Текст книги "Право выбора (СИ)"

Автор книги: Иван Кузмичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глава 6.
28 июня 1709 года от Р.Х.
Под Полтавой.

Полк «Русских витязей» отдыхал вместе со всей армией, празднуя великую победу русского духа над потомками диких и необузданных викингов. Кто-то из молодых воинов уже распробовал вкус слабенького разбавленного родниковой водой виной, обнимался с седоусыми ветеранами гвардейских полков, подпевал неизвестные слова песен, отдыхал душой, стараясь забыть этот день.

Мир не так жесток, как это может показаться, а тем более в это время, многие витязи прекрасно знали, кем станут, когда вырастут, почти бесправными полу животными, которыми имеет право распоряжаться барин или же государь-батюшка, ежели они живут на казенных землях. Но корпус дал им возможность выбраться из этой трясины невежества. Но за все надо платить, не важно, какая это цена. Деньги или служба, преданность или предательство, плата есть основа основ любых взаимоотношений между людьми.

Доктрины, возводимые для витязей, впитываемые ими на занятиях с отцом Варфоломеем, наставниками-сержантами или же учителями, ненавязчиво навевали им мысли о том, что свобода это не что иное, как наказание для обычных людей. Нет, никто не прививал витязям склонность к тирании или же пренебрежительному отношению к крепостным в целом, наоборот корпус давал кров именно самим крепостным, пускай и бывшим. Молодым, неокрепшим умам требуется время для постижения многих тайн и житейской мудрости, подносимых наставниками в огромных количествах. И главной из них негласно является чувство братства и безграничной преданности единственному человеку… кому именно… хм об этом умалчивается, но никем не обсуждается. Все знают об этом и так.

Правда существует еще одна немаловажная особенность воспитания воинов-витязей все крепостничество представлено под таким углом, когда приходит понимание – это только лишь ступенька, на которой человек может споткнуться или же наоборот взобраться на небывалые выси! «Естественный отбор», как сказал некогда сам цесаревич, читая одну из немногих лекций по трактовке царских указов.

Все это вместе позволяет витязям отдать на откуп многие проблемы, собственным убеждениям и командирам, таким же братьям, пускай и выше званием. Человек способен на многое, если чувствует, что не одинок, была бы лишь поддержка и твердое плечо брата по идеи!

Именно по этому для большинства сражение и битва в целом не стали чем-то необычным, опасным да, тревожным да, но только и всего. Конечно, молодняк трясло еще много времени спустя, да и сейчас стараются напиться именно они, 16-17 летние юнцы, уверенно держащие казнозарядную фузею и делающие из нее в среднем по 5-6 выстрелов минуту. Но все это пройдет, как прошло у Прохора, его капитанов, и братьев-однокашников.

Полковник Митюха в парадном мундире, с белыми аксельбантами и золотыми петлицами на темно зеленом фоне шел в расположение шатра государя, куда уже подтягивались все мало-мальски значимые лица армии, причем как успел заметить Прохор не только русской армии.

Вообще история парадной одежды для витязей в целом приключилась необычная. Ведь после подавления бунта Булавина цесаревич придумал на чистые, но уже порядком поношенные мундиры воинов повесить белые аксельбанты, на большее тогда никто не претендовал. Сейчас же для каждого из витязей был пошит собственный мундир с зауженными штанами и кителем, слегка ушитом в талии. На нечто более значимое портной-закройщик по настоянию самого наследника престола не решился, основной девиз витязя в одежде: «Практичность и удобство, а не бесполезная красота и убожество».

За такими мыслями и воспоминаниями Прохор ненадолго «выпал» из реальности, и пропустил момент, когда рядом с ним оказался боярин Третьяк, идущий с таким видом, как будто совершенно случайно прогуливаясь он встретил полковника и так уж получилось, что им оказалось по пути.

Не выказывая удивления, Митюха поинтересовался у генерала:

–Я вам за чем-то понадобился, господин генерал-майор?

