Текст книги "Жнец II. Курганы проклятых (СИ)"

Автор книги: Иван Варлаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 14

Утром я плелась на работу совершенно разбитая. После вчерашнего отравления в столовой и ночной паники мне так и не удалось заснуть. Я уже понимала, что мое расследование зашло в тупик. Без данных из больничного морга я ничего не смогу доказать. Избыток операционного материала можно объяснить просто — это запас «на всякий случай». Иногда обычного режима стерилизации бывает недостаточно, поэтому в каждой операционной существует запас операционного белья. В нашей больнице этот запас существовал в виде стерильного одноразового материала в индивидуальной упаковке. Здесь может быть другая практика. Что же делать?! Я должна найти доказательства незаконных операций в этой больнице как можно быстрее! Если этой ночью я видела машину своих преследователей, у меня осталось совсем мало времени. И я решила рискнуть.

Старательно изобразив на лице трагедию, после операции я подошла к старшей операционной сестре.

— Извините, мне нужно поговорить с вами наедине, у меня такое случилось…

С явной неохотой она пошла за мной в коридор. Я тихо расплакалась.

— Помогите мне, пожалуйста, у моих родителей долги, судебные приставы приходили. Сказали, корову отберут и дом опишут…

— А чем я помочь могу? Денег в долг я не даю!

— Мне не надо в долг, мне подработка нужна. Я круглые сутки работать могу, только бы денег заработать.

— Ты явно не на ту работу устроилась, девочка. Тебе в ночные бабочки надо было идти, там бы заработала.

Я подавленно молчала.

— Ладно, — вдруг сжалилась она надо мной. — Если ты язык за зубами держать будешь, я тебе помогу. Но если хоть кому-то скажешь, не сносить тебе головы, так и знай!

И она рассказала мне, что не все операции вносят в операционный список. Часть операций проводится в больнице во внеурочное время. За эти операции больные платят не в кассу больницы, а непосредственно хирургу. Хирург отстегивает за молчание старшему дежурному врачу, который в отсутствие на рабочем месте главного врача больницы фактически выполняет его функции. Ну и соответственно те, кто работает в операционной, получают за сверхурочную работу приличные деньги.

— Я тебе все покажу, ты запоминай. Будешь мне подменой, а то я одна там пашу, уже никакого здоровья не осталось.

Вечером, когда все разошлись, старшая медсестра, которую, кстати, звали Ниной Аркадьевной, начала мне показывать, как вдевать нитку в операционную круглую иглу, как подавать хирургу инструменты, учила, как эти инструменты называются. Путаясь в собственных руках для отвода глаз, я довольно быстро все «освоила». Когда в окнах уже стало темнеть, Нина Аркадьевна отпустила меня домой. Обдумывая сегодняшнюю победу, я медленно шла к общежитию. Мне нужны доказательства, хотя бы снимки на сотовый телефон. Но как я сумею сделать снимки на телефон в условиях операционной?! Меня тут же раскроют, а это чревато последствиями.

Операция была назначена на вечерние часы в четверг. Именно в четверг на прошлой неделе я увидела ночью в оперблоке свет. Значит, операции проводятся по четвергам. Что же, весьма логично, в пятницу во время генеральной уборки операционных легко уничтожаются все следы.

Я решила, что в первый раз мне надо быть осторожной. Если моя работа понравиться, меня обязательно позовут еще. Вряд ли от операционных сестер преступники-хирурги избавляются после каждой операции. Главное — войти в доверие, понравится тем, кто это делает, тогда можно уже пытаться добыть доказательства.

В комнате было темно, моя соседка уже крепко спала. На моей постели лежал комплект постельного белья, на подушке отсутствовала наволочка. Я похолодела, сердце ухнуло вниз, очертания комнаты поплыли перед глазами. Пошарив рукой под матрасом, я поняла, что два листка бумаги с планом моего расследования исчезли. Но сил на переживания у меня уже не осталось. Убедив себя, что листки вылетели из-под матраса случайно, я провалилась в сон.

