Текст книги "Поцелуй феи. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Иван Сирфидов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Стерплю как-нибудь, – пожал плечами Рун. – Или он может мне причинить какой-то вред?

– Ах, Рун, я не знаю, феи не очень связаны с потусторонним миром. Он уже обижал кого-нибудь у вас? Или пугал?

– Нет. У нас даже никто не в курсе, что он… духом стал. Мельник. Уж больше года как помер.

– Тогда он видимо не злой, – вздохнула Лала. – А раз так, вряд ли он станет вредить. Но всё же это жутко.

– А что делать-то надо? На кладбище, когда придёшь?

– Самое простое, Рун, просто попросить. На его могилке. Сказать, так мол и так, ваша семья клад хочет ваш отыскать, не мешайте нам пожалуйста найти его. Объяснить, что для них ищем, не для себя.

– И всё? – подивился Рун.

– Да. Но мало надежды, что поможет. Лучше всего его призвать. Чтоб он прям появился пред тобой. И спросить, где он клад зарыл. Тогда и искать не придётся.

– А как его призвать?

– Магией, Рун.

– Выходит, это я не смогу.

– Быть может я в силах временно наделить тебя магическим даром.

– Ну, значит, решено, ночью схожу на кладбище. Получится, призову дух мельника да порасспрошу. Не получится, просто выскажу над его могилой просьбу, чтоб не мешал нам.

– Рун, тебе не надо доказывать мне свою смелость, – попросила Лала мягко. – Я итак знаю, что ты смелый. Ты в лесу один гулял, зверей не боясь. Не ходи, милый, не надо. Мало шансов, что поможет.

– Лала, дело не в смелости, – поведал Рун чистосердечно. – Ты столько магии истратила, мы искали долго. Всё зазря что ли? Теперь уж странно будет отступить. Проверим последний путь к кладу. А там уж и отступим, коли не выйдет.

– Ну ладно, – сдалась Лала.

Гномик повернулся к ним:

– Найдите пожалуйста эти деньги. Если вы их найдёте, значит я жил не зря. Помог вам. Про дух, вот, рассказал.

Физиономия у него была умиротворённой, и кажется даже счастливой, но всё же с грустинкой в глазках. Лала одарила его тёплым взглядом.

– Мы постараемся. Очень, – по-доброму заверила она.

– Ты же моя мама, да? – спросил вдруг её гномик с какими-то особенно душевными чувствами.

– Я твой создатель, – ответила Лала ласково. – Наверное это почти одно и то же. Пожалуй что да, мама.

– А это мой папаша что ли? – кивнул гномик на Руна с сомнением.

– Он мне помогал. Мы вместе тебя создавали. Без него я бы не смогла вдохнуть в тебя жизнь, – подтвердила Лала. – Твой папа, да. Он хороший. И добрый. И смелый. У тебя замечательный папа.

– Понятно, – проговорил гномик успокоено. – А как меня звать?

– Да ты так торопился найти клад, что мы и не успели тебя наречь, малыш, – извиняющимся тоном сказала Лала. – Давай назовём тебя… Тано.

Гномик призадумался на мгновенье.

– Хм… Мне нравится. Красивое имя, – искренне произнёс он. – Мама, папа, вы побудете со мной? Не бросайте меня. Не хочу умереть в одиночестве.

В его словах слышались одновременно надежда и смирение.

– Ни за что не бросим, – дрогнувшим голоском пообещала Лала. – Хочешь, я тебя на ручки возьму?

– Хочу, – молвил Тано.

Лала подставила ему ладошку, дождалась, пока он заберётся, поднесла руку к себе, прижала к груди, чтоб легче было держать ровно.

– Мам, ты прости меня, – посмотрел на неё Тано с раскаянием.

– За что, милый?

– За то, что под юбку заглядывал. Да гадости говорил. Ну, про трусики. Я тогда только родился. Несколько минут от роду. Молодой был, циничный, казалось это забавным. Не понимал многого. И на деньгах был зациклен. Ни о чём не думал кроме них. Не осознавал, что ты мне мама. Сейчас, оглядываясь на всё с высоты прожитых минут, сожалею.

– Да ничего, я не срежусь на тебя, малыш, – улыбнулась Лала.

– Спасибо.

Тано сел на край ладошки, стал беспечно побалтывать ножками, глядя на тот берег.

– Сколько у меня времени бытия осталось? – поинтересовался он спокойно.

– Думаю, с треть часа, – вздохнула Лала.

– Целая треть жизни ещё. Неплохо, – порадовался Тано. – Можно, я её здесь доживу? На родине хочу умереть.