–Нет, что вы, господин полковник,– лучезарно улыбнулся тридцатилетний.– Просто захотелось подышать воздухом перед очередной попойкой, и случайно встретил вас. Вот и подумал, почему бы мне не составить вам копанию, если вы, конечно же, не против моего присутствия.

–Друзья старшего брата, мои друзья,– чуть поклонился витязь, внимательно оглядывая Третьяка.

–Странные вы, витязи…– смакуя последнее слово, сказал боярин.– Непонятные. Преданные… царю, как погляжу, без всякой меры, да и так…

–Что так, господин генерал? Мы преданы государю и Отечеству! Это странно?– нахмурившись, поинтересовался полковник, разговор, как и последний раз, явно начинал уходить не в то русло.

–Все так, все так это то и настораживает, признаюсь честно, не бывает так.

–А у нас есть!– отрезал полковник.– Честь имею.

Запахи зажаренного мяса витали в воздухе, да такие ароматные, что рот Прохора непроизвольно наполнился слюной, в животе началась своя собственная баталия… за лакомый кусочек, до которого еще предстоит добраться самому полковнику. Как слышал полковник, государь жалует на празднествах подход: «больше пить, меньше есть». Практично конечно, еды меньше уходит, но ведь оная организму ой как нужна!

–Совершенно забыл поздравить вас и ваших витязей с замечательно проведенным боем, действительно было на что поглядеть!– с улыбкой сказал генерал-майор.– Отличные воины растут, настоящие орлы!

–Спасибо, мы стараемся служить, так как умеем,– ответил на комплимент Прохор, чувствуя, как резкие толчки в желудке становятся все чаще и чаще, постепенно усиливаясь.– Но пока своего слова не скажет государь-батюшка все остальные…

Полковник «Русских витязей» не успел договорить, за его спиной кто-то гулко засмеялся. Оглянувшись, Прохор увидел государя, смотрящего на него с явной симпатией.

–Кхм, ответ хорош, нечего сказать. А на счет витязей… молодцы! Исправно дело воинское знают, орлы!– с улыбкой сказал государь.– Но раз все вопросы улажены, то не стоит стоять здесь, пора и за празднование садиться! Не так часто бывает, чтобы такого сильного врага сокрушить! Битва кончилась, пора и пленников посмотреть.

Петр с улыбкой посмотрел на свое окружение, дожидаясь, когда ему принесут походный трон, закурил свою трубку, продолжая смотреть на поле боя, где давно работали санитары, выискивая живых и раненых, оттаскивая в стороны трупы русских и шведских солдат, причем последних было во много раз больше.

–Пора начинать, не так ли Алексашка?– с хитринкой в глазах спросил своего любимца Петр, выпуская облако вонючего дыма.

–Да уж давно пора, государь,– с некой долей насмешки ответил Меншиков, глядя на замерших неподалеку шведских генералов и высших сановников.

Первым к царю привели принца Вюртембергского плененного в середине сражения, он так был похож на Карла, что Петр по ошибке принял принца за монарха.

–Неужели не увижу сегодня моего брата Карла?– с улыбкой спросил окружающих государь, узнав о своей ошибке.– Не дело сие, сам давеча срамные речи говорил, а в гости не желает идти, что ж придется объявить награду тому, кто приведет пленного Карла, или принесет его тело, генеральский чин тому молодцу пожалую!

По рядам солдат и офицеров пробежала рябь, впрочем, тут же стихнувшая.

–Господа, как пленные офицеры, вы обязаны сдать свои шпаги нашему государю,– выйдя чуть вперед, сказал Меншиков видя, что принц Вюртембергский готов отойти обратно на свое место с оружием.

Пленные ничего не сказали, только обреченно вздохнули, принимая условия как данность. Даже сам принц прекрасно понимал всю подоплеку просьбы-приказа генерала от кавалерии, и он же первым преклонил колено, перед Петром протягивая ему эфес своей шпаги.

