Текст книги "Мучения Минти Мэлоун"
Автор книги: Изабель Вульф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)
– О'кей, – боязливо согласилась я, хотя пульс так частил, а лицо пылало. Мы встали в круг, нервно улыбаясь друг другу, и Дэвид начал упражнение. Он стоял рядом с Элейн. Я встала между Элейн и Джо. – … у тебя прекрасные голубые глаза, – сказал Дэвид женщине, которая притягивала зануд, – ее звали Энн. Потом повернулся к Элейн: – А ты совершенно не умеешь одеваться!
– Зато ты прекрасно одеваешься, – невозмутимо откликнулась Элейн. – Эта рубашка тебе очень идет, Дэвид. – Тут она повернулась ко мне и оглядела с ног до головы. Это было похоже на пытку. Я сжалась, готовясь к нападению, как к разрыву бомбы. Но вдруг вмешалась Эмбер:
– Послушайте, простите, что прерываю, но мне кажется, не стоит слишком хамить Минти, потому что, вообще-то, у нее сегодня день рождения. – Я подняла глаза к потолку. Было видно, как Элейн пытается совладать с собой.
– Эмбер, – медленно произнесла она. – Это всего лишь упражнение, понимаете? Хорошо, Минти. Счастливого дня рождения. Теперь я скажу тебе кое-что неприятное. Готова?
– Готова, – ответила я, съежившись под ее пристальным взглядом.
– Ты такая тощая, кошмар какой-то, – выдала она. – Кожа да кости. – Только и всего? У-у-ф! Могло быть намного хуже. Настала моя очередь. Ответить ей тем же? Ведь она только что нахамила мне. Я посмотрела на нее: большие карие глаза, довольно высокая, красивое платье. О боже. Мне было не к чему придраться.
– Мне нравятся твои сережки, – сказала я. – Очень красивые и оригинальные. – Потом я повернулась и взглянула на Джо. Мне нужно было сказать ему что-то неприятное. Как неудобно... Уж лучше пусть меня поливают грязью, чем я буду придумывать всякие гадости. Мое сердце билось так громко, что, даю руку на отсечение, его стук слышали все. На красивом лице Джо застыло доброжелательное выражение, и тут я заметила, что его коротко подстриженные темные волосы слегка редеют на лбу. Он мне улыбался. Улыбался потому, что был смущен. Он знал, что сейчас я ему нагрублю.
– Ты лысеешь, – выпалила я.
Он изменился в лице, и на душе у меня заскребли кошки.
– Господи, я тебя обидела? – испугалась я. – Мне очень жаль. Ты вовсе не лысеешь, нет. Совсем чуть-чуть. К тому же у большинства мужчин есть залысины на лбу. Ничего страшного. Я бы на твоем месте не беспокоилась...
– Минти, это всего лишь ролевая игра, – вмешался Дэвид. – Вряд ли ты на самом деле обидела Джо.
– Нет, обидела, – возразил он. – Я в шоке. Мое сердце разбито! – При этих словах он улыбнулся.
И я расслабилась. Теперь он должен был сделать мне комплимент, хотя я только что ему нахамила. Бедняга. Казалось, целую вечность он пристально разглядывал меня, задумчиво покусывая нижнюю губу. Потом произнес:
– Мне кажется, ты очень красивая, Минти.
Святые небеса! Я ощутила резкий вспрыск адреналина, кровь прилила к лицу. Да, Хелен о таком лучше не рассказывать. Хотя это же всего лишь упражнение. Может, он на самом деле так не думает. Джо повернулся к Эмбер.
– А ты слишком длинная, – изрек он.
– А ты коротышка, – огрызнулась она. – И кстати, твоя книга – дерьмо. Полное дерьмо! И это еще не все...
– Эмбер, ты должна сказать Джо что-то приятное, – одернула Элейн.
– С какой стати? – возмутилась она. – Он же только что наговорил мне гадостей.
