Текст книги "Рождественское одеяло (ЛП)"
Автор книги: Канди Штайнер
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Я чувствовала, как этот взгляд, похожий на большие мозолистые руки, пробираются по моей груди, животу, бедрам и маленькой щели между ними, где я уже была влажной и пульсировала для него. Горло Ривера так сжалось, что я услышала, как он сглотнул, и легкое покачивание его головы было всем, что получила, прежде чем он забрался на меня, поднимая вверх, пока моя голова не оказалась на подушке, а он не оказался между моих ног.
Мы оба вздрогнули от прилива тепла от соприкосновения наших тел, и Ривер убрал волосы с моего лица, целуя мою челюсть, шею, ключицу и обратно, пока его рот не завладел моим.
Не было времени думать, сомневаться или позволять логике прокрасться внутрь, прежде чем Ривер балансировал всем своим весом на одном локте, а другая его рука потянулась вниз, чтобы закинуть мою ногу себе на бедро. Кончик его члена скользнул по моему влажному, теплому входу и этот контакт заставил нас обоих зашипеть от желания.
Я знала, каково это – чувствовать его, даже после всех этих лет. Знала форму головки его члена, изгиб ствола, рельеф вены, которая поднималась от его основания. Я знала, как он наполнит меня еще до того, как Ривер это сделал, но когда толчок его бедер свел нас вместе, когда его член скользнул в меня впервые за четыре года, я ахнула, задержав этот вдох, как будто он был моим последним.
То, как он растягивал меня, было похоже на обжигающий огонь, и все же это наполнило меня потоком удовольствия. Я захныкала ему в рот, и Ривер поймал этот крик рычанием, требовательным поцелуем, легким отстранением, прежде чем снова глубже погрузиться в меня.
Я лодыжками зацепилась за него, приподнимая бедра, чтобы дать ему лучший доступ. Мне показалось, что я почувствовала, как его губы изогнулись в улыбке напротив моих, прежде чем он снова скользнул в меня, на этот раз сильнее, еще глубже, и он ускорил темп, находя ритм.
Наши тела были скользкими там, где соприкасались, мои груди скользили по его груди, когда мужчина обхватил меня руками за спину, положив ладони мне на плечи. Я чувствовала, как мышцы его задницы сжимаются с каждым новым толчком.
Не прошло и минуты, как мы соединились, а я уже была готова развалиться на части.
Но Ривер быстро перевернул нас, прижимая меня к себе, чтобы сохранить связь. Я расцепила лодыжки как раз вовремя, чтобы приземлиться на него верхом, и он сел, прислонившись спиной к спинке кровати, а я оказалась у него на коленях.
Его руки прошлись по моим плечам, рукам, бедрам, пока он не схватил меня за задницу и не помог мне оседлать его. Не имело значения, сколько времени прошло с тех пор, как мы в последний раз прикасались, он все еще знал все способы доставить мне удовольствие.
Ривер знал, что если вот так схватить меня за задницу и наклонить бедра – это как раз то, что нужно для моего клитора, чтобы уловить столь желанное трение. Мужчина знал, что когда сильно дернул меня, и мои руки полетели вперед, нащупывая изголовье кровати по обе стороны от него, это был идеальный угол, чтобы позволить изгибу его члена достичь всех нужных мест. И знал, когда наклонился вперед ровно настолько, чтобы захватить мой левый сосок в рот, перекатывая его зубами, что это было все, что мне нужно, чтобы воспламениться.
В тот момент я была дикой, мои бедра бесконтрольно дергались, едва двигая меня вверх и вниз. Теперь я раскачивалась взад и вперед, чувствуя его глубоко, потирающего клитор, пока мой оргазм не вспыхнул, как умирающая звезда. Это разорвало меня на части изнутри, разрывая дюйм за дюймом в самой наполненной экстазом кончине.
Я оседлала каждую волну этой смерти, пока не выдохлась, обмякла в его объятиях, тяжело дыша с каждым новым вдохом, как будто мне требовалось все, что у меня оставалось, только для того, чтобы дать моему телу кислород.
