Текст книги "Том 2. Сцены и комедии 1843-1852"
Автор книги: Иван Тургенев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 42 страниц)
Таким образом, уже с самого начала определяется в пьесе социальная природа цельности, непосредственности, естественности Беляева.
Однако Беляев не только свежий, «непосредственный юноша» (по словам Рябинина), к тому же еще очень молодой («Вы еще дитя», – говорит Наталья Петровна; впоследствии эти слова недаром были вычеркнуты), Алексей Беляев – человек с передовыми взглядами, студент «политического отделения» Московского университета. Не случайно, что студент впервые обозначается буквой Б. в середине второго действия комедии, когда между ним и Рябининым происходит разговор о Белинском [301]301
ЭйгесИ. Пьеса «Месяц в деревне» И. С. Тургенева. – Лит учеба,1938, № 12, с. 70. Полным именем – Беляев – он впервые назван в середине третьего действия, в реплике Натальи Петровны: «…этот молодой студент – этот Беляев – произвел на меня – довольно сильное впечатление…»
[Закрыть]. Студент с восторгом говорит о статьях великого критика: «Иного я точно не понимаю, иное мне запутанным кажется, неясным – слова он употребляет такие странные, – а где он хорош, где он от сердца говорит – кажется, душу бы за него отдал…». Характерно упоминание в одной из следующих его реплик о Жорж Санд, с которой «дышать легко». В черновом автографе ость также свидетельство о литературных вкусах студента, совпадающих со вкусами самого Тургенева: писатель вложил в уста Беляева характеристику одной псевдоромантической трагедии, данную им самим в рецензии на «Смерть Ляпунова» С. А. Гедеонова (см.: наст. изд., Сочинения, т. 1, с. 245).
Вероятно, мысль изобразить своего героя человеком передовым по своим литературным и общественно-политическим взглядам явилась у Тургенева не с самого начала работы над «Студентом». Несколько ранее первого обозначения студента как Б. он обращается к Рябинину с просьбой дать почитать «Отечественные записки» (в двух печатных редакциях заменено просто «журналом» – см. с. 322). Автограф «Студента» показывает, что писатель колебался в выборе журнала, который получает Рябинин и который просит дать ему студент. Написав сначала – «От<ечественные> зап<иски>», Тургенев затем заменяет их «Библиотекой для чтения» (жур<нал> Б<иблиотека> д<ля чтения>), но затем восстанавливает первое название. Очевидно, весь облик Беляева был бы иным, если бы эта важная деталь не была разработана (в окончательной редакции остался лишь глухой намек: слова о критике – «теплый человек»).
В первой редакции комедии характерный образ студента являлся центральным, чем было обусловлено и название комедии.
В процессе работы над первой редакцией, отраженном в черновом ее автографе, Тургенев обогащает характеры действующих лиц, заостряет социальную проблематику, выявляет все психологическое богатство отношений своих героев. Это достигается путем многочисленных исправлений, зачеркиваний и вставок.
Для истории образа Ракитина важен ряд вариантов его высказываний о любви, например, его большой реплики в пятом действии, дающей резкую характеристику любовного «порабощения» (см. с. 385). Судя по тому, что эта реплика, выброшенная цензурой в тексте «Современника», – единственное из всех цензурных изъятий в корректуре, восстановленное автором в Т, Соч, 1869,а также по тому, что мотивы ее были использованы при окончании в декабре 1854 г. повести «Переписка» (в последнем, XV, письме героя повести [302]302
«Любовь<…> – болезнь<…> обыкновенно она овладевает человеком без спроса, внезапно, против его воли – ни дать ни взять холера или лихорадка… <..> в любви одно лицо – раб, а другое – властелин, и недаром толкуют поэты о цепях, налагаемых любовью. Да, любовь – цепь, и самая тяжелая».
[Закрыть]), Тургенев придавал словам Ракитина особое значение. Характерно, что подобную же сентенцию мы встречаем в писавшемся одновременно со «Студентом» «Дневнике лишнего человека»: «…разве любовь – естественное чувство? Разве человеку свойственно, любить? Любовь – болезнь, а для болезни закон не писан».
Существенны некоторые вычеркнутые варианты из реплик Натальи Петровны, касающиеся ее отношений к Ракитину и Беляеву.
Уже в черновом автографе были сняты, вероятно, по художественным соображениям, так как другие подобные же высказывания остались при публикации или были изъяты цензурой, некоторые резко антидворянские выпады Шпигельского в четвертом действии. Они вносят дополнительные штрихи в его характеристику.