–Так не годится господа, я приму шпагу только у брата своего Карла, а у вас пусть примет светлейший князь!– с улыбкой сытого удава сказал собравшимся пленным царь России.

Как неизбежность восприняли выходку Петра пленные шведы, но ничего поделать не могли, подходя к трону, они все равно вставали на колено, правда, протягивали гарды шпаг не царю, а его любимцу, глядя в землю, запоминая минуты позора шведского оружия, минуты, которые навсегда превратятся в вечность! Но это только от высшего офицерского состава Меншиков принимал оружие, у всех штаб– и обер-офицеров принимал генерал Алларт, вяло проявивший себя при недавней битве, стоя с двумя третями войск в ожидании приказа к атаке, которого так и не последовало.

–Господин фельдмаршал, как здравице государя твоего, ныне спешно избежавшего нашего общества?– спросил сразу же Петр, после того как все шведские шпаги были отобраны.

–Благодарю, Великого государя о том, что он заботиться о нашем монархе, которому по причине тяжелого ранения в ногу срочно пришлось за четверть часа до окончания битвы отбыть из нашего лагеря, поручив оную моим заботам,– склонившись в поклоне, ответил фельдмаршал Реншильд.

–Молодец, что крамолу на государя не возводишь, да и весть ты мне хорошую сказал, за это жалую тебе шпагу,… но не твою, фельдмаршал, а российскую!– рядом с троном появился невзрачный человек, несший на вытянутых руках ножны со шпагой.

–Спасибо,– сердечно поблагодарил Петра швед, отступая обратно на свое место.

–Ну, что ж коли больше не на кого мне посмотреть, из гостей,– с нескрываемым превосходством посмотрел на поникших пленных генералов и сановников государь всея Руси.– Знаю я, что говорил вам, господа мой собрат, король шведский, просил вас в мои шатры на обед, и вот вы по его обещанию в мои шатры прибыли! Но вот брат мой Карл ко мне с вами в шатер не пожаловал, в чем пароля своего не сдержал, я его весьма ожидал и сердечно желал, чтоб он в шатрах моих обедал, но когда его величество не изволил пожаловать ко мне на обед, то прошу вас в шатрах моих отобедать.

Перебравшись сразу же после принятия всех шпаг у генералов в свой шатер вместе с окружением, царь махнул рукой вдоль приготовленных столов со снедью, тянущихся не на один десяток метров. Уже выпив по паре чарок, государь поднял свой кубок, делая тост: «За здоровье учителей, за шведов!»

–Хорошо же вы ваше величество отблагодарили своих учителей!– горько-иронически заметил один из шведских генералов.

А спустя полчаса, Реншильд сказал сидящим рядом с ним русским командирам, среди которых был и полковник «Русских витязей», что они с графом Пипером, которого не было на этом обеде, многократно советовали королю прекратить войну с Россией. И заключить с оной вечный мир, но к их глубочайшему сожалению Карл упорно не желал их слушать.

–Мир мне паче всех побед, любезнейшие господа!– воскликнул Петр с головы стола, обращаясь к шведам, рядом с ним лежала его шляпа, прострелянная шведской пулей, а на груди висел медный крест, погнувшийся от шведской пули.

Пленники е сидели и смеялись, пили за здоровье государя, но вот только они никак не могли прийти в себя от ужаса страшной катастрофы, так внезапно оборвавшей навсегда их величкое боевое поприще. После стольких усилий, таких многолетних побед и испытаний кончилось могущество их родины, и померкла слава их непобедимого вождя, ныне бежавшего от тех «диких варваров», которые некогда сами убегали с поля боя близ Нарвы…

–Я ведь говорил вам,– обреченно чуть пьяным голосом протянул шведский генерал Левенгаупт, оглядыв мрачно-пьяные лица своих соотечественников.

–Что вы говорили, генерал?– тут же поинтересовался Прохор, пьющий только по нужде, но никак не по личной необходимости.

