Текст книги "Сорок пятый"

Автор книги: Иван Конев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Сорок пятый

От Вислы до Одера

    Двенадцатого января 1945 года войска 1-го Украинского фронта, которым мне выпала честь командовать, приступили к проведению Висло-Одерской стратегической наступательной операции.

    В этой крупнейшей операции бок о бок с нами действовал 1-й Белорусский фронт под командованием маршала Г. К. Жукова. Но я, вспоминая то время, естественно, буду останавливаться преимущественно на том, что находилось непосредственно в поле моего зрения, то есть на действиях 1-го Украинского фронта.

    Я назвал 12 января, день начала операции, но, чтобы рассказать об этой операции действительно с самого начала, придется вернуться на полтора месяца назад – к концу ноября 1944 года.

    Тогда меня вызвали в Москву с планом операции, разработанным командованием фронта. Я доложил его в Ставке Верховного Главнокомандования И. В. Сталину в присутствии членов Государственного Комитета Обороны.

 Я хорошо помню, как обстоятельно И. В. Сталин изучал этот план. Особенно внимательно он рассматривал на карте Силезский промышленный район. Здесь было огромное скопление предприятий, шахт с мощным оборудованием, расположенным на земле, различного вида промышленных построек. Все это, вместе взятое, представляло очень большие препятствия для маневренных действий войск при наступлении.

    Даже на карте масштабы Силезского района и его мощь выглядели внушительно. Сталин, как я прекрасно понял, подчеркивая это обстоятельство, показал пальцем на карту, обвел этот район и сказал:

 – Золото.

    Сказано это было так, что, в сущности, не требовало дальнейших комментариев.

    Для меня, как командующего фронтом, уже и без того было ясно, что вопрос об освобождении Домбровско-Силезского промышленного района надо решать по-особому.

    Надлежало принять все меры к предельно возможному сохранению его промышленного потенциала, тем более что после освобождения эти исконно польские земли должны отойти Польше. И потому по нашему плану удары войск шли в обход этого района, севернее и южнее его. Однако не скрою, когда Сталин так веско, значительно сказал: «Золото», я подумал, что следует ещё более внимательно и глубоко изучить все возможности не только освобождения, но и спасения Домбровско-Силезского промышленного района.

    Как тогдашние мои размышления реализовались в ходе операции, я скажу позднее, но, во всяком случае, они наложили определенный отпечаток на боевые действия войск.

    План со стороны Ставки возражений не встретил и был целиком одобрен. Не теряя времени, я вернулся на фронт. Началась подготовка к операции.

    Прежде всего нам предстояло создать сильную ударную группировку на западном берегу Вислы, на так называемом сандомирском плацдарме. По замыслу именно с этого плацдарма мы должны были прорвать хорошо организованную, прочную оборону противника.

    К тому времени сандомирский плацдарм был самым мощным из всех наших плацдармов на Висле; он имел по фронту около семидесяти пяти километров и до шести десяти километров в глубину. Это давало нам возможность разместить там довольно крупные силы. Немцы, разумеется, понимали значение плацдарма и на протяжении длительного времени активно стремились спихнуть нас с него. При этом использовались весьма внушительные танковые силы.

 Мы планировали осуществить с этого плацдарма прорыв шириной до сорока километров. Это само по себе говорило о размахе задуманной операции. Большая  первоначальная ширина прорыва позволяла сразу же при вести в движение крупные силы, не испытывая тех не приятностей на флангах, которые неизменно возникают при прорыве на более узком фронте.

    Прорвав оборону немцев, войскам нашего фронта предстояло наступать в общем направлении на Бреслау (Вроцлав), через Радомско и Ченстохов, а частью сил – через Краков.

    В этой операции мы должны были взаимодействовать с войсками 1-го Белорусского фронта, наступавшего правее.

    Целью взаимодействия было окружение и уничтожение кельце-радомской группировки противника, стоявшей перед стыком обоих фронтов – перед правым флангом 1-го Украинского фронта и левым 1-го Белорусского. Впоследствии предполагалось, перейдя довоенную германо-польскую границу, форсировать главными силами нашего фронта реку Одер, а войсками левого крыла овладеть Силезским промышленным районом.

