Текст книги "Хроники чародеев. Том I, История 1 "Cogita et visa" (СИ)"

Автор книги: Jake Neils

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Эй, Марка!

По спине прошел холод.

– Марк! Иди сюда!

Я обернулся и выдохнул. Это был молодой парень с усами, которые он прилежно стриг, Булу. Он махал мне рукой. Я улыбнулся и подошел к нему:

– Да, урам, чем могу помочь?

– Не урам, Марк, а Булу, я же просил тебя,– Булу пожал мне руку. – Занят?

– Не, время есть,– я не отказываюсь от денег никогда, особенно когда просит Булу. Он всегда хорошо платит.

– Отлично. Тогда вот что: нужно отнести продукты мадам Лиару и взять у нее плату за них. Она живет недалеко от Ратуши. В двадцать четвертом доме. Я дам тебе за это пятьсот пенгё. Берешься?

Я думал меньше секунды и затем кивнул. Булу повел меня за лавку и дал два увесистых пакета. Лучше повода уйти с рынка нельзя было и придумать. Булу провел меня до главных ворот:

– Ну, все. Жду тебя обратно с деньгами. Полторы тысячи пенгё. Давай, Марка, иди.

И я пошел. Нужный дом нашелся практически сразу. Передав продукты и получив деньги, я решил, что сначала отдам их, а потом позволю себе уйти с рынка. Алиби было готово, и все видели, как я уже уходил и возвращался. Мало ли зачем меня послали, да? Так и поступил.

Когда Булу отдал обещанные деньги, я решил, что теперь можно пойти заниматься своими делами. По крайней мере, до вечера времени хватает, чтобы не вызывать подозрений. Если вечером меня не будет, то торговцы это заметят и будут проблемы.

Я вышел через основной вход на рынок и побежал в сторону библиотеки. Меня что-то подгоняло, а в голове назойливо стучало “Jégeső Grindelwald”.

Я бежал со всех ног. На меня смотрели как на ненормального, но это было неважно. Пару раз я чуть не налетел на лавки, которые ставят цветочники рядом со своими домами или теплицами.

– Эй, аккуратнее! Босота совсем не уважает порядки! – с этими словами толстяк в клетчатой рубашке и комбинезоне чуть не снес меня горшками, которые тащил в крупных руках.

–Извините, урам!– на бегу крикнул я.

Я продолжал бежать и даже ни капли не устал. Где-то за моей спиной прозвучал глубокий и сильный удар колокола. Потом еще один. Я был почти на месте. Я уже видел колонны городской библиотеки. Тогда я перешел на шаг. Вокруг меня ходили люди, проезжали возницы и автомобили. Я остановился, как будто кто-то держал меня. Оглянувшись и не обнаруживникого, кто мог бы следить за мной, я зашагал в сторону библиотеки.

Если бы он просто прошел мимо, ничего бы непроизошло. Сейчас это очевидно. Я ведь видел его раньше. Я почти подошел к библиотеке, когда меня снова сбил с ног толстый и высокий, с тростью в руке. Когда я упал, больно приземлившись на задницу, он повернулся ко мне на мгновение, и этого хватило. Как вспышкой в голове пронзило имя Гриндевальд. И дракон.

Толстый с тростью удалялся, а я, поднявшись на ноги и потирая ушибленный зад, почему-то стоял еще секунд десять. В конце концов, толстый находился в поле зрения, и я пошел за ним. Толстый шагал быстро, а тростью скорее отбивал ритм, чем опирался на нее реально, и я то и дело сбивался на бег, чтобы не потерять из виду обидчика. Толстый тем временем петлял по улочкам, сворачивая то в одну узкую улицу, то в другую. Я старался запомнить путь обратно и не мог: скорость, с которой передвигался толстый, и скорость, с которой приходилось двигаться мне, не давалини малейшего шанса задуматься.