– В том-то и дело. «Милые» люди, – объясняла Элейн, – в ответ на грубость говорят что-нибудь приятное. Их обижают, а они извиняются. Потому что добросердечный человек всегда берет вину на себя. Пожалуйста, скажи ему что-нибудь хорошее.
– О'кей. Так... – Эмбер улыбнулась, пытаясь что-нибудь придумать. – По-моему, твоя книга очень сентиментальная, – произнесла она.
Сентиментальная? Разве это комплимент? Тут Эмбер повернулась к Ронни:
– А на тебя, слабак, вообще жалко смотреть. Ты даже не в силах приструнить собственную секретаршу.
Ронни побледнел. Потом сглотнул комок в горле.
– А ты удивительно откровенная молодая женщина, – сделал он комплимент.
Так продолжалось, пока круг не замкнулся, а потом мы повторили упражнение – только в другую сторону. Сначала оно показалось всем унизительным; произнося оскорбления, мы смущенно хихикали, краснели, отводили взгляд и шаркали ногами. Но потом, благодаря Эмбер, вошли во вкус и вскоре перебрасывались колкостями, как мячами: «У тебя грязные ботинки!» – «А у тебя кривые зубы!» – «Ненавижу твой голос». – «Посмотри на свои уши!» – «Тебе не мешало бы похудеть!» – «Где ты откопал такой уродливый галстук?»
Как ни странно, когда пришло время обеда, мы вновь стали милыми, вежливыми людьми и как ни в чем не бывало, передавали друг другу хлеб, вели себя цивилизованно: «Хотите воды?» – «О, разумеется. Извините, я чуть все не съел». – «Еще кусочек хлеба?» – «Да, а ты не хочешь?» – «Никто не возражает, если я возьму последний листок салата?» – «Нет-нет, конечно!» Излишняя вежливость ужасно утомляет. Ко мне подошел Джо и сел рядом.
– Минти, не хочешь еще поупражняться? – предложил он, взяв нож и вилку. – Я совсем не умею говорить гадости.
– По-моему, у тебя отлично получается, – утешила я.
– О нет, мне на самом деле очень трудно. Думаю, нужно еще потренироваться.
– М-м-м. О'кей, – осторожно согласилась я.
– Хорошо. У тебя волосы растрепаны.
– О! Большое спасибо.
– А у тебя рубашка мятая, – парировала я.
– С твоим лицом только на радио работать! – Ах ты, ублюдок!
– А ты не умеешь играть в настольный футбол.
– Одежда из секонд-хенда тебе очень к лицу, – отбил он, но к тому времени уже начал улыбаться.
– Твои зубы напоминают Стоунхендж! – с удовольствием выговорила я.
– У тебя слишком длинные волосы, – он уже чуть не смеялся.
– Твой лосьон для бритья пахнет хуже кошачьей мочи! – Я прыснула.
Он краем глаза наблюдал за мной. Придумывал что-то ужасное. И хотя пытался казаться серьезным, еле сдерживался, чтобы не засмеяться.
– Ты такая толстуха. Ешь как хомяк!
Я опять засмеялась. Так оно и есть. Я на самом деле объелась, впервые за три месяца.
– Точно, – согласилась я. – Сейчас лопну!
– Толстуха Минти, – поддразнил он с улыбкой. И налил мне кофе.
– Как дела у Хелен? – спросила я.
– Нормально, – ответил он.
– Она была моей подружкой на свадьбе, – мрачно проинформировала я.
– Да, – кивнул Джо. – Знаю. – Интересно, что еще ему известно о моем «Кошмаре невесты на улице Вязов»?
После обеда мы вернулись к ролевой игре. Джо представлял, что пытается убедить знаменитого голливудского режиссера принять его сценарий. Каждый раз, когда режиссер отвечал «нет», Джо должен был проявить настойчивость и заставить его сказать «да». У него получилось на пятый или шестой раз. Но все-таки получилось! Потом настала очередь Энн.
