Текст книги "Мы - 'Таллинские'"

Автор книги: Иван Орленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Орленко Иван Феофанович
Мы – 'Таллинские'

Орленко Иван Феофанович

Мы – "Таллинские"

Аннотация: : Повесть "Мы – "Таллинские"" явилась итогом многолетней кропотливой работы. Автор стремился по мере возможности подтверждать свои воспоминания документами архивов (следует помнить, что доступ к ним был в те годы серьезно затруднен), данными военно-исторических исследований, вел регулярную переписку с ветеранами полка и энтузиастами, публиковал статьи в периодической печати. Книга издана скромным по советским меркам, но огромным по нынешним временам тиражом 20 000 экземпляров и является в настоящий момент единственным достаточно подробным и корректным официально изданным изложением истории 51-го полка.

С о д е р ж а н и е

Предисловие

С Тихого океана – на Балтику

Задание особой важности

Верность присяге

Маршрутами войны

Снова на Ладоге

Мы – "Таллинские"

"Пленения не будет!"

Через все невзгоды

Над Рижским заливом

Верные боевые друзья

Принимай, земля литовская!

Как лопнул "Ирбенский щит"

В огне сражений

Фашистские транспорты идут на дно

Огненный таран

Твои, Отечество, сыны

Есть сотый!

Все силы Родине!

Завершающие бои

Радость победы

Радость победы

Предисловие

Повесть "Мы – "Таллинские"" явилась итогом многолетней кропотливой работы. Автор стремился по мере возможности подтверждать свои воспоминания документами архивов (следует помнить, что доступ к ним был в те годы серьезно затруднен), данными военно-исторических исследований, вел регулярную переписку с ветеранами полка и энтузиастами, публиковал статьи в периодической печати.

Книга издана скромным по советским меркам, но огромным по нынешним временам тиражом 20 000 экземпляров и является в настоящий момент единственным достаточно подробным и корректным официально изданным изложением истории 51-го полка.

Повесть "Крылатые торпедоносцы" по замыслу автора должна была служить отчасти вторым изданием, отчасти продолжением книги "Мы – "Таллинские"". Накопленный при издании первой книги опыт позволил сделать изложение лучше структурированным, новая рукопись отразила результаты дополнительных изысканий и обсуждений, в ней учтены многочисленные замечания и пожелания, добавлены новые материалы.

На нашем сайте мы используем более поздний текст рукописи "Крылатые торпедоносцы" в качестве основы. Данные повести "Мы – "Таллинские"" привлекаются как дополнительные, на них даются ссылки в основном тексте. Следует отметить, что некоторые материалы повести "Мы – "Таллинские"" не отражены в рукописи "Крылатые торпедоносцы" (например, описание разрушения плотины Свирь-3 ГЭС).

АРХИВ 51-го МТАП

(www.bellabs.ru/51/Book2)

С Тихого океана – на Балтику

Шел тяжелый военный 1943 год.

Программа переподготовки в военно-морском авиационном училище подошла к концу. Жду отправки на фронт. То и дело захожу в штаб, но получаю один и тот же ответ:

"Нет вызова". Наконец, обрадовали – поступаю в распоряжение ВВС Краснознаменного Балтийского флота.

Через несколько дней я был уже в Ленинграде. Принял меня командующий ВВС КБФ генерал-лейтенант авиации Михаил Иванович Самохин. Говорил он со мной недолго. Поинтересовался, какой тип самолета изучил во время переподготовки в училище.

– ИЛ-4, – ответил я. – Осваивали в дневных и ночных полетах, в различных условиях погоды.

– Это хорошо, – произнес генерал. – Как раз то, что нам нужно. Куда бы вы хотели попасть?

Подумав, ответил:

– Я еще не воевал и хотел бы служить в такой части, где есть тихоокеанцы, имеющие боевой опыт.

Генерал посмотрел на меня и сказал:

– Пойдете заместителем командира 51-го минно-торпедного полка по летной подготовке. Он только что создан и приступает к боевым действиям. Там есть и тихоокеанцы. Вылетайте сегодня. О времени вылета вам скажут в отделе кадров. Желаю успеха!

