Текст книги "Митяй в гостях у короля"

Автор книги: Иван Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Иван Дроздов
Митяй в гостях у короля

Отцу моему Владимиру Ивановичу посвящаю

Небываемое бывает.

Петр Первый

Глава первая

В декабре на Николу, когда белы облака, а мороз жмет бока, солнце над Петербургом ходит низко. И светлого времени бывает всего четыре часа. Директор завода Аринчин стоит у стеклянной двери балкона своего служебного кабинета, смотрит поверх домов, над которыми трепетно и печально догорает вечерняя заря. Внизу в заснеженном сквере чернеют ряды автомобилей. Тронув ручку двери, Аринчин вдруг подумал: «Вот сейчас шагну на балкон, оттолкнусь, и – конец всем проблемам».

Мысль эта его напугала; он поспешно отошел на средину кабинета, покачал головой: «Ну и ну! Кажется, впервые заходит мне в голову такая гостья».

Потянулся, расправил плечи, и уже уверенным, спокойным шагом подошел к сейфу, достал из него пакет с деньгами. На нем цифра «100 тысяч рублей». Тут же была записка:

«Это ваша зарплата. Можете взять ее себе, а если хотите, выделите из нее часть нужнейшим людям. Для всего коллектива рабочих и служащих денег в банке нет, заказчики не перечисляют плату за произведенную заводом продукцию, а клиенты из Германии и Украины и вовсе порывают контракты.

Председатель АО «Людмила»

Спартак Пап»

Да… Тут есть от чего голову потерять. Четвертый месяц рабочие не получают зарплату. Как и всегда, аккуратно выходят на работу, добросовестно исполняют свои обязанности и только меньше говорят, совсем перестали смеяться, а при встречах с начальством сурово хмурят лица и едва кивают. А недавно он получил приказ: сократить третью часть работающих.

Директор посмотрел на сейф, где лежал пакет с деньгами. И ясная, как луч солнца, мысль опалила сознание: взятка! Это же плата за предательство, которое он должен совершить. И совет нового хозяина одарить нужнейших людей… Это их стиль, повадки зверя. Друг друга покупают. И мне совет: одари ближних, нужнейших. Начальники отделов, цехов… Они получат деньги и поймут, за что им платит хозяин. Интересно, что за птица этот Спартак Пап? На аукционе, где продавался завод, его не было. Но был его представитель. Он выложил тридцать три миллиона долларов и получил контрольный пакет акций. Откуда взял такие деньги – тридцать три миллиона?..

Несколько дней спустя бухгалтер сообщил: Пап – председатель совета акционеров. Так положено по уставу. Кто имеет пятьдесят один процент акций, тот и председатель. Его голос во всем решающий. Он и подписывает бумаги, особенно финансовые.

Министерство и администрация города продали завод за шестьдесят пять миллионов долларов. По каким карманам рассовали эти деньги – неизвестно. На счетах завода их нет. Сумма вроде бы и немалая, но в общем-то смехотворная. Завод строился двести лет, он стал головным по производству радиоэлектронных приборов, микропроцессорных схем высочайшей точности и надежности. Без него нельзя построить ни самолет, ни корабль, ни космический аппарат. И даже автомобиль, и многие бытовые машины не построишь без «Людмилы». Еще вчера перед ней на коленях стояла вся Европа, а нынче… Завод продали за бесценок, отдали почти даром. И кому?.. Человеку, которого и в глаза никто не видел. Говорят, он живёт в Москве, когда-то работал младшим научным сотрудником в институте, а последние несколько лет и нигде не числился на службе. Господи, да что же это делается? Ведь истинная цена завода потянула бы на миллиарды, а тут – шестьдесят пять миллионов. Да и как это можно – продать кому-то «Людмилу»? А если Пап вздумает купить солнце или озеро Байкал?.. Вот это и есть демократия? О, мать-Россия! Много чудес творилось на твоей земле, но такого, кажется, ты ещё не видывала.

