Текст книги "Альтер Эго. Обретение любви (СИ)"
Автор книги: Иван Вересов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Глава 8. Новый дом?
Квартира им не просто понравилась, она поразила, восхитила, притянула. Гостиная, спальня, гардеробная, полноценная – не студийная – кухня, огромная ванная, за стеклянными дверями выход на террасу с зимним садом и зоной отдыха. Приглушенный синий в сочетании с серым и стальным доминировал в интерьере. Стильная лаконичная мебель, дизайнерские светильники.
Пентхаус был полностью обставлен и подготовлен для жизни. Белье, посуда, спальные принадлежности, кухонная техника.
– Нет, Феля, боюсь это нам не по деньгам, – усомнился Максим.
– Так не покупать же вы будете.
– Чтобы такую купить, это надо полжизни горбатиться или ехать на Аляску на прииск работать.
– Точно, или в Якутию еще лучше, там алмазы, – поддержал Игнаша. Они с Максом отлично сошлись на шуточках.
– Игнатий, перестань! – Феля рассердилась всерьез, сдвинула брови, и сразу стало понятно, чья она дочь.
Офелия Ильинична Куприянова отказов не принимала. Она могла выглядеть как обычная девушка, могла провести полдня у плиты, занимаясь приготовлением обеда, вероятно, не держала горничных, но невыполнения своих задумок не терпела.
Об этом Макс и говорил с Сергеем. Они составили бумаги, обсудили детали работы Игнаши в театре-студии и аренду пентхауса и наконец поднялись наверх. Остались одни.
Феля чуть не силком остановила Игнатия после ужина. Тот по простоте душевной и на ночь бы увязался с Сергеем и Максом, особенно с Сергеем. И не для интимных игр, этого и в мыслях не было, им хотелось танцевать или хотя бы говорить о танце. В течение дня пару раз мелькнула идея вернуться в студию, но Максим туда не собирался, а без него не пошел и Сергей.
В гостиной был камин настоящий, не электрический, горкой лежали дрова, нашлись и спички.
– Хочешь, разожжем? – предложил Макс.
– Давай, я люблю огонь, – Сергей опустился на пол перед камином. – Сюда бы шкуру, и будет как в кино.
– Здесь лучше, чем в кино, – Максим рассматривал светильник с дельфинами. Они резвились вокруг шара, огромной жемчужины или, может быть, Луны.
– Странно все это, бывает, подумаешь, и жизнь подсунет вариант. Не зевай только. А иногда годами ждешь… Ну ладно, давай устроим огонь, может, и выпить найдем, наверняка тут бар есть. Мы же собирались доделать начатое.
Сухие дрова сразу занялись, и комната наполнилась ни с чем не сравнимым теплом и энергией живого огня.
– Хорошо, – Сергей засмотрелся на пламя. Максим сел рядом. – А ты правда думал, – продолжал Залесский, – что хочешь вот так, в городе?..
– Думал, Сережа, – озноб липкой змейкой скользнул по спине Лазарева, когда он вспомнил их вчерашний разговор, – если бы я только знал, то не потянул бы тебя в коттедж…
– Ты любишь тот дом, чтобы без соседей, я понимаю…
– Ничего ты не понимаешь…
Много раз потом Лазарев сожалел о невозвратности момента, о том, что не сказал тогда простые и ясные слова, которые бы раз и навсегда все решили между ними. Он не сказал Сергею “я люблю тебя, хочу быть с тобой сейчас и всегда”, а только осторожно провел пальцами по его губам и попросил:
– Идем кровать застелим. И знаешь что, а давай не будем сегодня пить…
– А давай, – Сергей не двигался с места.
Ждал. Знал, что после привычного касания последует поцелуй. Светлые ресницы затенили глаза, улыбка тронула губы. И да, Макс поцеловал, осторожно, как в первый раз. Не обнял, слияние губ было мимолетным, Лазарев тут же отстранился. Обвел взглядом красивый подбородок с ямочкой, шею, грудь в треугольнике распахнутой рубашки. Желание трепетом прокатилось и отяжелило пах. Максим не позволил себе заводиться – прежде чем они лягут в постель, он должен был поговорить.
– Я бы хотел, чтобы здесь все было по-другому, а ты?
