Текст книги "Привыкание (ЛП)"

Автор книги: К. Д. Рэйсс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– И в чём ваша теория о том, как это связано с Фионой? – я спрятал напряжение в моём голосе. Я всегда считал Фиону тем, кто может решить проблему. Дебби, по-видимому, думала иначе.

Она сложила руки на коленях, спокойно рассматривая меня.

– Младенцы не имели материнского тепла, но им предоставляли все другие удобства и удовлетворяли потребности. Даже больше, чем им было нужно. Что происходит, когда ребёнку такого «проволочного суррогата» потакается во всём, а затем ему приходится иметь дело со слабейшей болью? Разрывает ли их боль? Или они уже сломаны от удовольствия?

Я прислонился к перилам и посмотрел на город. Человек с мечом прекратил свой танец. Он сидел, скрестив ноги, смотря в том же направлении, что и я, а его руки были сложены в молитве.

– Когда она смотрит на мир, она видит только себя, – продолжила Дебби. – У неё есть большая семья с «проволочными родителями». Такие дети являются отродьем богатых сирот. Тот факт, что она может восполнить свою человечность, мне нравится.

Я почувствовал трение своего среднего пальца по моей верхней губе, прежде чем даже понял, что я потираю её. Я опустил руку вниз. Эта привычка заводила шестерёнки у меня в мозгу независимо от того, насколько мне это не нравилось. Её родители до сих пор не пришли к ней, чтобы рассказать о её брате. Они сбросили это на детей, чтобы те разобрались между собой. Так было всегда? Было что-то ещё, что сломило её? Должно было быть что-то ещё?

У каждого есть ковш, который может уместить в себя определённое количество боли. Некоторые ковши больше, чем другие, и все по-разному справляются с переполнением. Имело ли значение, что ковш Фионы медленно, капля за каплей наполнялся на протяжении многих лет, будто бы ей не дали инструментов для того, чтобы перекрыть вливание?

– Люди настолько сложны в своей простоте, – моё общее заявление не выдало никаких секретов, но, возможно, всё элементарно. Или нет. У меня было достаточно мыслей, чтобы их обдумать.

– Я рада, что вы зашли, – Дебби аккуратно поставила свою чашку обратно на поднос. – Было очень приятно встретиться с человеком, который помогает Фионе. Она хороший человек с добрым сердцем.

 Я встал.

– Мне тоже было приятно познакомиться.

Мы пожали друг другу руки, и я ушёл. Я бросил сумку с одеждой на пассажирское сиденье, и был уже на полпути вниз по склону, когда понял, что не мог больше терпеть. Я должен был знать, что она упаковала, и что она ожидала, что Фиона будет носить.

Молния на сумке завизжала, когда я открыл её. Обувь была в отдельном зашнурованном мешочке. Это были белые кроссовки на липучке, простые и незамысловатые. Было ли это неправильно, что я находил их такими сексуальными в их чистой простоте? Отсутствие чувственности, складки на задниках, где они были помяты. То, как язычки торчали в беспорядке. Пятка на левой кроссовке была более стоптанной, чем на правой. Ей нравилась её левая нога. Это была самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел.

У меня были интимные чувства к пациенту посредством пары кроссовок.

Я сунул их обратно в сумку, не глядя на одежду, и застегнул молнию, заявив себе, что я никогда не посмотрю на них снова. Но проблема была не в кроссовках. Это был я. Проблема была во мне.

Глава 21.

ФИОНА

Джонатан казался одержимым физической активностью. Его не было за столом для пинг-понга, а когда я пошла искать его после обеда, то обнаружила на баскетбольной площадке под фонарями. Его движения отражали игру: два коротких удара, а затем продолжительный свист, когда мяч проходил через сетку корзины. Он поймал мяч и начал заново. Площадка была заполнена всеми видами психов, сбившихся в кучки в тёмных углах ночи под огнями. Никто не подошёл к Джонатану. Он был воплощением угрозы с красным флагом. Мистер Джокер. Мистер «У меня тысячи друзей».

Я прислонилась к столбу, на котором было закреплено баскетбольное кольцо.

– Вижу, ты заводишь друзей.

– У меня есть ты, Фи. – Мяч в корзине. – Мне не нужны друзья, – улыбнулся Джон.

