Текст книги "Царь (СИ)"

Автор книги: Иван Оченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

– Нашему "славному рыцарству" – передразнил его Конша, – вообще не следовало воевать со своими единоверцами. Разве мало на свете поганых татар с турками или иных еретиков?

– Кого это пан полковник называет еретиками? – насторожился Ленцкий, но тот его не слушал.

– Разве прилично христианину брать в плен своих братьев по вере? Разве мы вконец опоганились, чтобы продавать их на невольничьем рынке?

– Тебе бы в попы пойти, – буркнул в сторону Тарас, – вот бы гарные проповеди читал!

– А ты, видать, занятие по себе уже нашел, – не остался тот в долгу.

– Какое занятие?

– В Кафе невольниками торговать!

Повздорившие полковники вскочили, и, казалось, дело вот-вот дойдет до кровопролития, но Сагайдачный только мигнул глазом и спорщиков тут же растащили.

– Довольно, панове, – недовольным тоном заявил он своим приближенным, – не хватало еще, чтобы вы передрались тут на радость врагам нашим!

Перед гетманом стояла трудная задача. С одной стороны, Иван Мекленбургский слов на ветер не бросал. Сказал, что не вернет пленных шляхтичей, пока не освободят всех захваченных запорожцами, так и сделает. А кто будет виноват перед королем и сенаторами? С другой стороны, лишить казаков законной добычи тоже никуда не годится. Бывало с кошевых за меньшее головы снимали, а голова у Петра Коношевича все-таки одна. Эх, неладно с королевичем получилось! А ведь какие грандиозные планы были перед походом. Увеличение реестра, внутренняя автономия, признание равных прав для православной шляхты. Было за что сражаться запорожскому воинству. Если бы Владислав стал царем в Москве, то ему бы понадобились силы и для того чтобы держать в узде новых подданных, и как противовес магнатам, вот тут бы и пригодилась служба верного войска Запорожского, а за то ему была бы и честь и слава и привилегии. Ну и его гетману, конечно же, как без этого. А теперь, что? Сенаторы, которым казаки как кость в горле, сразу же забудут про все данные им обещания, а король в Речи Посполитой совсем не то, что русский царь. Магнаты ему воли не дают. Хотя, Мекленбургский герцог ведь не то, что эти варвары – московиты, которых Сагайдачный в глубине души презирал. Он имперский князь и человек образованный. С таким можно иметь дело…

– Что будем делать, Петро? – Прервал его размышления Конша.

– Что делать, спрашиваешь… я думаю надо послать послов в Москву!

– Как в Москву?!

– Ну, а что? Коли война окончена, так почему бы славному запорожскому рыцарству не послать послов к государю Ивану Федоровичу? Деды и прадеды наши не раз служили Москве своим оружием. Если русский царь пожалует нас деньгами, как это делали его предшественники, так почему бы нам не отпустить его подданных? В самом деле, что мы язычники какие!

– Я буду вынужден сообщить об этом королю и сенату, – с опаской заявил Ленцкий.

– Конечно сообщите, пан Бартоломей, – с улыбкой отвечал ему гетман, – панам сенаторам будет весьма полезно узнать о том что славное запорожское рыцарство ценят во всем мире.

– А кто поедет к царю?

– А вот ты и поедешь, Иван.

– Ха-ха-ха, – заржал как стоялый жеребец полковник Тарас, – раз Конше так нравятся москали, так пусть он с ними и договаривается!

– Кое-кого все же надо отпустить, скажем, этого толстого воеводу, как его?

– Комова?

– Ну – да, пусть в Москве увидят, что мы тоже хотим мира.

– Если то, что говорят, про Ивана Мекленбургского правда хоть на половину, то он этого труса тут же велит на кол посадить.

– Да пусть хоть живьем сварит, нам то что! В общем, не толкуй, а собирайся. Поедешь вместе с этим стольником Михальским. Что-то мне его рожа не нравится, нечего ему здесь делать.

– Может лучше задержать его здесь? – Вмешался Тарас. – Говорят, прежде он был лисовчиком, а потом стал приближенным у мекленбуржца. Такой заложник нам бы не помешал.

– Ты что совсем дурак! Где ты видал, чтобы из лисовчиков получались хорошие заложники? Да и царю Ивану это не понравится. Нет, не надо его злить понапрасну, лучше показать что мы хотим мира и дружбы с Москвой.

В отличие от Кукуя, стрелецкая слобода пострадала куда сильней, правда не вся, а только та ее часть где имели жительство начальные люди. Терем Вельяминова носил явные следы пожара, а от усадьбы Михальского и вовсе осталось одно пепелище. Дом Пушкарева тоже пострадал, хотя и меньше других. Похоже, погромщики только-только успели ворваться в лавку, прежде чем их отогнала стража.

– Господи боже! – глухо заговорил Никита, увидев всеобщее разорение, – ну отчего я своих в деревню не отправил, как Корнилий?

– Не печалься раньше времени, дружище, – попытался утешить я его, – найдем мы наших девочек, всю Москву перероем, а найдем!

– Прости, государь, – повинился окольничий, – у тебя свое горе, не меньше моего, а я…

– Да погодите вы панихиду петь, – прервал нас Анисим с легкой усмешкой, – сюда гляньте.