Сергей отозвался не сразу, после паузы тихо произнес:
– Не знаю, Макс, я много думал о нас. Может, тебе кажется, что наша жизнь для меня – это только фон к танцам. Наверно, так было бы, да, если бы я в театре работал.
Максим с удивлением взглянул на Залесского, о чем он говорит сейчас? СЕЙЧАС? При чем тут театр, танцы…
– А если бы ты совсем не танцевал? И не заканчивал академию, был как все?
– Тогда мне не встретились бы ни Яков, ни ты.
– Вот так! И на одну доску нас, – усмехнулся Максим.
– Не сердись, я имел ввиду, что как все я вряд ли заинтересовался бы вас. Ведь тогда на подиуме ты на меня смотрел, потому что я танцевал. Разве нет?
– Да, – не стал отпираться Максим. Вечер из романтическо переходил в философский. Конечно, говорить лучше, чем в молчанку играть. Но зачем сейчас? – Ты не такой, как все. И не такой, как многие из тех, что танцуют. Раньше я мало понимал в балете, теперь могу судить. Благодаря тебе. Я много узнал, и это стало частью моей жизни.
– Вот видишь, и снова “если бы”. Не встреться мы – ты стал бы преуспевающим юристом, директором фирмы. Завел себе подчиненных-любовников, которые тебя боготворили и облизывали пятки и яйца.
– Вот зачем ты так, Серж?! Иной раз кажется, что ненавидишь меня.
– Нет, это от любви до ненависти один шаг, а я… Нет! Я не то хотел сказать!
– Именно то. Я понял.
Максим поднялся, подошел к окну. Панорамный вид на город. Крыши Петроградской стороны. Снег, снег, снег…
Сергей тоже встал, пошел следом. Теперь они стояли рядом. Макс злился и одновременно хотел Залесского так, что член вздыбился колом. Причем не ласк, заменяющих траханье, а полного и глубокого обладания. А, ну его все к ебаной матери, не первый же день они вместе. Максим развернулся и обнял Сергея, вжался бедрами. Был готов к сопротивлению, ждал что оттолкнет, но, к удивлению, почувствовал ответное движение, Сергей прильнул теснее, он был непривычно податлив.
– Сереж… я так хочу…
– Я уже понял…
– Пойдем…
– В ванную сначала. Я хочу, чтобы ты сделал это для себя… как со своими любовниками…
Сергей шептал это между поцелуями Максу в губы.
Они горячо желали друг друга, но не торопились. Томительное вожделение застилало мысли и под монотонными теплыми струями душа, где они продолжали целоваться и ласкать друг друга. И в спальне, когда легли на прохладные шелковые простыни.
Максим уже умирал от стояка и боялся кончить, не начав, Сергей легко мог подвести его к этому одними руками. Но Залесский стремился к другому.
– Будь со мной, как с ними, – стонал он под руками и губами Макса, – прошу тебя.
Лазарев не мог думать и лишь мельком, краем сознания отметил, что с Сержем что-то не так, не был он таким. Но что с того… если он наконец решил отдаться весь.
– Да, Сережа, да, – Макса трясло, пока он возился с тюбиком смазки, мешая нежные слова с ругательствами, готовил путь, наконец вошел в тугую тесноту, замер, вбирая содрогания и трепет Сергея. Как же долго ждал этого… как долго…
Начал двигаться осторожно, продлевая близость, удивляясь себе. Он не трахался сейчас, а занимался любовью. Вот как это бывает… Не сорваться только. В глазах темнело и плясали огненные вспышки, не повиновалась речь, отказывал слух. Под руками было влажное от пота тело Сергея. Залесский дрожал, выгибался, ухватил руку Макса и потянул её к твердому члену, Макс понял и, продолжая входить, перехватил возбужденный ствол любовника. Сжал, передернул, Сергей, не сдерживая крика, начал кончать, отдался и Максим. Оргазм не принес облегчения, только распалил обоих.
Они продолжали и продолжали, находя все новые грани близости. Потеряли счет времени, забыли, где находятся. Было лишь сплетение тел, бесстыдство пальцев, безумные глаза, тяжелое частое дыхание и еще… еще… еще…
Упали на постель, провалились в сон. Очнулись к утру, за окнами кромешная январская тьма, даже шторы на задернули. Да и к чему – высоко, смотреть некому. В комнате матовый свет шара с пляшущими дельфинами. Камин давно потух, и угли почернели.