– Конечно, – всхлипнула Лала.

– Да не плач, мам, – попросил её Тано по-доброму. – Я прожил неплохую жизнь. С родителями провёл её. Искал клад, было захватывающе. И хорошо что не нашёл. Так бы не увидел ничего. Не полюбовался бы напоследок на мир. Не поговорил бы с вами. Всё на деньги бы глядел на дурацкие. Зачем они мне? Вот же наваждение. Хорошие были минуты. И сейчас замечательные. Я счастлив. Правда. Жить приятно. Так красиво вокруг.

Руну стало очень тоскливо на душе. В голоске Тано столь отчётливо слышалась неутолимая жажда бытия… Вкупе с пониманием неизбежности скорого скорбного финала. Тяжело быть подле того, кто, пусть и мужественно, но готовится к смерти.

– Хочешь, у меня тоже посиди на руке, – предложил он грустно.

– Ага, пап, – тепло отозвался Тано.

Рун подставил ладонь, и Тано перебрался к нему. Сел, свесив ножки.

– Хорошо с вами, – искренне промолвил он. – На душе легко. Совсем не страшно умирать. Когда не один. Похороните меня здесь, на родине, ладно? Тут красиво. Птички поют. Кузнечики. Речка шумит успокаивающе. Тут хорошо будет покоиться.

– Ладно, – пообещал Рун негромко.

Лала снова утёрла слёзки ладошкой.

– Между прочим, – сказал Тано благодушно, – часть плоти свежего покойника – прекрасный ингредиент для зелья вызова духов. Усилит всякую магию точно. Не знаю, откуда я это знаю. Но я знаю. Я чувствую.

– Я же не некромант какой, чтобы покойных откапывать да их плоть использовать, – с удивлением произнесла Лала.

– Так я же умру. Чем не покойник, чем не свеж, – улыбнулся Тано. – Возьмите часть меня, я этого хочу. Мне будет гораздо легче умирать, веря, что клад вы найдёте. Так вы найдёте его наверняка.

– Ты не из плоти, малыш, – с участливым сожалением объяснила Лала.

– Мне кажется, это не важно в данном случае, – заметил Тано.

– Я так не могу, – покачала головой Лала опечалено. – Взять часть тебя, это надругаться над телом. Это… неправильно.

– Но я этого хочу. Хочу, чтоб моя жизнь не была напрасной. Возьмите. Пожалуйста! – очень мягко попросил он.

Лала молчала. Над берегом повисла трагическая тишина. Рун стало от неё тягостно.

– Я сделаю это, Тано, – дал слово он с твёрдостью. – Возьму твою частичку.

– Вот спасибо, отец! – обрадовался гномик. – В таких делах лишь на мужчин можно положиться.

Личико его совсем просветлело. Он сидел, побалтывая ножками, наслаждаясь летним днём, зрелищем просторов, близостью родных людей. Своим бытием. Кажется, ему действительно было хорошо.

– Тано, а хочешь полетать? – ласково предложила Лала. – Я бы тебя могла поднять, покатать по небушку.

– А можно?! – воодушевился Тано. – Вот это да! Я и не мечтал о таком.

Рун передал Тано Лале. Она встала. Рун тоже. Она одарила его добрым доверчивым взглядом.

– Ты уж, Рун, не смотри вверх пока, ладно?

– Ну конечно, – кивнул он. – Не в первый раз поди взлетаешь при мне. Не посмотрю ни за что.

Лала улыбнулась ему благодарно.

– Прощай, отец, – тепло сказал Тано. – Было приятно быть здесь с тобой. С вами.

– Прощай, Тано, – тоже с теплотой ответил Рун. – Ты удивительный. Я рад, что узнал тебя.

Он отвернулся к речке, сел наземь, стал смотреть на воду. Услышал удаляющийся шелест крыльев. И затем остался один на один с природой и своими мыслями.

Похороны состоялись уже через пол часа. Лала плакала. Рун выкопал ножом на лужку ямку, положил туда куколку, взяв от неё одну веточку-ручку. Сотворил над могилкой знак упокоения. Закопал. Сходил за прутиком, поставил над холмиком три небольших его кусочка, символизирующих трёх идолов. Снова сделал знак упокоения. Поднялся с колен, сделал третий раз знак упокоения. Вид у него был мрачный.

– Покойся с миром, Тано, – произнёс он со вздохом. – Ты был необыкновенным. И кажется хорошим. Мне жаль, что тебя больше нет.

Лала сложила молитвенно ручки, закрыла глазки и стояла так, шевеля губами, неслышно произнося что-то. Через минутку она закончила, в очередной раз отёрла слёзы кулачком. Подошла к Руну. Он обнял её.