Ривер замедлил темп, жестко, до синяков целуя мои губы, затем провел этими губами по моей шее, покусывая зубами и снова проводя языком по коже. Я была такой вялой в его объятиях, что ему не потребовалось много усилий, чтобы снова перевернуть меня на живот, с задницей в воздухе, как я знала, ему это нравилось.
Он шлепнул меня по заднице в награду, и я сжала руки в кулак на простынях, когда расположил кончик члена у моего входа, слишком хорошо помня, как глубоко он чувствовался в этой позе. Ривер рукой скользнул между моих складочек, и одним толчком снова заполнил меня.
– Черт, Элиза, – прохрипел он, выскальзывая, чтобы снова скользнуть внутрь. – Такой мокрая. Такая чертовски тугая.
Он толкался снова и снова, набирая скорость, и стонал все сильнее с каждым новым толчком. Его рука легла мне на спину, еще сильнее вдавливая меня в простыни, врезаясь в меня все сильнее. Я закричала от боли, но она была встречена жгучим удовольствием, которое сбивало меня с толку.
Я хотела умолять его остановиться.
Хотела умолять никогда не останавливаться.
У меня не было возможности принять решение до того, как Ривер вырвался из меня, потеря была такой ощутимой, что я вздрогнула, а затем почувствовала, как его теплое освобождение окрасило мою задницу, спину, плечи и бедра одновременно.
Я оглянулась через плечо, наблюдая, как парень гладит свой длинный, толстый член, пульсирующий от освобождения. Это была самая горячая гребаная вещь, которую я когда-либо видела, и знала еще до того, как мы убрали за собой беспорядок, что это будет не последний раз, когда заставлю этого мужчину кончить сегодня вечером.
Если бы это зависело от меня, эта ночь длилась бы вечно.
И утро никогда бы не наступило.
Но это зависело не от меня.
И когда солнце, наконец, пробьется сквозь окна этой хижины, яркое и ослепляющее от снега, покрывающего землю снаружи, это будет сигнал к пробуждению, которого я не хотела.
Глава 11
Похмелье
На следующее утро моя голова привела меня в сознание, глазные яблоки пульсировали под веками, пока я не набралась смелости открыть их.
Я застонала, когда первый маленький лучик солнечного света нашел меня… и поняла две вещи одновременно.
Во-первых, мне было очень тепло – благодаря тому, что я была зажат между Лосем и Ривером на кровати. Лось лежал поверх одеяла, а Ривер был со мной под ним, его ноги и руки переплелись с моими, наши обнаженные тела слиплись и пылали.
Во-вторых, меня вот-вот стошнит.
Я чуть не упала лицом вниз, выбираясь из кровати, извиваясь и поворачиваясь, пока не освободила каждую конечность от простыней. Лось залаял на шум, и Ривер застонал, бормоча что-то себе под нос, что звучало как «ты в порядке», но я не была уверена, потому что у меня было примерно четыре секунды, чтобы добраться до ванной.
Я добралась до туалета как раз вовремя, чтобы упасть на колени и избавиться от всего, что осталось у меня в желудке, а это было не что иное, как выпивка. Мы так рано поужинали, а затем продолжили пить алкоголь остаток ночи, и мое тело всячески напоминало мне об этих ужасных решениях этим утром.
Долгий стон вырвался у меня, когда меня закончило тошнить, и я прислонилась щекой к унитазу, глядя на человека, уставившегося на меня сверху вниз.
Ривер улыбнулась.
– Счастливого Рождества.
– Ненавижу тебя за то, что заставил меня выпить ту порцию джина.
Он усмехнулся, опускаясь на пол рядом со мной. Именно тогда я заметила у него в руке стакан с чем-то мутным и оранжевым и две маленькие таблетки.
– «Адвил», – объяснил он. – И запей вот этим.
– Что это? – спросила я, садясь и забирая у него стакан, осматривая содержимое.
– Мое лекарство от похмелья.
Я выгнула бровь.
– Просто доверься мне, – настаивал Ривер, и я так и сделала, бросив таблетки в рот и запив их «лекарством». На вкус это было похоже на апельсиновый сок и соленую воду, и я поморщилась, но проглотила.