Эта погоня продолжалась уже довольно долго, а я почти не приблизился к толстому. Да и что бы я ему сказал? Я уже перестал понимать, зачем вообще отправился за ним! В боку уже кололо, я напрочь заблудился, и к тому же у меня оставалось мало времени, чтобы вернуться на рынок. Сделав очередной поворот, толстый скрылся с моих глаз. Я поднажал и остановился около угла, куда свернул мой визави. Я заглянул за угол. Никого. Только арка, мусорные баки и тупик. Ни толстого, ни прохода вперед. Глухие стены, без дверей и окон. Я сначала подумал, что мне мерещится. Пришлось пару раз моргнуть. Всё по-прежнему. Я вышел из-за угла. Сделал несколько шагов в арку. Прислушался. Странно. Я продолжал идти вперед, но не мог понять, что происходит. Что-то очень тревожило меня. Когда я понял, что, было поздно. Следующий шаг давался очень тяжело, как будто пришлось выбираться из болота. Но когда я его сделал, сердце у меня чуть не выскочило из груди, а грязное ругательное слово застыло на языке. Я перестал что-либо понимать, потому что весь мир перевернулся вверх тормашками.

Я стоял на улице, солнце светило, было немного прохладно, однако я тут же вспотел в своем прохудившемся пальто, хотя был уверен, что замерзну. В Будапеште в апреле всегда холодно. Шаг. Улочка, где я видел глухую стену, уходила дальше. Стена была, но дальше. И до нее был поворот налево и еще одна арка. Я пошел вперед. Дошел до арки, но выходить не спешил, заглянул за угол. Люди были. Но выглядели они немного странно. Я смотрел на то, как они одеты, и мои глаза расширились от удивления, а челюсть чуть не отпала. Я и не видел-то таких одежд раньше. Хотя нет, видел, даже припомнил, где. В театре. В какой-то исторической постановке, которой и названия не помню. Мужчины и женщины, дети, собаки, кошки и… крысы. Совершенно спокойно шли по тротуару, разговаривая или спеша по своим делам. Мужчины, практически все стройные, в шляпах, формы и размеры которых сразу бросались в глаза, некоторые в плащах, невысоких сапогах, просторных рубахах. У некоторых жилеты. Женщины же были одеты в просторные платья, на головах у некоторых были шляпы, а у некоторых береты или платки. Город жил.

Я пытался глазами найти толстого, но он пропал. Я посмотрел назад, на место, откуда я пришел. Арка и стена. В этот раз я уже не удивился. Прислушался к себе: дыхание не очень ровное, в висках стучит. Я решил пройти до конца арки и потом вернуться. Вышел из-за угла и сделал несколько неуверенных шагов. Небольшой ветерок подул на меня. Когда я вышел из арки, мне пришлось расстегнуть пальто, потому что мне было жарко. Это была совсем майская погода. Я огляделся, народу оказалось гораздо больше, чем я мог видеть, пока стоял за углом.

Я заметил их первым. Черные пальто, на голове что-то военное, со шпилем, а лица закрыты чем-то, с большими, черными же глазницами. В руках у них ничего не было. Я не знал, кто это. Подумал, что военные. Слишком уж четко все у них. Таких… кого, военных ли, я еще не видел. Они шли слаженно, не нарушая строй. Я загляделся, потому что выглядело это жутко и завораживающе одновременно. Дойдя до первых перекрестков, две группы отделились от основной колонны и пошли каждая в своем направлении. Попутно от основной колонны отделялись по одному-двум людям, и те заходили в здания. Во все здания. И тогда я услышал первые крики. Кричали женщины. Я обернулся и увидел, как двое черных тащили за руки молодую девушку. За ними бежал усатый, немолодой мужчина, который выхватывал палочку и что-то кричал черным. Его не стали игнорировать: один что-то резко произнес, и из его руки вылетело оранжевое пламя, которое пробило усатого насквозь. Тот упал и больше не поднимался. Снова крик, я огляделся, и снова оранжевое пламя, которое выбилось из груди девушки, бежавшей в мою сторону. Это было очень быстро, люди просто падали замертво.

Тем временем колонна продолжала идти. Она становилась меньше, а из зданий, в которые заходили черные, я слышал крики, звон разбивающихся окон и вылетающие то тут, то там зеленые вспышки.

Вдруг по всей улице разнесся чей-то голос:

– Hände hoch. Nicht bewegen. Keine Fragen gestellt werden. Руки поднять вверх. Не шевелиться. Не задавайте вопросов.