Тот июньский день 1944 года на всю жизнь остался в памяти. Осуществилась моя мечта – я стал фронтовиком! Да еще где? Под Ленинградом!

Последние годы моей службы в авиации протекали на Тихом океане. Здесь я прошел путь от рядового летчика до заместителя командира полка. Но с первых же дней войны я, как и все мои товарищи – дальневосточники, был мыслями там, где в ожесточенных боях решалась судьба Родины. Мы заваливали начальство рапортами с просьбой о переводе в действующую армию.

Ответ звучал категорично:

– У нас свой фронт. Мы здесь тоже решаем ответственные задачи. Вот и настраивайтесь на их образцовое выполнение. Когда будет нужно – пошлем в действующую.

Тех, кто отправлялся на фронт, мы называли счастливчиками. В конце концов среди них оказался и я.

51-й минно-торпедный полк базировался на одном из аэродромов юго-западнее Ленинграда. Самолет, доставивший меня сюда, приземлился перед самыми сумерками. Быстро отыскал КП – хотел представиться командиру.

– Отсутствует, – сообщил дежурный офицер. – Обратитесь к начальнику штаба.

Капитан Николай Иванович Иванов встретил приветливо, сразу стал вводить в курс дела.

– Наша Красная Армия, – сказал он, – ведет активные боевые действия по всему фронту от Белого до Черного моря и, успешно отбивая яростные контратаки врага, гонит его с территории нашей страны. После прорыва блокады Ленинграда фашисты отброшены на юго-запад, в район реки Нарва Чудское озеро – Псков.

Из рассказа начальника штаба мне стало известно, что в Финском заливе враг создал ряд оборонительных районов, минных полей, позиций и дозоров, перекрыл в районе Порккала-Удд – Таллин весь залив сетевыми заграждениями, чтобы не допустить выхода в Балтийское море кораблей КБФ. Морские коммуникации фашистов проходили по финским шхерам и вблизи южного побережья Финского залива.

Вражеские корабли на переходе морем прикрывались истребительной авиацией.

– Основной задачей авиации КБФ, – сообщил Н. Иванов, – является уничтожение боевых кораблей и транспортов врага в Финском заливе, на коммуникациях, ведущих к нему, а также на базах.

Затем капитан рассказал, как формировался полк.

– Пришлось преодолеть много организационных трудностей, – говорил он. – Да, пожалуй, и сейчас их целая куча.

– А главное?

– Боевая подготовка все еще не на высоте.

– Сюда же опытных людей подбирали, – вырвалось у меня.

Иванов ответил не сразу. Потом сказал:

– Летчики, техники и другие специалисты попали к нам по своей настойчивой просьбе. Среди них есть тихоокеанцы и уже повоевавшие экипажи бомбардировщиков. Они, пожалуй, и составляют костяк полка. Есть летчики Гражданского воздушного флота. Они умеют водить самолет в любых погодных условиях, но не имеют даже элементарного представления об использовании боевого торпедного оружия. Немало экипажей из молодежи, только что окончившей авиационные училища по программам и срокам военного времени. Некоторые знают море и корабли только по картинкам и рассказам... Со всеми экипажами предстоит еще большая работа. Вообще, переход летчиков и техников на новый тип самолета, отсутствие навыков боевого торпедометания ставит личный состав полка в очень сложные условия.

Доводы начальника штаба были обоснованными, логичными. Николай Иванович прибыл в полк из академии и вложил много энергии в формирование штаба и служб, в организацию боевой подготовки личного состава. Было у него немало бессонных ночей, переживаний, связанных с неудачами и потерями, но он всегда оставался выдержанным, деловитым, точно в срок решал многочисленные вопросы, которые ставились перед штабом. Командир полка мог на него положиться, а подчиненные воспринимали его указания не только умом, но и сердцем.

Ныне полковник Николай Иванович Иванов – в отставке.