Когда снова посмотрела на Ривера, на то, как его взгляд скользил по мне, как его губы были сложены в мягкую улыбку, я поняла, что кое-что забыла.
Я была совершенно голой.
– Боже, посмотри на меня, – сказала я, сворачиваясь калачиком. – Сплошной беспорядок в день рождения Иисуса.
Ривер громко рассмеялся, вставая, прежде чем помочь мне подняться и вернуться к кровати. Мы заползли внутрь вместе, прямо рядом с очень счастливым Лосем, который быстро лизнул меня в лицо в знак приветствия.
По всей хижине были разбросаны свидетельства того, что произошло прошлой ночью. Там были наши полупустые стаканы с гоголь-моголем и две пустые рюмки, которые мы использовали для наших вызовов. Рождественское одеяло лежало кучей у огня, который погас за ночь, и все свечи сгорели, или, может быть, их задул Ривер.
Маленькое радио все еще тихо играло рождественскую музыку, и, всего лишь взглянув в окно, я увидела, что буря закончилась. Было все еще облачно, но солнце пробивалось сквозь серебристые облака.
Мой желудок все еще был неспокоен, когда я посмотрела на Ривера, который положил голову на бицепс и смотрел на меня.
– Итак… – сказал он.
– Итак… – эхом отозвалась я.
– Нам, наверное, стоит поговорить.
Я сглотнула.
– О чем?
Короткий смешок сказал мне, что парень видит меня насквозь.
– Ну… после прошлой ночи… – Он пожал плечами. – Думаю, нам, возможно, стоит поговорить о том, что будет дальше. О том, что это значит.
Эти слова вернули меня к реальности, и я села на кровати, натянув простыни, чтобы прикрыть грудь. Я почувствовала, как паника пронзила меня, как провода под напряжением под кожей, и я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, как могла.
Ривер тоже сел, теперь наблюдая за мной, нахмурив брови.
– Элиза, – сказал он, на самом деле не столько как вопрос, сколько как предупреждение.
– Ну… – наконец сказала я, щеки пылали. – Мы… нам было весело. Мы хорошо провели ночь. – Я сделала паузу. – Это действительно должно что-то значить?
Даже когда слова сформировались у меня на языке, я знала, что все они были неправильными. Но было уже слишком поздно. Я произнесла их, и они не повисли в пространстве между нами дольше секунды, прежде чем Ривер перевернулся на спину, уставившись в потолок, и из его груди вырвался короткий смешок.
– Понятно.
Он вскочил с кровати прежде, чем я успела дотянуться, чтобы остановить его.
– Я должен был предвидеть это, – сказал он больше себе, чем мне. Ривер покачал головой, открывая верхний ящик своего комода. Натянул свежую пару боксеров, а затем влез в штаны. – К счастью для тебя, похоже, снегопад прекратился. Мы должны вытащить тебя отсюда и отправить к родителям к обеду.
Он уже натягивал на себя больше одежды, когда у меня отвисла челюсть, и я смотрела на мышцы его спины, моргая и пытаясь разглядеть выход из тумана, все еще пульсирующего в моей голове.
– Подожди, – попыталась я, зажмурив глаза. – Я не это имела в виду.
Когда снова открыла глаза, Ривер все еще одевалась.
– Я просто… имею в виду… – Каждое слово, которое хотела сказать, было сбивчивым, и я все больше и больше запутывался, пытаясь объяснить, что чувствую.
Что я чувствовала?
– Я не останусь, – напомнила я ему. – Просто… приехала, чтобы удивить свою семью на Рождество, но у меня есть работа на Корфу. А ты…
Ривер выпрямился после того, как натянул носки, держа ботинки в руках, и пристально смотря на меня.
– А я остаюсь здесь. В скучном Уэллхейвене, – добавил он, качая головой, прежде чем повернуться ко мне спиной. – Где нет ничего, что имеет для тебя значение.
Моя голова откинулась назад, как будто он ударил меня, и я скатилась с кровати, завернувшись в простыни.
– Может, ты перестанешь вкладывать слова в мои уста? Ты даже не даешь мне сказать.
Ривер развернулась ко мне.