О поисках Тургеневым наиболее выразительных психологических ходов, деталей характеристик, мотивировок поведения действующих лиц свидетельствуют также многочисленные вставки на полях рукописи, сделанные на различных стадиях работы. Иной раз именно в этих вставках содержатся существенные высказывания героев или мотивировки дальнейших их действии. В первом действии вписан позднее рассказ Натальи Петровны о ее детстве, во второй – рассказ Верочки о внезапных слезах [303]303
Здесь явная перекличка с «Дневником лишнего человека», писавшимся одновременно со «Студентом»: «…в тот самый вечер, при мне, началось в ней то внутреннее, тихое брожение, которое предшествует превращению ребенка в женщину <…> Она отвернулась от меня и вдруг залилась слезами». И там, и здесь слезы – первый признак пробуждающегося, еще не осознанного чувства.
[Закрыть], затем характеристика Большинцова («глупый, тяжелый человек»), реплики Беляева об отношении к Наталье Петровне, о его воспитании. Многие вставки уточняют и делают более ярким образ Беляева, а также отношение к нему других героев (восторженные слова Верочки и Натальи Петровны; ирония Ракитина). Вписаны важнейшие для характеристики Беляева слова его о чувствах, вызванных отъездом из усадьбы Ислаева.
О том, что комедия «Студент», как и другие произведения Тургенева в драматической форме, предназначалась для сцены (несмотря на ряд позднейших заявлений писателя), свидетельствует то большое внимание, которое он уделил отработке ремарок, стремясь дать точные указания актерам о характере мизансцен, о жестах, паузах и т. д.
Вскоре после окончания работы над первым действием комедии «Студент» Тургенев 2 (14) апреля 1849 г. сообщил о новой пьесе А. А. Краевскому, обещая ее «Отечественным запискам». Однако в ноябрьском номере «Современника», в рецензии на постановку в Александрийском театре «Холостяка», Некрасов поспешил известить своих читателей о том, что «недавнее произведение г. Тургенева, комедия в пяти актах „Студент“, уже обещано автором редакции „Современника“, и мы скоро надеемся представить эту комедию нашим читателям» [304]304
Совр,1849, № 11, отд. V, с. 139. Ср.: Некрасов,т. IX, с. 542.
[Закрыть].
В письме от 8 ноября этого же года Некрасов торопил Тургенева с окончанием комедии: «…вышлите ее на первую книжку <1850 г.> – этим по гроб обяжете, а если уж нельзя, то не позднее второй. Крайне нужно!» (Некрасов,т. X, с. 134). Очевидно, сообщение Некрасова в его рецензии вызвало протест или недоуменный вопрос Краевского в его письме к Тургеневу в ноябре 1849 г. Отвечая Краевскому 13 (25) декабря 1849 г., Тургенев просит у него извинения: «Я позабыл, что обещал Вам „Студента“ – и обещал его „Современнику“». В этом же письме Тургенев информировал Краевского о том, что «„Студент“ доведен до 4-го акта».
Последние два действия комедии были написаны быстрее (в три-четыре месяца), чем два предыдущие (около девяти месяцев). Возможно, что работа над «Студентом» стимулировалась как настойчивыми просьбами Некрасова об ускорении публикации пьесы, так и положительными отзывами критики о «Холостяке», первом драматическом произведении Тургенева, появившемся на сцене (см. наст. том, с. 611–615).
Закончив работу над «Студентом» 22 марта 1850 г., Тургенев после собственноручной переписки пьесы отослал ее 8 апреля в Петербург, в редакцию «Современника». Однако в условиях усиления цензурно-полицеиского гнета после процесса петрашевцев комедия уже в корректуре была запрещена цензорами С.-Петербургского цензурного комитета А. Л. Крыловым и И. И. Срезневским (см. письмо Тургенева к H. M. Щепкину от 18 октября 1850, а также письмо Некрасова к М. С. Куторге от 16 мая 1850 г. – Некрасов,т. X, с. 148).
Запрещенная комедия, по словам Тургенева в письме к Полине Виардо от 28 октября 1850 г., пользовалась большим успехом в петербургских салонах. Возможно, что именно в это время к С. А. Миллер, ставшей впоследствии женой А. К. Толстого, попал тот список комедии, который Тургенев в 1867 г. просил через П. В. Анненкова переслать ему. С. А. Миллер интересовалась тургеневскими комедиями, что видно из письма Тургенева к ней от 19 (31) мая 1853 г.: «Вы мне не говорите, которая из моих пьес удостоилась Вашего одобрения; я знаю, что они все, более или менее, слабы; то, что может быть в них хорошего, это лишь замысел».