По заводу ползли слухи: Пап – родственник какого-то министра по фамилии Хажа. Что же это за зверь такой – Хажа? А поди, узнай. Пап и ещё пятнадцать человек скупили семьдесят процентов акций, остальные тридцать достались рабочим завода и посторонним лицам. Вначале-то работяги смеялись: «Мы тоже капиталисты!» Но совет директоров избрали без них: было какое-то собрание, и там решили, что в совет войдут те, у кого акций на миллион долларов и больше. «На миллион! – слышишь? А у меня на три тысячи рублей. А у тебя?..»

На собрание акционеров рабочих не пригласили. Где ж такой зал возьмешь! Всех-то, акционеров, восемнадцать тысяч! Выходит, и капиталистом можешь быть, а все дела будут решать без тебя. А теперь вот и голод схватил за горло. Многие побежали к окошечку в бухгалтерии, стали сдавать свои акции. И что уж совсем невероятно: участь «Людмилы» постигла едва ли не все заводы Ленинграда. Говорят, недавно сюда приезжал министр Хажа. Он создал совет директоров заводов всего города и назначил председателя – и тоже с шипящей фамилией: Шога. Где только и берут таких? Они, конечно, в Ленинграде и раньше были, но, как змеи, обитали в норах. Теперь же повылезли на свет и на экранах телевизоров мельтешат.

Константин Петрович Аринчин чувствовал себя капитаном корабля, потерявшего управление и несущегося на айсберг. В роли директора он состоит всего лишь три месяца. Прежний директор пытался препятствовать приватизации завода, но с ним случилась страшная трагедия: однажды вечером, когда вся его семья сидела дома у телевизора, во всех комнатах квартиры одновременно раздался взрыв – семья погибла. Это был сигнал для всех директоров заводов в Ленинграде; новые хозяева России давали понять: встанете на пути – вас постигнет та же участь. Кое-кто из директоров ещё пытался сопротивляться, но им стали подбрасывать конверты с валютой – вроде того, что лежит у Аринчина в сейфе. Многие дрогнули: позволили продавать свои предприятия, втайне от рабочих снимали уникальные станки, отправляли их предприимчивым забугорным дельцам. Россия пошла с молотка, и очень скоро некогда уникальные питерские заводы стали походить на брошенные автомобили, из которых вытащили стекла, фары, сняли резину. Всё это называли реформами.

А тут ещё и новая беда: вечером Аринчину позвонили из Москвы, приказали сократить численность рабочих на тридцать процентов, преобразовать Конструкторское бюро в отдел и оставить в нём всего лишь десятую часть конструкторов.

– Чей это приказ? Кто со мной говорит?

– Приказал Спартак Пап.

Наступила пауза; видимо, оппонент не хотел называть свою фамилию, но потом, все-таки, назвался:

– Главный советник председателя Ханциревский.

Русские люди заметили: наверху замелькали не только шипящие фамилии, но и такие, в которых слышится шах, хан, бек. Даже лидер коммунистов Зюганов – тоже ган, почти хан. А в Думе за столом председателя долго сидел Хасбулатов – хитрый мужичонка, коварный. Потом сказали: чеченец! Батюшки мои! – чеченца нам не хватало. А потом выяснилось, что и в армии… всеми сухопутными силами командует черкес, женатый на чеченке. У них у всех и физиономии-то не наши… красные они, мордатые, а глаза черным огнем горят. Будто снова на нас… монгольская рать навалилась.

Аринчин хотел возразить, но Хан закричал:

– Не надо много слов! Помните: вы – администратор и акций у вас всего полпроцента.

Приказы короткие, словно пистолетные выстрелы, но как их выполнить? Из двухсот конструкторов оставить тридцать! Но это же разгром уникального коллектива инженеров! Благодаря им, «Людмила» стала мировым центром по изготовлению электронного оборудования. Общее число работающих на заводе – двадцать тысяч человек. Цеха завода распростерлись на огромной площади северо-запада Петербурга. Вокруг широко раскинулся прекрасный жилой район: проспекты, улицы, бульвары, рядом лесопарк. Сократить третью часть работающих! Кого сокращать? Мастеров редких профессий, инженеров и техников, посвятивших жизнь электронике. Куда они пойдут? Чем будут кормиться?..