– Ну, что ты можешь сказать такого, что я хотел бы услышать прямо сейчас, Элиза, если не то, что ты вернулась, остаешься и хочешь меня?
Его грудь вздымалась вверх и вниз, брови сурово изогнулись, пока он ждал моего ответа.
Я сглотнула, пытаясь сделать осторожный шаг к нему, но как только это сделала, мужчина попятился.
– Почему это единственный вариант? – тихо спросила я.
У меня не было возможности сказать еще хоть слово, прежде чем он усмехнулся, снова повернулся ко мне спиной и потопал к двери. Ривер сдернул свое пальто с вешалки и натянул его.
– Ты такой упрямый осел! – закричала я, следуя за ним. – Мы были пьяны. В стельку, ясно? И… и… – Я потеряла самообладание, размахивая рукой, потому что, по правде говоря, я не знала, что сказать о прошлой ночи.
Мы были пьяны? Да.
Мы сделали то, что сделали, только потому, что были пьяны?
Я бы повернула все вспять теперь, когда протрезвела?
Я знала ответы на эти вопросы, и все же паника проносилась сквозь меня, как тысяча разъяренных ос, путая мои слова и не позволяя мне увидеть правду.
– Все в порядке, Элиза, – сказал Ривер, и на этот раз его голос был более приглушенным. Его глаза встретились с моими лишь на мгновение, прежде чем он натянул шапку и перчатки. Он сделал паузу, открыв рот, прежде чем снова его закрыть, а затем просто покачал головой и вышел за дверь.
Ему пришлось сильно толкнуть ее плечом, расчищая снег, лежащий на крыльце, несмотря на нависшую над ним крышу. Но как только он вышел, закрыл за собой дверь, оставив меня на волне холодного воздуха, который ворвался внутрь.
Я плотнее закуталась в простыню и долго смотрела на дверь, прежде чем посмотреть вниз на Лося, который тихо скулил у моих ног.
– Все в порядке, мальчик, – сказала я, наклоняясь, чтобы почесать его за ухом.
Мне хотелось бы верить своим собственным словам.
Глава 12
Увидимся никогда
Ривер провел утро, разгребая снег, а я провела его, пытаясь понять, что, черт возьми, со мной не так.
Я сварила кофе и подумала, не налить ли ему термос, но по тому, как мужчина швырял снег, поняла, что он его не возьмет. Точно так же, как я сидела со своими мыслями, пытаясь разобраться в них, он работал над своими собственными, кряхтя, потея и заставляя спину болеть.
Итак, я наблюдала за ним из окна, держа свой кофе в руках больше для тепла, чем для того, чтобы на самом деле пить. И все это время я смотрела на этого мальчика, теперь мужчину, с которым никогда не ожидала столкнуться снова.
Того, от которого я убежала.
Ничто не имело смысла. Наконец, после многих лет размышлений, почему он не попросил меня остаться, почему не пошел со мной, почему не боролся за меня, я поняла причину.
И почему-то от этого мне стало еще больнее, чем когда я вообще ничего не знала.
Я был зла на него за то, что не сказал мне, за то, что лишил меня выбора, что делать, если бы я знала все факты.
И я была благодарна ему – за то, что он любил меня достаточно сильно, чтобы отпустить, оградить от правды, потому что хотел моего счастья больше, чем своего собственного.
И мне было грустно. Боже, мне было так душераздирающе грустно. Мне было грустно из-за потери, которую ему пришлось пережить в одиночку, из-за тех лет, которые мы потеряли, когда могли быть вместе, из-за выбора, который он должен был сделать.
За отсутствие выбора, который он мне дал.
У меня были планы. Четыре недели в Греции, затем работа в речном круизе в Австрии, а затем трехмесячный пеший поход вдоль юго-западного побережья Соединенного Королевства.
Теперь у меня была новая жизнь, и независимо от того, были ли у Ривера добрые намерения, когда он отпустил меня, или нет, он решил не быть ее частью. И теперь… теперь он хотел, чтобы я… что?
Я в Уэллхейвене ненадолго.
Приехала, чтобы обнять свою семью и съесть немного пирога.
И не должна была застрять в хижине со своим бывшим мужем, и уж точно не должна была спать с ним.
Он все испортил.