    Итак, оперативно-стратегические задачи, стоявшие перед 1-м Украинским фронтом, были большие. Для решения их мы имели значительные силы. К этому времени у нас насчитывалось около одного миллиона двухсот тысяч личного состава, три тысячи шестьсот шестьдесят танков и самоходок, более семнадцати тысяч орудий и миномётов, две тысячи пятьсот восемьдесят самолётов. Мощь была большая, и фронт, располагая такой мощью, способен был решить оперативно-стратегическую задачу, которая перед ним стояла.

    Чтобы дать представление о масштабах фронта, пере числю войска, входившие в его состав, хотя и рискую обременить читателя достаточно длинным перечнем.

 К началу Висло-Одерской операции в состав фронта входило восемь общевойсковых армий: 5-я гвардейская генерал-полковника А. С. Жадова, 21-я генерал-полковника Д. Н. Гусева, 52-я генерал-полковника К, А. Коротеева, 60-я генерал-полковника П. А. Курочкина, 13-я генерал-полковника Н. П. Пухова, 59-я генерал-лейтенанта И. Т. Коровникова, 3-я гвардейская генерал-полковника В. Н. Гордова, 6-я генерал-лейтенанта В. А. Глуздовского; две танковые армия; 3-я гвардейская генерал-полковника П. С. Рыбалко и 4-я генерал-полковника Д. Д. Лелюшенко; 2-я воздушная армия генерал-полковника С. А. Красовского. Наконец, мы имели 4, 7, 31 и 25-й отдельные танковые механизированные корпуса, 1-й кавалерийский корпус, артиллерийские корпуса прорыва, несколько артиллерийских дивизий прорыва и целый ряд других соединений, которые трудно перечислить здесь. Многие из лих я буду упоминать дальше, по ходу развития событий.

    Готовя операцию, мы стремились творчески осмыслить опыт, полученный на полях сражений. Нам очень хотелось не повторять ошибок, о которых помнили, и добиться успеха ценой малой крови. Это было очень важно ещё и потому, что в предыдущих операциях, по правде сказать, было немало случаев, когда прорыв обороны противника проходил с большими трудностями и с большими потерями. Главная причина тому – медленные темпы наступательных действий. Словом, все, что было так свежо в нашей памяти, и хорошее и плохое, мы анализировали и учитывали.

    Поскольку главный удар наносился с сандомирского плацдарма, основные подготовительные меры, предпринимавшиеся нами, прежде всего связывались с ним. Плацдарм заранее был заполнен, можно сказать, забит войсками.

    Это, конечно, не было и не могло быть тайной для противника. Кому не ясно, что если одна сторона захватила такой большой плацдарм, да ещё на такой крупной реке, как Висла, то отсюда следует ждать нового мощного удара. Уж если захвачен плацдарм, то для того и захвачен, чтобы с него предпринимать дальнейшие наступательные действия. Так что место нашего будущего прорыва для противника не было секретом. И это следовало учитывать.

    Мы предвидели жесточайшее сопротивление неприятеля и, чтобы сразу избежать возможности двустороннего фланкирования огнём и нашей ударной группировки, и тех соединений, которые потом будут вводиться для   развития успеха, решили прорывать оборону врага на широком фронте.

    Дальше предусмотрели такое построение ударной группировки, чтобы сила нашего первоначального удара была максимальной и обеспечила стремительный прорыв обороны уже в первый день. Иначе говоря, мы хотели распахнуть ворота, через которые сразу можно будет ввести танковые армии.

    С их помощью тактический успех перерастет в оперативный, который мы будем все больше и больше развивать, выводя танковые армии на оперативный простор и развертывая прорыв как в глубину, так и в стороны флангов.

    Наступление с плацдарма включает в себя и ряд других особенностей, с которыми приходится считаться при планировании крупной операции. Оно требует большой инженерной подготовки: достаточного количества переправ, хороших укрытий для войск; организации противовоздушной обороны, чтобы ударная группировка ещё в исходном положении не оказалась под ударами вражеской авиации.

    Все меры боевого обеспечения были в особенности необходимы здесь, на сандомирском плацдарме: он лежал на главном, берлинском, стратегическом направлении и, образно говоря, являлся револьвером, нацеленным прямо в логово врага, как мы в то время все, от солдата до генерала, называли Берлин.

