Текст книги "Крушение"

Автор книги: К. Тейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 10

Схватив мобильник Шарлотты, я стала его вертеть туда-сюда и, наконец, заглянула в конверт, в котором он лежал. Ничего – ни записки, ни открытки, ни стикера. Просто сотовый телефон, и все.

Я выскочила из дома и помчалась по усыпанной гравием дорожке, с сотовым телефоном Шарлотты в одной руке и вскрытым конвертом в другой. Добежав до улицы, притормозила. Куда, куда мог скрыться тот, кто принес мне это? Повернулась лицом по направлению к городу, побежала дальше. Миновала женщину с детской коляской, пожилую леди, толкавшую перед собой тележку из супермаркета, парочку подростков, державшихся за руки. Обогнала 19-й автобус, позади остался ларек с газетами и три или четыре пивных. А я все бежала и бежала. Непонятно, кого я искала и куда спешила, но притормозить смогла только когда увидела, что Милли бежит рядом со мной, ее язык свесился изо рта набок. Я не драматизирую, но ей все же тринадцать лет, сердце сбоит и глаза уже плохо видят. Ей вообще не стоит бегать, тем более по улице, на которой полно машин и повсюду таится опасность.

– Пошли, девочка моя, – я протягиваю руку и треплю ее по голове, – пошли домой.

* * *

Стоит только подойти ко входной двери, как вижу, что она открыта настежь, я выбежала, даже не потрудившись захлопнуть ее за собой. И теперь я ощущаю, как глупо, как по-идиотски только что повела себя. Кроме того, что элементарно не закрыла за собой дверь – так что, пожалуйста, заходи, кто хочешь: любой Том, Дик или Гарри, – бери, что хочешь. А потом еще, что, если этот человек, приславший мне мобильник, наблюдал за мной и только и ждал, когда я кинусь прочь из дома?

Первым порывом было, как только я вернулась, найти Брайана и рассказать ему все без утайки, но я ничего не сказала. Вместо этого наливаю Милли миску чистой воды и ставлю на крыльцо, потом иду в туалет, который у нас на первом этаже, запираюсь там, опускаю сиденье унитаза и сижу так. Включаю мобильник Шарлотты кнопкой на верхней панели.

По экрану пробегает анимация – по мере того, как мобильник оживает в моих руках. Очень долго не могу разобраться, как зайти в раздел «Сообщения», но вот, наконец, получается, вижу список имен. Узнаю некоторые из них – Лиам, Элла, Оливер, Нэнси и Миша (две девочки из класса Шарлотты), а потом еще пара имен, которые мне совсем не знакомы.

Нервы мои на пределе, но пока я читаю сообщения, внутри поднимается волна странного возбуждения. Словно я вот-вот раскрою причину, по которой Шарлотта пыталась убить себя, но чем дальше я читаю, тем больше разочаровываюсь, и скоро мое возбуждение сменяется ощущением неловкости – я изучаю сообщения, которыми обменивались моя дочь и ее молодой человек. Некоторые из них носят эротический характер, но в большинстве своем они полны юмора и любви. Сообщение, в котором Шарлотта рвет отношения с Лиамом, выглядит совершенно дико, словно писала не она. В предшествующем ему сообщении Шарлотта пишет Лиаму, что провела с ним восхитительный вечер, а потом – сразу – рвет отношения, не хочет иметь с ним ничего общего. Неудивительно, что Лиам был так зол и раздосадован. Дальше – много сообщений от Лиама: сначала он просит дать хоть какие-то объяснения, видно, что ему больно, а потом письма наполняются злостью. Шарлотта не ответила ни на одно из них.

Открываю сообщения к Элле. Короткая беседа на тему школьного проекта, над которым они вместе работали, и все. Больше ни слова. Ни о Лиаме, ни о Кейше или о том, почему они все разбежались.

Продолжаю просматривать историю сообщений в телефоне дочери: какие-то относятся к ее отцу (Шарлотта обычно просит денег), есть сообщения к Оливеру (его версия про то, что сестра просила снять ей комнату в отеле, подтвердилась), а потом начинается переписка с людьми, чьих имен я не знаю. Сообщения, которыми Шарлотта обменивалась с девочками из школы, не приоткрывают завесу тайны, – там только сплетни о том, кто кому нравится. И все. Но в телефоне Шарлотты есть еще одно интересное имя – Кей Дог. Сердце у меня уходит в пятки, как только я натыкаюсь на него. Я действительно думала, что телефон Шарлотты даст мне какие-то ответы на вопросы. Чувствовала, что тайна раскроется, если я…

Кожа покрывается мурашками и становится холодно.