В кабинет без стука и разрешения вошел главный конструктор завода Владимир Иванович Слепцов. Молча опустился в кресло под большим портретом, изображавшим создателя их предприятия, немца петровских времен, основавшего на территории нынешней «Людмилы» небольшую мастерскую по производству гильз для первых в России папирос. Потом его наследники поставили здесь свечную линию, а уж затем, с изобретением электричества, рядом со старыми мастерскими был построен цех для изготовления электрических ламп. Один из последних хозяев назвал завод по имени своей дочери Людмилы.

Слепцов смотрел куда-то в угол кабинета и ничего не говорил. Это был мужчина лет сорока пяти, высокий, прямой, с шевелюрой волнистых каштановых волос, с глазами цвета вечернего неба. За особые заслуги в создании современных электронных комплексов для космических аппаратов и военных надводных и подводных судов он был дважды удостоен звания лауреата Ленинской премии и Золотой Звезды Героя Социалистического Труда. В двадцать семь лет его назначили начальником отдела морских систем, затем ему же передали системы для космоса, и в тридцать семь лет назначили главным конструктором. С Аринчиным у них давняя дружба. Аринчин был главным инженером завода, знал и ценил талант Слепцова, любил его и как инженера, и как человека.

Не отрываясь от какой-то бумаги, сказал:

– Чего надулся, как мышь на крупу: говори, о чем кручина?

– Никогда ничего не боялся, а теперь страх разъедает душу; не сплю по ночам.

– Чего же ты боишься?

– Немцев боюсь. С исчезновением Германской Демократической Республики заказы от них прекратятся.

– Уже прекратились, – проговорил Аринчин, не поднимая головы и так, будто речь шла о мелочах.

– Вот как! Уже? Не думал, что это случится так скоро. Но ведь это же катастрофа! У меня семьдесят конструкторов сидят на немецких заказах. Берлинский банк переводит для них валюту. Чем же будем зарплату платить?

И на это директор ответил спокойной равнодушной репликой:

– Ты над своим зданием плакат повесил: «Мы пойдем дальше к окончательной победе коммунистического труда». Вот и посматривай на этот плакат, и не забывай, куда мы с тобой должны идти.

– Да, верно, такой плакат мы повесили. И я его снимать не собираюсь. А ты вот свой плакат снял.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Вспомнили, как несколько лет назад по требованию райкома партии главный инженер Аринчин приказал изготовить огромный портрет Ленина с энергично выброшенной вперед рукой, и под портретом слова: «Верной дорогой идете, товарищи!» Года два висел этот портрет у стены завода, но потом кто-то позвонил в обком и сказал: а Ленин-то показывает рукой на кладбище. И тогда Ленина ночью перетащили в другое место. Тот же бдительный соглядатай снова позвонил и сказал, что теперь Ильич показывает на свалку. Аринчина вызывали в обком и сделали внушение.

– Как живут люди без зарплаты? – спросил директор.

– Живут – не тужат, но в общем-то – худеют. Некоторые за кульманом теряют сознание. А что там слышно: долго еще без зарплаты будем жить?

– Но где же взять деньги, если произведенная нами продукция лежит на складе?

– Не вся продукция лежит на складе. Больше половины уходит заказчикам. За нее-то деньги переводят.

– Да, деньги переводят, но ты же знаешь, кто теперь хозяин. Нас с тобой они даже на совет не зовут.

После минутного молчания Аринчин добавил:

– Страшные это люди… в совете сидят. Я и во сне кошмарном представить не мог, что завод наш, да и вся Россия, в кармане у таких субъектов окажутся. Ты посмотри, какие они лозунги на придорожных щитах развесили: «Сделаем частную собственность необратимой». Или вот другой: «Закрепим фабрики и заводы за хозяином».

– Где же выход? Что нам делать?

И Аринчин на это сказал:

– Иди к Дмитрию. Сдается мне, что заветную мечту нашу он далеко подвинул.

