Текст книги "Змееносец (СИ)"
Автор книги: Jk Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
IX
2015 год, Бретиньи-Сюр-Орж
Толстый слой пыли покрывал письменный стол, стулья и стеллажи. Комната была не очень большой, даже тесной, но в прежнее время невероятно уютной. Теперь же чувствовалась, что она заброшена. Наверное, дело в запахе. В спертом воздухе больше не чувствовалось ни аромата горящих поленьев в камине, ни кофе, который в бессчетном количестве здесь выпивал отец, ни духов матери, шлейф которых всегда оставался, когда она звала их ужинать и быстро выходила. Сейчас пахло иначе. Заброшенностью, ветхостью, увяданием. Совершенно неуловимо, но и непримиримо с жизнью. На Мари накатило странное, иррациональное чувство вины. Будто это она виновата, что здесь этой жизни нет. Будто оставила здесь друга.
В библиотеке она не была уже очень давно. После катастрофы на железной дороге Мари ее избегала. Здесь пустота ощущалась сильнее, чем в прочих комнатах, и это со временем становилось невыносимым.
Она поставила на пол несколько коробок, принесенных с чердака. Пробежала пальцами по корешкам книг. Те оставляли за собой темные полосы на их поверхности. Невозможно представить себе, каким слоем пыли однажды покроется ее собственная душа, если так отчаянно хоронить в себе это… Невозможно жить, задыхаясь… Вогнав ногти в ладони, чтобы только не начать всхлипывать прямо сейчас, Мари обернулась к своему спутнику. Сверкнула синим взглядом, быстро пересекла комнату, бросив ему на ходу:
– Я схожу за салфеткой, надо все здесь убрать.
И вышла.
Мишель остался в комнате один. Некоторое время смотрел ей вслед, а потом стал складывать книги в коробки. Некоторые из них пролистывал. Прочитывал один-два абзаца. Многого не понимал, но все равно было безумно любопытно. Он сложил уже две коробки, а Мари все не возвращалась. Зато была тишина. И был замечательный очаг, который он рассматривал некоторое время – такой непохожий на те, что строили в Трезмоне много веков назад.
В конце концов, он не выдержал. Хозяйки не было уже очень долго. И он вышел из библиотеки.
– Мари! – громко позвал король.
Пошел по коридору, заглядывая в комнаты. И вдруг услышал тихие всхлипы. Где-то плакали. Мари, больше некому. Он толкнул очередную дверь – заперто. Прислушался – плакали именно за ней. Постучал.
– Мари!
Этот окрик резко вывел ее из кошмарного состояния, в которое она сама себя загнала. Сидела на полу в ванной и захлебывалась рыданиями. Ее намерения привести библиотеку в порядок были позабыты. Едва намочила салфетку, как из глаз потекли слезы. И чем дольше бежала холодная вода из крана, тем отчаяннее хотелось плакать. Что за чертов день, в конце концов? И когда она успела стать истеричкой? Все навалилось, будто испытывая ее на прочность. Но самое ужасное – это не Алекс, это не продажа дома, не сумасшедший, которого она зачем-то привела с собой. Самое ужасное – осознание беспомощности.
Мари схватила салфетку и стала вытирать лицо от слез, крикнув чуть охрипшим голосом:
– Что вы хотите?
– У меня закончились коробы для книг, – соврал Мишель.
– А у меня закончились силы продолжать весь этот абсурд, – пробормотала она, но встала и открыла дверь, высунув голову и взглянув на «Его Величество». – Идемте на чердак.
И, ни на минуту не останавливаясь, прошмыгнула мимо него в надежде, что он не успел увидеть ее покрасневших глаз. Убежала не далеко. За пару шагов Мишель догнал ее, схватил за руку и развернул к себе.
– Вы плакали. Почему?
– А разве вас это касается?
– Пожалуй, что нет. Но… такая дама, как вы, не должна плакать. Кто вас обидел?
Мари посмотрела на его ладонь, сжимавшую ее руку. Отчего-то сделалось неловко.
– Какая дама? – устало спросила она, чувствуя, что по-дурацки заливается краской. – Какая такая?