Как ни странно, ночь прошла спокойно. Утром я решила еще раз поискать листки с записями, но тщетно, их нигде не было. Проклиная себя за неосмотрительность, я старалась успокоиться. Сегодня все выясниться, и весь этот ужас, наконец, закончится, убеждала я себя. Но я опять ошибалась.

* * *

Перед Высокопоставленным Медицинским Чиновником на столе лежал смятый листок бумаги. Снова и снова он перечитывал строчки, написанные неровным почерком. Злость и ненависть к этой соплячке душила его. То, что он создал с таким трудом, сейчас могло в один момент рухнуть. Созданная им схема успешно работала, постоянно пополняя его тщательно скрываемый банковский счет в оффшоре. Еще немного, и он уедет отсюда. Но сейчас это невозможно, тем более что последняя доставка прошла неудачно, что-то сломалось в сумке-контейнере, материал испортился, и ему прозрачно намекнули, еще один сбой и он вылетает из игры. Желающих заработать пруд пруди, только свистни! — сказал ему по телефону с издевкой на ломаном русском его партнер из Варшавы. Чертов полячишка.

Казалось, схема, придуманная им, безупречна. С выходом закона о трансплантации органов почти все проблемы с забором органов у трупа были решены. Не зря же заинтересованным лицам здесь и за рубежом за принятие именно такого закона пришлось откатить доверенным парламентариям немаленькую сумму. Закон предусматривал практически все — родственникам умирающего больного не приходило в голову письменно оповещать врачей о своем несогласии забора органов для трансплантации. Констатировать смерть мозга по закону надлежало в течение всего 12 часов, причем критерием смерти мозга становился всего лишь анализ крови из вены, определяющий концентрацию углекислого газа в крови. Больной мог сохранять рефлексы, даже садиться в постели — высокий уровень углекислоты в крови давал право признать факт смерти головного мозга, после чего производился забор тепленьких органов, которых ждали с нетерпением тысячи неизлечимо больных людей, а их состоятельные родственники были готовы заплатить огромные деньги только за возможность надеяться на их выздоровление.

Причем по закону состояние больного оценивалось всего 3 врачами, если их можно так называть — невропатологом, реаниматологом и судебно-медицинским экспертом. Найти в большом городе трех специалистов, у которых присутствовали серьезные финансовые проблемы или элементарная жадность, и начисто отсутствовала совесть, было не сложно. Забор органов надлежало проводить в той больнице, где умер пациент. Разрешение на посмертный забор органов подписывалось главным врачом, а в его отсутствие — старшим ответственным дежурным, который по инструкции выполнял функции руководителя больницы в ночное и праздничное время.

Конечно, тогда они прокололись. Срочно требовался материал редкой группы крови, за него платили вдвое от обозначенной цены, а у них как назло ничего подходящего в помине не было, вот анестезиолог и принял решение воспользоваться случаем с незадачливым парашютистом, тем более, группа крови совпадала, но дальше все пошло наперекосяк. Сосед, оказывается, воевал в Чечне, появился частный сыщик, его сослуживец, начал копать. С женой-то они быстро разобрались, выяснив, что в студенческие годы она сидела на наркотиках, одного укола оказалось достаточно, чтобы сломать ее окончательно. А они еще и денег ей отвалили. Недаром она сразу перезвонила им после встречи с этой соплячкой.

Чиновника опять охватила ярость. Чего она полезла, эта дрянь, жалко не успели ее тогда разделать. Ведь из-под носа сбежала, и спряталась так, что ее бы никогда не нашли, если бы она не вернулась в город, да еще полезла в самое пекло.

Конечно, все могло быть не так просто. Эта девчонка могла работать под прикрытием. Но у него были свои люди и в милиции, и в ФСБ, которые в случае официальной «разработки» непременно предупредили бы его.

Эта тварь должна исчезнуть. Так он и прорычал в телефонную трубку, не опасаясь, что его услышат.