Показал на сейф:

– Есть у меня немного денег. Бросим их на его дело. Так и быть: доведём «Русалку». Не зря же мы на неё десять лет ухлопали.

Мало кто подозревал, что в Доме ученых, раскинувшем свои два крыла на краю Удельного парка, в квартире двадцать седьмой на третьем этаже жил компьютерный гений Дмитрий Кособоков. Он страдал болезнью позвоночника. Около десяти лет трудился в конструкторском бюро «Людмилы», по семь, а иногда и по восемь-десять часов стоял за кульманом, а потом ночью работал еще и дома, – был неистовым изобретателем радиоэлектронных систем, назначение которых, кроме него, знали только директор завода да главный конструктор. Всё время он что-то искал, и находил, и с головой бросался в дебри каких-то новых тайн – работал без устали, до изнеможения. И вот… сдал позвоночник. Сначала болел, а потом и совсем уложил в постель.

Главный конструктор Слепцов еще три-четыре года назад, видя необычайные успехи Дмитрия, дал ему секретное задание разработать две пушки: вирусную и лептонную. В глубокой тайне держали они это свое дело. Знали: пронюхай американская или английская разведки об этой их затее, их бы либо выкрали живыми и увезли к себе, либо уничтожили бы физически. Уж слишком великую силу над всем миром обретут люди, овладевшие этой «артиллерией». Вирусной пушкой можно «обстреливать» компьютерные системы и взламывать любую степень защиты, превращать в свалку бумаг и цифр любые банки и финансовые центры, а лептонная пушчонка посылала бы свои «снарядики» в мозг человека и производила бы там заданные разрушения. Вот чего задумали два конструктора. Но Дмитрий занемог. Друзья и близкие знакомые были уверены, что век его недолог. Он еще двигался по квартире, мог сидеть в кресле и даже на стульях, но спину по самую грудь все туже стягивал широким кожаным ремнем. Он где-то прочитал или услышал, что певцы тоже стягивают живот ремнями, и частенько невесело шутил: ремень у меня есть, осталось научиться петь. И еще он вышучивал свою фамилию Кособоков, говорил: скоро скособочусь, недаром же у меня фамилия такая.

Дмитрий не успел жениться: любимая девушка, узнав о его болезни, постепенно отстранилась и даже звонить перестала. Однако же он любил ее, а еще нежно и самозабвенно любил сестренку Катю. И, к счастью его, она всегда была рядом.

Мама у них умерла, а отец, бывший в обкоме важным начальником, переехал в Москву, женился и там обосновался «на трубе», то есть работает в каком-то нефтяном хозяйстве. Детей он к себе не зовёт, но помогает им деньгами и даже каждому из них завёл счёт в Петровском банке.

Катя сейчас спит. Сон ее крепок и подолгу держит в своих объятиях. Дмитрий выключил компьютерную систему и идет на кухню. Здесь он готовит овсяную кашу и достает из холодильника облепиховое варенье. Катя любит овсянку с облепихой, и Дмитрий приготовит для нее завтрак, поест и отправится в свою комнату, где будет спать до обеда. А уж обед для него приготовит Катя.

Дмитрий работает ночью.

Есть у Дмитрия большой и задушевный друг Тимофей Васильевич Курицын, начальник ракетного цеха на соседнем Северном заводе. Курицын, зная о его талантах, обращался к нему по секрету с просьбами решить «заковыристые» задачки по самым различным и порой неожиданным заторам в электронной схеме. И Дмитрий каждый раз находил простое и остроумное решение. Курицын любил Дмитрия, как сына, не однажды посещал его и звонил какому-то курганскому чародею, умевшему править позвоночники. А недавно, когда Тимофей за какие-то важные открытия получил десять миллионов долларов, он снова позвонил в Курган, пообещал большую сумму денег, и лекарь обещал приехать. И с этой радостной вестью Курицын пришел к Дмитрию.