– Лала, это какой-то перебор, – проговорил он расстроено. – Словно сына похоронили. Это ненормально как-то. И ведь не скажешь, что всё игра, не отмахнёшься. Оно хотело жить, и оно умерло. Тано хотел жить. Очень. Гадко как-то. Получилось.

– Не знаю, Рун. Что-то не так вышло, – печально молвила Лала. – Слишком много души вдохнулось. В Тано. Опыта не хватает мне. Магия дело сложное и ответственное. Чуть ошибёшься, вместо добра сотворишь зло. Или причина в том, что я уже взрослая. Маленькие феи-девочки делают весёлых куколок, детской радостью наполненных, которым и в голову не придёт предаваться размышлениям о жизни и смерти, а у взрослых девушек может и должны выходить куколки, зрелые думы и чувства имеющие. Всему своё время. Больше я никогда не стану оживлять куколок. Это жестоко. Или надо только куколок зверюшек оживлять. Кто не осознаёт себя и потому не переживает. Или куколок-куколок, кто всё равно остаётся куколкой, когда оживёт. Гномиков точно не стану больше.

– Но он рад был побыть живым. Тано. Ты не права, – заметил Рун.

– Нет, – не согласилась Лала. – Нельзя давать столь краткую жизнь тому, кто так жаждет бытия. Жестоко это.

– Пойдём домой, Лала, – попросил Рун тихо. – Что-то устал я сегодня.

– Пойдём, родной, – прошептала она.

*****

Происшествие с Тано сильно выбило Лалу из колеи. Она грустила, и объятия помогали приободрить её ненадолго и лишь отчасти. Рун предложил ей поспать хоть часок, она послушалась, легла, он держал её за руку, пока она засыпала, она улыбалась ему благодарно и ласково. Рун и сам был бы не прочь прилечь, но дела не ждут, пошёл помогать бабуле. Всё же более пол месяца отсутствовал, бродя по лесам. И не принёс ничего. Лес неплохое подспорье, зиму да весну потом гораздо легче пережить. Грибы можно сушить и солить, орехи прекрасно хранятся, как и некоторые лесные съедобные коренья, ягоды больше едят сразу, мясо они старались менять у деревенских на муку, сами-то пшеницу не садят, не растят, а хлебушка да пирогов хочется. В деревне много кто наоборот, не охотничает, до мяса же охочи все, оно сытнее других продуктов, от него легче работается. С обменом проблемы никогда не было, только приноси. Шкурки с радостью принимают у барона в качестве подати. Недаром бабуля никогда особо не пеняла Руну, что он в огороде мало ей подсобляет, тоже делом важным занят, ну и глаза деревенским реже мозолит, всё меньше конфликтов. А тут вот почти три недели, и ничего, никакой от него пользы. Правда козочка принесла им прибытка в 10 серебра, благодаря Лале, сумма немалая, с лихвой компенсирует все потери от столь длительного безделья. Но это не значит, что можно себе позволить и далее бездельничать. Жизнь у крестьян сложная, случится неурожай, наступит голод, и никакое серебро тебя не спасёт. Работать надо всегда. Рун как обычно озаботился в первую очередь тем, что бабуле делать не по силам или неудобно. Сейчас сперва забрался на крышу, посмотреть, где и почему течёт. Кровля – шутка непростая, а если ты не мастер-кровельщик, непростая вдвойне, а то и втройне. Когда нет очевидных для глаза повреждений, поди попробуй разберись, в каком месте она прохудилась. Благо в этот раз очевидное повреждение было, одна дощечка рассохлась и треснула, Рун решил, проблема именно в ней. Но менять пока не стал, отложил до завтра, чтобы шумом не беспокоить Лалу. Поточил обломком точильного камня инструмент огородный: лопату, серп, мотыгу. Потом раздумывал, окучивать картошку или ходить за водой. Выбрал первое, не хотел отлучаться со двора, отдаляться от Лалы. А то встанет, не увидит его, расстроится ещё сильнее. Часа полтора поокучивал, тут и Лала проснулась, прилетела к нему и сразу попросилась в объятья. Руну до сих пор было трудно привыкнуть, что обнимать её можно в каком хочешь виде, пусть ты в земле, грязный, а она в своём красивеньком платьице, но прижмёшь её к себе, и это не она замарается, а ты очистишься.

– Ну что, полегче тебе, милая? – спросил он добродушно.

– Полегче, – улыбнулась она. – Всё равно болит немножко. Сердечко. Но полегче.