– Ты жертва того, что называется психологическим вампиризмом, – разъяснил Дэвид. – У тебя на лице написано: «Я добрая», поэтому неудачники и побитые жизнью так к тебе и липнут. – Дэвид взялся играть зануду.
– Скажи ему, что тебе с ним скучно, – велела Элейн, пока Дэвид нес какую-то чушь.
– Не могу, – засмущалась Энн. – Это невежливо.
– Давай! Отшей его.
– Но он же обидится, – чуть не захныкала она.
– Ну и что. Просто скажи что-нибудь, чтобы его отпугнуть.
Сначала Энн мямлила что-то вроде: «Очень приятно с вами поговорить, но...» и «Извините, мне нужно в туалет». Но через десять минут уже могла выговорить: «Ты анестетик для мозга. Еще две минуты этой нудятины, и я впаду в кому. Пойду-ка лучше пообщаюсь с тем красавчиком у шведского стола». Мы дружно зааплодировали.
– На самом деле я бы так никогда не сказала, – объявила Энн, сев на стул.
– Конечно, нет, – согласился Дэвид. – Но если потренироваться, мысленно разыграть эту ситуацию, то изменится выражение лица, язык жестов и психологические вампиры уже не посчитают вас легкой добычей. Подошла моя очередь. Джо притворился Уэсли, который нудил и умолял о помощи. Я должна была вежливо, но твердо отказать ему. Задача оказалась нелегкой: Джо внушал мне симпатию, и отказывать ему не хотелось. Потом Дэвид заставил меня разыграть ситуацию с Домиником. Представить, будто тот кричит на меня, недовольный тем, как я одета, орет, что «такое пальто за городом не носят» – это был любимый повод для истерики. Вместо того чтобы сказать: «Хорошо-хорошо. Ты прав. Только успокойся», я должна была крикнуть в ответ: «Нет, я не буду переодеваться, самодур, истеричный, мелочный ублюдок!» Все захлопали в ладоши, подбадривая меня. Было очень весело. Безумно весело. Потом я разрыдалась. И стало уже не до смеха.
– Что ж, у тебя получилось, – вынес вердикт Дэвид через минуту.
У Джо был расстроенный вид. И я подумала: «Как это мило. Ведь, по правде говоря, мы едва знакомы».
Нас усадили перед большой чистой черной доской и предложили рисовать или писать что угодно. Все, что взбредет в голову. К доске мы подходили по очереди. Эмбер вывела свои инициалы и нарисовала книгу. Потом я изобразила то, что обычно рисую, когда говорю по телефону или размышляю о чем-то, – большую закрытую коробку с точкой внутри. Джо встал и пририсовал к моей коробке два окна и открытую дверь. Потом добавил еще крышу, солнышко и цветочки. И увидев, как он это делает, я ощутила: что-то во мне... раскрылось, как бутон. Застывшая в груди боль куда-то ушла.
Семинар подошел к концу. Теперь мы должны были по очереди дать друг другу совет, как жить дальше.
– Будь собой, – посоветовал Джо, когда наступила моя очередь.
– Выброси одежду, которую тебя заставлял носить Доминик, – подсказала Энн.
– Купи новую одежду – такую, которую он бы точно возненавидел.
– Нет, просто купи то, что нравится тебе!
– Сделай что-нибудь радикальное, измени свою жизнь.
– Помни, кто ты на самом деле! Кто ты?
– Я – Айрин Араминта Мэлоун, – ответила я.
– Помни об этом, – сказал Джо.
– Мне пошел на пользу этот семинар, – весело прощебетала Эмбер, когда мы возвращались на Примроуз-Хилл на автобусе. – Хватит быть милой. Я больше не позволю мужчинам смешивать меня с дерьмом, а моим издателям – меня игнорировать. Не собираюсь и дальше этого терпеть. Я хочу измениться, Минти. Измениться! Минти, ты ни слова не произнесла. Ты вообще меня слушаешь?