«Мой папа – больной на всю голову извращенец, не знаю, с кем об этом поговорить. Позвони мне, как можно скорее, Шарлотта».

Читаю еще раз. Не может быть!

Он никогда-никогда не смог бы причинить ей вред! Воспоминания наполняют меня. Вот Брайан берет Шарлотту в бассейн, вот учит ее кататься на велосипеде, вот помогает ей принять ванну. Она бы мне непременно сказала, если бы он начал вести себя ненадлежащим образом или же сделал что-то странное. Ведь сказала бы?

Не может быть. Встряхиваюсь. Прекрати, Сью. Первое твое предположение было верным. Брайан никогда ничего не сделал бы с дочкой. Он ее любит. Он совершенно раздавлен тем, что с ней случилось. Он все еще не может справиться. Но…

Тут перед моими глазами встает эпизод на шоссе, когда в нас чуть не врезалось несколько машин. С чего бы ему так бурно реагировать на то, что я нашла дневник дочери и сказала ему об этом? С чего бы переводить стрелки на меня, когда я его спросила про бассейн и отлучки по утрам?

Мне необходимо выяснить, что значит сообщение Шарлотты. Нахожу в телефонной книге имя Кей Дог и нажимаю кнопку позвонить.

Сначала раздается щелчок, потом играет музыка, и я мысленно готовлюсь к разговору, и тут шум на лестнице заставляет меня подпрыгнуть.

Пришел Брайан.

Ходит по кабинету.

«Ответь, ну ответь же! – умоляю я телефон, музыка все играет и играет в трубке, а шаги становятся все громче и ближе. – Ответь!».

Давай, давай, давай.

Вот кто-то снял трубку.

– Алло? – я еле дышу, – Алло? Меня зовут Сью…

– Вас приветствует голосовая почта «Водафона», номер 07972 711271. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение после гудка.

Слышно, как скрипят ступени под шагами Брайана.

– Алло? – Я говорю после гудка. – Вы не знаете меня, но я…

– Сью?

В дверь туалета грубо стучат.

– Сью, с кем ты там разговариваешь?

– Ни с кем! – я тут же нажимаю отбой и запихиваю трубку в лифчик. – Выйду через минуту!

Упираюсь ладонями в стену туалета, словно меня только что озарило, пытаюсь сама себя успокоить.

– Сью?

Снова стучат в дверь. Только уже громче и сильнее.

– Что ты там делаешь?

– Да ничего я не делаю! Выйду через минуту, сказала же.

– Хорошо.

Слышу, как Брайан глубоко вздохнул.

– Сью, нам надо поговорить. Буду ждать тебя в гостиной.

Включаю холодную воду и ополаскиваю лицо, потом смотрюсь в зеркало. Уставшая, сорока с чем-то лет, с темными кругами под глазами и выражением загнанной лошади. Вытираю лицо полотенцем досуха. Едва сама узнаю себя. А что же с Брайаном? Хорошо ли я его знаю или он незаметно для меня превратился в чудовище? Лживое, предающее и опасное чудовище? Есть только один способ это выяснить.

Вешаю полотенце обратно на крючок, отпираю дверь туалета.

* * *

Вторник 24 октября. 1990

– Сьюзи, прости меня.

Джеймс положил мне на плечо руку, прижал к своей груди. Я закрыла глаза, все еще в полусне. Джеймс пах приятно и вкусно, мускусный аромат. Он пах домом.

– За что простить?

Пару секунд Джеймс медлил с ответом. Потом убрал волосы с моих глаз и притянул к себе мое лицо. Я открыла глаза.

– За то, как вел себя последнее время. Как относился к тебе. Я… – он медлил, – был не прав.

Я ничего не ответила, но огромная волна спокойствия и освобождения омыла меня изнутри. Его поведение в последние два дня действительно беспокоило. Казалось, он не похож на себя, а когда он кричал на меня, обзывая лживой сукой, было просто ужасно.