Дмитрий ночью, в перерыве между делом, любил постоять на балконе, а в другой раз и приляжет здесь на дощатом топчане, сделанном им в «здоровое» время, то есть когда он еще не болел. Тут рядом растут вековые дубы и корабельные сосны. Дубовая листва даже при слабом ветерке шумит древней неизбывной силой. Деревья помнят еще Петра и его друзей, побивавших здесь шведов. Дубы стоят широко, а сосны гордо и торжественно, довольные своей близостью к звездам. Обыкновенно сосны в городе не живут, не переносят выхлопных газов, но тут в лесопарке они уцелели и высоко в небо тянут свои вечно-зеленые косы. Наверное, раньше их было больше, но в оные далекие времена часть из них срубили плотники и поставили на кораблях, чтобы на плечах своих они держали паруса и реи, носили по белу свету дерзких русичей, покорявших дальние земли, раздвигавших пределы своего государства.

Позавтракав, Дмитрий пошел на балкон и улегся на топчане, но сон к нему долго не шел. На компьютере через Интернет он изловил информацию, для себя очень важную: в Петербурге химик Виктор Иванович Петрик открыл тайну фулерена и научился его изготовлять. Вещество это, за которым охотятся химики и физики всего мира, имеет много чудесных свойств, и одно из них – может излечивать рак.

Врачи не говорят Дмитрию, что его позвоночник грызет раковая опухоль, но сам он именно это и подозревает. А тут – фулерен.

Дмитрий взволнован, надежда опахнула радостью, ученый где-то рядом, может, на соседней улице, в соседнем доме.

К обеду Катерина преподнесла братцу сюрприз: привела в дом араба. И сказала:

– Доктор Саид. Знакомьтесь.

Дмитрий вежливо поздоровался, но по выражению лица и по тону голоса было видно: восторга он не испытывал. Было много докторов, а этот… – совсем молодой. Да еще иностранец.

– Вы побудьте в гостиной, а я приготовлю обед, – сказала Катя и пошла на кухню.

Сидели в креслах возле балкона.

– Вы хорошо говорите по-русски, – сказал хозяин.

– Не совсем хорошо, но – говорю. Я учусь в Первом медицинском на пятом курсе. Моя дипломная работа – болезни позвоночника.

– О-о!.. Это хорошо. Я тоже к медицине имею некоторое отношение: я, видите ли, хвораю. И болит у меня как раз объект ваших интересов. А вот, что с ним – никто не знает.

– Рентгеновские снимки есть?

– Есть, да только старые. С месяц назад делали.

Саид разглядывал снимки, а Дмитрий думал: из какой он страны, какой национальности? И решил: студент, наверное, из Ирака. Он очень походил на тех иракцев, которые учились в Инженерной школе электроники; ее же окончил и Дмитрий и потом шесть лет преподавал там в компьютерных классах. Они очень интересные, эти арабы. На вид похожи друг на друга, но умом совершенно разные. Есть ребята талантливые, схватывают на лету, а есть и такие, которым компьютер в голову не идет. Этот, кажется, человек умный; снимки изучает внимательно и судить не торопится. А вдруг у них в Арабии есть свой опыт лечения позвоночника?..

Как человек, постоянно думающий, ищущий, Дмитрий все время надеялся на новые открытия в медицине. Он не хотел верить в скорый конец – искал и искал средства лечения.

Потом они сидели за большим круглым столом, обедали.

– Арабия? – заговорил гость. – Страны такой нет, а есть великая семья арабов. Нас около миллиарда. Я живу на границе двух арабских государств: Ирака и Кувейта. И у нас, конечно, лечат многие болезни. Но, какая у вас болезнь, по снимку определить трудно. Может, врачи сказали вам диагноз?

– Говорят, надо заменить два сегмента позвоночника на серебряные, но я сопротивляюсь. Не хочу быть глубоким и безнадежным инвалидом, да и нет гарантии, что серебряные сегменты приживутся. А вообще-то, у меня рак, и чего уж тут…

– Митя! – строго взглянула на него Катя. – Опять ты за свое.

– Ну, ладно, ладно. Поговорим о чем-нибудь другом.

Обратился к Саиду:

– Расскажите о себе: из какой вы семьи, кто ваши родители?