В том же 1850 г., осенью, Тургенев сделал еще одну попытку напечатать свою комедию, но уже под названием «Две женщины». Он послал ее 18 (30) октября в Москву Н. М. Щепкину, издававшему альманах «Комета» и просившему (через Грановского и H. H. Тютчева) Тургенева о сотрудничестве (см. письмо Тургенева к H. M. Щепкину от 18 (30) октября). Автограф этой редакции неизвестен.
Можно предположить, что Тургенев, зная о претензиях петербургской цензуры, уже в этой редакции, в характеристике Беляева, устранил слишком явные признаки разночинца, а также сделал ряд других изменений, имевших целью завуалировать роль Беляева. Центр тяжести, тем самым, переносился с общественной проблематики на психологическую: возобладал «бродячий» мотив соперничества двух женщин в любви, что и обусловило, вероятно, перемену заглавия пьесы.
В ответ на письмо H. M. Щепкина, в котором тот благодарил за присылку комедии, Тургенев писал 3 (15) ноября 1850 г. из Петербурга: «Что же касается до изменений цензурных, то – даю Вашему батюшке и Вам полное право изменять и выкинуть все что угодно – не считая нужным советоваться со мною». Однако Щепкину не пришлось воспользоваться этим разрешением, так как комедия вскоре была запрещена московским цензором И. М. Снегиревым (последний записал в своем дневнике 9 ноября, что «дочитал» комедию Тургенева «Две женщины»; позднее он вел, возможно, какие-то переговоры с H. M. Щепкиным по поводу или комедии Тургенева или альманаха в целом, см. его запись от 18 ноября 1850 г.: Русский архив, 1903, кн. 3, с. 452 и 453).
В конце ноября 1854 г., по приезде в Петербург из Спасского, у Тургенева вновь является мысль о напечатании «Студента» в «Современнике». 29 ноября он обращается с вопросом к H. M. Щепкину, была ли комедия запрещена в 1850 г. Московским цензурным комитетом или лишь цензором И. М. Снегиревым (в последнем случае она могла быть вновь представлена в цензуру). После получения благоприятного ответа писатель принимается за переделку комедии, которая и была впервые напечатана в первом номере «Современника» за 1855 г. Публикации было предпослано автором особое «Замечание», в котором он писал: «Комедия эта написана четыре года тому назад и ни когда не назначалась для сцены. Это собственно не комедия, – а повесть в драматической форме» (Т, ПСС и П, Сочинения,т. III, с. 333).
4 декабря 1854 г. Тургенев писал M. H. Толстой: «Я со вчерашнего дня опять попал в литературный свой хомут и должен работать. В 1-й книжке „Отеч. записок“ будет одна моя вещь, может быть и в „Современнике“». Работа была закончена не позже 22 декабря, о чем свидетельствует письмо Тургенева к M. H. Толстой от этого числа.
Переработка комедии заключалась в том, что, по словам Тургенева в этом же письме, его «героиня из замужней женщины превращена во вдову, по неотразимому требованию цензуры». В 1867 г., приступая к подготовке издания своих «сцен и комедий» в составе нового собрания сочинений, Тургенев писал П. В. Анненкову, что в первом издании он должен был «Студента» «совершенно переделать и исказить по повелению цензуры и „Современника“». О том же он напоминал читателям в предисловии к «сценам и комедиям» в Т, Соч, 1869,ч. VII, с. III–IV (см.: наст. изд., Сочинения, т. 12). Незначительные поправки Тургенев, очевидно, делал в тексте рукописи предыдущей редакции пьесы, озаглавленной «Две женщины» (эта рукопись нам неизвестна). Места же, где действует Ислаев, он заменял новым текстом на отдельных листах (в Отделе письменных источников ГИМсохранился один такой лист с пометами: «В четвертом действии к NB 3» и «В пятом действии. От NB 4»).
Кроме того, в тексте «Современника» сняты или затушеваны точные приметы «студентства» Беляева (например: «Наталья.Нет – молодой. Студент. – Мы его, впрочем, только на летние месяцы взяли» – с. 288; или: «Вера.Что ж вы делаете в Москве? Беляев.Как что? Мы учимся. В университет ходим – профессоров слушаем. Вера.Чему же вас учат? Беляев.Всему. Я в политическом отделении»– с. 312. Подчеркнутое отсутствует в «Современнике»). Причинами цензурного или автоцензурного характера можно объяснить замену «Отечественных записок» нейтральным – «журнал» (хотя по косвенным намекам можно догадаться, о каком журнале идет речь) и пропуск в реплике Беляева в первом действии восторженной оценки статей Белинского и самого критика и несколько далее такой же пропуск упоминания о Жорж Санд. Эти изменения могли быть сделаны еще в 1850 г., когда комедия получила название «Две женщины».