– Внутри меня много гнева, Сьюзи. Я злюсь на то, что произошло в прошлом, и борюсь, чтобы подавить этот гнев. Иногда я проигрываю… – Он провел пальцем по моей скуле. – Я сорвался не на том человеке, на том, кто ни за что на свете не причинил бы вреда мне, и мне от этого по-настоящему плохо. Я не хочу быть монстром, Сьюзи. Не хочу быть как он.

Он отвернулся, словно встретиться со мной взглядом для него было слишком болезненным, и посмотрел в окно, на глазах у него были слезы.

– А кто еще был монстром? – я положила руку ему на грудь. – Что такое случилось, Джеймс?

Он покачал головой, и одна-единственная слезинка скатилась по его щеке.

– Скажи, скажи мне, чем я могу помочь?

Он провел рукой по лицу, грубо стирая слезы, и посмотрел на меня.

– Видишь, почему я тебя люблю. Ты невероятно заботлива. – Он положил ладонь мне на грудь. – У тебя такое огромное сердце…

– В чем дело? Скажи мне, чтобы я могла понять…

Он глубоко вздохнул, я приготовилась к тому, что могу услышать. Но не услышала ничего. Мы легли в постель все в той же малоприятной тишине через несколько минут. И в конце концов Джеймс заговорил.

– Вчера была годовщина смерти моего дяди.

Я было хотела сказать, что мне жаль, но он прервал меня, покачав головой.

– Он умер, когда мне было двенадцать, внезапно, от сердечного приступа. Никто не понял, что смерть приближается. Люди вроде дяди Малькольма просто так не падают замертво, когда им стукает пятьдесят, – только не такие люди с большими сильными руками, с головой, на которой нет и намека на лысину. – Он помолчал, его подбородок слегка дрогнул, потом продолжил. – Моя мама была разбита, заперлась в комнате и плакала, плакала, плакала. Я не мог ее успокоить. Убежал из дома в лес, который начинался рядом с наших двором, нашел самую здоровую ветку, которую вообще мог найти, еле смог поднять ее, такой тяжелой она была, и стал бить ей одно из первых попавшихся деревьев, пока она не сломалась, а ладони не начали кровоточить. Я воззвал к Господу. Я ненавидел его за то, что он забрал у меня дядю Малькольма, когда я еще не вырос и не мог убить его сам, своими руками.

Озноб пробежал по моей спине. Мне не надо было спрашивать, что сделал с ним дядя Малькольм, я уже догадалась.

– Он украл мое детство, украл доверие. Украл мою, черт ее подери, невинность, Сьюзи. – Он, кажется, перешел на визг, сграбастав меня в объятия и уже буквально тряся за плечи. Дышал учащенно, ноздри раздувались, как у коня, глаза остекленели.

– Джеймс, – я пробовала отодрать его руки от себя, но он слишком крепко вцепился, словно хотел пустить в меня корни. – Джеймс, все хорошо, все уже закончилось, правда.

– Это не закончится никогда.

– Нет же, уже закончилось, Джеймс, всему этому пришел конец. Прошу тебя, пусти. Джеймс, ты делаешь мне больно. Остановись. Джеймс, твой дядя давно умер!

Но Джеймс продолжал таращиться на меня, словно ненавидел в эту минуту не дядю, а меня. Словно желал смерти мне, и как только злость достигла пика, взгляд его потеплел, смягчился. Он обнял меня очень бережно, прижал к себе и целовал, и целовал, и целовал, снова и снова.

Глава 11

Брайан сидит на софе, Милли вытянулась у его ног, положила голову ему на колено. Он согласно кивает, когда я сажусь в кресло напротив него. Я киваю тоже. Дедушкины часы в углу комнаты отсчитывают секунды.

Тик-тик-тик.

Стараюсь расслабиться, чтобы знакомый звук успокоил меня. Но не срабатывает. Чувствую себя напряженной, переполненной страхами и очень нервной.

– Сью…

Кажется, мое имя эхом отскакивает от стен.

– Сью, по-моему, тебя следует показать доктору. Ты не в порядке. Тебе нужна помощь.

Требуется несколько секунд, чтобы смысл сказанного дошел до меня, чтобы я поняла, что мой муж сказал.

