднималась пыль, черная, точно сигаретный дым, переливающаяся красными бликами в мерцающем на фоне огня свете. Она чувствовала на своем теле сильные руки стражников, ломающих ее, раздирающих, царапающих и смеющихся, волочащих ее тело в это место, место ее сна.
От воспоминаний похолодело в груди. Дрожа всем телом, Саавик скорчилась у слизистой стены, что есть силы давя на веки скрюченными пальцами, стараясь прогнать, раздавить страшные воспоминания и картины прошлого, но они наваливались на нее стопудовой тяжестью, независимо от ее воли. Подняв голову, она с ужасом смотрела сквозь пыльную тьму на ряды мертвых, которых оживляла ее память, заставляя вставать, ходить и заново испытывать все пережитые мучения. Их полные отчаяния глаза, казалось, заглядывали прямо в ее душу.
«Спокойные». Не так много, но все равно больше, чем стражников – этих ублюдков! Глупые «спокойные» никогда не боролись, не зная, какая смерть их ждет…
–… Сопротивляются, лорд, отказываются двигаться.
– Сначала они все сопротивляются, – произнес мужчина в длинном черном плаще.
Стражники кричат, ругаются, боясь близко подходить к этому смертельному месту. «Спокойные» не боялись, они знали, в их глазах застыла смерть. Обожженные солнцем лица, худые, изможденные тела… Почему «спокойные» всегда умирали? Стражники толкают ее вперед, в круг света. Она сопротивляется, пытаясь дотянуться до своего ножа. Она бросает на него взгляд, и от этого взгляда останавливается ее сердце, борьба на миг прекращается. Сверкающее лезвие почти полностью заметно в развязавшихся на бедре тряпках, и нож вот-вот упадет.
– Значит, они должны знать, – послышался раздраженный голос, – что это?
– Ничего, лорд, прошу вашего извинения, маленькая сучка доставила много неприятностей нашим солдатам.
Железные руки крутят, ломают ее тело. Плащ приблизился, кто-то взглянул на нее сверху вниз, обдав холодным презрением. А потом на его лице заиграла улыбка – злая, жестокая улыбка. Она выругалась, плюнула ему в лицо, осыпая отборной бранью.
– Ненавижу твою морду! Ненавижу твои, глаза! Убью тебя, ублюдок!
Тяжелый удар по голове. Его жестокие глаза обращены на стражников.
– Заставьте ее заткнуться. У нас хватает забот и без этого «Спокойные» сбились в кучу, делая вид, что не слышат. Черный Плащ повернулся к ним лицом и указал пальцем на одного из толпы.
– Вначале вот этого…
Он не казался испуганным. Стражники схватили его, поволокли вперед, на ходу срывая остатки робы с тощего, израненного, обожженного тела.
– Дерись! Дерись! – визжала Саавик. Чья-то железная ладонь зажала ей рот. Она извивалась, стараясь вырваться и глотнуть воздуха, и в этот момент почувствовала, как падает нож. Но она успела схватить его, просунуть руку в петлю на рукоятке…
Лицо «спокойного» оставалось неподвижным даже тогда, когда в воздухе сверкнул меч, отсекая руки. Кровь густым фонтаном залила его тело, одежду стражника и пол пещеры. Меч поднимался и опускался, поднимался и опускался… Снова. Снова. В горле Саавик рождался дикий вой. Она не могла отвести взгляда от этой зверской расправы. Наконец, он упал. Меч опустился еще раз. Голова с выпученными глазами покатилась по полу и остановилась возле подрубленных частей тела, словно в последний раз взирая на то, что когда-то было его руками, туловищем… Затем все затихло, ни звука, кроме отчаянных глотков Саавик, пытающейся схватить хоть немного воздуха через железную ладонь, зажимавшую рот. Черный Плащ вздохнул.
– Жалко, – произнес он, – такая потеря! А теперь – в камеры!
Они все так же стояли на месте.