Вмешательство цензуры не ограничилось рукописью. В письме Д. Я. Колбасина к Тургеневу от 31 августа 1856 г. были отмечены все искажения и изъятия, сделанные в корректурных листах пьесы (см.: Т и круг Совр,с. 255–261). После устранения прямых указаний на то, что Беляев – студент, цензура снимает косвенные свидетельства. Беляев лишается характерных черт внешнего облика студента. В целом образ Беляева был серьезно обеднен, а замысел Тургенева – сделать его главным героем, достойным любви Натальи Петровны – в сущности полностью разрушен. В еще большей степени не посчастливилось Шпигельскому. Характер этого разночинца – умного, озлобленного, резкого в оценках, доходящих до цинизма, и остро ощущающего свое общественное неравноправие и приниженность – оказался существенно обедненным. Другие купюры были продиктованы «моральными» соображениями. Почти все эти отрывки, изъятые в корректуре, восходят к черновому автографу 1850 г. (с некоторыми вариантами, главным образом цензурного характера – так, например, в рассказе Шпигельского в корректуре отсутствуют его слова о матери: «таскалась по „расторяциям“», имеющиеся в рукописи; в конце концов снимается весь рассказ Шпигельского о его детстве). Однако в ряде случаев в списке цензурных изъятий, отмеченных в письме Колбасина, обнаруживаются отрывки, отсутствующие в единственной известной нам рукописи, но имевшиеся в корректуре «Современника». Так как мы не располагаем указанной корректурой, а также поскольку в последующих редакциях эти изъятия не были восстановлены, единственным свидетельством о них служит письмо Колбасина. Исключенной уже в корректуре фразе: «Он всё эдак усы к носу подымает и смотрит на них» в черновом автографе соответствовало: «Он должно быть много курит». В журнальном тексте появляется реплика Ракитина о «добром совете», который он хочет дать Беляеву «на прощанье» (со слов: «Я, право, не знаю, с какой стати…» – с. 386). Основная часть этой реплики не была пропущена (после «добрый совет»: «Вот видите ли, Алексей Николаевич, если вам когда-нибудь случится заметить, что женщина вдруг почувствовала к вам расположение, не теряйте времени, пользуйтесь удобным случаем, хватайтесь за него обеими руками, деликатность тут ни к чёрту не годится; женская любовь, что весенний ручей: сегодня он бежит, взволнованный и мутный, в уровень с краями оврага, завтра едва сочится свеженькой струйкой на самом дне размытого русла»). Точно так же было изъято цензурой начало реплики Анны Семеновны («Господи боже мой, владыко живота моего, что ж это» и т. д.).
Название «Две женщины», очевидно, не соответствовало замыслу Тургенева. Поэтому оно заменяется на «Месяц в деревне», хотя в сущности все события в комедии происходят лишь в последние дни месяца, проведенного в деревне студентом Беляевым (так, во втором действии изображен двадцать восьмой деньего пребывания в имении Ислаева – в черновом автографе было семнадцатый).В связи с этим оказывается не очень ясным, почему такой близкий друг дома, каким является Ракитин, знакомится со студентом лишь через 25 дней после появления его у Ислаевых. Очевидно, чувствуя здесь неувязку, Тургенев в первой печатной редакции вводит упоминание о том, что Ракитин несколько дней (в сущности надо бы – месяц) провел у соседей и учитель был нанят в его отсутствие (с. 288 – вместо: «мы нового учителя наняли» в «Современнике» появляется: «мы без васнового учителя наняли»). Перелом в душе Натальи Петровны кажется Ракитину таким внезапным, потому что он продолжительное время отсутствовал (вместо: «Третьего дня был я у соседей» – в «Современнике»: «Вы знаете, я несколько дней провел у Криницыных» – с. 289). Во втором действии в реплику Ракитина после слов: «…вы словно боретесь сами с собой, словно недоумеваете…» вставляется фраза: «Перед моей поездкой к Криницыным я этого не замечал; это в вас недавно» – с. 317.
Другие разночтения чернового автографа комедии и первой печатной ее редакции многочисленны и имеют также немаловажное значение, хотя и не меняют основного содержания пьесы. Тургенев продолжает работу в том же направлении, что и над черновиком. В частности, вводится указание на эпоху, когда происходит действие комедии («Действие происходит в имении Ислаева в начале сороковых годов»).Возможно, что это сделано потому, что оказалась опущенной такая точная примета времени, как сотрудничество Белинского в «Отечественных записках».
