Текст книги "Миллион запретных наслаждений"

Автор книги: К. Л. Паркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Ну что за фигня?..

Отклонившись, я посмотрел ей в глаза – очередная тупость! – и как будто провалился в пропасть. Ощущение казалось очень правдоподобным. И это было неправильно. Совсем. Я был слаб, и она поставила меня на колени.

Две недели. Какие-то две ничего не значащие недели непонятным образом оказались очень, очень значащими.

Проклятье!

* * *

Наконец мы приехали домой, в целости и сохранности. Если смотреть со стороны, конечно… В душе у меня творилось черт знает что. И теперь сильнее, чем когда-либо, мне хотелось узнать о Дилейн все, все до последнего слова. И первое, что мне нужно было знать, – почему она вообще оказалась в таком положении. Начиная эти отношения, я убедил себя: личные дела не имеют значения. Но Полли, как всегда, оказалась права. Лейни из хороших девочек, хоть иногда и ведет себя, как настоящая стерва.

После обеда я ушел в кабинет и довольно долго мерил его шагами, обдумывая дальнейшие действия. Конечно, проще всего было дождаться ответа от Шермана, но я больше не мог терпеть, взял трубку и сам позвонил ему. Да, дожидаясь, пока он ответит, успел сгрызть половину ногтей.

– Шерман, – ответил он после третьего звонка.

– Это Кроуфорд. У вас есть что-нибудь для меня? – спросил я, сомневаясь, что действительно хочу знать ответ.

– Я буквально только что узнал все необходимое и собирался вам позвонить завтра с утра – не хотел беспокоить, – сказал он. – Так что вы желаете знать?

– Все.

12
ИГРА НА РОЯЛЕ

Ной

– Что ж, тогда начнем, – ответил Шерман.

Я услышал, как он, листая бумаги, откинулся на спинку кресла. Господь всемогущий, неужели я через пару минут узнаю все о таинственной Дилейн Талбот?

Но вдруг раздался робкий стук в дверь, после чего она распахнулась и на пороге появилась Дилейн в очень соблазнительной позе: руки подняты над головой, изогнутая спина упирается в дверной косяк, одна нога согнута в колене, мокрые волосы отброшены за плечи. Она была в черных закрытых туфлях на высоком каблуке, на запястье – браслет с моим фамильным гербом, на шее – один из моих черных галстуков. И все…

– Прости. Я тебя отвлекаю? – чувственно проворковала Дилейн. Соблазнительно проведя пальцем по галстуку, лежавшему в ложбинке между умопомрачительными грудьми, она с невинным видом добавила: – Я могу уйти, если хочешь.

Сердце едва не выпрыгнуло у меня из груди, а нижняя челюсть, наверное, отвисла чуть ли не до пола. Она была похотливой сучкой, порнозвездой… богиней.

Мой «парнишка» за какую-то миллисекунду налился кровью и уперся в ширинку штанов, внезапно ставших слишком узкими. Мне даже подумалось, что этот бравый солдат собрался пробить дыру в ткани, чтобы самому поглазеть на чудо, стоявшее у двери. Это, конечно, было невозможно… Или возможно? Я начинал понимать: с Дилейн возможно все.

– Кроуфорд? – откуда-то издалека донесся неразборчивый голос Шермана.

Но внимание мое было полностью сосредоточено на моей малышке за два миллиона, тело этой искусительницы заставило меня забыть об остальных желаниях. Она – единственное, что в ту минуту имело значение. Все остальное поблекло, превратившись в ничто.

– Я была в д уше, и… горячая вода так приятно била в кожу, что я вспомнила о том, как твое тело прижималось к моему, как ты прикасался ко мне пальцами… языком… – Дилейн, закрыв глаза, наклонила голову, одна ее рука прошлась по обнаженному горлу, вторая скользнула между ног, и она вздохнула. – Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне.

– Алло! Кроуфорд, вы меня слышите?

