Текст книги "Право выбора (СИ)"

Автор книги: Иван Кузмичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

За этими не хитрыми размышлениями я и просидел всю трапезу в некой прострации, не слушая разгорающийся спор между двумя слегка подпитыми боярами.

–…нет, Егор Филиппович, вы не правы, не может ландмилиция быть достойна прошлых своих деяний. Сиречь государь-батюшка это доказал, послав их на охрану рубежей!– Борис Долгомиров с блестевшими глазами упорно доказывал своему собрату по чарке.– Изжила она свое времечко, теперь пущай с казачками вместе побудут, глядишь, и пользу царю нашему сослужат хоть какую-нибудь.

«Так ландмилиция…– тут же напрягаю мозги, переводя до сих пор несколько исковерканные, по-моему, подразделения нашей русской армии.– Кажется это бывшие рейтары, часть стрельцов и артиллеристы старой закалки, привыкшие к вензелькам на орудиях и стационарному положению орудий на протяжении чуть ли не целых месяцев, короче говоря, не тот контингент, который стоит брать батюшке, но и не тот которым можно просто так разбрасываться. Да определенно решение усиления южного порубежья много стоит».

–Так судари, вы, кажется, решили тут батюшку хулить?– спокойно гляжу в глаза боярам, с их лиц постепенно сходила кровь, бледность как морозный узор на стекле в лютую зиму поползла к шее.

–Нет, ваше… ваша светлость, как можно, мы же только о людишках простых говорим, о черни, которой тьма везде,– вымученно улыбнулся Егор Филиппович, дрожащей рукой вытирая со лба выступивший пот.

–Так вы русский народ за людишек бесправных держите, а иностранцев чумазых готовы на руках носить, так что ли?– все так же спокойно спрашиваю боярина Бирюкова, глядя в глаза Бориса Долгомирова, давно смекнувшего «куда ветер дует».

–Но так ведь они и правда людишки, холопы, что с них взять?– губы Бирюкова чуть дрожали, кажется, этот недалекий человек действительно не понимал о чем я его спрашиваю.

–Знаете,… Егор Филиппович,– выплюнул я его имя.– Я не желаю больше вас видеть, вы сегодня же отправляетесь обратно, с письмом государю. Если же вы задержитесь где-то, то я узнаю об этом, и поверьте мне сударь, наказание будет действительно страшным. Вслед за вами я отправлю еще одного гонца, и ежели он прибудет к моему отцу раньше вас…

Не договорив, я сразу же отвернулся, глядя куда-то поверх голов сидящих чуть в стороне от нас гвардейцев. Почти сразу же боярин на негнущихся ногах встали из-за стола и постоянно оглядываясь, пошел к себе в комнату, вытирая текущий по лицу и шее пот.

–Разумеешь Борис, почему я так делаю с ним?– указав ладонью на уходящего боярина, спрашиваю его молодого собрата, несомненно, более умного и более знающего, нежели Бирюков.

–Нет, ваша светлость,– настороженно ответил Долгомиров, гладя ладонью угол стола.

–Этот человек не понимает, что тот народ, к которому он принадлежит не рабы и не тупое стадо, мы принадлежим к тем, пред кем уже сейчас готовы склонить головы некоторые соседи. Дела моего батюшки тому доказательства, но ведь это никто не желает замечать, для тех, кто вхож к престолу моего отца русский народ по-прежнему быдло и холопы,– смотря куда-то вдаль говорю боярину, приданному в посольство с какими-то скрытыми мотивами, причину которых пора выяснить, раз уж дела идут так благоприятно.

–Опасные речи глаголешь, ваша светлость,– тихо прошептал боярин, так чтобы было слышно только мне.

–Не опаснее твоих речей, Борис, поверь мне, было бы мое желание висеть тебе на первом же суку еще на Сицилии. И ты прекрасно знаешь, что сделать это можно было свободно, без каких-либо последствий, но ведь я этого не сделал. И знаешь почему?– с улыбкой спрашиваю опустившего в стол глаза Долгомирова.

