Текст книги "Назугум (СИ)"

Автор книги: Ивар Рави

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Annotation

В результате коварного эксперимента спецслужб, Александр Светлых превратился в ослепительную красотку находясь вдали от дома. Чтобы вернуться домой – ему пришлось пройти длинный путь от пленника саудовского принца, до раба на алмазном руднике в ЮАР, где жизнь белого человека не стоит ничего. Преодолев все трудности на своем пути, Александр возвращается домой, и сразу попадает в руки спецслужб. Ненавистное женское тело, от которого его избавило длительное переохлаждение в морской воде, снова с ним, а перед ним стоит выбор: смерть в женском теле или согласие стать самым совершенным шпионом современности.

Гендерфлюид: Назугум

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Гендерфлюид: Назугум

Глава 1

Как носки меняя тело

«Свет! Очень яркий свет! Как же больно глаза! Где Я? Это чистилище?» – наконец проморгавшись, открываю глаза. Комната, стены белого цвета, справа большое окно на половину стены, за которой вижу женщину, склонившуюся над бумагами. Хочу подняться, звякнула цепочка на руках: запястья схвачены полицейскими наручниками и защелкнуты за металлический поручень кровати. Только сейчас чувствую холод. Стоп, запястья женские… Снова? Да епрст, сколько можно?

От моих телодвижений с меня сползает тоненькое одеяло, обнажая грудь. Теперь грудь мне уже знакома и не вызывает такого шока как в первый раз. Вторая рука также прихвачена наручником. Последнее, что помню слова Виталия Ивановича и острую боль в шею. Значит это он меня вырубил? "Хорошо, сука, только появись, я тебе яйца оторву',– обещаю себе, закусывая губу до боли и пытаясь вырвать поручень кровати. Ничего не получается, откидываюсь на спинку, выдыхая. От моих резких движений одеяло падает на пол, обнажая меня абсолютно голого. Последние сомнения развеялись: я вновь в женском теле. Да что это за херня, ну сколько можно так жить, как носки меняя тело?

«Вашу мать, что вы из меня делаете, чем я вам так не угодил», – ответа на мой мысленный вопрос нет, не знаю, сколько я здесь и где мои спутники, которые мне доверились и прилетели со мной в Россию. В комнате прохладно, чувствую, как кожа покрывается мурашками, и начинают твердеть соски. Не успел нарадоваться, что вернулся в свое тело, как вновь в женском. А там меня Эну ждет где-то на границе ЮАР и Намибии.

«Опять ссать сидя, носить прокладки, делать эпиляцию»,– стону от нерадостных перспектив, вспоминая жизнь в женском теле. " Ну, только появись Виталий Иванович, я тебе горло перегрызу, на атомы растащу',– делаю вторую попытку освободиться: заскрипел алюминий поручней, не выдерживая моих усилий. Рукам больно, браслет наручников сдавливает, но поручень не выдерживает и отрывается от кровати, роняя на пол заклепки.

Женщина за стеклом услышала шум, замешкавшись на минуту, она вбегает в комнату с медицинским шприцом в руках. Я уже успел освободить правую руку и готов, и чувствую, как наливаюсь силой, и полыхает ярость внутри. Медсестра, пытается схватить мою руку и вонзить иглу, успеваю заехать ей в челюсть: без стона она валится на пол, сильно ударившись головой. Схватив браслет на левой руке, дергаю и отрываю второй поручень. Теперь нужно снять наручники, правое запястье передавлено, отток крови нарушен.

В халате ключей нет: выглядываю в коридор, освещенный потолочными квадратными лампами-пусто. По коридору справа и слева виднеются оконные проемы, но медсестер около них нет. Обшариваю пост и в верхнем ящике тумбочки стола нахожу ключи. Скорее снять наручники, уже чувствую онемение правой руки. Хлынувшая кровь по венам бьет в голову, вызывая головокружение, пришлось опереться о стол, чтобы не упасть.

Дикое чувство голода, желудок буквально кричит «караул». Обшариваю остальные ящички, медицинский стеллаж: пусто. Возвращаюсь в свою комнату: медсестра уже в сознании, делает попытки подняться. Ни шкафа, ни вешалки в комнате нет, не могу же я ходить голой, пусть тело и чужое.