Проследив за ее взглядом, Мишель отпустил пальцы.
– Вы достойны самой возвышенной любви, Мари, – сказал он негромко. – Вы заслуживаете счастья. И тот, кто не оценит вас по достоинству, лишь глупец и слепец. Его можно только пожалеть.
– А почему одна дама достойна счастья, а другая – нет? Конкретно я чем выделяюсь?
Мишель рассматривал ее лицо, запоминая каждую черточку. Снова восхитился глазами, которые, даже заплаканные, были самыми прекрасными на свете. И все-таки попросил:
– Расскажите, что случилось, и вам станет легче.
– Вы невыносимы. Я вижу вас первый раз в жизни. И вам всенепременно надо знать, почему я считаю себя никчемной?
Мишель улыбнулся в ответ.
– Я невыносим. Об этом известно всем моим подданным. Возможно, мне не надо знать, но вам надо рассказать. И подумайте о том, что через день я уеду. И вы никогда больше не увидите меня. Идемте.
И он протянул ей руку. Мари перевела взгляд с его лица на его ладонь. Почему-то ей так захотелось подать ему свою, этот жест был бы самым естественным, какой только можно себе представить.
– Куда? – глупо спросила она.
– За мной.
Он привел ее обратно в библиотеку. Даже несмотря на заброшенность, комната располагала к задушевным беседам. Усадил на диван, распахнул окно и, присев к очагу, стал разводить огонь. За окном пошел снег. Его Величество оглянулся на Мари и спросил:
– Вы любите зиму?
Она следила за его движениями и почти ни о чем не думала. Напряжение, вылившееся в истерику, оставило за собой одну только пустоту. Тяжелую пустоту, причинявшую физическую боль. Но слез больше не было – и то хорошо.
– Люблю, – тихо ответила Мари, – а вы?
– Очень люблю. Мне всегда кажется, что именно зима дает начало всему новому. Просто это еще не заметно.
Очаг разгорелся, Мишель подбросил поленьев, которые весело затрещали. И сел рядом на пол, опершись спиной на книжный шкаф. Он внимательно смотрел на Мари и молчал.
– Здесь два года никто не топил камин, – сказала Мари, глядя не на него, потому что в нем ее что-то смущало – и с каждой минутой все сильнее, но на огонь, – не знаю, кто из нас ненормальнее. Вы с вашим королевством или я с… со всем этим.
Мишель ничего не ответил. И она продолжила:
– Я всегда мечтала быть художницей. Настоящей. Смешная мечта ввиду времени, в котором я живу. Об этом мне всегда говорили родители. И вот я считаюсь не самым худшим дизайнером по интерьерам. Придумываю, как удачнее отделать отель, квартиру или ресторан. Однажды пришлось возиться с проектом офиса общества защиты природы, хотя я ни черта не соображаю в защите природы. Достаточно того, что мусор сортирую. Они вынесли мне мозг, но проект вышел удачным. Мне только двадцать лет, мое имя уже узнаваемо не только в Париже. А я хотела просто рисовать, – Мари поежилась, будто ей было холодно, хотя от камина шло тепло. Она перевела взгляд на Мишеля и улыбнулась: – Я мечтала о том, чтобы родители гордились мной. Потому что они очень много для меня сделали. Я им всем обязана, родная мать меня бросила, а они подобрали. Мне хотелось войти в этот дом и сказать им: «Вот! Вот моя новая успешная жизнь!». В тот день, когда я попала в свое агентство, они погибли в железнодорожной аварии. А я почти возненавидела этот дом.
Огонь в камине отбрасывал причудливые тени на лицо Мишеля. Она невольно залюбовалась им. Как тогда, когда ей казалось, что он освещен лучом света. Только сейчас все было реальнее. Если бы он обнял ее в это мгновение, она, наверное, сочла бы это естественным. И не спешила бы отстраниться.