Сергей лежал на спине, раскинув руки, не глядя на Макса, спросил:
– Скажи… мы уже говорили об этом, давно… ведь ты был с женщиной?
– Был, – Макс сплел пальцы с Залесским, но пожатия не последовало. – Почему ты спросил? У тебя кто-то есть?
– Нет, было бы, так не спрашивал, но ты знаешь, до тебя было всякое, но только с мужиками. Бабам меня Яша не продавал, он их ненавидит.
– Зачем ты сейчас об этом? Не надо, Сережа…
– Никогда я не смогу избавиться от вины.
– Чем ты-то виноват?! – Максим придвинулся, сгреб в объятия. Хотел бы обхватить всем собой, сжать, закрыть.
– Никто разбираться не будет – виноват, не виноват. Грязь все та же…
– Почему про женщин спросил? Что тебе в них?
– С женщиной лучше?
Максим так удивился вопросу, что даже отпустил Залесского, приподнялся, заглянул в лицо.
– Не лучше, но по-другому. Это не объяснить.
– Почему?
– Только попробовать можно, с мальчиком. Хочешь сведу тебя?
Максим спросил без всякой задней мысли, к такому он бы и ревновать не стал. А Сергей зацепился за слово.
– Нет… не хочу… пусть так остается… с тобой. И ты не ходи к мальчикам, Максим. Хочешь, чтобы здесь было по-другому – не ходи! Давай начнем еще раз. Может, получится. Оставим все измены в прошлом.
– Измены? Не понимаю я, о чем ты.
Сергей прерывисто вздохнул, перевернулся на бок, из подушек, в которые он зарылся лицом, Максим услыхал приглушенное:
– Неважно… Давай поспим, рано еще. Погаси свет.
Макс дотянулся до выключателя, щелчок – и комната погрузилась в темноту, стала единым пространством с тем зимним мраком, что растекался над городом.
Сергей уснул сразу, не меняя позы. Максим тоже хотел бы, но сон не шел. Лазарев лежал, прижимаясь к спине любовника, втянул знакомый запах Сержа, ощутил тепло и гладкость кожи, упругость ягодиц. О чем он говорит, о какой “грязи”, о вине? И как избавить его от этого? Накатила ненависть к Яшке, ко всем, кто совершил с Сергеем это, узлом завязала, до зубовного скрежета скрутила эмоции. Захотелось курить и напиться, но Макс даже не шевельнулся. Чем это поможет Сергею? Нет… надо искать то, что излечит. Про мальчика зря сказал, Сергей хоть и не признается, но ревнует.
Макс улыбнулся в темноте, сонный Сергей принадлежал ему весь, было бы так всегда… Но наступит утро, встанет Залесский к станку, и заберет его танец. Смысл и суть его жизни, его свет и чистота – вот в чем все дело. В этом и спасение.
Глава 9. Точка невозврата
Макс почувствовал неладное недели через две после Нового года. И причина была не в их с Залесским ссоре – да, праздник они встретили не вместе, но потом-то помирились и все шло хорошо. Познакомились с Игнашей, переселились в город.
После той первой ночи в городской квартире Максим даже поверил, что у них может получиться настоящее. Семья, любовь, как в кино, в дешевых мелодрамах про геев. Но ведь у них с Сережей не сценарий был, а жизнь. Когда Сергей позволил себе, снял запреты, когда они не трахались а… были близки. Максим поверил. Откуда же он мог знать, что это было стремление или мечта о близости, да не с ним.
Сергей изменился. Он и раньше уходил в себя, в свои разговоры с зеркалом, в образы, в позы, в созерцания. Максим привык и не обращал внимания. Но началось и возрастало что-то другое, не связанное с поисками смысла в повторяющихся комбинациях экзерсиса или шлягерных балетных номерах. Это было связано с живым человеком! У Лазарева не было доказательств. Вообще ничего, Сергей никуда не уходил один, не встречался на стороне, концерты – студия, студия – концерты. По утрам – класс, днем – репетиции. И все же… Как будто кто-то незримо встал между ними.