– Раздевайся,– легонько пнул ее в попу ногой, женщина как раз приняла коленно-локтевой положение, пытаясь встать на ноги. Пнул легонько на мой взгляд, но медсестра снова растягивается на полу, проползая с десяток сантиметров. Смотрю на свою ногу, нога как нога, ухоженные ногти, никаких выделяющихся мышц, чтобы так откинуть женщину. Не теряя времени, раздеваю ее. Под медицинским костюмом у женщины кроме белья ничего нет, в нос бьет запах пота. Задумываюсь, брезгуя натягивать ее одежду, но выбора нет, быстро одеваюсь. Медицинские брючки на мне болтаются в области попы, ни слабо она там задницу отъела.

Выхожу в коридор: справа в трех метрах стена, у которой стоит какой-то медицинский аппарат. Слева по коридору два окна слева и три справа. С учетом моего – по коридору шесть палат, перед каждым окном стол со шкафчиком, но людей больше нет. В самом конце коридора металлическая дверь с надписью «Выхода нет». Это вранье, выход есть всегда, иду по коридору, заглядывая в окна. Везде стандартная многофункциональная кровать, но пациентов нет.

Дойдя до двери, на секунду задумываюсь и потом решительно толкаю дверь и попадаю в соседнюю комнату, сплошь уставленную мониторами. В комнате царит рабочий полумрак, вижу, как из-за монитора появляется удивленное лицо молодого парня, который смотрит на меня как на привидение.

– Вы не имели права сюда зайти, срочно выйдите и идите на свой пост,– этот ботаник, проживший половину жизни в полумраке перед компьютером не разобрал, что перед ним не медсестра, обманутый медицинской формой. Не отвечая, преодолеваю три метра до его рабочего стола, парень приподнимается со словами:

– Вам сюда нельзя, я, – в этот момент ему удается рассмотреть мое лицо и он тянется к телефону, изменившись в лице. Перехватываю его руку и сдергиваю на себя: с грохотом падает офисный стульчик, и ботаник по инерции головой бьет меня в левое подреберье.

" Черт, надо соразмерять силу, я кажется, стал намного сильнее",– приподнимаю парня за подбородок и смотрю ему в глаза:

– Где мы, кто ты, что происходит? И где Виталий Иванович, этот сукин сын?

– Я ничего не скажу, через минуту здесь будет охрана и тебя вырубят, – змееныш еще и хорохорится. Сдавливаю его кисть в своей руке, чувствуя, как легко преодолеваю сопротивление. Он продержался пару секунд и закричал на высокой ноте плаксивым голосом:

– Больно, отпусти, ты сломаешь мне руку, я скажу.

– Сломаю и не только руку,– немного ослабляю хватку.

– Мы на базе, я только наблюдаю за камерами и показателями в палатах, что происходит, не знаю.

– Виталий Иванович где?

– Не знаю, он мне докладывает.

– А как с ним связаться?– сжимаю руку, и парень начинает вопить:

– Не знаю, я могу позвонить только Баргузину.

– Звони и вызывай его сюда, – отпускаю его руку,он начинает ее массировать, смотря на меня ненавидящими глазами.

– Звони, сказала, если будешь так зыркать, я тебе яйца оторву.

Пока он набирает и ждет ответа, приложив трубку к уху, смотрю на монитор, разделенный на шесть квадратов: они показывают те шесть палат, что я видел. Есть еще два отдельных монитора, на одном на паузе стоит картинка из лесбийского порно, на втором открыты новостные сайты.

Наконец парнишка дозвонился до абонента и высказал мое требование прийти немедленно. Выслушав ответ, он отключился и злобно оскалившись, проинформировал:

– Минута и он будет.

Меньше, чем через минуту я услышал топот ног, и секунду спустя в комнату ворвалось четверо здоровенных парней в камуфлированной форме без шевронов. Еще до их прихода, еще до звонка парня, я знал, что стал гораздо сильнее, чувствовал в себе энергию, способную крушить и разрушать.