– Смотри-ка ты, я снова чистый, – подивился Рун. – Даже из-под ногтей земля исчезла. Надо бы оштрафовать тебя немножко. За такие дела. Волшебство, как-никак. Без спросу.

– Такова природа фей объятий, суженый мой, – лукаво ответствовала Лала. – Я этим своим свойством не управляю. Если ты считаешь, оно нарушает наш уговор, это ты нарушитель. Не обнимай меня, и останешься в земельке.

– Ну, раз я нарушил, я могу и расплатиться, – невинно поведал Рун.

– И как же ты хочешь расплачиваться, заинька? – мило побуравила его глазками Лала.

– Известно как. Жертвами.

– Ах вон оно что! – с юмором произнесла Лала. – Не велика ли плата будет? За столь малюсенький проступок?

– Мне для тебя ничего не жалко.

– Спасибо, милый, – порадовалась Лала. – Только в чём же твоя жертва? Объясни, не пойму. По-моему это для меня жертва. А для тебя награда.

Рун посмотрел на неё с притворной серьёзностью:

– Вообще-то это будет мой первый поцелуй. С девушкой. Может я его берёг для будущей невесты. А подарю тебе. Но я щедрый, так и быть, забирай.

– Ой! – удивилась Лала без тени шутки. – А ведь верно. Выходит, это и для тебя жертва.

– Наивная ты, Лала, – усмехнулся Рун.

– Тебе всё равно, кому отдать первый поцелуй, Рун? – посмотрела она на него с растерянным недоумением.

– Он для той, что будет всех других дороже. А это ты, – сказал он просто.

– Спасибо, мой хороший, – просияла Лала счастливо.

– Да не за что.

– А помнишь, ты радовался, что я не фея поцелуев, – промолвила она с улыбкой. – Не хотел моих жертв. Напрочь.

– Глупый был.

– А теперь прям поумнел? – развеселилась Лала.

– Раз хочу. Выходит поумнел, – кивнул он, тоже улыбаясь. – Сейчас у нас всё наоборот. Для меня это дар. А для тебя жертва.

– Рун, это не жертва лишь для невесты по правде. А для невесты понарошку жертва. Для любой девушки, не только для меня. Пойми же, милый, – мягко попросила она.

– Да я всё понимаю, Лала, – заверил он со вздохом.

Они постояли немного молча.

– А бывают феи поцелуев? – полюбопытствовал Рун вдруг.

– Нет, мой котёнок. Если только в фантазиях у юношей, – отозвалась Лала с ироничным сочувствием.

– Жаль.

– А что, променял бы меня на фею поцелуев, коли встретил бы?

– Кто знает, – проронил он загадочно.

– Изменщик! – с деланным негодованием воскликнула Лала.

– Да не променял бы, не променял, – смеясь, поспешил оправдаться Рун. – Но жаль. Что ты не она. Как было бы чудесно.

– Да уж! – только и смогла вымолвить Лала, немного покраснев.

– Поработать бы мне ещё, солнышко моё, – испытывая неловкость, извиняющимся тоном проговорил Рун. – Может ты немножко… Ну… Посидишь, подышишь воздухом вон, на лавочке. Давно бабуле не помогал. А вечерком перед сном уж я тебя обниму. Надолго.

– Ладно, – сказала Лала добросердечно. И отстранилась. – Буду ждать вечерочка теперь. Очень. Только я не хочу сидеть просто, Рун. Чем мне помочь? Скажи, я помогу.

Рун призадумался.

– Я мужские дела делаю, для тебя они тяжелы будут, – поведал он. – Пойдём у бабули спросим. Она здесь командир.

Бабушка поодаль пропалывала грядки. Заметив приближение Лалы и внука, поднялась, разулыбалась умилённо, глядя на сияющее Лалино личико.

– Бабуль, Лала помочь хочет, – просяще обратился к ней Рун. – Дай ей работу, которую она сможет делать. Она городской житель, в огородах раньше не трудилась, ей всё внове тут.

– Да как же можно работать в таком платьишке, – покачала головой старушка. – В нём только во дворцах расхаживать, пожалуй. Отдыхай, дочка.

– Бабушка Ида, оно не может замараться. Я же фея, – приветливо произнесла Лала.

Старушка глядела на неё с полным недоумением. Рун взял с грядки горсть земли.

– Лала, можно я ей покажу? – предложил он.

Лала поняла, что он хочет, кивнула. Он размазал землю по её платью на животе.

– Батюшки мои! – поразилась бабуля.

Платье продолжало блистать безупречной чистотой.

