Текст книги "Атомная крепость"

Автор книги: Иван Цацулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 68 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]

Глава пятая

Бомбардировщик приземлился на острове, расположенном в восточной части Средиземного моря: тут была одна из баз 6-го флота США.

С самолета Фокс пересел в автомобиль и поехал вдоль берега. В уединенной бухте он вошел в здание сторожевого поста и расположился на отдых. А ночью, когда море играло перекатами невысоких волн, Фокс подошел к самому берегу – его ожидали… Несколько ударов весел, и он очутился на борту подводной лодки. Скользя по ночному морю, лодка пошла на север, к Дарданеллам.

Фокса не интересовала романтика морского путешествия, он знал, что в ближайшее время ему предстоят дела, которые потребуют от него напряжения всех сил.

Снова и снова продумывал он различные варианты порученной ему операции. Провал плана «Вирус» был бы для него и личной катастрофой даже в том случае, если бы ему и удалось уцелеть в России, не быть схваченным чекистами. Харвуд все равно уничтожил бы его как агента, неспособного, но слишком много знающего.

Малейшее нарушение разработанного в Москве Шервудом и принятого Харвудом плана проникновения его, Фокса, на территорию Советского Союза может сразу же поставить его в тяжелое, а может быть, и безвыходное положение. Можно ли рассчитывать на то, что резидент в Черноморске сумеет организовать все так, как условлено?

На второй день на рассвете дежурный офицер пригласил Фокса следовать за ним. Они пошли на центральный пост. Там, застыв у перископа, стоял капитан.

– Взгляните, – буркнул он и уступил Фоксу место.

Упругие, с легкими гребешками пены волны раскачивались на огромном пространстве. Далеко-далеко впереди чернели подернутые густой дымкой прибрежные горы, бесконечной чередой уходящие за горизонт по правому борту.

– Нам повезло, – сказал капитан, – погода здесь стоит великолепная.

Фокс взглянул на часы.

– Успеем, – успокоил его капитан. – Начинаем подъем.

– Связь через три минуты, – с беспокойством произнес Фокс.

Фокс прошел в радиорубку.

Подводная лодка поднималась. Радист безучастно смотрел на рацию – на условленной волне молчали. Фокс сжал кулаки и бешено выругался.

– Еще одна минута, и мы погружаемся, – сухо предупредил капитан. – Иначе нас обнаружат радары.

И тотчас радист оживился: с берега подавали на ультракороткой волне: точка – тире, точка – тире. Фокс быстро прочел сообщение резидента и ответил одним словом «понял».

Лодка погрузилась и на полной скорости пошла прочь от того места, где только что состоялся радиоразговор. Она должна была вовремя прийти в назначенный ей пункт.

– Ровно в полдень, – сказал Фокс капитану. – У нас есть еще время.

Капитан явно нервничал.

– Мои вещи отошлете по адресу, который я вам оставлю, – сказал Фокс и начал раздеваться. Под трусиками находился специальный резиновый пояс: он спрятал туда деньги. Затем вынул из чемодана и надел на голову синюю резиновую шапочку, точно такую, какими пользуются многие отдыхающие на курортах Черноморского побережья.

– Ровно двенадцать, – доложил капитан.

– Высота слоя воды над нами? – спросил Фокс.

– Тридцать футов, – ответил дежурный офицер. – Многовато…

Фокс, однако, понимал, что рискованно поднять лодку выше, и решительно шагнул через порог торпедного отсека. Ему не впервые приходилось делать это, но сейчас, как и раньше, его охватил страх: жизнь снова зависела от расчетов, составленных другими, от расчетов, проверить которые он не имел возможности, которым он просто обязан слепо довериться.

Солнце ударило в глаза, и в первые минуты он ничего не видел, кроме ослепительной радуги, стоящей перед его глазами. Фокс плыл к берегу. Он с удовлетворением отметил, что городской пляж в это время действительно оказался переполненным, в море – десятки людей. Плохо было то, что до буйков, дальше которых заплывать запрещалось, еще довольно далеко. Фокс спешил смешаться с купающимися. На многих из них были такие же синие резиновые шапочки, как и та, что закрывала его голову.