И теперь у меня в животе появилась новая тоска, которую я не испытывала так давно, что действительно думала, что покончила с ней. О нем.
Но действительно ли я когда-нибудь теряла его?
Или я просто пыталась отрицать его существование, притворяться, что со мной все в порядке, ради того, чтобы двигаться дальше?
Все утро мои мысли кружились в такой жестокой буре, швыряя меня волнами между гневом и печалью, пока я не почувствовала ничего, кроме измождения.
Ривер вошел внутрь где-то через час, стряхивая с себя снег, как мог, на крыльце, прежде чем войти внутрь. За ним последовал небольшой след сигаретного дыма, и он снял шапку и пальто, повесил их у огня, прежде чем его взгляд, наконец, нашел меня.
– Тротуар чист, и я откопал твою машину. Скиддер только что приехал со своим снегоочистителем. Он не такой большой и не такой хороший, как городские, но пройдет некоторое время, прежде чем они доберутся сюда. – Ривер выглянул в окно. – В любом случае, за ним идет какая-то команда с песком, чтобы попытаться сохранить дороги пригодными для движения, по крайней мере, на некоторое время. Так что ты должна быть готова ехать.
Его глаза на мгновение встретились с моими, а затем он прошествовал на кухню, налил себе виски.
Моя грудная клетка уменьшилась на три размера, давление на легкие было таким сильным, что я чуть не упала. Но вместо этого я скрестила руки на груди, чтобы успокоиться, насколько могла, вошла на кухню и прислонилась бедром к столешнице.
Я не хочу уходить.
И не могу остаться.
Прошлая ночь ничего не значила.
Прошлая ночь значила все.
Я не знаю, что делать.
Пожалуйста, скажи мне, что делать.
– Ривер… – сказала я, и он оперся руками о стойку, прежде чем посмотреть в сторону, где я стояла.
Его глаза были налиты кровью и блестели, и всего один его взгляд украл все слова, которые я могла бы произнести.
– Пошли, – сказал он, выпрямляясь. – Одевайся. Я отнесу чемодан.
Ненавидела то, как мы молчали, пока я собирала то немногое, что достала из сумки, в основном туалетные принадлежности и одежду, которую мы скинули на пол прошлой ночью. Еще больше ненавидела то, как Лось скулил у моих ног, когда я надевала пальто, как будто знал, что я ухожу.
Как будто знал, что на этот раз не вернусь.
– Я люблю тебя, Лось, мальчик, – сказала я, опускаясь на колени, чтобы прижаться лбом к его лбу. Он лизнул меня в лицо, когда я поцеловала его, и сдержала слезы, когда снова встала. – Веди себя хорошо.
Ривер держал руки в карманах, но вытащил их, как только я попрощалась с Лосем, схватив чемодан. Мы молча вышли на улицу, и он помог мне положить багаж в арендованную машину, а потом мы стояли у водительской двери.
– Спасибо, – наконец выдавила я. – За то, что приютил меня. Я… – Я улыбнулась, пытаясь разрядить обстановку. – Надеюсь, была не слишком назойливой.
Ривер поморщился от моих слов, покачал головой и, сглотнув, посмотрел на дорогу.
– Я поеду за тобой, – сказал он. – Просто чтобы убедиться, что доберешься нормально.
– Ты не обязан этого делать.
– Я знаю.
– Знаешь, если бы у тебя был телефон, я могла бы просто написать тебе и сообщить, что все хорошо, – снова попыталась пошутить я.
Ривер попытался улыбнуться, но улыбка не получилась.
– Да уж. Береги себя, Элиза, – сказал он, а затем повернулся ко мне спиной, прежде чем я успела что-нибудь сказать в ответ.
Я стояла там и смотрела, как он уходит, запрыгивает в свой грузовик и заводит двигатель, позволяя ему работать на холостом ходу, пока ждал, когда я сяду и поеду первой. Моя грудь горела огнем, слезы щипали глаза. Я уже однажды попрощалась с этим человеком.
И никогда не думал, что мне придется делать это снова.
Никогда не думал, что во второй раз будет еще больнее.