Я помотал головой, отгоняя окутавший мысли туман, прокашлялся и заставил себя оторвать от нее взгляд.

– Э-э-э, да… Мне нужно кое-чем заняться. Позвоните завтра утром.

Не дожидаясь ответа, я положил трубку. Он перезвонит – ему нужно будет получить деньги за работу. А что же касается меня… Если две недели я ничего не знал, то следующие десять часов вряд ли что-то изменят.

Со скоростью света я приблизился к Дилейн и уперся обеими руками в дверной косяк над ее головой. Прикасаться к ней не рискнул – испугался, что оставлю синяки.

– Нельзя безнаказанно говорить такие вещи…

Но закончить мысль я не смог – она стояла передо мной обнаженная, пахнущая возбуждением, живое воплощение порока. Я опустился на колено, поставил одну ее изящную ногу себе на плечо, наклонился вперед. Я решил наказать Дилейн языком за то, что она прервала столь важный деловой разговор, хотя наказание это будет куда приятнее для нее, чем для меня.

Но она легонько надавила тонким каблуком на плечо, отодвигая меня.

– Я тут подумала… Ты случайно не играешь на фортепиано? Просто внизу, в музыкальной, как я поняла, комнате, мне случайно попался на глаза один черный рояль ужасно сексуального вида, и я решила, что было бы очень эротично, если бы я… не знаю… была у тебя перед глазами, пока ты играл бы мне. Видишь, для такого случая я даже оделась официально.

Она взялась руками за галстук, хотя и сказанного оказалось достаточно.

Не говоря ни слова – слова были просто лишними, – я закинул ее на плечо и поспешил в комнату, которую она назвала музыкальной. Акустика там была даже лучше, чем в прихожей, и мне не терпелось услышать эхо ее криков. О да, она будет кричать.

Лейни

Мужчины так предсказуемы!

Достаточно было появиться перед ним практически обнаженной и дать понять, что мне хочется немного внимания, и все, он уже готов лизать мне пятки. Ну… лизать ему хотелось совсем не пятки, но в любом случае я добилась, чего хотела.

Я долго обдумывала рассказ Полли о его лживой бывшей шлюшке-подруге и решила: буду делать все, чтобы он почувствовал внимание, в котором так нуждался, и понял – я на его стороне. Ведь, если разобраться, именно ее гнусный поступок заставил Ноя опуститься до покупки женщины. Со мной же ему все было понятно: я по определению должна была выполнять любое его желание и хотеть его и толькоего.

Поймите, я не жалуюсь. Хотя, конечно, я должна была бы презирать себя за то, что с готовностью согласилась играть эту роль. Но я ведь женщина с женскими потребностями (о существовании которых, правда, и не догадывалась, пока не завертелась вся эта история). И потребности мои полностью удовлетворял мужчина, которому в обычной жизни достаточно было пальчиком пошевелить, чтобы уложить меня в постель. К тому же я ведь сама подписалась на это… Я знала, во что ввязываюсь, и, по большому счету, удовольствие, которое приносила «работа», стало немалым бонусом, пусть и случайным, – я же могла попасть и к Джаббе Хатту.

Суперкиска энергично кивала, соглашаясь, но, услышав про этого жирного мерзкого ублюдка, в ужасе содрогнулась.

Ной закинул меня на плечо, как мешок картошки, и я захихикала, словно школьница, когда он повернул голову и куснул меня за ягодицы своими идеальными белыми зубами. Как видно, не только для меня кусание задниц превращалось в фетиш.

Наконец мы вошли в музыкальную комнату. Его урчание саблезубого тигра превратилось в непрерывное гудение, которое я скорее не слышала, а чувствовала телом.

Он очень нежно посадил меня на небольшой кабинетный рояль и встал у меня между ног.