–Нет.

–А ты подумай, знаешь полезно иногда посидеть обдумать, что да как, так что посиди, а когда надумаешь, мы с тобой поговорим,– вставая, сказал я ему.– Судари приятного ужина, сегодня была трудная дорога, так что я отправляюсь на покой, вам же хочу заметить, что завтра с восходом мы едем дальше, не пересидите.

С веселыми глазами Алехандро и Олег заверили меня, что прямо сейчас же последуют в комнаты на отдых, вот только по последнему кубку допьют и все. Боярин же встал вместе со мной, быстро прошел передо мной на второй этаж в комнату своего неудачника собрата. Признаться честно о чем будут разговаривать эта пара мне не интересно, да и если Борис умный человек, то постарается выложить все на чистоту как можно скорее, а там уже смотреть, как я себя поведу. Интриганы етить!

Пара гвардейцев встала из-за стола раньше остальных, уйдя сменять своих собратьев, караулящих казну посольства. Я же, не спеша, прошел к себе в комнату, спать не хотелось, хотя солнце уже давно село и вечер планомерно переходил в ночные сумерки, Луна, плывя по небу, заглядывала в открытое окно, усиливая исходящий от трех свечей свет. Дорожка света, словно терновый венец обходила дрожащий ореол желтого неровного света, постоянно дрожащего под порывами теплого солнца испанской земли. Засмотревшись, на действительно красивую и необычную картину природы я пропустил момент, когда дверь за спиной отворилась.

–К вам можно, ваша светлость,– прикрыв дверь, спросил тридцатилетний боярин, со смятением в глазах глядящий на комнату, но только не на меня самого.

–Да конечно Борис, я же сам говорил тебе заходить, как только ты сам захочешь поговорить… без посторонних ушей,– отвлекшись, я прошел к небольшому креслу, обитому неизвестной для меня кожей, тускло блестящей в свете свечей.– Присаживайся, в ногах как ты знаешь, правды нет.

–Благодарю,– мотнув головой прогоняя какие-то мысли, ответил он, подходя к стулу.

–Так в чем же дело, Борис? С самого начала нашего путешествия, вы с вашим старшим собратом, несколько странно себя ведете. Быть может, объясните мне это?– расслабленная поза улыбка на лице, пальцы с тихим стуком барабанят по дубовому столу, свечи на столе дают яркий живой свет, колыхающийся между нами словно мучающийся под пытками на дыбе человек.– Знаете, Борис ваш компаньон, боярин Бирюков отослан мной будет завтра же, с письмом государю, как я и сказал, но ведь вместе с ним, если желаешь, можешь поехать и ты. Денег из казны я велю отсыпать, как раз на обратную дорогу до Руси-матушки хватит, пешем ли ходом али на корабле, каком, все едино домой поспеете много раньше, чем наше посольство.

От моих слов боярин чуть дернулся, по челу пробежала тень, но сразу же пропала, морщины на лбу разгладились, в глазах замерла немая обреченность.

«Вот черт, и охраны то нет! Достанет пистоль и пиши, пропало!– запоздало подумал я, нащупывая рядом с собой подаренную отцом шпагу».

Но боярин Долгомиров переборов себя, не стал делать каких-либо глупостей, он словно, наконец, решился сделать то, чего хотел давным-давно, но никоим образом это действие не было возможности совершить, сейчас же я сам дал ему эту самую возможность. Вот только что именно так гложет Бориса? Впрочем, раз уж дела пошли по такому руслу, пути назад уже нет.

–Я начну с самого начала, Ваше Высочество,– выдохнув сквозь зубы воздух, Борис закусил губу, погладил заросший щетиной подбородок начал.– Как вы знаете полвека, назад произошел раскол некогда единой и благословенной православной церкви. Он случился из-за того, что тогдашний патриарх Никон, желая укрепить основы Церкви, дать ей больше власти задумал и приступил к осуществлению церковно-обрядовой реформы, которая свела к унификации нашей старой завещанной прадедами богословской системы на всей территории России.

