Текст книги "Солдатская доблесть"

Автор книги: Иван Ваганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Солдатская доблесть

ОТ ЛАДОГИ ДО ЭЛЬБЫ

Арусланов Зиатдин Минибаевич.

Солдаты и офицеры 414-го стрелкового полка локоть к локтю стояли на заснеженной поляне. Командир громко и торжественно читал приказ о переходе в наступление войск Волховского фронта. Как только смолк его голос, из строя вышел солдат.

– Мы, воины 18-й стрелковой дивизии, – заявил он, – клянемся, что наш путь только вперед. Мы заверяем командование, что среди нас нет трусов и паникеров. Мы приложим все силы, чтобы отбросить фашистских варваров от стен города Ленина. Мы пойдем только вперед!

– Вперед, только вперед! – дружно отозвался строй.

Было это 11 января 1943 года, а 12 января артиллерия Волховского фронта открыла ураганный огонь. За мощным огневым валом двинулась пехота. 6 дней и ночей гремели пушки. Ключевые позиции врага в районе рабочих поселков 1, 5, 7 и 8-го были превращены гитлеровцами в мощные укрепленные узлы. Все здания были приспособлены к длительной обороне. В подвалах домов – огневые точки, склады продовольствия и боеприпасов, на крышах и чердаках – наблюдательные пункты, гнезда корректировщиков, снайперов. На подступах к населенным пунктам противник имел три траншеи полного профиля, насыщенные многочисленными огневыми точками. Перед передним краем проволочные заграждения в два-три кола, минные поля и железобетонные противотанковые надолбы. В искусственные оборонительные сооружения вторгались массивы леса, густой бурелом и овраги, что делало их неприступными.

Но советские воины и в этих условиях проявили мужество и находчивость. Рабочий поселок несколько раз переходил из рук в руки. И вот настал долгожданный час. Утром 18 января 1943 года полки 18-й дивизии встретились с воинами 136-й дивизии Ленинградского фронта и единым мощным порывом устремились к городу Мга.

414-й стрелковый полк шел впереди. В одном из взводов сражался уральский 19-летний паренек. Зиатдин Арусланов, или просто Зидик, как называли его однополчане.

На подступах к станции Мга вражеские пулеметы, скрытые в дотах, преградили путь батальону. Особенно большой урон наносил скрытый в мелком ельничке дот. Наши артиллеристы и минометчики забрасывали его минами и снарядами – дот умолкал. Но как только роты поднимались в атаку, он оживал.

Зиатдин внимательно следил за мелким ельничком. От окопа до него было не больше двухсот метров. Но как к нему пробраться? Арусланов отполз метров на десять вправо, приподнял голову: прямо перед ним воронка, от нее змейкой убегает овражек и теряется в густом ельнике.

Зиатдин подполз к командиру взвода:

– Товарищ младший лейтенант, разрешите вон по тому овражку в ельничек заползти, а там подкрасться к доту и садануть в него связку гранат.

Взводный приподнялся и, не отвечая, стал внимательно изучать путь подхода, потом сказал:

– Попробуй. Только будь осторожен.

Арусланов взял две связки гранат, перевалился через бруствер окопа и пополз по рыхлому снегу.

Командир взвода, затаив дыхание, следил за ним. И каждый раз, когда рядом с Аруслановым рвалась мина или падал снаряд, лейтенант вздрагивал, подавался вперед. Стремительный бросок – и Зиатдин исчез в овражке. Над головой по-прежнему посвистывают пули, шипят осколки. Теперь они ему не страшны: хоть и мелкий овражек, но защита.

На пути лопалась узенькая траншея. А если по ней подобраться к доту и прямо во внутрь зашвырнуть гранату? Опасно. А где же на войне безопасно? Зиатдин переметнул через бруствер. Мощный взрыв известил роту о том, что путь вперед свободен.