Когда до буйков осталось всего несколько метров, к Фоксу приблизилась спасательная лодка.

– Гражданин! – закричал один из гребцов. – Так далеко заплывать нельзя. Вы нарушаете порядок.

– Я не знал… Я уплачу штраф, – ответил Фокс.

– Ну, ничего, ничего, – примирительно произнес второй гребец, молодой парень, – следующий раз воздержитесь.

– Воздержусь, – покорно сказал Фокс, желая как можно скорее выпутаться из этой истории.

– Гражданин совсем белый, незагорелый, значит, новичок еще и порядков наших не знает, – втолковывал второй паренек с лодки своему напарнику.

Через минуту Фокс затерялся среди отдыхающих. Он не спешил выходить на берег, лег на спину и, отдохнув немного, осмотрелся. Все как будто было спокойно. Поплавав еще минут двадцать, он вышел на берег и направился к одному из двух полосатых тентов… Вот и она – груда осторожно сложенной для него одежды, прикрытая сверху не первой свежести мохнатым полотенцем. Фокс не спеша вытерся и прилег на камнях – уходить сразу нельзя было, сначала следовало убедиться, что никто не обратил внимания на то, что вещами, оставленными тут полчаса назад одним человеком, теперь распоряжается совсем другой. Пролежав ровно столько, сколько нужно было, чтобы убедиться в возможности уйти отсюда, не обратив на себя внимания, Фокс поднялся, оделся в поношенный костюм и желтые ботинки, прикрыл голову широкополой войлочной шляпой и пошел вверх, к видневшейся на набережной гостинице.

Фокс шел по аллее, на ходу проверяя содержимое своих карманов: паспорт на имя Федора Хмелько, проживающего в городе Чернигове, небольшую сумму денег, простые часы «Победа» и железнодорожный билет на поезд, отходящий из Черноморска в этот же день. Он зашел в магазин, чтобы купить дорожный чемодан и какие-нибудь вещи – не может же человек ехать без вещей.

В тот же день полковник Соколов докладывал начальнику управления генералу Тарханову:

– Из Черноморска получена телеграмма – сообщается о шифрованной радиопередаче на ультракоротких волнах.

– Удалось установить район? – осведомился генерал.

– Да… Но это пока ничего не дало. Розыски продолжаются.

– Был ответ?

– Да. Определен сектор моря вне наших территориальных вод.

– Проверили?

– Никого обнаружить не удалось.

– Что вы думаете по этому поводу? – спросил генерал.

– Полагаю, ответ по радио был дан с подводной лодки.

– Гм… – начальник управления забарабанил пальцами по столу. – Выброска агентов на нашу территорию?

– Но пограничники пока нигде не обнаружили ни нарушителей, ни попыток прорваться в наш тыл, – ответил Соколов.

– Это значит лишь одно, что и мы с вами и пограничники еще не разгадали какого-то нового хода врага, только и всего, – резко сказал генерал. – Посудите сами, товарищ полковник… Иностранная подводная лодка появляется вблизи нашего побережья и связывается по радио со своим агентом в нашем тылу… Командир подлодки понимал, конечно, что мы сейчас же запеленгуем его, и потому немедленно отправился в какое-то другое место. Куда именно он направился, мы не знаем… Чего мы должны ожидать: либо подводная лодка должна ночью в море взять на борт своего агента, и, по-видимому, не рядового, либо она договорилась с агентом о приеме нового лазутчика. Так?

Соколов внимательно посмотрел в лицо генерала.

– Наши пограничники приняли меры к усилению охраны морской границы, – осторожно сказал он.

– Меня интересует, что думаете вы? – перебил Соколова генерал.

– Пока не расшифрована беседа по радио, я исхожу, естественно, лишь из предположений, – сказал полковник.

– И что вы предполагаете?

– Я полагаю, что на этот раз враг перехитрил наших пограничников, – твердо сказал Соколов.

– Какие основания так думать?

