Текст книги "Право выбора (СИ)"

Автор книги: Иван Кузмичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Глава 10.
Начало октября 1709 года от Р.Х.
Азов.

Полномочный посол Русского царства Алексей Романов.

«Наконец-то дом! Родимый дом!– не сдерживая секундного порыва, падаю на колени, на сухую желтую пожухлую траву едва касаясь, провожу ладонями по ней, закрывая глаза, со счастливой улыбкой поднимаясь на ноги. Лимит слабостей исчерпан, так что придется взять себя в руки».

Рядом со мной замерли гвардейцы с Борисом, старик Рауль Гариэнтос, то и дело с улыбкой оглядывающий просторы новой родины и баюкающий раненую руку Александр Пилар, с тоской то и дело оглядывающийся назад.

… В середине августа наше посольство прибыло в испанскую столицу. Мадрид встретил нас радостными, оживленными улицами, заполненными улыбающимися лицами людей. Так уж получилось, что мы прибыли в город незадолго до начала знаменитой испанской сиесты, лучи солнца, буквально выжигали все, что попадалось у них на пути. Однако сей факт не сильно то беспокоил горланящую публику торговцев и попрошаек, блуждающих по улицам столицы Испании. Благочестивые синьоры и синьорины, стараясь добраться до нужного места на ходу доставали мелкие монеты, сразу же брезгливо подавая их грязным улыбающимся попрошайкам, не все конечно так делали но большая часть точно. Никаких стражников или полицейских на улицах вообще не наблюдалось, что очень странно, все-таки столица же.

Да и что скрывать, всякий сброд должен чувствовать тяжелую длань закона, дабы не наглеть сверх меры. Вот, к примеру, на Руси с давних времен существовали богоугодные заведения при церквях – богадельни: Николаевская, Троицкая, Смоленская, Адрианонатальская и многие другие, в которых помогали страждущим и неимущим.

Однако чуть меньше четырех лет назад боярин Мусин-Пушкин по указу великого государя начал всех нищих, которые появлялись в Москве, бродящих по рядам и улицам, сидящих на перекрестках, просящих милостыню, ловить. А деньги, которые при них имеются забирать, причем забирали не в казну, а в карман поимщику, а самих халтурщиков-попрошаек провожали в Монастырский приказ, где их наказывали.

Разрешалось только давать милостыню в богадельни, где они действительно могут принести помощь страждущим, тем самым, поддерживая начинания отцов иерархов, государь, не вкладывая казенные деньги, увеличил приток пожертвований. Как впрочем, заодно уменьшил потоки нищих бредущих на легкие деньги столицы. Тем же, кто милостыню дает на улицах, было введено наказание в виде пени по указу; из этих пенных денег половина идет в Монастырский приказ, а другая – тому подьячему, который привел такого человека в приказ. Правда заниматься этим делом могли только сами служащие из Монастырского приказа с отряженными для их нужд и стараний солдатами.

Здесь же в Испании попрошаек было сверх меры, они буквально падали под копыта коням бросаясь за вожделенной мелкой монетой. Вся эта своеобразная идиллия, симбиоз богатства и нищеты, если можно сие безобразие так назвать, настолько выпадали из общей картины восприятия родины Алехандро, что мне по неволе пришлось более внимательно вглядываться в лица людей, изучать их, ища что-то … только вот что? Ведь какая оказия, чувствую надо глядеть, а вот увижу ли, это уже неизвестно, быть может, я уже сейчас проглядел что-то важное. Философ блин!

Лица испанцем живущих в столице, гордые этой истинной так же как и коренные питерцы в будущем, гордящиеся своим городом и принадлежностью к нему, но ведь что, по сути своей любой город в нашем мире? Грязь да камни, и куча ненужного барахла. Каждое место обитания людей: в лесу ли, на опушке, равнине, горах, да где угодно, должно ставить во главу угла в первую очередь самого человека и его качества, а не страх и эфемерные понятия богатства!

