Текст книги "Мучения Минти Мэлоун"
Автор книги: Изабель Вульф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)
– Послушай, Минти...
– В чем дело? – Я прикидывалась идиоткой, хотя знала наверняка, зачем он звонит.
– Не буду ходить вокруг да около. Когда ты вернешься на работу?
Я осела копной на кресло в прихожей и проблеяла умоляюще:
– Я пока не готова. Даже недели не прошло. Прошу тебя, дай мне еще немного времени.
– Так...
– Взять отпуск по семейным обстоятельствам?
– Не пойдет. Ты же не овдовела.
– Нет, овдовела! – простонала я. – В каком-то смысле... – Еще рано. Я не смогу посмотреть им в глаза. – Пережила утрату, – добавила я скорбно, ощущая комок в глотке.
– Ты нужна нам, Минти, – заявил Джек. – И думаю, тебе полезно выйти на работу. Оставь все в прошлом. Ты знаешь, нам всем очень... жаль.
– Вот поэтому мне так и плохо, – разнюнилась я. – Не нужно мне ваше сочувствие. – Я разрыдалась. Не хотела, но разрыдалась. – Доминик опозорил меня, ужасно опозорил. Перед всеми. Лучше бы он меня пристрелил!
– Лучше бы ты его пристрелила! – взорвался Джек. – Сто лет назад кто-нибудь сделал бы это за тебя. Хочешь, я организую дуэль? Уверен, найдется сколько угодно желающих отомстить за твою поруганную честь.
Я представила, как Доминика гоняют по всему Лондону ковбои, готовые накинуть ему на шею пеньковый воротник, а верховодит ими Джек, на груди которого сверкает звезда шерифа. И я засмеялась. Я хохотала и не могла остановиться. И вдруг поняла, что с субботы впервые смеюсь. Безумный хохот не прекращался и перерос в истерику. Нет, правда, это была самая настоящая истерика.
– Значит, в понедельник к девяти я тебя жду? – бодро спросил Джек, когда идиотская веселость улеглась. Я сделала глубокий вдох. Потом еще один.
– В девять тридцать буду, – пообещала я.
На следующий день, в субботу, недельный юбилей моей несостоявшейся свадьбы, настало время разобраться с платьем и туфельками. Бутик «Красавица-невеста», прямо за Эрлз-Корт, специализировался на свадебных туалетах секонд-хенд от модных домов. Разглядывая бесконечную череду белоснежных и кремовых одеяний, тихо ожидающих своего часа на вешалках, я думала: «Какие истории они могут поведать?»
– Прелестно! – воскликнула хозяйка бутика, придирчиво осматривая платье на предмет пятнышек от мороженого и шампанского. – Стоит, по меньшей мере, восемьсот фунтов, – восторженно оценила она. – Ваша доля – четыреста. – Не моя, а Ассоциации раковых заболеваний. – Вы, наверное, выглядели чудесно, – щебетала любезная дама, прицепляя к платью ярлычок. – Все прошло замечательно?
– Как по маслу, – ответила я. – Без сучка, без задоринки.
– Вы плакали? – полюбопытствовала она, вешая платье на плечики.
– О да, – заверила я. – Навзрыд.
Вот и все. Ничего не осталось. Почти ничего. Бабушкину тиару папа вернул в банковский сейф. Очередь за книгой «Почти замужем», букетом и фатой.
В субботу вечером, примерно в девять, Эмбер отвезла меня на набережную. Мы поднялись по ступеням на мост Ватерлоо. Описывая круги над водой, пронзительно кричали чайки; на окнах офисных зданий горели красно-золотые блики заходящего солнца. Под мостом пробежал речной пароходик, и воздух наполнился смехом, голосами, музыкой. Из-под киля разошлись волны, достигли берегов. Я открыла сумку, достала книгу «Почти замужем» и бросила в воду. Мы с Эмбер не проронили ни слова, когда я вытянула фату и большие портновские ножницы. Эмбер держала тонкую вуаль над ограждением, а я принялась кромсать ее на полоски, которые тут же подхватывал резкий ветер. Одна за другой ленточки взлетали вверх и опускались на воду, как серпантин. Некоторые проносились целые мили, порхая над рекой белыми мотыльками. Пришла пора разделаться с букетом. Посмотрев на него в последний раз, я вспомнила, как счастлива была, когда положила цветы на колени в украшенном лентами «бентли» всего неделю назад. Еще недавно пышные и свежие, бутоны теперь безжизненно опустили полупрозрачные головки. Ах, как же мне хотелось бросить букет в день своей свадьбы!.. Ничего, брошу теперь.