Парни ринулись ко мне, широко расставив руки, словно пытались загнать курицу на насест. "Идиоты, кто же так нападает',– даже не успел удивиться, откуда все знаю, как первый свалился на пол с перебитым кадыком, второй, получив дополнительную энергию к прыжку, был отправлен мной в стенку, от соприкосновения с которой он обмяк.

– Мальчики вы за мной?– метнувшись молнией ногой наношу удар в пах первому, тот захрипел и схватившись рукой за отбивные, свалился на пол, поджимая коленки к груди. Четвертый вытащил из кармана камуфляжной куртки электрошокер и размахивая им, давая разряды, ринулся на меня. Шаг в сторону, разворот и я уже перехватываю его руку у плеча и локтя: разряд он получил в шею и тихо сполз на пол.

Таранивший стенку головой, мотнул своим продолжением шеи, головы у него с рождения не было, и пошел на меня словно зомби.

– Не надо, стой,– попытался я его остановить, но он пер словно танк, пришлось подбивать его из РПГ: получив удар в печень, он на секунду остановился и в этот момент я просто ткнул его пальцами в глаза. А что, я же типа девушка, мне можно.

Все это заняло не больше двадцати секунд и снова я видел все их движения, словно в замедленном кино: оглядываю поле боя, все живы, только уязвлена гордость и яйца превращены в отбивные.

Ботаник так и остался стоять с открытым ртом:

– Повторим попытку? Связывайся с Баргузиным и требуй сюда Проскурнова,– вспомнил я фамилию Виталия Ивановича.

На этот раз разговор был дольше. Видимо собеседник задал вопрос, насчет четырех громил, потому что ботаник. Немного помявшись, сообщил, что «они выведены из строя».

– Он свяжется с кем-то и перезвонит, просил больше ничего не крушить,– теперь парень смотрел на меня уважительно. Телефон затренькал через минуты три:

– Да, это я. Понял, сейчас скажу.– Положив трубку парень сообщил:

– Через час, человек, которого вы просили позвать, будет здесь. – Затем повернувшись к громилам:

– Вас шеф просил прийти к нему, если сможете идти. Это его слова,– добавил он извиняющимся тоном. Громилы ушли, прихрамывая и бросая на меня ненавидящие взгляды. Я проводил их воздушным поцелуем, мозги парни надо качать, а не бицепсы.

– Можешь дальше смотреть свое лесбийское порно извращенец, я все равно буду ждать говнюка здесь, – подняв сваленное кресло, уселся, запрокинув ногу на ногу.

Ровно через час, дверь распахнулась, на пороге стоял Виталий Иванович Проскурнов, собственной персоной и с букетом цветов в руках.

– Это тебе, Саша.

– Засуньте их себе в ж…– договорить я не успел, яркая вспышка вспыхнула перед глазами и что-то в мозгу щелкнуло, затем навалилась непроглядная темнота.

Глава 2

Ломка

Сознание возвращалось медленно, словно в черно-белом кино в кинотеатре, когда на белом полотне экрана мелькали штрихи, палочки и точки, до или после окончания фильма. Периодически, в абсолютную тишину, врывались слова и фразы, кажется кто-то звал меня по имени. Наконец калейдоскоп черно-белых красок стал замедляться, выхватывая отдельные лица и предметы. Я застонал от непереносимой боли.

– Сейчас, Саша минутку. Все пройдет. – Знакомый и теплый голос. Папа? Нет, он давно умер. Дедушка? Он умер также очень давно. Я почувствовал, как кожу на внутреннем сгибе локтя протыкает иголка: теплая жидкость пошла по венам, дошла до сердца, заставляя его работать быстрее и устремилась в голову.

Щелк! Кто-то включил мой слух и мое зрение, одним поворотом невидимого тумблера, выключив боль. Палата, белые стены, лица вокруг. Лица встревоженные, переживающие, даже некая печаль в глазах.

Виталий Иванович! «Сука»! – рванулся к нему, но не смог даже сдвинуться, так сильно меня привязали широкими кожаными ремнями. Учли ошибку, руки притянуты к туловищу надежно, такой ремень выдержит буксировку камаза. Эта тварь еще и улыбается, глядя на мои беспомощные потуги освободиться.