– Вам нельзя не повиноваться! – закричал он. – Если я… – Плащ повернулся. Глаза сверкнули. А лицо исказила зловещая улыбка. Поднялась рука, и палец указал на Саавик. – ее возьмите следующей. Берите ее…
* * *
Руки Спока дрожали. Он старался справиться с этой неприятной дрожью, охватившей его. Страдание разливалось по каждой его клеточке, а вместе с ним набегал и гнев. Сотни вулканцев и их детей смотрели на него из-за плексовых окон камер, в каждой из которых стоял разбитый ящичек. Точно такой же, какой они нашли на ромуланском корабле. На каждом окне была прикреплена бирка с указанием времени, которое потребовалось на смерть подопытных. Черные лица застыли в агонии, последние крохи самообладания покинули их в минуты прощания с жизнью. Эти муки происходили очень давно, много лет назад; и даже память об этом месте потеряна. Он делал сейчас единственное, что мог: записывал трикодером страшные картины – свидетельства чудовищного преступления. Имена на бирках отсутствовали. Но зато были даты, начинающие отсчет двадцать лет назад. Более поздние жертвы, среди которых оказалось много детей, умирали гораздо быстрее, чем первые. Последние камеры были заполнены не все – двери некоторых остались открытыми, и в каждой из таких камер находился ящичек, переливающийся всеми цветами радуги.
Последняя пустая камера – на ней стоит дата, которую Спок прекрасно помнил. Нет, это не может быть простым совпадением. Именно в этот день шесть лет назад «Энтерпрайз» уловил сигнал, исходящий с территории Нейтральной Зоны, и его пальцы коснулись лица умирающей женщины. Храбрая, обреченная Т'Прен. Для нее, как и для многих других, этот сигнал поступил слишком поздно. Но не для нескольких, зачатых в насилии, детишек, которые были рождены для того, чтобы заполнить еще пустующие камеры. Одна девочка видела все это и осталась жива – могли бы остаться в живых целые миры, если бы у него хватило времени. Нет, Т'Прен умерла не зря. И Саавик…
– Саавик! – снова позвал он, – Саавик, отзовись!
Звук. Это могли быть шаги. Определенно, шаги.
Он осторожно освещал путь фонариком… и только потом вспомнил то, что всегда воспринимал, как само собой разумеющееся: Саавик при ходьбе никогда не издавала никаких звуков. Шаги приближались со стороны пещеры, из-за многочисленных рядов камер. Спок направил туда свой фонарик и успел уловить какое-то быстрое движение: в темноте промелькнул некто высокий, в чем-то длинном, развевающемся, черном.
Это была не Саавик.
* * *
–… Вот эту, теперь берите вот эту…
– Да-да! Попробуйте, возьмите меня! Уберите от меня свои руки, ублюдки!
– Нет! – произнес кто-то. Она так никогда и не узнала, кто это был. Слово прозвенело в тишине. Их глаза теперь были обращены на нее, затем «спокойные» отвернулись и пошли туда, куда их гнали, они пошли туда из-за нее.
– Нет! – пыталась она кричать, – нет! Нет! Нет! У меня нож! Я убью их! Убью ради вас!..
Но сжимавшая рот ладонь ни одному звуку не дала вырваться наружу. Двери камер открывались, в них входили по одному «спокойные», и ловушка захлопывалась. В тот же момент за пластиковым стеклом загоралась яркая вспышка – трескалась оболочка ящика – и лица «спокойных» менялись. Люди начинали бить кулаками о стены, двери, их рты искажались в беззвучном крике. Черный Плащ мерно прохаживался мимо камер, наблюдая за изменением свечения маленьких огоньков, исходящих из прозрачных ящиков.
Потом «спокойные» затихали. Маленькие огоньки затухали. Он остановился, обернулся к ней и улыбнулся.
– Что ж, она, в конце концов, сослужила нам хорошую службу. А теперь избавьтесь от нее.