Вместо Левенгаупта молодому полковнику ответил пленный шведский фельдмаршал, с печальным видов разглядывая столовые приборы, лежащие перед ним:

–Он нам рассказывал, в секрете от нашего короля, что «Россия пред всеми имеет лучшее войско», но мы ему не поверили. Так же генерал рассказал о битве при Лесной, объявлял, что русское войско непреодолимое. Ибо оно целый день вело непрерывный огонь, а из линии фронта отряд самого генерала смог выти только с большими потерями, при этом оставив весь обоз и артиллерию.

–Нет, мы бились так словно последний раз в этой жизни Альберт!– поднял на разговаривающих о нем мутнеющий взгляд Левенгаупт.– Много раз ружья невозможно было держать, потому что огненными они становились от пуль выпущенных из них, а позади фронтов не видима была земля за множеством падших пуль…

«Вот ведь привирают, любо дорого послушать, даже пьяные себя не обидят! А то наш государь-батюшка не писал Старшему брату о той битве, шведские лгуны, дрались они, видите ли! Да их за милую душу раскололи, они и пикнуть не успели,– про себя со злостью подумал Прохор, не до конца понимая этого странного жеманства с врагом, ведь враг есть враг и истреблять его нужно везде и повсюду!»

Несомненно, Петр тот государь, который достоин всякого восхваления не только своими подданными, но и врагами! Так сейчас думали все пленные, часть которых сейчас сидела за одними столами с русскими воинами, поникнув головами. Да, конечно это были только офицеры, но ведь и обычных шведских солдат не морили голодом, дав им вдосталь воды и по горбушке хлеба.

Остаток обеда, плавно превратившегося в пир, Прохор запомнил плохо, не было на этом праздновании ни четкого порядка, ни каких перерывов, кроме, разумеется, тостов значимых фигур, сидящих за столами. Вино лилось рекой, чаши и кубки пустели столь же быстро как родниковая вода в полуденный июльский зной в руках бурлака. Пиршество, замирая на какие-то минуты, разгоралось вновь, с новым пылом, вновь приносили полные бочонки с вином, тащили жареных поросят, гусей, откуда-то принесли целого теленка, водрузив его в центр стола, напротив места государя.

Недавние враги пили вместе за здравие государя России, желали ему дальнейших подвигов на военном поприще и долгих лет жизни, восхищались его умом и талантом полководца. Подхалимы тоже не забыли внести свое лепту, ну а государь… тот же человек и на лесть ведется, но подходит к ней с практической точки зрения, ведь сама лесть бывает разной: грубой как мужицкий топор или изящной, филигранной, словно стило ювелира. Во всем должна быть мера…

Вот только этой самой меры после четырех часов сидения за столами больше не наблюдалось, причем не только в винопитии, но и в обществе куртизанок и цыган, веселящих уставших солдат, сбрасывающих собственное напряжение всеми доступными способами. Серебряные рубли летели в ладошки распутных дев, взамен солдаты получали утешение на то недолгое время, пока она с ним, позволяя чувствовать себя простым пахарем, вернувшимся с сенокоса в родной дом, забравшегося в постель к своей нареченной.

Не выдержав столь долгого сидения и выйдя на свежий воздух, полковник витязей оказался в некой прострации, слабый ветерок не много согнал дурман алкоголя, но все же не так хорошо как того хотелось самому Прохору. Оставлять надолго застолье нельзя ни в коем случае, это Прохор понимал прекрасно, да и слова цесаревича о поведении при государе, будоражили воображение витязя, чутко улавливающего действительно важные моменты в общении, причем не только со Старшим братом, но и со всеми друзьями. Удивительный талант полковника много раз спасал его из неловких ситуаций, позволяя лавировать в «опасных» разговорах, ежели таковы имели место быть.

–Вышли подышать свежим воздухом, господин полковник?– тихо спросил кто-то за спиной витязя.

–Да, день сегодня чудесный, господин генерал-майор, таких очень мало бывает в году,– ответил, не оборачиваясь, Прохор, глядя на светлое ночное небо, с миллионом светящихся ровным светом точек, сияющих где-то вдали.