Начальник штаба сообщил мне, что полк имеет на вооружении американские самолеты "Бостон". Хотя эта машина у американцев и считалась штурмовиком, но для боевых действий на малых высотах она не приспособлена. У нее невысокая скорость, слабая маневренность, малый запас прочности. Отсутствие брони и передней штурманской кабины делали ее пилотирование в плохих метеорологических условиях Балтики весьма сложным и очень уязвимым от огня зенитной артиллерии, особенно малокалиберной, автоматической. Честно говоря, мы всегда завидовали летчикам, летавшим на бронированном ИЛ-2 отечественного производства.

Тем не менее "Бостон" в руках советских летчиков, патриотов Родины, стал торпедоносцем, послушным и грозным оружием. Для этого многое сделали Василий Максимович Смирнов, исполнявший обязанности старшего инженера полка, главные руководители технической службы Георгий Федорович Яковлев (ныне полковник запаса) и Владимир Иванович Медведев, а вместе с ними и весь технический состав. Это они переоборудовали машины под торпедоносцы в примитивных условиях, вблизи линии фронта, сделали их пригодными для боевой работы по морским объектам, а затем обеспечивали эксплуатацию самолетов при выполнении сложных боевых задач. Сделать все это было нелегко.

Речь зашла о боевой подготовке летчиков. Ведь для этого открытое море требуется.

– Для отработки торпедометания, – рассказал начальник штаба, использовали "морской" полигон на Ладожском озере. Условия, конечно, не совсем подходящие. Оборудование (катера, буксиры, щиты), хотя и давало возможность экипажам произвести по несколько сбрасываний торпед, отработать в какой-то мере противозенитный маневр, без которого нельзя успешно выполнять задания, но создать полную картину боя не позволяло. Фактически полное представление о тактических элементах боя экипажи получают лишь сейчас, вылетая на боевые задания.

Иванов замолчал, горько усмехнулся и продолжал:

– Полигон находится всего в двадцати километрах от линии фронта. Требуется надежное прикрытие с воздуха. К сожалению, оно не всегда имеется, а это приводит к печальным последствиям. Совсем недавно – 6 июня во время тренировки внезапно появились четыре вражеских истребителя. Они подошли незаметно, на малой высоте и сразу сбили один наш самолет. Экипаж во главе с младшим лейтенантом Жестковым погиб.

Закончив разговор, капитан проводил меня до общежития. Здесь мы и распрощались.

Утром представился командиру полка майору В. М. Кузнецову. Он раньше тоже служил на Тихом океане. Там мы встречались.

Я отправился на аэродром. Он имел бетонированную взлетно-посадочную полосу, удовлетворявшую требованиям эксплуатации торпедоносцев с полной боевой нагрузкой. В конце полосы была произведена глубокая вспашка, созданы "улавливатели" на случай прекращения взлета или отказа тормозов на посадке. Фашисты, отступая, сильно повредили летное поле. Во многих местах виднелись следы засыпанных воронок. "Здорово потрудились наши товарищи из строительного батальона, – невольно подумалось мне. – Не так-то легко подготовить изуродованный аэродром к эксплуатации".

Все поле аэродрома покрылось зеленым ковром дикого клевера с белыми и лиловыми цветами. А вокруг высились красавицы березы и сосны. Они как бы хотели надежно укрыть своими кронами наши самолеты от глаз вражеских разведчиков. Воздух был настоян приятным запахом трав, Слышалось жужжание пчел, щебетание птиц. Совсем мирная картина!

Но аэродром жил своей полнокровной жизнью. Шла подготовка самолетов к боевым вылетам: подвозился боезапас – торпеды, бомбы, мины, патроны... От самолета к самолету сновали бензозаправщики.

Торпедоносцы находились в укрытии. Возле некоторых из них группами стояли летчики, штурманы, техники. Подошел к одной, представился.

– С Тихого? – переспросил улыбаясь высокий белокурый офицер. Земляками, значит, будем.

Кто-то сзади схватил меня за плечо. Я обернулся: передо мной стоял старый сослуживец – майор Илья Ниофитович Пономаренко.