– Ты это представляла? – произнес Ной низким страстным голосом, который, пройдя сквозь все его тело, вышел через руки – ими он упирался в рояль по бокам от меня. Я даже почувствовала, как вибрация передалась девичьим частям моего тела, что заставило меня вспомнить о моем новом лучшем друге – подаренном серебряном вибраторе.

– Вообще-то нет… Я представляла, что ты сядешь на табурет и начнешь бегать своими талантливыми пальцами по клавишам, – промурлыкала я, водя руками по его груди. – Можешь сделать это для меня, Ной? Сыграй что-нибудь, вдохновленное видом моей… твоей… девочки.

Я страстно прижалась губами к его губам, но он не пошевелился. Он оставался неподвижным и прекрасным, как изваяние Адониса. Я уже начала подозревать, что мои непристойности не произвели на него сильного впечатления, когда он наклонился ко мне и шепнул на ухо:

– Дилейн?

– М-м-м?

– Я, кажется, тоже что-то придумал.

Прежде чем я смогла сформулировать ответ, он резко оторвался от меня и сел на табурет перед роялем.

Опустив подбородок на плечо и немного изогнувшись, я следила за тем, как его руки мягко скользили над клавишами, еще хранящими молчание. В глазах Ноя появилось выражение благоговейной сосредоточенности человека, который боготворит свой инструмент. Я не могла его винить, ведь и сама находила его «инструмент» достойным преклонения.

Облизав губы, он сел поудобнее и выжидающе посмотрел на меня.

– Ты обещала меня вдохновлять, когда я буду играть.

Одна проблема: если бы я попыталась покрутить задницей, сидя на блестящей крышке рояля, которая на самом деле была совсем не такой гладкой, как казалась, от этого трения наверняка раздались бы самые неподобающие звуки. Сомневаюсь, что мое чувство собственного достоинства выдержало бы такой удар, тем более когда я изо всех сил старалась казаться сексуальной и обольстительной. Поэтому я сделала единственное, что могла.

Я спрыгнула на пол, каким-то чудом удержавшись на сумасшедшей высоты каблуках (это Суперкиска их выбрала, они подходили под ее настроение), и, призвав на помощь воспоминания о бесчисленных модных показах, которые меня заставляла смотреть мама, подиумной походкой, виляя голой задницей, направилась к Ною.

Думаю, у меня неплохо получилось: он смотрел на меня, как пускающий слюни волк из «Луни Тюнз». Чувствуя себя увереннее, чем когда-либо, я поставила одну ногу рядом с ним на табурет. Знаете поговорку: «Если бы взглядом можно было убивать…»? Я скажу немного по-другому: «Если бы взглядом можно было лапать» – клянусь, именно это Ной вытворял взглядом с моими ногами, задом, грудью и Суперкиской. Черт побери, у его глаз было не меньше конечностей, чем у осьминога.

Кстати, о вульвах – моя уже точно была на мокром месте. Но не потому, что двойной агент Киска пускала слюни, а потому, что эта потаскуха-извращенка заливалась слезами счастья в предвкушении ожидаемого удовольствия. И заливалась в три ручья, надо сказать. Поэтому я невероятно элегантно снова уселась на рояль и скрестила ноги, чтобы скрыть этот факт. Да, я уже догадывалась, что это крайне возбуждающе действует на Ноя, но мне хотелось немного подразнить его. В конце концов, его нужно же было как-то завести, чтобы он дал мне то, чего хотела я, прежде чем я дам ему то, что хочет он.

Ной начал медленно расстегивать пряжку у меня на лодыжке. Когда с этим было покончено, он снял туфлю и приложился в долгом поцелуе к щиколотке.

– Не хочу, чтобы ты попала каблуками по клавишам, киса, – негромко произнес он, отпустив мою ногу, и принялся за вторую туфлю. – Кстати, напомнишь мне, чтобы я увеличил Полли зарплату.

– Просто купи ей пару таких туфель. Она поймет, что вы в расчете.