* * *

В четверг боевой настрой вернулся ко мне. Сегодня ситуация должна проясниться, а это значит, что скоро я вернусь к нормальной жизни. За себя я не боялась — мне даже не приходило в голову, что меня могут заманить в ловушку. Полная планов и надежд, я не заметила даже, как рабочий день подошел к концу. Я сидела в оперблоке и пила остывший кофе, когда Нина Аркадьевна пригласила меня в операционную. Я помогла ей одеться, с трудом натянула на себя стерильный халат, и мы вместе начали выкладывать инструменты для операции на застеленный стерильной простыней операционный столик. Надо сказать, что подбор инструментов меня удивил. Пересадка любого органа технически сложна, а мы вынимали из бикса и укладывали рядами простейшие зажимы и пинцеты, только очень тоненькие. Где-то черед полчаса на каталке в операционную привезли больную. Увидев ее, я чуть не упала в обморок. Это была девочка лет пяти-шести, ее щупленькое тело до поясницы покрывали страшные рубцы, а когда я увидела то, что было ее лицом, мне стало совсем плохо. Я с трудом понимала, что происходит. В операционную вошел Виктор Николаевич, за ним еще один хирург, и операция началась. Это была пластическая операция с элементами пересадки кожи. Девочке срезали неповрежденную кожу с бедра и живота круглым вращающимся лезвием, растянули края лоскута пинцетами, осторожно удалили самые страшные рубцы на груди, и тщательно разгладили на кровоточащей поверхности тоненькие лоскуты, прикрепив края маленькими швами.

Я старалась держаться из последних сил. Нина Аркадьевна вроде ничего не заметила, после операции похвалила меня, сказала, что деньги мне отдаст в понедельник.

Совершенно раздавленная, я долго сидела в комнате оперблока, и обдумывала свое поражение.

Все это время я шла по ложному следу. В Центральной проводились неофициальные операции, но к незаконной пересадке органов эти операции никакого отношения не имели. Мы со Славой ошиблись в самом начале. Проведенная в стенах этой больницы пересадка почки была единственной. Все напрасно, зачем я в это полезла?! — эта мысль была невыносимой.

Было около десяти часов вечера, когда я вышла из больницы и медленно пошла в сторону общежития. Это глупое ребячество надо заканчивать. В понедельник получу деньги за операцию, сразу же позвоню Славе, потом попытаюсь добраться до его больницы. Получать расчет в Центральной не буду, все равно там копейки, просто исчезну, оставив вредной комендантше «на добрую память» паспорт гражданки Гвоздиковой, пусть побесится. Отсижусь тихонько в психушке до приезда Дениса из командировки, а там видно будет.

В этот момент чья-то сильная рука схватила меня за шею и к моему лицу прижали салфетку, от которой сильно пахло эфиром. Я даже пискнуть не успела, как все поплыло, и я отключилась.

* * *

Красиво отштукатуренный трехэтажный больничный корпус стоял почти в лесу. Очень давно, еще на заре перестройки, прежнее руководство больницы провернуло удачную сделку. Новенький филиал, оснащенный по последнему слову медицинской науки, удалось передать на баланс крупному энергетическому ведомству. Конечно, никто не собирался заниматься в этих стенах благотворительностью, рядовые сотрудники ведомства лечились здесь иногда, для отчетности. Большую часть палат занимали люди с положением в обществе. На пике подъема нарождающегося бизнеса капиталистической России здесь можно было встретить и нефтяного магната, и крупного чиновника из соседней области, и криминального авторитета.

Встречались и лица явно южной национальности, подчеркивавшие свою принадлежность мелкими деталями национальной одежды в виде тюбетеек или папах.