–Я знаю об этом, Борис, та реформа произошла в 1653 году от Рождества Христова,– продолжая тихонечко отстукивать пальцами незамысловатую дробь, я с интересом стал присматриваться к боярину, кажется что старообрядцы, наконец, решили выйти из подполья и глупого сидения в лесах, хотя не все конечно, но сильнейшие из них.

Вот только почему я ничего подобного не слышал в своей истории? Ведь были восстания, целые области колыхались под гневом крестьян-старообрядцев, не желающих свободно менять старые порядки на обновленные, получается, что попытки то были, да власти не слушали, впрочем, быть может, я и не прав вовсе. Будем слушать дальше, может что-нибудь действительно полезное, я услышу.

–…для того чтобы осуществить эту реформу, патриарху было необходимо уничтожить различия в обрядах и устранить образовавшиеся за долгое время опечатки в Писании и богословских книгах. Часть церковнослужителей во главе с протопопами Аввакумом и Даниилом предложили при проведении реформы опираться на древнерусские богословские книги. Однако сам патриарх Никон решил использовать греческие образцы, первоначальные, византийские, которые, по его мнению, могли бы облегчить объединение всех православных земель под Московской патриархией,– глаза Бориса, опущенные в пол, с каждым словом поднимались вверх, пока не замерли на уровне моего взгляда. Теперь боярин смотрел на меня с неким огнем в глазах, тем огнем, который отличает стоящих на пути фанатизма и догматизма, того огня, который сжигает все на своем пути если только увидит что препятствие мешает устоявшимся традициям.

–Разве это плохо?– улыбка сошла с моего лица, оставив только сосредоточенный на моем собеседнике взор прищуренных глаз.– Разве ты сам боярин не хочешь, чтобы Русь объединила под своей дланью всех наших правоверных детей Божьих? Разве не для этого мы столько лет объединяли земли, освобождали от ига степняков братьев славян, чтобы из-за каких-то крючкотворов вновь отдаться в слепое безумие войны, войны, когда бьются не с иноземцами захватчиками, а собственным братом или может отцом?

Огонь глаз Бориса постепенно угасал, уступив моему холодному гневу, поднимающемуся из глубин души, оттуда, где зарождается сила, дающая каждом из нас второй шанс в последний миг перед гибелью, сила, некогда осветившая людям путь из Леса. Та самая, которая сожгла сердце Данко, вырвавшего его из своей груди для того, чтобы жили люди!

–Нет, цесаревич не плохо,– сник он.– Но то, что предложил Никон, было чужим для наших отцов, он менял Русь не по образу своей родительницы, а по образу мачехи, пришедшей откуда-то издалека. Он вырвал из людей веру в высокое служение избранницы Божией – России, именно он и его антихристы позволили ереси Запада сладостным ядом проникнуть в освященные веками Церковные Таинства. Разве мог отец предать своих детей? Скажите мне Ваше Высочество?!

Голос мужа дрожал, на глазах выступили слезы боли и отчаянья, кажется, что еще чуть и трясущиеся пальцы боярина со скрипом сдавят край стола, ногти вырвут кровавую дубовую стружку, а глаза навсегда потеряют блеск голубых озер Нижегородских земель, сжигаемые пламенем безысходности.

«Что делать?– билась в голове, словно в клетке птица, единственная мысль.– Бала не была, хуже не будет, а лучше,… быть может, и станет».