Опустив туфли на пол рядом с собой, он стал целовать мою голень, постепенно поднимаясь вверх. Дойдя до коленей, раздвинул их так широко, как я могла, и поставил мои ноги прямо на клавиатуру. При этом клавиши издали такой жуткий звук, от которого мы оба поморщились. Но потом он увидел Суперкиску, и выражение его лица моментально изменилось.

– Я люблю, когда ты истекаешь для меня, – сказал он. Суперкиска тем временем деловито смазывала себя маслами и кремами, брызгала в рот освежителем дыхания, короче, вовсю готовилась к предстоящему выступлению. – Наверное, тебе стоит знать, что до сих пор к моему роялю никто еще и пальцем не прикасался, а тем более ногой.

– Извини. Я могу пересесть, – сказала я, но прежде, чем успела оторвать хоть один розовый пальчик от клавиш, он остановил меня.

– Не нужно. – В спокойствии его голоса было больше веса, чем в любом приказании.

Не отрывая взгляда от моего центра, Ной закатал рукава рубашки до локтей. Потом выпрямил спину и чуть опустил плечи вперед, занося пальцы над клавишами.

– Я давно не играл, – извиняясь, произнес он. – Так что могу сбиваться.

Я это и так знала. Перед самым звонком Ноя (когда он велел мне приехать и встречать его в машине Сэмюэля) мне позвонила Полли. Мы болтали довольно долго, а я расхаживала по дому. Тогда-то и наткнулась на комнату, в которой теперь и оказалась вместе с Ноем. И тогда же Полли поведала мне о том, что раньше он любил играть на рояле и до разрыва с Джули делал это постоянно. Потом болтушка Полли заметила, что после тех событий он, как ей кажется, вообще ни разу не подошел к инструменту. Вот я и подумала: нужно хотя бы попытаться уговорить его опустить руки на клавиши. Говорят же, что в музыке есть чары, смягчающие самые свирепые сердца. (Я, правда, не была уверена, что и в самом деле хочу, чтобы он смягчился до того, как оттрахает меня до дыма из ушей.) Но все же было бы неплохо, чтобы он выпустил пар или избавился от боли разочарования. А для этого, возможно, ему нужно будет вернуться к какому-то из старых и любимых занятий.

Рискованно? Да. Но я полагала, что смогу добиться чего угодно, если обращусь к его сексуальности. Полли считала, что я – слабая струнка души мистера Кроуфорда. Конечно, я не собиралась пользоваться этим в корыстных целях, но и не собиралась отказывать себе в удовольствии, которое смогу получить, если снова научу его жить.

Едва он заставил рояль пропеть первый аккорд, я растаяла и превратилась в лужицу мороженого. Пальцы его, двигаясь по клавишам быстро и умело, рождали мелодию незнакомую, но прекрасную. Я даже испугалась, что испорчу полировку его рояля, – если бы он продолжал в том же духе, ему не пришлось бы ко мне даже прикасаться, я бы и так кончила. Хотя он некоторым образом все же прикасался ко мне. Ведь это его пальцы рождали ту прекрасную музыку, вибрации которой передавались через рояль к моим самым уязвимым частям тела.

– Отклонись и ляг на локти, киса, – заявил он, не сбиваясь ни одной нотой.

По крайней мере, мне казалось, что он не сбивался. Нет, я вовсе не эксперт в музыке, но все звучало правильно. Даже более чем правильно. Эротично. Я бы не назвала эту музыку саундтреком к порнухе, но, учитывая, что она явно была еще одной частью самого Ноя – как его пальцы, язык или колоссальный член, – звуки эти воздействовали на мое тело самым непосредственным образом. Они заводили меня, заставляли думать о вещах, которые, наверное, запрещены законами сорока восьми штатов. К тому же, глядя, как его пальцы управляются с клавишами, я начинала понимать, каким образом он научился и другим вещам. Одним словом, король Пальцетрах сделался маэстро Пальцетрахом.