– Давай! – поторопила Эмбер.
Ухватив покрепче стебли, я вытянула руку и швырнула букет за спину с такой силой, что даже привстала на цыпочки. Букет, как пушечное ядро, плюхнулся в воду с глухим всплеском. Я видела, как его уносит течение, как он крутится в водоворотах и воронках, которыми была покрыта поверхность реки. Наверное, через несколько часов его вынесет в открытое море.
– Теперь твоя очередь, – обратилась я к Эмбер.
– Точно! – подтвердила та со злобным смешком. – Я тоже собираюсь изменить свою жизнь! – Она извлекла из сумки замусоленный экземпляр «Правил». Мило улыбнулась, порвала книгу надвое и метнула половинки в воду. – Мне до лампочки, как «завоевать сердце мужчины моей мечты»! – выкрикнула кузина. – И мне наплевать, что я все еще не замужем! – добавила она, доставая «Дневник Бриджит Джонс» и замахиваясь, чтобы отправить его как можно дальше. – Прощай, несчастная Бриджит! – весело воскликнула она, когда книга погрузилась в воды Темзы. За «Дневником» последовала «Чего хотят мужчины». Взлетев высоко в воздух, книга описала круг и медленно пошла ко дну. – Мне плевать, чего хотят эти вонючие мужчины! – орала Эмбер, на удивление проходящей мимо парочке. – Меня волнует, чего хочу я. А я не хочу детей. Я даже не хочу замуж. Но желаю, чтобы мои книги получали призы!
Ага... Больной вопрос. Что бы ей такое сказать? Поделикатнее.
– Может, ты получишь приз за лучшую романтическую историю, – выдала я с искренним восхищением, на что Эмбер ответила убийственным взглядом. Кажется, я угодила пальцем в небо.
– Вообще-то я подумывала о Букеровской премии, – кокетливо заметила она. – Приз «Уитбред» тоже сгодится, не говоря уж о премии «Оранж» за художественную литературу[39]39
Букер – престижная литературная премия, учрежденная в 1968 г. международной корпорацией «Букер-Макконнел» и присуждаемая ежегодно за роман на английском языке авторам из Великобритании или стран Содружества. Приз «Уитбред» – литературная награда, учрежденная в 1971 г. пивоваренной компанией «Уитбред» и присуждаемая по пяти категориям. Премия «Оранж» – приз, учрежденный в 1997 г. группой женщин-издателей и телекоммуникационной компанией «Оранж» и присуждаемый женским жюри за книги, написанные женщинами.
[Закрыть]. Ну, разумеется, я не надеюсь получить все три премии, – спохватилась она.
– Конечно, нет, – поддержала я. – Но одну обязательно.
Мы спустились по ступенькам к машине.
– Понимаешь, Минти, мои книги – серьезная литература, – распиналась кузина, открывая дверцу. – Романтические истории – это... – ее передернуло, – коммерция.
– Понимаю, – кивнула я, хотя ни черта не поняла. Никогда не улавливала разницы между серьезной и коммерческой литературой. По-моему, книги делятся на интересные и скучные. Сюжет бывает захватывающим или нет. Роман покупают или нет. И что-то я не замечала, чтобы писания Эмбер хорошо продавались. Нужно было менять тему, потому что говорить об этом с кузиной все равно, что разгуливать по минному полю, но она никак не унималась.
– Мои читатели – это избранный круг ценителей, – витийствовала она, – потому что я не опускаюсь до «популярной литературы». – Это была сущая правда. – Я смирилась с тем, что никогда не стану автором бестселлеров, – с презрением объявила Эмбер. – Я работаю для другой аудитории.
– Но... – Лед у меня под ногами затрещал и стал расползаться.
– Что «но»? – требовательно произнесла Эмбер и повернула на Эвершолт-стрит.
– Но писатели вроде Джулиана Барнса, Уильяма Бойда, Иена Макьюэна и Кэрол Шилдс... – отважилась я.
– Что?
– ...и Хелен Данмор, Кейт Эткинсон, Энни Прулкс...
– Что они? – настороженно спросила Эмбер, переключая скорость.
– Они же серьезные авторы, так?
– Д-да, – согласилась она.