– Видишь, – со значением посмотрел на неё Рун. – Феи не мараются, бабуль. Некоторые. Лала не может замараться. Очень хочет помочь нам. Позволь ей.

– Ну хорошо, – согласилась старушка, пребывая в лёгкой растерянности. – Помогай мне полоть, дочка. Я буду подкапывать травку. А ты её выбирай с корешками, да в кучку складывай. Быстрее дело пойдёт.

Лала просияла обрадовано.

– Ну я пошёл тогда, – обернулся Рун к ней. – Дальше делать.

– Иди, мой хороший, – одарила она его нежной улыбкой.

Он не удержался от счастливой ответной улыбки. На душе ещё долго было очень тепло от этих её слов, от искренности заключённых в них её приязненных чувств к нему. Легче работалось. До него периодически доносились голоса Лалы и бабули. Они о чём-то переговаривались непринуждённо, иногда смеялись. Им было хорошо. И его это словно согревало. Рад был, что Лале хорошо. С Бабушкой. И с ним.

Время летит быстро, когда сердце увлечено приятными переживаниями. Рун вроде бы и оглянуться не успел, как уж и вечереть начало. Наступила предзакатная прохлада. Лала с бабушкой закончили трудиться, направились мимо него к избе.

– А мы пошли кушать готовить, – похвалилась Лала довольно, как только оказалось рядом. – Бабушка будет меня учить овощную похлёбку варить. Как здорово!

Её глазки восторженно сияли.

– Я ещё поработаю, – добродушно сказал Рун, улыбаясь. – Зовите, как сготовите. А то есть хочется. Страх как.

Лала подлетела к нему вплотную и стала буравить глазками загадочно. Он хотел было её обнять, но она увернулась со смехом:

– Нет, мой дорогой. Когда вернёшься, это будет тебе награда. Работай.

– Жестокая, – укорил её Рун с деланным огорчением.

– Я хорошая, – возразила она весело. – Чем сильнее будешь хотеть. Тем счастливее мы будем потом. Когда обнимемся. Мечтай пока об этом.

– Да только и мечтаю, – вздохнул он.

Лала рассмеялась тепло. И они с бабушкой отправились в избу. А Рун остался. Работал под угасающим вечерним небом и улыбался, вспоминая её радостное личико и её смех. И ему было светло-светло от этого внутри, словно в ясный полдень.

Наконец хлопотный день был закончен, и они все собрались за столом. На ужин у них была похлёбка, настоящая, густая, а не из кореньев и грибов, как в лесу, вдобавок с хлебом, что необычно для летнего времени в их семье. Но фее чего только не дарят, вот и хлеба преподнёс свежеиспечённого утром кто-то из соседей. Рун, отправив в рот первую ложку, изумлённо посмотрел на бабулю с Лалой.

– Вот это да! – произнёс он уважительно. – Это правда овощная похлёбка?

– Лала довольно кивнула.

– И даже без мяса, – поведала бабуля. – Лала мастерица. Что сделала, не ведаю. Только вкус стал… сама отродясь ничего подобного не едала.

– Ага! Без колдовства-то не обошлось тут явно! – восторжествовал Рун.

– А вот и нет! – озарилась улыбкой Лала.

– А вот и да, – возразил он. – Бабуль, она колдовала? На руках сияние появлялось?

– Бабушка Ида, мой строгий жених запрещает мне колдовать, – весело пожаловалась Лала. – Вы уж не выдавайте меня ему. А то он меня накажет. Жестоко.

– Так уж и жестоко? – усмехнулся Рун.

– Ну, может нежно, – ответствовала она с юмором. – Но жестоко.

Бабуля с некоторым недоумением смотрела на них обоих.

– Сиянья не видала, – заявила она.

– Вот спасибо, добрая бабушка! – порадовалась Лала, одарив Руна озорным взглядом.

– Чёрт! – притворно расстроился Рун. – Сговорились против меня?

– Ты кушай, кушай, милый, – ангельски невинно промолвила Лала. – Для тебя же старались. На риски шла великие. Всё для тебя.

– Ну спасибо! – искренне сказал он.

Перед Лалой стояла махонькая плошечка с похлёбкой. И даже ту она не осилила. А у Руна была большая тарелка, до краёв наполненная. И очень быстро пустела. Лала смотрела на процесс опустошения с радостным удивлением, как на диво дивное.

– Ох, и горазд же ты кушать, суженый мой, – улыбнулась она. – Всё не могу привыкнуть.

– Кто как работает, тот так и ест, – ответил он местной поговоркой.

– Значит я бездельница по-твоему? – немножко огорчилась Лала.