Ублюдок! Лживый ублюдок! Ярость вновь взорвалась в ней.
Схватив за руки, стражники поволокли ее к пустой камере, по полу, скользкому от крови. Она изо всех сил вырывалась, царапалась. Кусалась, забыв о боли, о том, что сопротивление бесполезно, обо всем на свете.
Тряпка, обвязанная вокруг талии, совсем сползла. Нож упал, ударившись о каменный пол, переливаясь в мерцающем свете блестящим лезвием.
– Ну-ка, ну-ка, что у нас тут, – издевался он, подходя ближе и смеясь над маленьким оружием.
– Сука! – выругался державший ее стражник, сделав последнюю роковую ошибку: он потянулся за ножом, ослабив на мгновение хватку. Она выскользнула, словно угорь, и в тот момент, когда пальцы стражника коснулись земли, нож вонзился ему прямо в живот. Он ахнул и застонал, схватившись обеими руками за рану, с ужасом глядя на кровь, обильно сочившуюся сквозь сжатые ладони. Второй охранник бросился па нее, но она успела вонзить нож прямо, в сердце.
Потом они стали все нападать на нее. Все разом. Но она с убийственным хладнокровием работала ножом, вонзая металл в окружавшую ее плоть. Кто-то приближался к ней сзади, она почувствовала это за спиной; да, кто-то в черном развевающемся одеянии, точно смерть, подкрадывающаяся из темноты. Кровь была везде, она пропитала волосы и сделала скользкой кожу. Горячее дыхание защекотало ей затылок, и тут раздался смех, его смех.
С силой выдрав нож из чьего-то, уже бездыханного, тела, Саавик что есть сил отчаянно резанула им вокруг себя. Черный плащ, взвыв, упал на колени. Кровь залила его лицо, ладони прижались к месту, где находились глаза, и он закричал… О боже, как он кричал!
Саавик побежала, уворачиваясь от огромных цепких рук, мимо камер, за окнами которых застыли обезображенные лица «спокойных». Неслись вслед чьи-то крики и брань; ухали тяжелые сапоги, прямо за спиной слышалось зловонное дыхание, «спокойные» умерли из-за нее, ради нее… А он все еще был жив, тоже из-за нее… И нигде, нигде невозможно было спрятаться. Ничего не видя перед собой, она бежала по бесконечным, куда-то постоянно сворачивающим, лабиринтам…
Потом она проснулась. Вся в засохшей крови, вжавшаяся в углубление в стене, пытаясь вспомнить, что произошло. Но кто-то кричал, так громко, что она не могла думать, не могла сосредоточиться, кто-то искал ее. Хотел убить ее за то, что она сделала. Пусть это никогда не увидит меня… Но ее увидели. Беги! Беги! Беги! Беги!
Это не умерло, а значит, оно будет всегда ждать ее, подкарауливать в темноте, не прекращая своего бесконечного крика; неустанно преследовать, независимо от того, как быстро она побежит, наблюдая за ней глазами всевидящих стен.
* * *
Навстречу ему, мимо камер, пробиралась тень того, кто когда-то был человеком. Спок понял, почему это существо не закрывается от яркого света фонаря. Под капюшоном черного, изодранного в клочья плаща, из-под седых волос виднелся глубокий горизонтальный шрам, проходивший через пустые глазницы. Почувствовав чье-то присутствие, человек остановился и выпрямился. В нем все еще ощущалась привычка к былой власти. Он заговорил дрожащим голосом на ромуланском языке:
– Кто здесь?
– Сэр, – вежливо, так же на ромуланском, отозвался Спок, – я пришел… я – слуга.
– А-а, наконец-то ты вернулся. Я заждался! Я все держу в полном порядке. Посмотри, – он указал рукой в сторону камер, – ну, как моя работа? Выполнена? Так теперь Первый посылает за мной? Наступило время для доклада?
«Кому? Кому он должен докладывать?»