– Однако же при этом их книги часто становятся бестселлерами.
У Эмбер был такой вид, будто она вдруг унюхала жуткую вонь.
– Бога ради, Минти, – поморщилась кузина, в то время как стрелка спидометра пересекла отметку в пятьдесят пять миль, – ты ничего не смыслишь в современной литературе. Нет, я, правда, собираюсь завоевать все эти призы, – заявила она, со свистом проносясь на красный свет, уже в третий раз. – Я твердо намерена совершить карьерный прорыв.
Я же в ту минуту мечтала лишь о том, чтобы выжить.
Проблемы с эрекцией? Попробуйте «Ниагру»! – ударил по перепонкам бодрый псевдоамериканский голос из рекламы, едва я толкнула дверь-вертушку.
Очутившись в здании, я лучезарно улыбнулась Тому, показала пропуск и начала медленное восхождение по лестнице. Радио «Лондон» вещало из каждой колонки; здесь от него не было спасения, как от загрязненного воздуха. Нигде. Оно настигало вас в приемной, коридорах и лифтах. Накрывало в комнате для переговоров и кафетерии на первом этаже. Нагоняло в каждом кабинете и чуланчике для канцелярских товаров. Даже в дамской комнате.
Запомните: «Ниагра»! Всего 9 фунтов 99 пенсов – и вы забудете о проблемах.
«Замечательно», – подумала я, изучая свое бледное отражение в зеркале женского туалета на третьем этаже. И вздрогнула. О боже! Как только у радио «Лондон» наставали трудные времена, реклама становилась хуже некуда. Она служила барометром, позволяющим судить, как идут дела на радиостанции. В настоящий момент дела, очевидно, были плохи.
Дряблые руки? Опять этот ужасный жир? – поинтересовался заботливый женский голос. «Нет никакого жира», – ответила я, поднимая руки, чтобы расчесать свои длинные, темные волосы. Апельсиновая корка на бедрах и ягодицах? Я уставилась на свой отощавший зад. Не-а. Представляем «Анти-жир». Новое, эффективное средство для похудения. Да не хочу я больше худеть ни на дюйм. И так за неделю потеряла пол стоуна. При взгляде на часы я ощутила резкий всплеск адреналина. Сердце забилось в безумном ритме. Девять тридцать. Дальше откладывать некуда. Мне придется войти и столкнуться с ними лицом к лицу. По крайней мере, я покончу с этим. Взглядами. Сдавленным хихиканьем. Внезапным молчанием, сопровождающим каждое мое появление. Смешками у кофеварки, перешептыванием у факса.
Глубоко дыша, я прошла через редакцию новостей, мимо отдела продаж и направилась прямиком в офис программы «События». Здесь царил хаос. Как обычно, уборщики не появились. Столы были завалены книгами и бумагами, мусор вываливался из корзин. Магнитофонная лента червяком свернулась на полу, из опрокинутой чашки на ковер капал чай. В одном углу принтер выплевывал листки со сценарием, которые никто не давал себе труда собирать. Где же все? Я была в недоумении. Что происходит? Лишь когда из соседней комнаты для переговоров донесся знакомый пронзительный визг, я поняла, что совещание началось раньше обычного. Приоткрыв дверь, я протиснулась внутрь. Чудесно. Они были слишком заняты спором, и никто меня не заметил.
– Девьмо! – взвизгнула Мелинда, наша звезда эфира, и я в который раз поразилась, как девушке с таким дефектом речи удалось стать профессиональной радиоведущей.
На самом деле существовало простое объяснение: во-первых, ее дядя – владелец нашей радиостанции, и, во-вторых, ее дядя – владелец нашей радиостанции. Сэр Перси Миттен, король колготок. Большой человек в трикотажном бизнесе. Знающие люди говорят, будто его колготки, что называется, denier cri[40]40
Последний крик (моды) (фр.).