– Я уже позвонил доктору Тернеру. Она сможет принять тебя завтра утром.

– Что ты сказал?

Брайан наклоняется вперед ко мне, подпирает щеку рукой, между его бровями пролегает глубокая морщина.

– Я сказал, что записал тебя к врачу.

– Я знаю, что ты сделал, я поняла. Чего я не понимаю, так это – почему.

– Потому что я о тебе волнуюсь!

Брайан кричит так громко, что мы с Милли обе как по команде подпрыгиваем на месте.

– Ты не в себе с тех пор, как с Шарлоттой произошел несчастный случай, и тебе становится все хуже, Сью.

– Конечно, я не в себе. Наша с тобой дочь в коме. Она может умереть.

– Да, да, может. Но может и не умереть. Она может полностью выздороветь. А врачи и медсестры делают все возможное, но и тебе нужно делать все возможное, Сью. Я изо всех сил стараюсь поддержать тебя, но я уже не понимаю, как с тобой разговаривать.

– Со мной всегда можно поговорить, Брайан.

– Физически рты пооткрывать, – может быть, и да. Но вот эмоционально… ты так замкнулась, Сью, я не могу вынуть тебя из скорлупы. Сколько ни стараюсь, ты смотришь на меня волком, – вот-вот, как сейчас. Словно… словно… я не знаю даже, с чем сравнить… – он трясет головой, – словно я могу причинить тебе вред или что-то вроде этого. Иногда ты смотришь так, будто вообще не знаешь, кто я.

Сердце у меня разрывается, когда смотрю на то, как болезненно искажаются черты лица мужа. Но не могу сказать ему ничего ободряющего. Все верно: я больше не знаю, кто он такой.

– Сью? – Брайан хмурится на меня с другого конца комнаты. – Ты хотя бы слышала, о чем я сейчас тебе говорил?

Я смотрю на Брайана. Он хочет, чтобы я пошла к доктору потому, что хитрит со мной? Если там решат, что я ненормальная, то меня запрут. А он останется наедине с Шарлоттой. И тогда сможет… мысль моя замирает, уродливая и гнусная, как весь воздух вокруг меня.

– Я слышала, что ты сказал, Брайан.

– И что? – Его взгляд изучает мое лицо. – Что ты думаешь?

– С ума я не схожу. И не собираюсь посещать доктора. – Говорю медленно, спокойно и осторожно. Если он и правда думает, что я не в себе, надо ему доказать, что он ошибается.

– Я никогда не говорил, что ты сумасшедшая, Сьюзи. Я просто думал, что ты оценишь возможность выговориться перед кем-то, кто выслушает тебя профессионально. Не передо мной… – он помедлил, – перед тем, кто реально сможет тебе помочь.

– Мне не нужна ничья помощь, – получается чуть громче, чем я собиралась сказать. – Просто волнуюсь за Шарлотту.

– Я тоже волнуюсь за нее.

– Ну тогда… – я пожимаю плечами. – Тогда ты меня понимаешь.

– Почему ты не показываешь мне дневник, Сью?

– Потому что… – теперь медлю я, – я защищаю ее.

– От чего защищаешь? – он смотрит на меня, не притворяясь, потом бледнеет. – Не от меня же? Ради бога, Сью, только не говори мне, будто ты думаешь, что я имею отношение к этому несчастному случаю.

– А ты имеешь?

– Имею? – Брайан откидывается назад и производит звук, который я от него никогда раньше не слышала. Полукрик, полурев, – потом он срывается с софы. Пересекает гостиную и нависает надо мной. – Скажи мне, что это шутка, тупая шутка, Сью!

Он в ярости, от него сыплются искры, как от вулкана, и я даже закрываю голову руками, чтобы защититься, пытаюсь представить себя шариком, который ничто не может повредить.

– А-а-а-а! – звук его голоса раздается где-то в самой глубине меня, Брайан трясет головой, глаза его полны ужаса. Он отступает на шаг назад, руки широко разведены, пальцы растопырены, ладони беззащитно раскрыты. – Я не собирался вредить тебе, я бы никогда тебя не тронул, Сью. Ты же это знаешь. – Он снова садится на софу и подается вперед, голову подпирает руками. – Боже правый!

Мы оба молчим. Дедушкины часы тикают в углу комнаты, а Милли разевает пасть, зевая.