– Ну и ну, – проговорил он, крепко сжимая меня в объятиях. – К нам прибыл. Рад, дружище!

– И я тоже.

Мы не виделись несколько лет. Еще до войны оба попали по специальному партийному набору в отряд курсантов при Харьковском авиационном училище и вместе осваивали летное дело. Он был старшиной отряда, а я секретарем партийной организации.

С первого же дня я проникся к Илье глубокой симпатией. Было в нем что-то юношески задорное, и в то же время раз навсегда решенное. Он твердо знал свое призвание, знал куда ведет выбранная им дорога, что надо делать, чего требует Родина.

А внешне Пономаренко ничем не выделялся. Таких можно встретить часто. У него большие, чуть прищуренные глаза. Худощав, выше среднего роста, немного сутуловат.

Подкупал характер Ильи. Его взгляды покоились на твердых убеждениях. Если возникали какие-либо сомнения, он не мог таить их в себе, делился с товарищами. А на это нужна известная смелость. В принципиальных вопросах был непримирим. Не терпел лжи, лицемерия, бахвальства и был способен сказать человеку в глаза то, что о нем думает. Любил подшучивать над приятелями, но легко воспринимал шутки и в свой адрес.

Мы опять обнялись. Илья сказал, смеясь:

– Верна народная пословица: "Гора с горой не сходится, а человек с человеком – всегда".

Отошли в сторону. Стали вспоминать пережитое. Оказалось, что уже во время советско-финляндского конфликта Илья водил в бой группы бомбардировщиков. Его питомцы еще тогда показали себя бесстрашными и умелыми воздушными бойцами. Потом служил инспектором ВВС Краснознаменного Балтийского флота, заместителем командира 1-го гвардейского минно-торпедного авиационного полка по летной подготовке. И здесь проявились его большие организаторские и педагогические способности. Многие его ученики стали мастерами торпедных атак, грозой вражеских кораблей в море и на базах.

В 51-м минно-торпедном полку Илья тоже был заместителем командира по летной подготовке. Перевод из 1-го гвардейского не был, конечно, повышением по службе, но означал большое доверие, которое ему оказало руководство авиацией флота: не каждый способен создать новую, боеспособную авиачасть.

Рассказы сослуживцев, да и мои наблюдения в дальнейшем показали, что Пономаренко являлся умелым воспитателем.

Подготовка летчиков к боевым действиям, особенно молодых, прибывших из училищ, – процесс длительный и кропотливый. В мирное время их ввод в строй, освоение полетов в сложных условиях длился годами. На фронте обстановка требовала достичь того же за один-два месяца, а то и за недели.

Уместно отметить, что тактика торпедоносцев принципиально отличалась от тактики других видов авиации. Торпедоносцы вели бой на малых высотах в открытом море и, подчас, без истребительного прикрытия. По ним вражеские корабли открывали огонь из всех видов оружия. Каждый экипаж вырабатывал свои приемы ведения боя, совсем не похожие на методы боевых действий другого экипажа, подчас весьма и весьма рискованные. Этого и добивался Илья Пономаренко. Он доводил обучение каждого до конца. Учил и словом, и личным показом. Терпения у него хватало.

От Пономаренко я узнал, что в 51-м полку, среди других полков бомбардировочной авиации, впервые на Балтике внедрялось топмачтовое бомбометание против кораблей и транспортов противника. Такое название оно получило от топовых огней, расположенных на мачтах корабля, на уровне которых и сбрасывались бомбы. Смысл его заключался в том, что самолет подходил к цели на высоте 30 метров и на удалении 200-250 метров сбрасывал серию бомб весом 250-500 или 1000 килограммов каждая.

Бомбы, ударяясь плашмя о водную поверхность, рикошетировали и попадали в борт корабля. Если удачно сбросить серию из четырех бомб, то по крайней мере три поражали цель. Взрыв бомбы происходил не на палубе, где у крупных боевых кораблей наибольшая броня, а ниже защитного пояса и даже под днищем, в наиболее уязвимом месте. Топмачтовое бомбометание значительно проще торпедометания. Поэтому, как правило, все молодые летчики в первых боевых вылетах брали бомбы, а когда становились "обстрелянными" и приобретали боевой опыт, то получали право летать с торпедой.