–Знаешь, Борис, я, как и ты радею о народе, думаю, ты видел, что в Рязанской губернии, той самой, которую доверил мне государь-батюшка, произошли разительные изменения, и я надеюсь, эти изменения были только в лучшую сторону,– полупустой взгляд боярина поднялся чуть выше, вперяясь мне в грудь.– Многочисленные непрерывные испытания в прошлом веке утомили русский народ. Но мы привыкшие к тому терпели, сражались с недругами, бились против крымских татар уводящих в полон тысячи православных людей, мы противостояли всем им! Дрались, и никогда не опускали своих рук. Вот только перемены, нужные перемены хочу заметить, в том единственном утешении от злобы западной и восточной, в нашей Церкви стали ударом для русского народа сродни нашествию полчищ татарвы. Самая стойкая, веками незыблемая Православная Церковь стала искушением для некоторых умов, она стала непосильным, гибельным, … страшным соблазном.

Туманная пленка стремительно проясняет взгляд Бориса, начавшего открывать в протестующем крике роль. Вот только говорить я ему не дам, он должен понять, иначе так и останется в неведомой сладостной ненависти, пожирающей человека изнутри как серная кислота кожу на руках.

–Те, у кого не хватило терпения, смирения, решили – все, история нашей страны кончается. Русь гибнет, отдавшись во власть слуг антихристовых. Они кричали, чуть ли не на всех углах о том, что нет более ни царства с Помазанником Божиим во главе, ни священства, облеченного спасительной силой благодати. Но к чему привело их гордыня? Что оставалась обычным людям на чьи плечи разом взвалились все тягости изменений? Спасаться в одиночку, бежать, бежать вон из этого обезумевшего мира – в леса, в скиты, умирать под саблями стрельцов, убивать своих детей, навсегда забывать свою Родину! А если же их найдут – и на то есть средство: запереться в крепком срубе и запалить его изнутри, испепелив в жарком пламени смолистых бревен все мирские печали…

–Это не так! Мы старообрядцы, только мы чтим наших дедов, мы дорожим нашей Русью, мы помним…!– голос боярина постепенно набирал обороты, вот уже чуть и не будет беседы, начнется ругань, что естественно позволять Борису нельзя ни в коем случае. Вот только я и сам на взводе, как же меня бесят непробиваемые лжи истины старообрядцев!

«Так успокоиться! Отвлечь его, да и самому отвлечься,– вторит голос внутри меня, унимая трясущиеся руки».

–Знаешь в чем настоящая причина Раскола, Борис?

–В чем же?

–В том, что люди – будь то чернь, купцы или же бояре, все они боятся да, они боятся!– повторил я, видя, что рот Долгомирова открывается в протестующем крике.– Они, да и вы все старообрядцы, раскольники думаете, не уходит ли из жизни благодать? И вы готовы бежать от жгучих вопросов и страшных недоумений, куда угодно бежать, лишь бы избавиться от томления и тоски, грызущей ваши сердца…

–Я не прошу тебя сейчас это понять, я всего лишь хочу, чтобы ты сам своим умом дошел до истины. Если захочешь то приходи снова мы побеседуем, но следующий раз я надеюсь ты уже не будешь столь … опрометчив в своих словах. А теперь ступай, мне нужно отдохнуть,– махнув рукой на дверь я медленно поднялся из-за стола, стоя так пока сникший мужик больше чем на десяток лет старше меня не вышел прочь из комнаты.

Еще минут десять я приходил в себя, отпустив стоящих за дверью гвардейцев, ожидающих первого моего сигнала, дабы скрутить, а в случае нужды и убить зарвавшегося боярина. Мысли скакали, путались, сердце замирало от адреналина тугими струями, бьющими в кровь, еще не скоро мне удалось заснуть, переживая снова и снова этот разговор. Разговор, который должен был состояться, но только не здесь и не сейчас…

Глава 8.
Середина сентября 1709 года от Р.Х.
Предместья Выборга.

«Русские витязи».

После Полтавской битвы русские войска почти две недели стояли лагерем, пополняемые фуражом, припасами и снарядами с порохом, с общим обозом пришел и рязанский, привезший восемь подвод патрон и снарядов под «колпаки». Вместе с ними прибыла и первая пробная партия в количестве восьми штук возниц-пекарен, сделанных по образу полевых кухонь витязей, но приспособленных только выпечки хлеба.