Я оперлась на локти, но глаз от Ноя не отрывала. Когда я говорю, что он смотрел прямона меня, это значит, что он смотрел не на Суперкиску, а на меня,в мои глаза. Смотрел так напряженно, что я испугалась, как бы он не прожег во мне дырку взглядом.

А потом случилось это.

Продолжая смотреть мне в глаза и не прерывая сексуальной мелодии, он наклонился вперед и поцеловал меня прямо в тот самый комочек нервов. У меня отвалилась челюсть и невольно дернулись ноги. Я, с шипением втянув воздух, задержала дыхание. Конечно же, при ударе моих пальцев по клавишам нарушилась его ангельская песня. Но Ной лишь довольно улыбнулся и продолжил играть. Единственное, что изменилось в музыке, это мощь: звуки стали тяжелее, настойчивее.

Роскошный рот и змееподобный язык тоже продолжали делать свое дело. Уста его, влажные и горячие, как огонь, нежно ласкали мои нижние губы, пока язык, орудуя самой чувствительной точкой у меня между ног, мастерски управлял каждым нервным окончанием в моем теле.

Долго ждать ему не пришлось.

Суперкиска уже разогревала голосовые связки, готовясь дать концерт, достойный всей своей жизни. Конечно, на самом деле петь она не умела, но за короткое время знакомства с Ноем научилась гудеть и мычать от наслаждения. Я хочу сказать, что он оказался чертовски хорошим учителем по вокалу.

Кстати, о мычании: Ной именно это и делал, причем в идеальной гармонии с произведением, которое играл. Похоже, он сам его и сочинил.

Мышцы у меня в бедрах начали непроизвольно сокращаться, ягодицы сжались, когда я попыталась приблизиться к его рту, источнику неописуемого наслаждения. Страстно желая финала, я неожиданно для себя услышала, что громко молю о нем. Музыка вдруг оборвалась, Ной втянул в рот комочек нервов, расположенный между моих ног, и начал сосать его так, будто сама жизнь его зависела от этого. Я, стремительно приподнявшись, вцепилась пальцами в его волосы, стараясь удержать его голову на месте. В тот же миг оргазм овладел моим телом: голова запрокинулась, бедра сжали его голову, и я начала издавать какие-то бессмысленные звуки… Клянусь, мне тогда показалось, что в меня вселился настоящий злой демон оргазма или какой-то из его слуг.

Только после того, как волны наслаждения стихли и напряжение в теле ослабло, я вдруг сообразила, что полностью перекрыла Ною воздух. Интересно, в свидетельстве о смерти указывают «скончался от удушения вагиной»? Наверное, нет.

Но было бы здорово, правда?

– О господи! Ты живой? – в панике вскричала я, подняв за волосы его голову.

На лице у него застыло выражение, которое я могла понять только так: «Я – бог, мать его!» Слизнув с губ остатки моего оргазма, Ной ответил:

– Не очень. Но не бойся, я сейчас оживу.

И это была чистая правда: когда он поднялся, штаны его уже были спущены до лодыжек, а циклопический «дружок» глядел вверх, приветствуя меня. Ной снял меня с рояля и снова сел, посадив на себя. У него ушло ровно две секунды на то, чтобы поднять мою задницу, пристроиться к моему входу и резко опустить на себя. Он вообще не терял времени. Снова и снова поднимал меня и обрушивал обратно. Когда я прижала его к себе, его рот присосался к моему соску. Хоть я и находилась сверху, полным хозяином положения был он. Внутри меня, вокруг меня, на мне – он был повсюду.

С каждым ударом он погружался в меня все глубже, пока на лбу у него не выступил пот, так что даже волосы начали слипаться. Я закатила глаза и снова подумала, что одержима, но решила, что окончательно поверю в это не раньше, чем у меня начнет вращаться голова или я почувствую позыв облевать все вокруг гороховым супом. Конечно, я не сомневалась, что ничего такого не произойдет – разве может что-то настолько прекрасное быть плохим?