В жарком бою на одной из улиц города Мга Арусланов был ранен и контужен. Он лишился слуха. Но руки крепко держали автомат, да и глаз был остер, и солдат не покинул поле боя. Командование полка и дивизии высоко оценило его подвиг. 27 января 1943 года командир полка на грудь солдата Арусланова приколол медаль «За отвагу». Дивизия была удостоена гвардейского звания и впредь стала именоваться – гвардейской Мгинской.

После прорыва блокады Ленинграда дивизию передвинули на Финский фронт. Сломав линию Маннергейма, полки с боями продвигались вперед.

…Было раннее утро. По вершинам деревьев скользили лучи солнца. Тихо шумел сосняк. И вдруг грянули вражеские пушки, в воздухе показались фашистские бомбардировщики, и на дорогу, по которой растянулись советские войска, посыпались бомбы и снаряды. Арусланов очутился у сосны и совсем случайно увидел, как справа, на выступе отвесной скалы, что-то блеснуло. Потом опять скользнул солнечный зайчик, и у одного выступа скалы расплылось черное пятно.

«Корректировщик», – не сразу сообразил Зиатдин и кивнул солдату Кравченко:

– Сергей, увидишь взводного, скажи, что я пошел в гости к немецкому корректировщику.

Переползая от выступа к выступу, от камня к камню, он не спускал глаз с выступа между двумя зубцами. Но как ни зорко следил Арусланов, гитлеровец первый почуял опасность. Не подозревая, что фашист заметил его, Арусланов продолжал ползти. Над головой пропела пуля, рядом – вторая, мелкими осколками брызнула третья. Зиатдин прижался к замшелому камню. Гитлеровец, не переставая, стрелял. Зиатдин незаметно отполз вправо. По вспышкам выстрелов он засек врага, тщательно прицелился и нажал на спусковой крючок. В ответ – длинная автоматная очередь.

Арусланов опять выстрелил. И вновь часто затараторил вражеский автомат. «Что, нервничаешь?» – сам себе подмигнул Зиатдин и, отстегнув лимонку, метнул ее в створ между зубцами. Он знал, что гранату не добросить до цели и метнул просто так, чтоб нагнать на врага побольше страху. Расчет был точен. Гитлеровец заметался, бесприцельно стреляя. Ему надо вырваться из западни: впереди скала, нависшая над дорогой, путь только назад. Но его преградил советский боец. Во что бы то ни стало надо заставить отступить этого солдата. Но Зиатдин не собирался уходить. Умело маскируясь, он продвигался вперед. В ответ на каждый его выстрел гитлеровец вел беспорядочный огонь. А вскоре между гранитными зубцами показался ствол автомата с прикрепленным на нем белым платком.

«Что ж, мы лежачих не бьем. А может, ты гадость какую подготовил?» – подумал Зиатдин и крикнул:

– Эй, фриц, бросай автомат и ком, ком!

Гитлеровец, встал и, не выпуская автомата из рук, шагнул к Арусланову.

– Бросай автомат! – строго сказал Зиатдин.

Гитлеровец еще шагнул.

– Стрелять буду! – Над головой фашиста прострочила короткая очередь. Немец камнем упал к подножью валуна.

– Бросай оружие! – опять потребовал Зиатдин.

Гитлеровец, наконец, понял, что от него требуют.

Арусланов взял трофейный автомат, перекинул его через плечо, потом подошел к рации и, показав на нее, сказал:

– Возьми вот эту штуку.

Через два дня дивизия маршировала по улицам Выборга, а еще через день однополчане поздравили Зиатдина с первым орденом – орденом Славы 3-й степени.

Орден Славы 2-й степени Зиатдин Минибаевич получил за форсирование Вислы.