Я не ожидала какой-либо радости от него.

– Кто вытащил палку из твоей задницы?

– У парня не может быть перерыва? Что я должен сделать? Получить ещё один сердечный приступ? – Он осмелел. – А у тебя как дела? Пыталась напасть на своего терапевта в последнее время?

– Не пыталась, болван.

Джонатан передал мне мяч, грубо. Он выбил из меня воздух, но я поймала его.

– Двадцать четыре часа самоконтроля, – сказал он. – Одиночество для тебя лучше.

Джонатан вернулся. Парень, который не мог меня терпеть, который дразнил, упрекал и играл на моих нервах, пока я либо не выходила из себя, либо не била его.

– А ты? – сказала я, передавая мяч обратно так грубо, как могла.

Он поймал его без проблем и повёл дальше.

– Ты не такой уж и отличный пример для самоконтроля. Если я захочу пример, то я смотрю на Терезу.

– В один прекрасный день и она лопнет. – Мяч в корзине. – Оставит кружева и жемчуга, – он показал взрыв руками. – Бум.

Я поймала мяч на лету.

– Кстати, она сказала, что ей жаль, что она рассердилась на тебя, – я бросила мяч брату. – Судя по всему, она материлась.

– Я её не осуждаю. Но да, она потеряла самоконтроль. С этого момента я буду примером того, как удерживать своё дерьмо внутри. Всё, что я смогу контролировать, я буду держать в узде. Готово. И прости, Фи, но я буду держаться от тебя подальше. Ты плохо влияешь. От папы тоже буду держаться подальше. Он ещё хуже. Мне хочется разбить ему лицо, – Джон замахнулся для броска и промазал. Снова взяв мяч, он произнёс:

– Контроль. Для всего перед моими глазами.

– Ты думаешь, что это так легко?

– Да, думаю. Это выбор. Я вижу, что грядет безумие. Ты. Рейчел. Затем я. И теперь я знаю, каковы признаки. Я понял. – Бум. Мяч попал по ободу. – Дальше я буду наблюдать за Терезой. Потом за Марджи. Мы все будем здесь в какой-то момент, пока мы не научимся.

Я поймала его мяч на середине отскока.

– Ты бредишь.

– Ты знаешь, кем была одержима моя девушка, прежде чем умерла?

– Богом? – Я сделала бросок, и бум, промазала. Из меня всегда бы плохой спортсмен.

– Тобой, – он поймал мяч в воздухе. – Говоря о бреде. Она думала, что она – дерьмо. Думала, у вас была настоящая жизнь.

– Почему? – Эта информация странно кольнула меня. Я была разной, но восхищения мной даже в списке не было. Тем не менее, желание необъяснимой близости пульсировало вокруг восхищения, когда я была уверена, что вообще никогда не встречала Рейчел.

Джонатан набивал мяч, но не делал броска.

– Она была обычной, нормальной девушкой. Из плохой семьи, но всё равно она была реальной. То, как мы живём, было для неё словно сказкой, – он засмеялся и бросал мяч, пока тот не пролетел над его головой. Он поймал его и снова принялся набивать. – Когда она увидела, как ты жила, как тратила деньги, она восхитилась этим. До меня должно было дойти уже тогда. Думаю, то, что я не видел этого, начало беспокоить меня больше всего, когда я услышал о ней и папе. Как это дерьмо могло проскользнуть у меня под носом. Мне не нравится быть слепым. Я чувствовал, будто получил бейсбольной битой в затылок. Затем вечеринка, я просыпаюсь, а ее нет.

Он сделал удар. Мяч в корзине.

– Она была реальной, а потом... её не стало.

– Потому что она хотела быть нами.

– Сумасшедший конченый мир, – сказал он, передавая мне мяч.

Я встала перед сеткой и бросила мяч. По какой-то случайности или законам физики он попал в корзину.

– Отличный бросок, – мужской голос прозвучал слева от меня.

Я повернулась и увидела Уоррена Чилтона, набивающего рукой мяч, который я бросила.

– Дрейзен, – сказал он, передавая Джонатану мяч.

– Эй, – бросил Джонатан в ответ.