– Да, – ответил Спок, – наступило.
–., докладывать… а-а… – мужчина сделал еще несколько шагов вперед. – Моя работа, мое открытие века! Никто, ни один мир не сможет противостоять этому! Еще очень давно я рассказал ему, как это будет: много новых кораблей, много новых миров… докладывать? Уже время? Я храню для него это место… поддерживаю порядок… Посмотри… хорошо ли проделана работа?
Спок в отчаянии водил фонариком по темным стенам, пытаясь отыскать где-нибудь Саавик, размышляя, как лучше их обоих доставить на борт.
Этот человек, вероятно, уже давно сошел с ума, но любая информация, сохранившаяся в его потонувшем разуме, очень важна. Голос мужчины вдруг охрип, в нем послышались новые гневные нотки:
–., моя работа долгих лет! Они оставили меня здесь, видите?! А-а, – простонал он, схватившись обеими руками за лицо, мучаясь воспоминаниями. – Вы видите… я слеп! Вы здесь? Вы еще здесь?
– Да, – Спок подошел ближе, желая разговорить мужчину и выяснить как можно больше. – Расскажите о своей работе. Здесь произошел несчастный случай?..
– Несчастный случай? – взвизгнул он и расхохотался, страшно, безумно. – Да, несчастный случай! Ребенок, всего лишь слабое дитя… Она пыталась удрать! Но мои стражники поймали ее. Да, мои стражники сказали, что поймали ее. Она умерла, поплатилась жизнью за то, что сделала!
– ВРЕШЬ!!! – Крик разорвал воздух. Между ними появилась тень Саавик, и она вступила в круг света. Спок заметил свисающие пряди волос, разъяренное лицо и блеснувшее лезвие ножа в руке.
– Саавик! Нет!
Но она не слышала ничего, одержимая ненавистью всей своей жизни.
– Стражники обманули тебя! Проклятый, мерзкий ублюдок! Убийца!
Он беспомощно и испуганно попятился.
– Кто пришел?
– Я! – ее голос звенел, как натянутая струна, – та, которая когда-то убежала отсюда! Но я вернулась! И ты умрешь! – Она ликовала. Это был триумф. Она больше не убегала. Она больше никогда, ни от кого не будет убегать. Она замахнулась…
– Нет, Саавик! Нет!
На нее навалилось что-то темное, схватило ее руки, потянуло вниз, к земле… Это было ей знакомо; это происходило раньше много раз. Изворачиваясь, с диким криком, она вырвала руку, лезвие разрезало воздух… и настоящее разбилось о прошлое. Сверкающий нож, форма академии Звездного Флота и… Спок. Каким-то чудом она отвела руку в сторону. Спок взглянул на разрезанную ткань куртки – кожа не была поранена. «О, Спок… его лицо не изменилось даже когда…» Саавик далеко отшвырнула нож, услышав, как он звонко стукнулся о каменный пол. Фигура в плаще зашевелилась в темноте, стоны переросли в страшные, звериные крики. Она зажала ладонями уши.
– Саавикам, мы должны уйти отсюда, – произнес Спок.
– Они… – девушка оглянулась на камеры, не отрывая рук от ушей, – не боролись! Они просто вошли в эти камеры! Молча! Из-за меня, Спок! Ради меня! Чтобы он оставил мне жизнь! Он, он сделал это! И он остался жив! Не отпускай его живым, Спок! Дай мне…
– Подумай, Саавик, – Спок тряс ее за плечи, – подумай о том, что ему известно! Судьба скольких людей сейчас решается! Подумай!
Но она не могла думать. Она поступила как и раньше – побежала. Дальше от мертвецов и от врага, дальше от Спока, от самой себя, дальше от этого непрерывного крика, от которого лопались барабанные перепонки. Кинув раздраженный взгляд в сторону корчащегося незнакомца, Спок бросился за ней.