[Закрыть]. Но два года назад он продал компанию «Красотка Пенни» – как вы понимаете, далеко не за пару пенни, – и решил купить радио «Лондон». Тогда многие магнаты надумали заняться средствами массовой информации, стало модным иметь собственную радиостанцию. Прошли те времена, когда коммерческие радиокомпании боролись за выживание, едва сводя концы с концами. Теперь никто уже над ними не смеялся. Более того, радиостанция превратилась в модный аксессуар, без которого было не обойтись ни одному успешному промышленнику, присмотревшему себе кресло в палате лордов. И вот, в один прекрасный день, мы пришли на работу и узнали, что нас собрались перекупить. Владельцы продали нас группе компаний «Миттен», как продают подержанный автомобиль. Никто ничего не подозревал до последней минуты. Даже Джек. Нас поставили перед фактом. Джека проинформировали утром, когда он шел на работу – позвонили по мобильному. На какое-то время все в редакции пришло вразброд. Мы не знали, чего ожидать. То и дело раздавались пугающие словечки вроде «рационализация» и «сокращение бюджета». Сотрудники старше тридцати пяти страшились увольнения. Боба Харпера, «голос радио „Лондон»», вызвали на ковер и выкинули вон, после чего – на следующий же день – возникла Мелинда, на «порше» и в облаке духов «Пуазон».
«Пвивет, вебята! – дружелюбно прокартавила она. – Я новая вадиоведущая».
Если не считать появления Мелинды, жизнь на радиостанции не особенно изменилась. Конечно, в «Телегиде» печатали всякие сплетни, и ходили мрачные разговоры, что Джека уволят. Поговаривали, что он утратил прежнее могущество и должен упасть грудью на собственный меч. К тому же ему исполнилось сорок – опасный возраст в бизнесе, где работают только молодые. Однако он устоял, чему я была очень рада. Именно Джеку я обязана тем, что вышла в эфир. Я ничего не знала о работе на радио (раньше я преподавала), но вдруг «заболела» радиожурналистикой и стала осаждать Джека. Написала ему и получила отказ. Написала снова, с тем же успехом. Тогда я отправилась в офис радио «Лондон», полагаясь на своего ангела-хранителя, и через ассистентку Джека, Монику, попыталась добиться встречи. Моника ответила, что Джек слишком занят. Я вернулась на следующий день, и на этот раз он уступил. Моника проводила меня в его кабинет. Джек сидел, уставившись в экран компьютера. Ему было под сорок, и он показался мне чертовски привлекательным.
– Послушайте, я и рад бы пойти навстречу, – начал он, – но у меня нет вакансий. В любом случае, я нанимаю только людей со специальным образованием.
– Но я готова учиться, – не сдавалась я.
– Нет, – твердо ответил он. – У нас нет денег, чтобы обучать вас.
– И сколько же это стоит?
– Не в этом дело. – Джек уже пришел в раздражение. – Вы даже никогда не работали журналистом. – Действительно. Я совершенно не подходила на роль радиожурналиста. – Если я принимаю кого-то на работу, – объяснял он, – мне приходится обосновывать свой выбор перед дирекцией компании. И боюсь, моего бюджета не хватит, чтобы натаскивать начинающих. – Он протянул мое резюме. – Мне очень жаль. Восхищен вашей настойчивостью, но боюсь, ничем не могу помочь.
– Как же так... Я хочу стать радиожурналистом, – не унималась я, будто мое желание чего-то значило. – Уверена, у меня получится.
– У вас нет опыта, – устало отозвался он. – Поэтому вынужден вам отказать.
Но выставить меня было не так-то просто. Я упрямо пыталась переубедить его. Сейчас я сама поражаюсь своей наглости. В конце концов, он чуть на меня не наорал. Продемонстрировал гималайскую гору резюме. Заставил прослушать ролики трех ведущих репортеров. Предложил попытать счастья в «Биб», занявшись приготовлением кофе. Но я прилипла, как скотч:
– Я буду работать бесплатно.
– Так же нельзя, – простонал он. Перегнулся через огромный стол, заваленный бумагами, сложил руки, как для молитвы, и заговорил шепотом: – Вы не умеете редактировать новостную ленту, в жизни не брали интервью, не представляете, как сделать репортаж, и не отличите микрофон от бейсбольной биты. Мне нужны компетентные, талантливые сотрудники с опытом работы. Минти, боюсь, больше мне сказать нечего.
– О'кей. Знаю, у меня нет опыта, но я очень хочу работать и моментально всему научусь, только дайте мне шанс. Понимаете, я прочитала книгу о радиопередачах и уже многое знаю.
– Книгу? – он оживился. – Впечатляет. Ладно, – произнес Джек, сверля меня взглядом. – Что такое «уши»?
– Наушники.
– Что значит «дублировать»?
– Копировать.
– Очистить?
– Убрать помехи.
– Звуки дикой природы?