Я была уверена, что он пытался вспомнить лицо Уоррена. Тот был на семь или восемь лет старше, но был хороший шанс, что они потягивали травку из одного и того же косяка в каком-то месте. Джонатан сделал бросок, промазывая, потому что он вёл себя осторожней, как никогда прежде. Он передал мяч обратно Уоррену.

 – Где ты был? – спросила я, возвращаясь к столбу, когда Уоррен подпрыгнул к обручу и промазал. Баам.

 – Получил освобождение, чтобы съездить на свадьбу сестры. Снял отслеживающий браслет с лодыжки с помощью горелки и удрал, – он поднял штанину, показывая красный свежий ожог.

– Ого, чувак, – Джонатан вёл мяч, поглядывая на лодыжку Уоррена. – Куда ты ходил?

– Украл машину моего отца и поехал в Санта-Барбару.

– Круто. – Он кинул мяч Уоррену, который снова промазал, бросая в корзину. Я не могла поверить, что Джонатан будет впечатлён высокой драмой, но ему было шестнадцать.

– Даже словечком не обмолвились на ТМЦ. Вы, ребята, до сих пор не сходите с экранов.

Джонатан рассмеялся, когда ударом отбил промазавшую подачу Уоррена. Уоррен обманул Джонатана и подпрыгнул ко мне, суя маленький пакетик синих овальных таблеток мне в ладонь. Я засунула их себе за пояс, когда он подмигнул мне.

– Что говорят о нас в новостях? – спросил Джонатан, пасуя Уоррену. – Есть шансы, что я сниму кого-нибудь, когда выйду?

Я осмотрелась вокруг, чтобы убедиться, что никто не видел, как я спрятала пакетик.

– Фиона, – позвала меня Френсис.

Я повернулась. Она стояла рядом с Эллиотом. Они махали мне.

Дерьмо.

Глава 22.

ЭЛЛИОТ

Я видел, что она вела себя наилучшим образом: сложила руки на коленях, отвечала короткими предложения и тихим голосом. Её попытка не напасть на нас казалась монументальной. Я гордился тем, как ей удавалось держать себя под контролем перед Френсис, и сочувствовал, видя, как трудно ей было не уснуть, отвечая «да» и «нет», когда она хотела сказать больше.

– Вы понимаете правила завтрашнего визита? – спросила Френсис. Она говорила со своими коллегами желчно и остроумно, но с пациентами вела себя так, словно они были детьми.

– Да, – ответила Фиона, глядя каждому из нас в глаза через стол в конференц-зале – тот самый стол, за которым мы предали её неделей ранее. – Один час. Только разговор. Не выходя за пределы сада. С нами всё время кто-то будет.

– Мисс Дрейзен, – обратилась Френсис, слегка смягчая свой голос. – Я надеюсь, что вы не чувствуете себя загнанной. Мы пытаемся убедиться, что это безопасное посещение. Этот человек является причиной того, почему вы здесь, к лучшему или худшему. В вашем прошлом присутствует насилие, так что мы должны быть осторожны ради вашего блага и блага других пациентов.

– Я понимаю.

– Этот визит стал возможным только благодаря слову доктора Чепмэна.

Она посмотрела на меня.

– Спасибо.

– С удовольствием, – солгал я.

***

Джана мыла посуду, когда я вернулся домой.

– Привет, – сказал я.

– Эй. – Она сходила с ума.

Я вернулся гораздо позже, чем должен был, но я должен был обновить информацию для Френсис по поводу Дикона, а затем она настояла на разговоре с Фионой. Объяснение было на кончике моего языка, однако я проглотил его. Но посчитал тарелки.

– У нас гости?

– Мэри приходила поговорить с тобой о работе. Я решила, что убью двух зайцев одним выстрелом. Но ты не появился, так что... – Она пожала плечами и взяла свой бокал с вином.

– Мы должны были встретиться завтра. Ты не можешь сбросить интервью на меня двенадцатью часами раньше.

– Если бы ты вообще был серьезен, ты был бы здесь со мной, дома. Но теперь на тебя нельзя положиться, и я сбита с толку.

– Это несправедливо, – сказал я.

– Что ты делал?

– Работал.

– Есть кто-то ещё?

– Что?

– Ты. Трахаешь. Кого-то. Ещё? – она медленно произнесла каждое слово. Слишком много было бокалов, отчего её слова соскальзывали с языка с влажным причмокиванием и напряжением.