Как обычно бывает, по закону подлости, стоило мне только ухватить мысль «за хвост» тут же случается очередная оказия реальности, напоминающая о том, что зевать и глядеть по сторонам стоит только в родных пенатах, но ни в коем случае на улицах чужого города. Один из оборванцев, крутящихся на небольшом пятачке сбоку улицы, подбежал к нашей неспешно двигающейся процессии, и схватил меня за ногу, залепетав какую-то тарабарщину на испанском языке, он нагло ухмыльнулся, требовательно вытянув руку, бросая косые взгляды в сторону смеющейся гурьбы грязных оборвышей.

–Да вы тут песьи дети совсем страх потеряли!– Олег резко взмахнул плетью, только смазанное движение руки и он вновь сидит, так же как и до этого.

Сам же нахальный оборвыш повалился на колени с завыванием падая на бок, держа трясущимися ладонями за лицо, сдерживая сочащуюся через пальцы сукровицы, вместе с ней, словно мутная вода потекло нечто. Кто-то, из слуг не сдержавшись, перегнулся через круп своего четвероного друга, выблевывая остатки утренней трапезы.

Маленькая лужица крови, смешиваясь с пылью дороги, приобрела мутно-грязный цвет, заставляя отводить взгляд.

–Пошел прочь!– брезгливо пнул пытающегося подняться на ноги оборванца Алехандро, даже не беря в руки плеть.

Сразу же перед нами разбежались все нищие, просящие милостыню, посылая спины проклятия, кто-то из них грозно кричал, а кто-то жалобно голосил, словно бабка-плакальщица, нанятая сердобольными родственниками на смерть не слишком любимого богатенького родича.

–Жаль, что я родом не из этих мест, Алексей, иначе я бы обязательно пригласил тебя к себе,– с сожалением вздохнул Алехандро, как ни в чем не бывало, будто бы и не было этого жестокого случая.– Вот если бы мы были на просторах Арагона… бывшего Арагона, то там тебя сразу же бы приняли как полагается, не то что здесь.

Осекшись граф Гомез умолк, оглядывая проходящих прохожих, с плохо скрытой неприязнью глядя в сторону дворца. По-видимому, кто-то из свиты испанского монарха успел испортить жизнь Алехандро, вот только вопрос когда? Впрочем, пускай граф сам решает, рассказывать ли ему мне о своем прошлом или нет.

–Ничего, нам пока хватит и постоялого двора, а там глядишь и в обратный путь трогаться пора, хм или во Францию, если получится,– чуть слышно добавил я.– Да и если все будет, так как я думаю, то скорее потребуется место под посольство Русского царства или на крайний случай небольшой дворец…

За разговором нам пришлось проплутать по улицам Мадрида весь час пик, из одежды можно пот ручьями выжимать, а у нас даже намека на подходящее жилье нет, обидно ведь! Слава богу, сам Алехандро умудрился разузнать для нас о не дорогой гостинице, с хорошей обслугой.

«Роскошь» Мессины, точнее «Серебряного лебедя» была приятным событием, но никак не постоянным явлением, деньги государства необходимо беречь, а не спускать подобно неразумным чадам. Так что через полчаса блужданий мы занимали пяток смежных комнат, отдаваясь блаженной неге в тени постоялого двора, под звучным названием: «Тихая заводь». Причем здесь заводь я так и не понял, но решил, что это не столь важно, чтобы задумываться над проблемой дольше положенного времени.

Сам Алехандро, как только мы нашли нужную, гостиницу спешно отбыл, куда естественно я не спрашивал, все же он не мой подчиненный, а вернулся он через полтора часа, улыбающийся с веселыми глазами поймавшего в свои сети долгожданную добычу охотника.

–Все просто замечательно, дорогой друг!– с порога моей комнаты заявил граф Гомез.– Я сумел поговорить на счет аудиенции с одним приближенным к королевской особе, давним другом моего отца, он обещал, что в течение недели король примет посланника из Московии.