Случилось это на дальних подступах к Данцигу, в районе города Тчев. Дивизия подошла к правому берегу Вислы. Взвод лейтенанта Кречетова первый переправился на левый берег реки и ворвался во вражеские траншеи. Завязалась жаркая рукопашная схватка. В ход пошли приклады автоматов, гранаты, ножи, саперные лопаты и даже кулаки. Осколком гранаты ранило лейтенанта, но он продолжал руководить боем. Гитлеровцы стремились столкнуть горстку советских храбрецов в реку. Но на крутой берег Вислы уже взбирались подоспевшие на помощь советские воины.

Вскоре десантники заняли первую, а затем и вторую траншеи. Обозленные натиском русских гитлеровцы бросили танки. За танками густой цепью шли автоматчики. С первого выстрела «тигра» взлетел в воздух станковый пулемет, со второго замолчало противотанковое ружье. Зиатдин пополз к окопу, где находился расчет истребителей танков. Он оттащил трупы товарищей, лег к ружью, прицелился и выстрелил. «Тигр» продолжал идти вперед.

С фланга по немецким пехотинцам резанули из пулемета. Те заметались, прячась за броню танков. Обнаружив новую цель, «тигр» стал разворачиваться, подставляя Арусланову борт. Выстрел, еще выстрел. И «тигр» окутался клубами густого черного дыма. Второй танк подбил солдат Петр Жданов. Атака захлебнулась. Оставив на поле боя четыре чадящих танка, гитлеровцы отступили.

Пять яростных контратак отбила в этот день горстка храбрецов. Противотанковое ружье Зиатдина Минибаевича не раз заставляло фашистские «тигры» прятаться в балку. И когда вражеская пехота, лишившись защитной брони, припадала к земле, Арусланов брал в руки автомат.

Бой стих в сумерки. А на следующее утро на левом берегу Вислы прокатилось дружное «ура!». Это советская дивизия, переправившаяся за ночь, опрокинула фашистов.

После форсирования Вислы начались упорные бои на подступах к Данцигу. Оседлав железную дорогу Быдгощ – Тчев – Гдыня, противник приостановил движение наших войск. По железнодорожному полотну, насыпь которого была превращена в сплошную систему огневых точек, день и ночь шныряли немецкие бронепоезда. В воздухе висели бомбардировщики, с воем носились истребители. Железобетонные надолбы, стальные рогатки, минные поля и противотанковые рвы, местами заполненные водой, стали на пути советских войск. Но воины армии-освободительницы шаг за шагом, метр за метром рушили оборону врага.

Взводу автоматчиков лейтенанта Кречетова, в котором осталось всего восемь человек, приказано прорваться на западную сторону железнодорожного полотна, разведать силы врага, данные наблюдений передать на командный пункт дивизии и своим огнем содействовать наступлению наших войск.

Лейтенант Кречетов разбил взвод на четыре группы, по два человека в каждой, и поставил определенную задачу. Арусланову и Жданову предстояло проникнуть к немецким укреплениям и ждать подхода остальных.

Друзья нагрузили вещевые мешки патронами, взяли гранат и с наступлением вечера пересекли нашу передовую. Залегли в заранее подготовленный окопчик и повели наблюдение. Под вечер следующего дня Петр Жданов в кустах тальника заметил водосточную трубу.

– Вот тут мы и пройдем, – решил Арусланов.

В полночь Арусланов и Жданов вброд перешли ров, проникли в трубу, наполовину заполненную водой. Минут через десять к ним присоединился Кравченко со своим напарником, потом подошла третья и четвертая пары. На рассвете переправился во вражеский тыл весь взвод. Настроили рацию, и лейтенант передал результат первых наблюдений.

Артиллерийский налет на фашистские укрепления начался с восходом солнца. Уверенные в неприступности своих позиций, гитлеровцы не спеша открывали ответный огонь. И вдруг с тыла огонь. На горстку советских храбрецов враг двинул до батальона пехоты. Взвод Кречетова держался мужественно. Короткие автоматные очереди и одиночные выстрелы то и дело вырывали из фашистской цепи то одного, то другого солдата.