– Тогда я стала мечтать о любви, – тут же одернула себя Мари. – С этим было проще. И объект образовался в первые же дни работы в Париже. Молодой, перспективный, талантливый… Правда, с любовью не сложилось. Не знаю, почему я убила столько времени на него. Он ничего не требовал, и мне ничего не было нужно… Как видите, я совершенно никчемная. Продаю дом. В понедельник напишу заявление об увольнении. С Алексом, к счастью, все просто. Вы видели его сегодня. Моя персона его не интересует. И я не представляю, что буду делать дальше. Я везде и всему чужая. Инородное тело. Не приживаюсь, – замолчала, посмотрела в окно, добавила: – А вы говорите, начало всему новому. Конец. Но я все равно люблю зиму.
Мишель, не понимая многого, понял главное – ей было плохо. Потому что считала себя не нужной. Какая глупость!
Он поднялся и пересел на диван, близко к ней. Улыбнулся.
– Даже если что-то закончилось, обязательно что-то начнется. И новое может оказаться гораздо любопытнее. Все будет хорошо, – уверенно сказал он.
– Конечно, будет. Выходные – самое время пожалеть себя. А с понедельника по расписанию толкаться локтями. Все, я выговорилась. Теперь вы довольны?
– А вы?
Мари снова споткнулась о его взгляд. Губы ее чуть приоткрылись, и в отблесках огня в его глазах ей почудилось колдовство.
– А я… хочу есть.
Она вскочила с дивана и отправилась на поиски мобильного.
Его Величество продолжал сидеть на диване, проводив Мари взглядом. Испытывая странное чувство покоя, которого никогда не знал раньше. У него всегда были заботы и хлопоты, не оставляющие ни днем, ни ночью.
Он вздохнул, ненадолго прикрыл глаза, а когда открыл их снова, увидел… что сидит посреди своего тронного зала. Каменные стены, шкуры, многочисленные факелы… Дверь из его личных покоев открылась и в зал зашла Мари, в синем котте под цвет ее глаз, расшитом золотом и серебром. Волосы ее были покрыты покрывалом, которое удерживала драгоценная диадема, а на плечах закреплен плащ, украшенный октаграммой – символом рода де Наве.
– Видишь, король? – зашептал ветер откуда-то из-за угла. – Время замедлит ход, остановится и пойдет обратно. И будущее станет прошлым.
Мишель тряхнул головой, прогоняя морок, и снова оказался в библиотеке Мари. Он поднялся с дивана и продолжил упаковывать книги. Не пристало королю лениться.
Она стояла на пороге, привалившись к лудке двери, и наблюдала за своим психом. Чувствовала себя опустошенной. И это, кажется, было хорошо. Потому что Мишель прав – придет что-то новое. А она сегодня усердно потрудилась, освобождая в душе место этому новому.
Оторвалась от двери, подошла к одному из стеллажей и взяла с полки книгу. Дафна дю Морье «Дом на берегу».
– Откуда, вы говорили, вы приехали? – спросила Мари. В конце концов, следует еще разобраться, куда его отправлять посылкой, когда она вернется в Париж.
– Я прибыл из королевства Трезмон, – Мишель поднял на нее глаза. Подошел к ней, взял из ее рук книгу, пролистнул несколько страниц. – Не верите, что такое случается?
Снова за свое… А ведь временами он казался почти нормальным.
– Если и случается, то не в этом мире, – очень серьезно ответила Мари. Потом приподняла бровь и улыбнулась, – вы говорили, что у вас коробки закончились. Еще и лжец.
– Случаются даже более невероятные вещи, – совершенно спокойно ответил Мишель. Сложил еще стопку книг в ящик и закрыл его. – А коробки действительно закончились. Эта последняя, видите? Где у вас вход на чердак?
– И как это у вас выходит? – Мари поставила книжку назад на полку. – Идемте за… коробками.
Они вышли из библиотеки в гостиную, откуда лестница вела на второй этаж. Там небольшим коридором прошли к ее комнате – этот маршрут она преодолела бы и с закрытыми глазами. Потом была очень узкая лестница на чердак и люк в потолке. Мари откинула его и влезла наверх. Было темно и пахло пылью.