По выражению лица генерала Соколов понимал: генерал тоже пришел к такому же выводу и теперь лишь проверяет себя. Но Соколову пока в этом деле было не все ясно.

– Командир подводной лодки знал, – сказал он, что, вступив в разговор по радио, он обнаружил себя, что наша погранохрана будет теперь усиленно разыскивать его в море и что ночью ни одна лодка не сумеет отойти от берега незамеченной. Стало быть, он и не мог рассчитывать на благополучное проведение подобной операции.

– Гм… – генерал вышел из-за стола и заходил по кабинету. – Теоретически вы, конечно, правы.

– Могло быть и так, что лодка приблизилась к нашему побережью лишь для того, чтобы получить те сведения, которые ей, возможно, и были переданы, – продолжал Соколов.

Генерал снова перебил его:

– Я этого не думаю. С таким заданием гонять подлодку они вряд ли стали бы. Для этого имеются иные возможности.

– Совершенно верно, – продолжал полковник Соколов, – следовательно, остается последнее – с подводной лодки должен быть направлен к нам новый агент.

– Я тоже так думаю, – согласился генерал Тарханов.

– Но им теперь трудновато будет это сделать, – заметил Соколов. – С наступлением ночи и море, и все побережье будут взяты под наблюдение.

Генерал вплотную подошел к Соколову и с сочувствием посмотрел ему в глаза.

– Вы устали, Иван Иванович… – произнес он мягко. И последний понял, что в своих выводах он допустил какую-то ошибку.

– Устал… – сознался он. – Но я не вижу пока, товарищ генерал, в чем мной допущена ошибка.

– В выводах, в выводах, Иван Иванович, – продолжал Тарханов мягко и настойчиво. – Вот давайте-ка разберемся по порядку… Итак, мы с вами оба согласны, что единственной целью появления иностранной подводной лодки у нашего берега является заброска в наш тыл агента, и, по-видимому, не рядового агента.

– Так, – согласился Соколов.

– Будем рассуждать дальше. Переправить к нам своего агента тут же после разговора по радио командир подлодки не мог – это ясно, тем более, что он наверняка спешил удрать из того района, откуда велся разговор. Дальше, командир лодки и пославшие его отлично понимали, что в последующие ночи осуществить высадку на наш берег своего агента они не смогут. Это тоже ясно.

Соколов сделал нетерпеливое движение:

– Стало быть…

– Стало быть, остается день, – сказал генерал. – И вся операция была заранее рассчитана на проведение ее не ночью, а именно днем.

– Вы совершенно правы, товарищ генерал, – согласился Соколов. – Совершенно правы, – повторил он. – Разрешите мне продолжить.

– Пожалуйста. – Генерал прошел к своему месту за столом.

– Организаторы этой операции там, за кордоном, не могли не учитывать того, что наблюдение за побережьем мы установим не только в ночное время, но и в дневное. Следовательно, они должны были постараться осуществить заброску своего агента к нам не теряя времени, – сказал полковник.

– Когда? – спросил Тарханов настойчиво. И Соколов опять понял, что у генерала уже есть ответ и на этот вопрос.

– Конечно, сегодня, – сказал он.

– Я полагаю, что вы правы: именно сегодня днем, – согласился генерал. – Итак, Иван Иванович, как видите, мы с вами не так уж беспомощны… Я ничуть не сомневаюсь, что это Харвуд послал к нам своего очередного агента… Зачем он его послал, об этом мы с вами обязаны основательно подумать, чтобы методом исключения постараться предугадать, где именно мы должны ожидать появления этого субъекта. Надо подумать, не послан ли он возглавить проведение какой-то операции, с которой у них не получается… Не послан ли он, так сказать, в порядке укрепления…

– Слушаюсь, товарищ генерал. Я сегодня же просмотрю все имеющиеся у нас в производстве дела, – сказал Соколов.

– И доложите мне ваши соображения ровно в 23.00, – приказал генерал.

– Слушаюсь!

– Но мы несколько отошли от нашего разговора о действиях командира подводной лодки, – продолжал генерал. – Как они могут незаметно высадить его с подлодки? Вероятнее всего – через торпедный аппарат, это не ново. Для нас важнее другое – где же следует ожидать высадки вражеского агента днем?