Проверив наличие боеприпасов, лейтенант приказал приготовить гранаты и отходить к стоявшему чуть в стороне кирпичному зданию, а сам стал прикрывать отход взвода. Советские воины поползли. По ним тотчас же из здания резанули из пулемета.

– И там фрицы, – прошептал Арусланов и, коснувшись плеча своего друга, сказал: – Петя, следи за немецким пулеметом, а я подползу к нему и жахну лимонкой.

Зиатдин ловко подобрался к немецким пулеметчикам, сразил их короткой автоматной очередью и резанул из трофейного пулемета по поднявшейся в атаку немецкой пехоте.

Подоспели на помощь Петр Жданов, Сергей Кравченко. В здании оказался склад боеприпасов. Два часа длился неравный бой. Умело использовали оружие врага советские воины. А когда наша пехота пошла в атаку, в отступавших гитлеровцев полетели фаустпатроны, гранаты.

Десятки тысяч патронов, гранат, тысяча новеньких автоматов и 38 гитлеровцев были взяты горсткой храбрецов. Десятикилометровый прорыв вражеских укреплений и стремительный бросок дивизии вперед – таков был итог смелой вылазки взвода лейтенанта Кречетова.

Советское правительство высоко оценило подвиг героев. Все бойцы взвода получили награды. На груди у Зиатдина засиял орден Славы 1-й степени. Орденом Славы 1-й степени был награжден и его фронтовой друг Петр Жданов.

На правом берегу Эльбы Зиатдин Арусланов закончил свой боевой путь. Сдал автомат старшине и – на родной Урал. Много лет работал газосварщиком на одном из машиностроительных заводов Свердловской области. Но раны и контузия, полученные в годы войны, сказались на здоровье. Пришлось оставить любимое дело. Ныне Зиатдин Минибаевич Арусланов живет и работает в городе Нязепетровске.

РАТНЫЙ ПОДВИГ

Бугров Иван Гурьевич

Бои под Сталинградом носили тяжелый характер. Сосредоточив огонь артиллерии, пулеметов и минометов по речным переправам, немецкое командование было уверено, что русские не решатся перебросить свои войска на противоположный берег реки, и это даст возможность гитлеровцам овладеть городом, вырваться за Волгу и победоносно окончить войну. Так мечтали немецкие солдаты, офицеры и генералы. А пока…

…В подвале дома, на перекрестке улиц Овражной и Айвазовского, над картой склонились двое: начальник дивизионной разведки капитан Круглов и командир взвода разведки старший сержант Бугров.

– По данным воздушных наблюдений, – устало говорил капитан, – и рассказам местного населения, вот здесь, – кончик карандаша встал чуть южнее Малой Россошки, – немцы проводят какие-то работы. По всей вероятности, оборудуют аэродром. Ваша задача: уточнить предположение воздушной разведки, и, по возможности, прихватить контрольного «языка».

– Ясно, – ответил Бугров и, внимательно изучив карту капитана, нанес кое-какие данные на свою, бережно свернул ее, положил в планшетку. Стройный, высокий, он выглядел совсем еще юным. Но за плечами у него были сотни километров фронтовых дорог, а на счету взвода более десятка «языков». Бугров посмотрел на уснувшего капитана, по привычке козырнул и бесшумно вышел. Прошел задворками на улицу Менделеева, круто свернул на Рабочую и скрылся в темном подъезде дома. Здесь, в полуразрушенной квартире, разместились разведчики. Ниже, в подвале, жил хозяин дядя Егор, мужчина лет шестидесяти. Семью он давно эвакуировал за Волгу, а сам остался.

– Хитро ли на тот берег переправиться, – говорил он, – а вот спасти оборудование куда сложнее.

Каждое утро, в одно и то же время, он уходил из дому. Пересекал изрытый минами и снарядами двор, скрывался за воротами и, минуя развалины соседнего дома, нырял в пролом ограды механической мастерской. Что он там делал – никто не знал. Но однажды солдат Бикстурганов прокрался в мастерскую. Старик разбирал токарный станок, густо смазывал каждую деталь, обертывал ее тряпкой и нес в котельную, там аккуратно клал ее в ящик, который стоял в яме.