Я пересёк комнату в два шага и забрал бокал из её руки, прежде чем она коснулась его губами. Толкнул её к холодильнику и прижал ладонь к грудной клетке. Второй рукой я задрал её юбку.

– Почему? – спросил я, прикасаясь губами к её щеке. – Я пришёл домой с запахом киски на лице? – Я отодвинул её трусики с промежности и вошёл в неё двумя пальцами.

Джана резко схватила воздух ртом. Может, это и не ощущалось приятно, но мне было всё равно.

– Или с губной помадой на воротнике? Разве я назвал тебя другим именем? – Я нырнул всей ладонью в трусики и прижался к её клитору.

– Что ты делаешь? – пропищала она.

– Беру тебя, – я добавил третий палец. Теперь она была мокрой. Я выскользнул из неё, провёл по клитору, а затем вернулся обратно внутрь. – Я устал от этого дерьма. Слишком много разговоров и недостаточно крика.

– Боже, какого…

– Скажи моё имя.

– Эллиот, – застонала она, когда я прикоснулся к её клитору.

– Ещё раз.

– Эллиот.

– Когда я говорю: встать на колени, ты становишься на колени, – я погладил её сердцевину, нежно размазывая по ней влагу. – Я собираюсь тащить тебя в спальню за волосы и бросить на кровать. Забраться тебе за спину и раздвинуть ноги. – Я снова просовываю в неё три пальца, грубо, зарываясь по косточки. Я понятия не имел, что делал, но следующие полчаса покажут, что делать. – Затем я согну твои ноги в коленях и поцелую с внутренней стороны бёдер. Мой язык пройдётся от одного колена к другому, останавливаясь на твоей киске только на секунду. Затем от бедра к бедру. Тогда я остановлюсь на твоём клиторе. Я поцелую и вылижу его, пока ты не начнёшь умолять меня трахнуть тебя.

Она была моей. Дикой, с прикрытыми глазами и волосами, спадающими на лицо. Когда она посмотрела на меня, я был уверен, что, если бы я сказал встать на колени, она бы это сделала. Я был твердый как камень и ждал.

Вместо этого Джана сказала:

– Это так ты с ней говоришь?

Я сделал шаг назад, вытаскивая свои мокрые пальцы из неё. Я намеревался взять их в рот перед ней, но теперь они ощущались липкими и грязными.

– Забудь это. Просто забудь.

– Я не могу избавиться от чувства, что есть кто-то ещё, – она поправила свою одежду.

– Я посплю в комнате для гостей.

Мне не стоило выходить в другую комнату и закрывать дверь. Я должен был держаться открыто и поговорить, но я не мог, потому что даже не знал, чего хотел от неё. Я не знал, что чувствовал. Чего я мог ожидать, когда пришёл к ней вот так после вечера, похожего на комнату для БДСМ?

Я должен был открыть ей своё сердце. Мог бы сказать ей, что во мне открывалась новая часть, даже если я не понимал её. Но я не хотел, чтобы она знала. Я хотел вариться в своих желаниях, не задевая потребности кого-либо другого.

Это было только моим.

Глава 23.

ФИОНА

К тому моменту, как я пошла на свой сеанс к девяти часам, я выпрыгивала из кожи вон. Дикон должен был прийти в одиннадцать. Ещё два часа. Я уже надела джинсы и блузку, смеясь над несексуальной, неряшливой обувью.

– Кто их выбрал? – спросила я Эллиота. – Вы?

– Дебби.

Я снова рассмеялась.

– Мы с ней шутили, что это наименее сексуальный тип обуви в мире. Она, очевидно, думает, что мне немного нужно понизить тонус.

– Есть ли для тебя способ быть той, кем ты являешься, не считая секс всем, на что ты способна?

Даже не знаю, могла ли я ответить ему, потому что кончики его пальцев на блокноте сводили меня с ума. Как легко он прикасался к нему, как будто наслаждаясь теплом кожи. Я старалась не пялиться, но продолжала наблюдать за его рукой краем глаза и слушать лёгкий шорох его прикосновения. Я хотела сдержаться от попыток соблазнить его, потому что он был неискушаемым типом парней, и для такого, как он, я была гнуснее крысы в сточной канаве.