– Что? Извини. – Ой, мне же нельзя все время извиняться. – М-м-м, я прослушала, задумалась.
Ситуация начала проясняться. Произошел прорыв, понимаете. Озарение. Даже прозрение. Внезапная вспышка. И теперь я понимала, почему Доминик сделал то, что сделал. Я была права. Это случилось потому, что я была слишком доброй. И он совершенно перестал меня уважать. После семинара у меня открылись глаза. Я смотрела на милых, добрых людей, и это было жалкое зрелище. Они не могли постоять за себя и не вызывали ничего, кроме презрения. Хуже того: они могли постоять за себя, но мягкосердечие, слабость не позволяли им это сделать. Они боялись быть отвергнутыми. Доброта была для них чем-то вроде страхового полиса. И хотя я прекрасно их понимала – сама такая, – эти люди не вызывали ни капли уважения. Вот что со мной произошло. Теперь я осознала, что была добра с Домиником, но доброта обернулась против меня. Я делала стойку, стоило ему скомандовать – только чтобы избежать конфликта. Смиренно выполняла все требования, надеясь заслужить одобрение, добиться, чтобы все шло гладко. Как отвратительно! Я презирала себя. Взглянув на свое поведение объективно, со стороны, я была поражена до глубины души. Когда мы познакомились, я была независимым, уверенным в себе человеком, и посмотрите, во что я превратилась! В безвольную тряпку. Коврик, о который вытирают ноги. Неудивительно, что Доминик потерял ко мне уважение. Теперь я поняла, что он не виноват. Виновата я. Я сама его спровоцировала. Поэтому он меня и бросил. Перестал уважать. Достаточно было в церкви всего один раз взглянуть на меня, одетую в платье, которое он сам же и выбрал, чтобы сообразить: с этой можно делать что вздумается.
Нет, я не пытаюсь оправдать его. То, что он сделал, чудовищно. Но и я к этому причастна, ведь я позволила ему так поступить. Наконец-то до меня дошло. Я увидела, что в основном виновата сама. И может быть, теперь, когда я сделала это открытие, мне будет легче начать новую жизнь?
– Минти, – окликнула Эмбер, – о чем ты думаешь?
– Так, ни о чем, – ответила я. – Ни о чем. – Мне не хотелось делиться с ней своим открытием. Она никогда со мной не соглашается. К тому же было стыдно. Стыдно признаться, что я превратилась в слабовольное, презренное существо.
– Я полна энергии, – провозгласила Эмбер, выходя из автобуса. – Меня вдохновило то, что я сегодня узнала.
Меня тоже вдохновило. То, что я узнала о самой себе. И я пришла к мысли, что мне жизненно необходимо стать более настойчивой. Высказывать свое мнение. Устанавливать границы. Поэтому теперь я нашла в себе силы заговорить с Эмбер про то, о чем до сих пор боялась заикнуться: как долго она намерена жить у меня. Прошло уже почти три месяца. Помнится, она сказала, что остановится всего на несколько дней. Квартира завалена ее барахлом. Моя половина лестничной площадки забита ее мебелью, в гостевой спальне шагу ступить нельзя. Я, конечно, очень люблю кузину, но все это уже стало меня раздражать.
– Эмбер, – произнесла я. Она поворачивала ключ в замке.
– Да.
– Эмбер... как ты думаешь... хм... ты еще долго... намерена жить здесь?
Она посмотрела на меня. О боже, боже! Ну почему я не промолчала? Сейчас будет жуткая сцена. Я ее обидела. Она чувствует себя отвергнутой. Мое лицо стало малиновым, и я пожалела, что вообще раскрыла рот.
– Как долго я буду жить у тебя? – переспросила она.
– Да, – сердце бешено стучало. – Когда ты уедешь?
К моему изумлению, на ее лице появилась радостная улыбка. Она обняла меня.
– О, Минти, – воскликнула она. – Если хочешь, я вообще никуда не уеду!