– Нет, ну что ты! – поспешил заверить её Рун мягко. – Даже с гусеницами только и то вон как помогла нам. Просто это про людей поговорка. К феям она не относится. Если бы я съел мало, это бы означало, плохо потрудился. Прости, любимая.

– Ну ладно, – проговорила Лала с довольным личиком.

Рун справился с остатками похлёбки. Бабушка тоже уж доедала. Крестьяне долго не рассиживаются за столом, когда не праздник и не гулянка.

– Спасибо, бабуля, Лала, – произнёс Рун благодарно. – Наелся! Знатно. Похлёбка… удивительная. Бабуль, пойду, Шашу с лужка домой приведу.

– Да я сама за ней схожу, сынок. Уж не бросай невесту-то, – добродушно молвила старушка. – Но вы тут не шалите без меня, дети.

Она поднялась из-за стола. Прибрала горшок с похлёбкой.

– Бабуль, – посмотрел на неё Рун.

– Что, внучок?

– Я сегодня ночью воду поношу. Хоть несколько часов. Ты не пугайся, коли шум услышишь на дворе, или дверь скрипнет, ладно? Это я буду.

– Хорошо, – кивнула она.

Она вышла. Рун встал. Лала буравила его глазками в ожидании.

– Где лучше? – улыбнулся он. – Здесь на лавочке? Или на улице на лавочке?

– Здесь, – ответствовала она сразу. – До улицы идти долго.

– Два шага всего, – усмехнулся он.

– Долго, – не согласилась Лала.

Рун сел на лавочку, Лала тут же подлетела к нему, прижалась.

– Наконец-то, – буркнула она обрадовано. – Ну что за мука такая! Только и думаю об этом. И о тебе.

– Несчастненькая моя фея, – ласково произнёс он.

– Счастливенькая, – вздохнула Лала. – Только проклятая. Глупое проклятие не даёт тебе меня полюбить. Не даёт мне наполниться. Поэтому всё время хочется. Глупое, глупое проклятье. Но я счастлива.

– Лала, – позвал он.

– Что, милый Рун?

– А если бы бабуля сказала, что видела сиянье, что тогда?

– Я бы сказала, что колдовала при ней, а не при тебе, и для неё, а не для тебя. Ты добрый, ты бы согласился, – поведала Лала простодушно.

– Пожалуй так, – задумавшись на мгновенье, признал Рун. – В смысле, согласился бы. Это действительно было не при мне, и формально можно утверждать, что для бабули. Но ты, моя невеста, не строй иллюзий на счёт моей доброты. Уж своего я не упущу, когда дашь повод неоспоримый.

Его шуточный тон оставлял ей надежду, что он всё же не всерьёз. Скорее просит не нарушать, чем угрожает наказаньем.

– Суров. Но справедлив, – промолвила Лала смиренно. И добавила с нежностью, – Мой рыцарь.

– Даже не пойму, ты посмеиваешься надо мной или подхваливаешь меня, – посетовал он весело.

– И то и другое, мой хороший, – разулыбалась Лала.

Они сидели какое-то время молча, наслаждаясь друг другом.

– Рун, – позвала Лала.

– Что, солнышко моё?

– Ты ночью собрался работать? А кто же меня за ручку будет держать?

– Я подержу, пока заснёшь. А потом и пойду. Так удобней. Мне же ещё на кладбище идти. Бабуля будет думать, что работаю. Чего старушку пугать. Лучше ей не знать об этом. Сколько-то ведер принесу прежде. Воды тоже надо.

– Ты не передумал идти на кладбище? – спросила Лала с сожалением, чуть омрачившись.

– Как я могу отступить теперь. Надо, – твёрдо произнёс он.

– А тебе, Рун, очень страшно идти туда?

Рун призадумался.

– Ты, Лала, ставишь меня в сложное положение. Меня ещё с утра ты подучала, что смелым надо выставлять себя пред дамой. И тут же задаёшь вопрос про страх. Как будто к откровенности взывая. Теперь у меня трудный выбор. Сказать как есть, или как надо?

– Ну, ты уж сам решай, мой заинька, – счастливо проронила она.

– Знаешь, Лала, – молвил Рун. – Я настолько смелый, что нипочём мне ни призраки, ни даже мертвецы, из горбов вставшие. Пусть только попадутся мне под руку. Уж я им покажу.

– Хвастунишка! – развеселилась Лала.

– Ну вот, – притворно огорчился он. – Скажешь как есть, ты трусишка, скажешь, как нужно, хвастунишка. Вопрос коварный был, выходит.

– Коварный-приковарный, – подтвердила Лала, сияя.

Они помолчали немного.