Максим отмахивался от беспокойства. Он слишком хорошо знал Сергея, чтобы предположить, что тот завел кого-то на стороне. А если бы такое произошло, то Залесский честно признался бы. Они бы посмеялись над этим и забыли. Такая ерунда разве могла бы развести их, так накрепко привязанных друг к другу?
Вечерами, если не было мероприятий или прогонов, они оставались дома, могли и в ресторан завалиться, в хороший паб с живой музыкой, или в гости к друзьям Макса. Но это случалось все реже. Сергей охотнее проводил свободное время в квартире. И опять Макс насторожился не сразу, списал все на то, что Залесскому, наверно, в городе лучше, чем в коттедже… Даже радовался этому, потому что так задерган был текущими делами, что поездок туда-обратно не выдержал бы.
Занимался он не адвокатской практикой, а антрепризой.
Вначале бредовая идея антрепризного балетного театра имела лишь смутные очертания, но постепенно обрела воплощение и все больше увлекала Лазарева. Может быть, потому что и это он делал для Сержа. Он видел Залесского не на закрытых тусовках в маленьких, не приспособленных для танца залах и гостиных, а на настоящей сцене, в полноценном спектакле, с оркестром, декорациями, достойными партнерами, при аншлаге в зрительном зале. Для этого нужны были деньги, меценаты, спонсоры, связи в мире театрального бизнеса и рекламы. А главное – партнерша, достойная Сергея. До желаемого, казалось, далеко, как до луны, изо дня в день Лазареву приходилось заниматься все тем же, что и раньше. Но цель сияла впереди заманчивым светом рампы, и Максим следовал за ним, полагаясь на улыбку Судьбы.
Дела пошли в гору, все внимание пришлось сосредоточить на них. Стало не до копания в личных отношениях, и Лазарев отложил выяснения на потом. Да и тревожить Сергея не хотел. Скорее всего, это лишь странные домыслы и ничего более. А выплыли проблемы и поважнее.
За Игнатием от Гасиловой к Максиму перешли еще трое солистов, двоих взяли со стороны. Молодые, разноплановые танцовщики и все – выпускники Академии. Посыпались заказы. Программы собирали на живую нитку, часто по ночам. Уставали смертельно. Тем временем Инна развернула информационную войну, начала травить Игнатия, а заодно мазать дерьмом антрепризу Лазарева.
Новостные ленты Интернета запестрели заказными статьями с жареными фактами о личной жизни и досуге солистов-содомитов. Игнаша растерял свою жизнерадостность, Феля каждый день умывалась слезами. Максим мрачнел, но все еще надеялся решить дело миром.
Шум и сплетни подогревали интерес к коллективу, даже те, кто с пеной у рта осуждали и потрясали моралью, стремились увидеть, а увидев, не могли не признать красоты. Чиновники насылали проверки, но Максима было трудно переиграть. Если бы ни Офелия с Игнашей, он и внимания не обращал на мелкие укусы приспешников Гасиловой. Не так много их было, они портили нервы, но не имидж. В какой-то степени даже повышали рейтинг антрепризы. Но такой ценой Лазарев не хотел ничего. К тому же он был близок к осуществлению главного плана. Госпожа Майер ответила ему, и Максим вел с ней оживленную переписку. Он не ошибся, угадал, ему снова повезло!
Что значила теперь какая-то Гасилова? Пусть антреприза была уже не слишком нужна, но Макс не хотел бросать начатое, дело стало приносить хорошие доходы. Настолько хорошие, что можно было подумать о покупке квартиры, в которой они жили. При таком раскладе разборки с Инной надо было прекращать. Герта к весне собиралась в Петербург, к тому времени ничто не должно было отвлекать Максима. Чтобы утрясти проблемы и поставить на этом крест, у него оставалось месяца четыре, не больше.
Перед тем как начать действовать, Макс встретился с Инной лично, приехал к ней в офис, вытерпел двухчасовое ожидание в тесной приемной, когда же наконец Инна соизволила явиться, он сказал ей: “Отзови своих шавок, если не хочешь получить заряд обратно, оскорбление чести и достоинства Игнатия может тебе дорого стоить”.
Гасилова рассмеялась, Максим ушел не прощаясь, а еще через полчаса он уже говорил по видеосвязи с господином Куприяновым.