– О-о.
– Не переживай. Я пока даже и не думаю уезжать. Как я могу тебя бросить? Ты еще не пришла в себя, после того как Доминик сбежал!
– О, очень хорошо.
– И ты помогаешь мне забыть Чарли.
– Потрясающе.
– Поэтому я еще нескоро уеду, – обрадовала она. – К тому же жить вместе так весело, правда, Минт?
– О да, – согласилась я. – Да. Очень весело.
– Знаешь, – продолжала она, снимая пальто, – это совсем как в восемьдесят третьем, когда мы ездили на канал, помнишь?
Силы небесные!.. Это было ужасно. Представьте себе: я на пароходике с Эмбер, тетушкой Фло, дядюшкой Эдом и их маленькой таксой Мундо. Дождь лил не прекращаясь, холодина стояла как в морозильнике, и нам с Эмбер приходилось спать на одной крошечной кровати. Однажды утром Мундо вышел на палубу, увидел на берегу какую-то шавку и стал лаять. Он так отчаянно брехал, что поскользнулся и упал в речку. И Эмбер заставила меня броситься в воду, спасать собачку. Она была в истерике. Обожала эту псину. «Давай, Минти! – вопила она. – У тебя нет выбора!» Я могла бы возразить, что это не моя собака – почему бы Эмбер самой ее не спасти? Вместо этого я сиганула вслед за Мундо, который и не думал тонуть, а радостно выгребал к берегу. Уже тогда я была мягкотелой и не могла отказывать. Вот и прыгнула. И прыгаю до сих пор. Всю жизнь.
– Нет, Минти, мне так нравится жить с тобой, – тепло произнесла Эмбер. – Хочешь, я буду оплачивать половину телефонных счетов? – добавила она, снимая трубку.
– Хочу, – поспешила с ответом я. – Даже очень. Спасибо, что предложила.
Я поднялась наверх. Зашла в спальню, открыла шкаф, все ящики, и стала разбирать вещи. Вытащила все, что мне купил Доминик. Узкие юбки и туфли с идиотскими пряжечками и бантиками, повязки на голову и шелковые шарфы. Зеленые веллингтоны.] и стеганую куртку, изящные двоечки и плед. В черном мусорном мешке им самое место. Я не пожалела даже сумку от Эрме. Не пожалела ничего. Все отправилось в помойку. «Будь собой», – сказал Джо. Так я и сделаю.
В субботу утром я отнесла битком набитый мусорный мешок в Камденское отделение «Голодающих Африки» и поехала на метро на Ковент-Гарден. На Нил-стрит я заходила во все магазины и перебирала вешалки с модной одеждой. Я купила то, о чем давно мечтала: черный кожаный пиджак, джинсы от Элли Капеллино, расклешенные штаны от «Ред-о-Дед», платья с карманами и коротенькие футболки, струящиеся длинные юбки. И направилась в свой любимый салон – подровнять волосы.
– Как семейная жизнь? – спросил Крис, мой замечательный стилист, застегивая на мне блестящую черную накидку.
– Понятия не имею, – честно призналась я. – Замуж так и не вышла.
– О боже! – он был фраппирован. – Бедняжка. Хочешь об этом поговорить?
– Нет, спасибо, – ответила я.
Крис посадил меня перед большим голубоватым зеркалом около окна. На столике лежала целая коллекция расчесок и щеток; фены на подставках напоминали пистолеты в кобуре. Крис приподнял мои волосы, взвешивая их в руках.
– Подровнять на дюйм? – спросил он.
Я долго и пристально смотрела на свое отражение:
– Да. Самую малость.
– Может, на два? – предложил он, расчесывая волосы.
– Да. Два... прекрасно. – Я не стриглась с июля. «Может, убрать три дюйма? – подумала я. – Или четыре? Пять?» Я изучала себя в зеркале. «Шесть? Семь? Доминику нравились длинные волосы. Не попросить ли Криса отрезать все восемь или девять дюймов?»