Вопрос озадачил Саида, и он сосредоточенно склонился над тарелкой. Катя укоризненно покачала головой. Она встретилась с Саидом в Петропавловской крепости у выставленной там на улице безобразной скульптуры Петра Первого. Саид, рассматривая фигуру царя, удивлялся и, ни к кому не обращаясь, говорил:

– Неужели русский царь имел такую маленькую голову?

Очутившаяся на тот момент рядом Катя возразила:

– Маленькую голову имел не Пётр, а скульптор, его изобразивший.

– О-о!.. – приблизился к ней Саид. – Вы так энергично выражаетесь. У нас на Востоке не принято…

– Что не принято? Женщина не может говорить то, что она думает? Так у вас она и лицо свое не может показывать.

– О-о!.. – качал головой Саид. – А вы смелая.

– Вон как! Сказала вам правду и уже – смелая.

Хотела было отойти, но Саид подошел к ней еще ближе и попросил назвать свое имя. Но прежде представился. И сказал, что хотел бы с такой девушкой познакомиться поближе. «Я врач и, может, окажусь вам полезным». Катерина задумалась. Восточная медицина, врач – вдруг у них есть свои средства лечения позвоночника!..

Назвала свое имя. Потом они гуляли по Петропавловской крепости, Катя рассказывала арабу историю каждого здания, и Саид все время удивлялся широте ее познаний и умению красочно говорить. Он вначале не увидел в девушке какой-нибудь особенной красоты, но теперь, заглядывая ей в ярко-синие глаза и любуясь ее улыбкой, обозначавшей ямочки на щеках, вдруг подумал: «Наверное, такие они и есть, русские красавицы!». И уж совсем удивился, когда Катя пригласила его домой, сказав при этом:

– Я вас накормлю обедом и познакомлю с братом.

Дмитрий, обращаясь к сестре, вдруг сказал:

– Ты и вправду потеряла водительские права? Но как же теперь ехать в Калиновку? Там ведь тебя ждут ребята. У них нет денег и кончилась еда.

Саид на лету схватил суть дела.

– У меня есть права. Я могу отвезти вас.

Катя недолго раздумывала. Согласно кивнула, и они стали собираться.

В полдень к Дмитрию пришёл Слепцов. Дмитрий ему сказал:

– В плавание собираюсь. Надо же для нашего заводского коллектива деньги доставать.

– Ты шутишь. Едва по квартире ходишь, а туда же – в плавание. Об этом и думать нечего.

– Вы не думайте, а я поплыву. И Катя со мной. У нас уже и командир есть – настоящий, военный. Он вышел в запас, а недавно еще ходил на атомной подводной лодке. Я же возглавлю экспедицию. Пусть весь мир знает: русский человек парализован, приговорен к смерти, но и в таком состоянии на спортивной подводной лодке пошел покорять Северный полюс. Соберу журналистов, телевизионщиков и объявлю об отплытии. Вроде на Северный полюс пойду, а сам вольный маршрут изберу. И оттуда, из-под воды, буду потрошить иностранные банки и переводить деньги в Россию. Хватит нам стонать и плакать. Пришла пора действовать. Переведу деньги – и на «Людмилу».

Задумался главный конструктор: смелые мысли пришли в голову его друга. Подводную лодку строил завод в пору своего процветания, судоверфь по их заказу и чертежам выполняла главные работы, а мастера с «Людмилы» под руководством военных подводников монтировали механическую и электрическую часть. Электроникой заведовал Дмитрий; он тайком закладывал в компьютеры свои наработки. Но завод обрушился, люди к лодке охладели, и только Дмитрий, несмотря на свою болезнь, продолжал оснащать ее своей техникой. А вот теперь и дерзкая мысль в голову вспрыгнула: пойти в плавание!

Подошел к нему Слепцов, обнял за плечи. Дмитрий сказал:

– Погоди, я лягу. Спина болит.

В глубине двора под кронами деревьев Удельного парка тянулись в линию добротные кирпичные гаражи. Катя подошла к первому из них и самому большому и на мгновение замерла, словно ожидая чего-то. Щелкнули и негромко зазвенели замки, и массивная железная дверь разъехалась в разные стороны. Саид удивился, но вида не подал; он понял: дверь открывалась автоматически, повинуясь хитро встроенному в стену фотоэлементу.