Через несколько секунд снова то же самое.

Я видел, как бежали дети примерно моего возраста, как в них попадали зеленые вспышки, как, словно подкошенные, падали они, разбивая себе лица, но уже ничего не чувствуя. Видел, как некоторые мужчины, выхватывая короткие палочки, пытались сопротивляться, палочки выбивали то синие всполохи, то белые. Как некоторые попадали в черных и не причиняли им никакого видимого вреда. Я видел, как быстро и слаженно черные пресекали все попытки к сопротивлению оранжевыми вспышками. И тогда я запаниковал. Я никогда не видел смерть так близко. Только что, еще живые, они умирали. Я хотел кричать, но дыхание перехватило и в голове запульсировало от боли.

Я попятился в арку, чтобы скрыться за углом и снова пройти в стену, из которой вышел. Когда у меня почти получилось, мне на глаза попалась девочка примерно моего возраста, которая бежала в мою сторону. Двое черных заметили ее, но пущенный в нее заряд угодил в стену, где стоял я, а та, в свою очередь, развернувшись на бегу, взмахнула палочкой, что-то прокричав. Из палочки вырвалась белая змейка дыма. Черные тоже не стали ждать и пару раз вспышки пролетели очень близко от головы. На секунду она остановилась и прокричала:

– Арагис! – никакого эффекта это не произвело, но некоторое замешательство, среди нападавших те вспышки произвели. Это спасло ее. Она резко развернулась и бросилась бежать, но в следующую секунду она споткнулась о камень, которым была вымощена улица, и чуть ли не кубарем покатилась в мою сторону. Ее преследователи быстрым и четким, без тени сомнения шагом пошли за ней, доставая из плащей еще палочки. Она подняла голову и посмотрела мне в глаза. Черт, я же почти добрался до спасительного угла. Девчонка попыталась подняться. Черным оставалось пройти несколько десятков метров. И тогда я решился.

Резким броском в несколько шагов я пробежал арку и оказался на улице. Беглого взгляда хватило, чтобы понять: черные были настроены решительно. Я подбежал к девчонке. Схватил ее за руку. Та оперлась на нее и поднялась. Я потянул ее за руку и потащил в спасительную арку. Она держала руку крепко и лишь оглянулась на мгновение на преследователей. Кровь текла только из рассеченной брови и коленки, больше ран не было.

Забежав в арку, за угол, я перевел дыхание. Сердце готово было выскочить из груди. В голове стучало. Я схватил девчонку за руку и потащил в стену. Та не сопротивлялась.

– За мной!

Снова это ощущение болота. Ноги вязнут, идти невероятно сложно. Но так продолжалось несколько мгновений. На “другой” стороне резко стало холодно, зубы застучали, но я не сводил глаз со стены. Двое черных показались через секунды. Они встали и огляделись. Потом один из них сказал:

– Es scheint, durch das Portal gegangen. Zur Hölle mit ihnen. Komm .

Второй ответил:

– Okay, ich verstand ,—потом что-то произнес. Все исчезло. Даже от стены холодом повеяло.

Стоявшая рядом на ветру девчонка рукой стерла кровь с лица.

– Ты как? – я посмотрел на нее и только тут заметил, что она одета в меховой жилет. На вид очень дорогой и качественный, а самое главное—теплый. Из-под жилета я увидел длинные рукава с вензелями у кистей. На ногах были короткие сапоги. Длинные темные волосы, немного волнистые, сбились. Ее глаза очень цепко смотрели на меня.

Она промолчала.

– С тобой все хорошо? Ты по-венгерски говоришь?

Молчание. Она просто стояла и смотрела на меня. Я застегнул пальто и подошел к стене. Да, так и есть. Просто стена.

– Они закрыли портал.

Я аж вздрогнул.

– Что?

– Портал закрыли. Отсюда обратно не вернуться. Нужно искать обход,– с этими словами она с силой пнула по стене. Потом рукой, в которой была сломанная палочка, хотя,казалось, она этого не заметила, она вытерла капающую на глаза из рассеченной брови кровь.

– Обратно? – тут я подумал, что от удара у девочки могло что-то сдвинуться. – Ты нормальная? Ты этих видела?