Но теперь полковнику Соколову уже было ясно.

– Конечно, в оживленном месте, – ответил он. – Иными словами, по соседству с каким-нибудь пляжем.

– Правильно, – заметил Тарханов.

– И не с небольшим пляжем санатория, где отдыхающие знают друг друга, – продолжал развивать свою мысль полковник, – а у городского пляжа, где собирается много людей, друг друга не знающих. На Черноморском побережье Кавказа такие пляжи наперечет…

– К тому же надо иметь в виду, что место высадки лазутчика вряд ли должно находиться уж очень далеко от того, где была запеленгована подводная лодка, – заметил генерал.

– Совершенно правильно. Таким образом, количество мест, где с наибольшей вероятностью можно ожидать высадки агента, сокращается, – заключил Соколов.

Он взял листок бумаги, быстро написал на нем несколько названий и протянул генералу.

– В Сухуми, Черноморске… – прочел Тарханов. – Да, думаю, что скорее всего он направился куда-то в эти места. Ну-с, теперь о часах, в которые сей посланец Харвуда сочтет наиболее безопасным для себя появиться на пляже. Вспоминая свои поездки на юг, я, знаете, думаю что наиболее удобными часами будут те, когда в море больше всего купающихся.

– То есть примерно часов с одиннадцати утра до двух дня, когда обычно люди идут обедать, – уточнил Соколов. – И затем часов с пяти до семи вечера.

– Та-ак… – генерал стремительно поднялся и с гневом сказал: – Если наши выводы правильны, то ему уже удалось проникнуть на советскую территорию… – Тарханов взглянул на часы – они показывали 17.00.

Полковник не нуждался в разъяснениях: ему было понятно, что, боясь в любой момент быть обнаруженной, подлодка должна была совершить свою операцию не мешкая. Командир лодки не стал бы подвергать себя напрасному риску, болтаясь у нашего берега.

– Нужно немедленно принять все меры, – сказал Тарханов.

Меры были приняты, но ни в тот день, ни в следующие агента Харвуда задержать не удалось. Фокс оказался опасным и хитрым врагом. Но как и в случае с Макгайром, он не все учел. Органы безопасности знали о его появлении и уже разыскивали его.

Глава шестая

Утреннее солнце бросало на долину золотистый водопад ласковых лучей, песок на дорожках стал розовым, а влажные еще от невысохшей ночной росы листья на деревьях – изумрудными. Воды озера лежали тихие, ничем не потревоженные.

Лейтенант Лайт прошел по дорожке парка, свернул к расположенному на самом берегу озера летнему кафе и занял столик. Кроме него, тут находился еще только один посетитель: пожилой мужчина с правильными чертами лица, серыми, со стальным отливом глазами и изрядно тронутыми сединой висками. Тщательно сделанный пробор, монокль, которым он в задумчивости играл, какие-то слишком прямые движения подсказывали Лайту, что перед ним военный немец. Это, очевидно, его «оппель» стоял у ворот парка. Но не незнакомец сейчас интересовал офицера… Лайт посмотрел на ручные часы и, решив подождать еще несколько минут, откинулся на спинку бамбукового кресла. Его окликнули. Лайт быстро обернулся и увидел Эрику Келлер: она сидела в лодке, точно собиралась на прогулку.

– Идите сюда, – сказала она смеясь. – Занимайте ваше место на веслах.

– Фрейлен Келлер, не лучше ли нам покататься по озеру после завтрака, – ответил ей Лайт.

– Садитесь, садитесь, мы еще успеем… – настаивала девушка на своем.

Лайт не мог не залюбоваться ею, стройной, с обаятельной улыбкой на тронутом нежным румянцем лице. Дружески и доверчиво смотрели ее голубые глаза.

Лайт взялся за весла, и лодка отошла от берега.

– Куда грести?

– Направо, там будет заливчик, достаточно широкий, чтобы мы поболтались на его середине без боязни быть подслушанными, – ответила Эрика.