–Вы правы, ТАКИХ дней действительно бывает крайне мало, они навечно остаются в умах людей, и не только участников этих событий, но и вообще… человечества,– немного грустно сказал генерал-майор.

–Вы жалеете об этом?– удивленно спросил витязь боярина Третьяка.

–Понимаешь, витязь… сегодня мы все совершили геройский поступок… да-да геройский не спорь, я то знаю что говорю, а что дальше? Нельзя же жить вечным героем,– тихий смешок вырвался из уст боярина.

–Да, вечным героем жить нельзя, но кто говорит, что так должно быть? Не лучше ли быть героем иногда? Давать отдыхать себе и доверившимся тебе людям, тогда когда это необходимо ведь каждый из них сможет стать тем же самым героем. Не это ли действительно нужно всем солдатам?

Даже сейчас, на праздновании победы над шведами в голове Прохора мелькали картины бесконечных рядов колонн измученных солдат, половина которых давным-давно забыла о том, что такое нормальная еда. Да, конечно в корпусе тоже жизнь была не мед, но ведь о братьях то заботились и заботятся, чтобы не случилось! А здесь…

–Опасные речи ведешь полковник, не по чину тебе, да и не твоего ума дело, как в армии дела ведутся. Радуйся, пока можешь, живи, пока живется, а голову в пасть льва не суй, откусят разом, ты даже дернуться не успеешь. И цесаревичу скажи об этом, по душе он мне, пусть примет дружеский совет…– напускная личина добродушия боярина слетала в единый миг, сменяясь волчьим оскалом, мол, говори-говори, но не заговаривайся.

–Старший брат и без моих советов знает, как лучше поступать, господин генерал-майор,– ответил Прохор.

–Хорошо, если он действительно знает, как надо поступать,– вздохнул боярин, поворачиваясь спиной к полковнику Митюха.– Наш государь-батюшка изволил отметить тебя и твоих витязей, полковник, а тебя за столом нет, не порядок. Ступай, бражничай дальше, иначе осерчает царь-батюшка, в немилость впадешь.

–Спасибо за совет, я как раз собирался обратно за стол,– улыбнулся Прохор как можно дружелюбней.

Удивительное дело, но царь Петр действительно ценил в людях их личные качества, полезность для дела. Даже во время застолья по случаю победы в сражении государь выспрашивал у собеседников о разных новшествах в их стране. Причем его интересовало все, начиная от сельского хозяйства и заканчивая корабельным делом. Вот только утолить неуемное желание к познанию русского царя ни мог никто.

–Полковник, что такой квелый? Неужто заскучал здесь, на застолье?– изумленно спросил у Прохора государь.

–Нет, Ваше Величество, просто занемог я, устал, трудный день был, да о солдатах справиться надо, как там они,– ответил полковник витязей.

–Ты им что нянька, что ли?– хмыкнул Петр, постепенно гости стали прислушиваться к разговору государя и молодого офицера.

–Нет, царь-батюшка, не нянька, но вот о раненых заботиться я должен как отец родной,– спокойно сказал Митюха, вызвал смех у половины пьяных гостей, только у четверых на лицах осталась задумчивость, одним из них оказался и сам государь.

–А откуда ты такое узнал, воин? Ведь мало кто так думает то, почитай только лейб-гвардия у меня в заботе. А остальные полки сильно им в фураже и вещах уступают,– царь с интересом смотрел на витязя, будто бы изучал, как одного из уродцев в своей кунтцкамере.

–Сие истины открыл нам, Его Высочество,– чуть склонил голову полковник.

–На словах что ли?– хмыкнул Петр.

–Нет Ваше Величество, цесаревич написал отдельно для витязей Устав…

–Вон оно как, интересные вещи я узнаю, зелоно интересные,– погладив усы протянул государь.– А больше ничего он не писал?

–Никак нет, Ваше Величество.

–А откуда он это узнал, пример с кого брал, ответствуй полковник,– негромко приказал царь.