Она посмотрела на меня, а потом закрыла глаза и несколько раз вдохнула и выдохнула, потом тяжело проговорила:

– Тёрпек тебя задери, ты вак, да?

Я ни слова не понял, но звучало это несколько оскорбительно. Неопределенно пожал плечами.

– Я так и поняла. Ада, Аделаида, если хочешь, – она протянула руку.

– Марк, – ответил я.

Мы пожали руки. Ада же наконец посмотрела на палочку и выругалась. Я не стал ей ничего говорить, похоже, проблем у нее теперь в избытке. Ада посмотрела на меня и медленно проговорила:

– Мне нужно вернуться.

– А как же те, которые в черном? – я показал в сторону стены, откуда мы едва спаслись. – Мало было?

Аделаида посмотрела в стену и снова выругалась. Потом еще несколько раз пнула глухую к ударам стену.

– Пошли, – я больше не хотел слушать ее ругательства.

– Куда? – вскинула брови Ада.

– Есть хочу. И ты расскажешь мне, что я видел.

Та посмотрела на меня, облизнула губы и кивнула. Мы двинулись не по той дороге, по которой я пришел сюда. Да и это было неважно, нужно было добраться до рынка. По ощущениям было глубоко за полдень, а значит, времени было очень мало.

Мы шли и молчали. Ада не отставала, а я торопился.

– Здесь налево,– пробурчал я, и Ада послушно повернула. Мы вышли на большую улицу, с которой было видно ратушу.

Я вел ее в сторону рынка, туда, где мы могли поговорить. У меня были вопросы, и я хотел услышать ответы.

========== 4. Муж и жена ==========

18 АПРЕЛЯ 1939 года, тюрьма на окраине Будапешта, утро.

Звонок прозвенел. Времени на то, чтобы осмыслить происходящее, не осталось. Сейчас сюда придут надзиратели. Если он не успеет встать – снова будут бить по спине короткими, но тяжелыми палками. По коридору раздавались шаги. Тяжелые, бухающие по тюремной плитке тяжелыми сапогами. Идут. Заключенный быстро встал и попытался привести себя в порядок. Длинные волосы слиплись на лице, и, привычным движением рук убрав волосы, он открыл лицо. Пара старых синяков на лице и теле уже сходила.

Надзиратели были недалеко, всего в паре камер от него. Соседа по камере слева уже неделю как нет. Наверняка что-то сделали с ним. Но сейчас надо думать не о нем, а о себе. Он должен держаться как можно дольше, чтобы спасти жену и вернуть сына и бежать. К камере подошли трое.

– Внимание! Лицом к стене.

Второй отдал следующую команду:

– Руки за спину. Рапорт.

Мужчина набрал в легкие побольше воздуха и отрапортовал:

– Андрис Ковач, осужден Трибуналом по статье «Тунеядство» на два года лишения свободы и исправительных работ.

Третий надзиратель отпер дверь камеры, и в нее вошли два надзирателя. Один застегнул кандалы на руках заключенного, второй положил руку на плечо, резко развернул его и повел на выход. Его вели по длинному, выкрашенному зеленой краской коридору с белыми дверьми камер, таких же, как и у него самого.

– Повезло тебе, Ковач.

Заключённый молчал. Ждал, когда будет продолжение.

– Сегодня увидишь свою жену. Она тоже едет в тот же район на уборку.

Андрис чуть заметно улыбнулся. Он понимал, что встреча будет секундной, но ему только это и нужно. Убедиться, что с ней все хорошо и ей ничего не угрожает. Разговаривать им не дадут. Но это и не нужно.

Впереди показался строй таких же заключенных, как и он. Это понятно. Тех, кто хорошо себя ведет, повезут в Будапешт, на работы. Едва ли не единственное путешествие, доступное заключенным.

На улице было зябко. Да, обычная ранняя весна в Будапеште, но апрель умеет преподносить сюрпризы. Но тюремная куртка была застегнута полностью.