– Подстриги меня коротко, – выпалила я. – Не хочу больше длинных волос!
– Точно? – не поверил он. Похоже, я его удивила.
– Да, – беззаботно отмахнулась я. – И еще... я хочу покраситься. Сделать мелирование. Может быть... Какие-нибудь медные прядки.
– Решила полностью изменить имидж?
– Да. Полностью, – кивнула я. – Начинаю новую жизнь.
– Ты точно хочешь короткую стрижку? – еще раз усомнился он, взяв огромные ножницы.
– Да. Точно, – заверила я. – Очень-очень короткую.
Лезвия ножниц посверкивали, отражая свет, и блестящие черные пряди моих волос падали на пол звеньями разбитых оков. «Может, на душе и невесело, зато у меня будет веселая стрижка», – думала я, глядя, как Крис отхватывает длинные завитки. Другие парикмахеры с улыбкой наблюдали, как он колдует над моими волосами. Время от времени Крис приглаживал их руками – проверял, чтобы они были одинаковой длины. Теперь он уже орудовал маленькими ножницами, зажимая пряди между указательным и средним пальцами и подравнивая их при помощи расчески. Когда Самсону остригли волосы, он потерял свою силу, но я, напротив, чувствовала, как силы возвращаются ко мне. Впервые за много месяцев я ощутила прилив энергии.
– Потрясающе! – воскликнул Крис. – Ты стала собой. – Он был прав. Стрижка акцентировала линию подбородка и открывала уши. Подчеркивала красоту скул. И так странно было чувствовать дыхание сквозняка на коже. Я засмеялась. Мне стало легко, будто я слегка опьянела, глядя на незнакомку в зеркале. А из динамиков доносилось:
Я двигаюсь вперед, я двигаюсь вперед.
Я двигаюсь вперед, меня ничто не остановит...
Копна черных локонов на полу у ног была похожа на обрезки пленки. Мои волосы отредактировали, убрали, отсекли лишнее, и получилась короткая, мальчишеская стрижка. Крис провел по затылку мягкой щеточкой и повернул зеркало, чтобы я могла увидеть прическу сзади. Мне так понравилось, что я чуть не захлопала в ладоши.
Потом подошла Анджела, колорист, и раскрыла таблицу оттенков. Какой цвет выбрать? Медовый? Красное дерево? Цвет бургундского вина или граната? Цикламен? Песочный? Столько экзотических вариантов, глаза разбегаются. Я остановилась на оттенке «кайенский перец», а проще говоря, медном. Огненно-жгучий кайенский перец. Прядки в моих волосах будут полыхать, как пламя. Я вновь зажгла свой огонь. Анджела намазала волосы розовой пастой, потом осторожно завернула прядки в фольгу. От резкого запаха аммиака защипало глаза.
...Я двигаюсь вперед.
Я двигаюсь вперед, меня ничто не остановит...
Фантастика. Я была в восторге. Сделай что-нибудь радикальное, посоветовали мне на семинаре. Так я и поступила. За окном, на Шафтсбери-авеню, сновали туда-сюда прохожие, выскочившие за покупками в обеденный перерыв. Я пролистала журналы: «Нью вумен», «Зест», «Селф», «О'кей!». «Да, – пришло мне в голову, – я новая женщина и собираюсь обрести вкус к жизни, стать сильной личностью, и все у меня будет о'кей!»
Пожалуй, Доминик возненавидел бы мой новый образ. Ну и отлично! Жаль, что он меня сейчас не видит. Да и вряд ли увидит. Мы же не перезваниваемся, и у нас нет общих знакомых. Живем в разных частях города, никогда не бываем в одних и тех же местах. Разве что случайно столкнемся на улице, но шансы почти равны нулю. Значит, мне остается лишь втихую фантазировать о мести.