Снова кончая, я впилась ногтями в его спину, и мне было наплевать, порву я его дизайнерскую рубашку или нет. Я знала одно: нужно держать его и никогда не отпускать. Это я и делала, даже после того, как Ной, кончив в меня, издал дикий рык, от которого в любое другое время я пришла бы в ужас. Еще пара толчков, и он наконец дошел до полного изнеможения.

Ной прижался лицом к моей груди и обвил руками талию. Он даже не стал выходить из меня. Стояла почти полная тишина. Единственным звуком в комнате было тяжелое дыхание, которое вырывалось из наших грудей, пока мы оба пытались спуститься с небес на землю или просто растянуть мгновения полного кайфа.

Я его не отпускала, гладила по волосам и целовала в макушку, а потом прижалась к ней щекой. Я не моглаотпустить его. Черт возьми,я не отпустила бы его ни за что на свете.

Впервые после того, как я приняла решение продать себя, меня охватил настоящий ужас. Когда это произошло?

В ту минуту я поняла, какой остаюсь неопытной и глупой: провинциальная девчонка, решившая сыграть в высшей лиге с мужчиной, который для меня был больше, чем сама жизнь.

Когда прошла, как мне показалось, вечность, мы наконец отпустили друг друга, и я отправилась в ванную, чтобы снова принять душ. Конечно, вымыться было нужно. Но на самом деле я хотела немного побыть одна – собраться с мыслями. Ударили горячие водяные струи, и на глаза навернулись слезы. Я беззвучно заплакала.

Притворство, стена, за которой я пряталась, маска стервозности – все это начинало стремительно рушиться. Я стала обычной девчонкой, влюбившейся в мужчину, считавшего меня только своей собственностью и не воспринимавшего как влюбленную в него женщину. И я действительно принадлежала ему, принадлежала во всех смыслах этого слова.

Я мысленно вернулась к поездке в лимузине. Тогда мне показалось, что он сказал, что любит меня. Сердце замерло и провалилось куда-то глубоко-глубоко, на самое дно, где затаилось в ожидании, что его извлекут на свет и преподнесут тому единственному мужчине, которому я могла отдать его добровольно.

Но он совсем не это хотел сказать, верно? Это просто я совершенно неопытная. Глупая, наивная маленькая девочка.

Ной Кроуфорд был человеком, которому принадлежал весь мир, я ничего не могла ему дать. Но, Господи Боже, я полюбила его. Полюбила до безумия.

Словно из ниоткуда появился Ной. Открыв дверь душевой кабинки, он застал меня врасплох.

– Я буду принимать душ в комнате для гостей и просто хотел сказать тебе, что если ты закончишь раньше… – Он вдруг замолчал и нахмурился. – Ты плакала?

Я, отвернувшись от него, начала вытирать глаза.

– Нет… Конечно нет, с чего бы мне плакать? – солгала я. – Что за глупый вопрос? Просто мыло в глаза попало.

Он, взяв меня за подбородок, медленно повернул к себе. Что-то странное было в его глазах, но, прежде чем мысли мои успели углубиться в страну идиотов-мечтателей, я сообразила: это всего лишь отражение того, что живет в моих глазах. И от этого мне стало страшно. Снова. Потому что я в ужасе представила себе, какие могут быть последствия, если он поймет, что я чувствую. Наверное, он в ту же секунду отвезет меня вместе с договором в «Прелюдию» и потребует заменить товар или возместить его стоимость.

Ведь он ко мне не испытывал ничего подобного. Ему это было не нужно. Да он просто не мог ничего подобного испытывать.

– Ну ладно, если ты уверена, я пойду… – Он кивнул на дверь ванной.

– Да, у меня все нормально, – сказала я и даже изобразила улыбку. – Иди, а то я сейчас замерзну.