Зрение окончательно сфокусировалось, кроме Проскурнова в палате та самая большезадая медсестра и двое парней в черных костюмах. Медсестра смотрит на меня с ненавистью, но поймав мой взгляд, стушевывается и отворачивается. «Люди в черном» стоят с непроницаемыми лицами. Я не могу освободиться силой, попробую хитростью.

– Виталий Иванович, почему я связан?

– Связана, Саша,– поправляет он, сбивая меня с толку.

– Что? – Я силюсь понять, что он хочет сказать, хотя подсознательно понимаю, что к чему.

– Ты не парень Александр, ты девушка и девушкой останешься навсегда. И имени у тебя нет, как нет фамилии, паспорта и места рождения. Тебя просто не существует, ты не рождалась, а значит, и умереть не можешь. Ты в жопе, Саша, если, конечно, понимаешь и воспринимаешь мои слова.

Проскурнов замолчал, я молча обдумывал слова. Он прав, что не рождалось, то не жило, умру я завтра-даже опознать не смогут. Здесь надо играть умнее и хитрее, а не топорно. Как это делал я, посчитав, что они у меня в кармане. Это я у них в кармане, точнее в жопе, глубоко между ягодицами. Думай, Александр, думай.

– Виталий Иванович,– говорю ровно и выждав секундную паузу, продолжаю,– что я должен сделать, чтобы выбраться из жопы?

– Должна!

– Что, простите?

– Ты девушка. Значит, говорить о себе надо в женском роде, не должен, а должна, – он явно наслаждался моим положением. Никакого для него значения не имеет в каком роде я говорю о себе. Но он непременно хочет унизить меня. Вспомнился Абдель-Азиз, тоже все хотел меня на колени поставить. И где он теперь? В Раю с девственницами? Хера с два! Такие мудаки в Рай не попадают, такими мудаками топят костер для грешников.

Ладно, товарищ генерал, если вы так хотите составить компанию Абдель-Азизу, я это устрою. Но прежде, я скажу должна, я даже сделаю, что прикажете, но придет мой день. И я плюну на вашу могилу!

– Виталий Иванович, что я должна сделать, чтобы вылезти из глубокой жопы? – Еле сдержался, чтобы не добавить: – «в которую меня вы и засунули, мудачье проклятое».

– Нет, не верю, нет искренности и желания вылезти из дерьма. Вижу только затаенную злость и желание мстить. Тебе повезло, Саша, выжить там, где погибли люди, ногтя которых ты не стоишь. Спасая твою никчемную жизнь, в Джидде погибло два лучших агента по Ближнему Востоку, на внедрение которых ушли годы. Это они отвлекли на себя огонь и осознанно пошли на смерть, чтобы ты со своим арабом смогла уйти из квартиры.

Я вспомнил выстрелы и полицейские машины у квартиры, что мы снимали. На минуту даже стало совестно, но вспомнив, как оказался в Джидде, как тайно и без разрешения надо мной провели генетический эксперимент, превративший меня в бабу, заскрежетал зубами:

– Сучий потрох, значит это я во всем виноват, это я просил переносить мое сознание в чужое тело"⁈

Проскурнов продолжал, не обращая внимания на мои эмоции, отразившиеся на лице:

– Тебе удалось бежать, защищая тебя, умер твой араб, этот человек нам бы очень пригодился, но ты явилась причиной его смерти. Затем тебе снова повезло, ты не утонула и снова превратилась в парня. Тебя не зарезали нигеры, не убили на руднике, когда ты нашел алмаз. Ты выжил даже после укуса Капской кобры, перетрахался с половиной Африки и добрался до посольства в Габороне.– Проскурнов замолчал, давая мне осмыслить сказанное.

Молчал и я, но мысли метались в голове: – «знает про рудник, про алмаз, про укус кобры. Что это, просто проговорился или дает мне понять, что мои друзья 'запели»? Или это намек, что может повлиять на их судьбу? Как и на мою. Или скорее, что их судьба зависит от моего решения, а какое решение от меня нужно, почему прямо не сказать? Зачем эти игры из «Семнадцати мгновений весны»?