Творцом внедрения нового способа бомбометания на Балтике был талантливый штурман полка, один из лучших специалистов ВВС КБФ майор Григорий Антонович Заварин. Именно ему, бывшему штурману 8-й авиабригады, поручили готовить летный состав к боевой работе во вновь созданном полку. Заварин обладал прекрасными качествами воспитателя. В нем сочетались строгость и доброта. Причем, строг и требователен он был прежде всего к самому себе.

Григорий Антонович отдавал все силы работе с людьми, за короткое время превращал их в зрелых специалистов, способных летать днем и ночью, в условиях сложной погоды Балтики. Не случайно, в полку пели такую песенку:

"Не надейся пилот на погоду, А надейся на свой самолет. Уничтожишь врага ты и с ходу, Если штурман тебя не подведет".

Однажды экипаж лейтенанта П. А. Шилкина (штурман младший лейтенант П. С. Фальков) вражеских кораблей в море не обнаружил и произвел бомбоудар по запасной цели. На обратном пути летчик уклонился от маршрута, потерял ориентировку и совершил вынужденную посадку. Майор Г. А. Заварин произвел тщательный разбор этого случая со всем летным составом и потребовал подробного изучения района полетов, принял ряд других мер, исключающих такие явления.

Флагманский штурман учил молодых летчиков не только на земле (в классе и на полигоне), но и непосредственно в бою. Вот тому пример.

В начале Великой Отечественной войны, когда полчища фашистов рвались к Ленинграду, флагштурман 8-й авиабригады неоднократно вылетал на боевое задание с молодым летчиком младшим лейтенантом Муравьевым. 11 июля 1941 года в составе его экипажа Заварин уничтожил две вражеские автобензоцистерны в районе Пскова. Командование дало хорошую оценку выполнению задания, но штурман заметил, что летчик недостаточно уверенно действовал в атаке, а главное, не совсем правильно маневрировал в зоне зенитного огня. Разобрав подробно ход полета, флагштурман на следующий день опять вылетел в составе экипажа Муравьева и в районе Горохова уничтожил три грузовых автомашины фашистов. 13 июля состоялся третий вылет с Муравьевым, во время которого в Рижском заливе успешно атаковали с пикирования вражеский транспорт.

– Теперь младшего лейтенанта Муравьева можно допустить к самостоятельным боевым полетам. Экзамен выдержал успешно, в районе цели действовал правильно, – докладывал Заварин командиру авиабригады А. Н. Суханову.

В 51-м полку Заварин работал в тесном контакте с майором Пономаренко. Это было единение двух талантливых авиаторов, мастеров торпедно-бомбовых ударов. Они совместно разрабатывали тактику их нанесения. Боевая жизнь подсказывала, что звено из трех самолетов, узаконенное уставом для бомбардировщиков, нельзя было механически переносить на минно-торпедную авиацию. И хотя до конца войны штатной единицей для торпедоносцев все же оставалось звено трехсамолетного состава, фактически звено состояло из четырех самолетов – двух торпедоносцев и двух топмачтовиков. При непосредственном участии Пономаренко и Заварина был разработан и внедрен метод взаимодействия самолетов звена. Вызвано это было изменением обстановки на коммуникациях противника. Когда вражеские транспорты ходили в одиночку, без прикрытия боевых кораблей, наши самолеты совершали успешные крейсерские полеты или вели "свободную охоту". Весной 1944 года Балтийское море перестало быть "внутренним морем" фашистской Германии. Если год назад вражеские транспорты шли с включенными ходовыми огнями, то теперь картина резко изменилась: на коммуникациях ходили конвои транспортов под сильной охраной боевых кораблей и истребительной авиации. В этих условиях нашим летчикам потребовалось менять и тактические приемы воздействия на противника. Выход в атаку торпедоносца стал возможным только после подавления огня фашистской зенитной артиллерии, особенно малокалиберных автоматических установок.