– Я не стыжусь того, кто я, так что я никогда не хотела иметь больше, если вы понимаете, что я имею в виду, – сказала я. – Я бы появилась на Манди и разделась до нижнего белья. Дикон оставил бы мои вещи у двери. Когда я просовывала лодыжки в распорки для ног, это было похоже на работу. Я делала это, и, когда возбуждалась, делала то, что и должна была. Входила в комнату Дикона, и он ждал. Не то, чтобы я могла ходить с распоркой на ногах, так что я спотыкалась или делала что-то неправильно. Это тоже было моей работой. Ошибаться, чтобы он мог связать меня с раздвинутыми ногами. Умолять, когда он просил. Быть шлюхой для него.

Эллиот перестал водить пальцем по коже блокнота и сглотнул. Если бы он стоял, я бы увидела твёрдую как камень эрекцию. Это тоже было моей работой.

– Ты получаешь много удовольствия от разговора о сексе, – сказал он.

– Да.

– Мне нужно меньше этого.

– Почему?

– Потому что ты пытаешься возбудить меня, а я хочу остаться твоим терапевтом.

– Я не пытаюсь, – возразила я.

– Пожалуйста, и не пытайся.

– Я развратница. Это то, что я делаю.

– Ты не такая. Ты не можешь определять это по половому признаку.

– Я определяю себя так, как я хочу, – мой голос прозвучал резко из-за попытки защититься, и я ненавидела его. Он заставил меня чувствовать себя так, как если бы я потратила своё драгоценное время, делая и учась бесполезным вещам. – Я буду решать, что во мне стоящее. Я буду решать, о чём говорить и что делать.

– Не ты решаешь. Это делает твоя зависимость.

Эллиот был настолько уверен в своей правоте, и я почувствовала пульсацию насилия, которую должна была подавить. Я была менее, чем в девяноста минутах от встречи с Диконом. Я не куплюсь на приманку в виде сексуально неудовлетворённого ублюдка, который хотел вырвать ту, кем я была. Мои губы заметно задрожали, а глаза наполнились слезами. Я подавила желание высказать ему, как благодарен он был бы через пять минут после того, как я бы обхватила своими губами его член.

– Не указывайте мне, кто я, – прошептала я.

– Я не знаю, кто ты. Но я знаю, кем ты не являешься. – Он со стуком поставил коробку салфеток передо мной. – Ты не безмозглая и бессердечная развратница. Может быть, тебе стоит послушать людей, которые говорят вокруг тебя. Они тоже не думают, что ты мешок секса.

Я вырвала салфетку из коробки, как будто она лично обидела меня, что она и сделала. Сраная салфетка. Я высморкалась в неё.

– Я решаю, понятно? Решаю, что пойдёт, а что нет. Я ничего не могу поделать с тем, как видят это другие люди. Люди получают травмы, и вы знаете, что это происходит, но я не лгу. Все при деле.

– Все? Ты только что сказала, что люди получают травмы.

– Иногда.

Эллиот отодвинул свой блокнот в сторону и опёрся о стол, как будто я сказала что-то, на чём бы он хотел остановиться.

– Скажи мне, когда в первый раз кто-то получил травму.

– В последний раз, когда Дикон…

– Не в последний раз. Первый раз.

– В первый раз это была моя вина.

– Хорошо. Давай послушаем.

Мне не хотелось рассказывать эту историю. Не хотелось говорить, что я сделала, какой небрежной я была. Но Эллиот вернулся ко мне, и я сказала, что буду сотрудничать. Так что я просто должна выложить всё это, не так ли?

– Эван. Я не буду использовать его фамилию, потому что вы знаете его отца. Я имею в виду не то, что знаете, как знакомы, но… знаете.

– Хорошо.

Я откашлялась. Можно ведь просто сделать вид, что его здесь нет, когда я расскажу эту историю? Или, например, что я лежала в постели, глядя на дверь в ванную комнату, пока всходило солнце.

– В то лето после окончания средней школы я встречалась с парнем по имени Эван, который собирался в Браун в августе. У нас не было постоянных отношений, потому что он уезжал, и я собиралась в университет Калифорнии. И хоть он и был хорошим и всё такое, у него был лучший друг Гэри, и он был довольно горячим, и он оставался в городе. Поэтому я предложила Эвану, что было бы весело, если бы мы иногда проводили время вместе.