–А как же захват Мессины? Что-нибудь будет предпринято?– заинтересовано спросил я Алехандро, все же такие «оплеухи» страна не должна прощать, хотя сейчас война, можно и на нее неудачи списать, а то и козла отпущения найти, в случае нужды.

–Не знаю, но думаю, что она уже никогда не будет, нашей,– с болью в голосе ответил граф,– по крайней мере, ближайшее время точно, у королевства просто нет свободных войск.

–Ведь недавно ты говорил, что армия французов разбила объединенные войска англичан и голландцев?

–Граф Бельвердэс говорит, что Англия планирует в следующем году высадить десант на нашем побережье, такой, что он может и Мадрид осадить,– с неохотой сказал Алехандро.

–Что это понятно, осталось только ждать,– вздыхаю, откидываясь назад.

Предстоит о многом подумать и многое решить, как для себя, так и для Руси в целом, все же первые идеи о помощи Испании были, кажется преждевременными, дела у империи идут просто отвратительно, разве что об этом они в открытую не говорят, но ведь чувствуют же!

Моргнув пару раз, прогоняю остатки не самых радостных мгновений жизни, но убиваться из-за этого не будем, путь России лежит далеко от европейской проторенной дорожки, как бы не считал Петр и его окружение, самобытность моей Родины – вот ключ к ее величию, правда самобытность не пассивная, а активная. С равной долей агрессии и продвижения нужной для нас политики!

–Ваше Высочество, прикажите готовиться к пути или займете комнаты в городе?– Олег с ожиданием смотрел на меня.

–Быстрее тронемся, скорее, домой попадем, в Рязань,– мечтательно прикрыв глаза, я увидел пред собой прелестную лекарку в легком платьице, с охапкой каких-то полевых цветов.

«Черт! Скорее домой!– в грудь, словно в набат ударило сердце»

–Как прикажете,– развернувшись, лейтенант гвардейцев тут же начал распоряжаться своими подчиненными, радостно переглядывающимися между собой, Никифор же командовал слугами, посылая их из одного конца пристани в другой.

Затянутое свинцовыми тучами небо не предвещало ничего хорошего для путешественников, однако торчать на юге России и праздно шататься было выше моих сил. Почему бы это так ведь, здесь климат совершенно другой, да и условия проживания во много раз лучше, чем в центральной России, ан нет, есть такое понятие как любовь к Родине! От него никуда не деться и не спрятаться, приходиться только мириться … и мирить с этим всех остальных, как бы двусмысленно сие заявление не звучало.

За подготовкой к дальнейшей поездке, занявшей около получаса, я размышлял о том, что сейчас делает отце, ведь как мне кажется, победа при Полтаве дала государю, наверное, впервые после нарвского поражения возможность вздохнуть «полной грудью». И наверняка у него сейчас развязались руки разобраться в массе отдельных распоряжений первых годов войны. Как ни крути, а карманы людей не бездонны, не говоря уже про саму казну, и это все вместе накладывает свой отпечаток на будущую военную кампанию.

Вот только за военные траты я как раз не опасаюсь, они стопроцентно останутся на уровне, если вообще не поднимутся, увы, но данной проблематике в свое время я не уделил должного внимания, и теперь понимаю, что зря, вот только вернуться назад уже нельзя.

И как же решил вопрос нехватки денег отец? Очень просто: следуя правилу «все для армии, все для победы», Петр упростил финансовое управление страной. Он просто-напросто передавал сборы с отдельных местностей прямо в руки генералов, на их расходы, минуя центральные учреждения страны, куда деньги должны были поступать по старому порядку.