Особенно много внимания уделил Тургенев образу Натальи Петровны, одному из первых ярких образов «тургеневских» женщин [305]305
«Всё дело в Наталье Петровне…» – таково было отношение писателя к этому образу в процессе создания комедии (см.: Т и Савина,с. 66).
[Закрыть]. Он наделил Наталью Петровну незаурядным умом, страстной натурой, способностью глубоко чувствовать. Беляев недаром отдает ей предпочтение перед Верой. Именно в журнальном тексте Тургенев подчеркивает смелость Натальи Петровны, которая ясно отдаст себе отчет в своем чувстве («Так вот оно, это страшное чувство»), которая почти готова следовать за Беляевым («Почему он знал, что я бы никогда не решилась…»). В конце третьего действия к словам, вставленным в черновике: «Это человек!» прибавляется: «Я его еще не знала…», тем самым психологически мотивируется откровенное признание Натальи Петровны в четвертом действии, объясняется усиление и нарастание ее чувства.
Трудно точно сказать, на какой стадии работы были сделаны все отмеченные выше изменения текста. Часть из них безусловно была уже в беловике первой редакции (см. выше); исправления вносились в редакцию пьесы под названием «Две женщины»; часть изменений была сделана при подготовке текста для «Современника».
Критика почти не реагировала на публикацию комедии. Немногочисленные отзывы были весьма сдержанны. Рецензию «Библиотеки для чтения» в сущности можно считать отрицательной. В ней была задета и статья П. В. Анненкова «О мысли и произведениях изящной словесности (Заметки по поводу последних произведений гг. Тургенева и Л. Н. Т.)», напечатанная в том же номере «Современника», что и «Месяц в деревне». Рецензент «Библиотеки для чтения» имел, в частности, в виду следующее положение статьи Анненкова: «Где есть в рассказе присутствие психического факта и верное развитие его, там уже есть настоящая и глубокая мысль» (отд. «Критика», с. 18). «Не будь в „Современнике“ статьи г. П. А-ва, – писала „Библиотека для чтения“, – мы прочли бы комедию и не обинуясь высказали бы нашему любимому писателю свое задушевное мнение. Но статья г. П. А-ва вынудила нас примерять последнее произведение г. Тургенева к готовой рамке приговора – и мы пришли в недоумение. Точно, в новой комедии или, как выразился сам автор, повести в драматической форме,видны несомненные признаки психического факта,но – сознаемся в своей близорукости – юмор, поэтический элемент,а главное – настоящая глубокая мысльтак тонко разлиты в девяти печатных листах, что для нас решительно неуловимы. В первом пылу непростительного самолюбия мы было обвинили редакцию „Современника“ за то, что она неловко свела на очную ставку умные и заслуженные похвалы прежним рассказам автора с новым его произведением, может быть невыработанным, может быть переработанным…» [306]306
К последнему слову в журнале было дано примечание: «См. в статье П. А-ва объяснение художнического термина переработка.Совр. Янв. 1855 г.» (то есть: «Переработкой называется следствие той усиленной работы, которая придает какой-либо подробности верность математическую, но лишает ее жизненного выражения»). Однако слово переработкаимеет и другой смысл, на который, возможно, и намекает рецензент «Библиотеки для чтения», в замаскированной форме говоря о вынужденной переделке комедии.См. комментарий Ю. Г. Оксмана: Т, Сочинения,т. IV, с. 216.
[Закрыть] (Б-ка Чт,1855, № 2, Литературная летопись, с. 44–45).
Рецензент «Отечественных записок» полагал, что новая комедия Тургенева «без сомнения может быть поставлена высоко», но при одном условии: «если вместе с г. П. А-вым будем прежде всего искать в литературном произведении „изображения душевных оттенков, игры бесчисленных волнений человеческого нравственного существа в соприкосновении его с другими людьми“». Так же как и рецензент «Библиотеки для чтения», критик «Отечественных записок» в сущности не соглашался видеть в «психическом факте», переданном художником, «настоящую и глубокую мысль». Комедия, говорилось далее, вероятно, «не приобретет у большинства читателей такой популярности, как многие другие произведения того же автора, потому что интерес ее – чисто психологический; и чтоб оценить по достоинству тонкие в своей верности черты, которыми изображается в ней „игра бесчисленных волнений человеческого нравственного существа“, нужно иметь и собственную наклонность и собственную способность к наблюдению „душевных оттенков“». Передавая сюжет комедии и говоря о характерах ее, критик отмечал, что «действие комедии многосложно, но ясно и незапутанно», что «все характеры развиваются верно и художественно» (Отеч Зап,1855, № 2, отд. IV, с. 120–122).