Долго собирались к поездке, надзиратели принимали все доступные меры, чтобы заключенные не сбежали во время исправительных работ. Всех заключенных рассортировали по автобусам. В каждый из автобусов зашло по два охранника с автоматами. Они с презрением посмотрели на своих пассажиров. Через несколько мгновений колонна тронулась. Они выехали с территории лагеря и довольно скоро попали на дорогу, ведущую в город.

Их обоих осудили как «общественно опасных тунеядцев», которые «неизвестным образом обогатились без трудовой дисциплины и жили, напоказ демонстрируя пренебрежение общественными нормами». Серьезных наказаний по этому виду преступлений еще пока не применяли.

С тех самых пор, как Венгрия стала ближе и теплее относиться к Германии, в которой процветала страшная идея неравенства людей, где одни были лучше, чем другие, им жилось сложнее. Чем ближе – тем сложнее. Да, они оба понимали, почему. Оба не работали, но могли себе позволить отдать ребенка в хорошую школу. В ту школу, где обучали хорошие и умные учителя, которые не рассказывали то, что навязывалось Германией и Италией. И это стало у многих соседей вызывать подозрения. С каждым разом приходилось опасаться того, что кому-то можно не понравиться и на тебя напишут донос. Такое уже было, но, как правило, быстро заканчивалось, потому что выяснялся факт неприязненного отношения доносчика. На Ковачей косились всё чаще.

В дверь постучали. Открывая дверь, Андрис понял, что пришли за ними.

– Полиция. Обыск. На основании решения местного суда, по обвинению в тунеядстве и сокрытии богатств от Регента и народа.

Через час в квартире все было вверх дном. Искали все, что могло быть запрещенным: книги, пластинки, записки, дневники. Полицейские ходили с важным видом по квартире. Андрис и Марк сидели на софе, под пристальным наблюдением двух полицейских в гражданской одежде. Неожиданно для всех дверь стала открываться. Это была Тимея. Как и всегда, она как будто осветила комнату. Полицейские на мгновение остановились. Она же на пороге замерла, окинуввзглядом комнату. В глазах было удивление, и потом свет потух. Она поняла все. В этот момент один из полицейских грубо схватил ее за руку. Андрис вскочил с софы, но быстро получил прикладом в живот, и кто-то резкой подсечкой выбил землю из под ног. Он на секунду потерял дыхание и растянулся на полу. Тимея попыталась вырваться и ударила полицейского по щеке, от чего тот покраснел. Тимея пыталась броситься к сыну и мужу, но хватка полицеского была крепкой и вырваться не получалось. Андрис успел подняться на ноги, но уткнулся в ствол автомата, нацеленного в него. Полицейский, который держал Тимею, уже тащил из огромной кобуры пистолет.

– Тихо! – рявкнул полицейский, который командовал этим безумием. Очень грозного вида, немалых размеров, с желтой повязкой на левой руке. – Еще одно движение, и мы открываем огонь за неподчинение властям. Я не думаю, что мальцу это нужно видеть. Мы выполняем свою работу. Если не хотите быть закованными в кандалы – сидите тихо. У вас итак сейчас проблем очень много.

Это сработало. Женщина притихла. Тогда ее руку освободили, а она кинулась к сыну.

Через несколько минут все трое сидели на софе и смотрели на то, как полицейские методично разносят квартиру, как потрошат ящики, как высыпают на пол содержимое шкатулок, как выкидывают в общую кучу их одежду и костюмы, как разрывают книги и записные тетради. На пол летели посуда, столовые приборы, вазы, домашняя утварь. Среди всего прочего были найдены деньги, золото и серебро со странными штампами и вензелями. Радости полицейских не было предела. Они, не задавая вопросов, просто упаковывали и запечатывали все, что находили. Все чаще полицейские бросали косые взгляды на всю семью.

Когда вся квартира была вывернута на изнанку, старший среди них подошел к сидящим на софе, и, глядя сверху вниз объявил:

– Все трое едут в участок на допрос. Дело будет передано в Трибунал.