– Мишель, – сказала она вниз, откуда еще не поднялся ее гость, – там под потолком выключатель. Включите свет, пожалуйста.
– Ваше… эм… Мари, – проговорил он в сторону отверстия, в котором исчезла девушка. – Будьте любезны, объясните точнее, что мне следует сделать.
– О, Господи, – закатив глаза, проговорила она и нырнула назад, на лестницу, задев при этом Мишеля и оказавшись почти прижатой к нему.
– Выключатель, – выдохнула Мари, понимая, что отстраниться не выйдет, слишком тесно.
Он сделал шаг назад, сохраняя почтительное расстояние, соответствующее чести прекрасной дамы.
– Прошу прощения… – проговорил он, – давайте сделаем наоборот. Вы обратитесь к выключателю, а я достану коробки с чердака.
Мари быстро нажала на переключатель, и сверху полился свет электрической лампочки.
– Вы, правда, никогда не видели, как свет включать? – спросила она и снова, подтянувшись на руках, исчезла в люке.
– Никогда не видел, – подтвердил он, поднимаясь по лестнице, осмотрел чердак и спросил: – Что включается с его помощью?
Мари посмотрела на его голову, показавшуюся в люке, и, указав пальцем на лампочку, свисавшую с потолка, сказала:
– Электричество. Свет.
Мишель взглянул на лампочку, зажмурился.
– Какой яркий факел. И не чадит совсем.
Он влез на чердак и подошел к Мари. Она осматривалась по сторонам. Всю жизнь, сколько себя помнила, сюда сносились старые ненужные вещи. Но сколько здесь было истории! Взгляд сразу упал на коробку с рождественскими игрушками. Где-то там, рядом – коробка с куклами. И еще ее самые первые эскизы. Их хранили отдельно. Мари подошла к шкафу, стоявшему в углу, и вынула оттуда папку. К ногам плавно спланировал на пол рисунок золотистой змеи. Мишель наклонился, поднял его и стал внимательно рассматривать.
– Что это? – удивленно спросил он.
– Гадюка. Чуть не укусила меня, когда мы ездили в Пампон. Мне было лет двенадцать.
– Но гадюка не тронула вас, верно? – спросил Мишель, возвращая рисунок девушке. – Она не могла вас тронуть. На вас было ваше ожерелье?
Сердце ее сделало несколько гулких ударов прежде, чем она произнесла:
– Что вам известно о нем?
– Оно оберегает своего хозяина от любых неприятностей. Так было и будет всегда. Когда-то очень давно оно принадлежало одной благородной семье. Но однажды исчезло, и горе обрушилось на них. Никто не знал, как и куда оно подевалось. Однако легенда говорит, что если ожерелье вновь окажется у своих владельцев, то мир и благополучие вернутся в их семью. Навечно.
Мари внимательно слушала то, что он говорил, а перед глазами стоял тот день в Пампоне. Она очень ясно помнила липкий ужас, накативший на нее при виде змеи. Но еще более ясно – как та словно бы отпрянула от одного вида ожерелья на ее шее. С тех пор Мари с ним не расставалась. Какой-то суеверный страх охватывал ее тогда, когда она оказывалась без этого странного золотого украшения.
– А вы мистификатор, Мишель, – сказала она, слабо улыбнувшись, – сказки писать не пробовали?
Его Величество озадаченно посмотрел не нее.
– Вы мне не верите? Что ж… Можете считать меня сказочником, – он взял несколько коробок, сбросил их с чердака и стал спускаться по лестнице вниз.
Мари с папкой в руках бросилась за ним, едва не подвернула ногу, спрыгивая с люка и чудом удержав равновесие.
– Если вам от этого станет легче, я могу поверить! – крикнула она ему в спину.
Мишель остановился и повернулся к Мари, продолжая держать коробки в руках.
– Вы очень любезны, Ваше Высочество, – улыбнувшись, сказал он и помолчал. – А где же обещанный вами ужин? Я, пожалуй, тоже проголодался.
– Ужин в дороге, – ответила она, – скоро будет. Бросьте вы их. Завершим позже. Идемте лучше поставим еще чаю. А вы мне расскажете про свое королевство. Я очень люблю сказки.