– Но, в таком случае, вы не все учли, – бросил Лайт.

– Чего именно?

– В кафе находится человек, который, несомненно, видел вас.

– Это мой спутник, – улыбнулась девушка. – Я не хотела знакомить вас, боялась, что вы не захотите вести беседу втроем.

– Он военный?

– Да. Это мой старый друг, генерал-полковник Шулленбург, – пояснила Эрика.

Лайт перестал грести.

– Граф Рихард фон Шулленбург! Правая рука фельдмаршала Рунштедта в Арденнах… – это было для него полной неожиданностью.

– Он самый, – подтвердила девушка. – Тогда, в сорок пятом году, он изрядно потрепал вас и англичан в Арденнах. Черчилль до того перетрусил, что попросил русских немедленно перейти в наступление на Востоке.

– Помню… – невесело сказал Лайт. – Что же делал этот ваш друг потом?

– После разгрома вашей армии в Арденнах Шулленбург заявил Гитлеру, что удержать фронт на западе не составит труда даже с теми силами, которые у него тогда были. Такого заявления оказалось достаточно для того, чтобы нажить опасных врагов.

– Каким образом?

– Ни Гитлер, ни его окружение к тому времени уже и не думали всерьез о военных действиях на западных границах Германии – ими овладел ужас перед наступающими советскими армиями с востока. Они видели свое спасение именно в том, чтобы вы и англичане успели занять как можно больше территории нашей несчастной страны, пока ее полностью не захватили русские, – говорила Эрика. – К тому же и возле Гитлера и в штабах на местах активно действовали предатели, ваши старые агенты, Шулленбургу пришлось уехать в свое имение и стать отшельником.

Лайта несколько оскорбляло то, что она отождествляет его, как американца, с теми, другими, к кому у нее нет оснований питать симпатию, но он смолчал, понимая, что его лично она не хотела обидеть.

– Это были не военные действия, а фарс, – возбужденно продолжала девушка. – В то время как на восточном фронте шли кровопролитные бои и солдат расстреливали за действительно вынужденное отступление, на западе целые батальоны сдавались одному вашему пьяному мотоциклисту. В ваше распоряжение был предоставлен мост через Рейн у Ремагена: идите, пожалуйста, ждем. Вы же и ваши английские коллеги, – сказала она смеясь, – двигались, как черепахи.

Лайт промолчал. Выгребли на середину залива и остановились.

– Теперь что? – спросил он.

Она сделала вид, что не расслышала.

– Признайтесь, вы не ожидали увидеть меня так скоро? – кокетливо сказала она.

– Да, не ожидал. После того, что случилось вчера вечером в локале на Кляйнерштрассе, вам следовало бы отдохнуть дома. Если бы не Макгайр…

– Вы, вероятно, еще не видели сегодняшнего номера «Штадтблад», – перебила она его. – Взгляните-ка, – она вынула из сумочки газету. – Прочтите хронику.

Лайт внимательно пробежал глазами заметку: «Сегодня… с аэродрома… отбыл в Советский Союз… находившийся проездом известный английский ученый Джон Макгайр…»

– Стало быть, наш друг скоро может швырять свой нож в белых медведей, их, говорят, иногда можно встретить даже на улицах Москвы, – шутливо заметил он.

Эрика пристально, очень пристально посмотрела на него.

– Нет, – сказала она многозначительно. – Джон Макгайр не сможет в ближайшее время встретиться с белыми медведями, если бы они действительно там и были.

– Почему? – спросил он, удивленно подняв брови.

– Потому что… Он не вылетел сегодня утром в Советский Союз…

– А газетное сообщение?

– Фальшивка, которую приказали напечатать, – пояснила она. – Смотрите, они допустили промах, указав час и минуты, когда самолет поднялся в воздух. Я точно знаю, что в это время Макгайра не могло быть на аэродроме.

И не называя Гросса, Эрика Келлер рассказала о тех событиях, свидетелем которых ей неожиданно пришлось быть прошлой ночью.

– Макгайра привезли в один из филиалов шпионской организации генерала Гелена, замаскированный под вывеской «фирма Карла Майера».