Я уже тысячу раз рисовала картины мести в воображении. Пока Анджела красила мне волосы, я проигрывала их снова, словно кассеты с любимыми фильмами. Вот я появляюсь у него дома, застигаю врасплох и под дулом пистолета заставляю признаться, почему он сбежал из церкви. Или случайно встречаю на улице и прохожу мимо, будто его не существует. Или еду на машине, а он переходит дорогу на светофоре. В своих фантазиях я не сбрасывала скорость и не жала на тормоз, как законопослушный водитель, а, наоборот, изо всех сил давила на газ. Или вот: я приезжаю в оперу с новым поклонником, невероятно богатым, президентом Мирового банка или кем-то в этом роде. Выходя из лимузина, я вижу Доминика. Он стоит у входа и явно кого-то поджидает. Естественно, его спутница не идет ни в какое сравнение со мной, такой умной и красивой. А сам он явно не у дел, потому что после свадьбы все клиенты разбежались, ужаснувшись его отвратительной сущности. Видок у него так себе: давно не брился, пальто не мешало бы почистить, даже немного облысел – наверное, из-за стресса. Зато я выгляжу замечательно, как нельзя лучше. И когда новый жених провожает меня по ступенькам в нашу персональную ложу, я оборачиваюсь и – чудо всепрощения! – одаряю Доминика милой, сочувственной улыбкой...
Я вздохнула и покосилась на девушку в соседнем кресле. Поглощенная своими мыслями, я ее не замечала. Длинные светлые волосы незнакомки вымыли, подровняли и сейчас завивали щипцами в крупные, роскошные, упругие локоны, затем забирая их наверх. Она была похожа на героиню шикарного костюмного фильма. Не то, что я, которая выглядела как человек-дуршлаг; завернутые в фольгу прядки шуршали при каждом движении. Чучело, да и только. Мне стало смешно. И я расхохоталась. Но потом опять взглянула на девушку в соседнем кресле, и веселье как рукой сняло. Грудь пронзила тупая боль. Волосы девушки украшал венок из свежих цветов. Крошечные розовые бутончики, гардения, жасмин и стефанотис на основе из плюща. Парикмахер осторожно закреплял цветы шпильками. Девушка выглядела обворожительно. И это был день ее свадьбы. Я сказала себе: «Все хорошо. Меня это не должно волновать. Ведь я пытаюсь забыть о Доминике».
– Все в порядке, Минти? – спросила Анджела.
– Что? О да, все в порядке. Все замечательно.
– От краски может щипать в глазах, – сказала она.
– Да, – кивнула я. – Щиплет.
– Уже почти готово, – добавила она, – скоро будем смывать. – Я машинально улыбнулась и вновь скосила взгляд на соседку. Теперь я заметила кольцо с сапфиром, поблескивающее на пальце, и уловила обрывки разговора: «Около ста... шведский стол... „Беркатекс»... ничего особенного... три, и две страницы... Момбаса».
Внезапно девушка будто исчезла из виду. Ее место заняла я, в платье от Нила Каннингема, тиаре и фате. Рядом стоял Доминик и говорил: «Нет-нет, Джон... боюсь, что нет». Только я вспомнила об этом, как меня чуть не стошнило. Но потом я подумала: «Что сделано, то сделано. Прошлое не воротишь. Я должна принять то, что случилось, и жить дальше. К тому же, если вдуматься, сумел бы Доминик сделать меня счастливой? Нет, разумеется, нет. Я это осознала. И, осознав, могу двигаться вперед. Я поняла свою ошибку. Проанализировала и разложила все по полочкам. Пусть мне пришлось пережить невероятную боль и унижение, у меня хватило здравого смысла признать: все к лучшему. Я никогда не была бы счастлива с Домиником... Доминик... Доминик!» Я подскочила как ошпаренная. Это был Доминик! Только что прошел за окном. Его блондинистую шевелюру ни с чем не спутаешь! Доминик! В мгновение ока я выскочила из парикмахерской и бросилась вниз по улице. Я понимала, что на моей голове сорок рожков из фольги, но мне было все равно. Выброс адреналина заставил меня лететь как на крыльях, будто от этого зависела моя жизнь. Черная нейлоновая накидка развевалась по ветру, прохожие в недоумении таращились на меня: «Черный плащ!.. Хэллоуин еще нескоро!.. Что у нее на голове? Совсем крыша поехала!»