Пауза затянулась, Виталий Иванович поймал мой взгляд и невесело усмехнулся:

– Осознаешь?

– Осознаю,– ответил я, хотя не понял к чему этот вопрос.

– Нет, не осознаешь,– Проскурнов взял стул и поставил у кровати. Сел и навис надо мной:

– Ты дура, Саша, не знаю, как тебе с таким глупым умишком удалось выжить в этих странах. Но главная твоя ошибка в том, что ты позволила себе диктовать нам условия, находясь в посольстве. Ты вообще отдавала себе отчет, с кем и как ты говоришь? – он выделил слова с кем и как, сделав на них акцент.

– Дело не в персоналиях, хотя и это важно. Ты говорила с генералом ФСБ как с дворником-таджиком, которому ты платишь зарплату. Ты пыталась шантажировать организацию, которую боится весь мир. Ты кем себя возомнила? Матой Хари?

«Блин, я ведь действительно перегнул тогда, чувствуя себя победителем. Думал они будут извиняться, компенсации предлагать. Какой же я дебил!»

– Виталий Иванович, извините меня, был неправ.

– Неправа!

– Что?

– Саша! Ты девушка и чем быстрее запомнишь, тем лучше. Говори как девушка или разговора не будет!

– Виталий Иванович, примите мои искренние извинения! – я специально построил фразу так, чтобы не пришлось говорить в женском роде.

– Засунь свои извинения себе в жопу,– генерал поднялся со стула, возвращая мне мои же слова, сказанные ему при появлении,– я вернусь всего один раз, Саша. И если я не увижу перед собой девушку, полноценную девушку, готовую на все ради нас и безумно желающую жить, то и ты больше ничего не увидишь.

Генерал вышел, «люди в черном» молча последовали за ним. Медсестра метнула на меня неприязненный взгляд и тоже вышла из палаты.

Меня привязали на этот раз прочно: ремни охватывали запястья, ноги тоже стянуты ремнями, широкий ремень пришпилил меня к кровати проходя по талии. Шевельнуться трудно, о том, чтобы приложить усилия, речь даже не идет.

Женские гормоны шалили, мне безумно хотелось плакать. Все начиналось так обыденно, когда я поехал на Мертвое Море лечить псориаз. Только в один проклятый день проснулся в женском теле, в чужой стране и без документов. Липкие взгляды озабоченного толстяка, его желание переспать со мной привели к бытовому конфликту и меня выселили из отеля.

Снимал квартиру в Аммане, потом меня объявили в розыск, пришлось прятаться на территории лагеря для сирийских беженцев. Даже там я умудрился найти приключения на свою пятую точку, оскорбив саудовского принца. Потом было похищение и вывоз меня в Саудовскую Аравию. Я бежал, но меня поймали. Били и насиловали. Но мне повезло, сумел убить насильников и вырваться на свободу, где мне помог выбраться из города, а потом и из страны телохранитель принца Бадр.

Бадр погиб, защищая меня, а я практически утонув, в бессознательном состоянии попав в рыбачьи сети Аймана, сомалийского рыбака. Родителей Аймана убили пираты, в отместку за своих покалеченных мною товарищей. В попытке вернуться домой мы с Айманом попали в шторм и нас подобрал сухогруз из ЮАР, капитан которого продал нас в рабство на рудник Коффифонтейн. Я прошел часть Африки пешком, меня кусала ядовитая капская кобра, пешком преодолел пустыню Калахари.

И попав на Родину, снова прихожу в себя в женском теле. Все, кто соприкасаются со мной или страдают или умирают. Где-то здесь находятся мои друзья, преодолевшие со мной тяжелый путь: Айман, Нат и его племянники Пит и Кевин. Где они теперь и в каком качестве их держат? Я обязан Айману жизнью, он делал мне массаж сердца и искусственное дыхание, он верил в меня.

А Нат и племянники? Я дал им надежду на новую жизнь в России, а в итоге что? Я так понял, что с ними беседовали, вероятно, допрашивали. В чуждой стране, въехали нелегально. Никакого адвоката им не представят, это факт. Было так обидно за них, что даже на время позабыл о своем бедственном положении. Мочевой пузырь напомнил о необходимости возвращаться в суровую реальность.