–С ваших наставлений и артикулов, государь и прусского устава,– ответил Прохор, заученными словами.

«Говори только то, что я тебе говорил, больше ни о чем не упоминай, многое пускай останется тайной, негоже иностранцам и прочим подхалимам знать государеву тайну, все, что нужно я сам отцу расскажу, когда свидимся с ним,– писал в письме Старший брат».

–Вот только многое Его Высочество изменил, под русского воина сделал, где-то убрал, где-то прибавил…

–Интересно, а почему он мне об этом не рассказал, утаил, значит?– грозно нахмурился порядком захмелевший царь.

–Никак нет, Ваше Величество, Его Высочество приказал ни о чем не рассказывать, так как сам хотел рассказать вам, даже с собой привезти хотел, но не успел, уехал за границу, с посольством,– опустив глаза, сказал Прохор, искоса следя за севшим обратно государем, нервно набивающим трубку табаком.

–Хорошо, ежели так. Как только сын приедет, мы с ним потолкуем,– успокоившись, Петр улыбнулся и залпом выпил стоящую перед ним чарку медовухи.

Дальше вся пьянка перешла в монотонное винопитие, с ежеминутными здравицами и пьяным гоготом, прерывающимся изредка чьим-нибудь рыганьем. Воспитание большинства окружения царя России действительно оставляет желать лучшего, правда от «черни» поднявшейся до этих высот недалеко ушли и именитые бояре, в том числе и шведские аристократы, сильно перебравшие медовухи и вина…

Как ни старался Прохор соблюдать меру за столом государя, но, увы, ничего не вышло, были такие здравицы, которые пропустить просто не было возможным ни в коем случае, ну а молодому, не искушенному мужчине много ли надо? В итоге ближе к одиннадцати часам вечера полковник кое-как добрел до своего шатра, где благополучно и уснул. Не видя, что его витязи тоже находятся в изрядном подпитом состоянии. Молодых воинов смогли напоить зрелые седоусые ветераны, с интересом и снисходительностью разглядывая одетых в странную форму витязей.

*****

Утро оказалось сильно испорчено. Голова полковника раскалывалась неимоверно, Прохору хотелось выть, от боли. Единственным утешением оказался половник рассола, неизвестно как оказавшийся рядом с кроватью молодого полковника.

«Видимо кто-то из обозников постарался,– с благодарностью подумал командир витязей, делая большой глоток».

Вообще вся система корпуса «Русских витязей» была немного странной, особенно если ее сравнивать с регулярными полками. Набор в корпус происходит только для малолетних отроков, при этом там они уже делятся на пятерки, и взводы. Десятков как таковых нет в помине. В обоз набирают обслугу, не касающуюся воинских умений и навыков, умудренных опытом ветеранов. Большая часть калеки, не желающие волочить безрадостную жизнь в городских подворотнях или списанные по годам седовласые мужики, не знающие ничего кроме воинского дела, такие как наставник, Михей к примеру. В самом же Корпусе, витязей вообще пестуют исключительно жители Петровки.

Полевые кухни, частенько используемые сначала полком, а потом и неполным полком витязей, хотя и решил множество проблем с питанием воинов, оказались не такими эффективными на месте постоянного базирования. Из-за чего в самой Петровки все полевки, используются только на выезде или дальних рейдах, как нынешний к примеру.

Удивительное дело, но полк «Русских витязей» до сих пор обходят такие проблемы армии как инфекционные заболевания. Быть может из-за того, что питание у воинов много лучше обрабатывается, нежели у всех остальных солдат русской армии, до сих пор питающихся отдельно друг от друга?