С одной стороны, вроде мысль здравая, а вот с другой… вояки, что бы там не говорили, редко отличаются особой смекалкой по управлению землями, не говоря уже о целых губерниях, так что как закономерностью можно считать разбиение страны на губернаторства, подчиненные не воеводам, а губернаторам. По сути своей они становились властителями данных краев, не считая меня и моей самой маленькой губернии, я то должен держать ответ перед царем, причем уже сразу по приезду, а они то нет. К примеру, в ново завоеванной стране – в Ингерманландии, отданной в «губернацию» Меншикову, Алексашка творит что хочет, мотивируя это тем, что якобы укрепляет район, хотя знаю я, из истории как он его укреплял, две трети расходов себе в карман, а одну треть на стройку. Урод!

Так же можно в принципе считать дела обстояли и в Киеве со Смоленском, я имею в виду полное владычество губернаторов в них. Эти два города объединяли под собой прилегающие земли для приведения их в оборонительное положение против нашествия Карла Двенадцатого еще два года назад, правда там действительно работа была проведена титаническая, не к чему придраться… в основном.

Оставшиеся Казань, Воронеж и Азов получили своих вожделенных губернаторов из-за тяги страны к увеличению мощи государства, и в частности ее стабильности. Казань – для усмирения волнений, а на Воронеж и Азов – для постройки флота…

–Послушай Алексей,– несколько вяло обратился ко мне Алехандро.– Гм… Ваше Высочество, неужели здесь всегда так, сыро, серо и уныло?

В глазах испанца все еще плескалась тоска о потерянном доме, о предательстве, понять которое он не может до сих пор и о том, что надежды, мечты рассеялись безвольным дымом, унесенные легким ветерком королевского слова.

–Нет, не всегда, вот там где будем мы, такая погода как минимум треть от всего времени, не считая мороза и снегопада,– серьезно отвечаю Алехандро.

–Ааа,– протянул он досадливо.

В отличие от своего земляка, взятый в первом попавшемся лекарь, выглядел на удивление живым и бодрым, кажется, его участь не казалась ему плохой, скорее наоборот. Хотя как ему не быть таковым, если его сжечь, как колдуна пытались, и это в просвещенной европейской стране, дикари!

Между тем наша процессия, легкой рысью тронулась в путь, оставляя за собой мачты шнявы «Санта-Лучии», чей капитан, наверное, зло матерится, проклиная свою тягу к авантюрам.

…Как и говорил граф Гомез, нам пришлось прождать приглашение на аудиенцию к испанскому монарху в «Тихой заводи» шесть дней. Блуждая по Мадриду, я нашел много интересного для себя, даже купил пару переливающихся на свету всеми цветами радуги безделушек специально для Оленьки, а то, не хорошо, получается, уехал и приеду без подарка.

Гуляя по улицам и магазинам, полные разнообразной безвкусицей мы однажды забрели в парк, где сидела пара живописцев, увлеченно пишущих пейзаж Мадрида, решив не мешать мастерам, мы с Алехандро стояли невдалеке пару часов, дожидаясь пока они не закончат. Проследив за ними, мы вышли к трехэтажному зданию школы живописи, не удержавшись от соблазна, я прошел внутрь. Соприкоснуться с действительным искусством всегда полезно, а главное нужно, дабы не стать простым болванчиком, оценивающим все объекты вокруг себя через призму: ценно или нет.

По просьбе Алехандро, нас проводили в одну из зал, в котором были выставлена часть полотен. Проходя мимо них, внимательно вглядываясь в мученический, одухотворенные, разъяренные, поникшие, унылые, радостные лица, поневоле подумал о бренности собственного существования. О том, что мир не столь сер как кажется на самом деле, главное уметь видеть…

Но одно полотно, «Ангел изводит ап. Петра из темницы» чем-то зацепило взгляд больше чем все остальные вместе взятые, не понимая, почему именно так, я решил купить ее. Разобраться самому, а заодно и государю подарок сделать, все же повод будет при первой встрече с радостного мгновения.

Как не удивительно, но с покупкой сей картины, проблем не возникло, оказывается, эта зала и предназначалась для предварительного ознакомления с полотнами, и пользовались ей не сказать, чтобы часто, но все не столь редко, чтобы сама школа разорилась и закрылась.