– Скажи, что сама не веришь в это, – говорит Брайан. Но я слышу его голос как отдаленное бормотание. Голову он все еще подпирает руками. – Скажи, что ты не веришь, будто я на самом деле имею отношение к несчастному случаю Шарлотты.

Сердце словно разрывают пополам. Одна половина хочет к Брайану – кинуться к нему на шею, обнять его, сказать, как люблю, как верю ему, и убедить, что, конечно, даже мысли не допускаю, будто он что-то мог сделать с нашей дочерью. Но другая половина говорит держаться на расстоянии, чтобы быть в безопасности. Никому не верить.

– Сью? – Боль читается на его лице. – С какой стати ты так подумала обо мне? Как ты могла?

– Это ты?

– Что я?

– Ты это сделал с Шарлоттой?

– Боже ты мой! – Брайан снова вскочил с софы, широко развел руки. – Как ты спрашивать-то можешь о таком вообще?! Беру свои слова обратно. Ты действительно сумасшедшая. Ты слетела с катушек. Ты сама слышишь, что говоришь, нет? Понимаешь себя? В чем ты меня обвиняешь? Тебе нужна помощь, срочная психиатрическая помощь.

– Сумасшедшая? – Теперь я тоже встала на ноги. – Правильно, еще бы. Вот только почему Шарлотта одному из друзей послала сообщение, в котором называет тебя извращенцем?

Кажется, у Брайана отвисла челюсть, он замер в странной позе. Облизывает губы, глубоко дышит, снова облизывает губы.

– Что ты только что сказала, Сью?

– Я сказала… – меня трясет, мне нужно глубоко вздохнуть, чтобы и голос не дрожал тоже, – я сказала, что есть эсэмэска Шарлотты, она послала ее другу, и в ней она называет тебя извращенцем.

– Шарлотта называет меня извращенцем?

– Точно.

Брайан смотрит на меня безо вского выражения на лице, потом моргает так, словно только что проснулся.

– Покажи мне эту эсэмэску.

Бросаю ему мобильник, а он ловит его одним ловким движением.

– Она адресована какому-то Кей Догу.

Брайан смотрит в телефон, нажимает несколько кнопок. Кажется, прошла вечность, и вот он снова смотрит на меня, на лице у него странное выражение.

– Ничего не нахожу.

– Что? – Я придвигаюсь к нему, тянусь за телефоном. – Конечно же, там есть эта эсэмэска! Тебе надо нажать на картинку с конвертом, и тогда… – Беру трубку, прокручиваю эсэмэски, возвращаюсь на главный экран и снова нажимаю на конвертик. – Не может быть, эсэмэска пропала…

– Неужели? – Брайан изгибает бровь. – Или, может, ее там никогда и не было?

– Была! И я… – холод пробегает по моему позвоночнику, я делаю шаг назад.

– Ты что? – Брайан выжидающе смотрит на меня.

– Ты ее удалил.

– Да господи, Сью!

– Брайан, она была там пять минут назад, я нашла ее, когда была в туалете. Могу вспомнить каждое слово. Там было… – я вдруг замолкаю. В голове всплывает сцена: я в туалете жму на отбой, пытаясь прекратить еще не начатый разговор с Кей Догом, а в дверь ломится муж. Возможно, я сама удалила эту эсэмэску, случайно? А что, если так я удалила единственную улику, единственное свидетельство того, что мой муж несет ответственность за несчастный случай с Шарлоттой?

– Но она была там, была… – я возвращаюсь на домашний экран мобильника и снова открываю папку с сообщениями. Но вот сообщение от Кей Дога исчезло. – Мне надо взять телефон и отвезти его в мастерскую, в город. Они там знают, как восстановить текст, а если у них не получится, я найду кого-нибудь по Интернету, кто сможет помочь.

– Сью, – Брайан говорит очень спокойно. Напоминает, как говорят с умалишенными, стараясь их не напугать. – Сью, пожалуйста, сядь.

Я позволяю ему посадить меня в кресло и согласно киваю, когда он нам обоим предлагает сделать по чашке чая. На минуту Брайан замолкает и у самой двери оборачивается ко мне. Выражение его лица ошеломляет меня. Не потому, что муж смотрит с упреком, негодованием и даже злобой. Нет, ничего этого нет на его лице. Брайан смотрит на меня с жалостью. Он уверен, что я все выдумала насчет эсэмэски.