Вот и сейчас утро в самом разгаре, а пара хозяйственных взводов, постоянно меняющихся из наличия всех имеющихся за исключением некоторых, уже растапливает четыре полевки, по одной на две сотни витязей. Кто-то готовит котлы, воду, чистит репу, рубит вяленое мясо… Как диковинка отдельно готовится пара мешков картофеля – «земляного яблока» по другому, выращиваемого в Петровке и у помещика Александра Баскакова. Наказ цесаревича по внедрению этого заморского овоща исполняется с неохотой, мало ли чего чудит наследник, но все же в срок. Аккурат по тем нормам, какие указаны Старшим братом, и парой людишек, приехавших с государем-батюшкой из заморских земель, видевших и общавшихся с крестьянами, которые уже выращивают этот картофель у себя в хозяйстве.

Прохор, чувствуя, что тяжесть постепенно улетучивается из головы, быстро собрался и вышел из шатра, предварительно проверив сундуки с привезенным вчера разведчиками добром. Бумаги и золото шведского короля оказались на месте.

–Полковник, завтрак готов, прикажите подать на пробу?!– тут же подскочил к командиру витязей один из поваров, ефрейтор третьего взвода пятой роты Кузьма Дронов.

–Давай, неси, а то ребята уже заждались совсем, вон лица какие понурые, наверное голод мучает,– улыбнулся Прохор глядя на хмурые лица молодых воинов.

Причину столь разительных перемен у своих витязей полковник знал лучше кого бы то ни было, сам страдал этим же, но старался виду не показывать, все же командирская должность обязывает сохранять авторитет. Пускай даже перед своими же сверстниками, еще полтора года назад обучавшимися в одной группе.

Так уж получилось, что в первых походах, когда с витязями был сам цесаревич, снимать пробу перед каждым вкушением пищи всегда предлагалось только ему, потом же когда наследник Русского царства не мог быть вместе с витязями такой чести удостаивался командир сначала батальона, а потом и полка «Русских витязей». Таким образом, постепенно негласно корпус обрастает собственными традициями, где-то странными, где-то непонятными, но все же своими собственными, делающими жизнь кадетов разнообразнее и много интереснее, позволяя чувствовать, что они одно целое, которому предстоит многому учиться и многое узнать.

–Отлично,– подув на деревянный половник, сказал Прохор, делая небольшой глоток, по языку прокатился горячий комок густой каши, сдобренной пряностями и солью.

Что-что, а рацион для витязей Старший брат старался подобрать так, чтобы они всегда были сытыми и довольными, разносолов же, как таковых не было. Разве что по большим православным праздникам: Рождеству, Пасхе, Новому году…

Хотя корпус и требовал больших денег для своего существования, одно обмундирование с фузеями чего стоит, но постепенно переходил на само обеспечение. Кураторами Корпуса, как повелось, стали поручик Преображенского полка Кузьма Астафьев, и купеческий сын Николай Волков, сообща перестраивая хозяйство по тем канонам, которые требовал от них сам цесаревич, согласно собственным измышлениям.

Постепенно разрасталось хозяйство на подворье, забегали квохчущие наседки, закопошились в грязи первые поросята, неуклюже переваливаясь, вышагивали по утоптанной дороге гуси… Даже повседневную одежду, носимую кадетами в своих казармах старались изготавливать прямо тут же на месте, правда сие плохо получалось: сказывалась нехватка рабочих рук. Все же население деревни не дотягивает и до сотни, не считая малолетних чад конечно, и это вместе с купленными в свое время семьями закупов.

Все дела попросту нереально выполнить столь малыми силами. Поэтому по-прежнему много денег вылетает «в трубу» уходя на сторону к местным рязанским мастерам или купцам, с удовольствием, сбывающим льняные и шерстяные ткани на «бездонные» склады рязанского наместника, без лишней волокиты и задержек…

Десять минут и каждый витязь с собственной железной тарелкой сидел на мягких валиках шерстяных полотен, в полсажени шириной и сажень длиной, называемой среди молодых воинов не иначе как скаткой. Полезная обыденная вещь помогала не только в холода, но и в летние сырые вечера, надежно служа витязям в любую погоду, жаль только что от дождя не укрывает, но «это тем паче лишество не нужное, хотя много полезное, коли было бы таковым» как скажет старший наставник Михей.