Прежде чем успела упасть хоть одна слеза, я скользнула в свою машину, двигатель слегка застонал, когда завела его. Когда проверила свои зеркала, мой взгляд поймал взгляд Ривера в зеркале заднего вида.
Всего сорок восемь часов назад точно знала, кто я такая.
Я знала, каков был мой план, куда вела моя жизнь, что увижу, сделаю и исследую дальше. Я знала, где была, и, самое главное, знала, куда иду.
Но потом неожиданно налетела метель, перевернув все вверх дном.
И теперь я чувствовала себя более потерянной, чем когда-либо прежде.
Глава 13
Дом там, где пирог
Весь месяц я мечтала о тыквенном пироге, который теперь лежал на красивом фарфоровом блюдце с золотой каемкой у меня на коленях.
Когда была в Новой Зеландии, я рассказала новозеландцам, с которыми работала, об этом пироге. Описала корицу, мускатный орех, сливочную, восхитительную тыкву и идеальную маслянистую корочку, при этом у меня текли слюнки. Мой желудок урчал при мысли об этом во время очень долгого перелета обратно в Штаты. Пока я ехала сюда из аэропорта, и все время, пока была у Ривера, этот пирог был всем, о чем я мог думать.
«Дом там, где мамин тыквенный пирог», – думала я.
И все же теперь, когда держала его в пределах досягаемости, на расстоянии вилки от того, чтобы он был у меня во рту, я не могла его есть.
Двигала кусок по своей тарелке, следя за оранжево-коричневой начинкой. Пахло потрясающе, и я добавила в него большую порцию сливок. Но все равно не могла проглотить ни кусочка.
Никогда в жизни я не чувствовала такой тошноты.
Мне бы хотелось, чтобы это было из-за того, что я все еще страдала от похмелья, чтобы лекарство от похмелья и «Адвил», которые дал мне Ривер, не сработали. Но правда заключалась в том, что физически я была в порядке.
Но эмоционально? Мысленно?
Я была горячей, дымящейся кучей мусора.
Сюрприз, которого я так ждала, прошел без сучка и задоринки, мама и папа оба плакали, когда увидели меня по другую сторону входной двери. Ривер уже испарился после того, как последовал за мной домой, к тому времени, когда они проводили меня внутрь, и там мама засуетилась по поводу того, будет ли достаточно еды или нет, бабушка щипала меня за бедра и говорила, что мне нужно, по крайней мере, две порции, прежде чем я зачахну, папа обнимал меня и окружил заботой, а сестра дразнила меня тем, что у меня теперь морщины.
Там была рождественская музыка и вся еда, о которой я мечтала. Были огни и все люди, которых я любила.
И все же я была несчастна.
– Мама обидится, если ты не съешь хотя бы половину, – сказала моя сестра Бет, сидевшая на другом конце дивана. Мама и папа были на кухне с бабушкой и Робертом, мужем Бет, а мы с Бет уединились в гостиной, сидя на диване перед рождественской елкой.
– Поверь мне, я бы с удовольствием съела все это, – сказала я, накалывая кусочек на вилку. – Если бы только желудок позволил.
Бет нахмурилась, отставляя свою тарелку в сторону, прежде чем повернуться ко мне. Ей пришлось двигаться медленно, и она немного подвинулась, прежде чем удобно устроила ноги под собой, благодаря выпирающему животу.
Выпирающему животу, в котором находился ребенок. Мой будущий племянник.
И она даже не сказала мне.
Точно так же, как мама не рассказала о своей операции по замене тазобедренного сустава прошлой осенью, а папа не сказал, что продал обеих наших лошадей два года назад.
Я была в доме со своей семьей, и все же поняла, что была настолько поглощена своей собственной жизнью, погоней за приключениями, что полностью упустила из виду то, что здесь происходило.
Я чувствовала себя чужаком.
С таким же успехом я могла бы им быть.
– Ну, ты собираешься поговорить со мной об этом или просто будешь сидеть, и играть со своей едой?
Я вздохнула, проводя вилкой по тарелке, чтобы убрать пирог, который я наколола на нее, чтобы сразу же снова наколоть другой кусочек.
– Не знаю, что тут можно сказать. Я рассказала тебе, что случилось.