* * *
– Правильно, мистер Зулу. Три большие мерные канистры. Срочно спустите их вниз. Груз будет запечатан, но все-таки, когда он окажется на борту, изолируйте систему безопасности транспортной каюты. А затем поместите его в первой лаборатории.
– Хорошо, мистер Спок. – Зулу кивком показал Ухуре, что она может приступить к выполнению приказов. Этот груз может превратить «Энтерпрайз» в привидение. – Канистры готовы, сэр. И еще, насчет вашего выжившего. Вы говорите, что он знает…
– Посмотрим. Ему сейчас не очень-то можно доверять. Когда закончим выполнение миссии, я возьмем его с собой на борт. Мистер Скотт…
– Еще двадцать минут, сэр, – вступил в разговор Скотт из инженерной, – и быстрее невозможно. Мы добавляем еще один щит, и, надеюсь, этого будет достаточно. Вот чертова планета – трясется как…
– Я знаю о сейсмической активности. Пожалуйста, продолжайте.
– Саавик пойдет с вами, сэр? – спросил Зулу.
– Нет. Она скоро поднимется. Приготовьтесь принять груз.
– Ясно, мистер Спок. Будет сделано.
– Зулу, – Чехов указал на дисплей своего сканера. Зулу взглянул на него из-за плеча товарища. В углу экрана появились три светлые точки, медленно движущиеся по направлению к «Энтерпрайзу». Наконец, побежали строчки информации.
– Мистер Спок, мы только что уловили сканером три корабля неизвестного пока размера. Они направляются сюда. Со скоростью… э-э… четыре часа двенадцать минут… этого достаточно…
– Должно хватить, Зулу. Если нет, действуй, как я приказал.
– Зулу, – вмешалась Ухура, – транспортная каюта готова.
– Да, мистер Скотт, этот груз на борту.
– В запасе два часа, Зулу, поторопитесь. Все, связь окончена.
На мосту стало очень тихо. Зулу неподвижным взором уставился на мигающие точки, в то время, как на главном экране отражался висящий внизу корабль-пленник. «Как хвост, – подумал он, – который так и ждет, когда за ним ослабнет наблюдение». Он подумал о приказах, которые вынужден будет выполнять, если Спок не вернется вовремя, о грузе, находящемся на борту «Энтерпрайза».
– Зулу? – прошептала Ухура. – Поспешить с чем?
– С бомбой, – хмуро ответил он. – Спок собирается взорвать гору.
* * *
Спок вздохнул, по-прежнему не отрывая взгляда от Саавик, которая в его присутствии не проявляла ни малейших признаков усталости. Она сидела на земле, отвернувшись к скале, у которой он велел ей ждать. Казалось, время повернулось вспять. Он опустился рядом с ней на колени, легко прикоснулся пальцами к ее вискам. Теперь воспоминания ясно и полно вылились на поверхность ее сознания. Все. Все с самого начала.
«Посмотри вверх, Маленькая Кошечка, посмотри на небо», – сказал чей-то голос из прошлого…
* * *
… Эта женщина, одна из «спокойных», отличалась от других. У нее были глаза, полные ненависти. И она не казалась такой уж тихой, как все остальные. Она тоже наблюдала и ненавидела. И искала способы борьбы. «Возьми мою еду, Маленькая Кошечка, чтобы ты могла оставаться такой же сильной и здоровой… Стражники идут, скорее беги и прячься. Когда-нибудь, Маленькая Кошечка, я заберу тебя отсюда. Я расскажу людям о тебе. Я должна найти выход…»
* * *
Она, показывая на небо, рассказывала о месте, которое называла домом «спокойных» и «малышей», где не было стражников, по ночам не умирали люди и могли без страха спать дети, никто не боялся и не испытывал голода. Дом был там, среди сияющих и манящих звезд.
– Звезды, Маленькая Кошечка, ты должна всегда смотреть на них. Они – единственная красота в этом, забытом богом, мире. Смотри на них почаще, так же, как они смотрят на тебя.