Медсестра по-прежнему сидела за стеклом.

– Эй,– позвал я ее, пришлось позвать трижды, прежде чем она удосужилась зайти.

– Мне надо в туалет.

– Надо так идите, – она повернулась и вышла, притворив за собой дверь.

– Девушка, девушка,– снова позвал я, сменив тактику: с пренебрежительного на уважительный тон.

– Ну чего, – она не оттаяла, над левой бровью краснел синяк, девушка была видимо злопамятна.

– Мне действительно надо в туалет, – постарался сказать жалобным голосом.

– Я уже вам ответила, что можете сходить, – она что идиотка или наслаждается местью?

– Я же в кровати,– тупо смотрю на нее.

– Это специальная кровать, как для холерных больных. Под вашей жопой,– медсестра выделила это слово,– вырезано окошко и есть специальный мешок – моче и калоприемник. Простыней вы накрыты только сверху, снизу вам ничего не мешает. Хотите в туалет? Повторяю русским языком – идите.– С этими словами она вышла.

Она дура или это серьезно? Поерзал задницей, ремень на талии затянут так сильно, что не могу практически пошевелиться. Но все же мне показалось, что ощущаю попой валик в районе бедер. А вдруг она проверяет мою реакцию и ждет пока я обоссу кровать, чтобы потом посмеяться? Нет уж, нашла дурака, так я тебе и поверю про холерные кровати. Холеры в стране давно нет, зачем тогда кровати, судя по всему новые.

На стене прямо напротив меня, часы. Мучительно долго бежит секундная стрелка, с еле слышным щелком передвигается минутная после того, как секундная делает оборот. Два часа пятнадцать минут. Дня или ночи? Жду, напрягаю мышцы, пытаясь сдерживать сфинктер мочевого пузыря. Закрываю глаза, вспоминаю свою жизнь, пытаюсь отвлечься от позывов. Провожу какое-то время не открывая глаз, на мой взгляд, минимум полчаса.

Открываю: два часа двадцать две минуты. Семь минут, всего семь минут… Несколько раз старался таким образом тянуть время, но каждый промежуток не был больше десяти минут. Еще раз попробовал пробить на совесть медсестру, которая с каменным лицом повторила про холерные кровати. Когда на часах было четыре, мочевой пузырь победил: я расслабил сфинктер. Когда закончил, наступило невероятное облегчение, если не считать, что ощущения, что лежишь в собственной моче.

Но медицинская сестра оказалась права насчет кровати: жидкость ушла вниз и только некоторое количество я ощутил на ягодицах и бедрах. Теперь появилась возможность к анализу и мышлению. Мне была абсолютно непонятна стратегия Проскурнова: если он хочет меня наказать, мог бы устранить в две секунды. Если хочет проводить надо мной эксперименты, то зачем со мной разговаривать, взывать к совести, напоминать про мой шантаж. Да и не особо похоже на эксперименты – пустая палата, нет всяких датчиков на мне.

Нет, это не месть. Меня просто ломают, сделали женщиной физически, теперь делают морально. Даже не женщиной, меня пытаются сделать безропотной бесхребетной личностью, у которой нет ни имени, ни будущего. А зачем? Какую я могу представлять ценность, чтобы служить такой могущественной конторе? Да, после их эксперимента, я изменился физически. И обратные изменения произошли в море, когда оказался на грани смерти. А что произошло после прилета: обратная трансформация была самопроизвольной или меня изменили каким-то воздействием?

Почему именно я? Ведь в стране сто двадцать миллионов граждан и среди них такие, которые пьют гормоны и ложатся под нож хирурга, чтобы сменить пол. Я же никогда о таком не задумывался, скорее всегда наоборот. Даже в детстве, когда девочки и мальчики шутили на тему: – «что если я был бы или была противоположного пола»? Мне встречались девочки, которые жалели, что не родились мальчиками. Но мальчиков, жалеющих, что не родились девочками, в моем окружении не было.

Медленно, мучительно медленно тянулись минуты. Голод терзал меня с неимоверной силой: после трансформации у меня ускорялся обмен веществ, и появлялось дикое чувство голода.