Между тем, именно после битвы, на следующий день государь смел самолично оценить, как героически сражались защитники Полтавы, увидел царь и то, что у них осталось всего полторы бочки пороху и восемь ящиков с патронами.

Тут только царь-батюшка, в окружении генералитета узнал в точности, что выдержал этот город. Как рассказал сам комендант Полтавы: четыре раза неприятель доводил штурм до такой силы, что врывался через низкий вал в город, и его приходилось с большим трудом выбивать оттуда. Войска в осажденном городе на момент прихода шведов 4182 человека, потом удалось во главе с Головиным перебросить дополнительно 900 человек, но главная помощь пришла от мирных жителей Полтавы, пожелавших принять участие в обороне, коих набралось 2600 человек. Они наравне с солдатами стояли насмерть за свою родную землю! Все это рассказывал государю сам полковник Келин, показывая Петру, пустые запасники ядер и картечи, коих давным-давно не имелось в наличии, пушки же приходилось заряжать обломками железа и дроблеными камнями.

–Тяжко сыны мои вам пришлось. Очень тяжко, но вы выстояли, за это честь вам и хвала! Не забуду я, сей геройский поступок,– сердечно сказал государь на площади, собравшейся толпе, снимая шлапу перед полковником Келиным.– А сегодня пир горой и гулянья, работать сегодня и завтра воспрещаю!

Радостные голоса собравшихся людей, набирая обороты, разносились над головами. Постепенно шум и гвалт стали такими, что услышать друг друга на расстоянии пары метров было не возможно. Часть солдат, спешно отделившись, юркнула проулок, выкатывая бочонки с вином и пивом.

Уже вечером 29 июня, как государь и обещал, награждал Прохора с разведчиками. Все витязи, участвовавшие в захвате графа Пипера, получали по десятку сдвоенных золотых червонцев, ну а сам полковник стал мелкопоместным дворянином, на службе Его Величества государя Российского, правда, приданный в личное распоряжение цесаревича, наследника царя-батюшки, да и надел ему предстояло иметь только лишь в пределах территории Рязанской губернии.

Сам же неполный полк «Русских витязей» теперь именуется не иначе как регулярный полк. Не взирая на возраст витязей и его численность. В силу этого, вместо отправки нас обратно под Рязань, государем было принято решение отправить полк «Русских витязей» в составе армии князя Шереметьева на западные границы России. Принудить часть земель Швеции, находящихся на берегу Балтийского моря к сдаче, до того момента как Швеция сможет собрать новую армию.

Как быт то ни было, но после того как часть армии под командованием Репнина пошла к Риге, куда должен был подойти двадцати тысячный корпус усиления его отряда, в обязанности которого входило так же прикрытие границы Руси со стороны Польши. Фельдмаршал и государь России с тридцати трех тысячным войском двинулись в сторону прибалтийских земель. Как объявил Петр перед началом похода, в первую очередь основная задача его армии – это захват всех значимых городов и предместий, прибалтийских земель. Для этого вся армия была разбита на три части, две по семь с половиной тысяч, а третья восемнадцать тысяч соответственно, для большего охвата территории единовременно и скорейшего ее захвата. Однако в силу того, что земли восточных владений шведов как таковые остались без защиты, лишь города охранялись малыми гарнизонами, то фельдмаршал скорректировал движения одного из отрядов. Отправив его в Финляндию. Обойдя по дуге Нарву, отряд вышел около предместий Санкт-Петербурга основанного не так давно государем в пойме здешних рек.

Первый город, который предстояло взять семи тысячному отряду генерал-майора Третьяка, стал Выборг. Маленький ключик ко всем финским территориям, владея которым столь удобно «держать руку на пульсе» чуть ли не всего этого края, обезопасив тем самым строящийся город. Таким образом, в десятых числах сентября русский отряд в который и вошел полк «Русских витязей» оказался перед стенами Выборга…

Попробовав решить дело малой кровью, боярин Третьяк предложил осажденным жителям города и солдатам добровольно сдать город, но шведский комендант наотрез отказался от этого предложения. Он прекрасно видел, что у русских нет осадной артиллерии, только легкие полевые пушки, да и тех. Всего два десятка, не больше, чем-чем, а своей разведкой молодой амбициозный полковник Шриле гордился по праву. У отряда, в самом деле, было всего двадцать орудий, и не единым больше.