– А вот и чай, – пять минут спустя Брайан заходит обратно в гостиную и ставит рядом со мной чашку. А еще – тарелку с тремя шоколадными пирожными, потом уже пересекает комнату и садится. Отпивает чай и вздыхает. Слишком горячий.

– Сью…

Лицо у него серое, а глаза ужасно грустные.

– Мне надо кое в чем тебе признаться, и ты должна меня выслушать. Пожалуйста, не злись. Просто позволь сказать то, что я должен сказать.

Я жестом прошу его продолжить.

– Говорю только потому, что люблю тебя и волнуюсь за тебя, но… – он слегка задохнулся от волнения, – но я и правда думаю, что тебе надо к доктору. Или хотя бы к тому терапевту, у которого ты была последний раз. Твое поведение становится нестабильным. Ты должна это осознавать.

Хочу его обнять, сказать, что я в порядке, что ему не стоит беспокоиться, но тут же вспоминаю о той эсэмэске, которую прочла в мобильнике Шарлотты. И качаю головой.

– Со мной все отлично, Брайан. А если что-то и было, то твои честные ответы мгновенно вернут все на свои места.

Плечи Брайана вздрагивают, он вздыхает.

– О чем ты хочешь спросить меня, Сью?

– Как раз о твоем поведении…

– Что ты имеешь в виду?

– Почему ты обманывал меня, когда говорил, что идешь плавать в бассейн?

– Я же сказал тебе, я…

– И почему ты вдруг стал брать Милли на прогулку и днем, и ночью?

Брайан хмурится и закрывает глаза. Когда снова открывает их, глубоко вздыхает.

– Я ездил навестить Тришу.

– Тришу, то есть твою мертвую жену Тришу?

Он смотрит на меня через всю комнату.

– Да, Сью, мою мертвую жену Тришу.

– На кладбище?

– А где, по-твоему, я еще могу ее навестить?

– Дай-ка подумать… – я встаю с места. – Ты мне врал, что ездишь плавать, чтобы прикрыть тот факт, что ездишь на могилу к мертвой жене?

Брайан кивает.

– А в тех случаях, когда ты брал Милли на важные прогулки… тогда ты тоже туда ходил?

Снова кивает.

– И это ты мне говоришь, что я должна пойти к доктору? – сначала смеюсь, потом резко замолкаю. – И как долго уже все это продолжается, Брайан?

– Продолжается что? – Брайан резко выпрямляется на своем стуле, кладет руки на колени. – Из твоих уст звучит так, словно я завел роман на стороне. – Поднимает руку, заранее останавливая меня, перед тем, как я что-то скажу. – Неделю, две, может, три.

– Но почему?

Он тянется, чтобы почесать Милли за ухом, потрепать по загривку.

– Когда я хожу к могиле Триши, у меня проясняются мысли в голове.

Я смотрю на него во все глаза, пытаясь понять, что он говорит.

– А со мной, твоей живой женой, ты не мог поговорить?

– Не мог. Потому что говорить пришлось бы о тебе самой.

Я от удивления даже открываю рот, но все, что могу произнести, это нечленораздельное «фуф».

– Иногда с тобой очень трудно, Сьюзан, и я очень устаю.

– Устаешь от того, что ты со мной?

– Ну да. У тебя настроение меняется так часто… – Он трет рукой лоб и массирует виски. – Я боюсь, что у тебя будет очередной припадок, Сью. Все признаки налицо – паранойя, одержимость, галлюцинации, мания по поводу несчастного случая, произошедшего с Шарлоттой. Я и правда очень хочу, чтобы ты посетила доктора. И чем скорее, тем лучше.

Я кручу в руках мобильник Шарлотты, провожу пальцем по сияющим кристаллам его корпуса. А ведь мой муж почти убедил меня: эти его брови, мягкий тон, нежный взгляд. Почти убедил, что действительно заботится обо мне.

– Ты домогался Шарлотты? Приставал к ней?

Брайан резко вздыхает.

– Ты ведь не сказала, что только что сказала, нет?

Я пожимаю плечами.

– Ты ведь только что не обвинила меня в сексуальных домогательствах по отношению к нашей дочери?