    Немецко-фашистское командование отлично это пони мало, внимательно и настороженно следило за плацдармом, принимало меры к тому, чтобы не допустить наших успешных наступательных действий. Это зафиксировано в ряде его документов. В частности, до начала нашего наступления были подтянуты к плацдарму крупные резервы. Часть их – 16-я и 17-я танковые, 10-я и 20-я моторизованные дивизии – была размещена в непосредственной близости от плацдарма, иначе говоря, в тактической зоне обороны противника. Как выяснилось впоследствии, это оказалось просчетом немецко-фашистского командования.

    Операция должна была начаться в срок, точно назначенный Ставкой Верховного Главнокомандования, 20 января (на самом деле она началась 12 января, но об этом будет сказано дальше). Метеорологические прогнозы  почти исключали возможность применения авиации в первый день, поэтому планировался прорыв без поддержки с воздуха – силами мощной артиллерийской группировки и большого количества танков. На плацдарме были сосредоточены не только танковые армии, предназначенные для развития прорыва, но и большое количество танков для непосредственной поддержки пехоты и участия в боевых действиях в составе её первых эшелонов.

    Разумеется, это не было каким-то открытием: насыщение боевых порядков пехоты танками непосредственной поддержки – дело вполне закономерное и не раз проверенное в ходе войны. Более того, оно предусматривалось ещё нашими довоенными уставами и наставлениями. Но желание и возможности – разные вещи. Были времена, когда нашей пехоте приходилось наступать с помощью одной артиллерии, совсем без танков; бывало и так, что танков не хватало и приходилось в каждом конкретном случае решать, как их использовать – в качестве непосредственной поддержки пехоты или более массированно, в кулаке, для развития прорыва. А теперь вот наступило время, когда мы благодаря упорной, самоотверженной работе нашего тыла, нашего рабочего класса имели достаточное количество танков и для того, чтобы насытить ими боевые порядки пехоты, и для того, чтобы иметь их в качестве мощных кулаков – танковых армий и корпусов, способных развивать прорыв на большую оперативную глубину.

    Готовя прорыв, мы делали ставку и на мощный артиллерийский удар. Чтобы тщательно его подготовить, командование фронта, командующие армиями, командиры корпусов и дивизий и соответствующие командующие артиллерией провели тщательнейшую рекогносцировку всего участка прорыва. Мы, командование фронта, командармы, комкоры, комдивы, командиры полков, вместе с артиллеристами и авиаторами буквально ползком обследовали весь передний край, намечая основные объекты атаки.

 Не удержусь от того, чтобы не сказать здесь, что, по моему глубокому убеждению, такая рекогносцировка местности, когда порой приходится и ползать по-пластунски, ни в коей мере не вступает в противоречие с оперативным искусством. Некоторые теоретики, склонные возвышать оперативное искусство, считают, что черновая  работа на местности – это, так сказать, удел командиров низшего звена, а не операторов. Мне же кажется, что тщательная подготовка на местности и последующее претворение теоретических постулатов на практике превосходно сочетаются. Операция, о которой я веду речь, в этом отношении как раз очень показательна.

    После ряда тщательных рекогносцировок Военный совет фронта обстоятельно рассмотрел весь план артиллерийского наступления. В совещании участвовала целая плеяда превосходных артиллеристов – и наших, фронтовых, и из приданных нам частей. В их числе такие маститые генералы, как командиры артиллерийских корпусов прорыва П. М. Корольков и Л. И. Кожухов, люди с очень высокой подготовкой и громаднейшим опытом, а также закаленные во многих наступлениях командиры артиллерийских дивизий прорыва В. Б. Хусид, С. С. Волькенштейн, Д. М. Краснокутский, В. И. Кофанов и другие.

    Вспоминая совещание, сам удивляюсь тому, как в течение одного дня мы сумели обсудить такое количество сложнейших вопросов. Впрочем, в ту пору мы не знали семичасового дня, и, по существу, если говорить о рабочих днях в современном понимании, то совещание наше было примерно трёхдневным.

    Мы стремились так спланировать артиллерийское наступление, чтобы всей мощью огня сплошь подавить всю тактическую зону обороны противника и его ближайшие оперативные резервы практически на глубину восемнадцать – двадцать километров. К этому времени у нас были собраны точные разведывательные данные, вся оборона противника заранее сфотографирована, а изменения, происходившие там в последнее время, тотчас же фиксировались. Коротко говоря, на занимаемой немцами территории была намечена зона глубиной в восемнадцать – двадцать километров для подавления противника огнём артиллерии с полной нормой по всем артиллерийским выкладкам.