Автобус мчался по утренней улице. Солнце ползло вверх, и становилось немного теплее. Снег, и без того не очень обильный, стаял окончательно еще пару-тройку дней назад. Они въезжали в Будапешт. Очень красивый город, с какой бы стороны на него нипосмотреть. Через несколько минут колонна ехала по улицам еще спящего города. Да, время приближалось к семи утра и не все горожане отправились по своим делам. Несколько полусонных людей с заспанным лицом прошли мимо тюремных автобусов. Надзиратели встали со своих мест и старший из них, Каргу, тот самый, что проводил обыск в квартире Андриса и Тимеи, заговорил:

– Так, сброд, встаем, руки за голову. Выходим по одному и без глупостей, мы имеем право стрелять на поражение, лишь только вы подумаете о побеге. Это ясно?

Как обычно, этот грозный надсмотрщик проговорил обязательную часть. Молчание – признак согласия. Говорить в таких случаях запрещено. С охраной лучше вообще не говорить. Теперь двери автобуса раскрылись. Один из надзирателей вышел из салона, второй громко и отчетливо приказал:

– Выходим по одному и без глупостей! Называю фамилию, вышли, взяли метлу, отошли на четыре шага вперед от автобуса и встаём в шеренгу. Это понятно?

Снова молчание.

– Хорошо. Дудаш, – на этих словах встал невысокий и толстый мужчина, лет сорока, вор, кажется. Он прошел к надзирателю, ему отстегнули кандалы, он спустился по ступенькам, ему вручили метлу, и ровно в четырех шагах от автобуса Дудаш развернулся и встал лицом к автобусу.

Надзиратель продолжил:

– Кош, на выход! – кто-то встал и пошел к выходу, повторяя все те процедуры, которые выполнил Дудаш.

– Торок… – еще один.

– Патаки… – снова.

– Балла… – все ближе.

– Лукаш… – почти все вышли.

– Ковач… – Андрис встал и пошел к надзирателю, все как обычно. Подойдя к охраннику и протягивая руки, Андрис посмотрел на Каргу. Тот кивнул влево и прошептал: – Там. Не подставь меня. Никаких фраз вслух, понял?

Андрис кивнул, вышел из автобуса и встал в строй. Посмотрел в сторону автобуса. Нет, не видно. Не сработает, если нет зрительного контакта. Надзиратели быстро прошлись по списку и определили, кто и где работает. Андрис попал на начало улицы. Закончить надо было метрах в трёхстах вышепо улице. Хорошо. Это примерно три часа интенсивной работы метлой. Если торопиться. Торопиться не хотелось, но тут не от него все зависит. Андрис шел к месту работы с метлой в руках. Уже подойдя к началу улицы, где стояла полицейская машина, он заметил ее.

Свою жену он угадывал безошибочно из сотен, тысяч, миллионов. Она была в робе, с косынкой на голове, скрывая прекрасные волосы, на ногах были резиновые калоши. Взгляд потушен. Все-таки Тимея вольная птица. «Не закрывайся от меня, Тимея, – подумал Андрис, сжав метлу и беззвучно проговорив одними губами, – Азребилеба!» Та встрепенулась. На секунду, как будто резкий ветер.

Андрис почувствовал, как ее разум секунду сопротивлялся, а потом открылся ему. «Все хорошо, – ответила Тимея, – Я в порядке».

«Я тоже. Выглядишь уставшей» – Андрис замедлил шаг и, не отрываясь, смотрел на жену.

«Знаю. Я вчера что-то почувствовала…» – Тимея выпрямилась, как будто разминая спину.

«Да, я тоже. Опасность?» – Андрис сильнее сжал метлу.

Впереди двое охранников уже направляли Андриса к месту работ. Значит, скоро связь разорвется.

«Да. Что-то серьезное. Страшно… – Тимея чуть повернула голову в сторону Андриса, – Я боюсь, Андрис. Он упомянул Гриндельвальда»