Сам же старинный город, выглядел этаким атлантом, держащим у себя на плечах весь мир, но видимо этот атлант прекрасно понимал, что в скором времени его силы истощатся и ему придется передать свою неподъемную ношу более могучему собрату. Который вполне вероятно может раздавить ослабевшего соперника, дабы тот и впредь не помышлял о былом величии, не говоря уже о чем-то большем. В мире всегда будет править позиция силы, как бы ее не назвали, будь то борьба за равенство, ядерная дубинка или же экономическое превосходство, разница лишь в средствах, а итог всегда один.

Часто со мной гулял и сам Алехандро, оказавшийся охочим до архитектурных изысков столицы своей страны. Оказывается он в Мадриде всего лишь третий раз, да и то все предыдущие его посещения были скомканными и не позволили молодому графу должным образом насладиться красотой шпилей соборов и церквей, старинных особняков аристократии.

На жизнь юного отпрыска старого, но не богатого рода накладываются свои отпечатки, не всегда радостные и достойные воспоминания, но все же они есть и от них никуда не деться. Как впрочем, и от представления его родителей о столичной жизни, где во все времена тратилось больше средств, чем уходит на нужды собственной армии. Такая суровая и грязная действительность!

Но красота красотой, а про работу я не забывал, свободно засиживаясь до глубокой ночи над нужными мне трудами военных тактиков и географических атласов, допотопных, дрянных, но за не имением лучшего все же полезных.

Даже пришлось привлечь к работе собственных гвардейцев, слишком уж временем признаться честно я дорожил, и тратить оное на перерисовку побережья Испании и Франции просто не хотел, пускай я и приобрел атлас, но иметь в запасе столь полезные сведения никто не мешает, пускай, они несколько схематичны, даже сильно схематичны. Но ведь и таковых на Руси нет. А значит любая крупица знаний пригодиться.

Но вот, наконец, наши мытарства и ожидание закончились, приодевшись, приготовив подарок королю, особо большой неграненый алмаз, найденный где-то в Сибири еще при Алесе Михайловиче, моем номинальном деде, наше посольство, во главе со мной тронулось в путь. Быстро преодолев расстояние до дворца, нам пришлось пару часов ожидать, пока к аудиенции будет все приготовлено. Хотя, что именно, никто, конечно же, не сказал, мол, так и должно быть.

В конце концов, ожидание закончилось, или просто терпение самого монарха вышло, и какой-то кичливый юнец, гордый своим «почетным» званием неся перед собой то ли, штандарт, то ли флаг, одетый в старую потертую ливрею. Одно это указывало на бедственное положение королевства, впрочем это не мешало юнцу кичиться своим положением, глядеть на замерших возле дверей разодетых в кружева и бархат придворных!

На наше степенно идущее посольство, одетое вопреки ожиданиям местной аристократии в легкие шелковые рубашки, с минимумом кружев, дабы подчеркнуть официальность сего мероприятия и сразу же отбросить в сторону ненужные «ахи и вздохи» о том, что мы «варвары» и вообще недочеловеки. Так же степенно пришлось шагать и юному «знаменосцу» идущему впереди нас, хотя как мне кажется ему больше понравилось бы гоняться с дворовой ребятней, чем скучать в окружении старых интриганов и сплетников.

Громко ударили о каменный пол тупые концы алебард, большие двери, разукрашенные позолотой и драгоценными камнями, нехотя отворились, открывая вид в большую залу. По сторонам широкой дорожки алого цвета, расстеленной от начала залы до первых ступенек возвышения на котором стоял трон, застыли самые разные сановники королевства. Их внимательные глаза, не пропускающие ни малейшего нашего движения, следили так словно это монокуляры. Странно, вроде бы насколько мне известно о России заговорили только после Полтавской битвы, точнее даже не после нее а только через полгода, да и то, все равно не считали относиться к ней как к равному государству. О победе Петра же здесь никто не знает, следовательно такой прием или норма… или заранее спланированная сценка… сценка из придворных интриг!