Ни единый мускул не дрогнул на моем лице.

– Не может быть, – Брайан качает головой, – Нет! Нет, нет, нет, нет, нет, нет. Ты все, все окончательно испортила. Я не стану сидеть в гостиной в моем собственном доме и слушать, как моя жена обвиняет меня в инцестуальных намерениях. Не будет этого. И мне наплевать, насколько ты там на самом деле больна, ты просто не имеешь права говорить такие вещи – вот так вот, как здравствуйте. Просто не смеешь…

Брайан вскакивает на ноги, но не делает ни шагу в мою сторону.

– Хочу, чтобы ты пошла к врачу.

Я молчу. Ощущение, словно я попала в ночной кошмар, в котором хочется закричать, убежать, но голос исчез, а ноги приросли к полу.

– Я очень серьезно, Сью. Соглашайся на визит к доктору или я подам на развод, нашему браку конец.

Мне следовало хоть как-то отреагировать на это. Следовало бы сказать Брайану, что я ему верю, что должно же существовать какое-то логическое объяснение тому, написанному в дневнике Шарлотты, и тому, что она с собой сделала, но мы можем пережить все это вместе… и в то же время я чувствовала себя эмоциональным зомби, снаружи все еще – женщина, а внутри уже нет.

– Просто кивни, Сью. Кивни, что ты согласна посетить доктора и… и… – он запинается, когда я начинаю отрицательно качать головой. – Тогда я просто возьму и уйду, так? Я не смогу справиться, Сью. Никто не сможет.

Говорит Брайан тише, чем обычно, делает паузы между предложениями и как бы придает вес некоторым словам. Ждет, что я что-то скажу. Дает возможность прервать его.

Закрываю глаза.

– Ладно, – его голос стал еще мягче, – ладно, я уйду.

Заскрипела половая доска под ковром, муж идет через комнату, и латунные заклепки на ошейнике Милли звякают друг о друга, когда она встает, чтобы проследовать за Брайаном. Через секунду я слышу, как за ними обоими закрывается дверь гостиной.

Дедушкины часы тикают в углу комнаты.

* * *

Суббота, 18 ноября 1990

Сегодня я отправилась в Саутбенк с Рупертом на выставку неизвестных фотографий времен Второй мировой войны. Мы месяц назад приобрели билеты. Руперт был единственным известным мне человеком, столь же заинтересованным во Второй мировой, как и я. И, конечно, я ожидала, что он придет в восхищение от выставки. Но, обманывая мои ожидания, Руперт имел отсутствующий вид, смотрел на меня странно, когда я вместо того, чтобы обнять его, всего лишь дружески поцеловала в щеку. Он едва ли сказал пару слов, пока мы перемещались от одной фотографии к другой, в то время как я рассуждала о содержании и форме почти каждого снимка. Когда мы пошли пить кофе, я прямо спросила: что не так?

– Вы с Хеллс поссорились, да? – спросила я.

– Да вроде нет, а почему ты спрашиваешь?

– А что тогда? Ты весь день какой-то странный.

– Странный? – Руперт приподнял темную бровь.

– Как мне понимать тебя, Руперт?

Он взял чашку с кофе, сделал глоток и посмотрел на меня поверх этой чашки, не убирая ее от лица.

– Когда ты последний раз звонила Хеллс?

Я пожала плечами. Мы с Хеллс, конечно, подруги, но не звоним друг другу каждый божий день, чтобы засвидетельствовать друг перед другом свою привязанность. И никогда так не было. Не того рода у нас отношения все же. Мы просто умеем подхватить беседу на том же месте, на каком она прервалась, например, месяцы назад.

– Ты, Сью, не звонила ей месяц.

– И что?

– Твой парень капитально испортил ей обед, а ты даже ни разу не позвонила подруге, чтобы спросить, как она?

– Джеймс не портил ее обед! Он всего лишь отпустил парочку не самых приятных замечаний, возможно, так оно и было, но все же смеялись. И эти замечания не были лишены смысла.

– Да ты что? – Руперт приподнимает бровь от удивления. – Вот, оказывается, почему Хеллс разрыдалась после того, как вы оба нас покинули. На полпути к десерту, так сказать.

– Джеймсу стало нехорошо. Ему нужно было домой.