    Есть такой расчёт, которым я не хочу затруднять читателей, сколько нужно выпустить снарядов таких-то калибров для надежного подавления такой-то территории. Так вот, мы рассчитали все это в полном соответствии с артиллерийской премудростью, на что немцы потом, разумеется, горько сетовали.

    Но совещание совещанием, оно как бы дало общий контур планирования. Однако это планирование предстояло ещё донести до самых низов, вплоть до полковых артиллерийских групп. Мы не чурались вникать во все детали, считая, что раз у старших артиллерийских начальников накопился достаточно большой и ценный опыт, так надо, чтобы этот опыт был воспринят в дивизионах и батареях и чтобы он дошел, как говорится, до корня. И при этом дошёл не в виде общих указаний, а как опыт конкретный, практический. С этой целью в ходе подготовки к наступлению старшие артиллерийские начальники учили людей на огневых позициях в конкретных условиях, на конкретной местности и не стеснялись этого. Мы не считали, что кто-то кого-то здесь подменяет. Речь шла не о подмене командования (командовать в бою будут те, кому это положено), а о научном – не боюсь употребить это слово в условиях войны – использовании всего накопленного коллективного опыта.

    В хорошо организованном артиллерийском наступлении мы видели воплощение мощи нашей армии. Мы полагали, все, что сделаем огнём вместо штыка, – все это будет нашим большим преимуществом и убережет войска от лишних потерь. Значит, есть прямой смысл, не покладая рук, не жалея ни времени, ни труда, работать и работать над подготовкой артиллерийского наступления. В конце концов, если брать моральную сторону дела, такая работа была в условиях войны специфическим выражением заботы о человеке в той максимальной мере, в какой вообще слова «забота о человеке» совместимы со словом «война».

    Говоря о подготовке артиллерийского наступления, но могу не упомянуть о положительной роли в этой работе командования артиллерии фронта в лице С. С. Варенцова и особенно о начальнике штаба артиллерии фронта полковнике Скробове. Начав войну командиром дивизиона, он вырос в отличного плановика, штабного оператора, внушавшего уважение всем, с кем он имел дело, своей распорядительностью, большой штабной культурой, соединенной с солдатской четкостью.

    Все разработанные в армиях планы артиллерийского наступления были проверены и утверждены мною. Я всегда вникал со всей возможной для меня обстоятельностью

     в артиллерийские вопросы. Может быть, тут сказывалась и профессиональная привязанность к артиллерии (когда-то, ещё в старой армии, я был солдатом-артиллеристом), но главное, конечно, был опыт и мирного, и военного времени. Оценивая огромные возможности нашей артиллерии, и стремился всегда, когда это мог, максимально использовать их.

    Чтобы читатель представил себе масштабы подготовительной работы, предшествовавшей артиллерийскому наступлению, добавлю, что на всем участке будущего прорыва для каждого командира батареи и командира роты были изготовлены специальные карты-бланковки с нанесенными на них разведывательными данными о противнике. Карта-бланковка – это копия с карты, но только с целым рядом дополнительных деталей. Теперь на каждую такую бланковку были нанесены все инженерные укрепления противника, вся его система огня, все объекты атаки на данном участке.

 В принципе это давало артиллеристам возможность стрелять так, чтобы ни один снаряд не был израсходован по пустому месту. Точно так же командир стрелковой роты имел полное представление об инженерных и огневых препятствиях, которые ему могут встретиться. Карты-бланковки составлялись на всю глубину тактической зоны обороны противника. Это давало возможность и артиллеристам, и пехотинцам видеть все, что было перед ними у противника, примерно на десять километров. Несколько слов об инженерной подготовке плацдарма. Она была проведена с большой затратой сил и средств всех войск фронта. Для характеристики масштаба этой работы, пожалуй, есть смысл привести несколько цифр. На плацдарме было отрыто полторы тысячи километров траншей и ходов сообщения; построено тысяча сто шестьдесят командных и наблюдательных пунктов; подготовлено одиннадцать тысяч артиллерийских и миномётных позиций, десять тысяч землянок и разного рода укрытий для войск; проложено заново и приведено в порядок больше двух тысяч километров автомобильных дорог в расчете на то, чтобы к началу наступления на каждую Дивизию и каждую танковую бригаду имелось по две Дороги. Это позволяло избежать пробок. Кроме того, инженерные войска навели через Вислу тридцать мостов и организовали три паромные переправы большой грузоподъёмности. К этому стоит добавить, что для предполагавшегося нами маскировочного маневра инженерные войска изготовили четыреста макетов танков, пятьсот макетов автомашин и тысячу макетов орудий.