– М-м-м... Помехи на заднем плане: птичье пение, шум мотора.
– Почти угадала. Подрыв?
– Микрофонный треск.
– О'кей. Дорожки? – Он крутился на кресле и набирал что-то на клавиатуре компьютера.
– Отредактированные вставки из интервью, – отрапортовала я.
– Обрезок? – Он повернулся к принтеру, который заработал с пронзительным писком.
– Сокращенная рекламная пауза перед прямым включением.
Честно говоря, эта экзаменовка меня уже доконала, а Джек что-то печатал на компьютере.
– Что значит «д.в.с.»?
– Дюймов в секунду.
– Молодец. Что такое «наложенная запись»?– Теперь он опять что-то распечатывал.
– Понятия не имею. – Мне уже все обрыдло.
– Одно и то же интервью, записанное в двух разных местах и сведенное воедино позже. – Он просматривал напечатанное. – Что такое «очередь»?
– Не знаю. – Я решила, что с меня довольно, и встала.
– Музыка или речь, которая следует за предыдущим отрывком эфира без связки и объяснения. – Он сложил распечатанный листок пополам. – Что такое «Лирек»?
– Не знаю, и знать не хочу! – взорвалась я. – Мне все равно.
– Портативный катушечный магнитофон, очень старая модель, но все еще используется для О-Би. Что такое О-Би?
– Тампоны? – предположила я и подняла с пола сумку. – Это все скучные технические термины. Мне не обязательно их знать. Я хочу делать репортажи, а не работать звукорежиссером. Извините, что отняла у вас время. Попытаю счастья где-нибудь еще.
Только я схватилась за дверную ручку, как Джек протянул мне свернутый листок бумаги. Я взяла его и развернула.
– Так-так, – сказал Джек. Он стоял за столом и буравил меня взглядом своих темно-карих глаз. – Это сообщение о марше протеста защитников природы в Ламбетё. Там планируют построить гипермаркет и проложить новый отрезок шоссе, поэтому зеленые подняли шум.
– Знаю! – загорелась я. – Потому что моя ма... – Я прикусила язык. Нет, маму лучше в это не вмешивать. – Читала в газете, – соврала я.
Джек заложил руки за голову и откинулся в кресле:
– Хочу, чтобы вы туда съездили и собрали информацию. Грохот бульдозеров, выступления протестующих – не больше шести – в качестве дополнения к интервью, которое мы выпускаем в эфир завтра. Моя ассистентка, Моника, найдет вам магнитофон. – Он опять уткнулся в экран компьютера. – Держите провод покрепче, чтобы не трещал, и помните: нельзя подносить микрофон ко рту ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Когда вернетесь, я попрошу одного из выпускающих, чтобы помог вам смонтировать репортаж. – Он серьезно посмотрел на меня. – Ничего страшного, если у вас возникнут маленькие проблемы. Но если завалите репортаж, никогда больше не попадайтесь мне на глаза.
Так и началась моя карьера. Поскольку мама была в Ламбете – она участвовала в благотворительной кампании «Экологика» и знала каждого из протестующих, – мне удалось записать отличные выступления. Джек обрадовался, что у меня все так здорово получилось, и я стала внештатным репортером. Через неделю у меня было новое задание. Вскоре я уже делала большие репортажи, иногда очень сложные. Вы представить не можете, сколько времени я на них тратила. Не думала, что расскажу кому-нибудь об этом. Случалось, я ночами не спала. Потом, через несколько месяцев, произошло то, о чем я мечтала: одного из репортеров переманили на четвертый канал, в программу новостей, и я заняла его место. С тех пор прошло три года. Мне казалось, что в моей жизни все идет гладко. Я влюбилась в свою работу на радио, потом влюбилась в Доминика.
– Это пвавда девьмо! – еще раз взвизгнула Мелинда, когда я просочилась в комнату для переговоров и юркнула в кресло – в первый день после возвращения.
– А мне понравилось предложение Уэсли, – возразил Джек.
– Спасибо, Джек, – промямлил Уэсли. – Ты, правда, так думаешь? – Тут он заметил меня и улыбнулся: – При-и-вет, Минти. – На физиономии его изобразились жалость и беспокойство. – Послушай, Минти, я только хотел сказать...
– Уэсли! – рявкнул Джек. – Будь добр, скажи нам, кто станет гостем программы, посвященной астрологии.