– Ничего удивительного, если вспомнить, какой он был бешеный.

– Ну да, мы рано ушли, и что? Что, есть такой закон, согласно которому гости должны оставаться в гостях до тех пор, пока не выпьют кофе, не съедят все бисквиты, или что там еще бывает вместо кофе и бисквитов? Не могу поверить, что ты устраиваешь выволочку из-за всего этого!

Руперт покачал головой.

– Я не делаю тебе выволочку, Сью. Я обеспокоен. Мы с Хеллс оба обеспокоены.

– Что до меня, то со мной все в порядке. И вообще, я раньше никогда не была так счастлива.

– Серьезно? Ты и правда счастлива с человеком, который вот так вот относится к твоим друзьям? – Руперт отвел взгляд, словно подбирал точное сравнение. – Который называет Хеллс Толстой Задницей, а меня – Скучномордым?

Щеки мои пылали.

– Ублюдочной Звездой и ее Ублюдочным Звездуном? Рыжим Бобром и Жирным Медведем?

– Я… – я закрыла лицо руками, – я не знаю, что…

– Сью, мы слышали весь ваш разговор. Квартира у нас небольшая, а стены – тонкие, как бумага. Хелене было очень больно.

– Мне жаль.

Мне и правда было очень, очень жаль. Я извинялась снова и снова, повторяя, что Джеймс, скорее всего, вошел в роль, он же актер, а еще к тому же перенес тяжелую утрату и до сих пор не знает, как с ней справиться.

– Я уверена, что он не вел бы себя так грубо, если бы у него был шанс узнать вас получше.

Руперт сел на стул и провел рукой по лицу.

– А ты-то сама как с этим справляешься?

– Как я справляюсь? А что я?

– Джеймс и в твой адрес отпустил несколько весьма сомнительных комплиментов. Несколько раз назвал тебя своей хорошей девочкой на денек, а когда ты пошла в туалет, он отвесил замечание о размере твоей задницы.

Откровения Руперта привели меня в легкое замешательство, но я рассмеялась, сказав, что Джеймс просто так шутил, и все.

– Ну да, а зачем тогда ему спрашивать нас, пока ты была в туалете, были мы такими же распутными, как ты, когда нам было по двадцать лет?

– Зачем спросил? Ну, может, ему было скучно, и он хотел хоть как-то вас расшевелить.

Манера Руперта мягко-мягко говорить и заботливо вести себя по отношению ко мне начинала бесить. Он что, ничего не понимает?

– Руперт, возможно, у него зуб на тебя, потому что мы когда-то давно с тобой переспали.

– Но кофе он с нами может спокойно выпить, нет?

Я отвела взгляд.

– На этих выходных его нет в Лондоне. Он повез мать в Кардифф, чтобы она повидалась с семьей. А ты, Руперт, ты бы встретился со мной, если бы Джеймс не улетел на эти выходные?

– Конечно.

Это была ложь, и мы оба знали это. Я знала, как отреагировал бы Джеймс, если бы увидел меня сидящей меньше, чем за метр от человека, с которым у меня когда-то был секс (пять раз за двенадцать часов), с которым (но об этом не знал не то что Джеймс, даже Руперт не знал!) я испытала первый в жизни пронзительный оргазм. Я снова посмотрела на Руперта. Так почему же я сейчас чувствую, что предаю Джеймса?

– Сью, – Руперт потянулся за моей рукой, но я ее убрала. – Прошу тебя, позвони Хеллс. Она о тебе беспокоится.

– Пусть не беспокоится, не стоит, – я встала и надела пальто. Как они смеют так ханжески себя вести? Изображать из себя каких-то святош безгрешных, только потому, что мой парень чуть перебрал и не был слишком вежлив в их компании? Вероятно, у них там идеальные отношения, но это не дает моим друзьям права совать нос в мои дела. Они прекрасно знают, как одинока я была с тех пор, как Натан оставил меня. Разве так сложно было поддержать меня, вместо того чтобы критиковать? Это было несправедливо. – Я в полном порядке. И даже больше. Я счастливее себя, счастливее той женщины, которой была много лет тому назад.

– Ты знаешь, как нас найти, – Руперт бросил мне вслед, как только я вышла из Центра Саутбенка. – Если, конечно, мы тебе понадобимся.