Почему я запиналась и бурчала? Почему использовала мягкие слова? Это было фигней. Я вздёрнула подбородок и перефразировала последнюю часть:

– Я сказала Эвану, что хотела секса втроём с его приятелем Гэри. Это обидело его чувства. Он сказал «нет», потому что он любил меня как свою девушку. Я не сказала ему, что по факту не была его девушкой.

– И он расстался с тобой? Какое было чувство?

Уже говорим о сраных чувствах? Господи.

– Никакое, потому что он не расстался со мной. Сделал это позже. После... Ну, он всё равно уезжал в Браун, так что это не имело значения.

– Таким образом, он остался с тобой на лето?

– Почему вы хотите так много подробностей?

Эллиот пожал плечами.

– Если ты перестанешь пропускать факты, я перестану задавать вопросы.

– Что заставляет вас думать, я пропускаю факты?

– Это моя работа.

Хорошо.

Нахрен его.

– После того, как Эван сказал «нет», Гэри пригласил меня к себе. Что было хорошо, потому что нахрен это. Если Эван собирался держать свои яйца в трусах, ладно. Но Эван был там. И я думала: «Это не секс втроём. Это не то, что им нравится». Потому что не было никаких напитков или наркотиков, но играла музыка и свет был включён. Так что я такая «Эй, привет, ребята, в чём дело?». Эван бросил тупой комментарий, типа «отсоси мой член» или какую-то другую тупую шутку, а Гэри... – я останавливаюсь, потому что чувствую, как кривится мое лицо.

Эллиот даёт мне минутку шмыгнуть носом и собраться.

– Гэри толкнул меня. Прижал меня лицом к кухонному столу. И сделал это грубо. Так что я крикнула «Отвали от меня!». Но Эван… Он подошёл и сдёрнул мои джинсы вниз. А потом... Я не могла пошевелиться, потому что Гэри держал меня. Боже, я не могу вам рассказать...

– Ты не должна.

Но мне нужно было. Мне нужно было нахрен закончить это, потому что я сказала своему терапевту, что буду сотрудничать. Просто потому, что у меня были фантазии о нормальной жизни с этим терапевтом, не означало, что для него что-то изменилось. Я была тем, кто должен был просто пройти через это и сделать то, что, я обещала сделать.

– У меня не было анального секса прежде. Я не знала, что должно было быть много смазки и много подготовки, и нужно было быть действительно возбужденным. Эван тоже не знал, потому что он только раздвинул мои ягодицы и плюнул, чего никогда бы не было достаточно... Боже, это было больно. У меня болела задница, и болело всё внутри. И он не останавливался. Я всё время кричала: «Стоп, стоп. Ты делаешь мне больно». Гэри не отпускал, а Эван продолжал делать это. После того, как он кончил, они поменялись местами.

Я замолчала. Слёз не было, потому что я отключила все свои эмоции. Если бы я выпустила их, я не смогла бы рассказать историю объекту моих глупых фантазий о нормальной жизни.

– Мне очень жаль, что это случилось.

Его лицо напоминало ледяную глыбу, будто ему было всё равно. Будто это была одна из сотен историй, что он слышал о девушке, которую трахнули в задницу всего лишь с плевком вместо смазки. Просто ещё один пациент с глупой историей. Вот кем я была.

– Это была моя вина, – сказала я. – Видите, однажды я и правда столкнулась с последствиями.

– Ради чего? Чтобы испытать свою сексуальность? Чтобы избавиться от отношений, которые никуда не вели? Нет, Фиона. Нет.

– Нахрен это. Я сказала, больше никогда. С тех пор я был кристально честной. Я не буду чьей-то девушкой. Буду вести распутный образ жизни. Точка.

– Таким образом, ты никогда не занимаешься сексом, если не согласна на всё?

– Если хотите выразиться таким образом, – сказала я, скрестив руки. Я должна была сдержать слёзы, когда Эллиот сказал это.

– Это привело тебя к совершенно тупиковой ситуации.

– Это очень хорошо работало.

– До определённого момента.

– Да.