– Ну... – затянул Уэсли. – Ну... – У него никогда не водилось мыслей. Его мозг был девственно чист. Он только выпятил губки и уставился в пол.
– Может, позовем какого-нибудь астролога? – подсказал Джек.
– Точно! – воспрял Уэсли. – Супер! Чудесная мысль. Эту женщину из еженедельника «Стар»!..
– Шерил фон Штрумпфхозен? – вмешалась я.
– Да. Спасибо, Минти.
– Она ни на что не годится, – с горечью поведала я.
– Минти, послушай, – завел Уэсли. – Я только хотел сказать...
Я почувствовала, что заливаюсь краской, сердце выскакивало из груди, но Джек опять осадил Уэсли:
– Какие у тебя еще идеи?
– Ну... – протянул тот. – Ну... – Он неуверенно провел рукой по редеющим волосам, поиграл с пуговицей рубашки. Закатил водянистые глазки к потолку и, как хомячок, смешно поцокал зубами, но вдохновение все не приходило.
– Еще у кого-нибудь будут предложения? – напрягся Джек.
Тишина. Как обычно, выпускающие не имели понятия, о чем речь. Они все взвалили на Софи, нашего нового социолога. Только что закончила Оксфорд, Неудержимо амбициозна и остра на язык – им только стекло резать.
– Софи, ты готова помочь коллегам? – обратился к ней Джек.
Софи сверилась с содержимым своей папки, заправила волосы за уши и вернула на переносицу съехавшие очки в тонкой проволочной оправе.
– Сегодня поступило сообщение о наркомании среди школьников, – решительно вступила она. – Кроме того, организуется компания в поддержку магазина «Барт». Я просмотрела каталоги издательств. На этой неделе выходит новая биография Бориса Ельцина – я запросила экземпляр. И, разумеется, через три дня объявят список претендентов на премию Тернера.
– Превосходно, – похвалил Джек. – Что-нибудь еще?
– Да. Я говорила с агентом Питера Гринуэя и договорилась об эксклюзивном интервью. У него выходит новый фильм. Также нас ждет специальный репортаж с Эдинбургского фестиваля[41]41
Эдинбургский фестиваль – ежегодный международный музыкальный и театральный фестиваль в Эдинбурге в августе—сентябре.
[Закрыть].
– Молодец! – одобрил Джек. Но Софи еще не закончила:
– Один из членов труппы Королевского оперного театра ушел на пенсию. И я хотела бы обратить ваше особое внимание на очень интересное новое исследование, которое показывает, что популярность брака падает, – оживленно продолжила она. – Статистика свидетельствует: количество заключаемых браков опустилось до небывало низкого уровня. Я подумала, что Минти могла бы сделать репортаж о развенчании свадебного мифа. По-моему, это захватывающая тема, и...
Джек хотел, было вмешаться и даже открыл рот, но его опередила Мелинда.
– Как можно пвосить об этом Минти? – возмутилась она. – Бедняжку только что бвосили в цевкви!
Мое лицо стало пунцовым, живот свело судорогой. Проклятая Мелинда! Безмозглая корова! И тут, к моему ужасу, Мелинда встала и положила толстые, унизанные кольцами пальцы поверх огромного брюха:
– По-моему, сейчас мы должны быть очень добвы к Минти. Потому что она только что певежила настоящий квизис. Кошмавное, кошмавное унижение. И я хочу сказать, Минти, что восхищаюсь твоей хвабвостью! – Она наконец-то заткнулась, села и одарила лучезарной улыбкой всех присутствующих, словно предвкушая аплодисменты.