В гараже могли бы поместиться две машины, но здесь стояла одна – «Волга», да и та старенькая. Саид обрадовался; он на «Волге» ездил, и ему не придется на ходу осваивать новую марку.

– Можно, я машину поведу?

– Да, конечно.

Ехали не спеша. Саид был аккуратен и правил движения не нарушал.

– У вас хороший гараж, – заговорил он. – У нас такие гаражи богатые люди имеют.

– У вас там, в Кувейте, все богатые. Так пишут в газетах.

– Я живу на границе с Кувейтом. Богатых у нас много; все, кто на нефти. Но я… я не бедный, но и не богатый.

– А вы расскажите о себе. Как живут ваши родители?

Саид на эту просьбу долго не отвечал. Он, видимо, не любил вдаваться в подробности своей жизни. И, может быть, никому о ней не рассказывал. Но тут особый случай: собеседница была с ним откровенной, с первой же встречи пригласила его в дом, а теперь вот доверилась и сама, и они едут за город, где у них какие-то ребята.

Подумал об этом в тот момент, когда справа показался большой гастроном. Саид остановился.

– Вашим ребятам нужны продукты?

– Да, да, вы меня подождите, а я зайду в магазин.

Но Саид вышел с Катей. И, оторвавшись от нее, стал тоже покупать продукты. И покупал много. И все дорогое: копченую колбасу, рыбу, икру красную и черную. Купил несколько коробок конфет и два больших торта. Катя, увидев покупки, сказала:

– Мы таких продуктов не покупаем. Слишком дорого.

Некоторое время они ехали молча. Потом Катя напомнила:

– Вы мне так и не рассказали о своих родителях. У вас, восточных людей, много тайн.

– От вас у меня тайн не будет. Мой папа – родственник короля Хасана; он очень богат, но детей у него много и он держит нас на относительно скромном пансионе. Однако денег на безбедную жизнь мне хватает.

– Я это сразу поняла. По вашим покупкам. Студент, а щедрость царская. А ваша мама? Она, должно быть, очень красивая.

– Да, конечно, женой моего отца может быть только красивая женщина. Долгое время она была любимой, и мы жили во дворце. Но потом… Да я вас познакомлю с ней. Она живет со мной, и квартира у нас недалеко от вашей – на Большом Сампсониевском.

Кате очень бы хотелось знать подробности романтической истории Саида и его мамы, но из деликатности она молчала. Вспоминала все, что читала о жизни восточных царей, знала, что у них гаремы и много детей, но вот как живут жены, переставшие быть любимыми, много ли у шейхов бывает детей и как живут эти дети – этого Катя не знала. Но проявить излишнее и бестактное любопытство – Боже упаси!

Молчал и Саид. Он хорошо знал восточную мудрость: много слов источает слабый ум. К тому же ему нравилось развешивать туман над своей личностью и возбуждать интерес к себе девушки, которая ему казалась все более привлекательной.

Но что это у них за ребята? Почему они живут где-то за городом и ждут от Кати и ее брата денег и продуктов?

Любопытство и ему не давало покоя, но он мужчина и умеет сдерживать свой интерес.

Подъехали к большому двухэтажному дому, стоявшему на зеленом холме у берега моря. Рядом с домом у причала качался на волнах черный купол подводной лодки. В открытую дверцу входили и выходили молодые парни. Завидев подъезжающий автомобиль, они распрямились, держа в руках инструменты. Катя им крикнула:

– Кончай работать! Пойдемте обедать!

И пока они собирались, Катерина провела гостя в комнату с нехитрой обстановкой: тут были стол, посудный шкаф, два дивана, стулья и кресла; было чисто, уютно и густо пахло свежей лесной травой.