Однажды старик вернулся радостный, поднялся к разведчикам, вытащил кисет с самосадом, стал угощать:

– Праздник у меня сегодня. Последний станок разобрал, да так упрятал, что ни один фриц не найдет. А когда наши придут, все в целости будет. Товарищ старший сержант, – обратился он к Бугрову, – ваш вчерашний разговор я из слова в слово слышал. Вон какая дырища прямо в мой угол идет. Тут хочешь не хочешь, а все, о чем вы говорите, слышно. Стало быть, вы в гости к немцам собираетесь? Я в гражданскую в тех местах с беляками рубился. Да и здесь, в городе, каждый переулочек, каждую щелочку знаю. Под самым носом у немца прошмыгнем. Так что у вас прямой расчет меня взять.

– Ладно, – махнул Иван рукой, – уломал. Собирайся.

– Я готов. Только вооружен не совсем. Парочка гранат есть. Карабинчик бы. Да что поделаешь. На нет и суда нет. Обойдемся без него, а там, глядишь, немецким автоматом обзаведемся, да из него же по фашисту и вдарим. В гражданскую частенько так действовали.

Как только над осажденным городом сгустились сумерки, разведчики покинули обжитую квартиру. Дядя Егор провел группу узкими переулками. Прокрались задворками Подгорной, пересекли Угольную и вышли в степь. Километрах в пяти от города, на высоком курганчике, сделали привал. Потом перевалили гряду холмов, пересекли дорогу и к рассвету оказались в глубокой балке.

Быстро прошел сентябрьский день. Разведчики отдохнули, а в сумерки скрылись за холмами. Шли без привалов и отдыха, потом шли еще ночь. А на рассвете дядя Егор остановился, провел широкой ладонью по потному лицу и сказал:

– Ну вот и пришли. Впереди бугор, а дальше, надо думать, у немца аэродром. Место там открытое и ровное.

Как только стала рассеиваться предутренняя дымка, так все отчетливее и ярче проявлялась плоская степь, тяжелым увалом уходящая к Дону, а на ней – вражеские бомбардировщики. В девять часов они стали подниматься в воздух. Разведчики насчитали сто пятьдесят стервятников. Засекли двенадцать зенитных пушек, десять пулеметов, склад с горючим и смазочным, штабную землянку. К вечеру все самолеты вернулись на аэродром, двадцать пять из них приземлились в стороне от других. Бикстурганов долго смотрел на них, покусывая сухую травинку.

– Что смотришь? – спросил его сержант Попов.

– Примеряюсь, нельзя ли их взорвать.

– Мы сюда не самолеты взрывать пришли, – спокойно сказал Бугров.

– Товарищ старший сержант, а если мы сделаем то и другое, – улыбнулся Бикстурганов.

– А чего не сделать-то. Надо только действовать по-буденовски, – вмешался старый солдат.

– Так и быть, – сказал Бугров. – Делимся натри группы. Первая идет справа, вторая – слева, третья проникает к складу с горючим, снимает часового и забрасывает склад гранатами. Это и будет сигналом для нападения на самолеты.

– Ясно, – прошептал Бикстурганов.

– Первую группу, – продолжал старший сержант, – ведет Бикстурганов, вторую Попов. Задача: по возможности с охраной в бой не ввязываться, как можно больше уничтожить самолетов. Отходить в разные стороны. Сбор вот здесь, – Иван Бугров показал на карту, – у курганчика.

Нападение было так неожиданно, что охрана не успела сделать ни единого выстрела. И лишь тогда, когда вспыхнул склад и запылали самолеты, а разведчики, ловко прихватив «языка», были уже далеко в степи, началась беспорядочная стрельба.