– Здравствуйте, Илья Андреевич, меня зовут Максим Лазарев и я представляю интересы жениха вашей дочери…
Последовал судебный процесс, он был закрытым, но кое-что просочилось в прессу. Феля жаждала крови и не позволяла Игнаше согласиться на мировую, Гасилова налетела на крупную компенсацию, лишилась лицензии на концертную деятельность, антреприза Максима получила финансовую поддержку и благосклонность городского комитета культуры, а Офелия и Игнатий подали заявление во Дворец бракосочетания на Английской набережной.
За всеми этими заботами Макс и упустил момент, ту самую точку невозврата. Он не хотел признавать, делал вид, что все хорошо, но ссоры с Сергеем становились чаще, а примирения тяжелее. Временами Максиму казалось, что они с Сержем не слышат друг друга, и как будто не было между ними ничего, кроме взаимных обид.
Пазл сложился неожиданно. Сначала Сергей чуть не сорвал концерт, это было нетипично для Залесского, обязательного и безотказного. Но вдруг он потребовал перенести день, с субботы на любой другой. Когда сделать это не получилось – уперся. Пришлось сильно сдвигать время, светить глазами перед заказчиком. Максим тогда очень рассердился, даже Игнаше пожаловался, а в ответ услышал:
– Так он с девицей какой-то переписывается по интернету, они и встречу назначили уже. Ты только ему не говори, что я заложил, обидится же.
Они сидели в раздевалке тренажерного зала, того самого, где тренировались Максим и Сергей. Теперь и Игнатий заходил сюда поработать над рельефом мышц.
– Не скажу, конечно. Странно, что Сергей таким поделился. Может, он пошутил? – Макс не мог поверить.
– Да какой там пошутил, он в истерике был. Не знал с какими цветами идти, что говорить, а главное, что делать, если что… Ну, ты понимаешь… – Игнаша томно закатил глаза.
– Об этом тебя спрашивал?
– А кого же ему еще спросить, ведь я его сценическая девушка, – Игнаша рассмеялся, но осекся. – Извини, Максим. Я все понимаю, тебе обидно, что он не поделился. Но, понимаешь, Сергей очень застенчивый, и он считает, что вряд ли у него с женщиной получится.
– Не откроешь – не узнаешь, – произнес Макс. – Ты не говори ему, что мы с тобой тут обсуждали. Очень прошу, Игнатий. Никому, особенно Феле.
– Хорошо, хорошо, я же понимаю.
После разговора с Игнашей у Макса словно глаза открылись, он стал замечать! Казалось бы, незначительные перемены в поведении Сергея. Но на поверку – глобальные! Надо было хорошо знать Залесского, а Лазарев знал, еще как знал…
Можно было приступить к выяснению отношений сразу или подождать. Юрист взял верх над ревнивцем. Максим ждал. Или боялся потерять все?
Ревность… Что он знал о ней, пока не испытал сам? И страшнее ревности – уязвленное самолюбие, что его предпочли другому, другой… Может, связь с парнем он и простил бы, но женщина… И так не вовремя, почему сейчас? Они с Сергеем только начали сближаться. Нет, не начали, самообман, сублимация, все, что угодно, но не сближение.
Максим сидел в студии, в кабинете, все за тем же столом, все за тем же ноутом. Пароль от почты Сержа у Лазарева был, он сам же и заводил её. Вряд ли Сергей менял. Не то чтобы ему в голову не могло прийти, что личную переписку прочтет Макс, скорее, было все равно.
Стрелка подрагивала на кнопочке “открыть”, один клик и… потом – что?
Ладно, голову в песок прячут страусы, так они и бегают быстро, а летать не умеют. Мысли уходили в сторону, сознание пыталось вывернуться, обойти проблему, как вода обтекает камень.
Не получится, Лазарев, жми…
“Здравствуйте, Алекс…”
А дальше… Сколько времени прошло? Макс помнил, как после третьего письма встал и заблокировал дверь, чтобы не мешали. Вернулся, стал читать снова. В письмах были даты, он мог сопоставить дни. В папке с грифом “важное” бережно были сохранены и ответы. Её ответы… Мелкая хитрая сучка. Взяла невинностью! Ах, папа погиб, ах, никто не дружит, ах, Петровск – дыра… Конечно, дыра, девочка, а тебе хочется в Питер…
Но какая же она, эта Алекс, какая? Ни одного фото, и ни фамилии нет, ни адреса. Можно по ай-пи пробить… Нет… Нельзя. Нельзя следить за Сержем, это его личная жизнь. А если разводят, если авантюристка из чата?