Повисла тяжелая тишина. Все смущенно уставились в пол, а я попробовала подсчитать, когда же Мелинда должна уйти в дородовый отпуск. Наверное, уже скоро. Через два или три месяца? Буду вычеркивать дни в календаре. Потом я опять взглянула на нее, и меня озарило: а ведь Эмбер права! Права, что у беременных мозги уменьшаются. Вот вам живое доказательство. На толстых голых ногах Мелинды вздувались вены, извилистые и рельефные, как потеки белой глазури на шоколадном пироге. Она и до беременности была коротенькой и одутловатой, а теперь и вовсе походила на гнома, проглотившего тракторную шину. Особенно в этой омерзительно обтягивающей одежде для беременных, которую иногда надевала. Сегодня на эпической выпуклости грозила лопнуть крошечная маечка с надписью: «Выпусти меня!». «Нет уж, выпустите лучше меня», – подумала я. И ведущая из нее хуже некуда. Во-первых, она картавит. Во-вторых, все время оговаривается. Отвратительно, ей-богу! Я вообще не понимаю, что она лопочет. Путается в сценарии. Смешивает звуки и части слов. Только за последнее время она выдала такие перлы: «мерзкие шлюхи» вместо «дерзкие слухи», «отстойный урод» вместо «достойный народ». А чего стоит «государственный Минетный двор»? Сколько бы она ни тренировалась, все без толку. Мы только поеживаемся от ужаса. Видели бы вы, какие нам шлют жалобы! Но Мелинде все до фонаря. Она уверена, что великолепна. Самые сливки. И, правда, она очень жирная, эта тупица. Помилуйте, кто еще мог поприветствовать Дэвида Бланкетта радостным возгласом: «Пвивет, Дэвид! Давно не виделись!»?[42]42
Дэвид Бланкетт, глава министерства внутренних дел Великобритании, первый в истории британского правительства полностью слепой министр.
[Закрыть] Но стоит кому-нибудь отпустить хоть словечко в ее адрес, она тут же бежит жаловаться дядюшке Перси. Именно поэтому все ее и терпят. У нас просто нет выбора.
– Ты очень хвабвая, – еще раз пробормотала она и одобрительно улыбнулась.
Понимаете, я ей нравлюсь. И это самое ужасное. Может, потому, что я пишу за нее реплики. Мелинда безнадежна, особенно в том, что касается новостей и текущих событий. К примеру, она думает, что Босния Герцеговина – это модель, рекламирующая бюстгальтеры «Вандербра». По части культуры она тоже полный ноль. В мае сбила с толку Иена Макьюэна – и всех нас, – представив его, как «одного из талантливейших актевов Шекспивовского театва Бвитании»[43]43
По-видимому, речь идет о Королевском шекспировском театре (до 1961 г. Шекспировский мемориальный театр).
[Закрыть]. Так вот, поскольку в голове у нее опилки, она постоянно обращается ко мне. И хотя Мелинда мне не нравится, я всегда ей помогаю. Почему? Потому что я очень милая девушка. Так все говорят. «Минти очень милая», «Почему бы вам не попросить Минти?» – твердят они. «Она вам поможет», «Минти все сделает», «Минти не против» и так далее. Но, откровенно говоря, Минти против. Очень даже против. Только никто этого не видит. Пусть я улыбаюсь и киваю – внутри меня все кипит, потому что совсем недавно я стала понимать: мне до чертиков надоело быть милой. Ведь коллеги меня попросту используют. По полной программе. И это начинает действовать мне на нервы. Хуже всех Уэсли. Он просто не способен вовремя отредактировать интервью. Каждый раз звонит мне из студии за полчаса до эфира и плачется, что у него завал. Не могла бы я прийти и вырезать шесть минут из программы? Или пять с половиной из репортажа? И вот я стою с колотящимся, как барабан, сердцем и кромсаю пленку, пытаясь уложиться во временные рамки. Лишний стресс мне ни к чему, но я просто не умею говорить «нет».
– Очень хвабвая, – повторила Мелинда, мелодраматически свела брови к переносице и удостоила меня жалостливой улыбки.
Но я не собиралась терпеть издевательств. Я была намерена сдержать клятву. Я не сдамся. Я должна, должна пройти через это!
– С радостью возьмусь за репортаж об отношении к браку, – жестко произнесла я. – С какой стати мне не браться? – Все смущенно поежились в креслах.
– О'кей, – подвел черту Джек, – тогда готовься: завтра эфир. Но не забудь о Ситронелле Прэтт.
Проклятье! Ситронелла Прэтт! У меня совсем вылетело из головы. Какой ужас... И в первый же день.
– Это обязательно? – Я пошла на попятную. – Уж лучше повеситься, знаете.
– Боюсь, что обязательно, – ответил Джек. – Сама знаешь, как дела делаются.