В 1856 г. Некрасов намеревался издать в двух томах драматические произведения Тургенева. Перед отъездом за границу в августе 1856 г. он поручил Д. Я. Колбасину, руководившему в то время технической стороной некрасовских изданий, «списать вымаранные цензором места и отправить к Тургеневу» (Архив села Карабахи. М., 1916, с. 276–277). Это поручение было Колбасиным выполнено. В письме к Тургеневу, заключавшем купюры, сделанные цензорами в корректурных листах «Месяца в деревне» (см. выше), Колбасин сообщал: «Вот всё, что было пропущено в цензурной корректуре, но это не дает того света комедии, какой был в первоначальном ее виде; рукописи моей я не мог нигде отыскать, но, сколько помнится мне, у Вас в Спасском есть ветхий оригинал, его бы можно отыскать, он хранится в красной шкатулке <имеется в виду черновой автограф 1850 г.>. Вспомните и напишите дяде, чтоб поискал. Скоро ли пришлете комедии, надо бы начать печатать с октября месяца, потому что повести в половине октября будут готовы» (Т и круг Совр,с. 261). Несмотря на напоминания Некрасова, Тургенев этой работы не выполнил.
Возможно, Тургенев медлил, помня, как холодно был встречен «Месяц в деревне» в 1855 г., а в начале 1857 г. – под влиянием статьи А. В. Дружинина о «Повестях и рассказах», в которой последний писал об «отсутствии драматического элемента в даровании Тургенева», называл драмы Тургенева «весьма неудачными» [307]307
Б-ка Чт,1857, № 2. По поводу этой статьи Тургенев писал А. В. Дружинину 3 (15) марта 1857 г.: «Вы вложили перст в язву – и я сам увидал свою физиономию, как в зеркале…».
[Закрыть]– и вовсе отказался от мысли напечатать свои комедии.
Вместе с тем продолжали раздаваться голоса о необходимости издания «Театра Тургенева». Об этом писал, правда несколько позднее, М. Лонгинов: «…есть немало людей, которым они <пьесы Тургенева> очень нравятся; и мы уверены, что Театрг. Тургенева будет для них истинным подарком, а потому и желаем, чтоб он был собран и издан». Особое внимание М. Лонгинов уделял комедии «Месяц в деревне» (PB,1861, № 2, с. 915–916).
В 1867 г. Тургенев приступил к подготовке нового издания своих сочинений, куда должны были также войти «сцены и комедии» и в том числе «Месяц в деревне». В это время уже не существовало цензурных препятствий для публикации неискаженного текста комедии, восходившего к тексту первой редакции. Очевидно, Тургеневу были доступны две рукописи этой первой редакции – черновой автограф, хранившийся в Спасском, и список, находившийся у С. А. Толстой. 14 (26) ноября 1867 г. он просит Анненкова: «Если вы увидите лично графа А. К. Толстого, то напомните ему, что его супруга хотела мне прислать сюда <в Баден-Баден, где жил тогда Тургенев> находящуюся у нее единственную копию с рукописи моей комедии „Месяц в деревне“…». Однако эта копия не была получена Тургеневым, о чем он сообщал Анненкову 13(25) апреля 1868 г.: «А графиня Толстая так-таки и не прислала мне мою рукопись, и за этим придется ехать в деревню», то есть в Спасское, где и находился черновой автограф «Студента». Известно, что в течение полутора недель своего пребывания в Спасском в июне 1868 г. Тургенев усиленно трудился над подготовкой нового собрания сочинений (см. письма к Полине Виардо от 17 и 19 июня 1868 г.). Вполне вероятно, что это был труд главным образом по подготовке нового текста «Месяца в деревне» и что Тургенев предпринял свое путешествие из Бадена в Спасское ради имевшегося в деревне автографа.