Пробежав мимо театра Шафтсбери, я оказалась на площади Святого Джайлса, но тут на светофоре загорелся красный свет. Проклятье! Я видела Доминика, он быстрым шагом миновал оздоровительный центр «Оазис» и свернул на Энделл-стрит. Мимо проносились такси, испуская зловонные дизельные выхлопы; велосипедисты в лайкровых шортах сигналили звонками и ругались с водителями; рядом со мной с грохотом притормозил автобус. Зажегся зеленый свет. Слава богу! Но куда же подевался Доминик? Его нигде не было видно. Он будто испарился. Но я должна с ним поговорить, должна! Должна сказать, что почти забыла его и уже совсем не переживаю. Вот что. Я полетела вниз по улице с бешено бьющимся сердцем и увидела его, в самом конце, у поворота. Мне хотелось крикнуть: «Доминик! Смотри! Ты мне уже не нужен! Я начала новую жизнь! Видишь? И я понимаю, что произошло, Доминик. Кажется, понимаю. Мне очень жаль, что ты перестал меня уважать, что я такая жалкая. Должно быть, ты чувствовал себя ужасно, но теперь я изменилась!» Я пробежала мимо бара «Генри» и ресторана «Рок-энд-Соул». Доминик как раз поворачивал направо. Проходя мимо бутика «Армани», он не остановился и не взглянул на витрину. Это меня насторожило: обычно он не мог устоять. Я видела в толпе его светлую голову – он шагал дальше. Ноздри щекотал аромат свежемолотых кофейных зерен из «Республики Кофе». Я задыхалась, в боку кололо. Давно я уже так не бегала. Он перешел Джеймс-стрит и направлялся к станции метро «Ковент-Гарден». Я уже почти догнала его у турникета. Мне хотелось поговорить с ним. Просто чтобы утвердиться в своих предположениях. Так и подмывало крикнуть: «Доминик! Это правда, что ты бросил меня в день свадьбы, потому что перестал уважать? Просто скажи „да», Доминик, и я смогу спокойно жить дальше. Я уже почти тебя забыла. Как видишь». Между тем он уже вошел в метро.
«Доминик! – заорала я. – Дом!» Достав из кармана жетон, я сунула его в автомат, но тот запищал, высветив надпись: «Обратитесь к дежурному по станции». Дежурный? Какой дежурный, когда мне нужен лишь один Доминик? Я опять закричала: «Доминик! Доминик! Пожалуйста, остановись!» Похоже, он не слышал. Я ужасно запыхалась и понимала, какой у меня безумный вид. Но все равно надрывалась: «Доминик! Доминик! Вернись!»
И это сработало. Он услышал. Он обернулся и посмотрел на меня с той стороны, из-за ограждения. Наконец-то, наконец... Он был сбит с толку. Потрясен. Ошеломлен. Не потому, что на голове моей болтались фунтики из фольги. И не потому, что за спиной развевалась черная накидка. А потому, что это был не Доминик.
– Хм... в чем дело? – спросил мужчина, которого я видела первый раз в жизни. Тот же цвет волос. Похожее телосложение. Примерно такого же возраста. Вот и все. Это был не Доминик. Как я могла подумать, что это он?
– С вами все в порядке? – вежливо поинтересовался он, хотя явно был в ужасе.
– Да, – слабо выговорила я. В горле встал знакомый комок, все расплывалось. – Извините, – выдавила я, прерывисто дыша от усталости и разочарования. – Понимаете, я думала, я думала...
Но он уже шагал прочь. Я прислонилась к стене и закрыла лицо руками.