Она подмигнула ему и подошла ближе.
– Хорошо, – согласно кивнул Мишель. – Вы тогда ставьте чай, а я отнесу коробки в библиотеку и присоединюсь к вам.
Через двадцать минут он уже держал в руках чашку горячего чаю и неторопливо рассказывал Мари о себе:
– Наверное, вам это, правда, кажется сказкой. Королевство мое не очень большое, но и совсем не маленькое. Лежит оно среди тринадцати гор, которые нередко защищают нас от злых намерений соседей. Лучше этого места нет ничего на земле. Его основал мой предок, Эймар Наве много веков назад, едва впервые увидел нашу долину. И город, который стал столицей Трезмона, он назвал в честь матери, Фенеллой. Конечно, это не точно, так говорят древние рукописи… Фенелла не красивее ваших мест, но замок там настоящий, – Мишель усмехнулся и посмотрел на Мари.
Она улыбнулась в ответ и негромко сказала:
– Красивое слово – Фенелла.
– Красивое.
– Но в замке же вы не один? – осторожно спросила она. То ли непроизвольно, то ли на всякий случай.
– Нет, конечно! Город обнесен крепостной стеной. Трезмонский замок – это цитадель. И он полон людей. Придворных, слуг, стражей… Признаться, всех и не сосчитать, здесь даже я теряюсь. Есть лекарь Андреас, он занимает соседние комнаты. Потребовал их еще при жизни отца, дабы заботиться обо мне, когда я был еще ребенком. Есть советники, которые также имеют свои комнаты в замке, хотя чаще живут в собственных домах в Фенелле. Но так уж положено. Еще у нас обитает брат-цистерцианец, Паулюс Бабенбергский. Этому чудаку недавно вздумалось устроить виноградники. Уж не знаю, где этот плут раздобыл лозу, но утверждает, что следующим летом соберет первый урожай. Вам скучно? – спросил он у Мари.
Она медленно водила кончиками пальцев по чашке и задумчиво рассматривала собственное отражение на подрагивающей поверхности напитка.
– Нет, мне интересно. Скажите, а в каком это все было… году? Лекарь, монах, остальные… – спросила она и быстро глянула на Мишеля. Нет, он совсем не похож на сумасшедшего. Но в голове не укладывался весь этот странный рассказ.
– В 1185, – серьезно ответил Мишель.
Что-то в ней похолодело.
– А вы знаете, какой сейчас год?
– Точно – нет, но, должно быть, на восемь столетий больше…
– 2015, – Мари отпила из чашки и снова посмотрела на собеседника. – Как вы сюда попали?
– К сожалению, именно этого я не смогу вам объяснить. Потому что и сам не понимаю, – он улыбнулся. – Видите ли, это сделал один мэтр…
Король хотел еще что-то добавить, но неожиданно, перебивая его, раздался звонок в дверь. Мари вздрогнула и чуть расплескала чай.
– А вот и пицца! – звонко объявила она и вылетела прочь из гостиной, тщетно пытаясь унять дрожь во всем теле. И никак не могла понять: грезит она, или все это происходит наяву. Поверить в такую чушь – немыслимо!
Глоток свежего воздуха и короткий диалог с разносчиком пиццы – нормальным, обыденным, из реального мира, заставили ее выдохнуть.
Назад возвращалась, твердо намереваясь ужинать в своей комнате. Но едва вошла назад в гостиную и увидела «короля Трезмонского», спросила:
– Вы, наверное, никогда такого не ели?
Поставила на стол коробку с пиццей и открыла ее.
Высоко подняв брови, Мишель заглянул внутрь и увидел большой плоский пирог. Пахло вкусно. Или Его Величество был слишком голоден?
– Нет, такого блюда точно наша старая Барбара не готовит.
Мари живо посмотрела на Мишеля. Вот! Хоть одно имя! Никаких монахов и мэтров!
– Кто такая Барбара? Можно с ней как-то связаться? – вкрадчиво спросила Мари.