Мысли Макса метались, а за ними и он сам от окна до двери – по кабинету.
И снова за стол, стал перечитывать. Воспринимал только негативно, не хотел видеть искренности, нежности. Притворство все, обман. А Серж! Все ей рассказывал, а Максиму – ничего. Только принимал, брал, пользовался, а сам? Ни разу, никогда о прошлом, вот о Яшке – пожалуйста, про другое – тишина. Разведчик на допросе…
Все, довольно! Максим выключил ноут, хотел было выпить, но вспомнил, что за рулем и встреча с серьезными заказчиками назначена. Тогда вечером, дома. Дома! Он ведь первый взнос за квартиру сделал и на Сережино имя покупает. Это что? За благодеяния он ждет ответку, как Яшка? Любовь за подарки? Хотелось шмякнуть ноут об стену. Нет, так нельзя, есть общие дела, Герта приедет, а Алекс эта… Ну перебесится. Пока ведь не встречались, на чем у них там закончилось…
Снова подключился, вошел в почту, кликнул по последнему письму. А ведь она давно не отвечала… А Серж что?
“Я буду ждать вас…”
Так вот почему суббота! И Алекс не приезжала, еще нет…
До этого Максим не понимал! Он не задумывался, он не знал этого.
Положи меня как печать… Откуда это? Песнь песней Соломона, того самого, на кольце у него была надпись “и это пройдет”, а про печать… Макс забил в поиск и прочел во всезнающем Гугле:
“Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные; она пламень весьма сильный”.
«И грехи его встали перед его взором, – усмехнулся он горько. – А сам-то сколько раз прокатывал Сергея с любовниками? Вот и прилетело обратно».
Задергали ручку, постучали в дверь.
– Сейчас! – отозвался Максим. – Подождите.
Пришел Игнаша, просил связаться с Нинель Дмитриевной насчет уроков по концертным номерам, и Максим поехал в академию. Он рассудил, что лично договорится скорее, вряд ли Нинель отказала бы Игнаше, но Лазарев знал, что афишировать эти уроки она не хотела, и потому надо было освободить время и заниматься в студии. А Нинель привезти и увезти самому, она обещала показать номер из “Медного всадника” Глиэра. Балет позабытый, а когда-то популярный и любимый публикой. Был там красивый вальс Евгения и Параши, вот его-то и решили восстановить. Евгения танцевал Залесский, а Парашу – Маля, как между собой звали Игнашу парни. В антрепризе он оставался примой, тайну свято сохраняли.
Макс припарковался у Катькиного сада и пошел в академию, огибая здание Александринского театра. Улица Росси тянулась вдаль идеальными фасадами. Над ними синело высокое небо с легкими облачками.
Снега растаяли. Давно ли горы лежали, машину поставить негде было, сейчас и следа не осталось. Совсем весна, середина апреля…
Последние два месяца, наверно, были счастливыми. Стабильный успех антрепризы, хорошие доходы, почти семья…
Чертова эта Алекс! Максим решил, что не станет говорить о ней с Сергеем сейчас. Во-первых, бесполезно – у Залесского глаза застит и бананы в ушах, он ничего сейчас не воспримет. Влюбился. Во-вторых, сначала надо узнать, что за цаца, может, и не так страшна.
Кто бы мог подумать, что так сильно зацепит обида. Максим в первый раз оказался в положении брошенного любовником. До этого всегда первым бросал.
А может, и не так все? Просто нет ничего и бросать нечего? Сколько раз он пытался по-другому, готов был бросить все. Но если это не нужно от слова “совсем”, и не существует другого интереса в жизни, кроме танца. Максим понимал – возможно, защита, надо подождать, может быть, оттает. Может быть… Но он же не чурбан бесчувственный, близость Сержа заводила, а выхода этому не было, вот Макс и искал. И находил – игрушку на вечер или ночь, ни с кем не оставался дольше одного раза, сбросит пар – и домой. К холодному и недоступному Залесскому, который раскрывался только в танце.