– Рун, кто ничего не боится, тот глупый. А смелый тот, кто преодолевает свой страх, – поведала Лала тепло.

– Ну тогда я сегодня буду прям смельчак, – констатировал Рун. – Лала, прости, я тебя сейчас немного расстрою. Но как ты будешь делать зелье… из Тано?

Счастье немедленно ушло с личика Лалы.

– Может не надо? – попросила она печально.

– Ну я же обещал ему. Надо, если это поможет. Он этого хотел, – вздохнул Рун.

– Я, Рун, не некромант, я не умею делать зелья для вызова духов, – проговорила Лала упавшим голоском.

– И как же быть?

– Если Тано не ошибался, его частичка усилит любое волшебство, направленное на взаимодействие с мёртвыми. Тут много способов, как это можно сделать. Я буду держать её в руке, когда тебя стану даром наделять. А ты её ещё потом с собой возьми да на могилку мельника положи. Пред тем, как его дух вызывать. Выйдет двойное усиление.

– Ну хорошо. А то я боялся, что мне зелье пить придётся. Из Тано сделанное.

– Нет, этого не нужно. Совсем, – грустно сказала Лала.

– А когда лучше дух вызывать? В какое время? Или без разницы, лишь бы темно было?

– Наверное в полночь. Я думаю. Если будет полная луна, то совсем хорошо.

– Понятно.

Лала зевнула.

– Устала за сегодня, – произнесла она. – День был… бесконечный. Столько всего произошло, столько всего узнала. С тобой тепло. В сон клонит. Надо сейчас колдовать, Рун. Сонная я хуже буду это делать.

– Хорошо, веточку только принесу. От Тано.

Лала нехотя отстранилась. Рун вышел в заднюю комнату, и вскоре воротился, держа в руке маленькую раздвоенную палочку. Протянул её Лале. Она взяла с печальным видом, зажала в кулачке, прижала к груди ненадолго. Её губки дрогнули.

– Ты готов, Рун? – промолвила она расстроено.

Он посмотрел на неё пристально, шагнул к ней и обнял. Лала вздохнула.

– Сделай это для меня, родная, – попросил Рун по-доброму. – И для Тано. Ведь он так этого хотел. И для мельника и семьи его. Они счастливы будут. Надели меня даром магическим. Чтобы я мог вызывать духов неупокоенных.

– Спасибо, мой славный, – ласково ответила Лала. – Я постараюсь. Очень!

Рун отступил от неё на пару шагов. Лала улыбалась ему благодарно и любяще. Они глядели друг другу в глаза. Вдруг её личико стало сосредоточенным, правая рука засияла синим светом, Лала взмахнула ей, и Рун почувствовал, словно по его телу прошла волна свежести.

– Всё, – поведала Лала тихо. – Только я не знаю, сработает или нет.

Он снова подошёл к ней и обнял.

– Красавица моя.

– Боюсь я за тебя немножко, Рун, – пожаловалась она обеспокоенно. – Я такую магию никогда не творила. Может мне с тобой пойти на всякий случай?

– Не надо, всё будет хорошо, – заверил он. – Знаешь, Лала. Хоть мы с тобою договаривались, чтоб ты не колдовала. Я уж столько видел чудес, пока ты со мной. Аж голова кругом.

– Хочешь жертву за это? – в её голоске слышалось грустное смирение.

– Нет, что ты, – возразил он очень мягко. – Я о другом. Столько видел чудес уже. Многие за всю жизнь и одного не видят. А я уж столько. Не сосчитаешь.

– Ну… не знаю, – проговорила Лала задумчиво. – Если я не смогу вернуться домой, Рун. То это только самое начало. Из того, что ты видел. Фея без чудес не может. Так или иначе они будут.

– Главное чудо моей жизни это ты, милая, – улыбнулся он.

– Мой заинька, – нежно промолвила она с умиротворением.

*****

Когда бабушка воротилась, Лала уже спала. На дворе почти совсем стемнело. Рун держал Лалу за руку, на её личике виднелась счастливая улыбка. Бабушка тихонько подошла, встала рядом.

– Заснула? – спросила она полушёпотом.

– Ага, – ответил Рун. – Устала. День у нас был сегодня… суматошный немного.

– Милое созданье такое, – произнесла бабушка умилённо. – А уж ласковая, а уж добрая. Ангел небесный. В огороде правда никогда не работала. Сразу видно. Но старалась, когда помогала мне. Рученьки беленькие. Словно у графини. Я бы решила, что она дворянка. Да уж больно проста, и нос пред нами не задирает совсем. С тобой милуется не стесняясь.