– Генерала Гелена? – переспросил Лайт. – Зачем им англичанин?

Эрика пожала плечами:

– Трудно сказать… Но я хорошо знаю, что везли его в автомобиле майора Дженкинса из британской военной администрации. Однако люди, схватившие Макгайра, по моему убеждению, и не англичане и не немцы.

– Понятно, – буркнул Лайт. – Вы не пытались позвонить на аэродром? Может, он все-таки улетел?

– Звонила. Мне ответили, что мистер Макгайр занял свое место. И все же я утверждаю, что Макгайр никуда не улетал и находится сейчас в руках банды Гелена.

Лайт задумался.

– Что вы хотите от меня? – спросил он наконец.

– Чтобы вы, лейтенант, помогли мне спасти Макгайра.

Американец задумался.

– Я ничего не могу обещать определенного, – произнес он. – Я не имею непосредственного отношения к органам разведки, и в данном случае это осложняет дело… Мы должны спешить, если хотим сохранить ему жизнь, но тут нельзя действовать опрометчиво, Эрика.

Он посмотрел в ее голубые глаза, и перед ним предстал образ Чармиан Старк, которая тоже мечтает о спасении ее отца, тоже ученого. Лайт вздрогнул: странное совпадение – в обоих случаях речь идет об ученых-атомщиках. Он снова почувствовал себя среди друзей, там, на неуютном склоне скалистой Карибу. Нет, нет, здесь не совпадение! В случае со Старком виноват Уильям Прайс. А кому нужно погубить Макгайра? Гелену? Но Лайт хорошо знал, что созданная гитлеровским генералом Геленом шпионская организация фактически руководится американцами. Кто из американцев мог дать команду Гелену? Конечно же, Аллен Харвуд! Харвуд, о связях которого с Прайсами еще недавно там, на Аппалачской тропе, рассказывал Артур Гибсон. Неужели и тут Прайс? Который же, отец или сын? Впрочем, сейчас это несущественно. Ясно было одно: спасение Макгайра – дело весьма трудное, но оно, по-видимому, одно из звеньев в той борьбе за мир, вести которую они недавно еще поклялись друг другу. Война против тех, кто хочет любыми средствами развязать новую войну! Война против тех, кто во имя наживы хочет обречь на кровь, страдания, слезы и унижение миллионы ни в чем не повинных людей, кто уже давно обрек и его, Лайта, и его семью. Лицо Лайта побагровело от сдерживаемого гнева.

– Даю вам слово сделать все, что в моих силах, чтобы помочь спасти Макгайра, – сказал он, протягивая девушке руку. – Я уверен, что это нам удастся. Будьте осторожны… Скажите, есть ли у вас верные друзья, которые пошли бы за вами, не боясь драки?

– О да! – воскликнула девушка. Лайт улыбнулся.

– Я был в этом уверен, – произнес он. – Думаю, что ваши друзья пригодятся вам в этом деле. Как вы сами понимаете, Макгайра не отдадут добровольно… Если мы вздумаем только заговорить об этом, его немедленно уничтожат.

– Понимаю. Нам придется попросту силой отбить его.

Лайт улыбнулся.

– Возможно… возможно… Но я предпочел бы придумать что-нибудь поостроумнее. Для этого все-таки нужно время.

– К сожалению, вы правы, – с грустью согласилась она.

– А теперь будет лучше, если вы сойдете, – ласково, но решительно сказал Лайт. – Мне нужно побыть одному.

Несколько ударов весел – и лодка была у берега. Эрика распрощалась.

Он долго смотрел с лодки, как она шла по дорожке парка. Видел, как к ней присоединился ее спутник, и они направились к машине у ворот.