Летние дни постепенно шли на убыль, хотя вечерело по-прежнему поздно, конные разъезды старались возвращаться в лагерь как можно раньше. Небольшой город оказался костью в горле у всего отряда, так как именно с владения им начинается контроль финских территорий, прилегающих к России, не всех конечно, но значительной части точно. Из-за этого оставлять сей град в руках врага, пускай и сильно битого, было нельзя ни в коем случае. Но и взять его оказалось не так-то просто, вся осадная артиллерия, по причине, не известной даже генералу осталась под стенами Великого Новгорода и в данный момент только выдвинулась к назначенному пути и когда оная прибудет, остается только гадать, толи два месяца толи три. И самое удивительное, что в принципе не важно саботаж это или наше войсковое разгильдяйство, время на взятие города будет потеряно, а следовательно у шведов появится дополнительная возможность подготовить новые полки.

Уже пошла вторая неделя, как шесть пехотных и два драгунских полка, маются от безделья. Правда надо заметить, что первые три дня солдаты рыли укрепления и строили из подручных материалов землянки, обустраивали полевой лагерь.

Ночью на третий день, когда русские воины было уж, расслабились от ничегонеделанья, шведы сделали вылазку, потерь от нее почти не было, шведы не много просчитались, напав не в том месте, где следовало. Караульная служба в русской армии поставлена таким образом, что любой отдыхающий солдат уверен: пока он спит или отдыхает, к нему никто незаметно не подкрадется. Вот и тогда полу сотенный отряд шведов, убив пяток солдат, сам попал под огонь, поднявших тревогу охранных рот, из-за чего обратно до города смогло добраться едва ли четверть вышедших из него, еще около полудюжины шведов попало в плен.

Вот только удивительно одно: все солдаты, попавшие в плен, оказались вояками, несшими службу на южной стене, наиболее укрепленной и «значимой», и соответственно самой надежной из всех имеющихся в городе. Складывалась неприятная картина для русского отряда провести под стенами Выборга много больше времени, чем было запланировано в начале.

С тех пор никаких вылазок от шведов больше не было, как впрочем, и приступов со стороны русских войск, перекрывших все подступы к городу, с возможным перехватом гонцов или охотничьих групп.

Но ничто не вечно, поэтому все когда-нибудь заканчивается, в том числе и любое ожидание. В один из беспросветных серых дней, окрашенный легкими сполохами тусклых красок, готовых в один прекрасный момент смениться на алый росчерк битвы или сладкое забвение смерти, в своем шатре созвал собрание штаба генерал-майор, пригласив всех полковых командиров и своих заместителей.

–Господа, думаю, пора что-то решать с этим городом, ждать тут три, а то и четыре месяца у нас попросту нет времени. Я внимательно слушаю ваши предложения,– устало сказал боярин Третьяк, глядя на полковников рассевшихся вокруг приготовленного со снедью стола.

–Штурмом брать надобно,– сказал один из командиров.– Фашину готовят, осадные лестницы тоже, тут стены не высокие, думаю, достанут…

–А не дорого штурм то обойдется? Город то мал, а защитников, поди, сотни три наберется, не считая самих жителей, да еще шведы ополчение опять же с окрестных деревень собрать, могли, но ежели другого выхода не будет то, придется думать над штурмом,– задумчиво протянул генерал-майор, крутя в пальцах небольшой серебряный кубок с гравировкой какого-то зверя.

–Ну, война же, куда без смертей то?– ответил все тот же полковник.