– Барбара – наша кухарка. Она прекрасно готовит. Знает огромное количество старинных рецептов. Из дичи и рыбы. А знали бы вы, как она тушит фенхель с имбирем! Но, Мари, я не думаю, что с ней можно как-то связаться, – он снисходительно посмотрел на девушку. – Ведь нас разделяет несколько веков.
Она медленно кивнула и бросила тоскливый взгляд на пиццу. Аппетит таинственным образом пропал.
– Мне… – начала она и запнулась. – Простите, но мне пора спать. Я очень рано встала. Я… пойду… Вы можете устроиться здесь. Комплект постельного белья на диване.
– Спокойной ночи, Мари. И спасибо вам.
Мишель с аппетитом съел несколько кусков пирога. Постелил. Внимательно осмотрел стены и нашел выключатель. Щелкнул им, и свет потух.
Его Величество Мишель Трезмонский лег на диван и стал мечтательно разглядывать причудливые узоры на потолке, которые рисовал свет от луны, проникая сквозь неплотные шторы.
X
Межвременье, Бретиньи-Сюр-Орж
Серебряные лучи лились в окна. Сквозняк чуть шевелил занавески. А там, на улице, сквозь свет фонарей неслись в воздухе белоснежные хлопья снега. Они двигались в причудливом магическом танце, с каждым мгновением отдаляя осень, с каждым ударом сердца приближая зиму.
От стены отделилась черная тень и приблизилась к королю Мишелю.
– Ты не причинишь ей вреда, – звучным и вместе с тем зловещим старческим голосом почти пропела она, – я не позволю.
Тень взметнула полами плаща и скинула капюшон, открыв благородное лицо старца с полубезумными глазами.
Мишель сел и взглянул на появившегося из ниоткуда человека. Слишком много магии для одного дня.
– Вы еще кто такой?
– О! Всего лишь мой дядюшка, Великий магистр Маглор Форжерон! – послышался из другого угла комнаты еще один голос. Очень знакомый. И из тени вышел мэтр Петрунель. – Не выношу этих перемещений во времени, от них только теряешь силы.
Он пощелкал пальцами и озадаченно посмотрел на Великого магистра. Тот страшно рассмеялся и воскликнул сквозь смех:
– Ты силен, но не в твоих силах убрать меня с пути! – Маглор Форжерон снова обернулся к королю. – Все, к чему вы, де Наве, прикасаетесь, обращается пеплом! И, коли ты нашел ее, то я не позволю тебе ее уничтожить. Ожерелья тебе не получить. Душу ее тебе не околдовать! Ты слаб без змеи с изумрудным глазом!
– Мэтр Петрунель? Еще и Великий магистр? – Его Величество переводил взгляд с одного старца на другого. – Как много у вас родственников? И почему я должен кого-то уничтожить? Что здесь происходит? – повысив голос, спросил Мишель.
– Семейная распря! – объявил мэтр Петрунель.
Но Маглор Форжерон, не обращая внимания на своего племянника, навис над сидевшим на диване королем Мишелем.
– Проклятье мне. Ты, де Наве, сын Александра де Наве и Элен из рода Форжерон. И ты – мой враг. Что ж, пусть будет так.
– Дядюшка, – уныло протянул Петрунель, – уймите вашу жажду мести!
– Уйми свою жажду власти, дорогой племянник!
Мишель теперь уже удивленно разглядывал ссорящихся магистров, с неприятным чувством осознавая, что перед ним – его ближайшие родственники. Только этого ему сейчас недоставало!
– Объясните, какое место вы отвели мне среди ваших страстных желаний?
– Твоему роду нет места! – переключился Великий магистр с племянника на короля, вынимая кинжал из ножен на поясе. Раздался очередной щелчок пальцев, и он исчез, слившись с чернотой ночи.
– Получилось! – радостно заявил мэтр Петрунель и едва не захлопал в ладоши. – Получилось! Он стар и теряет силы, Ваше Величество!
Мишель пожал плечами.
– Великий магистр, вероятно, приходил со мной познакомиться. А вы зачем явились, Петрунель?