Вблизи побережья и в базах эту задачу с успехом решали штурмовики ИЛ-2. Когда же пришлось действовать по конвоям в открытом море, у "ИЛов" не хватало радиуса действия. Оставался единственный выход – использовать для этой цели топмачтовики и с помощью их крупнокалиберных пулеметных установок, бомб различного калибра подавлять огонь зенитной артиллерии или уничтожать корабли сопровождения, расчищая путь торпедоносцу и обеспечивая ему выход в атаку для торпедного удара.

Как показала жизнь, роль заместителя командира по летной подготовке и флагманского штурмана полка в подготовке летного состава к боевым действиям была неизмеримо высока, особенно в минно-торпедной авиации. В самые напряженные дни боевой работы, когда тяжелые бои вырывали из нашей среды немало экипажей и им на смену приходило молодое пополнение, мы часто добрым словом вспоминали Героев Советского Союза Илью Ниофитовича Пономаренко и Григория Антоновича Заварина.

...Наш разговор с Пономаренко прервал посыльный. Илью вызывали по телефону из Ленинграда. Встретились часа через два в столовой. Усмехаясь, он сказал:

– Такие дела, друг, что даже поработать вместе с тобой не дали.

– Кто не дал? – вырвалось у меня.

– Командующий, генерал Самохин. Приказал немедленно прибыть в свой штаб. Назначен опять инспектором. Ты ведь прибыл сюда меня сменить. Ничего! Теперь я буду у вас частым гостем, наговоримся.

Илья быстро поел, пожал мне руку и исчез. Вскоре он улетел в Ленинград. А я продолжал знакомиться с личным составом. Люди понравились. Они были закалены духовно, хорошо обучены и готовы лицом к лицу встретиться с фашистами, посягнувшими на нашу священную советскую землю.

* * *

В тот же день я познакомился с заместителем командира полка по политической части майором Григорием Васильевичем Добрицким. О нем немало хороших слов сказали и начальник штаба Иванов, и Илья Пономаренко.

Впоследствии мы с Добрицким подружились. По-отечески заботливый и чуткий к людям, он всегда знал их нужды и чаяния, с любым находил общий язык, умел прийти на помощь в трудную минуту, дать совет. Каждое слово произносил от души, чем и подкупал слушателей.

Однажды, когда 1-я эскадрилья понесла большие потери (в тот день мы потеряли и командира эскадрильи капитана Андрея Лукича Михайлова), у летного состава резко упало настроение. Люди глубоко переживали гибель товарищей, ходили подавленные, а назавтра полку предстояло выполнять новое ответственное задание. Григорий Васильевич решил провести концерт художественной самодеятельности. Вначале некоторые офицеры неодобрительно отнеслись к решению замполита.

В назначенное время мы вдвоем пришли в клуб, а потом робко перешагнули порог еще несколько человек. Петь начал сам замполит, я пытался его поддержать, но оказался плохим помощником. Песню подхватили другие. Понемногу подавленное настроение рассеялось. Расходились жизнерадостные.

– Ну и раскачал ты хлопцев!

– Это еще не все, – ответил Добрицкий. – Сейчас проверю, чтобы в столовой не забыли устроить хороший ужин.

– И без лишней жидкости, конечно?

– Почему же? Именно сейчас положенная норма будет "к месту"!

Таким был наш замполит. Проводить в полет летчиков, сказать им нужное слово перед боем, а потом организовать встречу победителей, нам казалось, что лучше нашего замполита Григория Васильевича Добрицкого никто не мог.