–Да, война…

–подкоп под стены не удастся сделать, а неплохо было бы…– с неким сожалением сказал командир седьмого полка от инфантерии мелкопоместный дворянин петровского пошиба Руслан Тимохин и тут же разъяснил остальным.– Земля тут болотистая, топкая кое-где, стены укреплять хорошо надобно будет. По времени накладно выйдет, проще орудия дождаться…

–Без осадных орудий город взять сложно, но можно,– негромко сказал Прохор, глядя перед собой, после пяти минутной тишины.

–Это как же?– удивились сидящие в шатре высшие офицеры.– Уж не твоими ли пушчонками, полковник?

Седоусые, зрелые мужи ухмылялись, с неким превосходством глядя на девятнадцатилетнего выскочку, незнамо как получившего столь высокий почетный армейский чин.

–Именно ими,– никак не реагируя на косые взгляды, спокойно сказал командир витязей.

–Хм,– подпер кулаком подбородок генерал-майор.– Ну, так говори, давай Прохор, коли дельная и стоящая мысль мы ее тут же обмозгуем, и дальше решать будем, годна она или стоит над другой подумать.

–Идея довольно простая, но и сложная одновременно…– с неким азартом начал говорить собравшимся свою идею полковник «Русских витязей».

Спустя пару часов после сбора в шатре генерал-майора Третьяка, по лагерю забегали посыльные, младший офицеры начали подгонять солдат, выгоняя в лес, за новым материалом. Заготовленных фашин и лестниц по подсчетам командования оказалось недостаточно, да еще и большая часть сделанных лестниц была слишком мала, чтобы достать до края стены, поэтому негодные осадные лестницы были тут же порублены, дабы не было негодного примера для солдат, на совесть мастерящих деревянную продукцию.

Полки разбились на батальоны, те на роты, ну а роты на капральства, кто-то занялся приготовлением дополнительных фашин, кто-то перетаскиванием частей обозного инструментария, но большая часть все же пошла в лес, заготавливать материал.

Работы продолжались до глубокой ночи, стук топоров был слышан везде, в том числе и в самом городе. Осажденные наблюдали за приготовлениями русского воинства, пару раз даже пытались достать их выстрелами из крепостных орудий, но выпущенные зазря снаряды легли с большим недолетом в чистом поле, под стенами города. «Психологическая атака, во всем ее величии»– как-то заметил цесаревич, наблюдая за учениями витязей, отрабатывающими на полигоне псевдо атаку превосходящей более чем в два раза конницы, которая накатывала валом, приучая молодых воинов к возможным превратностям войны. Тогда часть витязей, не выдержала и сломала строй, и не заняла позиции в боевых тройках, спина к спине, как требует Устав в условиях окружения врагом. После того провального занятия подобные тренировки, с максимальным «вживлением в роль» самих конников стали проводиться еженедельно, причем в самых разных погодных условиях.

Так в приготовлениях к штурму Выборга прошло два дня, на исходе которых фельдмаршал вновь собрал всех полковников, обозначил места ударов, после чего всех отпустил. На следующий день с утра должен начаться штурм этого маленького «крепкого орешка». Без суеты солдаты готовили осадное снаряжение, перетаскивали горки фашин ближе к городу, складывали их небольшими кучками, лестницы и вовсе положили как можно ближе к местам атак, все же сырое дерево весит не мало и надрываться, таская почти четырех метровые оглобли радости мало. Вот только никто из солдат не знал, что атака начнется не в восемь часов утра, как было объявлено во всеуслышание, а много раньше, в пять раньше первых лучей восходящего солнца красящих далекий горизонт.

Последние полгода, постоянные стычки сделали из Прохора настоящего воина. Да, что там говорить, все витязи, пережившие горнило первых сражений к своим практическим знаниям и навыкам добавили реальные ощущения, страхи самой сути битвы, когда рядом с ними верные братья, а противник перед тобой жаждет твоей кровушки, и все зависит от того, как быстро и точно ты выполнишь команду своего командира!