Шло время. Прилетали корабли, забирали рабочих, оставляя на планете злых стражников, отбирающих всю пищу.
– Ты умираешь от голода, Саавик, и все, что я могу тебе дать, – это звезды. Ты похожа на них: такая же смелая и яркая. Помни это, когда тебе будет плохо и больно. Не имеет значения, как темна или страшна ночь, – посмотри вверх, на небо. И ты увидишь звезды, Маленькая Кошечка. Они принадлежат тебе…
Но вот исчезли и последние «спокойные», когда на планету опустился корабль, взметая под собой столбом пыль. Саавик везде искала эту женщину, всхлипывая от отчаяния и страха. Улетела, улетела, как остальные, никогда больше не вернется. Саавик, спрятавшись, наблюдала за опустившимся кораблем, за пьяными стражниками, которые разбрелись по равнине. И вдруг в эту минуту услышала шепот – ее кто-то звал, и голос, заглушаемый ветром, показался знакомым.
– Сюда, Саавик, сюда! – там была она! Темная тень на фоне темного корабля. – Беги, беги, Маленькая Кошечка! Мы летим домой!
Так далеко, острые камни ранят ступни. Стражники услышали, некоторые из них стали что-то кричать. За спиной застучали сапоги пустившихся в погоню. Над ее головой пересекались яркие лучи прожекторов, в землю врывались пули, задевая и царапая броню корабля. Они сожгут ее, сожгут ее корабль и всех остальных – она погибнет, а они победят…
Нет! Нет! Нет! Только не она!
* * *
Саавик резко остановилась. Повернувшись, она с отчаянием бросилась на преследовавших, кусая, царапая, впиваясь ногтями в их лица.
– Спасайся! Спасайся, Маленькая Кошечка! Я вернусь за тобой! О, прости меня, Маленькая Кошечка!
Сыпались удары кулаков, по голове били прикладами. В жутком звуке ломающихся ребер и дробящихся костей она услышала шум заведенного мотора. Корабль, снова подняв пыль, взлетел и через мгновение исчез в темноте. А удары и проклятия продолжались… Потом, небрежно перекинув ее через плечо, измученную, понесли вниз, в пещеру, и она, словно в тумане, еле различала фигурки маленьких трусов, прятавшихся за скалами: дети молча смотрели, парализованные страхом. Яркие огоньки корабля поднимались все выше и выше, и часть самой Саавик карабкалась вместе с ними вверх, туда, к звездам. Домой.
* * *
Спок видел это: ужас в пещере; безумные часы поисков укрытия в бесконечных тоннелях; кровавые дни, когда жизнь висела на волоске; смерть, которая уже завладела ее разумом. Но каким-то чудом Саавик выжила, чтобы выбросить нож, проклясть этот мир навсегда и смотреть на звезды… Она только старалась не спать, чтобы не слышать этот кошмарный крик.
Он видел, как над равниной Хэллгарда вновь зажглись огоньки корабля вулканцев, как «спокойные» снова вступили на эту планету… И в ее памяти снова всплывали слова, сказанные в палатке семь лет назад: «Эти дети, Спок, не должны были рождаться… Вулканская природа была разорвана на части и опозорена…» Сейчас, вместе с ней дрожа от волнения, он пытался вспомнить, почему. Наконец, он понял: «спокойная» отличалась от других, она не принадлежала толпе, в ту ночь она рассказывала о месте, которое называется Домом…
– Теперь я знаю, Саавикам…
Спок опустил руку. Его разум снова блуждал в холодных, правильной формы, комнатах сознания, где парила логика, а хаотичность была наглухо закрыта в потайных уголках, но и здесь он не обрел покоя. Перед ним вставала вся его жизнь, и маленькие победы тускнели. Дисциплинированность теперь казалась пустой, энциклопедические знания лишними… И старые истины рухнули. Потому что Саавик страдала, чувствовала себя одинокой, ей не помогала ни дисциплина, ни знания справиться с этой мукой. И он не представлял, как остановить ее мучения. Эта беспомощность казалась сейчас самой крупной неудачей в жизни.