Знаю. В работе на коммерческой радиостанции есть только одна вещь, которая меня выводит: мы должны постоянно идти на уступки спонсорам и рекламодателям. К примеру, у радио «Лондон» имеется постоянный клиент – автомобильный концерн «Мазота». Так вот, хотите верьте, хотите нет, но от него зависит содержание программ новостей. Кровопролитная война на Балканах, бомбардировки на Ближнем Востоке и разрушительные землетрясения – все отходит на второй и третий план перед сообщениями о транспортных расценках или автомобильных налогах. Меня от этого тошнит. По мне, это и называется продажностью, но ничего не поделаешь, приходится смириться. Кто платит, тот заказывает музыку. Ситронелла Прэтт, домохозяйка с правыми взглядами, ведущая колонку в «Санди семафор», платит. Мы часто берем у нее интервью. Не потому, что восхищаемся ее умом, – умишко у нее с кулачок. И не потому, что разделяем ее взгляды – она только и знает, что злобно критиковать все подряд. Просто ее муж, директор компании «Счастливые попки», производящей подгузники, спонсирует прогноз погоды. Чтобы мистер Счастливая Попка спал спокойно, нам приходится брать интервью у его жены. И схитрить невозможно: она все время слушает радио «Лондон».
– Мне очень жаль, Минти, – сказал Джек после совещания. – Необязательно долго с ней валандаться.
На моем рабочем столе, который временно занял кто-то другой, был жуткий беспорядок. Только я начала разгребать горы бумаг, как мне загородили свет. Это был Уэсли. И он имел убитый вид.
– Минти, я только хотел сказать...
– Что? – спросила я, вынимая из верхнего ящика портативный магнитофон.
– Не понимаю, как он мог так поступить, – с несчастной миной продолжал Уэсли, качая лысеющей головой. – Как можно было бросить тебя прямо в церкви?
– Как вообще можно бросить невесту в церкви? – пробормотала я, вставляя чистую кассету.
Уэсли придвинулся ближе.
– Минти, ты чудо, – шепнул он. О боже, нет! Только не это.
– Ты такая красивая...
Ради бога, нет! Я и забыла, что опять свободна, а значит, зануда Уэсли снова станет меня доставать. Пока я была с Домиником, он на время прекратил свои попытки.
– Знаю, ты меня отвергла, – с видом мученика продолжил он, – но хочу, чтобы ты знала: все это время я тебя ждал.
– Спасибо, Уэсли, – равнодушно ответила я, включая микрофон. – Раз, два, три, четыре, пять. Эй, кто брал мой магнитофон? Батарейки почти сели!
Уэсли уселся на край моего стола, а я изо всех сил делала вид, что его не существует.
– Минти, Доминик тебя недостоин, – затянул он волынку. Я вставила четыре новые батарейки. – Только посмотри, как он с тобой обошелся.
– Я не хочу об этом говорить, – отбрила я. – У меня есть дела поважнее, например репортаж, который нужно подготовить за один день.
Я достала записную книжку и открыла ее на букве «С» – свадьба. Уэсли окинул взглядом офис – посмотреть, не подслушивает ли кто.
– Ради тебя я готов на все, Минти, – пробормотал он.– Ты знаешь.
Я поморщилась:
– Тогда, прошу тебя, позволь мне спокойно замяться работой.
Похоже, он не услышал.
– Я даже готов уйти от Дейдры.
Господи, за что мне это? Опять.
– Не думаю, что это умная мысль, – произнесла я с металлом в голосе и подняла трубку. – Более того, Уэсли, настоятельно советую тебе этого не делать!
Мой резкий тон, похоже, шокировал Уэсли. Откровенно говоря, и меня самое. «Минти, дорогая, ты никогда так резко не разговаривала», – подумала я, набирая номер.
– Дейдра такая... скучная, – нудил Уэсли. Точно. Они с Уэсли идеально подходят друг другу. – Но ты – чудо, Минти, – не унимался он. – Ты такая умная, такая забавная...
– Уэсли, прошу, оставь меня в покое!
– Минти, я всегда мечтал о тебе, – с обиженным видом прохныкал он. – Почему ты не хочешь дать мне еще один шанс?
– Потому что... О, доброе утро! Будьте добры Ситронеллу Прэтт.
Потому что я больше никогда никому не дам еще одного шанса.
Позже я была благодарна Джеку за то, что заставил меня вернуться на работу. В первый день, когда я носилась по Лондону и собирала материал для нового репортажа, у меня не было минуты свободной, чтобы подумать о Доминике. Я взяла интервью у двух пар, которые жили вместе и не собирались жениться, у разведенного мужчины, не желавшего надевать ярмо во второй раз, у незамужней женщины, довольной своей жизнью, и у представителя благотворительной организации «Двое лучше, чем один».