Впоследствии контингент кардинально поменялся. Крупное ведомство получило лицензию на право заниматься инновациями в медицине, (не без помощи одного из областных медицинских чиновников), для больницы было закуплено еще более новое и современной оборудование, были заключены высокооплачиваемые контракты с врачами, приглашенными на работу в больницу из других регионов — так было намного безопаснее. Жильем приехавших по контракту врачей обеспечили тоже с размахом, построив неподалеку от больницы маленький малоэтажный микрорайон. В город отсюда добраться можно было только на автомобиле, или служебном автобусе, поэтому фактически все сотрудники больницы жили под негласным наблюдением, которое гордо именовалось охраной их безопасности. Надо сказать, что практически никто из приехавших сюда медсестер и врачей не возражал, и не пытался вникнуть в суть происходящего — зарплаты были настолько высокими, что лишних вопросов задавать не хотелось. Тем более что ведомство, которому принадлежала больница, было весьма уважаемым. А то, что эксперименты в процессе работы присутствуют, так это в медицине всегда так было — по принципу: «лес рубят — щепки летят».

Глава 15

Когда я открыла глаза, оказалось, что я лежу на кровати. Комната была большая и светлая, на стене тихонько гудел кондиционер. Рядом с кроватью стоял мужчина среднего роста в хирургическом костюме из плотной ткани. Такую расцветку я видела впервые — на куртке были нарисованы бегущие лошади.

— Проснулась? Не бойся, тебе ничего не угрожает.

Я попробовала ответить, но язык словно прилип к небу. Я вопросительно смотрела на мужчину. Был он интеллигентным и даже, пожалуй, симпатичным. Серые глаза, волевое лицо, темные короткие волосы.

— Ты лежи, а я расскажу тебе, во что ты ввязалась. Потом решим, что делать дальше.

Я прикрыла веки, чтобы выразить свое согласие. Мужчина продолжил:

— Медицина как наука всегда развивалась в процессе экспериментов. Представляешь, как сложно было решиться средневековому врачу и сделать первое в своей жизни кровопускание? А ведь этот метод лечения стал основополагающим на тот период времени и в лечении отравлений, и при параличах, и при послеродовых кровотечениях. Да, да! Дополнительное кровотечение после трудных родов мобилизовало женский организм, и женщина не умирала, а поправлялась.

Позже, когда началось развитие хирургии, операции, проводились практически вслепую. Чтобы не задеть сосуд или нерв, врачам приходилось выкапывать на кладбище трупы недавно захороненных людей, и изучать строение их тканей. Кстати, их за это преследовали по закону.

Я с трудом понимала, что он говорит. Кровопускание? О чем он?

— Позже знаменитому врачу Пирогову стоило немалой смелости принять решение о замораживании трупов русских солдат во времена Крымской войны. Как ты думаешь, о чем он думал, когда делал распилы этих трупов?

Жалел их? Да никогда! Он относился к ним, как к материалу. И этот материал лег в основу топографической анатомии как науки. Распиленными, или нет, но погибших солдат все равно бы похоронили, а так они послужили благородному делу развития медицины как науки.

Мне с трудом удавалось держать глаза открытыми, я перестала сопротивляться, и прикрыла их.

Голос продолжал:

— А ты помнишь, когда у нас в стране начинала развиваться сердечная хирургия, летальность в первые годы достигала 70 %! И это были люди, которые могли жить, по меньшей мере, еще лет десять. Но их смерть послужила основой тому, что сейчас операции на сердце проводятся вообще без разрезов, путем эндохирургии, и сколько людей удается благодаря этому спасти сейчас? Причем от страдающих инвалидов середины 50-х годов эти люди отличаются тем социальным весом, возможностью изменить будущее страны и мира. Ну, прожил бы инвалид еще лет пять-десять, не легла бы его смерть в основу развития медицины, что бы это изменило?

Теперь вернемся к теме, которая привела тебя сюда — к развитию трансплантологии. Путь развития нельзя перекрыть. Как не сопротивлялся профессор… (тут он назвал фамилию известного хирурга-трансплантолога, умершего совсем недавно), но и он и его авторитет не смогли остановить процесс развития. Приняли документы, позволяющие обойти согласие родственников потенциального донора на забор донорских органов! Ты подумай, если бы дело касалось твоего ребенка, которого можно было спасти, только пересадив ему, скажем, почку, разве тебя волновало бы, откуда эту почку взяли, у какого человека удалили? У каждого своя судьба, пойми это. Сопротивляться прогрессу глупо, неминуемо проиграешь.