 Руководивший всем этим начальник инженерных войск фронта генерал Иван Павлович Галицкий показал себя, говоря без всяких преувеличений, истинным мастером своего дела. Работал он с вдохновением и подлинно новаторской смелостью.

 Подготовка операции шла по всем направлениям. С командующими армиями и командирами корпусов и дивизий мы провели штабные учения-игры; для уточнения вопросов будущего взаимодействия армий, участвовавших в прорыве, начальник штаба фронта Василий Данилович Соколовский организовал специальные штабные учения со средствами связи; в армиях, корпусах и дивизиях прошли сборы с командирами частей и подразделений; в частях – тактические учения с боевой стрельбой. Были специально подготовлены штурмовые батальоны, оснащенные всем необходимым для прорыва обороны противника: танками, орудиями, миномётами. Батальонам были приданы большие группы сапёров.

 Штурмовым батальонам с самого начала предстояло задать тон в атаке, соответственно этому подбирались в них и командиры – опытные и решительные офицеры. Надо сказать, что выбирать было из кого. К началу сорок пятого года почти все наши комбаты являлись офицерами военного времени. Многие из них выросли из солдат, сержантов, возвратившихся после ранений на фронт. За плечами у них была не одна боевая операция. Командиров батальонов без серьёзного боевого опыта у нас к тому времени вообще не встречалось.

 На мой взгляд, звено комбатов и командиров полков – это основное офицерское звено, решающее успех атаки, атакующие же батальоны – главная её сила. И отбор людей в этом звене (я говорю здесь уже не только о штурмовых батальонах, а в целом о звене комбатов) мы постарались провести особенно тщательно.

 Должен заметить, что, по моим наблюдениям, наши кадровые военные органы работали в условиях войны так, что этому не грех поучиться и в мирное время. Не говорю уже о том, что война сама отбирает кадры. Но к этому вопросу я ещё вернусь.

 Готовилась артиллерия, готовилась пехота, готовились танкисты и авиация. Танковые войска занимались огневой подготовкой экипажей, отрабатывали стрельбу с ходу, стремительность действий, подвижность и маневренность в бою.

 Вспоминаю учения, организованные командующим 4-й танковой армией генерал-полковником Лелюшенко. Отрабатывались стрельбы танков с ходу и уничтожение неприятельских машин. Стрельба шла не по макетам, а по настоящим, захваченным в боях здесь же, на сандомирском плацдарме, «тиграм» и даже по так называемым «королевским тиграм».

 В этот период немало забот выпало, разумеется, и на долю политработников. Члены Военного совета фронта К. В. Крайнюков и Н. Т. Кальченко, начальник политуправления фронта Ф. В. Яшечкин постоянно находились в войсках и не только участвовали в подготовке, связанной непосредственно с военной стороной операции, но и решали на месте очень широкий комплекс вопросов, относящихся к морально-политической подготовке личного состава.

 Мы учитывали, что в ходе операции нам предстоит вступить на территорию противника, принесшего столько горя нашему народу и совершившего столько зверств на советской территории. Поэтому в воспитательной работе появилась своя специфика, пренебрегать которой было бы крайне неразумно.

 К кругу вопросов, вставших перед нами, относилось и материально-техническое обеспечение всех войск. Этим много занимался член Военного совета Н. Т. Кальченко вместе с начальником тыла фронта генерал-лейтенантом Н. П. Анисимовым.

 К началу операции железные дороги в тылу фронта были восстановлены и работали вполне удовлетворительно, а также проведены большие работы по ремонту техники и автотранспорта. К войскам подвезено необходимое количество боеприпасов, горюче-смазочных материалов и продовольствия. Запасы снарядов и мин всех калибров составили у нас четыре боевых комплекта. Автобензина имелось больше пяти заправок, авиабензина девять заправок, дизельного топлива четыре с половиной заправки. Всех этих материальных средств, с учетом их пополнения, было достаточно для осуществления крупной операции на большую глубину.  Учитывая трудности переброски грузов через Вислу и планируемый уже в первый день операции большой расход боеприпасов, до половины всех боеприпасов было сосредоточено на сандомирском плацдарме в полевых складах.