– Да, но ты не сказала, как относишься к тому, что застряла в хижине на два дня со своим бывшим мужем. – Она бросила взгляд в сторону на кухни, прежде чем понизить голос. – Или спала с ним.
Моя сестра совсем не была похожа на меня. Там, где мои волосы были темными, как грех, и гладкими, прямыми, ее волосы были светлыми, завитыми в кудри. Моя кожа загорелая, Бет бледнокожая, ее глаза были голубыми, а мои – чернильно-черными.
Но у нас были одинаковые носы и улыбки, и одна и та же кровь бежала по нашим венам.
И прямо сейчас я ненавидела то, что она видела меня насквозь.
Я нахмурилась, все еще глядя на свой пирог.
– Почему мне больше никто ничего не рассказывает?
Бет не ответила, и когда я подняла на нее взгляд, она смотрела на меня таким же взглядом, каким можно было бы смотреть на старую женщину, медленно забывающую свои воспоминания. Это была жалость, сочувствие и любовь, слившиеся воедино.
Я ненавидела это.
– Мама не рассказала мне о своей операции, – продолжила я. – Папа не рассказывал о лошадях. Ты не сказала, что, черт возьми, беременна. – Я указал на ее живот, позволив своей руке упасть на бедро со шлепком, когда я покачал головой. – И ни один из вас не подумал рассказать мне о родителях Ривера.
Бет посмотрела вниз, туда, где ее пальцы сцепились на коленях.
– Ну? – настаивала я.
– Чего ты хочешь от нас, Элиза? – наконец спросила она, качая головой, когда ее голубые глаза встретились с моими. – Ты не хотела, чтобы я говорила о Ривере. Каждый раз, когда я делала это в тот первый год, когда тебя не было, ты злилась и просила меня остановиться. Ты сказала, что тебе больно говорить о нем. Сказала, что ничего не хочешь знать.
– Да, я понимаю это, – признала я. – Но это совсем другое.
– Ну, как я должна была знать, что можно упоминать, а что нет? Что ты хотела бы знать, а что нет?
Бет разочарованно вздохнула, взглянув на елку, прежде чем снова перевела взгляд на меня.
– Ты уехала из этого города, как будто никогда больше не хотела иметь с ним ничего общего, Элиза. Я пыталась подчиниться твоим желаниям. Пытался дать тебе то, что ты хотела.
То, что я хотела.
Я тихонько рассмеялась над этим.
Казалось, все пытались понять, чего я хочу, включая меня саму.
Отставила свой пирог на кофейный столик, скрестив руки на груди.
– Я просто… чувствую себя как рыба, вытащенная из воды. Я вернулась домой, в город, в котором выросла, и все осталось по-прежнему, но все изменилось. Родители Ривера умерли, Бет. Их больше нет. Я так и не успела попрощаться. Мне так и не удалось сказать им, как много они оба значили для меня. Я так и не смогла… – Я сдержала рыдания, подступившие к горлу, и покачала головой. – Меня не было рядом с Ривером. Меня не было здесь, чтобы помочь ему, выслушать его, держать за руку на похоронах. Он прошел через все это в одиночку.
Брови Бет сошлись вместе, и она подвинулась на диване достаточно близко, чтобы положить свою маленькую бледную руку на мою.
– И он знал, – прошептала я, качая головой, когда мои глаза наполнились слезами. – Он знал, что его отец болен, что ему недолго осталось. Но не сказал мне.
– Конечно, не сказал, – сказала Бет, как будто это было очевидно. – Он любил тебя. И хотел, чтобы ты была счастлива, а ты буквально сказала ему, что тебе здесь плохо. Зачем ему пытаться удержать тебя в такой ситуации?
– Но это было не так просто, – сказала я, расстроенный. – Мы застряли в колее на целый год. Он был несчастен, пытаясь работать на всех этих мелких работах, ломая спину, без отпуска или даже полных выходных. Я работала в супермаркете. Мы трудились изо дня в день, иногда весь день и ночь напролет, просто чтобы оплатить наши долбаные счета. – Я покачала головой. – Это не жизнь, Бет. Никто из нас не жил по-настоящему.