Еле заметные волны относили лодку к противоположному берегу. Лайт перестал грести и закурил. Легкие кружева сизого папиросного дыма медленно таяли перед его глазами, Гарольд Прайс прилетит из Лондона только после полудня, можно было немного отдохнуть, побыть наедине с самим собой…

Лайт считал себя сторонником мира и противником новой мировой войны. Таковым он был по своему внутреннему, если можно так сказать, стихийному сознанию. Говорить вслух чужим людям о своих убеждениях он остерегался: это могло бы без всякой пользы для дела повредить ему – и только. Потом встреча с Нортоном, Геймом, Чармиан определила его участие в борьбе против замыслов Прайса, участие, формы которого для него не были еще ясны. Борьба, к которой он стремился вместе с Гибсоном, Тэйлором и их друзьями, являлась для него полнейшей абстракцией; он догадывался, что фактически эта борьба проходит мимо него, где-то далеко от него. Но теперь за последние несколько часов положение резко изменилось, и он оказался выдвинутым на первый план. Этими обстоятельствами были приезд сегодня в штаб Келли Гарольда Прайса и похищение Макгайра. Обстоятельства сложились так, что от Лайта требовалось уже не внутреннее чувство стихийного протеста против сторонников войны, а действие, осознанное, осмысленное, немедленное действие. Но для этого он должен был прежде всего ответить себе на вопрос: «Почему я против развязывания новой мировой войны?»

Сочувствовал ли он, американец Лайт, левым убеждениям, взглядам? В отличие от Артура Гибсона нет, не сочувствовал. Был ли он сторонником того демократического строя, который создан в ряде стран Восточной Европы, в Китае, сторонником социалистического правопорядка в Советском Союзе? Нет, не был. Всей своей душой Лайт был против того, что не походило на капитализм или угрожало его существованию. Ведь он, Лайт, не только офицер американской армии, но и один из владельцев влиятельного на Среднем Западе банка «Лайт энд компани». И все-таки, несмотря ни на что, он очутился в одном лагере не с Прайсами, а с Нортоном, Гибсоном и их друзьями. Почему? Размышляя сейчас над этим, Лайт нашел в себе мужество честно признаться: потому что он боялся той самой войны, которую стремились развязать некоторые весьма влиятельные государственные и политические деятели на Западе, особенно в Штатах. Он боялся этой новой войны не потому, что дрожал за собственную жизнь. Нет! Но он знал, что новая война никого не пощадит, что она опасна для человечества. В ход будет пущено слепое оружие массового уничтожения. Но таким же оружием располагают и те, кого принято считать врагом №1. Что же принесет народам, государствам такая война? В прошлом, после гула сражений, Лайт слышал грохот рушившихся в ряде стран тронов и видел рождение той самой социальной жизни, противником которой он был. К чему же приведет новая война? Термоядерное оружие обрушится не только на него, который должен будет драться где-то здесь, на Рейне, но и на территорию Штатов. Лайт закрывал глаза, и перед его мысленным взором вставало пламя пожаров… Казалось, он слышал взрывы, плач, стоны… Нет, он не хотел допустить, чтобы его родину постигла такая страшная участь во имя интересов кучки миллиардеров, владельцев огромных концернов, тех, кто мечтает спокойно отсидеться дома, за океаном. Лайт хорошо понимал то, чего упорно не хотели понимать они – спокойно отсидеться дома им не удастся, война разразится и над их головами. Опыт, полученный Лайтом в Германии, служил зловещим предостережением; казавшаяся многим непобедимой фашистская Германия была наголову разбита теми, против кого теперь хотят начать новую войну, а территорию Германки оккупировали иностранные войска. Лайт решительно ни в чем не видел гарантии того, что в случае новой войны нечто подобное не случится и с его родиной.

Нет, до этого допустить нельзя. Раз нет гарантии победы, надо жить в мире или, как предлагают русские, – «мирно сосуществовать». А почему бы и нет? Почему? Зачем развязывать войну, которая не только может лишить жизни его, Лайта, но и плачевно кончиться для страны, начавшей ее? Здравый смысл говорил, что такую войну лучше не начинать и не разжигать, тем более, что, как это лейтенант хорошо знал, народ Штатов не хочет войны, а особенно войны у себя дома – собственная смерть никогда еще не была бизнесом.

Лайт лучше многих понимал: то, что принято называть «холодной войной», есть подготовка к войне горячей, настоящей, ни лично ему, ни его народу не нужной и опасной. А раз так – он ненавидел и не мог не ненавидеть рискованные происки всякого рода прайсов.