В заметке «Вместо предисловия», предпосланной «Сценам и комедиям» в Т, Соч, 1869,ч. VII, Тургенев писал, что «Месяц в деревне» «является теперь в первобытном виде». Однако это заявление не совсем точно. Социальная острота конфликта оказалась ослабленной, поскольку в новой редакции не были устранены цензурные купюры и искажения журнального текста, затронувшие в значительной своей части образы двух разночинцев – Беляева и Шпигельского; не были восстановлены и некоторые другие детали текста, обедненного по настоянию цензуры на разных стадиях работы автора над пьесой (см. выше). Причиной этого была никак не перемена в настроениях и взглядах Тургенева, а недостаточная актуальность и острота общественного содержания конфликта и его «моральной» формы в эпоху шестидесятых годов, в условиях резких политических столкновений революционной демократии и идеологов либерализма. Сложные же психологические отношения героев, разрушенные в журнальной редакции, были восстановлены, хотя и без социальной их заостренности. Реконструируя роль Ислаева, Тургенев, однако, не просто возвратился к первой редакции пьесы. По сравнению с черновым автографом, сцены, в которых участвует Ислаев, были значительно сжаты. Их стилистическая правка, как установлено в исследовании H. M. Кучеровского, «была направлена к тому, чтобы придать диалогам максимальную внутреннюю содержательность, что достигалось за счет подбора таких слов в каждой реплике, которые бы наиболее точно и кратко выявляли основную мысль диалога и психологию действующего лица» [308]308
КучеровскийH. M. Три редакции комедии И. С. Тургенева «Месяц в деревне». – Уч. зап. Калуж. гос. пед. ин-та, 1957, вып. 4, с. 172.
[Закрыть]. Эти сцены стали более динамичными, более «театральными».
Из купюр цензурной корректуры «Современника» Тургенев восстановил большую реплику Ракитина: «…всякая любовь – такою дорогою ценою», неоднократно исправлявшуюся уже в рукописи (см. с. 385). Вслед за тем Тургенев возвращает на свое место, с значительными исправлениями, и большую часть реплики Натальи Петровны в первом действии об ее отношениях с Ракитиным, также исключенную, вероятно, по требованию цензуры (ср. с. 302: «Наши отношения так чисты – вот от того-то…»)
Постановка «Месяца в деревне» впервые была осуществлена режиссером А. Богдановым на сцене московского Малого театра 13 января 1872 г. в бенефис Е. Н. Васильевой в связи с 25-летним юбилеем ее сценической деятельности. Роли распределялись следующим образом: Ислаев – И. В. Самарин, Наталья Петровна – Е. Н. Васильева, Верочка – Н. С. Васильева, Анна Семеновна Ислаева – Н. В. Рыкалова, Лизавета Богдановна – С. Н. Акимова, Ракитин – Н. Е. Вильде, Беляев – М. А. Решимов, Большинцов – П. М. Садовский, Шпигельский – С. В. Шумский [309]309
В музее Малого театра сохранилась так называемая монтировка комедии, датированная 5 января 1872 г. (Театр насл,с. 314–315).
[Закрыть].
Переговоры о постановке пьесы, во время которых возник и вопрос о ее сокращении для сцены, велись уже во время краткого пребывания Тургенева в Москве в марте 1871 г. И хотя писатель, по его же словам, «всячески уговаривал г-жу Васильеву этой комедии не давать – ибо она вещь не сценическая и непременно должна нагнать скуку – я же вовсе не драматический писатель», он всё же дал разрешение на постановку пьесы и необходимые сокращения ее текста для сцены: «Я, нижеподписавшийся, отдал Екатерине Николаевне в полное распоряжение мою пьесу „Месяц в деревне“ для постановки на сцену – и при этом изъявляю мое согласие на все те сокращения, которые окажутся необходимыми. Иван Тургенев. Москва, 17 марта 1871» [310]310
ПлещеевАлександр. Что вспомнилось. Актеры и писатели. СПб., 1914. Т. III, с. 257–258.
[Закрыть].
Однако до постановки он, как это видно из письма к Н. С. Тургеневу от 16 (28) января 1872 г., не знал об окончательном решении Е. Н. Васильевой взять пьесу для своего бенефиса. Узнав об этом из «Московских ведомостей», Тургенев просил брата в том же письме сообщить ему свое мнение о спектакле, повторяя, что «Месяц в деревне» – «вещь не сценическая». Вместо сообщения о своих впечатлениях Н. С. Тургенев послал в Париж вырезки из газет с отзывами о спектакле. Рецензии подтвердили самые худшие опасения и предположения писателя: «…я из них не узнал ничего нового, ибо ничего иного и не ожидал; моя комедия <…> должна была получить фиаско. Оттого я и бросил (с 1851 года) писать для сцены; это не мое дело. Мне остается только упрекнуть себя – зачем я имел слабость согласиться на просьбы г-жи Васильевой…»
В самом деле, отзывы критики были весьма неблагосклонны. Как отмечалось на страницах «Русских ведомостей», «капитальной пьесой своего бенефиса г-жа Васильева выбрала 5-актную комедию нашего даровитого писателя И. С. Тургенева, и в этом выборе заключается первая ее ошибка. Пьесы г. Тургенева, написанные несомненно прекрасным литературным языком и чрезвычайно художественные и интересные в чтении, очень много теряют при сценическом исполнении. Бенефициантке лучше, нежели кому бы то ни было другому, должна быть известна и понятна та огромная разница, которая существует между произведением чисто беллетристическим и предназначаемым для сцены, а также и тот недостаток сценичности, которым страдают все вообще пьесы Тургенева, за исключением разве только комедии „Провинциалка“, где когда-то с таким успехом участвовала та же г-жа Васильева». Сказав о несценичности пьес Тургенева, рецензент очень резко отозвался о плохой игре актеров, которые не сумели воспользоваться важнейшим достоинством комедии – «красотой ее языка». Его удовлетворяли лишь Васильева 2-я (Верочка) и Шумский (Шпигельский). См.: Рус Вед,1872, 18 января, № 13.