Через три дня, неимоверно уставшие после семи бессонных ночей, разведчики явились в штаб дивизии. Бугров стал докладывать о ночном налете, но капитан остановил его:

– Достаточно, остальное нам известно. Ваша ночная вылазка дорого обошлась немцам: около тридцати самолетов вышло из строя, уничтожен склад с горючим. За последние три дня с этого аэродрома ни один самолет не поднимался в воздух. Работа, как говорят, чистая. А сейчас, спать!

Но спать разведчикам не довелось. Начался мощный авиационный налет. Вышли из своего убежища, отбежали метров двести, а когда оглянулись – невольно стянули пилотки. Там, где стоял их дом, громоздилась гора битого кирпича, под обломками которого остался бывший буденовец дядя Егор.

Вечером Бугрова вызвал командир дивизии.

– Старший сержант, дело есть, выручай, брат, – пожимая руку Бугрову, сказал командир дивизии.

– Я вас слушаю, товарищ полковник.

– Штаб армии подготовил группу для глубокой разведки в тылу противника. Задача – вывести ее за город.

В первую ночь, вспоминает Иван Гурьевич Бугров, не смогли прорваться из города. На следующую ночь нащупали проход, дали сигнал армейским разведчикам и поползли. Метров через пятьдесят натолкнулись на пулеметный расчет, финкой уничтожили двух гитлеровцев. По пути прикончили еще пятерых и благополучно вышли за город. День пролежали в степи, а вечером, распрощавшись, группы разошлись.

Группа Бугрова возвращалась в город. Со стороны дороги донеслись звуки: тяжелый конский топот, постукивание колес. Разведчики притаились в кювете.

Слышался приглушенный немецкий разговор, кто-то тихо играл на губной гармошке. Приближался обоз. Как только передняя повозка поравнялась с разведчиками, Бугров громко крикнул:

– Хенде хох!

Сержант Попов выскочил на дорогу, преградив путь. Лошади остановились. С задней повозки спрыгнули три человека и пустились бежать. Бикстурганов нажал на спуск – и короткая автоматная очередь их тотчас сразила. Остальные пятеро покорно подняли руки. Походная кухня, четыре пароконных повозки с оружием, патронами и обмундированием оказались в руках разведчиков. Под угрозой смерти приказав пленным молчать; разведчики рассадили их по повозкам. Сами переоделись в немецкие шинели.

До Сталинграда ехали без приключений. Сержант Попов, солдаты Давыдов и Бикстурганов с новыми немецкими автоматами на груди сторожко шагали впереди. Осталось пробраться по узенькому переулку, пересечь улицу, как вдруг из-за груды битого кирпича вышло двое немцев – патруль. Сержант Попов, ловким движением сбил одного немца с ног. Со вторым бесшумно расправились Бикстурганов и Давыдов. Потом свернули в переулок, миновали вражескую передовую и совсем неожиданно кто-то сбил Бугрова с ног, забил в рот кляп, скрутил руки, бросил на повозку.

Спустя минут двадцать, пять гитлеровцев и шесть советских разведчиков в новеньких немецких шинелях стояли перед незнакомым Бугрову капитаном. Отправляясь по заданию, Бугров не знал, что из-за Волги к ним в дивизию идут маршевые роты и батальоны. И вот один из них занял стык между первым и вторым батальонами 83-го стрелкового полка.

Не раз после этого случая Ивану Гурьевичу доводилось со своим взводом ходить по тылам врага, но свою родную форму он больше не менял на фашистскую.

Смелому, решительному следопыту командование дивизии и армии часто поручало ответственные задания. В декабре 1942 года готовился очередной удар по противнику. Командир полка приказал старшему сержанту Бугрову отправиться за «языком».

Ночь выдалась ветреная, морозная. Разведчики Бугров, Бикстурганов и сержант Попов вооружились финками, автоматами, прихватили гранаты.