– О, этого мы допустить не можем. – Он наклонился и, пока брызги падали на его обнаженную грудь, поцеловал меня сначала в оба соска по очереди, а потом в губы, после чего подмигнул, усмехнулся и ушел.

Точно так же, как он ушел бы, если бы узнал, какие чувства я начинаю к нему испытывать, что, разумеется, не было частью контракта. Даже более того, противоречило правилу «без всяких условий и обязательств». Теперь мне нужно было разгрести все это дерьмо и оставить минуту слабости в прошлом.

Это было в моих силах. Да, я могла выбросить из головы глупые чувства, оставаясь с ним на том уровне, который выбрал он сам. Мне и не через такое доводилось проходить.

Я не была слабой, легкоранимой натурой. Я была сильной женщиной. Неунывающей. Я сделала все, что было в моих силах, чтобы помочь родителям, предотвратить потерю любимой мамы – основы всего, что нас объединяло. Я слепо продала себя тому, кто сделал самую большую ставку, чтобы у нее, у нас всех появился хоть какой-то шанс выстоять в этой борьбе.

Я могу пройти через это. Я должна это сделать.

Ной

Половину следующего утра я, взявшись за голову, просидел в кабинете за столом. Ночью не мог заснуть, потому что перед моим мысленным взором стояло выражение лица Дилейн. Оно преследовало меня. В ее глазах что-то изменилось. Раньше я уже где-то видел такое выражение, только никак не мог вспомнить где.

Дилейн солгала мне. Она плакала. Но все равно не призналась бы, вот мне и пришлось делать выводы самому. И это было совсем не сложно: она чувствовала себя пленницей в моем доме. Несмотря на то что я дал ей практически полную свободу, она продолжала оставаться узницей, обязанной удовлетворять меня всякий раз, когда у меня возникает желание. Почему мне раньше не приходило в голову, что для нее это может быть унизительным? Да, я встречал немало женщин, которые сами бросались на меня, но они это делали по собственной воле,а не потому, что им за это платили и ничего другого им не оставалось.

Встав из-за стола, я направился в личную ванную. Набрав в ладони холодной воды, брызнул в лицо. Еще раз, потом еще… Ничто не могло разогнать туман в голове. Тогда я взял полотенце и вытерся. Но тут заметил свое отражение в зеркале и замер.

Я понял. Я превратился в того человека, которого презирал больше всех на свете, – в Дэвида Стоуна.

В конце концов, я сделал именно то, что мог сделать он, с той лишь разницей, что заплатил за долгосрочный контракт, а не взял ее на одну ночь. Я использовал ее для своих целей, совершенно не задумываясь, как это отразится на ней. Причем использовал, убедив себя, что она сама пошла на это и, следовательно, понимает, что делает. Может, оно так и было, но это не значит, что я должен был этим пользоваться. Что, если у нее с головой не все в порядке? Мне она ненормальной не казалась, однако кто в здравом уме пойдет на подобную сделку? Тот, кого приперли к стенке, вот кто.

Если я пользуюсь чьим-то безвыходным положением, чем я лучше Дэвида? И то, что я не знаю всех ее обстоятельств, – вовсе не оправдание. Можно было и догадаться: Дилейн, да и любая чокнутая шлюха, решилась бы на такое только в самом крайнем случае. Как ни крути, я повел себя неправильно.

Вернувшись в кабинет, я посмотрел на телефон, стоявший на письменном столе, мысленно приказывая ему зазвонить. Я, словно настоящий мазохист, хотел узнать, какие невзгоды толкнули ее на этот шаг. Живущий во мне благородный рыцарь рвался помочь ей. Вот только на самом деле я был не рыцарем, а злым гением.

Наверное, жизнь с Дилейн, пусть и недолгая, наградила меня каким-то суперэкстрасенсорным восприятием: уже в следующую секунду чертов телефон начал трезвонить. Вдруг мне расхотелось, чтобы это был Шерман: если он подтвердит мои подозрения, что Дилейн была в психушке, когда приняла это решение, я просто не буду знать, как поступить.

Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, я взял трубку:

– Кроуфорд.

– Здравствуйте, Кроуфорд, это Шерман. Получил нужную вам информацию. Надеюсь, на этот раз не помешал?

Я вздохнул и сам услышал, как горестно прозвучал мой вздох.

– Не помешал, – сказал я и, затаив дыхание, приготовился слушать.

– Хорошо. Ручка и бумага есть под рукой? – по-деловому осведомился он.

Я достал из кармана ручку и придвинул к себе блокнот.

– Записываю.

– Дилейн Мэри Талбот, она же Лейни Талбот. – Как будто мне это нужно было напоминать. – Двадцать четыре года, живет в Хиллсборо, Иллинойс, с родителями, Фей и Маком Талбот. У меня есть адрес, если нужно, – предложил он.

– Разве не за это я плачу? – возбужденным тоном спросил я.

Шерман назвал адрес и вернулся к рассказу:

– В старшей школе она была круглой отличницей, но я не нашел никаких записей о том, чтобы она училась в каком-нибудь университете.

Меня нисколько не удивило, что она такая умная. Возможно, деньги ей понадобились на высшее образование?

– Далее: не похоже, чтобы она была компанейским человеком, но это и понятно. Отличники часто бывают затворниками.

Я сам был отличником, потому прекрасно знал, что это полная чушь.

– Все это довольно скучно, если спросите меня. – Я не спросил. – На нее почти ничего нет, поэтому я занялся ее родителями. Отец работал на фабрике, пока его не уволили за прогулы. У него были справки от врачей, но руководство не стало его держать. В документах значится, что он ухаживал за больной женой, Фей. Фей Талбот смертельно больна, в прямом смысле слова смертельно больна, и ей нужна пересадка сердца, – сказал он и замолчал.

В голове у меня промелькнули воспоминания, и, мысленно увидев закрытый гроб своей матери, я уронил ручку. Одновременно я потерял двоих людей, единственных, кого по-настоящему любил. Вот поэтому я отлично представлял, что должна чувствовать Дилейн. Но она здесь, со мной, а не рядом с матерью. Почему?

Я услышал, как Шерман пошуршал какими-то бумагами, и в трубке снова раздался его голос:

– Недавно от анонимного спонсора они получили большую сумму денег, но до этого дела у них, похоже, были совсем плохи. Счета за лечение, непогашенные кредиты… Может, они надеялись, что все это покроет медицинская страховка. Хотя если нет работы, то нет страховки.

О боже!

– В полиции на Дилейн ничего. Это все, что я смог узнать. – Шерман, вздохнув, умолк, ожидая моего ответа.

Я не знал, что сказать. Мой мозг все еще переваривал известие о том, что мать Дилейн умирает. В первый раз после смерти моей собственной матери мне захотелось плакать.

– Кроуфорд? Кроуфорд, вы меня слышите? – донеслось из трубки.

Я ничего не мог ответить. Я задыхался от чувств, которые вдруг нахлынули на меня, грозя разрушить дамбу, которую я воздвиг, чтобы их сдерживать. У меня возникло ощущение, что дамба эта построена не из бетона, а из хвороста. Горе, которое я пережил после смерти родителей, едва не погубило меня. Я бы сделал все, чтобы спасти их, если бы это было возможно. Все что угодно.

Я был поражен и даже не заметил, как положил трубку.

Дилейн совершила самый самоотверженный поступок, о котором только можно просить человека. Она пожертвовала своим телом, своей жизнью… чтобы спасти умирающую мать.

Да она святая, черт побери, а я вел себя с ней, как с секс-рабыней!

Меня начало снедать чувство вины, острее которого я ничего не испытывал в своей жизни. От осознания того, что она сделала и, главное, почему она это сделала,у меня разрывалось сердце.