Несмотря на неуспех первого представления, пьеса прошла в Малом театре еще четыре раза (17, 18, 19 и 23 января 1872 г.).
Вторично «Месяц в деревне» был поставлен уже в Петербурге, на сцене Александрийского театра. 17 января 1879 г., в бенефис М. Г. Савиной. На этот раз роли исполняли: Ислаев – Н. Ф. Сазонов, Наталья Петровна – А. И. Абаринова, Вера – М. Г. Савина, Анна Семеновна Ислаева – Е. А. Сабурова, Лизавета Богдановна – Р. В. Стрельская, Ракитин – А. С. Полонский, Беляев – М. М. Петипа, Большинцов – К. А. Варламов, Шпигельский – П. И. Новиков. Этот спектакль занимает особое место в истории сценического воплощения тургеневских пьес, прежде всего благодаря участию в нем замечательной русской актрисы М. Г. Савиной.
Подыскивая пьесу для своего бенефиса, Савина не сразу остановилась на «Месяце в деревне». В «С.-Петербургских ведомостях» от 9 января 1879, № 9, отмечалось, что сначала Савина выбрала пьесу Дюма «La dame aux camélias»: «… выбор этот был решен, пьеса расписана и роли розданы актерам для разучения. Но вдруг, в силу непонятных соображений, бенефициантка отказалась от исполнения роли Готье и избрала для своего артистического торжества <…> комедию И. С. Тургенева „Месяц в деревне“…».
Выбор Савиной не был, конечно, случайным. Прежде всего, по ее собственным словам, она руководствовалась «именем автора, а роли не придала большого значения» [311]311
См.: ШнейдерманИ. Мария Гавриловна Савина. 1854–1915. Л.; М.: «Искусство», 1956, с. 115.
[Закрыть]. Однако этому не противоречит другое, позднейшее свидетельство, что роль Верочки, «хотя и не центральная», ей очень понравилась. Пьеса же, «в том виде, как она напечатана, показалась скучна и длинна; тем не менее, я твердо решила ее поставить. Сазонов тоже указал мне на этот недостаток и посоветовал попросить Крылова, как знатока сцены, урезать ее [312]312
В сокращении пьесы принимали участие и сами актеры – прежде всего Савина, как записал с ее слов Александр Плещеев (Что вспомнилось. Актеры и писатели. СПб., 1914. Т. III, с. 257).
[Закрыть], на что я согласилась под условием разрешения автора» [313]313
Т и Савина,с. 63. А. И. Вольф ошибочно полагал, что автор находился в это время в Петербурге и что бенефициантка приготовила роль под его руководством (Вольф, Хроника,ч. III, с. 67). По воспоминаниям Савиной, до 9 марта 1879 г. (день первой встречи писателя и артистки) Тургенев не знал, или, может быть, забыл, кого играет Савина в его пьесе, он «почему-то думал, что я играю Наталью Петровну, то есть первую роль, и совсем забыл о Верочке» ( Т и Савина,с. 64).
[Закрыть]. 10 января Савина обратилась к писателю за таким разрешением. «Вчера вечером, – писал он A. В. Топорову 11(23) января 1879 г., – пришла ко мне телеграмма от Савиной (актрисы), в которой она меня просит разрешить ей необходимые урезки из моей комедии <…> Не понимаю я, с какой стати ей пришла в голову мысль взять эту невозможную в театральном смысле пьесу!» Савину, как и раньше Васильеву, ожидает, по его мнению, «торжественное фиаско». «Я ей, конечно, ответил, – продолжал Тургенев, – тоже по телеграфу [314]314
«Согласен, но сожалею, так как пьеса написана не для сцены и не достойна вашего таланта».
[Закрыть], что разрешаю ей какие угодно вырезы и урезы…» Вместе с тем, заключая письмо, Тургенев вновь выразил свое «сожаление и неодобрение».