Ложки стучат по дну, слышны веселые голоса и радостный смех, где-то на окраине временного лагеря витязей, расположившихся отдельно от основной армии, чуть слышно затянули походную песню…

–Пора,– командует сам себе Прохор, отставляя в сторону, пустую плошку.– Сержанта Елисеева ко мне!

Необходимо как можно скорее предстать перед государем с подарком, личным подарком от всего полка, столь удачно захваченным вчера после сражения. Моментом надо уметь пользоваться. А когда лучше, если не тогда, когда эйфория от победы еще не прошла, только чуть угасла? А тут нате вам и пополнение в казну, и важные документы врага! Разве не достойно почестей?

–Сержант Елисеев прибыл!– доложился Руслан, вскидывая ладонь к беретке.

–Бери два десятка своих витязей, сундуки с золотом и бегом ко мне, я буду ждать на выходе,– приказал полковник.

–Есть!

Через пять минут, двадцать воинов с десятью небольшими сундуками золотых талеров спокойно шествовали через просыпающийся после вчерашнего гуляния лагерь, впереди небольшой колонны шел сам командир витязей, неся под мышкой толстую папку, с серебряной тесьмой, замыкал колонну сержант Елисеев.

По мере приближения к шатру государя интерес к юным воинам, несшим непонятные сундуки, возрастал в геометрической прогрессии, дойдя до крайней точки – к Прохору подошел генерал от кавалерии Меншиков, с ухмылкой потребовав от командира витязей показать, что они несут.

–Первым содержимое сундуков может увидеть только наш государь-батюшка,– спокойно ответил Прохор, глядя на злые глаза «полудержавного властелина Руси».

–Ты забываешься, холоп! А ну открыл быстро сундуки, иначе будешь в холодной до конца своей никчемной жизни сидеть!– гаркнул на девятнадцатилетнего полковника Алексашка Меншиков.

–Это вы, господин светлейший князь забываетесь, видимо теперь вы государь Руси-матушки? Раз требуете такого наперед государя?– все так же спокойно сказал Прохор, немного ближе к рукояти сабли сместив свою ладонь.

–Хорошо, не хочешь по хорошему… Схватить его!– скулы светлейшего князя побелели, ноздри дрожали, словно паруса во время шторма.

В толпе зашелестели вынимаемые из ножен клинки, двенадцать витязей оказались в окружении ожидающих дальнейшей команды спешившихся кавалеристов.

–Вы чего замерли?! Я приказал взять их и кинуть в холодную!

–Так нет тут холодной,– кто-то виновато пробубнил в рядах кавалеристов.

–Так зарубите их, к чертовой матери, я не хочу видеть здесь их мерзкие рожи!– чуть ли не брызгая слюной, надрывается Алексашка.

–Стоять! Что здесь происходит?– остановил, было начавших исполнять бредовый приказ генерала от кавалерии драгун властный окрик.

За спиной разъяренного Меншикова замер царь Петр, с интересом глядящий на своего любимца и Прохора.

–Ну? Я жду!– нахмурился государь.

–Этот… полковник,– выплюнул последнее слово Меншиков.– Не подчиняется приказам, из-за этого я приказал арестовать его.

–Да?! Это правда, полковник?

–Нет, Ваше Величество,– спокойно ответил Прохор.– Я всего лишь сказал светлейшему князю, что не покажу ему содержимое сундуков, до той поры пока их не увидит сам государь.

–Что скажешь на это Алексашка? Так дело было, али врет полковник?– насмешливо спросил Петр, хорошо изучивший своего любимца, беззаветно преданного ему и его преобразованиям, но так же беззаветно любивший брать взятки и «подарки».

–Врет, собака!

–Ну, коли так, то давай полковник открывай сундуки, поглядим, посмотрим из-за сего ссора вышла,– немного подумав, сказал государь.

Кивнув первой паре витязей, Прохор самолично подошел к сорванным замкам и откинул крышку, на мгновение, ослепнув от солнечных лучей, заигравших на гранях золотых монет.