Мы возвратились в штаб. Замполит пригласил меня в свой "кабинет" маленькую рабочую комнату. Зашел разговор о Ленинграде и ленинградцах. Григорий Васильевич сказал:

– Трудно представить себе все то, что пережили и город, и его жители в период блокады. Голод и холод, бесконечные бомбежки и методический артиллерийский обстрел... И так 900 дней и ночей подряд! Сотни тысяч погибших стариков, женщин и детей! Почти по тысяче на каждый день блокады вот итог кровавых дел фашистских извергов... Поэтому и бить их надо еще крепче! Январь 1944 года принес нам радостную весть: войска Ленинградского фронта перешли в наступление и, прорвав вражескую оборону, с тяжелыми боями освобождали священную ленинградскую землю. Фашисты создали вокруг Ленинграда мощные укрепления, поэтому первые километры наступления наших войск были самыми трудными.

В результате наступления советские войска отбросили врага далеко на юго-запад и значительно потеснили его в районе Карельского перешейка.

– Гитлеровцы мечтали совершить прогулку по Невскому, – продолжал Добрицкий. – Что ж, им предоставили такую возможность. Я видел на улицах Ленинграда многотысячные колонны пленных фашистских солдат и офицеров. Где начиналась голова такой колонны, а где кончался хвост, определить было невозможно. Они шли по разрушенному городу, но не как победители, а как преступники, под конвоем наших бойцов. Пленных сопровождали гневные, суровые лица жителей Ленинграда, и на каждом можно было прочесть гордость за свой город – герой, который выдержал тяжелые испытания, но не сдался. У многих на глазах я видел слезы ненависти к тем, кто убил здесь их родных и близких...

* * *

Григорий Васильевич пригласил осмотреть офицерский городок, где жили летчики. Не спеша отправились в путь.

В центре городка находился уютный домик.

– Здесь была вилла командира фашистской авиачасти, – объяснил замполит. – А вокруг жили офицеры. Обратите внимание: городок обнесен несколькими рядами колючей проволоки.

– Зачем?

– Как огня боялись партизан, – ответил Добрицкий. – Да они даже своим нижним чинам не доверяли. У ворот красовалась надпись: "Вход солдатам на территорию офицерского городка строго воспрещен".

Мы осмотрели некоторые пустовавшие жилые помещения. Они хранили следы фашистской "культуры": углем, красками, а то и просто карандашом на стенах были намалеваны непристойные рисунки с пошлыми стихотворными надписями. Все это вызывало отвращение и ненависть к их авторам. Не выдержав, спросил:

– Почему же оставили эту мерзость на стенах?

– Руки еще не дошли, – махнув рукой, сказал майор. – Всего несколько дней прошло, как сюда перебазировались. Сюда никто вселяться не хочет. Но завтра начнем генеральную чистку...

Так прошел первый день моего пребывания в минно-торпедном полку. А потом потекли боевые будни, наполненные удачами и неудачами фронтовой жизни.

Задание особой важности

...Командира полка и начальника штаба вызвали в Ленинград к генералу Самохину. Пробыли они там недолго. Вместе с ними возвратился майор Пономаренко. Весь руководящий состав полка пригласили на КП.

Увидев Пономаренко, я удивился. Он улыбнулся и обронил:

– Прилетел помогать. Зачем? Сам поймешь. Исчезну, когда освоишься.

Когда все собрались, начальник штаба Иванов сказал:

– Получено задание особой важности: разрушить плотину ГЭС на реке Свирь. Мы, недоумевая, переглянулись.

– Да. Разрушить плотину! Жалко, но надо. Другого выхода нет.

Начальник штаба объяснил собравшимся обстановку и задачу полка.

– Темпы наступления наших войск нарастают, – говорил он. – На Карельском перешейке в ходе ожесточенных боев они продвигаются вперед. Настала пора выбить врага с позиций между Ладожским и Онежским озерами. Туда в спешном порядке подтягиваются свежие резервы Красной Армии, артиллерия, колонны танков. На нас возложено ответственное дело, какого еще не знала практика Великой Отечественной войны.