Ветер Хэллгарда подул слабее, как бы нехотя клубя пыль по выжженной поверхности планеты.
– Она… отдавала мне свою еду, – прошептала Саавик, – а я даже не узнала ее имени. Спок, она была моей матерью? Она нашла свой Дом?
«Да, – хотелось ему солгать, – дом и покой…»
– Т'Прен. Ее звали Т'Прен. Я знал ее несколько мгновений. Она была смелой, Саавикам, такой же смелой, как ты. – Они смотрели на тихие, спокойные звезды… Спок не мог не сказать всю правду. – ., нет, она не была твоей матерью, но вполне могла бы быть. Она бы обязательно пролетела через всю Вселенную, чтобы найти тебя… – Саавик отвернулась.
– Зато меня нашел ты. Ты дал мне все, а я… а я чуть не…
– Но ты этого не сделала. Не плачь, Саавикам, все позади.
– Нет! Не позади! – крикнула она. – Это никогда не будет позади!.. До тех пор, пока я не убью его! Я буду хотеть этого всю жизнь! И если мне когда-нибудь предоставится возможность… – Она повернула к нему заплаканное лицо; по щекам катились крупные слезы, и никакая гордость была не в силах остановить их… – Прости меня, Спок, за то, что я подвела тебя… Я никогда не стану настоящей вулканкой. Я… такая, какая есть…
– Мне нечего тебе прощать, – нежно произнес он, убирая прядь волос с ее лба. – Идем, Саавикам, идем со мной. Ты увидишь то, что видел я, узнаешь то, что известно мне… – «Да, я такой, какой есть», – подумал он и обнял ее за плечи. Впервые в жизни он почувствовал себя счастливым, совершенно нелепо, но безгранично счастливым.
Саавик плакала так горько, будто прощалась с жизнью. Форменная куртка Спока была мокрой от ее слез. Он ласково гладил ей волосы, стараясь вернуть в душу мир и покой. Так страшно ощущать рядом бьющееся сердце другого человека, его дыхание, его теплую, трепетную жизнь…
Пелена боли и страдания, отделявшая Саавик от тепла, спокойствия и любви, теперь спала, открыв новый, сияющий яркими красками мир.
Внезапно Саавик поняла что-то очень важное, чего раньше не осознавала… Может быть, вулканцы, по собственной воле входившие в эти камеры, были счастливы от того, что судьба подарила им шанс отдать свои жизни не напрасно, а во имя спасения жизни ребенка? Может, Т'Прен так долго цеплялась за жизнь, чтобы передать информацию о планете своему миру ради девочки, оставшейся в этом аду? Вопросы кружились, путались… Руки Спока заботливо обнимали плечи Саавик, и время остановилось. Она больше не боялась. Ей было так тепло, так уютно… Ей виделись комнаты, удивительные комнаты. Библиотеки жизни, вселенные знаний в математических уравнениях, аксиомах, абстракциях абсолютной ясности – и дверь. Красивая, манящая. Которую никогда не открывали. К которой никто не прикасался.
Саавик удивленно и спокойно погружалась в сознание Спока. Дверь оставалась нетронутой. Люди приходили и уходили, но некто, никогда не покидающий Спока, целенаправленно мучающий своими уравнениями, смеялся над ним, радовался его неудачам. Но стены поглотили и его, став толще, выше… А потом…
До боли знакомый ребенок, стоящий в пыли. Голый, умирающий с голоду, с дико горящим взглядом. «Спок, расскажи мне теперь что-нибудь новенькое, что еще никогда не рассказывал!» Очертания комнат стали расплываться, терять четкость. Наметились новые формы, поспешно образуясь в какие-то новые фигуры. Как много ошибок.