«Черт! Теперь точно жди неприятностей,– запоздало, поняв, что люди, глядящие на меня, вовсе не интересуются посольством из далекой Московии, они просто ждут … веселья! «

–Да, рановато Ванька то из славянских земель нос показал,– чуть слышно шепчу сам себе, глянув перед собой.

Сам монарх, достигший двадцати семи летнего возраста, смотрел на мир вокруг себя глазами непосредственного ребенка, непонятно из-за чего обремененного ненужными для него заботами. Глядя на него, складывалось такое ощущения, что он способен только повиноваться, но никак не повелевать. Рассеянный взгляд смотрел на нас с некоторым интересом, однако проявление оного быстро угасло, и вот карие глаза монарха вновь глядят куда угодно, только не на идущую к трону процессию.

Как успел мне рассказать граф Гомез, сам король подчинялся влиянию своей королевы Марии Луизы Савойской. Ей в год свадьбы только что минуло четырнадцать лет, но даже сейчас по прошествии десятилетия чувствовалась былая красота женщины. Глядя на нее, в противоположность мужу можно было увидеть уверенный взгляд человека, привыкшего повелевать другими людьми, не взирая ни на что. Такая мадам вполне могла бы пустить в ход свои кулачки, будь что не по ее желанию.

«Жаль, Филиппа, просто по-мужски, жаль,– хмыкнул про себя, глядя в лицо королевы».

Однако насколько я помню, Алехандро говорил о своей королеве как о очень деятельной особе, способной к самоотверженности, внушая всем испанцам горячую преданность, да и в народе она приобрела такую популярность, которой ее непутевому мужу никогда не достичь.

Бросив взгляд чуть в сторону, увидел, стоящего рядом с троном человека, среднего роста. Слегка прищурившись, он глядел куда-то вдаль, словно вовсе не замечал идущих к трону людей. Получается, что это и есть Джулио Альберони, первый министр испанского короля, которого так люто ненавидят испанские гранды. Что ж понятное чувство, кому же понравиться видеть рядом с собой выскочку?

Глядя на всю эту свору, собравшуюся возле престола, поневоле пришла мысль о том, что некогда великая Империя, рушится, так же как и многие империи до нее, построенная на крови и … золоте, добытом в проклятых джунглях царства инков и ацтеков. Ведь что такое те реки золота, которые текли в руки испанских монархов два столетия?

Это тот пятые столп, который в бесконтрольном состоянии подтачивает основы власти, разрушая ее, а, не укрепляя, как ржа железо. Создавай иллюзию величия и могущества, иллюзии от которых гибнут тысячи человек просто так, исчезая в пучине ненужных войн и карательных рейдов. Иллюзии людей слишком страшное оружие, чтобы отмахиваться от них, правда, понять эту в принципе то не такую уж заумную мысль могут не многие. Да и те чаще всего становятся изгоями и одиночками, ведь выделяться из толпы во все времена черева-то неприятными последствиями, будь ты гений или безумец все одно, судьба твоя незавидна!

Вся мишура рассыпалась пеплом, унося непонятно как появившиеся у меня в голове странные мысли. Чуть больше сотни шагов, от порога до первой ступеньки постамента трона, и вот я замираю перед Филиппом Испанским. Помню, когда-то я читал, что Петр Великий в свое время после десятого года кажется, посылал своего сына в германские земли, договариваться о денежном вопросе с родичами будущей невесты. Так вот царь приказал собственному сыну, чуть ли не унижаться перед немцами, прося об уступке, которую он, кстати говоря, не получил. О чем это говорит? О действительном отношении отца к сыну, правда это было тогда, когда их размолвка стала слишком сильной и пути назад уже, наверное, не было…

Вот опять «повело»! Еле-еле удалось вовремя взять себя в руки. А то не хорошо могло получиться, аудиенция, а посол о чем-то мечтает.