– Девушка! – она подняла голову на мой крик и снов уткнулась во что-то взглядом.

Только после нескольких попыток, медицинская мегера соизволила войти, с ходу обрушиваясь на меня криками:

– Я вам сто раз сказала, что вы от меня хотите?

– Девушка, я ужасно голоден, дайте мне поесть и попить воды,– попросил я ее, наступая на собственную гордость.

– Я вам не нянька, у меня нет инструкций на этот счет. Когда решат, что вам пора есть, вам принесут покушать. И не кричите каждую минуту, я просто не зайду,– сестра милосердия,– какое слово,– милосердия, вышла, раздраженно хлопнув дверью. Милосердие из нее так и перло, переливаясь через край.

В шесть часов медсестра засуетилась и поднявшись со своего места на пару минут пропала с поля зрения. Появилась в сопровождении молодого парня, который занял ее место у окна. Значит, справа была дверь, и я ее не заметил. Парень точно пришел с правой стороны, выждав минут двадцать позвал:

– Парень!

Он зашел сразу и улыбнулся:

– Вы меня звали?

– Я ужасно голоден, можешь мне дать чего-нибудь?

Он улыбнулся и вышел. Вернулся через несколько минут с небольшим бутербродом в руке: два ломтика хлеба, кусок колбасы, нарезанный продольно, и промокашка сыра. Мои руки были связаны, он покормил меня с руки, я жевал, давясь от скорости. Было вкусно, но мало.

– А больше нет?

– Нет, это был мой ужин,– он виновато улыбнулся, и мне стало стыдно, что лишил парня еды.

– Сейчас принесу вам кофе, только надо согреть.

– Спасибо,– с трудом выговорил я, непонятно откуда взявшиеся слезы душили. Но кофе я не получил: вместо кофе появился мужчина в черном спецкостюме, который увел парня, а его место занял другой. Второй был редкостной сукой, на все мои просьбы дать мне попить, глумливо улыбался, спрашивая: – «а что я получу взамен»?

Я не выдержал и посоветовал взять свою мать в самой изощренной позе, после этих слов его веселье пропало и, съездив мне по скуле кулачком, он закрыл дверь, больше не реагируя на мои слова. Я не помню, как заснул, когда проснулся, было девять часов. И снова я был без понятия утро или ночь, но увидев вчерашнюю мегеру медсестру, предположил, что у нее дневная смена.

Вчерашний бутерброд только усилил чувство голода, все мои попытки допроситься еды ни к чему не привели. Один раз она дала мне попить, замерила температуру и посчитала пульс. Исчезла из оконного проема на несколько минут и снова заняла позицию сторожевой собаки перед окном. Когда стрелка подошла к двенадцати, с ужасом почувствовал, что мне надо в туалет по-серьезному. Все мои попытки кричать, ругаться и упрашивать ни к чему не привели. Не буду описывать, то унизительное состояние и как мерзко я себя при этом чувствовал.

Проснулся от манипуляций: медицинская сестра снова мерила температуру и пульс. Закончив, наклонилась по кровать, и я почувствовал, как из-под меня что-то тащат. Она вышла с небольшим мешком в руке, зажимая нос рукой. Снова произошла пересменка, но вечером заступила взрослая женщина, которая один раз дала мне попить и больше не реагировала на мои просьбы. От постоянного неподвижного лежания у меня болело все тело, особенно в местах контакта с кроватью.

Когда минуло две новые смены, и лица за окошком сменились четыре раза, я сломался. Лежать связанным – тупо идя на принцип, никак не поможет мне вернуть свое тело или получить свободу. Надо действовать умнее – хотите, чтобы я признал себя женщиной, смирился с этим? Ок, но я заставлю вас всех пожалеть! С трудом докричавшись до медсестры, попросил сказать, что наступило время и я готов. Медсестра не проронила ни единого слова и вышла. Отсутствовала недолго.

– Скоро к тебе приедут, – она подошла ко мне и спросила,– ты будешь вести себя хорошо, я освобожу тебя, отведу в душ, и тебя накормят перед встречей.