Я шмыгнула носом. Если он пытается очистить мою голову от соплей и жидкости, он был на три четверти на пути к тому, чтобы мою плотину прорвало.

– Я говорил с Дебби, когда забирал для тебя одежду, – сказал он мягко. – Она говорила о тебе, будто ты была настоящим человеком. Таким, у которого есть хорошие качества.

– Дебби видит хорошее в каждом.

– Она сказала, что ты помогла ей приспособиться, когда она попала на Манди.

Я вытерла нос.

– Она очень молода, но я была ей не нужна. Она весьма зрелая. Мартин сказал бы вам, кем я была, и насколько я хороша в этом. Но вы не поверите его мнению, потому что уже не согласны с этим. Правильно?

Эллиот сделал слишком долгую паузу. Я восприняла это как победу. Озадачила его своей относительностью. Даже не суя средний палец ему в лицо и не мочась на его письменный стол, но я чувствовала себя хорошо... пока он не заговорил.

– Мартина не было в Нью-Йорке перед Рождеством. Ты говорила, что он был в отъезде, когда тебя связывали, или что-то в этом роде?

Я захлопала ресницами. Почувствовала чёрную дыру в своём мозгу. Он был прав, конечно. Мартин не был в Нью-Йорке. Я знала это. Так почему же я чувствовала, словно поток моих мыслей был чем-то заблокирован?

В зубе кольнуло. Я накрыла рот руками, потому что нервные клетки, не работающие с тех пор, как я была в конюшне, снова сомкнулись, и я боялась, что память вылетит из моей головы.

 – Мартин. Он связывал меня во время отъездов Дикона. Боже мой, это хуже, чем трахаться с ним. Вот почему он был так зол, – слова выливались из меня вместе с воспоминаниями.

Подвешивание, раскачивающиеся канаты в глубоком тумане, и потолки, бледно-синие вместо деревянных балок, как в комнате у Дикона. Я так сильно хотела этого, но его руки были не теми. Он тянул под странными углами, не поддерживал, когда мне нужно было это, и мой желудок скручивало от алкоголя и наркотиков. Цвета были размыты, и грубая верёвка натирала болезненную кожу, когда всё подо мной исчезло, прежде чем вспышка рассекла пол пополам.

– Мартин был небрежен, и он уронил меня. Я упала на лицо, и моё запястье было связано абсолютно неправильно. Я не чувствовала этого, потому что была под кайфом от чего-то. – Я прижала кончики пальцев к щеке на месте повреждённого моляра. – Дикон на самом деле не бил меня. Я думала, что он и не мог бы, но больше не знаю, чему верить. Но это было то тупое дерьмо.

– Тупое дерьмо, которое знает, за что вас нужно ценить? То тупое дерьмо?

Я не говорила ничего в течение минуты, может быть, двух. Мне потребовалось много времени, чтобы смириться с неожиданностью.

Словно он знал, когда я была готова слушать, Эллиот произнёс:

– Я говорил тебе, что воспоминания, которые у тебя будут под гипнозом, будут красочными. Что было важно, так это чувства, которые скрывались под ними. Ты не боялась Дикона, когда вспомнила, что он ударил тебя, и это важно. Но ты сделала красочным событие, чтобы снять с себя вину за нарушение правил с Мартином.

– А как насчёт конюшни? – спросила я. – Что я изменила там?

– Ты должна спросить об этом Дикона.

Я кивнула и сложила свою салфетку.

– У нас есть две минуты, – сказал Эллиот. – Я использую их, чтобы дать тебе задание. Когда в следующий раз будешь говорить с собой о себе же, я хочу, чтобы ты попробовала кое-что новое. Я хочу, чтобы ты использовала другие слова.

– Например?

– Например, верная. Сильная. Заслуживающая доверия. Энергичная. Храбрая. Самоотверженная. Используй эти слова, Фиона. Хватит врать самой себе о том, кто ты.

Глава 24.

ЭЛЛИОТ

Я не знал, в какой момент мои эмоции вспыхнули во время сеанса. Если бы я рискнул предположить, то, наверное, это случилось, когда я поставил перед Фионой ту коробку салфеток. Я дал ей характеристику не только для неё, но и для себя, и, продолжая эту тему, я видел всё сквозь её дерьмо и своё собственное возбуждение. Попросив её охарактеризовать саму себя, я сделал то же самое у себя в голове, и знал, насколько глубоко врезалась моя проблема.