Кто-то сзади толкнул Андриса, тот сделал несколько шагов, и связь разорвалась. Дойдя до места, он сжал метлу и провел ей по каменной улице, собирая пыль, прошлогодние листья. Андрис махнул еще раз метлой и вспомнил слова Тимеи: «Он упомянул Гриндельвальда». Андрис задумался, водя метлой по камням. Нет, имя знакомое до боли. Выпускник Дурмстранга, гордость Карпат, но о ком говорила Тимея? Кто упомянул имя одного из сильнейших чародеев и почему ее это так напугало? Догадок не было совсем. Да, странное чувство, которое он испытал вчера, было тревогой, но Тимея чувствовала такие волнения сильнее, и он доверял ее чувству больше. Мысли вертелись в голове вокруг одного вопроса: что бы это могло быть? А вот ответов не было совсем. Андрис долго еще думал над словами жены. Ей было страшно, иначе она бы не говорила об этом. Андрис поежился от холода и подумал, что без волшебной палочки он мало что может. Как и Тимея. Они оба отказались от магии. Казалось, так проще жить среди людей, не привлекать к себе внимания. Когда родился Марк, стали происходить странные вещи вокруг чародеев. В их школе, Дурмстранге, стало мрачнее и от этого веяло чем-то нехорошим. Волшебники стали опасаться друг друга. Тогда Андрис и Тимея приняли решение уехать в Будапешт и перестать пользоваться магией совсем. Они вполне законно получили все документы и зажили как «нормальные» люди, ваки, слепые. Кое-что оба заработали в свое время, поэтому с деньгами проблем не было, можно было позволить себе не работать, а заниматься Марком, чтобы тот мог нормально жить среди ваков.

Так и шло, пока Марку не исполнилось десять. Он уже учился в обычной школе. Андрис и Тимея решили, что отдавать его в школу чародейства и магии Дурмстранг, как и в любую другую школу магии, они не будут. Поэтому они вполне спокойно ждали одиннадцатого дня рождения.

Но теперь все иначе. Они в тюрьме. И должны пробыть тут два года. Марк находится у государственного опекуна, но это не вселяло спокойствия в обоих. Андрис махал метлой все более отвлеченно, чем заслужил короткий, несильный удар по спине дубинкой и злой голос надзирателя:

– Эй, проснись, спящая красавица!

За его спиной загоготали. Андрис вернулся из мыслей в реальность, в которой он должен мести улицу и вести себя примерно, чтобы и дальше выезжать сюда, где мог видеть Тимею. Посмотрев на другую сторону улицы, он не увидел Тимею. Да и неудивительно. Скорее всего, она ушла дальше. Он подумал о Марке. Уже вполне сосредоточенно подметая улицу, Андрис не забывал поглядывать глазами по сторонам. Иногда Марк угадывал место, где они будут работать, и тогда они были все вместе. Мама, папа и сын. Но Марка не было видно. Не откажись они от магии все было бы намного проще, но увы. Когда ты отказываешься от магии, она от тебя уходит, оставляя слабые следы. Как будто свечки, еще не потушенные, скорее тлеющие. Они не пользовались магией до того самого момента, пока не оказались в тюрьме. И тут они не смогли ничего вспомнить, что могли бы применить, кроме мыслехода. Да и то это Тимея оказалась первой. Она ворвалась в разум Андриса, чем заставила его сначала изрядно испугаться, рассмешив Тимею. Волшебные палочки похоронены в Северной Трансильвании, во время свадебного путешествия. Да, время сыграло с ними злую шутку.

В таких размышлениях ближе к полудню Андрис закончил мести свой участок улицы, и надзиратели, приняв работу заключенного, позволили ему вернуться к автобусу и занять свое место, чтобы дать возможность отдохнуть. На обратном пути Андрис не видел автобусов женской колонии заключенных. Или закончили или переехали. В любом случае до автобуса они добрались гораздо быстрее.

Войдя в автобус и усевшись на свое место, Андрис смотрел в окно. Кандалы не надевали пока, и он был рад этому. В автобус вошел Каргу.

– Как ты?

Ковач молча посмотрел на охранника и опустил взгляд.

– Я знаю, – вдруг неожиданно сказал полицейский, – страшно вот так, да? Когда видишь и ничего не можешь сделать. Пока нацисты не пришли в мой дом, я не знал, что такое видеть своих родных близко и далеко одновременно. Что теперь не сделаешь, чтобы не отпускать свою семью от себя. Приходится быть надзирателем.

– Все нормально, правда,– ответил Андрис.

Каргу встал и сказал:

– Вытягивай руки вперед, я должен надеть кандалы. Все закончили, и мы выдвигаемся обратно.