– Предостеречь вас от всякого общения с ним, Ваше Величество! Вы же видели, он совершенный сумасшедший. Буйно помешанный. Старость!
– Что ж, вы меня предостерегли. Теперь я могу, наконец, отдохнуть?
Петрунель почти смущенно потоптался на месте и вкрадчиво поинтересовался:
– Могу я спросить, в ваших ли руках ожерелье, сир? Добились ли вы того, чтобы она отдала его?
– Магистр, я помню о своем обещании вам. Но это вовсе не означает, что я буду сообщать вам о каждом своем шаге. Я вернусь в Трезмон, вот тогда мы с вами и поговорим, – ответил Его Величество тоном, не терпящим возражений.
– Как? – брови магистра взметнулись на лоб. – Она все еще не влюблена в вас? Мне все труднее удерживать Маглора Форжерона, а она все еще не влюблена в вас!
– Петрунель, – рассердился король, – уймите свое возмущение. Если вы так умны, почему бы вам самому не попробовать добыть ожерелье?
Петрунель смутился. Объяснять, что он пробовал приблизиться к Мари Легран в ее времени, не стал. Поскольку она, кажется, даже и не поняла того, какой живой интерес вызывает у соседа из квартиры напротив. С того дня, как год назад во сне в ночь на День Змеиный ему показала ее та, чей голос был подобен шипенью змей, Петрунель постоянно маячил рядом. Но ничего не помогало. Ожерелье ускользало. Оттого и тянул столько времени, прежде чем обратиться за помощью к королю.
– Неужели же вы полагаете, сир, что будь у меня хоть малейший шанс вызвать у прекрасной Мари ответное чувство, я просил бы вас о помощи? – поинтересовался он. – Но я стар для нее! К тому же она имела греховную связь с юношей куда привлекательнее меня! Куда уж тягаться? Совсем другое дело вы, Ваше Величество! Но вы зря теряете время. Поцеловали бы раз, другой – глядишь, она и отдала бы вам ожерелье!
Король весело рассмеялся.
– Вы же мэтр! Ведете борьбу с самим Великим магистром. Наколдовали бы себе молодость и красоту. Или все-таки есть что-то, что вам не подвластно? – Мишель резко оборвал смех и посмотрел Петрунелю прямо в глаза.
– Вы говорите о материях, в коих ровно ничего не понимаете, Ваше Величество. Закон жизни и магии, как черной, так и белой, гласит: функционирующая в замкнутой системе энергия не появляется из ниоткуда и не исчезает в никуда. Проще говоря, где-то убыло, где-то прибыло. И если я, к примеру, скошу себе десяток-другой лет, то неизвестно, чем это мне грозит. А перемещения во времени – способ проверенный, надежный. Ну, забросило кого-то на пару дней в Трезмон на восемь столетий назад, пока вы здесь. Так в День Змеиный все на место станет, Ваше Величество.
– Вы правы. В День Змеиный все станет на свои места. И мы с вами вернемся к нашей увлекательной беседе о законах жизни и магии. Вам осталось подождать совсем немного.
– Меня не беседы интересуют, а ожерелье роде де Наве, сир! Я буду ждать, но времени все меньше, – Петрунель приподнял полы своего плаща, словно намереваясь уходить, но вдруг остановился. – Позволите на родственных началах дать вам последний совет, Ваше Величество?
– Прошу вас! – скрестил на груди руки король.
– Не влюбляйтесь в нее. Она останется здесь, а вы вернетесь в свой славный двенадцатый век. Нет ничего ужаснее для подданных несчастного влюбленного на престоле.
Петрунель рассмеялся скрежещущим смехом и исчез в темноте.
Мишель устало потер глаза. Встреча с родственниками оказалась весьма утомительной. Он очень надеялся, что таковые будут совсем не частыми. Еще лучше, чтобы они более не повторялись. Он снова лег и почти сразу провалился в тяжелый сон. В его ночных фантазиях переплелась явь его мира и странность мира Мари. Важность возвращения ожерелья в семью де Наве и отвращение к советам Петрунеля.