В комнату с визгом и криком вбежали две девочки и бросились ей на шею. Им было года по четыре – похоже, то были двойняшки. Они обнимали, целовали Катю и всячески выражали свою радость. «Дети! У нее дети!» – думал Саид, чувствуя, как прилив горечи подкатывает к сердцу. Он в эту минуту понял, что русская девушка властно вошла в его душу, и он хотя и смутно, но уже строил далеко идущие планы. А тут вдруг эти очаровательные, русоголовые ангелочки.

Предаваясь невеселым думам, он не заметил, как в комнату вошла молодая женщина, а вслед за ней один за другим стали втягиваться ребята. Их было человек пятнадцать, и все молодые – от двадцати пяти до сорока лет, крепкие, серьезные, с глазами, в которых светились ум и достоинство. В основном это были электронщики и электрослесаря со среднетехническим и высшим образованием; они же занимались водным спортом и поначалу готовились к спортивным плаваниям на подводной лодке, к различным исследованиям дна Финского залива и части Балтийского моря, примыкавшей к Ленинграду. Однако потом, с началом разрушительной перестройки, большинство из них потеряло работу, спортивные интересы отошли на задний план, – они тут оставались по просьбе Дмитрия. Он же, Дмитрий, имел богатого отца, – из его средств выдавал ребятам небольшую зарплату.

Зоркий глаз Саида заметил, что вошедшая с ними женщина плохо прибрана, волосы стянуты на затылке кое-как, лицо помято – видно, с похмелья или наркоманка; она перевязала на головке одной девочки бантик, усадила их обоих в кресло и приказала сидеть тихо. Затем обратилась к Кате:

– Так ты будешь нас знакомить или мы без тебя обойдемся?

– Да, конечно. Это Саид, наш новый доктор…

Ребята называли себя: Евгений, Федор, Сергей. Держались скромно, и только внимательный глаз мог заметить, что Евгений тут старший. Он и ростом из всех выделялся.

Потом они обедали. И за столом много говорили, еще больше смеялись, а Катерина, успевая всем подавать тарелки, нарезать и накладывать еду, кормила еще и девочек, чем окончательно уверила Саида, что они ее дети, а отец – Евгений.

Скоро узнал Саид, – и это его поразило, – что строят они настоящую подводную лодку, только не боевую, а спортивную, для дальнего путешествия, которое собираются предпринять Дмитрий и Евгений Владимирович, главный строитель корабля. Теперь Дмитрий болен, но, как заметил Саид, именно Дмитрий является хозяином дела. Он присылает чертежи, дает указания Евгению и снабжает его деньгами.

Приборами лодку оснащает завод электронного оборудования «Людмила».

Было весело, шумно за столом, но пир продолжался недолго. Евгений вдруг поднялся, поблагодарил хозяйку, извинился перед гостем, – и строители удалились. Саид пошел вслед за ними. Грусть и тоска овладевали им все больше, он и представить не мог, как ему обойтись без Кати. Ее образ так быстро и властно ворвался в его сердце, – он пытался разогнать черные думы, но они все плотнее окутывали его душу и он ощущал почти физическую боль от сознания несбыточности своих желаний. «И ведь не красавица, вроде бы и нет в ней ничего особенного… Что это со мной? Уж не лишился ли я рассудка?..»

Плохо соображая, что он делает, шел к стапелям и, когда уж был совсем рядом, увидел перед собой Евгения. Спросил:

– Могу ли я…

– Пожалуйста. Вот здесь лестница – спускайтесь, мы вам все покажем.

Да, так уж распорядилась природа: Дмитрий – сова, он летает и ищет свою добычу ночью. А добычей ему служат формулы, расчеты, функции и конечные результаты.

Случай – великий господин всего сущего – однажды явился Дмитрию и произвел в его жизни революционный переворот. На экране он поймал информацию: питерский ученый Виктор Иванович Петрик, врач-психолог по образованию, сделал открытие, которое сулит изменить всю жизнь людей: изобрел способ изготовления осмия-187.

Петрик? Тот самый Петрик, который в условиях своей лаборатории научился производить и фулерен!..

Другой бы скользнул глазами по этой информации и оставил ее без внимания. Иначе устроен ум Дмитрия; он задумался: «Изменить всю жизнь людей…» Что же это за открытие?