– Я знаю, – сказала сестра, потирая живот. Я знала, что она думала о Роберте, о том, как усердно он работал, чтобы свести концы с концами, и как усердно она работала, чтобы содержать их маленький дом в порядке. – Но опять же, возможно, для вас это и не жизнь, но для некоторых из нас достаточно просто сводить концы с концами. Я имею в виду, конечно, у нас с Робертом нет кучи приятных вещей. Мы не сможем поехать в шикарный отпуск. Но в конце долгого дня мы возвращаемся домой друг к другу. Мы любим смотреть телешоу вместе, и нам нравится сидеть у озера, любуясь закатом, или совершать долгую поездку по старым извилистым дорогам. – Она пожала плечами с мягкой улыбкой на губах. – Иногда нужно забыть обо всех трудностях, через которые проходишь, и посмотреть на все мелочи, за которые ты должен быть благодарен. Например, что тебя обнимет кто-то, с кем можно посмеяться. – Она погладила себя по животу. – Кто-то, с кем можно зачать новую жизнь.
Я проглотила эмоции, все еще душившие меня.
– Думаю, что некоторые из нас просто хотят большего.
– Может быть, – сказала Бет, но ее улыбка сказала мне, что она думала иначе. – Но, может быть, некоторые из нас просто теряются и думают, что знают, чего хотят, когда на самом деле понятия не имеют.
Я нахмурилась.
– Как думаешь, почему тебе сейчас так тошно, Элиза? – спросила она. – Почему думаешь, не можешь есть, не можешь уснуть? Что-то изменилось. Что-то внутри тебя проснулось, о чем ты даже не подозревала, что оно было там, крепко спало все это время.
Бет придвинулась еще ближе, взяла обе мои руки в свои и серьезно посмотрела мне в глаза.
– Позволь мне спросить тебя вот о чем, сестренка. Когда уходила, ты сказала, что отправляешься на поиски приключений, – сказала она, делая ударение на последнем слове, как будто это была сама эпическая история. – Тебя не было четыре года. Ты видела десятки разных стран, сотни городов и поселков, ферм, озер и рек. Ты говорила на новых языках, ходила по новым улицам, встречала новых людей и, возможно, даже нашла новую версию себя. Но, скажи мне вот что… ты нашла то, что искала?
Мое сердце сильно забилось от этого вопроса, еще одна жгучая молния боли расколола мою грудь.
– Потому что, если нет, – продолжила она, слегка пожав плечами и понимающе улыбнувшись. – Может быть, ты искала не в тех местах. Может быть, все это время это было прямо здесь, в городе, который взрастил тебя.
Я уставилась на свою младшую сестру, как будто она была ангелом, или психопаткой, или, может быть, чем-то средним между ними. Моргала снова и снова, хмурясь все сильнее по мере того, как между нами длилось молчание.
И чем больше я впитывала в себя ее слова, тем больше всплывали эмоции, с которыми пыталась бороться весь вечер.
– О, боже, – прошептала я, убирая свои руки от ее, чтобы прикрыть рот. Я покачала головой. – Ты права. Ты права, Бет. Я… я чувствовала себя такой застрявшей, такой задыхающейся, что казалось, что единственный выход – это уйти. Но все это время я искала это… это чувство. Я думала, что узнаю его, когда оно придет. Думала, что однажды найду место или человека, и все просто сольется воедино, и я моментально пойму, что нахожусь там, где должна быть.
Бет кивнула, поглаживая большим пальцем мое колено.
– И так и случилось, – сказала я, эмоции исказили мое лицо, прежде чем с улыбкой, посмотрела на сестру. – Я действительно нашла это чувство. Но это было не в Европе, не в Азии, не на вершине горы и не на прекрасном пляже с белым песком. – Я покачала головой. – Это было в той крошечной хижине без электричества, без технологий, без изысканной еды, причудливых видов или развлечений. Это было перед тем камином, под этим дурацким старым одеялом, – сказала я со смехом, и Бет присоединилась ко мне. – С этим глупым человеком и этой глупой собакой. – Я шмыгнула носом. – В тот момент у меня было все, что мне было нужно. И я почувствовала это в своей душе.