Передовая проходила по соседней улице. Было известно, что три квартала занимает какая-то новая часть, доставленная в Сталинград самолетами: не то из Франции, не то из Норвегии. Знали разведчики, что во втором доме от угла наблюдательный пункт. «Но сколько там гитлеровцев? Пожалуй, не меньше отделения, – размышлял Бугров. – Это, считай, десять-двенадцать человек да телефонист с радистом. Выходит, четырнадцать против трех. Надо полагать, что они хорошо вооружены, связаны со штабом полка и по их сигналу сразу прибудет помощь. Силы явно не равны. Но ведь не может же ночью все отделение бодрствовать? Один-два в охране, а остальные спят. Вот часовых и надо подцепить».

Благополучно миновали передовую и метрах в двухстах от дома, где находится наблюдательный пункт немцев, залегли. Передний край противника будто вымер, только ветер посвистывает, да шуршит поземка, наметая сугробы. Лежали долго, терпеливо, наконец, Иван прошептал:

– Поползли. Я впереди, вы шага на три-четыре сзади. Как только остановлюсь, замрите.

Спустя минут тридцать разведчики очутились метрах в пятидесяти от подъезда дома и притаились за грудой битого кирпича. Они напряженно следили за подъездом: именно здесь должен появиться часовой. Так и есть. Вот немец вышел на крыльцо, огляделся по сторонам, сделал десять шагов вправо, держась поближе к стене, остановился, потом еще несколько шагов и опять остановился.

Как взять врага? Подползти к углу дома, прокрасться подле стены к крыльцу, а когда часовой подойдет к подъезду, тут его и скрутить.

Смельчаки ползут дальше. Вот и угол дома. А ветер все воет и воет, бросая в лица сухой колючий снег. Спасибо тебе, ветер, спасибо русская метелица.

Прижавшись в стенке, Иван отчетливо видит часового. Положив ладонь на автомат, он медленно идет к подъезду, изредка останавливаясь, дует на окоченевшие пальцы и опять продолжает путь. Подходит все ближе и ближе. Бугров слышит его вздохи. «Хорошо, что ты не стоишь, а идешь, – думал Иван. – На ходу тебя легче взять». И как только часовой поравнялся с ним, намереваясь шагнуть в подъезд, стремительно сбил его с ног, затолкал в рот кляп.

На следующую ночь пошли за «языком» всем взводом. Совсем было подобрались к переднему краю врага, как вдруг Попов разразился густым громким кашлем. Тотчас затрещал вражеский пулемет, ухнула мина: ранило двух разведчиков. Вернулись на исходный рубеж, отправили в санбат раненых – и вновь в разведку. Проползли по нейтральной полосе, заваленному хламом двору, и скрылись в подъезде полуразрушенного дома. А минуты через две послышался скрип дверей подвального помещения, и на лестнице, ведущей в подвал, запрыгал зеленоватый луч карманного фонарика.

Скрываться не было смысла: видимо, гитлеровцы услышали шаги разведчиков. Попов спокойно произнес по-немецки:

– Это я, Пауль Гросс. Не у вас ли наш обер-лейтенант?

Ему что-то ответили. Немцы, судя по шагам их было двое, стали подниматься по лестнице. Они не успели еще подняться на площадку, как были сбиты с ног и связаны.

* * *

Командование дивизии не раз отмечало боевые дела старшего сержанта Ивана Бугрова. Мария Ивановна Бугрова, жена прославленного разведчика, вспоминает:

– В первых числах января 1943 года я получила письмо – благодарность от командира дивизии, где служил Иван. Взяла его с собой на фабрику, показала подруге. Она прочла и закричала на весь цех:

– Эй, бабы, слушайте, как наши мужья воюют, как немцев бьют.

Мария Ивановна никогда не забудет, как стихийно возник митинг, как в этот день женщины выполнили дневную норму на 200 процентов, а вечером всем цехом писали письмо на фронт.

…Отгремели победные залпы. Кавалер ордена Славы, разведчик Бугров вернулся в родной Челябинск.