Свирская ГЭС находилась в руках противника и это значительно усложняло наступательные действия наших войск. Мощные оборонительные сооружения фашистов выше гидроэлектростанции дополнялись естественным препятствием скоплением массы воды на реке Свирь, местами шириной более километра. Не исключалась возможность затопления позиций наших наземных войск ниже плотины. Чтобы ликвидировать эту опасность и облегчить наступление наших войск, требовалось спустить воду из водохранилища, для чего нужно было либо открыть шлюзы, либо взорвать плотину. Но поскольку ГЭС находилась у фашистов и шлюзы открыть нельзя, оставался единственный выход – разрушить плотину. Она представляла собой железобетонную стену, длиной около 300 и шириной 13 метров. В левой ее части находился шандор длиной 35 метров.

– Следует учесть, – говорил начальник штаба, – что уровень воды в водохранилище ниже верхнего края плотины на 1,5 – 2 метра. Наибольшая глубина водоема – до 15 метров. Самым уязвимым местом является шандор, он и намечен для разрушения.

На совещании у командующего флотом специалисты высказали различные мнения относительно сил и средств, необходимых для выполнения боевой задачи, но в конце концов все свелось к одному: разрушить плотину можно только торпедным ударом, постановкой плавающих мин и, наконец, топмачтовым бомбометанием, при котором достигается наибольшая вероятность попадания.

– Нам, – продолжал начальник штаба, – приказано выделить восемь топмачтовиков. Они будут взаимодействовать с пятеркой торпедоносцев и миноносцев. Выполнение задания назначено на 20 – 21 июня 1944 года. Первыми с наступлением рассвета наносят удар торпедоносцы, а затем – топмачтовики. Последними сбрасывают плавающие мины миноносцы.

– Кто из наших будет участвовать? – спросил штурман полка.

– Хотели об этом с вами посоветоваться, – ответил командир полка.

– Думаю, что надо это поручить эскадрилье капитана Тихомирова, предложил майор Добрицкий.

Все согласились с замполитом. Выбор пал не случайно. До войны Иван Васильевич Тихомиров жил в Ленинграде. Он любил в нем каждый уголок, каждый камушек, а воевать пришлось на других фронтах. Долго и настойчиво просил командование перевести в ряды защитников Ленинграда. Наконец, просьбу удовлетворили – его направили в 51-й минно-торпедный полк.

За короткое время пребывания в полку капитан завоевал всеобщее уважение к себе. Его авторитет основывался на высоком летном мастерстве, глубокой человечности, строгой, но справедливой требовательности. Подчиненные верили ему, а в этом залог того, что в бою они выполнят любой приказ командира, пойдут за ним на любое испытание.

На какую-то минуту все замолчали. Нарушил тишину майор Пономаренко. Он сказал:

– Тихомиров – опытный, смелый летчик и умелый руководитель. Но и задание дано сложное и ответственное. Для многих из экипажей это первое суровое испытание. Выдержат ли они? Думаю, что выдержат. Тут многое и от нас зависит.

Майора поддержал начальник штаба Иванов:

– Нужно тщательно подготовиться к операции. Враг несомненно окажет сильное противодействие зенитной артиллерией и истребительной авиацией. Надо быть готовым к любой неожиданности, следует все предусмотреть, ничего не упустить. В бою любой просчет обходится дорого...

Подготовка к операции развернулась в тот же день.

19 июня эскадрилья Тихомирова провела последний раз усиленную тренировку. Для наглядного изучения цели и безошибочного выхода на нее с малых высот, вблизи линии фронта на сухопутном полигоне, почти в натуральную величину полигонная команда известью изобразила Свирскую ГЭС, на которую каждый экипаж сделал по два-три захода.

Тщательно на картах экипажи изучили район цели. Но тут выяснилось, что на полигоне бомбы весом более 250 килограммов еще никто не сбрасывал. Как же определить баллистические данные бомб более крупного калибра, скажем, 500 и 1000 килограммов, которые будут сброшены на цель? В разрешении этой задачи большая заслуга принадлежала Пономаренко и Заварину. Но и это не все. Из выделенных восьми самолетов наружными держателями тяжелых бомб были оборудованы только четыре самолета, остальные имели внутрифюзеляжные держатели для подвески лишь 250-килограммовых бомб.