– Она городская. В столице их жила. Большой город. Огромный. Мы с ней много говорили. Крестьянской жизни не знает. Совершенно. Но конечно она простолюдинка. Как мы. Ты же видишь. Просто феи не работают руками. Они колдуют. От них от этого самая большая польза. Вон как она гусениц всех убрала. Сколько бы мы руками трудились, их обирая? А она словами обошлась, одна фраза, и всё.

– Женился бы ты на ней всё же, Рун. Мы бы горя не знали, – промолвила старушка.

– Ты же говорила, нельзя создание небес колдовством брать, – напомнил Рун.

– Говорила, да, – кивнула она. – Но ей вроде с нами хорошо. Тебя любит. Зла не будет и взять, мне кажется. О себе тоже иногда надо подумать.

– Этого не будет, бабуль, – посмотрел на неё Рун с сожалением. – Я бы хотел. Но я ей не пара. Помогу ей. И отпущу. И ей не место среди людей.

– Что же ты с ней милуешься так, коли жениться не собираешься, – укорила бабушка аккуратно. – Всё только и воркуете.

– Некоторые феи без ласки не могут, бабуль, – поведал Рун. – Устроены так. Она такая. Поэтому хочет объятий. Постоянно. И слов добрых. Доверят мне, знает, что не сделаю ей дурного. Вот и позволяет. Я не причиняю ей бесчестья этим. Ей этого хочется от меня, неважно, жених я или нет. Феи не такие как мы.

– Мне этого не понять, Рун, – призналась старушка. – Не обидь её только. Верит тебе, сердешная. Не обмани её веру. Грех будет. Великий.

– Ни за что не обману! – твёрдо сказал Рун.

Бабушка вздохнула.

– Пойду посуду приберу. Да спать. Темнеет уже. Как ты воду-то будешь носить в эдакую темень?

– Да будто первый раз ночью хожу. И в лесу бывало хаживал, тут-то не заблужусь поди, – ответствовал Рун.

Он осторожно выпустил ручку Лалы. Её улыбка тут же угасла, сменившись на умиротворение. Бабушка, заметив это, покачала головой удивлённо и растрогано.

– И во сне всё к тебе тянется, – подивилась она. – Ангел есть ангел. Женился бы ты всё же внучок. Ей богу. Когда тебя так любят, грех не взять.

– Уже и грех? – развеселился Рун. – А если она любит под магией? Грех взять или не взять?

Бабушка немного помолчала.

– Взять, – признала она с неохотой.

– Ну вот. Пойду я, бабуль.

– Храни тебя боги, – бабушка сотворила над ним знак оберега.

Рун вышел через заднюю дверь в огород. Смеркалось, на улице стояла вечерняя приятная свежесть, было тихо, даже собаки помалкивали, народ уже готовился ко сну. Крестьянам дорого освещать свечами, а от лучины много ли осветишь? Все спать ложатся по темну. Лишь он один сейчас не спал как будто. И главное, даже в сон-то не клонит совершенно, хотя обычно в это время он тоже начинал уж клевать носом. Перспектива предстоящего рандеву с покойником навевала волнение. Простолюдины народ суеверный, мёртвых все побаиваются, а уж привидений бояться до дрожи. Конечно же бывают смельчаки, способные на кладбище пойти без стоящего повода и ночью. Однако это неизменно те, кто призраков считает редкостью великой, которую навряд ли повстречать. Пусти лишь слух, что там есть призрак, и смельчаки переведутся тут же. До полуночи оставалось ещё несколько часов. Рун не умел бояться слишком заранее, характер такой, вроде бы уж скоро и в гости к призраку отправляться, но покуда до этого ещё есть время, покуда не повернул стопы к кладбищу, страх не накатывает. Совсем. Просто какая-то тревожность внутри, и всё. По деревне в полутьме ходить тоже не очень приятно, тем не менее это не сравнить с брожением среди могил, да и не раз уж бывало, когда с охоты или с рыбалки возвращался в потёмках. Не привыкать. К тому же в лесу ночевал постоянно. Один. Правда в лесу ночью неизменно костерок – какой-никакой, а свет. И нечисть у них округе не водится. Призраки по лесам точно не шляются. Рун вздохнул глубоко, взял коромысло с вёдрами, прошёл до калитки, вышел на улицу. Поодаль на лавочке сидели два стражника. Завидев его, поднялись, направились к нему неспешно. Он пока поставил вёдра наземь, запер калитку. Обернулся к стражникам, дожидаясь их. Когда они приблизились, стало видно их лица. Это были другие стражники, не те что раньше, незнакомые. Один с усами и бородкой, другой выбритый.