Ночью как назло не было ни одного облачка на небосводе, оставалось чуть более часа до восхода солнца, когда капралы, разбуженные своими командирами, потихоньку поднимали личный состав, мало понимающий, что сейчас происходит.

Через полчаса весь отряд был готов к штурму, приготовив бою личное снаряжение, отдельно от всех застыл полк «Русских витязей», перед ровными шеренгами которого спешно выдвигались двадцать полевых 12-фунтовых стальных орудий.

Быть может для кого-то слова командира, произносимые им перед боем всего лишь пустой звук, а быть может, для кого-то это заряд ярости и энергии, толкающий тело вперед, на замершие шеренги врага, вселяя в солдата ту искорку ярости, которая разгорается с каждым ударом сердца.

–Братья! Сегодня тот день, когда сила нашего духа, нашего оружия, наших идей и нашей веры. Сможет доказать свеям и прочим латинянам, что мощь Руси, неколебимая даже после Нарвы, достойна величия наших предков!– перед витязями в предрассветном тумане стоял Прохор Митюха, с блеском в глазах зажигая сердца молодых воинов прошедших не одно сражение.– За Веру, Царя и Отечество, братья!

С последними словами полковника батареи «колпаков» разбили утреннюю тишину, выплевывая два десятка гранат, с гулким эхом унесшихся к крепостной стене. Пришли в движение драгунские полки, выстраиваясь двумя клиньями за полком «Русских витязей». Два полка: 9-й пехотный Старо-Ингермандландский и 1-й пехотный Куликова заняли позиции согласно предложенному Прохором плану. Аккурат возле северных и восточных ворот, поставив в первую линию для отвлекающего маневра только по две роты, оставив остальные 6 фузилерских рот в резерве, ожидать команды генерал-майора Третьяка. Другие два полка сформированные не так давно, 63-й пехотный Углицкий и 21-й пехотный Муромский встали на правом и левом фланге батареи.

Туман неохотно расползался перед шеренгами солдат, готовых идти на штурм стен. Вслед за первым залпом последовал второй, кучно падающие гранаты ложились над воротами, выбивая куски стен, ломая внутренние крепления ворот. За стеной пару раз вспыхнуло, послышались первые крики среди осажденных.

–Федор плотнее клади снаряды! Плотнее огонь, выбей мне, эти чертовы ворота!– надрывался полковник Митюха, глядя на то, как очередная граната отскакивает от железных полос главных южных ворот Выборга. Взрываясь на безопасном от них расстоянии, напрасно выкашивая желтеющую траву.

–Не получается полковник, слабоваты наши «колпаки» для осадных работ!– обреченно говорит майор Заболотный своему командиру.

–Федор, кто из нас артиллерист?– не известно для чего спросил вдруг командующий «Русскими витязями» высматривая очередной снаряд, бесполезно клюнувший створки ворот и тут же отскочивший обратно.

–Я,– отвечает майор.

–Так неужто ты позабыл совсем, где обычно крепеж врат то идет? Побоку, побоку бей, там же камень меньше толщиной!

–А ведь и, правда, но только не много не так, побоку бить не надо. Надо над верхом, как сейчас, только чуть левей,– тут же ушел в первичные расчеты майор.

Между тем солдаты замерли с осадными лестницами наготове, в первых рядах драгун вместо приготовленных к бою пистолей лежат вязанки фашин. Все воины готовы выступить к стенам города по первому приказу генерал-майора, который напряженно смотрит на молодого полковника, корректирующего огонь своей полевой артиллерии. Если его задумка не удастся, то придется начинать полноценную осаду, а это значит, что компания этого года будет напрасной, потому что взять город без тяжелой артиллерии будет невозможно, запасов «тяжелых» снарядов для орудий витязей всего несколько сотен, ровно столько, сколько нужно для внезапного прорыва, но никак не более того. «Кубышки» же не подходя сами по себе в силу своих специфических возможностей, предназначение у них не то.