Потом, когда она сказала мне, что была изнасилована своим парнем и его другом, моя отчуждённость отправилась в ад. Я слышал больше сотни жестоких историй, но я хотел найти тех двух мужчин и выпотрошить их за боль, которую они ей причинили. Ради Фионы я сдерживал своё дерьмо.

Я слышал её брата из общей комнаты, пока он играл в пинг-понг. Но в его комнате было тихо. Пациенты читали и тихо болтали. В этой комнате было окно с видом на подъездную дорожку. Была моя очередь дежурить, и я спрашивал себя, что я почувствовал, когда чёрный Рендж Ровер въехал в ворота.

Я почувствовал себя незначительным. Почувствовал себя потерянным в вихре. Когда Дикон Брюс передал камердинеру ключи, а я стоял возле этого грёбаного окна, как сталкер, я почувствовал себя камнем в ботинке, ожидая, что меня вытряхнут и отбросят. Когда он посмотрел наверх, чтобы увидеть Фиону, а увидел только меня, я почувствовал, будто моё сердце сжали. Он увидел меня и махнул рукой. Дикон знал, что я делал. Он знал, что у него было то, что я хотел, но он не волновался. Я был неудачником, вторым местом, бетой в стае волков. Я помахал в ответ, словно принимая своё поражение.

Как я себя чувствовал?

Я чувствовал, как будто вот-вот опоздаю. Чувствовал тяжесть моей ответственности перед другими людьми. Возвращаясь в свой кабинет, вид из которого выходил на сад, по дороге я вытащил телефон из кармана. Едва ли сделав паузу, я набрал Джане.

– Алло, ты…

– Нет. Я опоздаю, – я говорил спокойно и лаконично.

– Намного?

Это было неправильное слово. Я переминался с ноги на ногу и колебался, когда должен был только излагать факты.

– Я не приду.

– Нам перенести?

– Отменить. И я больше не буду обсуждать это. Прости. Не знаю, что я буду делать, но я не буду работать в Карлтон Преп.

– Эллиот, мы согласились.

– Ты согласилась. Мне нужно идти, – я повесил трубку и положил телефон в карман.

Болезненные последствия будут у каждого решения, которые я принял за последние тридцать минут, но это были мои лучшие решения за последние два года.

 

Глава 25.

ФИОНА

В итоге, я надела психокостюм с кроссовками. С одной стороны, я была больной в их чёртовых велкро-тапочках для наружной и внутренней прогулки. С другой стороны, я не хотела отличаться. Не хотела скрывать от Дикона то, кем была. У меня были проблемы, и он знал это. Я тоже знала. Джинсы и блузка не изменят этого. Так что я надела кроссовки, вспоминая шнуровку под липучками, как кусочек взрослой жизни, скрытый под по-детски безопасным креплением. Я никогда не пыталась расшнуровать и подтянуть их. Предпочитала загибать задник кроссовки и выворачивать ногу, чтобы надеть его, словно собиралась сделать балетный трюк.

И на мне были трусики, потому что мне осточертело свободное больничное бельё, съезжавшее с задницы.

Я сидела в вестибюле, пробегая пальцами по ткани с узором. Выглянула в стеклянные двери. Потом встала и посмотрела на свежую цветочную композицию три фута высотой. Затем села перед дровяным камином в стиле модерн. Снова выглянула в стеклянные двери.

Он никогда не опаздывал. Не то, чтобы он переживал об этом. У него были часы такого же цвета, как и его автомобиль, и такие же огромные, как обеденная тарелка, но он всегда, казалось, знал, сколько времени, не глядя на них.

Я, с другой стороны, посмотрела на настенные часы, будто они шли в обратную сторону, когда почувствовала мурашки по спине

Он приближался.

Я знала, что он не бил меня. Знала, что я позволила Мартину связать меня, что было запрещено, потому что это было опасно и являлось ещё одним примером непослушания. Я ничего не знала о конюшне кроме того, что я была поражена, когда кто-то вошёл, а Дикон знал всё. Только он знал уровень моего предательства, и только он мог простить меня.