–Пресветлейший и державнейший Великий Государь Царь и Великий Князь Петр Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, и всея Северныя страны Повелитель и Государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей, и Кабардинские земли, Черкасских и Горских Князей и иных многих государств и земель, восточных и западных и северных, отчич и дедич, и наследник, и Государь, и Обладатель желает своему венценосному брату долгих лет царствования! – слегка опускаю голову, выпуская сквозь сжатые зубы воздух. Титул царя ой как непросто выучить, не дай Бог ошибешься где-нибудь, от стыда сгоришь, не говоря уже о задетой чести Руси и ужасной славе самого посла.

–И я желаю государю и правителю далекой Московии долгих лет царствования!– с улыбкой ответил Филипп на французском языке, вот только его глаза продолжали смотреть с жадным интересом, а где-то глубоко, спрятавшись от всего и вся застыла беспросветная тоска и усталость: от войн, интриг, судов над проворовавшимися чинушами.

Судьба и доля правителя, особенно когда в стране десяток древних фамилий, свободно претендующих на трон, ой как несладка! Мне не хотелось бы оказаться на его месте.

–Государь наш Петр Алексеевич, отправил посольство с целью положить начало новым отношениям с теми государствами, которые до сих пор неведомы для нас,– глядя на монарха «закидываю» первую удочку.

–Хм, и какие же такие страны оказались уже … известны Московии?

–Еще в первый свой визит в Европу наш царь побывал в Англии, Голландии, некоторых немецких княжествах.

–А Франция? Как же так получилось, что, будучи в тех землях царь Московии не попал в Версаль?– удивился Филипп.

–Этого я не знаю, как впрочем, и не должен знать,– с улыбкой отвечаю монарху.

–Что ж, действительно не ваше это дело. Но тогда быть может, полномочный посол расскажет подробнее, для чего он прибыл в Испанию,– с безразличием спросил Филипп, не видя, как глаза супруги слегка прищурились…

В общем, малоинтересный разговор тогда получился, главная часть аудиенции окончилась, а к сути я так и не перешел. Ну не говорить же мне, мол, так и так, давай ты Руси отдаешь Сицилию и пару островов рядом, а мы тебе помощь окажем, при условии, что Франция поспособствует с Турцией, повлияет на нее так сказать, проход для кораблей даст и тому подобное.

Однако, уже выходя из дворца, ко мне подошел тот же лакей, который шел перед нами и передал записку от королевы. В ней говорилось о том, что аудиенция для приватного разговора будет на следующий день, почему именно так, я не понял, а объяснить в чем дело, увы, было не кому, Толстой умер, а умудренных дипломатов со мной, конечно же, не было. С другой стороны, день то уже перевалил за полдень, может, поэтому решать государственные дела королевская чета не хочет?

Как бы то ни было, но на следующий день задолго до пробуждения короля, в девять утра, я зашел в рабочий кабинет королевы, по всей видимости, именно она является действительным властителем Испании. Об этом говорила и сама атмосфера кабинета, сидящая здесь женщина, заваленная горами бумаг, поневоле внушала чувство жалости, все не дело все же не женское это дело, управлять государством, ей бы лучше возиться с детьми, или на худой конец гулять с фрейлинами по парку, слушая щебет птиц и собирая гербарии.

В кожаном кресле восседала Мария Савойская, вопреки моему ожиданию, на ней не было ни кружев, ни рюшечек, только сугубо практичная домашняя одежда. Перед королевой лежала кипа бумаг, которые она просматривала, а между делом выписывала какие-то цифры, вполне возможно, что делала смету расходов.

Рядом с распахнутым окном замер первый министр, крутя, на левой руке золотой перстень он глядел куда вдаль, высматривая чего-то, а быть, может и кого-то. Услышав, как лакей плотно прикрыл за собой дверь, Альберони повернулся ко мне лицом.