Лайт взялся за весла – пора встречать Гарольда Прайса. С Макгайром поступили подло. Никто, кроме Аллена Харвуда, не мог рискнуть на такое дело! Нужно помочь Эрике. Только как?

Лодка уткнулась во влажный берег. Блестя золотым ободком, недокуренная сигарета полетела в воду. Лайт поспешно направился к своему автомобилю.

Гарольд Прайс был не в духе: переговоры с англичанами насчет тория не дали ничего, кроме неопределенных обещаний. Но с одним соображением своих собеседников он не мог внутренне не согласиться – монацитовые пески лежат в Индии, а Индия теперь уже не колония Великобритании, а суверенная Республика.

Прайса просили набраться терпения и ждать. Но он не принадлежал к тем, кто может ждать, да и чего, собственно, ждать, если англичане перестали быть хозяевами в Индии? Пусть старик сам занимается монацитовыми песками. Он ведь стоит во главе концерна. Прайс же младший займется Западной Германией. Здесь ему все было знакомо, и он чувствовал себя более уверенно.

Вереница автомобилей промчалась по улицам города и остановилась у штаба командующего армией генерала Келли.

В кабинете командующего остались четверо: Келли, Прайс, генерал Гаррис и референт по внутригерманским вопросам Лайт.

Прайс поднял тяжелые веки, взглянул на Келли. Среднего роста, румяный и тучный, он поражал своей энергией, подвижностью, выразительностью лица и казался прямой противоположностью гостю.

– Как дела, Джо? – обратился к нему Прайс.

– Великолепны, сэр, – живо ответил тот. – Моя армия готова к походу на Восток.

Прайс раздраженно заметил:

– Я приехал сюда не для того, чтобы выслушивать пустую похвальбу, Джо,

Келли изменил тон.

– Страна разъединена, – угрюмо сказал он, – и это связывает нас по рукам и ногам.

Глотая горячий кофе, Прайс спокойно произнес:

– Скоро мы «объединим» Германию, можешь не волноваться.

Келли заметил:

– Меня с ума сводят разговоры наших дипломатов с русскими.

Прайс и Гаррис рассмеялись.

– В политике я разбираюсь неплохо, – говорил Келли, – но именно это-то и сводит меня с ума. Когда дипломаты заседают где-нибудь в Женеве, я здесь, на Рейне, не могу спокойно спать… Мне все кажется, что однажды наши дипломаты вынуждены будут сдаться: немцы с востока и запада сядут за один стол и договорятся… Стоит нам лишь отвернуться, мистер Прайс, и они обязательно договорятся.

Прайс выпучил на него бесцветные рыбьи глаза.

– Этот вопрос решаем мы, а не они! – воскликнул он. – А мы никогда не допустим этого. Слышишь, Джо, никогда не допустим. Мы создаем объединенную Европу. Нам не нужна нейтральная Германия.

Келли бросил реплику:

– В нейтральной Германии мне было бы нечего делать.

– Тебе не терпится начать драку? Рано. Мы должны помнить урок, полученный нами в Корее, – сказал Прайс невесело. – Прошло несколько лет с того дня, когда мы были вынуждены прекратить военные действия в Корее, но о нашем поражении не забыли и здесь. Мне рассказывали о песенке – немцы ее распевают в своих пивнушках. Как это?..

– Вы должны знать, лейтенант, – обратился к Лайту Келли.

Лайт нараспев продекламировал:

 
О Корея, Корея!
Мы танцуем к войне все быстрее.
Мы танцуем корейский фокстрот:
Два шага назад, шаг вперед.
 

Прайс нетерпеливо прервал его:

– Благодарю, у вас хорошая память.

– На этот раз мы пустим в дело атомное оружие, – сказал Келли. – Ваши бомбы и снаряды, мистер Прайс, обеспечат нам победу.

– Хотел бы надеяться, – ответил Прайс.

– Вы увлекаетесь, – неожиданно вмешался Гаррис. – Необходимо еще создать огромную армию.