 В ходе воспоминаний мне придется рассказывать ещё о нескольких наступательных операциях крупного масштаба. Тогда я не буду излагать во всех подробностях ход и объем подготовки к ним. Здесь же, говоря о первой из таких операций, хочу просто дать представление читателю о размахе и трудоемкости подготовительной работы. Вполне возможно, что кому-нибудь это изложение покажется несколько сухим, но ведь война состоит не из од них сражений и боёв. В ней есть и паузы между операциями. Содержание так называемых оперативных пауз (и то, что сделано во время них, и то, что осталось несделанным) во многом определяет исход боевых действий. Но вернемся к последовательному изложению событий.

 Сроки наступления приближались. Нам предстояло пройти от Вислы до Одера, на глубину до пятисот кило метров. Противник заблаговременно подготовил на этом пути семь оборонительных полос. Большая часть их проходила по берегам рек Нида, Пилица, Варта, Одер, которые сами по себе являлись преградами. Три из этих полос обороны занимали войска неприятеля. За спиной врага был Берлин: выбора уже не оставалось. Не устоять – значит подписать себе смертный приговор. Мы понимали это, и твердая решимость, несмотря ни на что, опрокинуть противника сказывалась на тщательности нашей подготовки к наступлению.

 Наступило 9 января. До начала операции осталось одиннадцать дней. Все основное сделано, но, конечно, как всегда перед большими событиями, дел ещё невпроворот. 9 января мне позвонил по ВЧ исполнявший обязанности начальника Генерального штаба А. И. Антонов и сообщил, что в связи с тяжелым положением, сложившимся у союзников на западном фронте в Арденнах, они обратились к нам с просьбой по возможности ускорить начало нашего наступления; после этого обращения Ставка Верховного Главнокомандования пересмотрела сроки начала наступательной операции. 1-й Украинский фронт должен начать наступление не 20, а 12 января.

 Антонов говорил от имени Сталина. Поскольку операция уже была одобрена Ставкой и полностью спланирована, никаких изменений, кроме срока, и никаких вообще иных принципиальных вопросов в этом разговоре не возникло. Я ответил Алексею Иннокентьевичу, что к новому сроку, установленному Ставкой, фронт будет готов к наступлению.

 Не хочу задним числом ни преувеличивать, ни преуменьшать трудностей, вставших тотчас же перед нами в связи с передвижкой срока. В основном мы были готовы к операции, потому-то я так, не колеблясь, и ответил Антонову. Но восемь с лишним суток, которых нас ли шили в один миг, надо было восполнить напряженнейшей работой, уложив всю её в оставшиеся двое с половиной суток. Чтобы довести подготовку до конца, от командования всех степеней потребовалась огромная организаторская работа.

 В последние месяцы мы получили пополнения, обучавшиеся перед самым наступлением. Была развернута целая программа учений. Теперь эту программу пришлось на её заключительном этапе свертывать, сокращать, что было, разумеется, нелегко. Выяснились и многие другие недоделки, которые устранялись в исключительно короткие сроки.

 Словом, те восемь суток, что у нас взяли, по правде говоря, были нам крайне необходимы. Но это необходимое время брали у нас для того, чтобы помочь союзникам, и мы на фронтах (я говорю о своем фронте, но думаю, что такая же картина была и всюду) понимали, что пере движка продиктована соображениями общего стратегического порядка и, значит, на неё надо пойти. Как командующий фронтом я был внутренне согласен с решением, принятым Ставкой.

 Помимо всего прочего перенос срока наступления не радовал нас из-за метеорологических прогнозов. На вторую декаду января прогноз был более благоприятным, чем на ближайшие дни. Готовясь начать наступление 12 января, мы уже должны были считаться как с реальностью с тем, что из-за непогоды придется подавлять немецкую оборону одной артиллерией, без авиации.