– Буду, – обещал я, зная, что так и будет. Сделаю все, чтобы больше не лежать в собственной моче, умирая с голода.

– Вот и ладненько, добро пожаловать в команду,– мегера даже изобразила улыбку, но мне было не до ответных улыбок: я презирал себя, презирал и ненавидел за слабость, потому что я сломался. Они сломали меня, теперь я просто скотина, игрушка в чужих руках.

Глава 3

Беседа по душам

Приняв душ, получив чистую одежду – такую обычно выдают в больницах, почувствовал себя человеком. Когда я переодевшись, вышел из душа – незамеченная мной дверь слева, открывала проход в соседнее здание, меня уже ждали. Женщина средних лет с пронзительным взглядом и трое мужчин в черной облегающей спецодежде. Один из мужчин, вытащил из-за пояса наручники.

– Дима, обойдемся без них, ты же не будешь создавать проблем, милая?

– Не буду,– пообещал, понимая, что еще рано что-либо предпринимать. Пройдя до самого конца коридора, мы вышли через торцевую дверь, попадая в сказку: красивая березовая роща, среди которой было раскинуто несколько небольших аккуратных домиков. Меня привели в третий по счету домик, где уже ждал накрытый стол.

– Саша, тебе надо подкрепиться, не против, если я составлю тебе компанию? Мальчики, вы свободны,– отпустила женщина охранников. Поймав мой взгляд, она улыбнулась:

– Отсюда не сбежать, до ближайшего населенного пункта около семидесяти километров, если тебе чудом удастся уйти от двух периметров охраны.

– Даже в мыслях не было,– буркнул, присаживаясь к столу,– а где Виталий Иванович?

– У него очень важное дело, приедет, как только сможет. Меня зовут Мария Григорьевна, но можно просто Маша. Давай позавтракаем, а потом начнем работу.

– Какую работу? – спросил с набитым ртом.

– Об этом потом,– отмахнулась женщина, аккуратно принимаясь за еду. Для завтрака стол был сервирован даже слишком: яичница с сосисками, ветчина, нарезанная толщиной в офисную бумагу, тосты, овсяные хлопья с молоком, сыр, сливочное масло в брикетиках, кофе и сладости.

– Не торопись, Саша, не налегай,– предупредила меня Мегера. Женщина мне не понравилась, несмотря на все ее попытки доверительного общения. Она мило улыбалась, говорила чертовски правильно строя речь, но ее глаза оставались холодными, пронизывая меня насквозь.

Съев свою порцию яичницы с сосисками, сделал себе бутерброд из сыра и ветчины. Когда я с аппетитом начал уплетать сей продукт, на мгновение на лице женщины мелькнула досада. Закончив с едой, налил себе кофе, вдыхая божественный аромат. От третьей чашки пришлось воздержаться, переполненный желудок давил на диафрагму, мешая нормально дышать.

– Ты не против, если мы немного поработаем? – проникновенно сказала Мария, подсаживаясь ко мне ближе.

– Ты не в моем вкусе,– мою шутку женщина восприняла с улыбкой, но глаза оставались такими же холодными. Около двух часов, мегера меня форменно допрашивала, начиная со школьной жизни. Ее интересовала все – когда я впервые осознал себя человеком, когда появился интерес к противоположному полу, о чем были мои детские мечты. Вопросов было много, но была одна закономерность – все они касались периода до того, как я проснулся в отеле в женском теле.

– На сегодня хватит,– устав от разговоров, поставил чайник, чтобы вскипятить воду: кофе в этой конторе пили отличный.

– Я не закончила,– впервые в голосе Марии Григорьевны прозвучал металл.

– Так попробуй руками,– отмахнулся от мегеры избитой фразой.

– Не к месту и пошловато. Я доложу Виталию Ивановичу, что нет полного содействия с твоей стороны. – Поднявшись, она подошла к двери:

– Если тебе что-то понадобится – нажми красную кнопку на стене. Мой тебе совет, Саша, не думай бежать. Ты даже не представляешь в каком регионе страны находишься, снаружи охрана, и есть еще два периметра, которые тебе не преодолеть. Не заставляй шефа жалеть, что тебя не усыпили.