Андрис ничего не сказал. Просто вытянул руки и смотрел в окно, надеясь, что автобус с женским отрядом будет неподалеку.

Спустя несколько минут автобусы вновь выстроились в ряд и ехали по направлению к тюрьме. По дороге им встречались и гражданские, и военные машины. Давно говорили о том, что Германия готовится к войне. Но с кем и зачем никто не мог внятно ответить. Еще в городе настораживало большое количество военных, разгуливающих по городу. Андрис попробовал заговорить об этом с соседом по автобусу, но старший полицейский очень быстро пресек все разговоры, ударив по спине обоим своей короткой дубинкой. На этом все закончилось.

Въехав в двойные ворота мужской исправительной колонии, автобус остановился.

– Встаем!– это Каргу. – Выходим по одному в том же порядке. Встаем в одну шеренгу.

Спустя несколько минут заключенных пересчитали и отправили на обед. Пока те шли под пристальным взглядом охранников на вышках, мысли Андрис вернулись к словам жены. Это становилось похоже на паранойю, и Андрис понимал, что нужно отвлечься.

После обеда заключенных отправили на местные трудовые зоны. Андриса отвели в столярную мастерскую, ееон выбрал еще в начале срока. Всякий раз, когда он попадал в мастерскую, Андрис, помимо никому не нужных шахмат, ложек и лоханок пытался сделать палочку. Он понимал, насколько это бессмысленно, но не мог оставить попыток. Да, палочки получались, но в них не было ни капли магии. Ночами он водил в камере очередной палочкой, вспоминая пассы и заклинания. Надеясь, что, хотя бы раз ему удастся самое простое заклинание. Но ничего не получалось.

Сегодня он тоже попробует. Как обычно, уже на протяжении семи месяцев.

Тимея ехала в автобусе и улыбалась. Он связался с ней. После ужасной ночи в бреду она не могла поверить в удачу. Теперь Андрис знает. Она сказала ему самое главное.

Каждый раз она прокручивала то, что видела в голове. Снова и снова. Дракон. Большой, сильный. Не чета тем, которых она встречала или читала в книжках. Этот был намного серьезнее тех, которых даже ей показывали в Дурмстранге, хотя ее убеждали, что это самые большие драконы. Этот в один короткий круг мог облететь весь Будапешт. Она не могла представить, откуда он взялся, но понимала, что без темной магии тут не обошлось. Приручить драконов – искусство, а таких, какого она видела во сне – великое искусство.

Но тревожилась она даже не из-за дракона, а из-за всадника. Он ей кого-то напоминал. И она все время была близка к тому, чтобы назвать его по имени, но имя всякий раз ускользало от нее. Что-то в немсмущало. Манера вести дракона? Манера говорить? Что-то в нем было странно знакомое и отталкивающее. А еще он определенно тут неспроста. Что ему надо? И тут, как вспышкой пронеслось в голове: Марк. И как это она забыла? Откуда он знает Марка?

Марку исполнилось одиннадцать три дня назад. Возраст поступления в школу магии и чародейства. Но они отказались от магии вот уже почти десять лет назад. И даже огласили свое решение. Такое решение закрывает двери магических школ для детей волшебников. Но появление странного человека на драконе заставило Тимею паниковать. Она заперта и не может выйти раньше, чем ее отпустят из тюрьмы. Таковы ваковские законы. Хочешь быть ваком – соблюдай ваковские законы. Все просто.

Тимея прокручивала снова и снова сон. Она запомнила его во всех деталях. Летящего дракона, всадника, мертвых людей. А дальше она проснулась. Мокрая, как будто побывав в очень хорошо натопленной бане. Соседка по камере сначала думала, что у Тимеи чума и даже кричала, чтобы ее отселили от болезненной. Но скоро выяснилось, что Тимея не больна. Надзирательница спросила у Тимеи, как та себя чувствует. Тимея посмотрела прямо и ответила:

– Хорошо. Я могу работать.

Надзирательница кивнула, удовлетворенная ответом.

Завтракать не хотелось, хотя она понимала, что поесть надо. Даже если это такая ужасная еда, которую едой-то можно было назвать с большой натяжкой.