–На каком языке вы, сеньор посол, предпочли бы вести беседу?– учтиво поинтересовался он.

–На русском, сеньор, но так как у вас просто нет навыка общения на моем родном языке, то лучше сразу же перейдем на французский язык,– отвечаю ему, возвращая любезность.

–Конечно-конечно, как вам будет угодно,– сказал Альберони, поворачивая голову к королеве.

–Вы знаете, сеньор, у нас дела идут несколько не так, как хотелось бы всем грандам Испании, да и королю, как бы он там не говорил своим подданным и советникам,– отвлекшись от лежащих перед ней бумаг Мария Савойская с интересом оглядывая фигуру молодого посла.

–Я прибыл ко двору не для того, чтобы давать пустые обещания или как некоторые мои собратья плести интриги против власть имущих,– слегка поклонившись, сказал королеве, боковым зрением глядя на первого министра.

–Что ж, рада это слышать, вот только мне непонятно для чего тогда вы здесь? Не из праздного же любопытства, в самом деле?– несколько наиграно спросила Мария Савойская.

–Моя страна во многом преуспела за последние годы, но у нас по-прежнему нет устойчивого выхода к морям, кроме разве что внутреннего, да только оно не так уж необходимо, когда не имеет выхода к другим морям. Так же России нужна поддержка в Европе, и чем тверже она будет, тем серьезней может быть оказана помощь той стране, взаимовыгодный союз с которой моя Родина смогла бы заключить,– спокойно выдвигаю первое предложение, впрочем, не надеясь на его принятие, слишком оно … нереальное, что ли.

–И какого рода поддержка интересуют твоего государя?– спросил Альберони.

–Любая, которая может привести к процветанию и укреплению нашего взаимовыгодного союза, если конечно его удастся заключить…

–На счет прямого союза,…ведь вступая в союз, Московия будет обязана вступить в войну на нашей стороне…

–Вовсе нет, ваше величество, моя страна сможет помочь вам… только после того, как мы сами уладим дела на своих западных границах, как вы, может быть, слышали,– на губах против воли появляется едва уловимая улыбка.– Мы уже десять лет воюем со Швецией, и смею заметить, в конце июня этого года произошло сражение, в котором вся шведская армия панически бежала с поля боя, сам король скрылся в Османской империи. А почти все солдаты и большая часть офицеров в данный момент двигаются к центральным землям России, отрабатывать потом и кровью все свои безобразия, учиненные в Малороссии и восточной Руси.

–Это не может быть! Шведская армия сильнейшая во всей Европе,– возразил первый министр, с негодованием глядя на меня, будто я лжец каких свет не видывал.

–Но все же это так, сеньор первый министр,– спокойно замечаю ему.– Я же сказал вам, что моя страна смогла извлечь выгоду из поражения под Нарвой. Взять себя в руки, перестроиться, взрастить саму себя и справиться с сильным врагом, об армии которого спотыкались не раз и не два наши западные соседи и союзники.

–На что это вы намекаете, сеньор посол?– с негодованием спросил Джулио Альберони

Не говоря ни слова, слегка пожимаю плечами, мол, кто знает.

–Вы правы, сеньор посол,– Мария Савойская встала из-за стола, прошла к углу комнаты, к глобусу на котором чуть ли не треть занимали белые проплешины неизведанных земель.– Еще совсем недавно, всего пару месяцев назад никто не предполагал, что эрцгерцог Карл вместе с предателями арагонцами сможет разбить войска моего мужа. Случилось так, что под Сарагосой нашли свое упокоение слишком много преданных нам воинов, а новой армии у нас просто нет, кроме той, остатки которой разбросаны по гарнизонам, в надежде на скорую помощь французов. Да и давно ли ушел из Мадрида сам Карл? И месяца не прошло, а ведь он был именно тут, в этих апартаментах, в самом дворце, а ни где-то еще!