 Вспоминая об этом, не могу удержаться от невольного замечания о том, сколько места в своих планах отводили метеорологии наши союзники и как они ставили

в зависимость от погоды сроки открытия второго фронта. Вспоминается это, очевидно, по контрасту. Что касается нас, то решение Ставки предполагало: в сложившихся обстоятельствах нам с метеорологией считаться не придется. Хочу тут же заметить, что опыт Великой Отечественной войны вообще дает немало примеров осуществления крупных операций в непогожие дни и недели, в частности в условиях весенней распутицы. В ряде случаев непогода даже помогала нам.

 В самом деле, сложная метеорологическая обстановка порождает трудности не только для тебя, но и для противника. Взять хотя бы Уманско-Ботошанскую операцию 2-го Украинского фронта весной 1944 года на Правобережной Украине. На дорогах – сплошная, непролазная грязь. С трудом двигались даже танки. Гусеницы вязли в месиве и наматывали грязь на себя так, что потом она отрывалась буквально пластами. По существу, танки ползли на днище, юзом. На что уж безотказный самолёт У-2, и тому пришлось туго. В начале операции я ещё летал на нем, а потом пересел на танк: как ни медленно, а все-таки он продвигался. Встала вся техника. Снаряды подносили на руках. И тем не менее в таких условиях мы проводили операцию, не снижая темпов наступления. Немцы в этой операции были не просто разгромлены, а бежали с Украины «голые» – без артиллерии, без танков, без автотранспорта. Они уходили от нас на волах, на коровах, пешком, бросив все.

 Не знаю даже, как точнее сказать: были мы в ладах или не в ладах с метеорологией. Вернее сказать, мы с ней ладили и проводили свои операции и зимой, и весной, и в ненастье, и в непогоду, и, как правило, с успехом для нашего оружия.

 Между прочим, на эту тему есть одно любопытное высказывание Гитлера. Оно содержится в изданных в Западной Германии стенографических записях бесед, происходивших в его главной квартире. В декабре 1942-го да во время одного из докладов о положении на южном участке восточного фронта и об опасности высадки нашего десанта в Крыму Йодль в ответ на вопрос Гитлера, возможна ли высадка, заявил, что высаживаться в такую погоду вообще нельзя. Однако сам Гитлер засомневался. «А русские могут, они пройдут, – возражал он Йодлю. – При снегопаде и прочих вещах мы не смогли бы высадиться, я согласен. А от русских можно этого ожидать».

 Деталь довольно выразительная.

 Но возвращаюсь к повествованию о Висло-Одерской операции.

 До наступления оставалось уже немного времени. Помимо других приготовлений мы занялись серьёзным маскировочным, дезориентирующим противника мероприятием, решив продемонстрировать сосредоточение крупной танковой группировки на левом крыле фронта. И с этой целью направили туда те макеты танков, самоходных установок и орудий, о которых я упоминал раньше. Все они были сосредоточены в армии генерала Курочкина, на восточном берегу Вислы, откуда немцы могли ждать удара на Краков.

 Не буду утверждать, что благодаря этим мероприятиям оперативной маскировки нам удалось обеспечить полную тактическую внезапность на действительном на правлении главного удара с сандомирского плацдарма. Однако некоторую положительную роль наш маскировочный маневр сыграл.

 Несмотря на скверные метеорологические условия, разведывательная авиация противника произвела довольно большое количество вылетов в район ложного сосредоточения. В последние двое суток перед наступлением немцы совершили больше двухсот двадцати артиллерийских налетов, и как раз по районам, где были установлены наши макеты орудий.

 В тылу немцы произвели перегруппировку сил 17-й армии; отдельные её соединения были оттянуты на юг. И, забегая вперёд, скажу, что уже в ходе наступления гитлеровцы не решились перебросить с юга на север часть сил 17-й армии. Видимо, они все ещё допускали возможность нашего дополнительного удара с того направления.

 Наконец пришло и 12 января 1945 года.

 С ночи я выехал на плацдарм, на наблюдательный пункт фронта. Это был небольшой фольварк, расположенный на опушке леса, в непосредственной близости к переднему краю. В одной из комнат окно выходило прямо на запад, откуда можно было наблюдать. Кроме того, рядом оказалась небольшая высотка, на которой мы установили систему наблюдения и управления. Туда можно было перебраться в случае обстрела. Но стояла зима, си деть непрерывно на наблюдательном пункте в траншее не было никакой нужды, тем более что с самого фольварка открывался хороший обзор.