Обернувшись на его слова, мы с Никитой едва не потеряли дар речи. Из открывшихся ворот к нам навстречу выбежали домашние Пушкарева, а сними Алена, держащая на руках маленькую девочку в сарафане. Приглядевшись к ней, я с немалым изумлением узнал в ребенке свою дочь. Спрыгнув с коня, я на подгибающихся ногах пошел к ним, вытянув руки.

– Сестрица, живая, – почти простонал Вельяминов, и кинулся было вперед, едва не оттолкнув меня, но вовремя остановился.

Маленькая Марта доверчиво прижималась к девушке и немного испуганно смотрела на нас, а когда я попытался ее взять, едва не заплакала.

– Намаялась, бедная, – извиняющимся тоном, сказала Алена, – всего боится.

– Но, как?

– Судьба, как видно.

– И то верно, от нее не спрячешься.

– А зачем от нее прятаться?

– Ты ведь знаешь, женат я…

– Знаю.

– И дети у меня есть.

– И у нас будут.

– И как жить будем?

– Как бог даст.

Немного обалдевший от таких речей Никита с немалым изумлением уставился на нас. Затем, видимо не найдя что сказать, прочистил горло, и обернувшись к Анисиму почти прорычал: – так ты знал?

– Простите, государь, и ты, господин окольничий, – повинился тот с хитрой усмешкой, – знал! Только до поры молчать решил, уж больно у вас двоих недругов много. А так, не знает никто и ладно.

– А у тебя их нет?

– Да я-то что – мелкая сошка. Меня бояре, да князья и за человека-то не считают. Если по пути будет, то пришибут, конечно, а так чтобы специально и искать не станут.

– Ой, не надейся на бояр, любезный друг, – хмуро отозвался Вельяминов, – боюсь, я тебя раньше прибью!

– Ваня, – с серьезным видом прошептала мне подошедшая Машка, – а ты на Алене женишься?

– А куда деваться, – усмехнулся я и погладил девчонку по голове, – ты ведь мала еще, а у Глаши жених есть.

– Ну, вот и славно, – обрадовалась та, – а я вам Марту помогу нянчить.

– Вот спасибо, уж и не знаю, что бы мы без тебя делали!

– А пропали бы, вовсе.

В этот момент за воротами послышался стук копыт и вскоре во двор влетел запыленный Петька Пожарский. Увидев меня, он очень обрадовался, и вихрем слетев с коня хрипло закричал: – Слово и дело государево!

– Что?! – едва ли не хором отозвались мы.

– Насилу нашел, – задыхаясь от скачки, продолжал тот. – Отсюда в Кукуй из него в Кремль, оттуда сюда…

– Дело говори, – не выдержал я.

– Телятевский!

– Что, поймали?

– Нет, совсем было поймали, но потом убили!

– Собаке собачья смерть! Однако прежде потолковать бы с ним не мешало.

– Да его не только убили, – продолжал немного отдышавшийся рында, – при нем ларец нашли, а в нем – венец Мономахов!

– Эва как!

– А я скакал, скакал, хотел первым успеть.

– Успел-успел, молодец. Шапка-то где?

– Какая шапка?

– Мономаха!

– А, в Кремль повезли!

– Ну и ладно, завтра посмотрю.

– Как завтра? – удивился едва не загнавший коня Петька, но я уже не слушал его.

– Вот что, красавицы, мне тут сообщили, что послы персидские прибыли с дарами от шаха. В числе прочего там звери диковинные… я вот к чему речь веду. Хотите на слоне покататься?

Мой вопрос вызвал среди девушек неподдельный интерес, и даже не понимавшая по-русски малышка Марта оживилась и стала с интересом прислушиваться к разговору. Так беседуя, мы двинулись к дому, а за нами потянулись и остальные.

– А как же венец царский? – изумленно пробормотал юный Пожарский, огорошенный таким невниманием к реликвии.

– На-ка вот, испей, добрый молодец, – прервала его размышления Машка, притащившая откуда-то ковш с водой.

– Спаси тебя Христос, – поблагодарил княжич, утолив жажду, во все глаза таращась на нее.

Вправду сказать, посмотреть было на что. Начинающая взрослеть девочка была чудо как хороша. В новом сарафане, украшенном искусной вышивкой и изящных башмачках козлиной кожи, она выглядела старше своих лет, а небесно голубые глаза и толстая коса цвета спелой пшеницы запросто могли лишить покоя и более зрелого человека, чем юный рында. А уж свободная манера держаться и вовсе била наповал.

– Не мешай им теперь, – улыбнулась она, довольная произведенным эффектом, – занят государь.

– Это чем же? – удивился Петька, уверенный, что для государя ничего важнее короны быть не может.

– Любовь у него, – как о само собой разумеющимся пояснила Маша.

– Какая еще любовь?

– Подрастёшь – поймешь, – отвечала она с лукавой усмешкой, от которой младшего Пожарского бросило в жар, и двинулась вслед за всеми остальными.

– Погоди, как зовут то тебя? – запоздало крикнул он ей вслед.

– На что тебе? – насмешливо отозвалась она и, как бы невзначай тронув золотую сережку в ухе, забежала в дом.

– Марья ее зовут, – пояснил ему слуга, запирая ворота.

– Марья, – блаженно улыбаясь, протянул тот, – и почему я ее раньше не встречал?

– Должно, Господь тебя хранил до сего дня!

Конец?