Конечно, некоторые дураки-исследователи проводили эксперименты на себе. Выпивали, например, непроверенную вакцину от чумы, а потом умирали. Но что делать, если эксперимент не удается? Многие ли могут помогать другим? Понятие этики в медицине недопустимо, и даже вредно, я уверен в этом. Многие великие открытия, впоследствии спасшие жизнь миллионов людей сделаны без учета интересов материала, на котором они проводились. Подумай об этом, полежи, а я вернусь вечером, и мы продолжим.

Я, конечно, была еще не в себе, видимо меня накачали какой-то химией. Ситуация в которой я находилась, безусловно, была не самой плохой. Наверняка передо мной один из хирургов — экспериментаторов, проводящий операции по незаконной пересадке органов. То, что меня не убили сразу, внушает надежду, что мне удастся избежать смерти. Руки были привязаны к боковинам кровати, поэтому я не могла пощупать деревянный амулет у себя на шее.

Мне, конечно, что-то предложат, я не буду отказываться, а там посмотрим. В любом случае я пока жива, и это уже хорошо.

Вечером в палату вошел молодой человек в медицинской маске. Поставив рядом с кроватью на тумбочку тарелку с кашей, он освободил мои руки и ноги, помог приподняться и сесть, подложив мне под спину подушку. Я думала, что сейчас он выйдет из палаты, но молодой человек встал у стены и скрестил на груди руки. Следом за ним вошел врач, проводивший со мной разъяснительную беседу несколько часов назад. Я отложила тарелку с кашей, и приготовилась слушать. Но беседа не заняла много времени.

— Я навел о тебе справки. Ты хорошая медсестра. Я предлагаю тебе сохранить твою жизнь в обмен на полное молчание, если ты останешься здесь работать. Я не дам тебе времени на размышление, решай сейчас. — Он смотрел на меня в упор, не оставляя мне выбора.

Я молчала.

Мне предстояло принять нелегкое решение. Если я дам согласие работать на них, то к моей краже наркотиков из процедурного кабинета прибавится соучастие в тех преступлениям, которые здесь происходят. Ловко придумали! Если я согласия работать не дам, меня, скорее всего, убьют, и «никто не узнает, где могилка моя». Надо ввязаться в драку, а дальше будет видно!

Я посмотрела мужчине прямо в глаза и медленно кивнула.

* * *

Ворожея раскладывала карты уже в третий раз. Карты упрямо говорили ей, что худенькая гостья, к которой она неожиданно для себя привязалась, скорее всего, умрет. В картах Таро было совсем немного толкований, предсказывающих смерть. Если бы девочка была воином или водителем, то, что выпадало на картах, могло сулить ей или тяжелое ранение или аварию. Отважная порядочная девочка, она могла спокойно спрятаться или у нее, или в психбольнице неподалеку, а полезла в самое пекло.

Много лет Ворожея лечила людей травами и особыми молитвами. Это был трудный путь, ее бабка предупредила ее об этом, когда передавала тайны мастерства. Было время, когда за знахарство сажали в тюрьму. Потом лечить людей разрешили, ей даже выдали лицензию за тысячу рублей. Но она, скорее по привычке, продолжала работать потихоньку. И была совершенно права, потому что стриженые молодчики в кожаных куртках, приезжавшие на хороших дорогих машинах в деревенскую глушь на прием к другим знахарям, требовали каких-то невероятных результатов: то навести порчу на чужого пахана, то помочь банк ограбить.

Главное, что Ворожея неуклонно соблюдала всю жизнь — ни к кому не привязываться, ни за кого не переживать. Господь никогда не допустит того, что не должно случиться. Но испуганная измученная девочка, попавшая к ней в дом поздно ночью, так плотно легла ей на душу, что Ворожея вдруг решила изменить привычный ход своей жизни. Накинув на плечи платок, она подошла к иконе, несколько минут стояла, бесшумно шевеля губами, потом перекрестилась, и решительно вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.